Под чужим именем

6

О'Брайен подбросил полную лопату угля в воронку, ведущую к жернову. Груз из колонии Пенна, о котором говорила Лиз, прибыл вовремя, и груз отличный. О'Брайен снова зачерпнул уголь лопатой. Пот ручейками стекал по его вискам, щипал глаза. Мышцы дрожали от напряжения, но он продолжал работать рядом с Сэмсоном. О'Брайен считал для себя делом чести трудиться наравне с остальными. Он не мог требовать от них того, чего не сумел бы сделать сам. Так он завоевывал авторитет, столь необходимый каждому управляющему.

О'Брайен подкинул еще угля, прислушиваясь к звукам, которые издавал жернов, измельчая минерал. Не прекращая работы, О'Брайен вытер черный пот со лба. Тяжелая работа — хорошее лекарство для мужчины, у которого из головы не идет женщина. Усталость помогает забыться. Его лопата замелькала быстрее.

— Как твоя женщина? — спросил О'Брайен Сэмсона, желая завести разговор. — Ребенок чувствует себя хорошо?

— Они в восторге от нового дома, — улыбнулся Сэмсон. — Я очень признателен хозяйке за то, что она для меня сделала. Вы оба сделали.

— Мужчина не должен увиливать от ответственности, Сэмсон, или он недостоин называться мужчиной. Ты правильно поступил, что женился на Нгози.

Сэмсон нахмурился, продолжая кидать уголь.

— Простите, сэр, но мне кажется, не вам бы говорить о том, что правильно, а что нет.

О'Брайен выпустил лопату из рук, и она со стуком ударилась о деревянный пол мельницы.

— Что ты имеешь в виду?

Сэмсон пожал широченными плечами, покрытыми испариной.

— Говорят, в Ирландии у вас остались жена и дети. Но я видел вас со шлюхой. Мы все вас видели.

О'Брайен ничего не ответил, только с удвоенной энергией возобновил работу. Сэмсон, конечно, прав. Человек, чья нравственность вызывает сомнения, не должен указывать другим, как им следует жить.

О'Брайен закряхтел под тяжестью лопаты с углем. Вот чем обернулась его безобидная затея: О'Брайену приходилось нести все последствия своего обмана, нравилось ему это или не нравилось. Люди спрашивали его, когда приедут его жена и дети, даже Лиз упоминала о его воображаемой семье.

В глубине души О'Брайену частенько хотелось открыть правду или хотя бы часть ее, ведь в его обязанности входило и поддержание морального духа подчиненных. Какой же пример он мог им подать, если все они были убеждены, что О'Брайен направо и налево изменяет жене, у которой осталась на руках куча рыжеволосых детишек! Но он понимал: следует держаться своей легенды. Надо просто как-то выпутаться из этой истории с женой и детьми. Может быть, через несколько месяцев он скажет всем, что послал за ними. Потом объяснит, что произошло кораблекрушение, и все они утонули, бедняжки.

О'Брайен продолжал перебрасывать уголь, а куча все не уменьшалась. Было жарко, как в аду, его руки болели, мышцы ног дрожали от напряжения, но он по-прежнему работал наравне с Сэмсоном. Внезапно его внимание привлекли звуки за окном. С такого расстояния он не мог понять, что происходит, видел только собравшуюся на берегу реки толпу. О'Брайен прислонил лопату к стене.

— Что случилось? — спросил Сэмсон.

— Не знаю. Пойду проверю, а ты продолжай работать. Нужно до вечера перемолоть всю эту кучу. Если понадобится, мы поставим сюда еще одного человека.

О'Брайен выскочил из двери и сразу ощутил прохладу, которую нес ветерок с реки. Здесь, в тени деревьев, температура была градусов на десять ниже, чем в помещении мельницы. До слуха О'Брайена доносился мужской смех и грубые выкрики. Он забежал за угол и остановился как вкопанный, не веря собственным глазам.

— Что за черт? — воскликнул он.

Больше дюжины рабочих собрались вокруг Клер Лоуренс, которая весело смеялась и поводила бедрами. Единственной деталью туалета девушки был шелковый зонтик от солнца.

