Под чужим именем

— У меня действительно очень мало времени, О'Брайен. Меня ждет Джессоп, — сказала Элизабет, стараясь не поддаваться его обаянию.

При упоминании имени Джессопа О'Брайен нахмурился.

— Я хотел показать вам чертежи. Мы можем ускорить процесс производства. — Он пожал плечами, обтянутыми чистой муслиновой рубашкой. Слава Богу, в этот раз на нем была рубашка. — Но это может подождать до завтра.

— Нет, давайте сюда ваши чертежи. — Элизабет протянула руку, упрямо глядя на свой письменный стол. О'Брайен вложил чертежи ей в руку, она расправила их перед собой. О'Брайен стоял у нее за спиной. Он не прикасался к Элизабет, но был так близко, что она чувствовала его дыхание, ощущала запах мыльной пены после недавнего бритья. Его волосы были еще влажны, видимо, перед визитом к ней он принял ванну. Он наклонился вперед и ткнул пальцем в чертеж.

— Серу и селитру нужно подвозить сюда. Тогда потребуется меньше рабочих, и они станут возить сырье в тачках, а не в вагонетках. Вагонетками же мы будем возить бочки из бондарной мастерской в упаковочный цех.

— Какая еще бондарная мастерская? — Элизабет обернулась к нему через плечо, сохраняя стоическое спокойствие.

— Об этом я тоже хотел с вами поговорить.

— У меня нет денег, чтобы держать на заводе бондаря. — Она полностью повернулась к нему на стуле.

— Понимаете, Лиз, я подсчитал, что мы тратим слишком много денег, покупая бочки в Уилмингтоне и перевозя их сюда. Мы должны найти бондаря, поселить его в коттедже и соорудить для него мастерскую.

— У нас нет свободных коттеджей.

— Надо построить.

— О'Брайен…

— Подумайте об этом, Лиз. — Он протестующе поднял руку. — Чем более независимым будет ваше производство, тем лучше для вас, если разразится война, которую вы предсказывали.

— Не знаю. — Элизабет снова взглянула на чертеж. Он был очень умело вычерчен, лучше, чем это могла бы сделать она сама. Кроме того, он был очень хорошо продуман. Она не могла не признать, что О'Брайен перевыполнял свои контрактные обязательства. Он не только руководил повседневной работой на заводе, но и пытался усовершенствовать процесс производства. Элизабет начала сворачивать чертеж.

— Мне пора идти, я изучу все это завтра.

— Постойте. Есть еще одно дело. — О'Брайен пересек комнату и положил перед ней еще один чертеж. — Вот. Так выглядел завод до взрывов. Темные линии обозначают очаги пожара. — Он повернул голову, и его лицо оказалось совсем рядом с ее лицом. — Лиз, вы заметили, что здесь что-то не так?

Она удивленно взглянула на план завода.

— Но ведь в этих местах нечему было взрываться.

— Вот именно.

— Так что же случилось? — спросила Элизабет, не в силах оторвать взгляда от черных пятен на плане, обозначавших взрывы.

— Это я хотел спросил у вас… — В голосе О'Брайена ей послышались обвинительные нотки. Элизабет посмотрела на него.

— Не думаете ли вы, что я…

— Я не знаю, что там произошло, Лиз, но я собираюсь это выяснить.

Ее глаза снова уперлись в чертеж. Она старалась говорить без всякого выражения, потому что боялась сделать какую-нибудь глупость, например, расплакаться.

— Джессоп говорил, я не должна постоянно думать об этих взрывах. Какая разница, как все произошло. Некоторые вещи необъяснимы… — Элизабет умолкла.

— Объяснения есть всегда. Все зависит от того, как глубоко копать. Я видел однажды, как взорвались четыре телеги с порохом на узкой парижской улице. Говорили, что это необъяснимо. — Он поднял палец и подмигнул ей. — Но я все понял. Лошадь, впряженная в одну из телег, случайно высекла искру подковой о камни мостовой. От искры загорелся порох, который просыпался из бочонка на землю.

— Все взлетели на воздух? — со страхом спросила Элизабет.

— Прямо в рай или в ад, в зависимости от того, был это человек или лошадь.

