История Горбуна (№3) - Странствия Лагардера

— А что же, что?

— Сон, вино и драка, голубь мой!

Настала темная ночь, но вскоре тучи разошлись, и луна внезапно залила дорогу бледным светом.

И всадники вдруг заметили: по обочинам, от куста к кусту, от скалы к скале, пробираются какие-то тени. Таинственные фигуры не вызывали опасений: ведь в основном это были женщины. Но с чего бы женщинам среди ночи бродить по глухим местам? Тут была какая-то тайна — и, по всей видимости, очень важная.

Лагардер с товарищами заехал в ближайшую рощу, велел всем молчать, а сам стал внимательно наблюдать за загадочными пешеходами. Все они в одном и том же месте сворачивали с дороги на неприметную тропинку.

Мимо Анри и его друзей прошло больше пятидесяти человек, и людской поток все еще не иссяк. Он по-прежнему состоял в основном из женщин, и, однако, следовало соблюдать осторожность. Испанские нравы не похожи на французские: в Испании под яркой шалью нередко прячется ружье, а рука, перебирающая четки, умеет молниеносно выхватывать кинжал.

После боя в Панкорбо Лагардер имел все основания остерегаться людей, которые неизвестно зачем бродят в темноте.

Часам к девяти вечера прохожих стало меньше. Самые последние явно торопились, словно куда-то опаздывали, и так старались спрятаться от посторонних взоров, что было совершенно ясно: эти люди собираются вместе с какой-то тайной целью…

Лагардер в изумлении повернулся к баску.

— Ты что-нибудь понимаешь? — спросил он. Но тот был удивлен не меньше Анри:

— Я часто бывал в этих местах, но никогда не сталкивался ни с чем подобным. Пожалуй, нам стоит пойти за ними.

— И мне так кажется, — кивнул шевалье. — Идем.

— Так! — шепнул Кокардас на ухо своему другу. — Амабль, друг мой, полагаю, мы скоро увидим что-то похожее на мой сон.

— А как ты думаешь — будет совсем похоже или не очень? — спросил, облизываясь, Паспуаль.

— Ты имеешь в виду, будут ли там дамочки? Голубь мой! Сам видишь — несколько дюжин!

Крепко привязав коней к деревьям в стороне от дороги, где никто не мог бы их обнаружить, четверо путников отправились вслед за загадочными полуночниками.

Узкая, усеянная валунами тропа петляла среди колючих кустов, почти отвесно спускаясь в глубокое ущелье, окруженное неприступными скалами. У Кокардаса мозг все еще был отуманен винными парами: гасконец то и дело спотыкался, чертыхаясь про себя.

Дорожка становилась все уже, а утесы вокруг — все выше. Наконец тропа превратилась в тесную щель между скал — там едва мог протиснуться один человек.

Лагардер шагал впереди со шпагой в руке. Он тщетно пытался понять, зачем столько народу собралось в такой час в этом пустынном месте.

Вдруг он остановился и знаком велел своим спутникам сделать то же самое.

— Сон в руку, — прошептал Паспуаль. Глаза у него вылезли из орбит.

— Точно, ничего не скажешь, — отозвался гасконец. — То-то посмеемся, голубь ты мой лысый!

Глазам их открылась поразительная картина. Чтобы понять, чему они стали свидетелями, необходимо напомнить, каковы были в прошлом суеверия и заблуждения испанского народа. Впрочем, эти суеверия живы и поныне — вы услышите о них от многих пастухов Арагона и Старой Кастилии.

Среди высоких скал, на дне каменной воронки, зеленела свежая, веселая лужайка; в самом ее центре бил прозрачный хрустальный ключ. Землю покрывала мягкая травка, пестревшая яркими цветами. Наверное, днем это место было очаровательным; отшельник, желающий удалиться от мира, не сумел бы найти белее прелестного уголка.