— Матерь Божья… — прошептал О'Брайен. На мгновение он опешил. Рабочие весело смеялись и гомонили. Их круг постепенно сужался. Они выкрикивали грубые шутки, но Клер, казалось, не замечала этого или просто не сознавала, что происходит.

— Клянусь Богом, я отрежу руку первому, кто к ней прикоснется! — крикнул О'Брайен, заглушая гогот толпы.

Все повернулись к нему. Смех стих, и улыбки сошли с перепачканных углем лиц. Они выглядели, как школьники, которых поймали за подглядыванием под окнами женской спальни.

— Вам должно быть стыдно, — яростно заговорил О'Брайен, приблизившись к ним. — У вас у всех есть жены и дети!

О'Брайен подошел к Клер, но ему нечем было прикрыть ее стройное обнаженное тело. Его рубашка осталась на мельнице. Он протянул руку к ближайшему рабочему.

— Пити, дай мне свою рубашку.

— Мою рубашку? Да жена мне все волосы выдерет…

— Давай сейчас же, обезьяна!

Пити стянул рваную рубашку и швырнул ее управляющему. Стараясь не рассматривать соблазнительные формы Клер, О'Брайен взял из ее рук зонтик и натянул на нее рубашку, следя, чтобы руки попали в рукава.

— Вот так. Давай оденемся, будем хорошей девочкой, — бормотал он.

— Но зачем мне одежда? — щебетала Клер, очаровательно улыбаясь. — Разве вам не нравится то, что вы видите, мистер управляющий?

Один из рабочих засмеялся, но О'Брайен взглядом заставил его замолчать.

— Вовсе нет, — ответил он Клер. — Вы, наверное, самая красивая леди из всех, кого я видел. Просто вам не пристало находиться среди этих мужчин. — Он вновь вручил ей зонтик. — Эти люди могут причинить вам вред, понимаете, о чем я?

— Она не первый раз вытворяет такое, — сказал один из рабочих. — Мы каждый месяц любуемся этим зрелищем. — Некоторые рабочие поддержали его, заливаясь грубым смехом.

— Что, черт возьми, вы имеете в виду? — О'Брайен стоял между ними и Клер, защищая ее от них, ведь не мог же он защитить ее от нее самой.

— Джош говорит правду, — сказал Пити. — Мисс Клер приходит сюда примерно раз в месяц. Обычно через некоторое время мистер Лоуренс уводит ее домой. Видно, он ее пока не хватился.

— Такое бывало раньше, и он это не прекратил?

— Как видно, не может, — пожал плечами Пити.

О'Брайен взглянул на Клер, стоявшую рядом с ним и взиравшую на него кокетливо, но невинно. Он оглядел своих рабочих и произнес:

— Зарубите себе на носу, что я не потерплю ничего подобного на заводе, которым управляю. Понятно вам?

— Мы ничего плохого не делали. Даже не трогали ее, просто смотрели.

— Мы только смотрели… — протянул другой рабочий.

— С этого момента вы не будете на нее смотреть. Отвернитесь! Ну-ка все вы, ублюдки, быстренько развернитесь!

Рабочие медленно повернулись спинами к О'Брайену и Клер.

— Так вы будете поступать всегда, когда увидите мисс Клер без одежды, понятно? Вы будете продолжать работать. Ясно? Я говорю серьезно, если кто-то станет глазеть, я его вмиг рассчитаю. А теперь убирайтесь, пока я не разозлился по-настоящему!

Рабочие стали понуро расходиться. О'Брайен подождал, пока они все уйдут. Во Франции он попадал во всякие передряги, но такое случилось с ним впервые. Что, спрашивается, должен делать управляющий, когда на заводе появляется голая женщина? Наконец он повернулся к Клер. Рубашка Пити была настолько стара, что больше обнажала, чем прикрывала, но сойдет и она, главное — побыстрее довести Клер до конторы. Там ею займется Лиз. Как ни странно, О'Брайен не испытывал никакого возбуждения, глядя на Клер. Для него она была как ребенок. Он легонько тронул ее за руку.

— Пойдемте, мисс Клер, посмотрим, что там делает Лиз.

— Мне нравится Лиз, а вам? — захихикала Клер.