Элизабет невольно улыбнулась. Что ж, хоть он и волокита, но в уме ему не откажешь.

— Я попрошу вас сообщать мне все, что удастся разузнать о смерти моего мужа, мистер О'Брайен.

Элизабет повернулась к нему спиной. Она знала, что он смотрит на нее. Комната вдруг показалась Элизабет слишком маленькой и темной. В открытое окно вместе с теплым ветерком доносились ночные звуки. Она слышала птичье чириканье и стрекотание сверчков.

— Послушайте, Лиз. Насчет той ночи… — Элизабет вздрогнула. Она не хотела говорить об этом ни с кем — ни с ним, ни даже с самой собой.

— Забудьте это, О'Брайен, просто забудьте. — Элизабет смело взглянула ему в лицо. Ей нечего бояться.

— Я бы с удовольствием, да не могу. Стоит мне закрыть глаза, как я вижу ваше лицо. Вкус вашего поцелуя все время у меня на губах.

Сладкоречивый болтун! Он даже дотронулся до своих губ, произнося этот монолог. Возможно, та рыжая клюнула на это, но Элизабет так просто не возьмешь.

— О'Брайен, это была ошибка. — Она смотрела ему прямо в глаза, желая дать понять, что говорит всерьез. — Это случилось помимо моей воли. Мы с Джессопом собираемся объявить о нашей помолвке на приеме в последнюю субботу месяца.

— Вы выходите замуж за этого осла? Лиззи, он не сможет сделать вас счастливой. Ему это просто не дано.

— Кто вы такой, чтобы говорить о женском счастье? У вас, сэр, есть жена и дети, а вы якшаетесь с проститутками! — Элизабет повысила голос, и одна из собак встревоженно подняла голову.

О'Брайен собрался что-то сказать, но передумал. Элизабет была уверена, что ему нечем крыть.

— Я хочу, чтобы вы вызвали сюда свою семью, О'Брайен, — сказала она начальственным тоном, на какой была способна. — На этой должности мне нужен женатый человек. Если у вас нет денег, обратитесь к Ною. Я готова ссудить вас необходимой суммой. А сейчас, если вы не возражаете, мне надо запирать контору. Я могу опоздать на ужин.

О'Брайен смотрел на Элизабет, недоумевая, та ли это женщина, что целовалась с ним на крыльце его коттеджа несколько дней назад. Та Лиззи была способна вложить в один поцелуй больше тепла и страсти, чем он испытал за всю жизнь, полную многочисленных интрижек с потаскушками и чужими женами. Однако женщина, что стояла сейчас перед ним, была холодна, как февральский ветер. Она не моргнула глазом, когда он признался ей в своих подозрениях об убийстве ее мужа.

«Поверь, О'Брайен, — говорил он себе, проходя мимо Элизабет и ее собак, — миссис Элизабет Лоуренс — просто холодная бессердечная английская сучка. Что за чушь ты нес? „Стоит мне закрыть глаза, и я представляю ваше лицо“, — передразнил самого себя О'Брайен. Ты нарушил главное правило — никогда не говорить женщине, что ты к ней чувствуешь. Она только посмеется над тобой».

О'Брайен вышел на грунтовую дорогу. Он собирался после посещения конторы зайти в «Свиное ухо» и забрать Рыжую, но хозяйка отбила у него интерес к женщинам на этот вечер. Он шел к своему коттеджу, насвистывая старую ирландскую песенку. О'Брайен мечтал поскорее глотнуть виски и заснуть в одиночестве.

8

Элизабет улыбнулась, принимая поздравления худощавой женщины средних лет с вытянутым, как кроличья мордочка, лицом и копной неестественно светлых волос.

— Какая прекрасная пара, — проскрипела она. — Я уверена, что у вас будет много прекрасных сыновей.

— Кора Сэйбл, жена Мартина, — прошептал Джессоп на ухо Элизабет.

— Я вам так благодарна, Кора, — сказала Элизабет, чувствуя, что приветливая улыбка застыла у нее на лице. Женщина, похожая на кролика, прошествовала дальше. Элизабет нетерпеливо переступала с ноги на ногу. Она ненавидела званые вечера, присутствовала на них в качестве гостьи или как хозяйка. Бесконечные пустые разговоры и сплетни. Единственное, что действительно ее занимало, — это стопка недописанных бумаг на ее письменном столе. Кроме того, ей было страшно неудобно.

