XI. СХВАТКА НА БЕРЕГУ ГАВА

Антонио Лаго оперся на какой-то валун.

— Итак, вы желаете знать историю замка Миот? — произнес он. — Что ж, извольте. Тем более что она неотделима от истории подземелья…

И он начал свой рассказ:

— Старожилы края до сих пор помнят о моряке, ставшем адмиралом, а затем мэром города Байонны. Его звали Пе де Пюйан; и он держал в страхе всю округу. Сражаясь на море, он брал пленных лишь затем, чтобы тут же вздернуть их на рее или утопить, привязав к ногам ядро.

Как-то раз мэр решил ввести налог на сидр, который жители Байонны продавали в окрестных селах. Баски, основные покупатели этого напитка, отказались его платить. Тогда Пе де Пюйан запретил торговлю сидром, ослушникам же приказал отрубать кисть руки; поверьте, многие тогда стали беспомощными инвалидами.

Баски перестали пить байонский сидр, но злобному Пе де Пюйану этого было мало. Он решил взимать подать за проход по мосту Ла Нив, выстроенному над рекой как раз в том месте, где та впадала в море. Злодей объявил, что во время прилива морские волны достают до моста, а морская вода, равно как и бухта с расположенным на ее берегу портом Вильфраш, являются собственностью Байонны. Мол, поэтому мост принадлежит городу, и те, кто идет в Байонну или Вильфраш, обязаны уплатить за проход по нему.

Однако баски вовсе не намеревались исполнять этот указ и награждали стражу, охранявшую мост, только тумаками и затрещинами.

Настало время весенних праздников, и баски, забыв о сословных различиях, собрались повеселиться и потанцевать во дворе замка Миот, который высился вот на этом самом месте. Спустилась ночь, и Пе де Пюйан с бандой матросов, вооруженных ножами и пиками, ворвался в замок, чтобы перебить всех, кто в нем находился. Ни у кого из басков не было с собой оружия: никто не ожидал столь предательского нападения. Танцы завершились бойней. В живых остались лишь пятеро басков из благородных семейств, которым мэр уготовил иную, еще более страшную участь.

Согнав к замку жителей Байонны, Пе де Пюйан приказал поджечь здание вместе со сваленными во дворе трупами умерщвленных им басков. Пламя полыхало с полуночи до полудня, и ветер разносил по округе тошнотворный запах горелой плоти. Кровожадный же мэр заявил: «Неплохой праздничек устроил я горожанам, ведь в Байонне так любят поджаренную свинину!»

Затем Пюйан пожелал убедиться, что морские волны во время прилива и впрямь захлестывают мост. Для этого он приказал привязать оставшихся в живых басков к опорам моста и дождаться подъема воды.

Вскоре начался прилив, вода достигла груди несчастных, подбородка — и через несколько минут почти все погибли. Только двое, отец и сын, принадлежавшие к знатному роду д'Юртюби, могли еще дышать. Их привязали повыше прочих, чтобы они смотрели, как умирают их соплеменники. Сын захлебнулся первым, отец же, видя его страдания, проклял мучителей, стоявших на мосту и наблюдавших за агонией своих жертв. Услышав проклятие, они возмутились и забросали старика камнями, так что тот скончался не от затопившей его воды, а от полученных ударов, сопровождаемых насмешками и оскорблениями.

Когда волны отступили, пять трупов остались висеть на мостовых опорах в доказательство того, что прибрежные воды Байонны действительно омывают мост, и, значит, пошлина за проход по нему взимается совершенно законно.

Возле моста стояла сторожевая башня, где по приказу Пе де Пюйана несли караул шестьдесят человек. Все они чувствовали себя в полной безопасности, поэтому ночью, как обычно, половина охраны отправилась спать на верхний этаж башни, а остальные расположились пировать внизу. Тем временем баски и прибывшие им на подмогу жители двадцати окрестных деревень босиком, нацепив на ноги железные скобы, взобрались наверх и принялись яростно уничтожать спящих стражей моста. Делали они это столь тщательно, что кровь ручьем хлынула сквозь перекрытия. Тот, на чью голову она стекала, возмущенно спросил своих собутыльников, кому из них взбрело на ум разливать такое хорошее вино. Однако почувствовав, что жидкость, струящаяся по его волосам, почему-то теплая, он обмакнул в нее палец и с удивлением обнаружил, что на вкус она солоноватая.

Пока солдаты соображали, что происходит, баски спустились вниз. Гибкие словно ящерицы, они ловко уворачивались от тяжелых пик и алебард и, скользя по полу, распарывали животы и перерезали горла своими острыми кинжалами.