— Да, и мне.

— Нет, она вам действительно нравится. Она не замечает, как вы смотрите на ее грудки, зато я вижу. — Она закинула голову, лукаво глядя на него, ее светлые волосы рассыпались по плечам и спине. О'Брайен почувствовал, что краснеет. Эта девчонка вогнала в краску взрослого тридцатилетнего мужчину.

— Пойдемте, мисс Клер. Особняк здесь недалеко. Там для вас найдется какая-нибудь одежда.

— Я не хочу ничего надевать. — Клер покрутила зонтик. — Мне и так жарко. Я бы хотела искупаться. Не составите мне компанию?

О'Брайен вел ее кратчайшей дорогой к конторе, стараясь, чтобы их видело как можно меньше людей.

— Боюсь, что не могу воспользоваться вашим предложением. У меня слишком много дел.

— Жаль, — она застенчиво улыбнулась. Клер вела себя так, будто привыкла разгуливать среди бела дня в грязной мужской рубашке на голое тело. О'Брайен поднялся вместе с ней по гранитным ступеням до самой конторы. Он заглянул в открытое окно кабинета Лиз, но там никого не было, кроме Фреклса, который поднял голову и зарычал.

— Черт, проклятая псина. — Он повернулся к Клер и сказал с вымученной улыбкой: — Лиз нет в кабинете, давайте пойдем домой.

Они пошли вместе к особняку, в котором О'Брайен никогда раньше не бывал. С Лиз они виделись только в конторе. Когда они подошли к дому, Клер поднялась на крыльцо и остановилась. О'Брайен вдруг осознал, что его туалет также в беспорядке. На нем были только штаны, чулки и башмаки. Волосы растрепались по плечам, и лицо, наверное, было не чище, чем у всех остальных рабочих.

— Мисс Клер, с вами… с вами будет все в порядке? — спросил он смущенно. О'Брайен, обычно без труда болтавший с женщинами, не находил общего языка ни с одной из представительниц семьи Лоуренса. — Вы сможете сами найти Лиз?

— Возможно. — Она оглянулась через плечо и подарила ему еще одну застенчивую улыбку. — А может быть, я просто выйду через заднюю дверь и вернусь на завод. Мне нравятся рабочие. Они меня ждут.

— Это уж точно, — пробормотал О'Брайен. Он со вздохом взглянул на Клер. Кажется, ему придется зайти в дом. Он найдет там кого-нибудь из прислуги и препоручит Клер их заботам. Помедлив еще минуту, О'Брайен постучал в дверь. Никто не ответил. Клер стояла рядом с ним на большом гранитном жернове, служившем крыльцом, крутила зонтик и напевала песенку, более подходившую какой-нибудь шлюхе из таверны. О'Брайен постучал снова. Ему очень не хотелось идти вместе с ней внутрь и одевать ее, но, видно, придется, потому что такие люди, как Клер, нуждаются в защите. В тот момент, когда О'Брайен собрался с духом, чтобы отворить дверь, она распахнулась сама.

— Боже правый! — прошептал О'Брайен. Случилось то, чего он желал меньше всего. Перед ними был Джессоп Лоуренс.

— Что за черт! — завопил он.

— Добрый день, братец. Тепло сегодня, не правда ли? — Клер проскользнула мимо него в дом, оставив О'Брайена объясняться.

— Что ты сделал с моей сестрой? — кричал Джессоп, его лицо покраснело, как свекла. Он размахивал кулаками. — Что ты сделал?

— Все совсем не так, сэр. — О'Брайен поднял руку. Он не хотел бы драться с Лоуренсом, но все же не позволит себя ударить. — Если вы успокоитесь, я все объясню.

— Успокоюсь! — Лоуренс судорожно вцепился в дверной косяк. — Успокоюсь! Ты приводишь сюда мою сестру почти обнаженной, а сам ты… — он указал на полуголый торс О'Брайена.

— Я засыпал уголь в жернова, когда обнаружил мисс Клер в таком виде, вернее, одежды на ней было еще меньше. Она была на заводе среди рабочих.

