— Так ты не призрак! — воскликнул Сэмсон, хватая его за шиворот. — Ты ведь Джои, верно?
— Какого черта ты убегал… от нас? — задыхаясь, бормотал О'Брайен. — Мне просто надо… с тобой потолковать.
— Я никому ничего не говорил! Передайте мистеру Лоуренсу, что я не сказал ни слова. И вернулся только потому, что зимы в Массачусетсе слишком холодные для моих костей!
О'Брайен бросил взгляд на Сэмсона, потом снова посмотрел на Джои. Сэмсон осторожно помог своему пленнику подняться на ноги, но не отпустил его, опасаясь, что тот снова даст стрекача.
— Меня зовут О'Брайен. Я управляющий на заводе Лоуренса. — У него не было никакого желания говорить о том, каким образом он связан с Лиз. — Все считают, что ты погиб.
Джои нервно сглотнул. Было очевидно, что он испуган до смерти.
— Послушай-ка, или ты мне все расскажешь сам, или мне придется выколотить из тебя ответы, — нетерпеливо сказал О'Брайен.
Джои посмотрел на Сэмсона, как бы ожидая подтверждения угрозы.
— Лучше тебе потолковать с ним, — сказал Сэмсон. — От этого человека так просто не отделаешься. Советую тебе опасаться его больше, чем мистера Джессопа.
— Мистер Лоуренс обещал разделаться со мной, если я кому-нибудь расскажу.
Джои смотрел на О'Брайена округлившимися от ужаса глазами.
— Пройдем в таверну, ни к чему стоять посреди улицы, — предложил О'Брайен, указывая на соседний дом. Они с Сэмсоном взяли Джои под руки и повели, стараясь при этом выглядеть не слишком подозрительно. — Мы докопаемся до сути, Джои, или тебе придется кормить рыб в бухте Филадельфии, — заметил О'Брайен пугающе ровным голосом.
Элизабет склонилась над новой сосновой колыбелькой и положила в нее свою спящую дочку. Младенец тихонько заворковал, уютно расположившись в постельке.
Элизабет улыбнулась, как улыбаются только счастливые молодые матери. Она так боялась появления этого ребенка, боялась, что не сможет его любить. Но О'Брайен оказался прав. Он был кругом прав, она же ошибалась во всем. Она мучилась этим все прошедшие месяцы. И из-за своих злосчастных страхов мучила окружающих. Но стоило ей приложить малышку к груди, любовь и нежность к ней захлестнули Элизабет горячей волной, как и предсказывал О'Брайен. И теперь, по прошествии трех дней, она уже не представляла жизни без этого маленького существа.
Элизабет подоткнула одеяльце вокруг малышки и села на край кровати полюбоваться ею. Последние три дня были лучшими в ее жизни, но они дались ей тяжело.
В горле у нее стал тугой комок. Она попыталась справиться с собой. Ей так невыносимо хотелось, чтобы О'Брайен сейчас, прямо сию минуту, оказался рядом, что она ощущала почти физическую боль и тоску по нему. Но, конечно, нечего было и надеяться на его возвращение. Он вместе с Сэмсоном добывает в Филадельфии новый жернов. И, если он не вернется вообще, то винить ей придется только себя. Она так гадко обращалась с ним. Если у О'Брайена есть своя голова на плечах, то, по ее мнению, он должен продолжить свой путь на север и даже не оглянуться на нее.
По щеке Элизабет поползла слеза, и она смахнула ее. Несмотря на поздний час, она послала Кэти принести ей ужин. Негоже девушке видеть, что хозяйка плакала.
Элизабет извлекла из рукава платок и промокнула глаза. Если бы малышка была хоть чуть постарше, Элизабет схватила бы ребенка в охапку и отправилась в Филадельфию на поиски О'Брайена. Она испытывала потребность сказать ему, как жалеет о своем неразумии, признаться, как она его любит. Даже если он и возненавидел ее, ей необходимо, чтобы он узнал о ее чувствах, о ее раскаянии до того, как уедет совсем.
Кроме того, она должна сказать ему о другом ребенке.
