Дни шли за днями. Замкнутый и нервный, Дамон срывал раздражение на прислуге, был резок с Эрин, дерзил отцу, а с Темпл почти не разговаривал. Порой ей хотелось, чтобы он накричал на нее – все лучше, чем это ледяное молчание.
      Она не знала, что тревожит мужа, почему вдруг он воздвиг между ними глухую стену отчуждения. Дамон словно не замечал жены, но она часто ловила на себе его настороженный мрачный взгляд. Радость уже не светилась в его глазах, в них не было даже желания.
      «О Дамон, – мысленно обращалась к нему Темпл. – Что же случилось? Почему ты отдалился от меня? Что значит твое странное молчание? Так не должно быть. Я чувствую, как ты ускользаешь от меня, и не знаю почему. Что делать, как помешать этому?» Сердце Темпл мучительно ныло. Ей хотелось плакать от этой боли.
      Последние четыре дня Дамон ночевал в лагере и только дважды приехал домой. Но Темпл была уверена, что он не спал бы с ней, если бы и оставался дома.
      Однажды она приехала в лагерь повидаться с Дамоном, но он, занятый своими делами, даже не подошел к жене. Темпл вернулась на виллу в отчаянии. «Господи, – думала она, – что же случилось?»
      В ту ночь Дамон вернулся домой и выпил больше обычного, осушая рюмку за рюмкой. В его напряженной фигуре и холодных глазах сквозил затаенный гнев, и он еле сдерживался.
      Темпл трепетала от страха. Даже Роско, заметив состояние сына, впервые не отпускал ядовитых замечаний.
      Темпл встала с дивана.
      – Куда ты? – Дамон пригвоздил ее взглядом.
      – Я… я устала, Дамон, – тихо пролепетала она, – пойду спать.
      Они молча посмотрели друг на друга, и Темпл выскользнула из комнаты.
      В спальне она накинула белый халатик и, встав перед зеркалом, начала расчесывать волосы. Вскоре вошел Дамон и прислонился к дверному косяку.
      Темпл обернулась, и у него перехватило дыхание. Ее пышная грудь так соблазнительно вздымалась! Кровь быстрее побежала в его жилах, чресла напряглись. Дамон слишком долго не был с женой! Но нет, нельзя подходить – он может сделать что-нибудь такое, о чем будет потом жалеть. Дамон хорошо знал, что не всегда владеет собой.
      Он подумал о визите Деллы и о том, к чему это привело. В ушах назойливо звучали ее слова: «Поезжай и посмотри сам!» Его жена и Пьер – любовники! Нет, он не поверил Делле, но что-то заставило его поехать к ограде и разрешить свои сомнения.
      Поднявшись на склон холма, он увидел их. Стоя возле ограды, они обнимались. Дамон побелел от ярости. Охваченный жгучей ненавистью, он развернул коня и галопом поскакал в лагерь, сознавая, что если сейчас же не уедет, то убьет обоих.
      Позже он спросил Снида, охранника Темпл, встречалась ли раньше его жена с синьором Торром. Немногословный Снид ответил:
      – Да, синьор.
      Дамон не стал выяснять подробности.
      «Значит, это правда, – думал он. – Делла не обманула меня. Пьер, мой лучший друг, все-таки добился благосклонности моей жены. И Темпл, горячо любимая Темпл, которой я полностью доверял, ответила на домогательства Пьера!»
      С каждым днем гнев Дамона нарастал. Сейчас он уже не мог сдерживаться.
      – Ты с ним спала? – спросил он с убийственным спокойствием, сверля жену своими черными глазами.
      Темпл не поняла, о чем он говорит.
      – Дамон, может, скажешь мне, чем ты так расстроен? – испуганно начала она, робко подходя к нему. – Что-то, видно, не так. Знай я, чем провинилась…
      – Ты спала с ним? – повторил он так злобно, что Темпл задрожала.
      – Дамон, я не знаю, о чем ты говоришь. – Она плотнее запахнула полы халатика.
      – О Пьере Toppe, твоем любовнике!
      – Моем… – Темпл вспыхнула. – Пьер – твой друг, Дамон, и мой тоже!