— Как ты смеешь рассказывать о моей сестре такую гнусную ложь! Как ты посмел обвинить мою невинную сестру…

— Джессоп! — Лиз появилась за спиной Лоуренса. Она не ожидала увидеть О'Брайена. — Мистер О'Брайен! Ваш крик слышен по всей округе. Не могли бы вы продолжить свой спор в доме?

О'Брайен с утра еще не видел Лиз. Она была прекрасна, как летняя лилия, в элегантном желтом платье и с волосами, убранными желтыми лентами. Она жестом пригласила их пройти в дом.

— Входите, мистер О'Брайен.

У О'Брайена не было выбора. Он вошел в прохладный холл с высоким потолком и мозаичным полом в итальянском стиле. Она закрыла дверь, оставив снаружи ослепительные лучи палящего солнца. О'Брайену потребовалось несколько секунд, чтобы привыкнуть к темноте холла.

— Добрый день, хозяйка. Простите за мой неподобающий вид. Мы мололи уголь, когда…

— Обращайтесь ко мне, а не к миссис Лоуренс! — потребовал Джессоп.

О'Брайен с трудом оторвал взгляд от розовых щечек Лиз. Помоги Господи, он так страдает из-за этой женщины.

— Как я уже сказал, мистер Лоуренс, я был на мельнице, когда услышал шум у реки. Я вышел посмотреть, в чем дело, и обнаружил, что там собрались рабочие… вокруг мисс Клер. Она была э… голая, сэр.

— Как, опять! — со стоном сказала Лиз. Джессоп быстро перевел взгляд с О'Брайена на Лиз и обратно.

— Вы ошибаетесь.

О'Брайен поднял бровь. Лоуренс — осел. О'Брайен почти сразу по приезде пришел к такому выводу, и чем больше он узнавал о Джессопе за эти две недели, тем больше утверждался в своем мнении.

— Не в обиду будь сказано вашей сестре, сэр, но я легко отличаю голую женщину от одетой. Правда, у нее был зонтик от солнца, если это имеет какое-нибудь значение.

— Простите, мне следовало вас предупредить. — Элизабет откинула прядь волос со лба. — К сожалению, уже не первый раз Клер…

— Элизабет! — Джессоп повернулся к ней в ярости.

— Что? Ты хочешь сделать вид, что этого никогда раньше не было? Все мужчины, живущие поблизости, видели ее, Джессоп. Ты не можешь этого скрыть. Странно, что мистер О'Брайен не узнал об этом в первый же день из разговоров в «Свином ухе».

— Вы не должны были вести ее сюда, — снова набросился Лоуренс на О'Брайена. — Вы не должны были смотреть на нее, как, я знаю, вы смотрели! Вы должны… должны были позвать кого-нибудь из нас!

— И оставить ее на растерзание! — О'Брайен невесело рассмеялся. — Прекрасная идея, мистер Лоуренс.

— Оставьте этот саркастический тон, мистер О'Брайен, — устало сказала Лиз.

О'Брайен не понимал, что она нашла в Лоуренсе. Этот человек совершенно ей не подходит. Он вообще вряд ли может кому-то нравиться. О'Брайен отвел глаза.

— Простите. Я просто хотел убедиться, что мисс Клер благополучно добралась до дома. Она не сознавала, какая ей грозит опасность.

— Уходите, О'Брайен, — выпалил Джессоп. — Уходите, пока вы не впутались в еще большие неприятности, понятно?

О'Брайен боялся оставлять Лиз и Клер с этим маньяком. Он такой же сумасшедший, как его сестра. Впрочем, эта проблема О'Брайена не касалась. Элизабет кивнула, отпуская его.

— Возвращайтесь на завод, О'Брайен. Мы позаботимся о Клер.

Он помедлил. Лиз была явно огорчена последней выходкой Клер. О'Брайен хотел как-то утешить ее. Но что он мог сказать? Он вышел на крыльцо, залитое ярким августовским солнцем. Ему надо поторапливаться, ведь они с Сэмсоном должны успеть перемолоть весь уголь.