Элизабет поднялась и подошла к открытому окну. Она слушала нежное постукивание дождевых капель по оконному стеклу. И по ее щекам катились слезы, похожие на капли дождя.
Большая часть происшедшего представлялась ей чем-то вроде сна. И обстоятельства рождения Морган вспоминались смутно, сквозь туман. Она вспоминала, как гуляла вдоль реки, а потом отправилась с Клер в дом Джессопа. Остальное помнила неясно — все представало какими-то кусками и обрывками. Помнила схватки, толчки ребенка, но так, будто это происходило не с ней, а с кем-то другим.
Но она совершенно отчетливо запомнила крик ребенка — сначала один, потом, несколькими минутами позже — другой. Она была почти уверена, что родила двоих младенцев… или это был только сон?
Потом, когда все уже было позади и Элизабет прижимала к себе Морган, она спросила Клер о втором малыше. Младенец умер? Она ведь даже не знала, какого пола он был.
Но Клер с загадочным выражением лица ответила — другого ребенка не было. Она заботливо принесла Элизабет успокоительного чаю, попросив ее отдохнуть. Унылая экономка с кислой физиономией тоже подтвердила, что второго младенца не было. Она даже рассмеялась над фантазиями Элизабет. По ее словам, женщины в родовых муках часто подвержены галлюцинациям. Вот, к примеру, ей самой привиделось, будто она родила не сына, а овцу. И теперь, оглядываясь на прошлое, она склоняется к мысли, что ей и впрямь лучше было бы родить овцу, чем такого сына.
Элизабет провела у Клер целый день, баюкая ребенка, а Клер и Марта все время поили ее своим целебным чаем. Но довольно скоро Элизабет осознала, что этот чай действует на нее не самым благотворным образом — что-то в нем было такое… Даже боль ей казалась более желанной, чем онемение, наступавшее всякий раз после этого чая. И потому она отказалась его пить.
Когда Нгози пришла навестить ее, Элизабет настоятельно потребовала перевезти ее домой, или она с Божьей помощью вернется пешком, неся дочку на руках. Тем более что как только она перестала пить целебный чай, у нее сразу прибавилось сил.
И вчера вечером Нгози и Джонни забрали ее из дома Джессопа. Элизабет из опасения, что у нее заподозрят психоз, обычный для молодой матери, никому не сказала про второго ребенка ни слова. Она старалась убедить и себя: все это было лишь сном и постепенно забудется, но память ее хранила крик второго ребенка, и чем дольше она прижимала к груди Морган, тем сильнее тосковала по второму малышу.
Пронзительный женский вопль вырвал Элизабет из задумчивости. От ужаса у нее даже волосы зашевелились. Она рванулась к двери своей спальни и распахнула ее.
— Кэти? — позвала Элизабет.
Она взглянула вниз, и внутри у нее что-то оборвалось.
Кэти лежала на полу холла навзничь, из ее перерезанного горла текла кровь, а глаза безжизненно уставились в потолок. Вокруг нее в луже темной крови валялись чашки и миски, разлетевшиеся с подноса, который она несла своей госпоже. Больше в поле зрения не было никого, но Элизабет была уверена: в доме кто-то прячется.
Она бросилась в спальню и заперла дверь. Сердце ее бешено колотилось. Оружия при ней не было, пистолет остался в конторе. Что же делать? Позвать на помощь? Но ведь и другую служанку может постигнуть участь Кэти!
Элизабет схватила спящего ребенка. Расширенными от страха глазами она смотрела, как дверная ручка медленно начала поворачиваться. Как спастись? Как спасти маленькую Морган? И тут она увидела открытое окно.
30
Ручка двери задергалась, потом раздался скрежет. Элизабет подхватила сверток с попискивающим ребенком под мышку и кинулась к окну.
Она услышала тяжелый удар в дверь, затрещал косяк. Кто-то ломился к ней… От ужаса грудь Элизабет сдавило так, что стало трудно дышать. Она распахнула окно настежь и попыталась вылезти на крышу. Она и понятия не имела, куда побежит, но нельзя же оставаться на месте и ждать, пока ее зарежут, как Кэти.
