17

Элизабет подвела итог под колонкой цифр и улыбнулась. Она слушала вполуха, о чем говорил Джессоп. Она ликовала: впервые завод Лоуренса принес прибыль по итогам месяца.

— Я просто хотел поблагодарить тебя за заботу о Клер. Хорошо, что ты сообщила мне о синяке у нее на шее, я знаю, тебе это было нелегко, — прочувствованно разглагольствовал Джессоп. — Видишь ли, я разговаривал с Клер по поводу ее возможных контактов с… — он кашлянул, — с мужчинами. Мне кажется, она поняла наше беспокойство. Обещаю тебе, впредь О'Брайену не придется обнаруживать ее разгуливающей по лесу.

Элизабет вежливо улыбнулась. Джессоп пришел совершенно не вовремя. С минуты на минуту мог появиться потенциальный клиент, а Элизабет до сих пор не определила возможного срока поставки.

— Ты не слушаешь меня, Лиз?

Элизабет рылась в бумагах на столе в поисках данных о производстве за прошедшую неделю. «Черт бы побрал этого Ноя, ведь он обещал положить данные на стол».

— Я слушаю.

— Нет, ты меня не слушаешь. — Джессоп подошел к столу и оперся на кипу бумаг, лежащих перед Элизабет. Он был назойлив, как комар. Она со вздохом откинулась на спинку стула, готовая выслушать Джессопа со вниманием.

— Я же предупреждала, Джессоп, что я очень занята: то ты не разговариваешь со мной неделями, то тебе вдруг срочно нужно меня видеть.

Джессоп дотронулся до ее плеча. Это был вполне невинный жест, но первым побуждением Элизабет было отпрянуть.

— Элизабет, я пришел поговорить вовсе не о Клер, хотя я очень признателен тебе за заботу. Я пришел, чтобы извиниться. Я наговорил тебе много лишнего, чего вовсе не думал. — Джессоп смотрел прямо на Элизабет, и она впервые заметила, как сильно поседели его виски. — Прошу тебя, дай мне еще один шанс.

Элизабет чуть не застонала вслух. Только этого ей сейчас и не хватало. Ей не хотелось думать ни о нем, ни об О'Брайене, ни даже о самой себе: в эти последние несколько недель Элизабет пребывала в некоем состоянии душевного равновесия, которое мечтала сохранить подольше. Впервые в жизни она была по-настоящему счастлива, ее дни и ночи были заполнены… Чего еще ей было желать?

— Джессоп, я действительно не могу сейчас продолжать этот разговор. — Элизабет поправила выбившийся из-под чепца локон. — Джонсон из колонии Пенна должен приехать с большим заказом.

— Тогда поужинай со мной сегодня. — Джессоп взял ее за руку. — Мы будем вдвоем, я отошлю Клер спать пораньше.

Его прикосновение было Элизабет неприятно. Возможно, она просто уже решила для себя, что не выйдет замуж за Джессопа. К чему ей возвращаться к этому вопросу? Она убрала руку.

— Хорошо, я посмотрю, смогу ли освободиться. — Элизабет встала.

— Я знаю, ты не придешь. Ты пообещаешь, а потом так увлечешься этими проклятыми цифрами, что все забудешь, и тебе придется ужинать черствым хлебом с сыром у себя в спальне. Лиз, негоже такой молодой женщине, как ты, проводить столько времени в одиночестве.

Элизабет улыбнулась про себя. Уже целый месяц она не проводила ни одной ночи в одиночестве.

— Ной! — крикнула она. — Мне нужны данные за прошедшую неделю, я нигде не могу их найти. — Сейчас, хозяйка, — ответил клерк из приемной.

Элизабет потянулась, потирая затекшую поясницу. Вероятно, она и вправду проводит слишком много времени на этом стуле.

— Я попробую: большего не могу обещать, — вновь обратилась она к Джессопу, который, как собака, следил за каждым ее движением. — Мне в самом деле надо хорошо подготовиться к встрече с мистером Джонсоном.

— Я жду тебя в девять. Можешь не переодеваться, для меня главное видеть твое прелестное лицо. — Джессоп поцеловал ее в щеку и вышел. Она проводила его взглядом и снова крикнула Ною:

— Где эти цифры? Или ты сейчас же найдешь их, или ищи другую работу!