Элизабет сидела на краю кровати. Той самой, которую она когда-то делила с Полом. Она провела рукой по покрывалу. С каждым прошедшим днем ей становилось все труднее вспомнить Пола. Она закрывала глаза и пыталась вызвать из глубин памяти его лицо, но черты расплывались, Элизабет начала забывать его запах, хотя раньше он мерещился ей повсюду — в спальне, в библиотеке. Она все еще помнила его прикосновения, но совсем не так ярко, как это было сразу после его смерти. Тогда, лежа в темноте, она начинала представлять себе Пола, и он оживал в ее воспоминаниях: ей казалось, он лежит рядом с ней, дотрагивается до нее, шепчет ей на ухо. Больше всего Элизабет пугало, что место Пола в ее воображении занимал не Джессоп. Образ Пола постепенно вытеснялся образом О'Брайена, ее управляющего.

Элизабет ловила себя на том, что следит за ним из окна, с нетерпением ждет их ежедневных деловых встреч. Она осознала, что мечтает о его поцелуе. Господи, целовать его! Элизабет открыла глаза. О'Брайен — женатый человек, кроме того, он всего лишь служащий, почти слуга. Она согласилась выйти замуж за Джессопа и именно о нем должна грезить!

Но Джессоп в последнее время очень занят, они часто ссорятся. Элизабет стала замечать в его характере черты, о которых раньше и не подозревала. Ей не нравилась его мелочная ревность и попытки распоряжаться ею. Он пытается прибрать к рукам все ее имущество, хотя они еще даже не объявили о своей помолвке. К тому же Элизабет возмущала его высокомерно-презрительная манера обращения с ее рабочими и служащими Джессопу не нравился О'Брайен, и он уверял, что Элизабет еще пожалеет, что наняла его.

Ее мысли вновь вернулись к О'Брайену. Он поступил совершенно правильно, избавив Клер от приставаний рабочих. Он прекрасно держался и с Клер, и с разъяренным Джессопом. Джессопу не следовало так набрасываться на О'Брайена, как бы ни был он расстроен выходкой Клер. Джессоп чувствует себя ответственным за нее. Но он должен бы радоваться: ведь теперь ему известно, что, случись подобное снова, на заводе будет еще один человек, способный защитить Клер. Джессоп даже не поблагодарил О'Брайена. Кстати говоря, Элизабет тоже этого не сделала.

Она взглянула на большие каминные часы. Была уже половина одиннадцатого, слишком поздно, чтобы встречаться с О'Брайеном Она встала с постели. Служанка уже расшнуровала ее корсет. Халат Элизабет неплотно запахивался, а самой ей с корсетом никогда не справиться. Но ей вдруг показалось очень важным поблагодарить О'Брайена сегодня же. Элизабет хотела, чтобы он знал, как она признательна ему за то, что он сделал для Клер. Она не станет будить горничных. Ни к чему людям знать о ее ночном визите к О'Брайену. На заводе Лоуренса слишком много досужих языков. Никто ее не поймет, хотя в ее поступке и нет ничего предосудительного. Она подошла к платяному шкафу, надеясь найти там что-нибудь подходящее для ночной прогулки. Потянула за тесемки корсета. Если эту конструкцию не стянуть как следует, она просто не будет держаться. Мысленно Элизабет стала перебирать содержимое своего гардероба. Она не могла допустить, чтобы ее увидели в халате, бредущей по дороге. Для плаща было слишком жарко, и любой, кто увидит ее ночью в таком наряде, заподозрит неладное. Наконец она нашла то, что нужно, — полотняный платок, отороченный кружевами, достаточно широкий, чтобы прикрыть плечи и грудь. Элизабет кое-как справилась с нижними крючками корсета, а платок, который она собиралась все время крепко придерживать рукой на груди, довершил туалет.

Элизабет направилась к двери. Вечерний воздух пойдет ей на пользу, поможет избавиться от бессонницы. Одна из собак поднялась, готовая последовать за хозяйкой.

— Нет, — приказала Элизабет. — Оставайся здесь. Я не хочу, чтобы ты своим лаем разбудила всю округу.