Вскоре в живых осталась лишь дюжина байонцев, отступивших в тесный погреб. Мстители, подобрав брошенные алебарды и пики, пошли в наступление на это последнее убежище солдат. В течение получаса слышался только звон стальных клинков, а в неверном свете факелов мелькали то отсеченная рука, то слетевшая с плеч голова, то истерзанные куски того, что еще совсем недавно именовалось человеческим телом.

Проводник замолчал и принялся разглядывать своих слушателей, стремясь по выражению их лиц понять, какое впечатление произвел на них его рассказ.

— Мой дед тоже был там, господа, — опять заговорил Антонио. — Его звали так же, как и меня, и это из его уст услышал я историю, которую только что поведал вам…

— Значит, это все? — перебил его Таранн, успевший уже пожалеть о том, что задал вопрос, ответом на который стала столь мрачная история.

— Нет, — ответил Лаго. — Баски отвязали от моста пятерых утопленников и бросили в воду трупы байонцев, чтобы их унесло в их байонское море.

Вот какую пошлину уплатили баски городу.

Целый день вода в реке была красной от крови.

Спустя несколько лет враждующие стороны призвали в третейские судьи[36] Бертрана д'Эзи, сеньора д'Альбре — и мир был быстро восстановлен. Единственное, на что не согласились баски — так это отказаться от мести Пе де Пюйану, ибо они поклялись мстить ненавистному мэру и всему его роду до тех пор, пока не умрет последний из Пюйанов.

Тогда-то мэр и приказал вырыть это подземелье, где ему частенько приходилось отсиживаться, чтобы спасти свою жалкую жизнь. Все, кто прокладывал эти ходы, были собственноручно убиты злодеем, чтобы никто не мог выдать его убежища. Дом его стоял на том самом месте, где сейчас находится гостиница моей сестры; вот почему вход в пещеру находится в ее саду, а выход — неподалеку от развалин замка Миот. Раньше подземный коридор тянулся до самых руин, но после смерти Пе де Пюйана эта часть коридора рухнула, отчего и образовалась та дыра, через которую мы выбрались наружу.

И все же страх выгнал мэра из его норы. Он отправился в Бордо, к одному из своих знатных друзей, поселился в его дворце и решил и носа не высовывать на улицу. Когда же он все-таки, облачившись в стальную кирасу, выехал в город под охраной эскорта солдат, то в первой же узкой улочке встретил свою смерть. Он был убит широким кинжалом, вонзившимся в его тело по самую рукоятку чуть выше воротника кирасы.

Его старший сын погиб от руки племянника одного из утопленных дворян, а младшему удалось спастись, но только потому, что он бежал в Англию и навсегда остался там.

Вот и вся история, — завершил свой рассказ Антонио Лаго. — С тех пор и на замке, и на подземелье лежит страшное заклятие. Говорят, что Пе де Пюйан продал свою душу дьяволу, взяв с того обещание, что всякий раз, когда в его подземелье ступит нога чужака, почва разверзнется и поглотит пришельца… Это правда, спросите кого хотите… Да сегодня вы и сами получили тому подтверждение. Ведь один из ваших исчез бесследно, и мы так и не нашли его труп.

Французы сникли. В Париже они вышучивали всех и вся, но здесь, среди этих омытых кровью и овеянных поразительными преданиями камней, они были готовы поверить любой чепухе.

Не умея объяснить исчезновение Филиппа Мантуанского естественными причинами, они с уверенностью приписали его вмешательству потусторонних сил. И уж конечно, никто не сомневался в том, что Гонзага давно мертв!

— Я еще раз обойду развалины, — произнес проводник, внимательно вглядевшись в лица расположившихся вокруг него дворян. — Если я ничего не найду, то вряд ли нам стоит здесь задерживаться; это небезопасно, я чувствую, как земля трясется у меня под ногами.

Охваченные беспокойством, французы опустили головы и уставились на землю, вздрагивая всякий раз, как в траве прошмыгивала юркая ящерица.

— Подождите немного, господа, — произнес баск, — через пять минут я буду в вашем распоряжении.

И он исчез за обломком стены.

Если бы кто-нибудь из незадачливых клевретов Гонзага решился поднять глаза на своего проводника, то он увидел бы, что на губах баска застыла ехидная усмешка, и понял, что их всех провели. Однако никто так и не взглянул вслед Антонио.

Внезапно раздался страшный вопль; в ту же минуту стая ворон с громкими криками взлетела с единственной сохранившейся башни и, шумно хлопая крыльями, расселась на развалинах.