      Дамон выругался. Его глаза сверкали, на виске пульсировала жила.
      – Я видел вас, Темпл! Я знаю о ваших тайных свиданиях! Сначала вам удалось провести меня, но теперь я стал умнее, черт возьми! – Гнев исказил его лицо. – И как давно, Темпл? Давно ли вы стали любовниками? А ребенок, которого ты носишь, – мой?
      – Дамон! – Темпл зажала рот рукой, но ей не удалось сдержать крик ужаса.
      – Говори, черт возьми! – Дамон швырнул на пол рюмку, и она разбилась вдребезги.
      – Я ничего тебе не скажу! – вызывающе ответила Темпл, вновь обретя смелость. – Ничего! Ведь ты все равно не поверишь, ибо все уже решил, признал меня виновной и осудил. Так что мне уже поздно оправдываться.
      Он медленно приближался к ней, как охотник к добыче. Темпл, испугавшись, отступила в дальний конец комнаты. Дамон побледнел и задрожал от гнева. Темпл обуял ужас. Сейчас человек, которого она любит, убьет ее!
      Слезы ручьем хлынули из глаз молодой женщины. Она инстинктивно схватилась за живот, как бы желая защитить ребенка.
      – О Господи! Дамон, прошу тебя, не надо! – вскричала Темпл. – Не убивай меня, пожалуйста!
      Ее слова поразили его, как удар молнии, и только тут он заметил ужас в глазах жены. Темпл опустилась на колени, сотрясаясь от рыданий.
      «Боже мой, что я наделал? – Дамону казалось, будто сердце его рвется на части. – Темпл, моя любимая Темпл, плачет из-за меня!»
      Он встал перед ней на колени и протянул руку. Она отпрянула, обезумев от страха.
      – Темпл? – сказал Дамон, снова потянувшись к ней.
      – Нет! – завопила она, отталкивая его руку. – Нет! Дамон схватил Темпл и притянул к себе, ласково повторяя ее имя. Она продолжала вырываться, словно не слыша его.
      Вдруг дверь распахнулась, и на пороге появились Эрин и Роско.
      – Оставьте нас! – рявкнул Дамон.
      Темпл вырывалась и кричала. Эрин бросилась к ней на помощь.
      – Нет! – заорал Дамон. – Я же сказал: оставьте нас! Роско взял Эрин за руку, вывел из комнаты и закрыл дверь.
      Темпл боролась с мужем недолго. Силы покинули ее. Дамон крепко обнял жену, и она начала мало-помалу успокаиваться. Рыдания прекратились, и теперь она лишь тихо всхлипывала.
      Дамон подхватил ее на руки, опустил на кровать, сел рядом, и когда она перестала всхлипывать, накрыл одеялом и вышел.
      Ему казалось, будто ноги его налились свинцом, но он все же пошел в ту комнату, куда не заходил много месяцев. Что-то неудержимо влекло его туда. Дамон открыл дверь. Несмотря на полную темноту, он двигался уверенно: все здесь было ему хорошо знакомо.
      Лишь опустившись в низкое мягкое кресло, Дамон зажег лампу. Ее мягкий золотистый свет упал на портрет его сестры Ла Донны.
      – Как жаль, что ты сейчас не со мной, – прошептал Дамон. – Мне так нужно поговорить с тобой! Ты помогла бы мне в моей беде. – Он потер занемевшую шею. – Я очень хотел бы верить, что ошибся. Ты и не представляешь, как это важно для меня! Пьер с детства был моим другом, и мне ни разу не пришлось усомниться в нем. Но теперь, в последние несколько недель, я начал подозревать его в предательстве.
      Дамон встал и начал беспокойно ходить по комнате. Мысли его были в полном смятении.
      – А Темпл… Боже правый, она же моя жизнь! Я безумно люблю ее и все же не могу ей доверять. Мне остается только смотреть в глаза жены и искать в них нежность и преданность. Но…
      Он замолчал и снова взглянул на портрет.
      – Я своими глазами видел, Ла Донна… я видел их у ограды… Пьер держал Темпл в объятиях.