Элизабет перелезла через подоконник, когда дверь подалась. Прыгая на крышу кухни и захлопывая за собой окно, она успела увидеть своего преследователя. Это был индеец в одежде из бизоньих шкур.
Индеец? Но чего ради он охотится за ней? Если это грабитель, то должен бы просто взять ее драгоценности и поскорее удалиться.
Малышка Морган похныкивала у ее плеча, а Элизабет, босая, в одном халате, неслась по скользкой от дождя черепичной крыше. Дождь усилился, и теперь и Элизабет, и ребенок промокли до костей. Тишину раскололи раскаты грома, потом молния осветила все своим жутковатым светом.
Элизабет слышала, как за ее спиной открывается окно, но у нее не было времени оглянуться. Она уже добралась до края крыши. Отсюда был один путь — на крышу пристройки, вплотную примыкавшей к кухне. С минуту она помедлила, ощущая босыми ступнями теплую и влажную черепицу. Она пыталась утихомирить кричащую Морган.
Ливень заливал Элизабет глаза, она с трудом видела сквозь его пелену. Морган извивалась в мокром одеяле и громко протестующе плакала. До крыши пристройки, едва различимой внизу, было не меньше восьми или десяти футов. Как ей спуститься с ребенком на руках?
Элизабет снова обернулась. Индеец нагонял ее, она различала осторожные шлепки его мокасин. При новой вспышке молнии, пронзившей мрак, она заметила в его руке нож с длинным лезвием. Наверное, на нем еще не высохла кровь Кэти.
С криком ужаса Элизабет прыгнула, не выпуская малышку из рук, и, ударившись о жесткую, крытую кедровой дранкой крышу, покатилась по ней, крепко прижимая к себе Морган.
— Лиз!
Она услышала его голос, донесшийся до нее снизу.
О'Брайен. Господи, Иисусе сладчайший, это О'Брайен! Он вернулся к ней. Он не даст этому безумцу убить ее и их ребенка. Она будто предчувствовала это!
— О'Брайен! — закричала она. — Мы здесь, на крыше кухни!
Оттолкнувшись от кедровой дранки, она подползла к краю крыши. Малышка, целая и невредимая, оправившись от падения, кричала во всю глотку и сучила крошечными ручками и ножками.
— Лиз!
— Сюда!
Она увидела О'Брайена. Рядом стоял Сэмсон, стараясь держать фонарь как можно выше над головой. На обоих нитки сухой не было.
— Что, черт возьми, ты делаешь на крыше?
— Он гонится за мной! — Голос ее дрожал и срывался.
— Кто?
— Не знаю! Возьми ее! Возьми Морган! Не дай ему убить ее! Держи, О'Брайен! — кричала впавшая в истерику Элизабет.
К счастью, О'Брайен сразу понял, что медлить нельзя. Он вытянул руки, и Элизабет, перегнувшись через край крыши, уронила Морган на руки ее отца. Сердце ее сжалось, когда она выпустила крошку из рук. Но она знала, что О'Брайен ее поймает. Теперь, даже если этот безумный индеец настигнет и убьет ее, с отцом Морган будет в безопасности. В ту же минуту Элизабет почувствовала руку на своем плече: преследователь схватил ее. Она вскрикнула, обернулась и начала отчаянно отбиваться. Кулаки ее бешено молотили по груди индейца.
— Лиз! — громко позвал О'Брайен.
Стараясь не думать, что индеец в любой момент может ударить ее ножом, она неистово сопротивлялась. Ее ногти вонзились в лицо преследователя, она пыталась выцарапать ему глаза, добраться до горла. Индеец был много сильнее ее, но ей было за что бороться и очень хотелось выжить. Поскользнувшись на мокрой дранке, Элизабет упала, увлекая за собой индейца, и на нее нахлынул исходящий от него запах виски и невыделанных шкур. Индеец оказался в опасной близости к краю крыши.
Сквозь завесу непрекращающегося дождя при новой вспышке молнии она увидела, как он пытается подняться. Элизабет выпростала ногу из намокшей одежды и с силой нанесла ему удар. С гортанным криком индеец соскользнул на землю.
Элизабет подползла к самому краю и увидела, что убийца, шатаясь, встал на ноги, все еще не выпуская из рук смертоносного оружия.