Новые туфли на высоких каблуках натерли ноги. Корсаж нового розового шелкового платья в английском стиле был так туг, что Элизабет с трудом могла дышать. Начать с того, что само платье не вызывало у нее восторга. Розовому и красному Элизабет предпочитала все оттенки синего и зеленого цветов. Однако Джессоп заказал это платье специально по случаю помолвки. Ткань была доставлена прямо из Франции, а шил платье портной — француз из Филадельфии. После того как на платье было потрачено столько денег, Элизабет не могла признаться Джессопу, что оно ей не нравится. Элизабет пыталась вызвать портного, чтобы он переделал его, но тот оказался занят. Поэтому нынче вечером Элизабет страдала в узком платье, а Джессоп любовался ее стройной талией.

Еще одна незнакомая пара приблизилась к Элизабет. Она кивала, улыбалась, посмеялась над шуткой, которую отпустил глава семейства, как и подобает настоящей хозяйке. Элизабет даже держала Джессопа за руку, с гордостью демонстрируя всем золотое кольцо с рубинами на безымянном пальце. Джессоп был одет по последней моде. На нем были панталоны, камзол и жилет из того же розового шелка, что и ее платье. Его чулки со стрелками были бледно-розового цвета, как и туфли на больших каблуках. Элизабет осталась к его наряду равнодушной. Ей казалось, что он выглядит, как розовый петух.

В непрерывной череде гостей наступил просвет, и Джессоп, наклонившись, коснулся губами ее щеки.

— Ты прекрасно выглядишь сегодня, дорогая. Такой красивой я тебя никогда не видел. В этом наряде ты мне нравишься гораздо больше, чем в той мешковине и рабочих ботинках, которые ты имеешь обыкновение носить в последнее время.

— Это что, комплимент?

Он рассмеялся. Она промолчала. Джессоп снова поцеловал ее.

— Я просто имел в виду, что не понимаю, почему ты предпочитаешь скрывать свою красоту под старой бесформенной одеждой.

— Сейчас очень жарко, Джессоп, в конторе просто невыносимо. — Она приподняла свои юбки. — Во всем этом очень душно.

— Сестре всегда удается выглядеть привлекательно несмотря на жару. — Джессоп заулыбался, заметив очередных поздравителей.

— На заводе очень грязно, Джессоп, — прошептала Элизабет, кивая приближающейся паре. — Мне не по душе пачкать хорошее платье угольной пылью.

— Джон, дорогая Агнес, приятно вас видеть снова. — Джессоп потянулся к дорогой Агнес, чтобы взять ее пухлую ручку. — Как ваша подагра? Я слышал, у вас был приступ на прошлой неделе.

Элизабет тихонько вздохнула. Она слушала вполуха их разговор о подагре Агнес и последней партии ужасно дорогих товаров, которые Джон недавно привез из Англии. Элизабет не понимала, что с ней происходит. Почему она ссорится с Джессопом, тем более в такой день? Он нравится ей, и они подходят друг другу. Они оба образованны, хорошо разбираются в бизнесе. Они прекрасно проведут вместе оставшуюся жизнь. О чем еще могла бы мечтать женщина, выходя замуж? Слово «любовь» пришло Элизабет на ум. Никогда раньше она не думала об этом. Любовь — это что-то нереальное. Ей место в сказках и романах. Все известные ей браки заключались без любви, не любовь служила залогом счастливого брака. Ее родители вовсе не любили друг друга, но жили счастливо вместе, пока мама не умерла. У них была куча детей, и они сумели удвоить свое состояние за двадцать пять лет совместной жизни. Оба были довольны.

Вопрос был в другом. Если ее родители не считали любовь обязательной для хорошего брака, предпочитая ей удобство и комфорт, должна ли Элизабет следовать их примеру? Она подумала о Сэмсоне и Нгози. Какой любящей парой они выглядели, как они счастливы, как сияло лицо Нгози каждый раз, когда Сэмсон подходил к ней! Элизабет сомневалась, что ее родители когда-либо испытывали такое. Она взглянула на Джессопа и тяжело вздохнула. Сможет ли он сделать ее счастливой? Ей захотелось снова все обдумать. Может, это просто предсвадебное волнение?