— Иду!

Элизабет вернулась к столу. Они производят теперь столько пороха, что вполне успеют выполнить заказ Джонсона за две недели; значит, можно заключить с ним сделку.

Элизабет больше и не вспомнила о Джессопе в тот вечер, пока в одиннадцать часов в дверь ее спальни не постучали. Она сидела на кровати в шелковом пеньюаре. Вокруг нее были разбросаны бумаги. Элизабет высчитала, что благодаря заказу Джонсона завод станет приносить прибыль в течение нескольких месяцев.

— Кто там? — спросила Элизабет, взяв кусочек сыра с тарелки, стоявшей у нее на коленях, и прихлебывая вино из оловянного бокала.

Дверь отворилась, и вошла одна из служанок.

— Мистер Лоуренс прислал мальчишку спросить о вашем здоровье. Он ждал вас на ужин. Интересуется, все ли благополучно.

Черт возьми! Элизабет совсем забыла про ужин с Джессопом. Она так устала за последнее время, что даже к О'Брайену не пошла сегодня. Она частенько недосыпала и ела когда придется, все это сказывалось на ее здоровье. И если уж у Элизабет нет сил заниматься любовью, то тем более у нее нет ни сил, ни желания выслушивать излияния Джессопа.

— Пусть посыльный передаст мои извинения мистеру Лоуренсу. Я плохо себя чувствую и как раз собиралась ложиться спать. Известите мистера Лоуренса, я буду рада видеть его за завтраком.

— Хорошо, мэм, спокойной ночи. — Горничная поклонилась и вышла.

Почему Элизабет просто не сказала Джессопу «нет»? Она откусила кусочек хлеба и задумалась. Если он вновь начнет ухаживать за ней, она отклонит эти попытки, сославшись на занятость. Элизабет уже привыкла к мысли, что ей не надо выходить замуж за Джессопа или кого-нибудь еще. Зачем ей второе замужество? Без мужа она свободна, как птица, а пороховой завод обеспечит ей безбедное существование.

Стук в окно привлек внимание Элизабет. Это стучала не ветка — деревья под окном не росли. Элизабет встревоженно застыла с бокалом в руке. Стук повторился. Кто-то выстукивал по стеклу окна мелодию. Элизабет вскочила, проливая вино, и поставила бокал на стол. Шлепая босиком по холодному полу, Элизабет подбежала к окну и толкнула створки. Холодный осенний ветер распахнул полы ее пеньюара.

— Какое приятное зрелище на склоне трудного дня! — проговорил О'Брайен, влезая на подоконник.

— Вы меня до смерти напугали, — хрипло прошептала Элизабет.

— Я это понял. Вы так и бросились к окну, — сказал О'Брайен, закрывая за собой окно. — Думаю, мне повезло, что вы не врезали мне кочергой промеж глаз.

— Если бы у меня был с собой пистолет, я бы всадила вам пулю промеж глаз. Он поднял ее на руки.

— Вам нельзя приходить сюда! — Элизабет отбивалась от него, при этом стараясь не слишком шуметь. — Я же говорила, вам нельзя здесь появляться. Вас могут услышать.

О'Брайен поцеловал ее и снова опустил на пол.

— Меня-то не услышат, скорее услышат вас. Это вы кричите, как сумасшедшая, когда мы предаемся любви. — Он отщипнул кусочек сыра и отправил его в рот.

— Вы говорили, что вам это нравится, — возразила Элизабет, покраснев.

— Конечно, нравится. Каждый мужчина хочет быть уверен в том, что доставляет своей женщине удовольствие. — О'Брайен присел на краешек кровати, мельком взглянув на разбросанные листы.

Своей женщине… Он никогда так раньше не говорил.

— Я просто пошутил, дорогая. У вас есть еще сыр?

Элизабет подошла к постели, не обращая внимания на распахнувшийся пеньюар, ее волосы, еще влажные от недавнего мытья, рассыпались по плечам. Она протянула О'Брайену тарелку.

— Это весь мой ужин.

— А я думал, вы ужинаете сегодня с мистером Лоуренсом, — промолвил он, подбирая последний кусочек сыра с тарелки.

— Вовсе нет, — Элизабет нахмурилась. — Как вы узнали, что Джессоп пригласил меня на ужин?

— Мне сказала Клер.