Дальше все произошло очень быстро. На руках О'Брайена лежал младенец, но Сэмсон бросился на преследователя Элизабет, пытаясь опрокинуть его. Он был безоружен, и Элизабет успела заметить выражение изумления на лице Сэмсона, когда индеец вонзил нож в его грудь.
Видя, как Сэмсон опускается в мокрую траву, Элизабет в отчаянии застонала. Следующими жертвами негодяя будут О'Брайен и ее малютка! Прежде чем она сумеет спрыгнуть с крыши, они будут мертвы. Тогда и ей не для чего жить!
Но тотчас же двор озарила яркая вспышка. Однако то была не молния. За проблеском света последовал звук выстрела. О'Брайен держал в руках дымящееся кремневое ружье. Он стрелял в упор.
Пуля угодила индейцу в грудь, и он упал мертвым в лужу, его черные косы разметались по раскисшей земле.
Элизабет, вцепившись в край крыши, сначала повисла на ней, потом спрыгнула. Фонтанчики грязной воды забрызгали ее голые ноги. Элизабет бросилась к Сэмсону и опустилась возле него на колени. Она приподняла его голову и при свете фонаря, брошенного на землю, увидела, что он ей улыбается.
— Сэмсон! — прошептала Элизабет. Зажимая рукой кровоточащую рану на груди и опираясь на ее руку, он приподнялся и сел. Смертоносное лезвие прошло совсем рядом с его сердцем.
— Не беспокойтесь, хозяйка. Моя Нгози быстро поставит меня на ноги целебными отварами и бальзамами.
К тому времени отовсюду начали сбегаться люди. Полуодетые мужчины, вооруженные пистолетами и мушкетами, встревоженные женщины собирались вокруг тела убитого индейца, испуганно вскрикивая и переговариваясь. Должно быть, и до Рабочего Холма донесся звук выстрела, потому что Элизабет слышала топот бегущих ног. Люди спешили на подмогу по кратчайшей дороге через лес.
Элизабет медленно поднялась с колен, глядя на О'Брайена. Он не отрывал взгляда от крошечного свертка, который баюкал на руках. По лицу его стекали ручейки дождя.
Морган уже успокоилась и издавала негромкие умиротворенные звуки. Элизабет медленно приблизилась к нему, не в силах совладать с обуревавшим ее волнением.
«Дай мне еще одну возможность, — молча молила она Бога. — Пожалуйста! Я люблю тебя, О'Брайен, ты так мне нужен!»
Она остановилась возле него, глядя на прелестную маленькую девочку, которая навсегда их связала.
— На вас любо-дорого посмотреть, мистер О'Брайен, — поддразнила она его. — Улыбка у вас прямо до ушей.
И тут она заметила, что в глазах О'Брайена стоят слезы. Он отер их тыльной стороной руки.
— Какая красавица, правда, Лиз?
— Я тоже так думаю, но я, возможно, слишком пристрастна.
Он погладил дочку по очаровательной круглой головке.
— Она ведь рыжая, как мои братья и сестры. Элизабет усмехнулась.
— Думаю, Бог наказал меня за все то, что я говорила о рыжих женщинах.
— О, Лиз. — О'Брайен крепко прижал ее к себе, целуя в мокрые губы. — Нам нужно поговорить. Я должен многое тебе сказать.
Элизабет вцепилась в его рукав.
— Индеец убил Кэти, а я до сих пор не знаю почему.
— Мне кажется, я знаю. Поговорим об этом в доме.
— Я тоже должна тебе кое-что рассказать, — прошептала Элизабет, прижимаясь щекой к его плечу.
— Давай-ка внесем ее в дом, — предложил О'Брайен, помолчал, потом осведомился: — А как ее зовут? Я даже не знаю ее имени. И когда она родилась?
— Морган. Морган О'Брайен. Сегодня ей исполнилось три дня от роду.
— О Господи! Я так виноват, Лиз!
Он снова поцеловал ее, и они нырнули под крышу сквозь пелену непрекращающегося дождя и оказались в уютной, теплой кухне.