Элизабет взяла бокал вина, предложенный ей Джессопом. В зале было ужасно душно, хотя в распахнутые окна веяло вечерней прохладой. Элизабет едва дышала в туго зашнурованном корсете.

Она приняла поздравления еще нескольких гостей и осушила бокал игристого французского вина, которое Джессоп специально заказал по этому случаю. Вероятно, пить ей не следовало: занятая приготовлениями к вечеру, она ничего не ела с утра, и теперь голова ее кружилась. Джессоп наклонился к ее уху, указывая на стол, ломившийся от яств.

— Хлеб и ветчина почти кончились. О чем там думают твои кухарки? Уже десять минут здесь не было ни одной служанки.

— Я схожу посмотрю, в чем дело.

— Быть может, пойти мне, дорогая? — предложил он.

— Ничего, я сама, Джессоп. — Она отдала ему свой бокал. — Мне не повредит глоток свежего воздуха.

— Дай мне знать, если я понадоблюсь, — улыбнулся он ей. — Я могу и сам принести какой-нибудь поднос с кухни, лишь бы ты сегодня была всем довольна.

Элизабет приподняла юбки и стала пробираться к выходу, извиняясь и раскланиваясь с гостями, заполнившими гостиную. Джессоп так добр. Он действительно заботится о ней. Что это ей взбрели в голову глупости о любви? Элизабет не назвала бы свое чувство к Полу любовью, но у них был прекрасный брак. Как сильно ей не хватало его, когда он погиб! Пол Лоуренс был хорошим мужем, и Джессоп Лоуренс будет таким же.

Элизабет прошла через холл и вышла из дверей, направляясь к летней кухне. Ночной воздух был прохладен, ветерок приятно освежал, и ей захотелось подольше тут остаться, но, конечно, она не могла себе этого позволить. Ее долг — занимать с Джессопом гостей, как подобает хозяйке дома.

Элизабет услышала женский смех, еще не успев войти в кухню. Кухарка у стола раскатывала тесто. Смех доносился из задней комнаты, и Элизабет не видела, кто там смеется.

— Маргарет, нам нужен хлеб и ветчина для гостей.

Кухарка оглянулась, продолжая возиться с тестом.

— Это все девчонки, хозяйка, ничего не могу с ними поделать. Я сказала им, чтобы пошевеливались, но они только хлопают ресницами и щебечут, как птички.

Элизабет потерла виски. В кухне было еще жарче, чем в доме. Запах жареной утки, апельсинов и пекущихся тортов смешался в один крепкий аромат, от которого ее затошнило. «Не нужно было пить вино», — думала Элизабет, направляясь в заднюю комнату. Войдя, она замерла как вкопанная: теперь понятно, почему девушки отлынивают от работы. Разумеется, виновником был О'Брайен. Что ж тут удивительного? Управляющий весело уплетал со сковородки пирог с начинкой из яблок и слив, запивая сладким сидром.

При виде хозяйки служанки замолчали. Две из них схватили уже готовые подносы и с виноватым видом проскользнули мимо Элизабет к двери. Оставшиеся две девушки стали поспешно чистить персики. О'Брайен засунул в рот очередной кусок пирога.

— Добрый вечер, Лиз, пирог очень вкусный.

— Что вы здесь делаете?

Он одарил ее одной из своих неподражаемых улыбок.

— Мэг пригласила меня отведать кусочек пирога. — Он махнул рукой в сторону двери, за которой только что скрылись две служанки. — Знаете Мэг? Такая рыжая.

Рыжая Мэг была помолвлена с молодым человеком, который управлял конюшней завода Лоуренса.

— О'Брайен, сегодня я праздную свою помолвку. Эти девушки должны прислуживать гостям в особняке, а не обслуживать вас на кухне.

— Извините, что помешал. Просто очень пирога захотелось.

У Элизабет кружилась голова, она не в силах была препираться с О'Брайеном. Она отвернулась.

— Куда вы?