      Вдруг он вспомнил, как в первый раз заподозрил их и что тогда сказал ему друг: «Ты увидел, но ничего не понял. Вернее, не захотел понять, сделав поспешные и неверные выводы…»
      Господи, неужели он повторил ту же ошибку? Неужели опять не захотел ничего понять? Дамон видел ужас в глазах Темпл, видел, как она дрожала от страха. О Боже! Она молила его о пощаде! Жена была уверена, что он хочет убить ее!
      Дамон застонал. Любимая жена до смерти испугалась его! По щеке Дамона скатилась слеза, а в душе вдруг стало холодно и пусто.
      – Что я наделал, Ла Донна? – вскричал он. Потушив лампу, Дамон рухнул на кровать Ла Донны, где и провел долгую бессонную ночь. Он думал о Темпл, и сердце его разрывалось на части.
      Поймет ли она его? Простит ли второй раз его глупую подозрительность? И сможет ли любить после этого?

      Когда забрезжил рассвет, Дамон, так и не сомкнувший глаз, лежал на кровати Ла Донны, положив голову на атласную розовую подушку. В ночной тишине он вновь и вновь вспоминал сцену в спальне, видел слезы Темпл, слышал, как жена молила его о пощаде.
      Стоило ему закрыть глаза, как перед его мысленным взором возникала Темпл – насмерть перепуганная, залитая слезами, с безумным взглядом.
      Ночные шорохи он принимал за душераздирающие рыдания жены, хотя находился далеко от ее спальни.
      Дамон нащупал под подушкой кружевной платочек, поднес к носу и понюхал его. Даже сейчас, по прошествии стольких лет, от платочка пахло розами, любимым запахом Ла Донны.
      Его взгляд задержался на фарфоровой кукле с тонко прорисованным лицом. Ее нежно-розовые губки напомнили ему Темпл. Он отложил носовой платок и взял в руки куклу. Ему вспомнился отчаянный крик маленькой Ла Донны:
      – Анабелла! А-на-бел-ла!
      Дамон вбежал в детскую и увидел, что его сестренка стоит на коленях, крепко прижимая к груди маленький сверток из голубого шелка. Она подняла на брата блестящие от слез глаза.
      – Ох, Дэми! Что-то случилось с Анабеллой! Можешь ее починить?
      Дамон нагнулся, собрал с пола осколки фарфора и понял, что куклу уже не спасти.
      – Очень жаль, милая, но кажется, Анабеллу нельзя починить. – Он старался не смотреть на несчастное личико сестры.
      Ла Донна бросилась в объятия Дамона, сотрясаясь от рыданий.
      Лишь в тот момент Дамон заметил Деллу. Она стояла в другом конце комнаты, и на губах ее играла злорадная улыбка. Он сразу понял, что это она разбила куклу, но доказательств у него не было.
      Несколько недель спустя Дамон зашел к сестре. Ла Донна читала, сидя на кровати. Он протянул ей большую коробку, обернутую розовой бумагой.
      – Ой, Дэми, это мне? – радостно вскричала она и, вскочив, потянулась к коробке.
      Разорвав обертку и откинув крышку, девочка онемела от восторга.
      – О-о-о! – выдохнула она и осторожно взяла в руки фарфоровую куклу.
      – Познакомься, Ла Донна, – сказал Дамон, – это Анна-Донна.
      Из темно-синих глаз сестры хлынули слезы радости.
      – Спасибо! – взволнованно прошептала Ла Донна. – Никто никогда не посмеет обидеть Анна-Донну, Дамон, никто…
      Дамон тяжело вздохнул и вернулся мыслями к настоящему. Бережно положив Анна-Донну на атласные подушки, он спустил ноги с кровати и в этот момент что-то упало на пол.
      Быстро наклонившись, Дамон увидел, что это дневник Ла Донны. От падения замочек расстегнулся, и из книги в кожаном переплете выпала засушенная роза.
      Дамон с грустной улыбкой поднял хрупкий цветок. Его сестра всегда хранила мелочи, будившие в ее романтической душе воспоминания. Он положил розу в дневник, закрыл его и пошел к двери.