Возможно, вы не поверите тому, что мы вам сейчас расскажем, однако все это — чистая правда. Дело в том, что ни инквизиция, ни всемогущая церковь, ни всецело поддерживавшее ее государство, ни множество монахов и священников так и не смогли искоренить в Испании сатанических культов. Нигде в Европе они не доходили до таких крайних форм и не имели столько приверженцев.

Была ночь с пятницы на субботу — вечер шабаша. В эту ночь все, кто считал себя колдунами и ведьмами, устраивали по всему полуострову многолюдные сборища. Они начинались в тот час, когда заводили свою жуткую песнь волки, и заканчивались с криками первых петухов.

Там, куда пробрались Лагардер и его товарищи, шабашем правил последний король чародеев Мигель Гойбурн. Все его приверженцы не реже одного раза в год — словно мусульмане в Мекку — являлись на эту лужайку. Называлась она Козлиным Долом.

Королевой ведьм считали уродку Хуану. Многие в Арагоне и сейчас вам расскажут, что сто пятьдесят лет тому назад она превратилась в змею и спряталась в Пиренейских горах.

По праздникам король восседал на золотом троне, нынче же они с королевой устроились в простых креслах черного дерева. Перед ними горел большой костер, ярко освещавший наготу повелителей колдунов. Нагими были и все остальные участники этого сборища — мужчины и женщины. Трудно вообразить себе картину большего бесстыдства!

Мигель Гойбурн был необычайно безобразен, как и подобает королю дьяволопоклонников. За это он, собственно, и получил свой титул.

Его огромная голова — даже без бутафорских рожек, прилаженных сейчас к ней, — приводила людей в трепет. Глаза короля Мигеля были круглыми, как у совы, а скошенный обезьяний подбородок украшала остроконечная козлиная бородка. Ноги, заросшие густой черной шерстью, тоже напоминали козлиные. Ногти непомерной длины на пальцах рук и ног загибались, словно когти.

Уродка Хуана могла бы показаться вовсе не уродкой, если бы не ее лицо. Она — в противоположность супругу — обладала крошечной головкой с выпирающими скулами, вздернутым, будто свиное рыло, носом и длинными желтыми зубами. К тому же Хуана сильно косила.

В общем, жуткая парочка! А вокруг нее плясали женщины великолепно сложенные и с прекрасными лицами: в жилах этих красавиц бурлила горячая мавританская кровь. Были здесь и другие существа: седые беззубые старухи, безобразные скелеты, скопище всех мыслимых и немыслимых пороков…

Паспуаль изумленно смотрел на эту дьявольскую пляску, Кокардас хохотал до упаду, баск крестился… Лагардер же отвернулся. Его тошнило от омерзения.

Все слуги сатаны по очереди падали перед королем ниц и целовали его безобразные волосатые ноги. Тем временем воздвигался алтарь для черной мессы.

Мигель Гойбурн начал говорить. Вещал он хрипло, нервно и сбивчиво. Лагардер отчаянно напряг слух, чтобы уловить смысл этой сумбурной речи.

Вскоре Анри понял, что король чародеев не только хулил Бога, Матерь Его и всех святых; он также объявил своим подданным, что между христианами Франции и Испании началась война.

— Их армии будут истреблять друг друга, а мы, во славу сатаны, должны помочь им! Пустите в ход все свои искусства; следуйте за полками и убивайте и тех, и других без разбору, приканчивайте поодиночке всех, кого сможете. Настанет день Пасхи и мы упьемся кровью христиан из их же черепов!

Лагардер сжал зубы и дрожащей рукой схватился за шпагу. Из речи этого мерзкого существа он узнал важную новость: регент начал войну с Филиппом Католиком!

— Всех мужчин здесь надо перебить, — глухо проговорил он. — Уйти не должен никто. Но мы не вправе поднять руку даже на самых гнусных женщин.

— Да уж, ничего не скажешь, — пожал плечами Кокардас, — трофеев тут явно не предвидится — на этих тварях даже одежды нет. А все-таки я бы с удовольствием пощекотал этим мерзавкам одно место рапирой!