— Она снова была на заводе?

— Да, но я отослал ее домой. — О'Брайен отхлебнул вина из ее бокала и протянул руки к Элизабет. Он тоже недавно принял ванну, его волосы были еще влажны, а кожа пахла мылом. — Идите ко мне.

— О'Брайен, я правда боюсь. В доме есть слуги, если кто-нибудь услышит ваш голос…

— Они подумают, что это мистер Лоуренс, и ничего не скажут. — О'Брайен поймал ее за руку и притянул к себе.

Элизабет, наверное, могла бы отослать О'Брайена, но раз уж он пришел… Комната была такой уютной, в камине тлели угли, на столе стояла бутылка вина. Элизабет была не прочь вкусить наслаждения в своей спальне, но мысль об опасности мучила ее.

— Вы не можете долго здесь оставаться, — прошептала она.

О'Брайен обнял ее за талию, его голова оказалась вровень с ее грудью.

— Как вкусно, — промычал он, сжимая губами ее набухший сосок. Элизабет обхватила его шею и села к нему на колени. Только несколько минут назад она умирала от усталости, но сейчас сонливость как рукой сняло.

— Лиззи, я не могу вами насытиться. Целый день только о вас и думаю.

— Мужчины всегда думают только о постели, — прошептала Элизабет, выгибая спину и притягивая его руку к своей груди.

— Я желал многих женщин в своей жизни, но поверьте мне, Лиз, в этот раз все совсем по-другому. Вы — другая.

Элизабет криво усмехнулась.

— Это потому, что я лучше их. — Она взяла его лицо в ладони и крепко, почти грубо поцеловала в губы. — Я доставляю вам больше удовольствия, чем кто-нибудь из них. — Она положила руку О'Брайена между своих бедер, на повлажневшую плоть. — А вы ублажаете меня лучше, чем этих женщин.

О'Брайен издал какой-то странный звук, похожий на звериный рык, и опрокинул ее на постель, прямо на бумаги, а сам навалился сверху. Элизабет попыталась сбросить О'Брайена, упираясь руками ему в грудь.

— Тихо, — прошептала она. — Внизу услышат скрип кровати.

О'Брайен скинул куртку, а за ней и рубашку.

— Снимите ботинки, — сказала Элизабет, проведя рукой по его груди. — Разве вас не учили, что нельзя лезть в кровать леди в ботинках?

— Так делают, если хотят быть готовым в любую минуту дать деру.

О'Брайен легонько укусил мочку ее уха. Элизабет рассмеялась и поцеловала его, на этот раз значительно нежнее.

— Снимите ботинки и заприте дверь. — Когда он встал, она собрала разбросанные бумаги. — Панталоны тоже снимите. Они вам не понадобятся. — К тому времени, как О'Брайен закрыл дверь на замок и окончательно разделся, Элизабет уже сняла пеньюар и забралась под одеяло. Ей было холодно, осень уже пришла на берега реки Брэндивайн.

— Да вы замерзли, — пробурчал О'Брайен, устраиваясь под одеялом рядом с ней.

— Так согрейте меня, — попросила Элизабет, прижимаясь к нему всем телом. О'Брайен вытянулся на боку и стал рисовать причудливые узоры у нее на коже кончиком пальца. Элизабет закрыла глаза. Сегодня они будут любить друг друга медленно и размеренно, смакуя каждое прикосновение, каждый поцелуй, как последний. Ей нравилась бесконечная изобретательность О'Брайена. Порой он, сгорая от страсти, набрасывался на нее на первом этаже коттеджа, даже не сняв одежды. В другие дни они подолгу играли в салочки, со смехом бегая по комнатам, пока не падали наконец на постель. А бывали особые ночи, такие, как сейчас, когда он нежной лаской доводил Элизабет до крайней степени желания, прежде чем позволял ей испытать наслаждение.

О'Брайен целовал Элизабет в шею, а она гладила его влажные светлые волосы. Каждый сантиметр ее кожи оживал под его пальцами. Лежа с закрытыми глазами, она догадалась, что О'Брайен потянулся за бокалом, взял его и долил вином. Первое прикосновение его пальца, смоченного в холодной жидкости, заставило Элизабет вздрогнуть.

— Холодно, — прошептала она.

О'Брайен провел винную полоску вдоль ее живота.