      Уже взявшись за ручку, Дамон обернулся, посмотрел на дневник, вернулся и сел на кровать. Снова раскрыв дневник, он начал читать:
      «…и она хочет выйти замуж за Дамона. Но я знаю брата. Он никогда не женится на Делле Фрудж, этом испорченном капризном ребенке. Я молю Бога уберечь меня от коварных сетей лживой Деллы.
      …Мне не с кем поделиться своими тревогами. Дамон уехал, а то я поговорила бы с ним. Он всегда бывал рядом со мной в трудную минуту. О Дэми, как жаль, что тебя сейчас нет! Отец настойчиво убеждает меня выйти замуж за Вито Беллини, но я не могу и подумать о замужестве, ибо люблю другого».
      Дамон наугад раскрывал страницы.
      «…Делла сказала отцу, что я одна уехала из дома… Делла мне не нравится… Когда я вошла, она держала в руках мой дневник. Застежка была открыта… Ужасная Делла Фрудж ходит за мной по пятам, не сводя с меня своих злобных зеленых глаз и явно поджидая, когда я сделаю неверный шаг.
      Я не доверяю Делле! Она злая… Желая завладеть каким-то предметом, Делла скорее испортит или уничтожит его, чем позволит воспользоваться им другому. Именно так она поступила много лет назад с моей любимой Анабеллой».
      «Значит, все-таки Делла разбила фарфоровую куклу! – подумал Дамон. – Ла Донна знала об этом, но молчала».
      «Я встречалась с Натаном в саду. Как же я его люблю!…Сегодня ночью Натан просил меня выйти за него замуж, но я не могу. Отец никогда не допустит этого. Я боюсь за Натана. Отец может обидеть его, если узнает о нашей связи… А теперь у меня будет ребенок – ребенок Натана! Я так счастлива… О Дамон, пожалуйста, возвращайся быстрее! Подскажи мне, что делать, помоги!»
      Последняя запись была сделана 6 июня 1851 года: «Делла, увидев нас с Натаном в саду, злорадно улыбнулась и ушла. Я знаю, она все рассказала отцу. Несколько часов назад они стояли недалеко от окна моей спальни. Отец был в ярости. Дэми, как плохо, что тебя нет! Ты бы помог мне, защитил от гнева отца. Боюсь, я уже никогда не увижусь с Натаном. Я люблю тебя, Натан, тебя и твоего ребенка!»
      Это была последняя запись. В тот же вечер с сестрой Дамона случилось несчастье – она упала с лестницы, и это привело к выкидышу. На другое утро красавица Ла Донна заснула вечным сном.
      Дамон тогда был во Франции по делам Роско и не знал, что накануне смерти сестра думала о нем, мысленно обращалась к нему за помощью. Даже надеялась, что он защитит ее от гнева отца.
      – О Ла Донна, любимая сестра! – прошептал Дамон, глядя на портрет. – Как ужасно, что я не помог тебе!
      Он подошел к портрету, держа в руке дневник.
      – А вот ты помогла мне, Ла Донна. Даже после смерти ты помогла мне! Прочитав твои давние записи, я понял, кому было нужно подорвать мое доверие к жене и лучшему другу.
      «Делле нельзя доверять», – написала ты, зная ее лучше меня и видя ее насквозь. Да, она коварная, злобная лгунья. Я полностью полагаюсь на твое мнение. Спасибо, сестренка, что открыла мне глаза.

      Задумчивый, Дамон сидел за столом в кабинете. За весь день он так и не увидел Темпл. Эрин молча внесла Поднос с ужином, поставила его на стол и тихо удалилась. Дамон посмотрел на телячий окорок с грибами и отставил тарелку – аппетита не было. Еда казалась невкусной, вино – горьким.
      Вина камнем лежала у него на душе. Узнав, что с утра к синьоре вызывали доктора Веччи, он пошел в спальню жены, но Эрин с каменным лицом встала перед дверью и ледяным тоном сообщила, что Темпл не желает его видеть.
      Весь дом затих, словно затаил дыхание. Слуги ходили, как немые. Дамон застонал, подумав, что им, возможно известны его ночные подвиги. Ему хотелось бы надеяться, что они притихли, узнав о недомогании синьоры. Дамон стыдился своего ужасного поступка.
