Оливия нерешительно улыбнулась:

— Я не знала ее. Но может, это идет с твоей стороны? Вспомни Порцию. Ее отец был твоим братом.

— А мне и в голову не приходило. — Он на миг задумался. — Порция и Фиби преподнесли свои сюрпризы, и мне следовало быть готовым к чему-либо подобному с твоей стороны.

— Я и сама не была готова, — отозвалась Оливия. — Все произошло так внезапно.

Кейто слишком хорошо знал, как неожиданно приходит любовь.

— Мне нужно кое-что обсудить с твоим… с твоим…

— Моим пиратом, — подсказала Оливия. — Энтони не интересует наследство и тому подобные вещи.

— Тогда он достоин всяческой похвалы, — сухо сказал Кейто. — Редкий мужчина не думает о таких вещах.

— А он и есть редкий человек, и он в состоянии содержать меня.

— Вероятно, на свои добытые нечестным путем деньги. — В голосе отца вновь послышались нотки осуждения. — Ради всего святого, Оливия, должен же существовать способ убедить его жить достойной, законопослушной жизнью!

— Он не похож на других людей, — тихо ответила она. — В противном случае я бы не полюбила его. И если бы я пыталась изменить его, он не был бы способен полюбить меня.

Кейто разочарованно вздохнул, застыл на мгновение в скорбном молчании, прижимая дочь к себе, а затем сказал:

— Я не позволю, чтобы благополучие моей дочери зависело от прихоти мужчины или от превратностей его судьбы. Я оформлю на тебя дарственную.

— В этом нет необходимости, но все равно — спасибо, — ответила она.

— Короля скоро перевезут в Лондон. Я дам тебе адрес в городе, куда ты будешь писать. — Он вернулся к столу. — Я бы хотел получать от тебя весточки как можно чаще, — сказал он, быстро водя пером по листу пергамента.

— Я буду писать, когда смогу.

— А когда твой пират сможет отпустить тебя на несколько дней?.. — Кейто вопросительно вскинул бровь, посыпая лист песком.

— У пиратов очень переменчивая жизнь, — отозвалась она, забирая у него листок.

— Да, могу себе представить. — Он снова вздохнул. — Ты действительно никак не можешь?..

— Нет.

— И ты не собираешься узаконить ваш союз? — Он многозначительно посмотрел на ее руку без обручального кольца.

Оливия покачала головой.

— Боже правый! — пробормотал он. — Ну, по крайней мере у тебя будут собственные деньги, если случится самое худшее.

— Не случится, — твердо возразила она. — Ты должен верить Энтони. Как я.

— Я же не влюблен в него, — сухо заметил он. — А ты моя дочь.

Оливия не нашлась что ответить.

— Ладно, иди к Фиби, — после непродолжительного молчания сказал отец. — И не заставляй нас волноваться из-за отсутствия новостей. — Он притянул ее к себе и поцеловал в лоб. — А как насчет твоих книг? Переслать их тебе?

Глаза Оливии загорелись радостным огнем.

— Я действительно могу их забрать?

— Милая девочка, они же твои. Никто из домашних не знает, что делать с Платоном, Ливием, Овидием и остальными.

— Тогда я попрошу Майка п-прийти завтра утром с тележкой и забрать их. — Она встала на цыпочки и чмокнула отца в щеку. — Я люблю т-тебя.

— Я тоже тебя люблю. Ты сама выбрала этого человека. Так люби его крепко и будь счастлива.

Она взяла отца за руку, и у обоих на глаза навернулись слезы. Кейто отвернулся первым, провел рукой по глазам. Оливия же, не сдерживая слез, пошла разыскивать Фиби.

«Почему, когда дело касается счастья, всегда оказываешься перед выбором? Почему нельзя сделать так, чтобы все, кого ты любишь, были рядом?» — печально размышляла она, открывая дверь гостиной.

Громкий радостный крик Фиби способен был поднять даже мертвого.

Час спустя Оливия на цыпочках кралась по песчаному берегу, где на камне спиной к утесу сидел Энтони и рисовал. Он с головой ушел в свое занятие; морской бриз шевелил разбросанные вокруг листы. Должно быть, он рисовал все время, пока ее не было.

Оливия остановилась и загляделась на него, умиляясь и испытывая странное ощущение, как будто, подглядывая за ним, она его обкрадывает. Неужели их любовь когда-нибудь иссякнет? Иногда это чувство бывает таким острым, что в нем смешиваются и радость, и боль.

— Подойди ближе, — тихо произнес он, не поворачивая головы. — Мне нужно кое-что уточнить.

— Как ты догадался, что я здесь?

— Я всегда чувствую, когда ты рядом. — Энтони поднял голову и посмотрел на приближавшуюся Оливию. — Ты плакала?

— Да, много.

— Присядь. — Он указал на песок у своих ног. Оливия опустилась на колени, и он, протянув руку, коснулся ямочки у ее ключицы.

— Вот что мне никак не давалось. — Он вновь взялся за карандаш, а она собрала разбросанные листы. На всех рисунках была изображена она. Самые различные выражения ее лица. Оливия, стоя на коленях, ожидала, когда он закончит.

— Ты очень несчастна? — спросил он.

— Мне немного грустно, но я счастлива. Отец понимает. Ему это не нравится, но он смирился. Тебе нужно наследство?

— У любовниц не бывает наследства.

— Наверное. — Она приблизилась и положила голову ему на колено. — Поцелуй меня.

— Всему свое время.

Оливия улыбнулась и провела кончиком языка по его губам.

— У меня нет настроения играть вторую скрипку по отношению к своему изображению, — заявила она и принялась покрывать его лицо — лоб, глаза, щеки, подбородок — легкими поцелуями.

Энтони притянул ее к себе, и карандаш с бумагой упали на песок.

— Теперь ты принадлежишь только мне, — мягко, но решительно заявил он, и от его голоса у нее мурашки побежали по спине. — Душой и телом — только мне.

— И ты принадлежишь мне, — ответила она и запрокинула голову, чтобы заглянуть ему в глаза. — Мы в рабстве друг у друга, ты и я.

Волны начинающегося прилива заливали берег, но они забыли обо всем на свете, кроме связавших их уз и нерушимости их союза.