Проводник не возвращался!

— Бедный парень сказал правду, — побледнев, произнес Монтобер. — И сам пал жертвой… Идемте отсюда.

Понурые и несчастные, приспешники Гонзага направились в Байонну.

Отчаянный крик, изданный Антонио Лаго, был, разумеется, всего лишь уловкой. Молодой горец попросту соскользнул в канаву, скрытую от любопытных взоров ковром из густого плюща; это место в развалинах было ему хорошо известно, не раз прятался он здесь от лучей палящего солнца.

Подождав, пока дворяне уйдут, он, улыбаясь, выбрался из своего убежища.

Затем баск зажег факел и вновь спустился в подземелье. Антонио не сомневался, что один он непременно разыщет Гонзага.

— Я-то знаю, где его искать! — усмехнулся он, вспомнив, как отговорил своих спутников свернуть в коридор, ведущий к водопаду.

Сейчас же юноша уверенным шагом направился именно туда.

Плотно сжатые губы и глубокая складка на лбу свидетельствовали о том, что он хорошо осознает всю серьезность задуманного предприятия. Те, кто встречался с басками, знают, что если кто-то из них принял решение, то он, забыв о жалости, не остановится ни перед чем, лишь бы выполнить его.

Потомок смельчака, некогда крошившего алебардой байонцев Пе де Пюйана, шел на поиски человека, которого собирался убить, потому что тот был трусом и подлецом. Когда он отыщет его, негодяю придется распрощаться с жизнью…

Антонио уверенно ступил в коридор, куда не осмелились зайти французы. Он двигался медленно, тщательно осматривая землю, и скоро заметил долгожданные следы.

Внезапно свод подземелья взметнулся ввысь, и перед баском открылся проход в гигантскую расселину. Можно было подумать, что когда-то давно сказочный великан одним ударом чудовищного топора ловко расколол гору.

Проход был узким, с обеих сторон угрожающе выступали острые камни; кое-где они напоминали своими очертаниями человеческие лица, по которым, словно слезы, сбегали оседавшие на стенах капельки влаги. Казалось, что это плакала подвергнувшаяся насилию скала.

Вода, полновластная хозяйка этих мест, рокотала, сбегая с утеса на утес и наполняя расселину оглушительным ревом.

Лаго еще не видел водопада, но уже чувствовал его близость: лицо баска было исколото мириадами острых мелких брызг, от которых пламя факела изгибалось и дрожало, готовое вот-вот погаснуть.

В темноте он ни за что не смог бы найти того, кого искал, поэтому ему пришлось укрывать пламя полой куртки.

На мокром песке четко отпечатывались его следы, но сейчас он не собирался уничтожать их. Главное, что следы другого человека упорно вели юношу вперед, на берег Гава…

Сумеет ли Гонзага вовремя остановиться?

Бездонная пропасть была всего лишь в нескольких шагах. Потоки воды стремительно обрушивались в нее и со страшным грохотом исчезали во тьме. Так было испокон веков…

Брат Хасинты раздул факел и принялся исследовать почву…

Внезапно он остановился.

Перед ним на земле лежал Гонзага. Глаза его были закрыты, лицо бледно; казалось, он заснул навеки. Вначале баск решил, что тот, кого он искал, мертв, но, приглядевшись, Антонио заметил, как судорожно вздрагивают губы принца. Этот страшный оскал не оставлял сомнений: душа Филиппа Мантуанского была чернее ночи, а совесть его отягощало множество грехов…

Так что же случилось с Гонзага после того, как он расстался со своими спутниками?

Мы видели, как принц, охваченный безудержной яростью, бросился вперед, высоко подняв свой факел и потрясая шпагой.

В ту минуту он не слышал голоса разума; мысль о том, что Авроре удалось скрыться от него и Лагардер не только получит девушку, но и отомстит ему за все его злодеяния, прошлые и нынешние, туманила рассудок Филиппа.

Гонзага не сомневался, что шевалье был где-то здесь, совсем близко, поэтому он, словно бешеный кабан, мчался навстречу решающей схватке.

Вместо того чтобы нестись вперед, что было бы вполне естественно в подобном состоянии, принц, повинуясь капризной судьбе, замысел которой порой так трудно предугадать, свернул в коридор, ведущий к бурной горной реке под названием Гав.

Когда этот одержимый услышал рокот подземных вод и почувствовал, как под его ногами содрогается горное чрево, отступать было уже поздно… Его факел погас!