 
      Кипя от негодования, Пьер закрыл дверь спальни Темпл. Вообще-то он пришел к Дамону, но Эрин, встретив его, сказала, что Темпл просит синьора сначала зайти к ней.
      Проводив гостя в спальню, она села возле постели подруги. Темпл поведала Пьеру о том, что случилось ночью.
      Втроем они обсудили эту новую напасть, стараясь припомнить, когда именно Дамон начал странно вести себя. Выяснилось, что несколько дней назад он стал холоден и отчужден с Темпл и резко переменился к Пьеру. В учебном лагере Дамон избегал друга, был оскорбительно груб с ним. Пьер приписал все это усталости Дамона, тому, что он раздражен военными неудачами, изнурительными учениями и постоянным беспокойством за жену.
      Но сейчас всплыли совсем иные причины. Все трое сошлись на том, что странности Дамона проявились в тот день, когда Пьер и Темпл предприняли вторую попытку встретиться с незнакомцем, посылавшим им таинственные записки. Темпл до сих пор не подозревала, что Дамон приставил к ней охранника, Пьер же, зная об этом, понял, что Снид доложил хозяину о встречах возле каменной ограды.
      Пьер поднялся с кресла, пообещав Темпл поговорить с Дамоном и наконец расставить все точки над i. Возмущенный, он решительно направился в кабинет. Сейчас ему впервые предстояло начать столь трудный разговор с другом.
 
      Войдя в кабинет без стука, Пьер, едва сдерживая гнев, приблизился к сидевшему в кресле Дамону. Взглянув на него, тот подумал, что на этот раз они, видимо, поменялись ролями. Раньше зачинщиком ссор всегда бывал он сам.
      Пьер швырнул на стол два листка бумаги:
      – Читай!
      Дамон просмотрел оба:
      – Одинаковые записки.
      Пьер молча бросил на стол еще две бумажки. Дамон прочел их.
      – И эти одинаковые, – удивился он, не постигая, в чем дело.
      – Хорошо, что ты хоть это понял, – холодно бросил Пьер.
      – Но что это? – Дамон указал на записки. – Кто их писал?
      – Это «срочные» сообщения, – язвительно пояснил Пьер, – а вот кто их писал, не имею понятия. Как ты заметил, каждая составлена в двух экземплярах. Мы с Темпл дважды получали их и дважды отправлялись в указанное нам место, причем оба раза напрасно. Никто так и не объявился. – Пьер подошел к окну. – Я думал, ты делаешь выводы из своих ошибок, Дамон, но, боюсь, тебя ничто не исправит. Недавно ты превратно истолковал совершенно невинную сцену, вспылил, не дав нам объясниться, а сейчас повторил то же самое. – Пьер отошел от окна и встал перед Дамоном. – Неужели ты совсем обезумел от любви? Где твой разум? Уж не считаешь ли ты меня полным дураком? Ведь мне прекрасно известно, что Темпл повсюду сопровождает Снид. Подумай, Дамон, только идиот завел бы интрижку с твоей женой, зная, что в кустах стоит твой человек, который доложит тебе о каждом ее жесте! Как ты мог заподозрить жену в безнравственности да еще сказать ей об этом?!
      – Черт возьми, подожди минутку… – Дамон вскочил и с угрожающим видом двинулся к Пьеру.
      – Нет! Это ты подожди! Клянусь Богом, я все выскажу! – Пьер уперся ладонями в стол, сверля друга гневным взглядом. – Жена любит тебя! Она никогда ни с кем не спала, кроме тебя! И ребенок, которого она носит под сердцем, – твой! В тот день у каменной ограды ты видел любящих тебя жену и друга. Они пришли туда, получив записки, в которых сообщалось, что твоя жизнь в опасности. Бог знает, почему мы встревожились за тебя, надеялись что-то узнать и спасти твою жизнь.
      – Пьер…
      – Я еще не закончил, Дамон! Ты поставил под угрозу свой брак и нашу дружбу, подверг серьезной опасности жизнь своего еще не родившегося ребенка. И все это из-за подозрительности, ревности и непроходимой тупости! Не уподобляйся Роско Силоне, Дамон!