Чуть позже, переодевшись во все сухое, Элизабет и О'Брайен встретились внизу, в гостиной. На ней было несколько плотных нижних юбок, и на плечи накинута простая неяркая шаль, а на ногах ее излюбленные ботинки, на нем же его привычная одежда — панталоны и миткалевая рубашка.
Элизабет покормила дочку и устроила в колыбельке, подоткнув со всех сторон одеяльце.
Тело Кэти забрал ее жених, чтобы подготовить к достойному погребению на кладбище возле Рабочего Холма. Элизабет советовала Нгози и Сэмсону оставаться дома и поостеречься, но Нгози, уложив раненого мужа, пришла посидеть с Морган.
О'Брайен плотно притворил за собой дверь гостиной, чтобы никто их не услышал. Он протянул к ней руки, и она вошла в их кольцо.
Уткнувшись лицом ему в плечо, Элизабет бормотала:
— Прости. Я вела себя ужасно глупо все последние месяцы. Я так боялась появления ребенка, так боялась полюбить тебя.
— Мне тоже есть за что просить у тебя прощения, — ответил О'Брайен, отводя локоны с ее щеки и целуя ее. — Я был редким тупицей, настоящей свиньей, даже не мог разглядеть того, что было у меня под самым пятачком. — Он приподнял пальцем кончик носа. — Но Сэмсон раскрыл мне глаза.
На мгновение он отвел взгляд, а когда вновь посмотрел на нее, на лице его читалось волнение и неподдельное чувство.
— Все эти месяцы я не видел очевидного или пытался не видеть. Я люблю тебя, Лиз. Должно быть, полюбил с того первого дня, как приехал на завод Лоуренса.
— Это когда дал мне оплеуху? — поддразнила Элизабет.
Они дружно рассмеялись.
— Неужели мы могли быть такими чертовыми упрямцами и так глупо тратить время? — спросила она. — Отчего у меня не хватило ума приблизиться к тебе и опереться на тебя, вместо того чтобы отталкивать!
Она провела рукой по его небритой щеке.
— Но я люблю тебя, — прошептала Элизабет. Он привлек ее к себе, разглаживая ее непокорные пряди.
— И все же я никогда не буду таким, каким ты хотела бы меня видеть, Лиз Ты должна это понимать
Она подняла глаза и посмотрела ему в лицо.
— А я и не хочу, чтоб ты был другим, — она опустила глаза. — Раньше хотела. Но это было очень глупо с моей стороны. Мне не нужен такой человек, как Джессоп. Знаю, что он делает все как надо: читает нужные книги, одевается, как положено джентльмену, и в друзьях у него только нужные люди. — Она скорчила гримаску. — Но потому-то я и не хотела выходить за него.
Заметив, как внезапно помрачнел О'Брайен, и все еще не отпуская его, Элизабет спросила:
— Что с тобой?
Им предстоит еще много сказать друг другу, многим поделиться. Это потребует немало времени, но Элизабет не сомневалась: вместе они смогут справиться со всем.
— Нелегко начать такой разговор, Лиз. Думаю, я знаю, почему здесь появился этот индеец. Он пытался убить нас обоих, покончить с нами. И я догадываюсь, кто его послал.
Она предостерегающе подняла руку.
— Нет, подожди. Не говори мне этого. Пока не говори. — Она взяла его ладонь и сжала ее. — Мне самой надо кое-что сказать тебе. Боюсь, сейчас ты едва ли мне поверишь, но попытайся.
О'Брайен терпеливо, не перебивая, выслушал ее странный рассказ об обстоятельствах рождения Морган. Он задал ей несколько вопросов, но в основном только слушал и кивал головой, побуждая продолжать рассказ. Наконец она закончила свое повествование и замерла, всматриваясь в его блестящие зеленые глаза и взглядом моля его поверить ей.
— Но доказательств тому нет, — проговорил он, помолчав. — Это только предположение, Лиз.
— Понимаю, — прошептала она с дрожью в голосе. Она снова взяла его руку и поднесла к левой груди, где билось ее сердце. — Но прошу тебя поверить в то, что я чувствую сердцем. — Она попыталась совладать со слезами. — Если ребенок умер, я готова с этим примириться. Но я должна знать правду.