— Друг мой, они ведь женщины! — вздохнул брат Амабль Паспуаль.

— Это они-то? Сколько раз я тебе говорил, голубь мой: что баба, что черт — разницы никакой.

— Другим путем из ущелья, вероятно, выбраться нельзя, — рассуждал Лагардер. — Паспуаль останется здесь и будет убивать всех мужчин, которые вырвутся из наших рук. Женщин же — пропускать!

— Понял, — сказал нормандец. — Ну и колонна промарширует мимо меня!

— Вперед! — воскликнул шевалье. — Смерть чудовищам!

Мужчин на этом сборище было человек тридцать, женщин — более пятидесяти.

Заслышав крик шевалье, слуги сатаны в испуге заметались по ущелью. Мигель Гойбурн, позабыв о королевском достоинстве, бросился бежать. Поздно! Один из золоченых рогов, украшавших его голову, разлетелся на куски, и на лбу появилась кровавая рана. Последний король испанских чародеев испустил дух.

Началась страшная паника. Вопли ужаса огласили Козлиный Дол: толпа колдунов и ведьм, словно стадо, спасающееся от лесного пожара, устремилась к тропе, которую охранял Паспуаль. В сплошном потоке тел мелькали обнаженные руки, ноги, плечи… И всякий торс без заветного талисмана — женских грудей — немедленно пронзался шпагой.

Некоторые мужчины, впрочем, пытались отбиваться: кто размахивал обломком трона, кто вооружился доской от алтаря, кто схватил камень… Прибегать к колдовству было некогда: приходилось полагаться на обычные человеческие средства защиты.

Но один за другим чародеи падали, обагряя кровью траву, на которой только что кувыркались. Рапира гасконца, кинжал баска и шпага Лагардера проделывали в рядах дьяволопоклонников страшные бреши.

Нагие женщины с воплями бежали прочь, недоумевая, отчего и их не настигают смертоносные удары. Одни спешили забиться в кусты и не смели идти дальше, другие со всех ног мчались к большой дороге, чтобы успеть домой до рассвета. Ту из них, которую застали бы в таком виде, ожидало следствие, ужасные пытки и — костер.

Несколько — десятка полтора — самых проворных ведьм побежали по направлению к Сории. Вдруг их остановил стук копыт. Быстро переглянувшись, они скрылись в развалинах и прижались к стене. Поразительно выглядела эта обвалившаяся стена, на камнях которой вырисовывались силуэты обнаженных женщин!

Но одну из колдуний, бежавшую медленнее прочих, все же заметил отряд скакавших во весь опор всадников. Она оглянулась — и тут же потеряла из виду своих товарок: они тем временем бросились ничком на землю и затаились.

Увидев совершенно обнаженную девушку, пораженные всадники на миг придержали коней. А потом началась самая настоящая охота.

Ведьма была молоденькой длинноногой горянкой, привыкшей прыгать по скалам. Как козочка, скакала она через кусты, в которых застревали ее преследователи.

— Караша, шорт! — с сильным немецким акцентом воскликнул один из всадников. — А ну, кто токонит?

— Я! — взревел Таранн.

— Я! — еще громче завопил Носе.

Как видите, это была банда Гонзага, посланная к границе, чтобы не пропустить Лагардера во Францию. Сам принц должен был нагнать их на другой день с испанским корпусом, направлявшимся в Фонтарабию.

Из последних сил колдунья добралась до развалин и нырнула туда. Она думала, что спасена.

Но молодые развратники спешились, кинули поводья своих коней Ориолю и бросились за ней, словно гончие за волчицей.

— Фот она! Тершу! — торжествующе крикнул барон фон Бац.

У девушки не было сил сопротивляться: она билась в железных руках, словно в тисках.