      Уязвленный до глубины души, Дамон вздрогнул, как от удара.
      Не дожидаясь, пока он придет в себя, Пьер вышел из кабинета и хлопнул тяжелой дверью так, что эхо прокатилось по всему дому.
      Дамон устало опустился в кресло и отрешенно уставился на дверь. Его измученная душа была в смятении. Боль мучительно сжала сердце.

      Держа в руке букет цветов, Роско сидел на сломанной мраморной скамье. С трудом подавляя подступившие слезы, он смотрел на могильный холм, под которым вечным сном спала его дочь.
      С годами старик все чаще приходил сюда. Сначала его мучили тяжкие угрызения совести, и он избегал этого места, напоминавшего ему, что отчасти он сам повинен в смерти Ла Донны. Теперь же его приводило сюда одиночество.
      Роско наклонился и положил цветы на могилу.
      – Я никогда не желал тебе зла, Ла Донна, поверь. – Голос старика дрогнул. – Если бы можно было вернуть прошлое…
      – И что бы ты сделал? – прозвучал резкий вопрос.
      Роско обернулся и увидел сына, стоявшего в нескольких шагах от него.
      – Что бы ты изменил, отец? Позволил бы ей свободно любить и выйти замуж за своего избранника – за того, от кого она ждала ребенка? Сомневаюсь.
      – Знай я, как все обернется…
      – Ты все равно сделал бы то же самое, отец. Ты неисправим! И как я ни боролся с собой, как ни пытался искоренить в себе это, должен сознаться, что во многом похож на тебя, – с горечью закончил Дамон.
      – Ты унаследовал от меня не только дурные черты, Дамон. Твоя сила, решительность, гордость…
      – К несчастью, мне передались твои несправедливость, жестокость и упрямство. Ты видишь и слышишь только себя. Прежде я ненавидел за это тебя, но теперь мне приходится ненавидеть и себя, ибо такова и моя сущность.
      – Тебе еще не поздно исправить свои ошибки, – с чувством возразил Роско. – Он провел рукой по мраморному надгробию и печально покачал головой. – А вот моих уже не исправишь. – Роско посмотрел на сына. – Ты гораздо лучше меня, Дамон. Ты научился любить, как и просила твоя мать. Ты сильнее меня, потому что не боишься чувств, не боишься отдавать себя. А мне уже не начать заново – ни с твоей матерью, ни с Ла Донной… Я даже не смею надеяться, что наши с тобой отношения когда-нибудь сложатся иначе.
      Дамон с удивлением заметил страдание в черных глазах отца. Сколько он помнил, и голос Роско никогда не звучал так ласково.
      «Не так-то просто забыть о нашей враждебности и отчужденности, – подумал Дамон. – Впрочем, раз отец просит, почему бы не попытаться?»
      – В моей душе накопились обиды, – признался Дамон. – Слишком многое надо забыть, прежде чем я смогу простить.
      Роско с пониманием кивнул. Что ж, пусть у них получится не сразу, но хорошо уж и то, что сын не отверг его просьбу, – для начала хватит и этого.
      – Между мною и Темпл разверзлась пропасть. – Дамон в волнении пригладил волосы. – Глубокая пропасть. И виноват в этом только я. Мне надо искупить вину, навести мосты. Но жена не хочет видеть меня. Как же мне с ней помириться?
      Дамон сорвал розу с куста и положил ее на могилу сестры. Роско не нарушал молчания и терпеливо ждал. Сын впервые говорил с ним так откровенно, изливал душу, не боясь показаться слабым и уязвимым.
      – Меня вызывают в гарнизон Челлини, – сообщил Дамон. – Это в нескольких часах езды отсюда. Бейтс и его люди ждут меня в лагере. Вернусь через неделю, может, позже. – Он протянул отцу три запечатанных конверта. Один был адресован Роско, другой Темпл, третий Пьеру. – Передай каждому в руки, отец, и, пока меня не будет, позаботься о моей жене. – Дамон поднял с земли холщовый армейский мешок и пошел прочь.
