Деревенский вождь оказался как раз одним из таких полукровок. Когда он, широко улыбаясь, вышел вперед, чтобы приветствовать гостя, Серегил заметил, что глаза его того же чистого серого цвета, что и его собственные.

— Добро пожаловать, о Светлокожий! — приветствовал он Серегила на смеси ауренфэйского и дравнианского. — Я Ретак, сын Вигриса и Акры, вождь этой деревни.

— Я Мерингил, сын Солуна и Никанти, — ответил Серегил по-дравнийски.

С довольной улыбкой Ретак перешел на свой родной язык:

— Мы не видели твоих соплеменников со времен прадедов. Твой приход — честь для нашей деревни. Не поужинаешь ли ты с нами в Доме Совета?

— Вы оказываете мне большую честь, — ответил Серегил и поклонился настолько грациозно, насколько это позволяла ему негнущаяся одежда.

Второй этаж Дома Совета использовался как общинный склад; с нижним этажом его соединяла грубо вытесанная из камня лестница и отверстие в центре, предназначенное для дыма от очага. В каменном углублении уже горели куски сухого навоза; остальной пол был покрыт толстыми коврами с разбросанными по ним подушками У другого очага в углу суетились женщины, готовя праздничное угощение.

Серегила усадили у огня; вокруг расселись Ретак и деревенские старейшины. На секунду Серегил зажмурился: его желудок, казалось, вот— вот вывернется наизнанку. Запах освежеванных туш мешался с ароматами немытых тел и смазанных жиром волос — особенно невыносимо после чистого воздуха гор.

Помещение было битком набито любопытными жителями деревни. Люди возбужденно переговаривались, наклоняясь к соседям или выкрикивая вопросы издали. Дети сидели на верхнем этаже, окружив дымовое отверстие, и щебетали как воробьи. Занятые приготовлением пира женщины весело гремели блюдами и мисками и размахивали большими ножами для разделки мяса.

Серегил стащил с себя толстую верхнюю одежду, ощущая на себе любопытные взгляды. Изображая путешественника из своего родного Ауренена, он был одет в традиционную одежду: облегающие штаны и длинную белую тунику, удобные и ничем не украшенные, кроме узкой каймы по вороту и рукавам. Для завершения картины он вытащил из-за пазухи полосу тонкой ткани и с привычной сноровкой соорудил из нее тюрбан, оставив висеть вдоль спины длинные концы. За поясом Серегила торчал маленький кинжал в узорчатых ножнах, но он отложил его вместе с рапирой в сторону — как свидетельство добрых намерений.

Когда наконец он откинулся на подушки и принял из рук Сеуны. жены вождя, чашу с ллаки, по залу пробежал довольный шепоток Серегил пил так мало этого напитка из кислого молока, как только позволяли хорошие манеры. Долг гостя был, в ответ на доброжелательный прием, рассказать новости из внешнего мира, и Серегил принялся не спеша перечислять происходившие на юге события — те, которые могли интересовать его хозяев Большинство из них случилось лет тридцать назад; Серегил добавил к ним те обрывки новостей, которые дошли до него в изгнании. Тем не менее для дравнийцев все это было ново и интересно, и рассказ Серегила они приняли с благодарностью Когда он закончил, настал черед традиционных выступлений старейшин. Дравнийцы были большими мастерами-сказителями, но письменности не знали. Каждое семейство обладало собственным репертуаром, который имели право исполнять только члены клана. Другие саги были общей собственностью, их рассказывать обычно просили того, кто делал это лучше других. В представление часто включались дети, декламировавшие знакомые строки, а когда нужно было исполнить песню, это поручалось женщинам.

Серегил внес свою лепту, спев несколько баллад, и тут же получил почетное звание бирука — «того, кто помнит много сказаний» — самую высокую похвалу, какая только возможна. К тому времени, когда перед собравшимися появилось огромное блюдо жареной козлятины, он уже начал наслаждаться жизнью.

На общем подносе громоздились жареные ножки, ребра, куски мяса вокруг целой горы вареных потрохов. Когда почетный гость и старейшины наедались, блюдо переходило к остальным; последними пировали дети и собаки. Серегилу прислуживали сама Сеуна и ее старшие дочери.