— Какого дьявола! И я держу! — воскликнул вдруг Таранн. В самом деле — и у него в руках была пленница. Носе и Монтобер, бежавшие следом, также кого-то поймали. Кругом замелькали белые пятна; женщины вскочили и заметались по траве. Лица наших дворян-финансистов вытянулись от изумления.

— Куда там оргиям регента! — расхохотался Носе. — Похоже, мы помешали славной забаве! Но где же мужчины?

Переловить всех женщин было невозможно. Стая уже поднялась и с жалобными криками собралась лететь прочь.

— Стой! — крикнул Носе колдуньям. — Кто попробует бежать, ту проткну насквозь!

Угроза заставила ведьм остановиться. Впрочем, они уже поняли, что гонялись за ними не полицейские и даже вообще не испанцы. «Может, они еще и выручат нас?» — думали женщины.

Носе обратился с расспросами к прелестной стройной девушке. В бледном свете луны, заливавшем ее смуглое тело, она была подобна прекрасной таинственной статуе.

— Преследовать надо не нас, — проговорила красавица, — а тех, кто там, — указала она рукой на север, — убивает наших братьев и сестер! Если вы мужчины — накажите их, а мы отблагодарим вас за это!

Она отлично видела, какое вожделение горит в глазах у этих людей…

— О чем ты толкуешь? — удивился Монтобер.

— Мы убежали, потому что в наше убежище ворвались четыре человека — нет, четыре демона со шпагами! — и напали на нас. Они обидели нас, и нам пришлось спасаться без одежды; они перебили всех наших мужчин, а у тех даже не было оружия, чтобы защититься. Если вы не заодно с ними — заступитесь за нас!

— Что ж, это будет справедливо, — кивнул Таранн. — Но скажи: отчего на вас напали среди ночи — и кто напал?

— Я не знаю. Быть может, это объяснил бы вам наш любимый вождь, но он лежит на земле с ужасной раной во лбу.

— Во лбу? — с тревогой переспросил Таранн.

— Да, его поразили шпагой вот сюда, между глаз.

Она дотронулась пальцем до собственного лба, показывая, куда был нанесен удар, прикончивший короля чародеев. Люди Гонзага в ужасе переглянулись.

— Удар шпагой в лоб! — воскликнул Носе. — Сомнений нет, господа: это Лагардер!

XII. ВТОРОЙ ШАБАШ

Девять месяцев в году в Испании стоят дивные ночи. В чистом небе мерцают яркие звезды; серебристые отблески лунного света пляшут на ажурной кладке соборов и мавританских дворцов — шедевров, которые издали кажутся монолитными громадами, а вблизи — пеной каменных кружев.

Поэтому прохладная ночь испанцам милее, чем палящий полдень. До самой полуночи бродят по улицам влюбленные парочки — улыбаются, болтают, целуются, выбирая уголки поукромней…

Но в Козлином Доле бледный лунный свет заливал картину страшной бойни. Вид нечестивого шабаша заставил Лагардера забыть о жалости: шевалье полагал, что, истребляя дьяволопоклонников и омывая кровью этот оскверненный уголок земли, он творит высшее правосудие.

Из тридцати чародеев, которые совершали недавно отвратительные обряды, в живых теперь осталось лишь пятеро. Лагардер и его товарищи гонялись за колдунами по ущелью.

Трудно представить себе эту странную погоню — разве что вспомнить времена Древнего Рима, гладиаторские бои, христиан, терзаемых зверями… Страшней всего было почти полное безмолвие — только зычные возгласы Кокардаса, многократно повторенные эхом, нарушали жуткую тишину.

Гасконец был вне себя. Ко всем своим прочим преступлениям злодеи еще и ловко уклонялись от его рапиры, и частенько она лишь рассекала воздух.

Но вот остался последний… Вскоре Лагардер прикончил и этого тем же ударом, что и самого первого — короля Мигеля Гойбурна.

Бой был закончен, поруганные святыни отомщены! Лагардер и его друзья могли теперь оставить стервятникам это нечистое место, ставшее свалкой падали.