      Роско, провожая сына глазами, видел, как тот привязал к седлу мешок, бросил прощальный взгляд на дом, вскочил в седло и ускакал.
      Задумчиво посмотрев на конверты, старик побрел к вилле Силоне.
 
      Бейтс налил в чашки дымящийся черный кофе и взглянул на Дамона, который сидел у камина и рассеянно ворошил угли длинной кочергой. Бейтс беспокоился за своего молодого друга, ибо никогда еще не видел его таким подавленным.
      – Наверное, ты, как и я, устал от этой войны, Дамон? – Бейтс поставил перед ним чашку.
      – Очень, – отозвался тот, отхлебнув горячий кофе. – Впрочем, все к лучшему.
      Бейтс, наблюдая за Дамоном, заметил, что он мрачен и очень осунулся. «Его тревожит не только война», – подумал он.
      – Может, расскажешь, что мучает тебя, сынок? – ласково спросил Бейтс. – В его добрых глазах не было праздного любопытства, только забота и участие.
      – Если ты согласен выслушать, – тихо ответил Дамон.
      И он поведал Бейтсу все – начиная с того момента, как юношей увидел во Франции маленькую девочку, а вернувшись домой, узнал, что его единственная сестра умерла. Рассказал о долгих годах дружбы с Натаном Гаррисом, о большой любви Ла Донны и Натана, о своем глубоком чувстве к Темпл.
      Дамон давно признался Натану, что любит Темпл. Поскольку тот дал Роско опрометчивое обещание, признание друга успокоило его. Дамон поклялся Натану заботиться о Темпл, да и как могло быть иначе, если он любил ее больше жизни?
      Принудив Темпл к браку с Дамоном, Роско желал отомстить Натану за смерть Ла Донны. Но Гаррис благословил этот союз.
      – Пусть Роско считает, что победил, – шепнул Натан Дамону, лежа на смертном одре. – Оставим его в этом заблуждении.
      Во время заключения брака Дамон стоял в самом темном углу спальни Натана и вышел на свет лишь для того, чтобы взять руку Темпл. Девушка не разглядела его – слезы затуманили ей глаза, а все мысли были сосредоточены на умирающем отце. Темпл так и не узнала, что это Дамон стоял рядом с ней в полутемной комнате. Она и сейчас Не догадывалась, что он женился на ней по любви и с благословения Натана, а не по приказу Роско Силоне.
      Дамон вспомнил, как Натан прошептал «спасибо», отдавая любимую дочь своему юному другу.
      Бейтса потряс рассказ Дамона. Все началось с любви, которая привела к трагедии и страданиям, а потом снова вспыхнула любовь.
      Дамон, глубоко вздохнув, продолжил свое повествование. Бейтс услышал о том, как Темпл приехала на виллу, сблизилась с Дамоном и полюбила его. Молодой человек признался, что его собственное чувство становилось все глубже и сильнее. Поведал другу и о событиях последних недель.
      Мужчины задумчиво посмотрели на красные языки пламени в камине.
      – Судя по всему, Дамон, – заметил Бейтс, – Делла нарочно подстроила свидание Темпл и Пьера, создав двусмысленную ситуацию, а потом направила тебя к месту встречи, желая, чтобы ты своими глазами увидел их. Как и задумала эта коварная женщина, ты укрепился в своих ложных подозрениях, ею же и посеянных.
      – Но почему я сразу не понял этого, Бейтс? – печально воскликнул Дамон.
      – Потому, дружок, что ты принял все слишком близко к сердцу. Ведь были задеты твои чувства! Хитрая Делла, зная, как ты вспыльчив и ревнив, использовала это против тебя. Она понимала: стоит только заронить в твою душу сомнение, и твой пылкий нрав довершит дело. Делла разожгла огонь, а потом с удовольствием наблюдала, как он полыхает. Есть люди, которым доставляет наслаждение портить жизнь другим. Делла не только хитра, но и опасна. Остерегайся ее. Помни, что она очень коварна, и будь постоянно начеку. Боюсь, Делла не оставит тебя и Темпл в покое, дружок.