Он закричал, призывая своих спутников, но голос его заглушил страшный грохот… Он и сам не слышал звуков собственного голоса…

Выставив вперед шпагу, он все же попытался найти выход… Напрасный труд: он топтался на месте, поворачивался кругом, делал робкие шаги в разные стороны, но не мог понять, как же он сюда попал… Шпага его, а иногда и лоб повсюду натыкались на камень.

Гонзага охватил ужас; широко раскрыв глаза, он вглядывался в темноту, пытаясь пронзить ее своим хищным взором, но пещера не желала отпускать гордеца, а грохочущий водопад словно смеялся над ним…

Тогда принц решил пойти навстречу неизвестности.

Почва под ногами была неровной, каменистой, в некоторых местах из нее торчали острые обломки скал. Сделав несколько шагов, Гонзага поскользнулся и упал на колени, выронив шпагу.

Он долго шарил руками вокруг себя, но так и не нашел ее.

Сжав зубы, Гонзага шипел от злости.

Филипп Мантуанский, еще вчера мнивший себя всемогущим и заставлявший трепетать своих врагов, сейчас сам дрожал от страха…

Испустив приглушенный рык, он опять попытался определить направление — и опять безуспешно.

Он понял, что погиб, навеки исчез с лица земли, и никто не догадается, где его искать… Он представил себе мадемуазель де Невер, увидел ее на свободе вместе с Лагардером… Итак, он всего лишь за несколько минут проиграл игру, в которую играл всю свою жизнь!

И его бессильная ярость, словно переполнившая сосуд желчь, выплеснулась на товарищей по кутежам и соучастников его преступлений. О, как хотел бы он сейчас задушить всех этих Монтоберов, Шаверни, Тараннов! Убить их только за то, что они были далеко и им не грозила ужасная смерть во мраке подземелья. А Пейроль! Эта пиявка теперь наверняка высосет все его золото. Ах, если бы он смог выкупаться в крови этой гадины!

Только спокойствие и здравомыслие позволили бы Гонзага отыскать обратную дорогу.

Но всем нам знакомы минуты, когда мы действуем безрассудно и неразумно.

Там, наверху, убийца Невера был хладнокровен и храбр… Он так часто видел рядом с собой смерть, что перестал бояться ее… Здесь же, не имея возможности защищаться и чувствуя на своем челе прикосновение ее холодных крыльев, он в страхе вытянул перед собой руки, пытаясь неверными движениями отогнать Костлявую.

— Неужели мне страшно? — спрашивал он себя, пытаясь обрести прежнее самообладание.

И, вслушиваясь в рев падающей воды, близкий к безумию принц вынужден был ответить на свой вопрос — «да».

— И все же я должен выбраться отсюда! — воскликнул он. — Еще не все потеряно… Испытаем же судьбу!

Он сделал наугад пару шагов, и эти шаги стали для него роковыми: поток ледяной воды обрушился на Гонзага, сбил его с ног, и он, оглушенный и промокший до костей, покатился по земле…

Тогда-то и нашел его Антонио Лаго.

Горцу стоило лишь подтолкнуть мерзавца ногой, и тот мгновенно скатился бы в бездну. Сам Гонзага, окажись он на месте горца, без колебаний поступил бы со своим врагом именно так.

Но честному и смелому баску не подобало разить поверженного: он привык нападать в открытую, тогда, когда его соперник был в состоянии защищать свою жизнь.

Однако же как поступить сейчас? Ведь он поклялся сестре расправиться с этим человеком!

Антонио схватил принца за плечо и резко встряхнул; веки Гонзага затрепетали, но не поднялись. Принц, уставший и продрогший, находился между жизнью и смертью.

Поняв, что без его помощи Филипп не придет в чувство, горец набрал в ладони воды и смочил ему глаза и виски. Затем он влил в горло Гонзага несколько капель водки из висевшей на поясе фляги.

Тело принца сотрясла судорога; открыв глаза, он приподнял голову. Лицо его озарилось радостью.

Убийце Невера грозила опасность умереть от голода и холода или утонуть в ледяной воде подземного потока, но его звезда еще не закатилась и привела к нему неведомого спасителя.

Решительно, Вельзевул заботится о своих приспешниках, раз он не покинул Гонзага в столь тяжкую минуту!

Монсеньор пристально вгляделся в лицо незнакомца, стараясь понять, с кем имеет дело, но тот — нечаянно или намеренно — погасил факел.

— Какая неосторожность! — воскликнул Гонзага. — Вам вряд ли удастся снова зажечь его. — Не получив ответа, он продолжал: — Благодарю… вы спасли меня… Но я не знаю вас… Кто вы?