Шевалье уже собирался покинуть ущелье и даже вложил шпагу в ножны, но вдруг, потрясенный, вскрикнул: на вершине той скалы, где был проход, появилось несколько обнаженных женщин, а с ними — пятеро мужчин в плащах! Мужчины с угрожающим видом обнажили клинки.

Повесы из банды Гонзага готовы были поверить всему, что наговорили им ведьмы. Но хотя Анри был их смертельным врагом, они прекрасно знали: Лагардер не способен без причины напасть на безоружных мужчин и учинить насилие над женщинами.

Верные слуги принца сразу заподозрили недоброе: им вовсе не хотелось, чтобы красотки их одурачили! Но если испанкам действительно грозит опасность, то было бы славно и защитить их, и получить обещанную награду!

Итак, они потребовали, чтобы колдуньи отправились в Козлиный Дол вместе с ними, решив вести туда женщин если не добром, так силой.

Впрочем, внимание Лагардера привлекло не только появление пятерых дворян, но и другая, куда более грозная, опасность.

Над самой головой Паспуаля ведьмы выломали из скалы огромную глыбу. Изогнувшись и напрягая все силы, они толкали ее к краю обрыва. Еще секунда — и глыба рухнет вниз, раздавит нормандца и перегородит единственный выход из ущелья!

А Паспуаль даже не подозревал, что над ним нависла смертельная опасность. Кокардас, баск и Лагардер, оцепенев от ужаса, смотрели на своего товарища.

Что же затем произошло? Случайность? Или сам Господь Бог не допустил гибели этого человека, защищавшего от поругания святую веру? Паспуаль так и не смог потом ничего объяснить — ведь он действовал не по собственному разумению, а лишь повиновался приказам Лагардера, приказы же Лагардера, как и Господню волю, Паспуаль не подвергал сомнениям никогда.

Нет, он никак не мог умереть в этот день! Любвеобильному бретеру было бы слишком тяжко пасть от рук женщин и уйти в мир иной с мыслью, что многие из этих созданий — отнюдь не ангелы…

В том самом месте, где начиналась тропка, в скале темнела довольно глубокая ниша, в которой мог усесться человек.

Паспуаль устал и решил передохнуть. В этом желании не было ничего особенного, однако его хватило, чтобы спасти нормандцу жизнь.

Внезапно раздался страшный грохот, словно треснула гора. Каменные осколки оцарапали Паспуалю лицо и руки.

Как всегда бывает в таких случаях, он сам не заметил, как вскочил, словно подброшенный пружиной. В несколько стремительных прыжков он очутился рядом с товарищами, даже не осознав, какой опасности избежал.

Кокардас крепко обнял и расцеловал приятеля:

— Все в порядке, голубь ты мой лысый! Ну и повезло же тебе, ну и повезло! А я уж думал, твоя песенка спета!

— А что случилось?

— Дружок! Да ты только взгляни туда!

Глыба, которую столкнули колдуньи, увлекла за собой и другие камни, а женщины вместе с французами продолжали сбрасывать вниз валун за валуном. Путь из ущелья был перекрыт. Козлиный Дол стал темницей, а то и гробницей.

Но Лагардер лишь пожал плечами:

— Пустяки, бабские штучки! Скалы здесь невысокие, мы вполне сумеем вскарабкаться по ним. Подождем, пока наши противники сами к нам не спустятся.

Анри спокойно уселся у костра, на котором кипел котел с маслом. Пламя бросало мрачные отсветы на мертвые тела; но они не интересовали шевалье. Он внимательно всматривался в силуэты людей, стоявших на скале. Те, видно, решили, что замуровали его здесь навеки.

Правда, они были далековато — лиц не разобрать. На помощь шевалье пришел ветер, доносивший обрывки фраз. Вскоре Анри услышал собственное имя, произнесенное с тем же акцентом, с каким говорил некогда фехтовальщик Штаупиц, убитый Лагардером в Нюрнберге:

— Лакартер!