— Я всегда мечтал стать художником, — прошептал он в ответ.

— Странная живопись, — заметила Элизабет, с трудом переводя дыхание.

О'Брайен вновь окунул палец в вино и принялся выписывать круги у нее на груди. Холодная жидкость коснулась и сосков Элизабет, и они немедленно затвердели.

— Какое прекрасное тело! — приговаривал О'Брайен. — Какая восхитительная грудь!

Элизабет лежала неподвижно, наслаждаясь ласковыми прикосновениями О'Брайена. Она открыла глаза, почувствовав, что он наклонился и стал слизывать вино с ее кожи. Элизабет откинулась на подушку, поглаживая руками его спину. Ее невероятно возбуждал его горячий язык. Голова Элизабет кружилась, жар разливался по всем ее жилам, и она застонала. Элизабет пыталась подавить свои стоны, но по мере того, как О'Брайен продвигался от ее живота к груди, сдерживать их становилось все труднее. Она впивалась ногтями в его плечи, выгибая спину и стараясь прижаться к нему бедрами.

— Лиззи, Лиззи, — шептал О'Брайен.

Их губы встретились. Он гладил шелковистые волосы Элизабет, ее плечи и руки. Нет, это не только плотская страсть, говорила себе Элизабет, это нечто большее. Слезы туманили ее глаза.

— Что случилось, Лиззи? Скажи мне, — попросил О'Брайен.

Элизабет чуть было не произнесла эти слова. Она чуть не закричала вслух: «Я люблю тебя!» Но ее практичность взяла верх, и она ответила:

— Просто я счастлива.

Конечно, она не любит его. Это глупость. Она бы пожалела потом об этом поспешном признании. Женщина не может любить мужчину лишь из-за того, что он очень хорош в постели. Женщина ее круга вообще не может любить такого человека, как О'Брайен.

О'Брайен ласкал ноги Элизабет, а она тянулась к нему всем телом, как бы предлагая ему прикоснуться к тому, что она дарила только ему одному. Слезы на ее глазах высохли, и волны тепла начали разливаться по всему телу. О'Брайен снова и снова целовал ее в губы, его дыхание пахло вином.

— Люби меня, люби меня, О'Брайен, — отчаянно прошептала Элизабет, глядя в его зеленые глаза, изнывая от желания.

Она все-таки произнесла эти слова.

О'Брайен улыбнулся и что-то тихо сказал, но она уже не слышала его. Наконец он вошел в нее. Элизабет застонала, отгоняя прочь все посторонние мысли, ритмично двигаясь в унисон с О'Брайеном, пока волны наслаждения не подхватили ее…

Элизабет не знала, сколько прошло времени. Несколько часов или всего несколько минут? Она свернулась калачиком рядом с О'Брайеном. Тот лежал на спине, тяжело дыша.

— Только я успею подумать, что в постели меня ничем не удивишь, как вы доказываете обратное, — сказал он шутя и поцеловал ее в висок.

Элизабет прижалась к нему еще теснее и натянула одеяло на них обоих. Уже в полусне она представила, как было бы хорошо проспать рядом с ним целую ночь. Необходимость вставать, одеваться и возвращаться среди ночи домой всегда угнетала ее. «По крайней мере сегодня не мне придется возвращаться домой в холоде и темноте». Пальцы О'Брайена ласкали ее руки, плечи, шею — нежный эпилог после акта любви. Они нащупали золотой медальон на цепочке у нее на шее.

— Что это, подарок? — спросил О'Брайен.

— Угу, — пробормотала Элизабет в полусне, даже не открывая глаз. — Подарок от Пола. Вам не нравится, что я ношу его?

О'Брайен повертел медальон в руках.

— Какое я имею право ревновать, а тем более к мертвым?

Она улыбнулась про себя: О'Брайен уклонился от ответа.

— «Дорогой Э. Т. Л. от любящего мужа, П. X. Л.», — прочел О'Брайен вслух. — Как мило.

Элизабет взяла медальон у него из рук. О'Брайен откинулся на подушку.

— Элизабет Лоуренс — это понятно. А что такое Т.?

— О'Брайен…

— Нет-нет, дайте я догадаюсь. Тереза? — О'Брайен приподнялся на локте и посмотрел на Элизабет.

Она рассмеялась и поглубже зарылась в подушку.