С минуту он смотрел ей в глаза.
— И ты думаешь, это дело рук Клер? Или экономка тоже замешана в эту историю?
Элизабет всплеснула руками.
— Не знаю. Но наш ребенок пропал, и, жив ли он или мертв, необходимо все выяснить.
— Ну, если ребенок у Клер, то мы отыщем его, — сказал О'Брайен, хмурясь. — Но ведь и Джессопу должно быть об этом известно. Нельзя держать ребенка в доме и скрыть это от хозяина.
Элизабет покачала головой.
— Джессоп еще не вернулся из Дувра.
— Да, — задумчиво кивнул О'Брайен. — Думаю, его и не должно быть дома.
— Почему?
Он махнул рукой.
— Я расскажу тебе об этом позже. Пусть все движется своим чередом. Идем.
— Пойдем теперь же? Сейчас?
— Сейчас. Нгози останется с Морган до нашего возвращения. — Обняв за плечи, он повел Элизабет к выходу. — Сможешь ехать верхом? Так будет скорее.
— Да. Конечно, смогу!
Она опередила его, торопясь из гостиной.
— Мы сами оседлаем лошадей.
Ко времени, когда Элизабет и О'Брайен добрались до дома Джессопа, гроза почти прекратилась. Шел только мелкий дождик.
Они спешились и подошли к дверям. О'Брайен подергал ручку и постучал кулаком. Почти тотчас же дверь отворила заспанная Клер. В своей тонкой белой ночной сорочке, украшенной лентами у выреза и запястий, она была похожа на ангела.
— Где ребенок, Клер? — спросил О'Брайен, проходя мимо нее в холл. Элизабет следовала за ним.
— Что? — Клер смотрела на него широко раскрытыми глазами.
— Ребенок. В ту ночь Лиз родила двоих младенцев, а домой вернулась только с одним.
Клер решительно тряхнула головой.
— Один ребенок. У Лиз только один. — О'Брайен смотрел в темный холл.
— А где экономка? Я хочу с ней поговорить! Немедленно!
Клер выпятила нижнюю губу.
— Она уехала. Я дала ей денег и велела искать новое место. Она мне никогда не нравилась.
О'Брайен переглянулся с Лиз. Они оба поняли, что дело нечисто.
— Посмотрите на меня, Клер, — сказал О'Брайен. — Клер, смотрите мне прямо в глаза.
Она медленно обратила к нему бледное лицо: по щекам ее сползали слезинки.
— Клер, я всегда был вам другом, с того самого момента, как появился здесь.
Она кивнула.
— Вы всегда были моим другом. Вы всегда были добры ко мне, никогда не сказали дурного слова.
— Верно. А ведь друзья должны быть честны друг с другом, не должны лгать. А теперь скажите, что случилось с другим ребенком. Его забрала экономка? Нам нужно узнать правду.
— Один ребенок для Лиз, другой для Клер, — пробормотала Клер нараспев.
Элизабет зажала рот рукой, чтобы не закричать. Пускай О'Брайен разговаривает с Клер. Только он и может чего-то добиться от нее.
О'Брайен предложил Клер руку.
— Покажите мне своего ребенка, Клер. Я хочу посмотреть на него.
Внезапно все лицо ее осветилось.
— Хотите его видеть? О, это такой хорошенький мальчик!
К горлу Элизабет подступали рыдания, но она попыталась взять себя в руки. Теперь жизнь ребенка зависит от того, как поведут себя они с О'Брайеном.
Клер приложила пальчик к губам:
— Тш-ш. Вам придется вести себя очень тихо. Ребенок спит. — Она подняла со стола лампу. — Идите на цыпочках.
Элизабет и О'Брайен без возражений последовали за ней. Клер прошла через холл, миновала еще один коридор поуже, ведущий в кухню, куда Лиз никогда не случалось заходить. Под лестницей была незаметная дверь. Клер отворила ее и повела их вниз, в подвал. Они спустились по крутым ступенькам и пошли по темному коридору, в конце которого брезжил свет.