Неизвестный опять промолчал, и принц подумал, что перед ним, вероятно, какой-нибудь немой калека, сделавший подземелье своим домом… или же сам дьявол!

— Я умираю от жажды, — произнес Гонзага, ибо тепло, постепенно растекавшееся по его телу, вызвало у него сильнейший озноб и жар. — Не позволите ли вы мне сделать еще один глоток?

Незнакомец протянул ему флягу, но спустя несколько мгновений резким движением забрал ее назад.

— Хватит, — произнес он. — Скоро у вас будет вдоволь воды…

Филипп Мантуанский не узнавал этого голоса, однако если бы он мог видеть мрачный огонь, горевший в глазах его собеседника, то усомнился бы в добрых намерениях незнакомца.

Наконец Гонзага поднялся и расправил свои одеревеневшие члены. Он почти не пострадал во время падения и теперь желал только одного: чтобы случайный проводник поскорее вывел его из злосчастного подземелья, едва не ставшего для него могилой.

Однако у неизвестного, видимо, были другие планы. Пока Гонзага гадал, с кем же он имеет дело, у него над ухом раздался суровый голос:

— Надеюсь, вы уже восстановили свои силы, и нам можно начинать поединок.

— Поединок?.. — непонимающе повторил принц. — С кем? Разве меня ждет засада? Но где же мои противники?

Язык слушался его с трудом, слова падали глухо и отрывисто.

— Противники? У вас он всего один… — прозвучал ответ.

— Моя шпага должна быть где-то здесь… — произнес Филипп Мантуанский. — Она выскользнула у меня из рук… Как же мы найдем ее, раз ваш факел погас?

Незнакомец усмехнулся:

— Шпага?.. А к чему она вам?.. Разве у меня есть шпага?

Принц понял, что тот, кого он принял за спасителя, был его врагом. Его охватил сильнейший гнев.

— Я опять спрашиваю вас: кто вы такой? Разве вы знаете меня? — раздраженно выкрикнул Гонзага.

— Конечно. Вы — Филипп Мантуанский, принц Гонзага, подлый убийца и трус!

От такого оскорбления принц побелел как мел, но темнота скрывала его бледное, искаженное гневом лицо.

— А вы-то сами кто? — в бешенстве воскликнул он. — Зачем вы вырвали меня из когтей смерти? Для того, чтобы тут же убить? Ваше имя! Я хочу знать ваше имя!..

— Мое имя вам ничего не скажет, — ответил баск. — Вы никогда не видели меня…

— Тогда кому вы служите? Кто вас послал?

— Моя совесть и право карать подлецов! Право, принадлежащее каждому честному человеку…

— Но кто дал вам это право?.. Держу пари, что кто-то послал вас сюда… Однако же раз я вас не знаю, то я не мог причинить вам зла.

— Оставьте! Вы должны умереть, ибо только смерть помешает вам творить ваши черные дела… Вскоре вы предстанете перед вашим хозяином, перед самим сатаной… Вы готовы?

— Готов? Но к чему? — беспокойно спросил Гонзага.

— К нашему поединку. Руки — вот единственное мое оружие. Я обхвачу вас и сброшу в ледяные воды Гава, если только вам не удастся справиться со мной, в чем я, однако, сомневаюсь… Если бы я был убийцей, как вы, ваше тело давно бы уже лежало на речном дне, но я предлагаю вам честный бой, один на один, под землей, на глубине тридцати футов, без свидетелей и без пощады… Поручите вашу душу Богу, господин Гонзага, и пусть он нас рассудит!..

Но кто был этот таинственный враг? Гонзага задрожал, понимая, что погиб…

Внезапно он подумал, что этому человеку могли заплатить за убийство; значит, нужно его перекупить, ибо все люди продажны.

Он, по крайней мере, был в этом твердо уверен.

Утопающий хватается за соломинку. Принц готов был отдать наемнику половину своего состояния.

— Сколько вам заплатили, чтобы убить меня, приятель? — дрожащим голосом поинтересовался Гонзага.

— Ничего. Я не из тех, кого можно купить…

— Но я могу сделать вас богатым, — продолжал Гонзага. — Сколько вы хотите получить, чтобы вывести меня отсюда?

— Не тратьте время на пустые разговоры! — презрительно ответил горец. — Если бы мне было нужно золото, которое вы прячете у себя под камзолом, я бы уже давно забрал его. Но я не нуждаюсь в ваших деньгах, и оно отправится вместе с вами в воды Гава. Больше никто не запачкает им своих рук, потому что ваше тело никогда не найдут!