Две девушки опустились на колени рядом с гостем, предлагая ему ломти темного хлеба, на которые их мать выкладывала самые отборные куски мяса. Серегил вежливо поблагодарил их, взял предложенное угощение и впился в мясо зубами — это был знак остальным начать еду.

Жесткое, приправленное специями мясо помогло Серегилу справиться с последствиями магии, и, когда все наелись, он устроил целое представление, вручая Ретаку и его соплеменникам предназначенные для них дары.

Жестом попросив собравшихся освободить место перед ним, Серегил незаметно достал из рукава один из данных ему Нисандером прутиков и сломал его пальцами, одновременно делая руками замысловатые пассы. Перед восхищенными зрителями прямо из воздуха возникло несколько корзин с фруктами.

Их стали передавать из рук в руки под громкие возгласы восхищения и удивления.

Серегил с улыбкой достал еще один прутик. На этот раз из воздуха возникла шкатулка с серебряными монетами Дравнийцы не пользовались деньгами, но им очень понравился блеск металла и тонкость чеканки. Следующие чудеса, сотворенные Серегилом, выражались в появлении рулонов ярких шелков, бронзовых иголок, мотков веревки, пучков целебных трав.

— Ты великий волшебник и щедрый человек, Мерингил, сын Солуна и Никанти, а также настоящий бирук, — объявил Ретак, хлопая Серегила по плечу.

— С этого дня ты — член моего клана. Что можем мы предложить тебе в ответ на твою доброту?

— Для меня ваше гостеприимство — великая честь. Мои дары — всего лишь благодарность за него, — вежливо ответил Серегил. — Есть, однако, одно дело, в котором вы могли бы мне помочь.

Ретак жестом призвал собравшихся ко вниманию.

— Что привело тебя так далеко — в нашу отрезанную от мира долину?

— Я ищу место, где хранится волшебный предмет, о котором рассказывают некоторые легенды. Вы знаете о чем-нибудь подобном?

Реакция последовала незамедлительно. Старшие члены племени обменялись обеспокоенными взглядами. Какая-то женщина уронила вертел, и он зазвенел на каменном полу. Даже дети, сидевшие наверху, перестали шумно обсуждать свои новые сокровища и наклонились над дымовым отверстием, чтобы лучше слышать.

Ретак взмахнул посохом, и вперед вышел маленький высохший старичок, тулуп которого украшали узоры из овечьих зубов В колеблющемся свете очага он казался древней черепахой; его глаза под сморщенными веками так же медленно моргали. Шаман, кряхтя, опустился на колени перед Серегилом и дрожащей рукой затряс костяную погремушку, прежде чем начать говорить.

— Я — Тиман, сын Рогера и Боруны, — сказал он наконец. — Такое место в нашей долине есть. На мой клан было возложено наблюдение за ним — после того как дух разгневался. Это его дом, он скрыт глубоко в скалах подо льдами. Никто не знает, как он возник. Иногда дверь в него есть, иногда нет — как пожелает дух.

— И этот дух однажды разгневался?

Тиман кивнул и стал, ритмично взмахивая погремушкой, говорить. Это был напевный речитатив, словно старик много раз пересказывал предание теми же самыми словами.

— Дух создал пещеру, чтобы люди могли видеть в ней сны. Некоторым там являлись видения, другим — нет; некоторые слышали голос духа, другие — нет. Все было по воле духа. Когда дух снисходил к людям, те, кто слышал его, считались благословенными, они приносили своему клану великую удачу. Но много поколений назад дух разгневался. Люди, входившие в пещеру, возвращались оттуда безумными. Они совершали очень злые дела Другие не возвращались вовсе, их никто никогда больше не видел. Первый человек, пораженный безумием, принадлежал к моему клану, поэтому с тех пор на нас лежит долг охранять дом духа.

Старик умолк, его морщинистые губы беззвучно шевелились, словно запас звуков иссяк.

— Зачем ты разыскиваешь это место? — спросил Ретак. Серегил несколько мгновений смотрел в огонь, прикидывая, как лучше использовать то, что он только что узнал.

— Я слышал легенды, мне стало интересно, есть ли в них правда. Вы знаете, что ауренфэйе обладают огромными познаниями в магии. Вот и я уже показал вам свое могущество. Если вы отведете меня к священной пещере, я поговорю с духом и узнаю, почему он разгневался. Может быть, мне даже удастся помирить его с вами.