— Нет, не Тереза. Табита? Нет, слишком уж слащаво и женственно.

— Благодарю вас. — Элизабет повернулась к нему спиной.

— Придумал! Томазина!

— Нет, не Томазина. Т. — это вовсе не второе имя. У меня никогда не было второго имени. Это моя девичья фамилия — Таррингтон.

— Таррингтон? — переспросил О'Брайен изменившимся голосом. — Из Вексфорда?

— Вообще-то мы из Йоркшира, но в Вексфорде у нас есть загородное имение. — Элизабет повернулась и увидела, как О'Брайен пулей выскочил из кровати.

18

О'Брайен поднял с пола свои штаны и стал их лихорадочно натягивать.

— В чем дело, О'Брайен? — спросила Элизабет, садясь в постели.

— Вы никогда не рассказывали мне, что ваша фамилия Таррингтон, Лиз, — ответил О'Брайен сквозь зубы.

— Да о чем это вы говорите? — растерянно пролепетала она.

— Я говорю о проклятых Таррингтонах, которые грабят и убивают. А вы — одна из них!

Элизабет схватила подушку с кровати и бросила в него.

— Что вы несете? — Она пыталась не кричать. О'Брайен напялил один ботинок прямо на босу ногу, чтобы не возиться с чулком.

— Таррингтоны прогнали нас с нашей земли! Они прогнали всех моих родственников, отняли землю у всех моих друзей!

— О какой земле идет речь, О'Брайен? — всплеснула руками Элизабет.

О'Брайен схватил свою рубашку, пытаясь вывернуть ее и поскорее надеть.

— В Вексфорде, откуда я родом. — Он смотрел на Элизабет с ненавистью, а она по-прежнему не понимала, что привело его в ярость.

— Я думала, вы выросли во Франции.

— Так оно и было — после того, как ваш отец отнял нашу землю и спалил наш домик, чтобы построить себе особняк. — В его голосе неожиданно зазвучали простонародные ирландские интонации. — Родители отослали меня в монастырь: им не удалось прокормить нас всех. Мой братишка умер от голода,

Элизабет вспомнила особняк Таррингтонов в Вексфорде. Это был красивый дом с прекрасными гобеленами и длинными коридорами, устланными коврами, по которым так любили бегать дети. Кажется, отец построил этот дом, когда Элизабет была совсем малышкой, или даже еще до ее рождения.

— Вы хотите сказать, мой отец отобрал землю у вашей семьи, чтобы построить загородный особняк?

— Чарльз Элтон Таррингтон. Я до самой смерти не забуду это имя. Нам некуда было податься: никакой работы в округе не было. Мать старалась разослать нас по родственникам, чтобы мы не голодали. Сестер отдали в услужение, зарабатывать деньги, а отец не смог найти работу. Не иметь возможности прокормить семью, знаете, как это тяжело для мужчины? Таррингтонам не пришлось убивать моего отца собственноручно, за них это сделала выпивка.

Потрясенная, Элизабет стояла на коленях в кровати. Какая чудовищная история! Такое не выдумаешь. Но в чем он винит ее? Разве она несет ответственность за поступки своего отца?

— Как мог мой отец отобрать вашу землю? Возможно, он не слишком приятный человек, но он не вор.

— Земля давно не принадлежала нам, — ответил О'Брайен с сарказмом. — Но мы всегда жили на ней. Поколения семьи О'Шэй разводили на этих холмах скот и выращивали картофель. Землю отобрали за налоги в пользу казны, и мы, как и многие ирландцы, стали арендаторами на собственной земле. Богатые англичане Таррингтоны выкупили наши угодья у казны.

— О'Шэй? Кто такие О'Шэй? Вас же зовут О'Брайен!

О'Брайен побледнел и отвернулся. В руках у него болтался ботинок. Наступила долгая пауза. Элизабет судорожно сглотнула и спустилась с кровати, волоча за собой одеяло.

— Вы не О'Брайен, так ведь? — спросила она потрясенно.

Он не решался взглянуть ей в глаза.

— Сукин сын, — прошептала Элизабет. Внезапно на память ей пришло замешательство О'Брайена в первый день по приезде, когда он затруднился назвать свое имя. Тогда Элизабет даже хотела навести справки у своего адвоката в Филадельфии, но О'Брайен оказался таким хорошим управляющим, что она забыла о своих намерениях. — Вы лгали мне! — Сердце Элизабет разрывалось в груди.