— На улицу. — Элизабет открыла неприметную заднюю дверь кухни, ведущую в огород. Там было почти темно, падал только тусклый свет из кухонных окон. Элизабет глубоко вдохнула свежий воздух, надеясь, что ей полегчает.

— Лиз? — При звуке голоса О'Брайена она повернулась, нетвердо держась на ногах. — С вами все в порядке?

— О да, не беспокойтесь, — ответила Элизабет слабым голосом.

Он приблизился к ней по выложенной кирпичом дорожке. На О'Брайене были простые черные панталоны из тонкой материи и муслиновая рубашка. После зрелища расфуфыренных, как петухи, гостей вид его простого наряда действовал на Элизабет почти так же освежающе, как вечерний воздух.

— Лиз?

— Все в порядке, правда. Я просто выпила вина, а корсет у меня слишком тугой. — Голос Элизабет дрожал, как будто она вот-вот заплачет. — Чертовы туфли натерли мне мозоли.

— Проклятые женские моды. — Он взял ее за руку и подвел к маленькой садовой скамейке. — Сядьте, пока вы не упали. Вы сегодня что-нибудь ели?

Она отрицательно покачала головой. Так приятно было просто посидеть. Элизабет дотронулась до лба, пытаясь припомнить.

— Не знаю. Пирожное ела утром. Днем пробовала ветчину.

Он нагнулся и нашел ее лодыжку в складках юбок.

— О'Брайен!

— Господи, это всего лишь стопа, Лиз. Я не покушаюсь на вашу добродетель, я просто хочу посмотреть, как сильно натерты ноги.

Элизабет собралась было запротестовать, но почувствовала такое облегчение, когда он снял с нее туфли, что только вздохнула.

— Так лучше? — Он стал растирать ей ноги.

— Намного, — снова вздохнула она. Ощущение было восхитительное. О'Брайен массировал каждый палец.

— У вас кровь на чулках, разрешите, я их сниму?

— Нет, — выдавила Элизабет. Массаж О'Брайена действовал потрясающе. Когда он стал растирать вторую стопу, она застонала.

— Нужно было надеть ботинки, они никогда не трут.

— Конечно. — Элизабет с наслаждением откинулась на спинку скамьи. — Ботинки очень подходят к розовому шелку и французским оборкам.

О'Брайен окинул ее взглядом, и выражение его лица выдало, какое впечатление у него осталось от платья.

— Правда, ужасно?

— Это не ваш цвет. — Он качнул головой. — Вы выглядите не как цветущая, а как увядшая роза.

Элизабет рассмеялась. Вот и славно, что напряжение, копившееся весь день, немного спало. О'Брайен раздражал ее, но с ним ей было на удивление легко. Возможно, она привыкла к нему за то время, что они провели вместе в конторе и на заводе. И дело не в одном только О'Брайене. Печальная правда заключалась в том, что ей вообще было легче общаться с простыми людьми, рабочими, нежели представителями ее собственного круга. Чем дольше Элизабет работала на заводе, тем очевиднее это для нее становилось.

— Хотите, я принесу вам поесть? — спросил О'Брайен, отпуская ее ногу. — Я знаю, где раздобыть большой кусок пирога.

Она рассмеялась.

— Нет, не сейчас. Я перекушу, когда вернусь в особняк.

— А где же ваши спутники? — спросил О'Брайен, усаживаясь рядом с ней на скамейку. Элизабет удивленно посмотрела на него. — Я имею в виду собак.

— А, они наверху, заперты в спальне. — Она улыбнулась. — Собакам нравится таскать куски со стола. Поэтому их не пригласили на вечер.

— Не знаю почему, но мне кажется, что они ведут себя не хуже многих ваших гостей.

Элизабет засмеялась. О'Брайен оскорбил друзей Джессопа, но его слова были забавны и, к сожалению, близки к истине. Она прижала ладонь к губам, не в силах сдержать смех.

— Что я тут делаю босиком? Мне нужно вернуться к гостям.

— Нет, необязательно.

— Я должна. Джессоп будет меня искать и гости…

— Вам нравится прием?

Элизабет взглянула на О'Брайена. Когда он научился так хорошо понимать ее? Как успели их отношения зайти так далеко? Он смотрел на нее, ожидая ответа.