Гончая жалобно заскулила, но послушно легла на место. Элизабет тихонько прикрыла за собой дверь и выскользнула из дома. На улице она старалась держаться в тени, чувствуя себя маленькой девочкой. В детстве она убегала по ночам из дома поиграть с котятами, которых отец запрещал ей держать у себя. Теперь, продвигаясь быстрыми шагами по ночной дороге, она испытывала такое же возбуждение, как в детстве. Ее пьянило ощущение свободы.

Элизабет поднялась по склону холма к коттеджам рабочих. Ей никто не встретился, хотя она слышала звуки скрипки и смех, чувствовала запах жареной свинины — отголоски чьего-то праздника. Она добралась до домика управляющего и, не колеблясь, постучала. Из окна лился свет, и она была уверена, что О'Брайен у себя. Дверь не открыли, и она постучала снова. На этот раз он отозвался:

— Кто там?

Элизабет оглянулась и подошла к боковому окну, из которого выглянул О'Брайен. Волосы его были растрепаны, торс голый.

— Простите, что побеспокоила… — Внезапно она почувствовала себя очень глупо. На Рабочем холме после наступления темноты она ощущала себя не в своей тарелке. — Собственно, это может подождать до утра… Право… — Вид его обнаженной груди и длинных золотых, как мед, волос волновал ее.

— Сейчас выйду, — сказал он и исчез, прежде чем она успела возразить.

Элизабет вернулась к двери. Ей совершенно не пристало беседовать со своим управляющим через окно его спальни. Но О'Брайен сейчас выйдет, она произнесет слова благодарности и уйдет. Никто, кроме них двоих, не будет знать об этом ночном визите.

Дверь распахнулась, и перед ней появился О'Брайен. Он был в одних штанах и явно только что из постели. О'Брайен подошел к ней, легко ступая босыми ногами по земле, лунный свет играл на его золотых волосах.

— Чем могу служить, хозяйка? — Он стоял так близко, что она ощущала свежий аромат его дыхания.

— Я… Я хотела поблагодарить вас за то, что вы сделали сегодня для Клер. — Она взглянула на его босые ноги и снова подняла глаза. — Джессоп и я… мы должны были вас поблагодарить, но не успели… не знаю, что на нас нашло.

Он смотрел на нее своими зелеными глазами, которые, казалось, видели ее насквозь.

— Я вовсе не рассчитывал на благодарность, — сказал он до странности чужим голосом.

— Я знаю. — Она не могла оторвать от него глаз. От его взгляда у нее вспотели ладони и сердце трепетало в груди. Она заставила себя отвести глаза. — Но я хочу вас поблагодарить и извиниться за Джессопа.

Элизабет почувствовала, как его рука прикоснулась к ее подбородку — и вот она уже снова смотрит на него. О'Брайен приблизился еще на шаг. Она уловила запах его чисто вымытых волос и его собственный особый мужественный запах. Внезапно голова Элизабет закружилась. Она знала, что не должна позволять ему так себя вести. Его рука гладила ее щеку, но у Элизабет не было сил сопротивляться. Она не могла отвести взгляда от его губ, губ, которые жаждала поцеловать.

7

Его поцелуй оказался слаще, чем Элизабет могла представить в самых смелых своих мечтах. Сначала губы О'Брайена только слегка коснулись ее губ. Но взаимная страсть росла, и губы прижимались все сильнее. Продолжая придерживать платок одной рукой, она положила другую ему на плечо. Его обнаженный торс казался высеченным из гранита. Элизабет вздохнула, но вздох этот больше походил на стон. Ее губы жаждали его губ.

«Безумие, это какое-то безумие». Она отпустила платок, чтобы обнять его и еще крепче прижать к себе. Первый поцелуй не удовлетворил ее любопытства, а только разжег его. Элизабет ощущала на своих губах неповторимый вкус его губ, смешанный с ароматом виски — вкус запретного плода. Их языки встретились и нежно переплелись. Неожиданно она почувствовала прикосновение его натруженных ладоней к своей груди. Господи, ее корсет! Он же расстегнут! Первым побуждением Элизабет было отпрянуть. Только муж может так ласкать свою жену. Но нежное прикосновение О'Брайена было так приятно, она так давно не чувствовала ничего подобного…

Их губы слились в поцелуе. Элизабет прижалась к О'Брайену всем телом, ощущая бедром напряжение его плоти. Она чувствовала, как под его ласкающей рукой набухают ее соски. Элизабет понимала, чего он хочет, она знала, чего хочется ей самой.