Наконец О'Брайен поднял глаза.

— Моя ложь не принесла никому вреда. Я ни у кого ничего не отобрал — ни земли, ни достоинства.

Элизабет не стала спорить с ним о правоте или неправоте своего отца. Но его обман она не собиралась оставить без внимания.

— Что случилось с настоящим О'Брайеном, которого я наняла? Вы убили его?

Странное выражение — не то боль, не то обида — промелькнуло на лице О'Брайена и исчезло. На смену ему пришел холодный гнев.

— Я не убивал его, — ответил он со злобным вызовом. — Он был моим другом. Мы вместе плыли в Америку. Он умер от заражения крови, и я взял его имя. Я никому не причинил зла.

— Но я наняла его, а не вас.

— Я лучше Майкла разбираюсь в производстве пороха, вы ничего не потеряли, хозяйка, — усмехнулся О'Брайен.

Элизабет не верилось, что этот самый человек занимался с ней любовью полчаса назад. Ярость и горечь сменили в нем нежность и понимание.

— Вы солгали мне! — Руки Элизабет сжали одеяло так, что косточки побелели. — У вас ведь нет ни жены, ни детей, верно?

— У Майкла была семья.

Элизабет с силой толкнула его в грудь. Ей хотелось ударить его, обругать. Ей хотелось кричать и бить посуду.

— Значит, все мои страдания по поводу вашей жены были напрасны? Я месяц ворочалась в этой постели и не могла заснуть от угрызения совести!

— Кажется, мне пора, — промолвил О'Брайен, поворачиваясь к ней спиной.

— Вы сукин сын! — закричала Элизабет, не заботясь больше, услышат ли ее слуги. О'Брайен подошел к окну и распахнул створки. Элизабет стояла на холодном ветру, прикрыв одеялом свою наготу. Она была рассержена, она была уязвлена. Элизабет сердилась не только на О'Брайена, но и на себя. Как она могла позволить ему причинить ей такую боль? Позволить обмануть себя? Как дело дошло до того, что все это так много для нее значит?

О'Брайен вылез из окна, и оно захлопнулось за ним. Элизабет бросилась в кровать, уткнулась лицом в подушку и разрыдалась.

В ту ночь Элизабет почти не спала. Когда она наутро появилась в своей конторе, глаза ее были красны от слез. Она чувствовала себя оскорбленной и униженной. О'Брайен лгал ей с первого дня. Его красота и обаяние ввели Элизабет в заблуждение, она даже согласилась лечь с ним в постель. Что же ей теперь делать?

Элизабет уставилась в бумаги невидящим взглядом. Сегодня у нее была назначена встреча с еще одним возможным клиентом. После первого съезда Континентального Конгресса в Филадельфии страсти продолжали накаляться. Повсюду слышались разговоры о независимости: в роскошных гостиницах и захолустных тавернах. Всем было ясно, что колонии не получат независимости без войны, а значит, потребуется порох. Первым побуждением Элизабет было приказать О'Брайену начать упаковывать вещички… то есть О'Шэю или как там его? Но ее деловая сметка не позволяла ей так поступить. Элизабет целый год искала хорошего управляющего. Каков бы он ни был с ней, рабочие доверяли ему и работали под его началом, как никогда раньше. Он знал все составы и производственные хитрости.

Элизабет смотрела в окно, на разноцветные осенние листья, которые усеяли все вокруг. До нее доносился запах дыма и тушеной тыквы. Элизабет отхлебнула глоток травяного отвара, который принес ей Ной. После вчерашних переживаний у нее расстроился желудок, и она не могла ничего есть.

Сможет ли она продолжать работать бок о бок с О'Брайеном, коль скоро так мучительно переживает его обман? Печально, но Элизабет позволила чувствам взять верх над разумом, и в результате их отношения переросли установленные границы того диковинного делового соглашения. Она слишком привязалась к О'Брайену. Женщина не должна терять свою независимость из-за мужчины.

Элизабет решила пока не увольнять О'Брайена, пусть он ведет ее дела, а тем временем она попросит своего адвоката в Филадельфии подыскать ей нового управляющего. Элизабет выставит О'Брайена, как только найдет ему замену.