Люди, собравшиеся в зале, одобрительно зашумели. Старый Тиман положил свою погремушку к ногам Серегила.

— Это будет действительно великое деяние. Много раз пытался я умилостивить духа, но он не желал разговаривать со мной, он изгонял меня из пещеры — в голове у меня раздавался страшный шум. Неужели ты на самом деле способен совершить такое чудо?

— Я постараюсь, — ответил Серегил. — Отведите меня к дому духа завтра на рассвете, и я поговорю с ним. Шепот сменился радостными криками.

— Гость проведет эту ночь в моем доме, — гордо заявил Ретак, кладя конец пиршеству — Ночи у нас в горах холодные, Мерингил, но у меня достаточно здоровых дочерей, чтобы согреть тебя.

Дети наверху зашушукались, а старшие девочки стали вытягивать шеи, чтобы получше разглядеть Серегила.

— Что? — заморгал Серегил.

— Большой живот после посещения гостя — великая честь для молодой женщины, — радостно воскликнул Ретак. — Новая кровь приносит новые силы всей деревне. Моя собственная прабабка была светлоглазой ауренфэйе. Но никогда еще нас не посещал такой великий волшебник, как ты! Завтра ты будешь гостем клана Екрида, потом — Иллгрида, потом…

— Э-э… конечно. — Серегил заметил, как матери семейств по пальцам отсчитывают свою очередь в соответствии с иерархией в племени. По— видимому, имелись такие проявления гостеприимства дравнийцев, о которых он позабыл.

«Ах, Нисандер, — простонал он в душе, оглядывая ряды круглолицых девиц, за скромными улыбками которых ясно читалось жадное нетерпение. — Проклятие, а вдруг это окажется не та деревня, что нужно?»

Алек осторожно вылез из окна виллы и тут же испуганно обернулся, когда рядом раздалось грозное рычание. Никаких признаков присутствия собаки во дворе дома барона раньше он не заметил, но теперь сомневаться не приходилось.

В темноте он еле рассмотрел крупное животное, а все более угрожающее рычание заставило юношу представить себе прижатые уши и оскаленные зубы.

До стены, огораживающей виллу, было слишком далеко. Порывшись в памяти насчет воровской уловки, которую когда-то показал ему Серегил, Алек поднял левую руку, вытянув указательный палец и мизинец, и хрипло прошептал:

«Мир, друг собака».

Рычание немедленно прекратилось. Холодный нос ткнулся в ладонь Алека, затем собака потрусила прочь.

Алеку никогда не приходило в голову поинтересоваться, как долго действует это заклинание. Он решил не рисковать и помчался к стене. Ее верхушка была утыкана острыми осколками стекла; в спешке Алек неосторожно схватился за край, и зазубренная стекляшка вонзилась в левую ладонь. Боль пронизала руку юноши, теплая струйка крови потекла в рукав. Шипя сквозь зубы, Алек соскользнул со стены и направился домой.

Чтобы попасть в «Петух», юноша должен был пройти по улице Колеса. Он остановился на углу, прижимая к груди пораненную руку. Потребуется всего несколько минут, чтобы забежать в дом Серегила; к тому же Алек знал, где тот хранит бинты и мази…

Усиливающаяся боль в руке решила дело.

Войдя в дверь, Алек достал светящийся камень и тихо свистнул собакам. Огромный белый зверь немедленно оказался рядом: Мараг появился из столовой, виляя хвостом, и обнюхал руку юноши. Вторая собака должна была охранять двор. В сопровождении животного Алек прошел через зал на кухню.

То, что ему было нужно, хранилось на полке у двери. Перенеся бинты и баночку с мазью на стол, Алек положил светящийся камень рядом и стал рассматривать порез. Рваная рана сильно болела, но вроде бы ни крупные сосуды, ни связки повреждены не были.

— Как не везет этой руке, — пробормотал Алек, потирая пальцем блестящий круглый шрам, оставленный на ладони проклятым диском, который они украли у Мардуса. Клеймо осталось на них обоих — у Серегила на груди, где висел медальон, у Алека на руке, которой он схватил его во время той странной борьбы в гостинице.