Но ведь она была помолвлена с Джессопом, а О'Брайен — женат! Элизабет должна остановиться. Ей понадобилось собрать всю силу воли, чтобы отстраниться от него. Элизабет прижала руку к губам.

— Вы… вы поцеловали меня, — прошептала она.

О'Брайен дышал так же тяжело, как и она. Элизабет не смотрела на него, она просто не смела поднять глаза.

— Вы ответили мне поцелуем, — заметил О'Брайен с легкой насмешкой.

Элизабет взглянула ему в лицо, пытаясь выдержать взгляд его зеленых глаз.

— Я… Я не знаю, как это произошло. Я никогда…

Она вновь отвела глаза, нервно теребя концы своего платка, стараясь прикрыть полуобнаженную грудь. Господи, она только что позволила О'Брайену целовать себя, ласкать себя. Элизабет никогда не позволяла этого Джессопу. Она вообще не хотела, чтобы он к ней прикасался.

О'Брайен осторожно отстранил ее руки и завязал платок так, чтобы он прикрывал ей грудь.

— Я больше не буду целовать вас, если вам это не нравится, — сказал он мягко.

Она чуть было не улыбнулась, но разве у нее был повод для улыбок? Элизабет только что совершила грех. Она целовалась с женатым мужчиной. Она была растерянна. Элизабет все еще ощущала вкус его поцелуя на своих губах, чувствовала нежное прикосновение его рук. Даже теперь, осознав, как глупо она поступила, позволив О'Брайену целовать себя, Элизабет желала, чтобы он поцеловал ее снова.

Элизабет отступила на шаг, стараясь не глядеть на него. В лунном свете, с полуобнаженным торсом и светлыми волосами, спадавшими на широкие плечи, О'Брайен казался ей воплощением мужественности.

— Вы должны пообещать мне, О'Брайен, что никому не расскажете о происшедшем.

О'Брайен лениво улыбнулся и скрестил руки на груди.

— Обещаю, что не скажу никому ни слова.

— Я очень нервничала в последние дни, столько волнений… — Элизабет пыталась найти подходящее оправдание.

Внезапно дверь за спиной О'Брайена отворилась. Господи, в доме все время кто-то был! Их могли видеть из окна!

Молодая женщина с копной непослушных рыжих волос появилась на крыльце, ее наготу прикрывала только тонкая простыня. На вид ей было не больше двадцати лет, и она была очень миловидная.

— С кем это ты болтаешь, Пэдди? — проворковала она и погладила О'Брайена по руке, той самой, которую только что гладила Элизабет.

— Ты же обещал только на минутку. — Заметив Элизабет, она вежливо ей кивнула. — Добрый вечер, миссис. Ты идешь, милый? Я же сказала тебе, что не могу долго задерживаться: утром мне надо доить корову.

Элизабет почувствовала себя униженной. Она бросилась в объятия этого человека, а он… он развлекается с какой-то шлюхой! Элизабет целовала его рот, которого минуту назад касались губы этой вертихвостки. Она сделала шаг назад и чуть не упала. О'Брайен протянул было руку, чтобы помочь ей, но она отпрянула. Никогда в жизни ей не было так стыдно.

— Мы… мы закончим наш разговор завтра утром, мистер О'Брайен.

— Лиз, подождите! — Элизабет услышала его слова, но она уже повернулась и начала спускаться с холма. Она шла широким шагом, стараясь не бежать.

Ей удалось добраться до дома незамеченной. Пробравшись в свою комнату, Элизабет закрыла за собой дверь и прислонилась к ней спиной. Она вся дрожала. Вкус его поцелуя, его страстность, нежное прикосновение его рук к ее груди — все эти воспоминания были свежи в памяти Элизабет. Господи, как только ей могло прийти в голову отправиться к О'Брайену среди ночи? Элизабет сорвала с себя одежду и бросилась в постель, не заботясь о ночной сорочке.