— Нет, — сказала Элизабет, нахмурившись.

— Почему же?

— А это уж не ваше дело, — отрезала она, надевая одну туфлю.

— Я думал, что женщина должна быть счастлива на приеме по случаю своей помолвки.

Она потянулась ногой ко второй туфле, которая лежала чуть поодаль.

— А я думаю, что женатому мужчине не годится сидеть у меня на кухне и флиртовать с моими служанками, отвлекая от их прямых обязанностей.

— Я не флиртовал. Просто ел пирог. — Он подтолкнул к ней ее туфлю носком ботинка.

— Вы флиртовали. Вы флиртуете со всеми женщинами. Вчера я видела вас с миссис Моррис. Она смеялась, как девчонка на своем первом празднике. Но Боже мой, О'Брайен, она годится вам в бабки. Признайтесь, вы флиртуете со всеми встречными женщинами, молодыми и старыми, красивыми и безобразными. — Элизабет осторожно встала на неустойчивых каблуках.

О'Брайен тоже поднялся, глядя ей в лицо.

— С вами я не флиртовал. — По его тону Элизабет не поняла, что он хочет сказать. Может, он подтрунивает над ней?

Элизабет покачнулась в своих слишком тесных туфлях и оперлась рукой о его грудь, чтоб не упасть. Их взгляды встретились. Элизабет успела подумать: «Черт, я снова совершила ошибку, которую поклялась никогда не повторять». Ей так хотелось поцеловать его! Ее пальцы скользнули по твердым, как камень, мышцам его груди. Полузакрыв глаза, Элизабет потянулась к О'Брайену, обессиленная колдовскими чарами его зеленых глаз и чувственного рта. Пусть он не нравился ей, но она не могла отрицать, что испытывает к О'Брайену влечение. Прежде чем их губы встретились, она взяла его руку и положила себе на грудь. Однако О'Брайен не стал целовать ее в губы.

— Лиз, — прошептал он. Его губы коснулись кончика ее носа, ямочки на подбородке. Он поцеловал ее в пульсирующую жилку на шее, и возбуждение судорогой пробежало по всему ее телу. Ладонь О'Брайена лежала у нее на груди, его пальцы поглаживали набухший сосок. Шелк ее платья только усиливал приятное ощущение.

— Я не должна этого делать, — прошептала Элизабет, но ее рука уже обвила его шею, ее тело плотно прижалось к мощному торсу О'Брайена.

— Поцелуй меня, — шептала она. — Поцелуй меня, О'Брайен.

Губы их встретились, но в его поцелуе не было ничего деликатного. Его язык настойчиво проник между ее губ. Никто никогда раньше не целовал Элизабет так. Ни Джессоп, ни Пол, ни ее немногочисленные поклонники в Англии. Поцелуй О'Брайена был властным, требовавшим ответного порыва. Элизабет почувствовала, что готова вся отдаться его страсти. Она потеряла способность думать, сомневаться. У О'Брайена были сильные руки и требовательные губы, дающие ему над ней такую власть, что ей казалось почти естественным обниматься с ним посреди огорода, позабыв обо всем на свете.

— Элизабет! Элизабет! — Голос Джессопа подействовал на нее как ведро ледяной воды. Она отступила на шаг от О'Брайена, и он так резко отпустил ее, что она чуть не упала в своих узких туфлях.

— Элизабет! Где ты, черт возьми? Элизабет провела по губам тыльной стороной ладони, будто стараясь стереть следы его поцелуя.

— Здесь, Джессоп. — Ее голос звучал на удивление уверенно.

О'Брайен молча стоял и смотрел на нее, тяжело дыша. Элизабет пыталась справиться со своим дыханием, когда Джессоп вышел из кухонной двери.

— Что ты здесь делаешь?

Она положила руку на грудь, надеясь унять сердцебиение. Какая глупость, безумие! Ее чуть не поймали!

— Я вышла, чтобы глотнуть свежего воздуха, потому что мне стало дурно.

Джессоп прошел мимо О'Брайена, схватил ее за руку и потянул с такой силой, что О'Брайен поморщился.