Юноша перевязал порез, хотя делать это одной рукой было очень неудобно, потом откинулся на стуле и погладил шелковистую шерсть Марага. Мысль о том, что наверху его ждет уютная спальня, оказалась сильным искушением. Алек замерз, устал, а дорога на улицу Синей Рыбы казалась такой долгой… Но могли возникнуть сложности: благородные Алек и Серегил должны были появиться в городе только через несколько дней; не следовало оставлять свидетельств своего присутствия раньше этого времени. Уныло пожав плечами, Алек уничтожил все следы своего визита и двинулся дальше по темным холодным улицам.

Отойдя всего на квартал, он почувствовал, что его преследуют Слежка по скользким безлюдным тротуарам была нелегким делом, да и преследователи не особенно старались скрываться Когда Алек замедлял шаг, те останавливались, а когда юноша шел быстро, торопились и они. Было слишком темно, чтобы разглядеть противников, но Алек ясно различал на слух, что за ним идут несколько человек. У одного из них сапоги оказались подбиты железными гвоздями, было слышно, как они скрежещут по камням.

Не стоило и думать о том, чтобы вернуться в дом на улице Колеса. Даже если бы Алеку удалось проскользнуть мимо преследователей, нельзя было рисковать тем, чтобы привести их туда Впереди на пересечении улицы Колеса с улицей Золотого Шлема горел фонарь. Если свернуть направо, можно добраться до колоннады Астеллуса и улицы Ножен. Имелся шанс встретиться там с патрулем, но Алек не мог быть в этом уверенным. Поворот налево выводил на улицу Серебряной Луны и к царскому дворцу На углу Алек нарочно помедлил в круге света, потом решительно повернул направо. Оказавшись в темноте, он быстро развернулся и двинулся в сторону улицы Серебряной Луны. Преследователи, однако, разгадали его хитрость и кинулись следом, грохоча сапогами по камням.

Не оставалось ничего, кроме как броситься бежать. Не делая больше попыток сохранять тишину, Алек с развевающимся за плечами плащом помчался по середине широкого бульвара. Высокие стены садов с обеих сторон были непреодолимым препятствием, лишая его надежды скрыться в каком-нибудь переулке. Топот ног Алека и догоняющих его врагов звучал, как стук костей в стаканчике игрока.

Дернув за завязки плаща, Алек сбросил его. и секундой позже позади раздалось приглушенное проклятие, когда ноги одного из преследователей запутались в ткани; послышался шум тяжелого падения.

Пробегая мимо следующего фонаря, Алек оглянулся. Двое вооруженных мечами преследователей были всего ярдах в двадцати от него.

Юноша свернул на улицу Серебряной Луны и увидел впереди стену царского дворца. Как он и надеялся, у одних ворот горел сторожевой костер. Алек кинулся туда из последних сил, его легкие, казалось, вот-вот разорвутся.

Несколько солдат царской гвардии грелись у огня. Услышав шаги Алека, четверо из них выступили вперед, обнажив мечи.

— Помогите! — выдохнул Алек, моля богов, чтобы солдаты не атаковали его, когда он кинулся к ним. — Грабители… преследуют меня… Вон там!

Двое солдат схватили его за руки — наполовину задерживая, наполовину не давая упасть.

— Спокойно, парень, спокойно, — проворчал один из них.

— Я никого не вижу, — прорычал другой, всматриваясь в ту сторону, откуда прибежал юноша.

Оглянувшись, Алек тоже не увидел своих таинственных преследователей.

Первый стражник окинул скептическим взглядом нарядную одежду Алека и его рапиру.

— Грабители, а? Скорее рассерженный отец или муж — в этот-то час, Что— то ты не то затеял!

— Нет, клянусь! — пропыхтел Алек. — Я поздно возвращался домой с… с улицы Огней. — Солдаты заухмылялись, обменявшись понимающими взглядами.

— Как раз то место, где можно лишиться кошелька — не одним способом, так другим, — сказал, посмеиваясь, сержант. — Что ж, время позднее для ночных грабителей, но они могли как раз тебя и поджидать. Ты живешь здесь поблизости?

— Нет, на другом конце города.

— Тогда добро пожаловать к нашему огню — располагайся, дождешься рассвета.

Алек с благодарностью завернулся в одолженный ему запасной солдатский плащ, глотнул воды из протянутой бутылки и уселся, прислонившись к стене, наслаждаясь теплом костра. В конце концов, подумал он, засыпая, это не самое плохое, чем могла кончиться ночная работа.