— Да это же фон Бац! — улыбнулся Анри. — Впрочем, ничего удивительного. Итак, их только пятеро — и я не вижу Гонзага. А жаль — тут такая подходящая обстановка, чтобы напомнить ему ров замка Кейлюс! Трупу его самое место на этой свалке.

— Как сказать, малыш, — заметил гасконец. — Может, эти мертвецы покраснеют от такого соседства!

Шевалье еще пристальнее вгляделся в фигуры на скале.

— Вон толстяк Ориоль, — прошептал он, — Тарани, Носе… Монтобер, если не ошибаюсь… Ну, эту-то мелюзгу мы проглотим и не поперхнемся.

Силуэты пятерых повес и жавшихся к ним колдуний четко вырисовывались на фоне серовато-голубого неба. По некоторым движениям можно было без труда догадаться, что на смену пылу битвы там уже пришел любовный пыл.

Голос барона фон Баца вновь пробудил уснувшее эхо Козлиного Дола:

— Лакартер!

Тогда Анри поднес руки рупором ко рту, и в ущелье прогремел его боевой клич:

— Я здесь!

По знаку Монтобера женщины спрыгнули с колен кавалеров, разбежались в разные стороны, и отовсюду вниз с обрыва полетели обломки валунов.

Один из них угодил Кокардасу в руку. Гасконец со страшными проклятиями стал швыряться камнями в ответ. Антонио Лаго достал пращу — страшное оружие в руках баска — и пришел ему на помощь.

Праща разила без промаха. Вскоре несколько женщин, взвыв от боли, рухнуло наземь. Толстяку Ориолю камень попал в бедро; он захромал и поспешно отошел в безопасное место.

Лагардер заметил, что там, куда летели камни Лаго, в скале была расселина. Можно было попытаться подняться по ней, если только скала не слишком искрошилась.

— Рискнем, — сказал Анри. — За мной! Вперед!

Он взвалил себе на спину еще теплый труп вместо щита и побежал к расселине.

Но там все было завалено обломками скалы, огромными, кучами вывороченной земли, горами бурелома… Даже если бы никто не мешал, подняться в этом месте все равно было бы невозможно. А между тем противники Лагардера заметили его маневр, и крупные валуны покатились прямо на шевалье. Анри бросил труп — от него больше не было никакого проку — и вернулся к костру. Наверху раздался громкий победный вопль.

Но положение, в котором оказался Лагардер, было не слишком опасным, хотя и довольно неприятным.

Время перевалило за полночь. До утра колдуньи никак не могли оставаться возле ущелья — разве что спрятались бы среди скал в кустах до следующего вечера. Впрочем, это маловероятно. Люди Гонзага тоже не имели возможности спуститься вниз — их единственным шансом было взять осажденных измором. Но на это потребовалось бы несколько дней, да и то неизвестно, чем бы все кончилось. Так что лучше всего не обращать на осаду внимания и переждать.

Лагардер уселся у догоревшего костра. С омерзением увидел он, как люди Гонзага носятся по скалам и предаются разврату с ведьмами.

Похоже, устыдилась и сама природа: луна спряталась за тучи, звезды погасли. Козлиный Дол погрузился в полную темноту.

Баскам часто приходится спускаться в пропасти. Поэтому почти все они носят вокруг талии под шелковым поясом шнур — тонкий, но очень крепкий. Был такой шнур и у Антонио Лаго.

Когда настала тьма, баск широко улыбнулся.

— Идите за мной! — сказал он. — Луна покажется не раньше, чем через час. К тому времени мы будем уже далеко.

Он еще раньше заметил место, где можно было вскарабкаться наверх. В успехе Антонио не сомневался: для истинного баска — такого, как он, — не бывает ни слишком крутых скал, ни слишком глубоких ущелий!