Приняв это решение, Элизабет взялась за гроссбух, положенный на ее стол Ноем. У нее нет времени на переживания и сожаления. Но не прошло и часа, как стук в дверь вновь отвлек Элизабет от занятий.

— Войдите. — Элизабет обмакнула перо в чернильницу.

— Элизабет, дорогая.

На пороге стоял Джессоп, но она даже не подняла головы. Рано утром Элизабет послала ему записку, что по-прежнему чувствует себя плохо и не может принять его за завтраком. Это была правда, даже мысль о еде была ей отвратительна.

— Элизабет, у тебя все в порядке? Если ты плохо себя чувствуешь, тебе лучше быть в постели, а не в этом ужасном кабинете. — Он подошел к камину и поворошил угли. Элизабет отложила перо и повернулась к Джессопу. Казалось, он был искренне озабочен ее здоровьем. Да и ей перерыв в работе вовсе не повредит.

— Все хорошо, просто немного болит живот. — Джессоп поставил кочергу у камина и пересек комнату. Он подошел к Элизабет и отвел локон с ее лба.

— Ты уверена, что не хочешь денек отдохнуть?

— Я не могу, — она указала на стопку бумаг на столе. — Меня ждут горы бумаг, и я хотела еще сегодня поработать в лаборатории. Вчера привезли нитрат натрия из Перу, который я так долго ждала. — Джессоп встал у нее за спиной и стал поглаживать ей плечи. Элизабет слишком устала, чтобы возражать.

— Я понимаю, как важна для тебя работа. — Элизабет удивленно посмотрела через плечо: неужели это говорит тот самый Джессоп, который две недели назад убеждал ее, что женщине негоже заниматься бизнесом?! Особенно прибыльным, с иронией напомнила себе она.

Джессоп разминал ей мышцы плеч и спины.

— Напрасно я пытался изменить тебя, теперь я это понял. — Он обошел стол, но его рука по-прежнему оставалась на плече Элизабет. — Лиз, я соскучился по тебе. Все, что я говорил вчера, остается в силе. Я хочу, чтобы ты приняла обратно кольцо. — Джессоп, как фокусник, достал его из кармана своего камзола. — Элизабет, выходи за меня замуж.

Элизабет положила руки на стол и уткнулась в них лицом. Голова ее кружилась, ее тошнило, а работа еще не была завершена. Джессоп, безусловно, очень мил, но Элизабет теперь была в себе не уверена. Отношения с О'Брайеном сильно напугали ее. Она подняла голову и встретилась глазами с Джессопом, который пристально смотрел на нее.

— Тебе действительно нехорошо? — спросил он мягко.

Элизабет кивнула.

— Тогда давай поговорим об этом в следующий раз. — Кольцо с рубином чудесным образом исчезло столь же быстро, как и появилось.

— Так будет лучше, честное слово. — Элизабет оценила его понимание. Вот О'Брайен не давал себе труда ее понять. — Мне нужно некоторое время на размышление. Мы наговорили друг другу много лишнего.

— Прощено и забыто, дорогая. — Джессоп рубанул воздух рукой. — Скорее бы ты, я и Клер стали одной счастливой семьей.

Элизабет снова повернулась к столу и отвела волосы со лба. Стопки бумаг приводили ее в ужас. Понадобится не меньше двух дней, чтобы наверстать упущенное.

— Мне нужно вернуться к работе, — сказала Элизабет без всякого энтузиазма.

— Хорошо, тогда я пойду. — Но Джессоп не ушел, а продолжал смотреть на нее. — Лиз, что-нибудь случилось? — наконец спросил он.

Элизабет почувствовала комок в горле, горячие слезы подступили к глазам. Конечно, она не могла рассказать Джессопу про О'Брайена. Не могла сказать ему, как она уязвлена и рассержена. Но Джессоп так добр к ней, он искренне озабочен ее состоянием.

— Я совершила ошибку, Джессоп. — Элизабет вновь повернулась к нему. Он встал на колено и взял ее руку.

— Ты имеешь в виду наши отношения? Милая, я все простил, я знаю, как тяжело дался тебе последний год. Я знаю…

— Нет, я совершила ужасную ошибку с О'Брайеном, — сказала Элизабет, отворачиваясь, чтобы Джессоп не заметил ее слез.