— А этот откуда взялся? — спросил Джессоп. О'Брайен смотрел на него так, будто был готов броситься в драку в любую минуту. — Это просто неприлично, Элизабет, — продолжал Джессоп. — Я неоднократно предупреждал тебя. Что могут подумать люди, если узнают, что ты была здесь наедине с этим ирландцем? — Последнее слово он произнес с явным отвращением.

— Они подумают, что я пошла подышать свежим воздухом, а мой управляющий был настолько любезен, что решил поинтересоваться моим самочувствием, — ответила она резко, раздраженная нападками Джессопа. Выходит, ему совершенно наплевать на нее, его волнует только то, что подумают люди! Это разозлило Элизабет. А если бы он узнал, что она целовалась с О'Брайеном? Стал бы он ревновать или просто испугался бы, что об этом пронюхают посторонние? Эта мысль встревожила Элизабет.

— Тебе лучше вернуться в дом, — резко сказал Джессоп, снова дергая ее за руку. — А вам, — обратился он к О'Брайену, — вообще нечего делать рядом с особняком в такое позднее время, ваше место на Рабочем Холме.

Элизабет очень не понравилось выражение лица О'Брайена. Он явно собирался затеять драку. «Только не здесь», — подумала она.

— Джессоп прав, О'Брайен, вам лучше вернуться к себе. Спасибо за помощь.

— Вам не следует позволять ему так с вами разговаривать, — возмущенно произнес О'Брайен. — Мужчина не должен так разговаривать с женщиной.

— Не беспокойтесь обо мне. Идите. — Она знала, что у О'Брайена горячая голова, и боялась, что он ударит Джессопа, а тот позовет шерифа. Управляющий был нужен Элизабет на заводе, а не в тюрьме. — Идите, — повторила она.

О'Брайен помедлил и скрылся в темноте. Элизабет вырвала руку из крепкой хватки Джессопа.

— Не знаю, что на тебя находит в последнее время, но порой мне кажется, что я совсем тебя не люблю. — Элизабет взглянула ему в глаза. — Надеюсь, что я ошибаюсь.

Его лицо внезапно смягчилось.

— Что ты, Лиз, не говори так. Ты для меня — все.

— Я не хочу, чтобы ты так ко мне прикасался.

— Как?

— Ты сильно дернул меня за руку, Джессоп. Слишком сильно.

— Я не хотел, честное слово, не хотел. Я беспокоился о тебе, боялся, не заболела ли ты. А ты оказалась здесь с ним. Тебе надо быть осторожнее с О'Брайеном, о нем ходят неприятные слухи.

Возможно, верные, подумала Элизабет.

— Жаль, что я тебя расстроила. Но я повторяю, Джессоп, я не потерплю грубого обращения ни от кого.

Он нагнулся, чтобы поцеловать ее, но она ловко увернулась, и вместо губ поцелуй пришелся на щеку.

— Прости, — прошептал Джессоп. — Я исправлюсь, клянусь. Теперь уже больше нельзя откладывать свадьбу. Я не могу без тебя, Лиз.

— Давай вернемся к гостям. — Элизабет обогнала Джессопа, и он поспешил за ней. Голова ее прояснилась, и головокружения как не бывало. У нее осталось только чувство вины, и — где-то глубоко внутри — трепетная дрожь неутоленной страсти.

9

Элизабет перегнулась через перила, пытаясь получше рассмотреть огромное водяное колесо. Речная вода с ревом обрушивалась на колесо, заставляя его вращаться, а оно приводило в движение жернова на мельнице. Жернова же превращали в пыль серу и уголь, необходимые для производства пороха.

— Он не ударил меня, — говорила Элизабет О'Брайену. Она не хотела, чтобы он втягивал ее в этот разговор. Водяные брызги намочили ее платье, но Элизабет не обращала внимания. Никто на заводе ее не осудит, а Джессоп уехал в Уилмингтон и до завтра не вернется. Клер, которая перебралась к Элизабет на время отсутствия Джессопа, спала, с ней это часто случалось в жаркие дни.

— Не знаю, ударил ли он вас, — отвечал О'Брайен. Он стоял совсем рядом с ней, его локоть касался ее руки. — Мужчина, который так грубо дергает женщину за руку, не остановится перед тем, чтобы ее ударить.