Элизабет не понимала, как позволила ему целовать себя, как могла сама хотеть этого, точно последняя потаскушка вроде той рыжей. Недаром ей никогда не нравились рыжие!.. Раньше Элизабет не теряла головы, всегда была сдержанной и целомудренной. Что же такого особенного в О'Брайене, от чего она утратила рассудок?

Она беспокойно ворочалась в постели, взбивала подушку, стараясь устроиться поудобнее. Наверное, сказалось напряжение прошедшего года, размышляла Элизабет, в этом причина ее неразумного поведения. У нее прежде не находилось времени разобраться в своих чувствах. Смерть Пола, восстановление завода, приезд О'Брайена — события следовали одно за другим, сводя Элизабет с ума. Дело вовсе не в О'Брайене, рассуждала она. Дело в том, что она слишком много работает и слишком мало спит. Она закрыла глаза, и перед ее мысленным взором предстала рыжеволосая женщина и улыбающееся лицо О'Брайена.

— Сукин сын, — пробормотала Элизабет. — Этот человек женат, у него дети, и он изменяет жене с молоденькой потаскушкой.

Элизабет сама потворствует его неверности. Разве пристало ей идти к О'Брайену так поздно ночью? Она же предчувствовала, что он захочет ее поцеловать! Черт возьми, отправляясь туда, Элизабет в глубине души отдавала себе отчет, что и сама хочет его поцелуев!

Элизабет снова закрыла глаза. Сделанного не воротишь. Она скажет Джессопу, что пора назначить время их свадьбы. Просто она чересчур долго была одна. У женщин, как и у мужчин, существуют естественные сексуальные потребности. Вот и все.

Что же касается мистера О'Брайена, то она оставит его на заводе. Элизабет хорошо понимала, что без него ей не справиться. Но не далее как на этой неделе она предложит ему вызвать сюда свою семью. Это положит конец его свиданиям с рыжей потаскушкой. О сегодняшнем маленьком происшествии Элизабет постарается больше не вспоминать.

О'Брайену тоже лучше забыть о нем, если он хочет оставаться управляющим на заводе Лоуренса или на любом другом заводе в колониях.

Несколько вечеров спустя Элизабет как раз закончила проверять счета в своей бухгалтерской книге, когда из передней комнаты конторы до нее донесся голос О'Брайена. Она взглянула на часы, стоявшие на каминной полке. Было почти восемь. В девять Джессоп ждал ее к ужину. Элизабет слышала, как О'Брайен заговорил о чем-то с клерком и они засмеялись. Потом раздались шаги, направлявшиеся к кабинету. Лэйси и Фреклс подняли головы и зарычали.

О'Брайен просунул голову в дверь.

— У вас найдется для меня минутка? Если нет, могу зайти завтра утром.

— Нет, отчего же. Входите. — Она чувствовала себя неловко. С того времени, как он ее поцеловал, они разговаривали впервые. — Хотите, я отпущу Ноя, или он вам еще нужен.

Элизабет раздражал его беспечный тон. Ей казалось, О'Брайен должен быть смущен после того, что произошло. Но ему, видно, не привыкать, учитывая его успех у женщин. Джонни Беннет недавно рассказал ей, как пару дней назад О'Брайен чуть не подрался с одним рабочим с мельницы Таннера. Тот заподозрил, что О'Брайен переспал с его женой. Видимо, ее управляющий даром времени не теряет.

Элизабет бросила перо на стол. Ей не хотелось отпускать Ноя. Она не могла за себя поручиться. Оставшись наедине с О'Брайеном, она может поцеловать его снова. Или пристрелить ублюдка. А может поцеловать, а потом пристрелить…

— Ты свободен, Ной, — крикнула она. — До завтрашнего утра.

— Хорошо.

Элизабет слышала, как Ной встал со своего стула, снял шляпу с крючка и вышел из конторы. Теперь они остались с О'Брайеном наедине.

— Вы хотели меня видеть, мистер О'Брайен?

Он вышел из темного коридора на свет, и Элизабет заметила, что О'Брайен сбрил свои усики. О'Брайен, поймав ее взгляд, погладил свой чистый подбородок и сказал:

— В ваших краях слишком жарко, чтобы носить усы. Вы не находите, что так я выгляжу более респектабельно?