Элизабет изо всех сил сдерживалась: ей хотелось рвануться вперед и обогнать Клер. О'Брайен предупреждающе сжал ее руку. «Осторожней!» — говорило его пожатие.
Так они проследовали до тесного помещения, где была оставлена зажженная лампа. У дальней стены Элизабет разглядела старую колыбель, а в ней сверток в одеяльце.
Элизабет будто приросла к месту. Из колыбели не было слышно ни звука, не было заметно движения. Неужели ее сын мертв? Неужели он родился мертвым, и Клер даже не поняла этого?
Клер улыбнулась.
— Хотите подержать его?
Элизабет была не в силах сделать и шага вперед к безмолвной колыбельке.
О'Брайен отпустил ее руку и вслед за Клер подошел к колыбели.
— Да. Я бы с радостью подержал его на руках, — сказал он самым веселым тоном, на какой был способен.
По щекам Элизабет катились слезы. Она видела, как Клер передала О'Брайену все еще безмолвный сверток. Элизабет затаила дыхание: ее муж приподнял белоснежное одеяльце, и под ним сверкнули в свете лампы ярко-рыжие волосики.
— Он?.. — Элизабет была не в силах договорить.
О'Брайен прикоснулся к ребенку и тотчас же поднял голову и улыбнулся ей.
— Слава тебе Господи! — приглушенно вскрикнула Элизабет и бросилась к О'Брайену, спеша посмотреть на своего ребенка. Это был хорошенький рыжий мальчик, который мирно спал у него на руках. О'Брайен осторожно передал малыша Элизабет и повернулся к Клер, которая гордо улыбалась, как счастливая мать.
— У вас очень красивый мальчик, Клер.
— Он много ест, — кивнула Клер.
— Ты кормила его? — удивленно спросила Элизабет.
— Конечно, козьим молоком. Марта давала его своим детям, когда у нее пропало молоко. Я тоже кормила своего козьим молоком, и он ел и ел.
Внезапно Элизабет испугалась: где Марта? Вдруг Клер сделала с ней что-нибудь ужасное, чтоб та не проговорилась?
— Клер, — спросила она очень мягко, — куда подевалась Марта?
— Я же сказала, она уехала с полным карманом денег. Она говорила, я не могу оставить ребенка у себя. Но я пригрозила пожаловаться Джессопу, и уж он бы заставил ее замолчать. Она его боялась и согласилась уйти, если я дам ей денег. — Клер невинно улыбнулась. — Я дала ей целую охапку из сейфа Джессопа.
Элизабет чуть не засмеялась. Все это было бы смешно, если бы Клер не была больна. Внезапно в погребе раздались шаги, и в комнату вошел Джессоп. О'Брайен сильнее сжал руку Элизабет. Джессоп был в шелковом халате, со спутанными волосами, как будто только что проснулся.
— Что здесь происходит? — спросил он резко.
— А я думал, вы останетесь в Дувре, чтобы никто вас не заподозрил, когда нас зарежут в собственных постелях, — разгневанно произнес О'Брайен.
Элизабет с удивлением посмотрела на О'Брайена: неужели это Джессоп подослал индейца?
— Не понимаю, о чем вы говорите. Я приехал домой, тревожась за сестру, — мрачно ответил Джессоп. Он щелкнул пальцами. — Сестра, немедленно подойди сюда и объясни, что здесь происходит. Откуда этот ребенок?
— Это мой сыночек, братец, — улыбнулась Клер. — Помнишь, он умер, а теперь вернулся ко мне. Хочешь подержать его?
Элизабет сильнее прижала к себе малыша и почувствовала, как напрягся О'Брайен. На лице Джессопа появилось странное выражение.
— Что ты такое лепечешь! Немедленно марш в свою комнату! — заорал он.
— Однажды ты уже отобрал у меня ребенка, но больше тебе это не удастся, — решительно замотала головой Клер. — Ты сказал, что я была очень плохой и у меня в животике завелся ребенок. Ты позвал ту женщину, она причинила мне боль, и ребенок появился на свет мертвым. Ты говорил, то было Божье наказание за мои грехи. Но этот ребенок жив!
— Хватит! — закричал Джессоп, его лицо покраснело, как свекла.