— Вы не правы. — Элизабет повернулась и стала подниматься по склону холма, придерживая юбки. Ее гончие бегали вокруг них. — Он просто волновался за меня. Потом он извинился и поклялся, что такое больше не повторится.

— Не сомневаюсь, что так оно и было, — покачал головой О'Брайен. — Я видал подобное и раньше, Лиз, дома, в Ирландии. Сначала муж всего лишь немножко грубоват. А потом появляются кровоподтеки и переломы.

Она взглянула на него искоса из-под широких полей своей шляпы. Ключи, которые Элизабет носила на поясе, позвякивали в такт шагам. Она старалась идти в ногу с О'Брайеном.

— Это совершенно бессмысленный разговор. Джессоп никогда не причинит мне боли. Кроме того, это мое личное дело. Мы же договорились, что вы не будете вмешиваться в мои личные дела, а я постараюсь не влезать в ваши, — добавила она язвительно.

— Я просто не хочу, чтобы вы пострадали, Лиз. Если он дотронется до вас хоть пальцем, то, клянусь Богородицей, я заставлю его пожалеть об этом.

Элизабет тревожно оглянулась, опасаясь, что кто-нибудь из рабочих может случайно подслушать их, проходя мимо. О'Брайен разговаривал с ней чересчур интимно. После того, что произошло во время праздника по случаю помолвки, их отношения стали слишком личными. Это начинало ей мешать.

— Расскажите мне, что вы узнали о прошлогоднем взрыве. — Элизабет переменила тему. — Что-нибудь прояснилось?

— Вы соорудили новые здания, восстановили старые, прошло много времени, поэтому мне приходится полагаться лишь на то, что могут рассказать рабочие. Но все говорят по-разному. Одни помнят два взрыва, другие только один, очень сильный. Одни говорят, что первый взрыв прогремел на мельнице, а другие утверждают, что в упаковочном цехе. И у каждого есть свое мнение, почему произошли взрывы, и даже доказательства в пользу своей версии. Такова уж природа людей. — О'Брайен пожал плечами.

— Я рассказала вам то, что знала сама. Боюсь, правда, от меня мало толку. Была такая неразбериха, я даже не заметила, когда Пол ушел из нашей спальни. — Она прикусила нижнюю губу. — Я так и не смогла понять, что он делал в упаковочном цехе. Джессоп предположил, что просеивал порох перед упаковкой и отправкой на склад. Нужно было отгружать партию, а они не успевали закончить. От цеха ничего не осталось, его целиком отстроили заново.

— Черт, жаль, что я не видел цеха сразу после взрыва. Порох всегда оставляет следы. — Он подергал свою тугую косичку. — Хотелось бы знать, сколько там было отдельных взрывов. Вы уверены, что от упаковочного цеха не осталось никаких следов?

— Боюсь, никаких. — Тут Элизабет вспомнила про ботинок. Какой мрачный сувенир, подумала она. О'Брайен, вероятно, ее не поймет, но, возможно, это поможет расследованию? Она взглянула на него. — Постойте, есть одна вещь.

— Что? — спросил О'Брайен, открывая перед ней дверь конторы.

— Добрый день, Ной, — кивнула она клерку.

— Добрый день, хозяйка, — поклонился тот. — Мисс Клер сказала, что приготовила для вас напитки на веранде. Она уже давно вас ждет, мэм.

Элизабет вздохнула. Ее золовка, оказывается, не спит. У нее совсем мало времени, но на Клер придется выкроить. Судя по всему, заболевание Клер обостряется, когда она чувствует себя одинокой.

— Проходите в кабинет, я покажу вам, что у меня есть, — тихо сказала Элизабет О'Брайену. — Потом мне придется пойти в дом.

В кабинете она попросила его закрыть дверь. Он повиновался. За дверью остались собаки, одна из которых сразу стала скулить и скрестись, но О'Брайен не обратил на это внимания. Элизабет сняла шляпу. Ей будет очень тяжело показывать постороннему содержимое своего сундучка. Но Элизабет хотела знать, что произошло с Полом и как в дальнейшем избежать подобных трагедий.