— Ты сам всегда был плохим. Еще когда я была маленькой девочкой. Ты меня обвинял, будто я заставляю тебя прикасаться ко мне. Я заставляю тебя причинять мне боль своей ужасной штукой.
— Матерь Божья! — прошептал О'Брайен. Элизабет, онемев, уставилась на брата и сестру.
Сомнений не было, Клер рассказывала о кровосмешении. Джессоп взглянул на Элизабет и О'Брайена и слабо махнул рукой.
— Она не понимает, что говорит, она очень больна. — Он постучал себя по виску. — Моя бедная сестра очень сильно нездорова.
— Замолчи! — крикнула Клер. — Не смей говорить, что я ненормальная. Это ты — сумасшедший! Ты убил моего ребенка. Ты убил брата, когда тот узнал о нас. Брат никогда не причинял мне боли, не то что ты, но ты заставил этого Джои Марбла взорвать Пола! Ты пытался заставить меня убить Аиз и О'Брайена, чтобы они не узнали правды. Я ненавижу тебя! Слышишь, ненавижу! Каждую ночь я лгала, что люблю тебя! Лгала!
— Нет, сестра, ты не поняла. Я сделал это из любви к тебе. — Джессоп замотал головой. — Я хотел защитить тебя от зла этого мира.
— Кажется, именно вы и были этим злом, — с отвращением произнес О'Брайен. — Вы не только убили собственного брата, когда он узнал о вашем извращении, но и нас с Лиз пытались уничтожить, когда мы слишком близко подошли к правде.
По щекам Джессопа потекли слезы. Он вдруг словно на глазах состарился.
— Прости меня, сестра, прости меня. Я любил тебя. Клянусь, всегда любил. Пожалуйста, прости.
— Нет, я тебя не прощу, — сказала Клер. — Я предупреждала, что отплачу тебе за все.
Ни Элизабет, ни О'Брайен не успели ничего предпринять. Тускло блеснул кремневый пистолет, который Клер извлекла из складок своей ночной сорочки. О'Брайен бросился на Клер, но уже прозвучал выстрел, и Джессоп упал с простреленной головой. О'Брайен отобрал у Клер пистолет: в нем был только один заряд, и она хорошо им воспользовалась. Потом О'Брайен подошел к телу Джессопа и, убедившись, что он мертв, закрыл ему глаза.
— С тобой все в порядке, дорогая? — обратился О'Брайен к Лиз.
— Все хорошо, но я не могу поверить… Я слышала, что такое случается, но Джессоп и Клер?
— Это явно не ее вина, видимо, все это длилось достаточно долго. — О'Брайен указал на Клер, которая сидела на пыльном полу и увлеченно разглядывала свою сжатую в кулачок руку, явно сразу забыв о происшедшем.
— Неудивительно, что Клер в таком состоянии, — промолвила Элизабет с болью. — Она так много пережила!
— Нужно позвать шерифа, — сказал О'Брайен, проводя рукой по волосам.
— Что они с ней сделают? — встревоженно спросила Элизабет.
— Скорее всего ничего, если мы будем свидетельствовать в ее пользу. Я бы назвал это самозащитой. Ублюдок каждый день понемногу убивал ее рассудок и получил по заслугам.
— А что с ней делать дальше? Я чувствую свою ответственность за нее.
— Почему бы не позволить ей жить в этом доме? — пожал плечами О'Брайен. — Кошмар закончился, со временем ей, может быть, станет лучше. Попросим кого-нибудь с ней пожить. Например, Нгози и Сэмсона.
Клер встала с пола и отряхнулась. Она подошла к О'Брайену и Элизабет и грустно спросила:
— Мне ведь нельзя оставить ребеночка у себя?
— Боюсь, что нет, Клер, — ответил О'Брайен. — Понимаете, он наш, мой и Элизабет.
— Я так и знала, просто притворялась. Но я могу оставить себе мышонка? — Лицо Клер озарила улыбка. Она поднесла свой кулачок к лицу О'Брайена.
— Да, можете оставить мышонка.
Клер прошла к двери мимо тела Джессопа, будто мимо привычной мебели, и, напевая, скрылась в коридоре.