Итак, цепляясь за камни и всаживая между них кинжал, он с кошачьей легкостью полез по почти отвесной скале. Минут через пять один конец веревки был крепко привязан к стволу дерева, а другой, со свистом полетев вниз, оцарапал Кокардасу нос, как обычно задранный кверху (привычка, которая объяснялась тем, что гасконец слишком часто закидывал голову, осушая до дна стакан за стаканом).

Лагардер и два бретера выбрались из ущелья. Шевалье это ничего не стоило; Кокардасу же с Паспуалем тоже приходилось проделывать в своей жизни столько самых неожиданных упражнений, что приятелей вряд ли можно было чем-нибудь удивить.

Лошади, оставленные в придорожной роще, спокойно поджидали своих хозяев, пощипывая сочную травку. Четыре всадника вскочили в седла и помчались прочь.

Если бы во времена Кокардаса было известно выражение «оставить с носом», он бы сказал, что они «оставили с носом людей Гонзага». В полной темноте на лице гасконца сияла радостная улыбка: оставить противника с носом было ему порой даже приятнее, чем оставить его бездыханным и с раной в груди.

— И пусть катятся ко всем чертям! — хохотал он. — А чертовки у них и так есть!

Лагардер долго не мог решить, куда направиться: в Сарагосу или к границе. Обещание, данное Мариките, побуждало его ехать в одну сторону, долг призывал мчаться в другую. Но Анри все равно не знал, где прячут Аврору, и ясно, что маленькая цыганка ему этого не скажет…

Как ни горько было прерывать поиски, честь велела Лагардеру отправиться в армию и отважно сражаться во имя победы, которая позволит Франции диктовать Испании свою волю, а самому Анри поможет разыскать пропавшую невесту.

Итак, после долгих раздумий Лагардер решил пожертвовать встречей с Марикитой и направился к Памплоне.

Из-за туч вновь выглянула луна. Приспешники Гонзага посмотрели туда, где совсем недавно мирно беседовала ненавистная четверка, и вздрогнули.

— Там никого нет, — сказал Монтобер.

Все принялись хором звать Лагардера. Но им отвечало лишь эхо…

Что это — хитроумная западня? От шевалье, презиравшего любые опасности и сметавшего со своего пути любые преграды, можно было ожидать всего.

Как свора, потерявшая след, банда заметалась вокруг Козлиного Дола. Но сколько они ни вынюхивали, сколько ни всматривались в каждую трещинку — ничего! Пусто, тихо!

Костер давно погас, лишь луна теперь освещала хладные трупы чародеев. Напрасно верная гвардия Гонзага рыскала в поисках Лагардера — она так и не обнаружила никаких следов шевалье.

— Пошли отсюда, — буркнул Носе.

— Пошли, — согласился Таранн. — Мы все, господа, нынче с ума посходили, а ведь не пьяные… Один Ориоль вел себя скромно, однако не попади ему камень в ногу — боюсь, и он не сохранил бы верности прекрасной Нивель… Представляете, какой бы был ужас? Даже говорить об этом не хочу!

Ведьмы вцепились в кавалеров: в награду за свою снисходительность они умоляли хотя бы помочь им достать одежду. Фон Бац без зазрения совести ответил за всех:

— Што нам за тело от фашей отешты! Какими фас нашли, такими и оштафим.

Повесы вскочили на коней и умчались. До рассвета оставался лишь час. Колдуньям предстояло разобрать завал: хоть одна из них должна была попытаться как-то добраться до собственной одежды и платьев своих товарок.

Каторжная работа! Сдирая кожу с рук, обливаясь потом, ведьмы во главе с уродкой Хуаной принялись за дело. Они уже не вспоминали ни о Лагардере, ни об убитых чародеях, ни о живых распутниках, с которыми провели два последних часа; теперь женщины думали лишь о спасении собственной жизни…

Если сейчас мимо пройдет крестьянин, он тут же кликнет полицейских, а те потащат колдуний на костер! Многие из них в эту минуту готовы были отречься от своих заблуждений. Ах, если бы какой-нибудь монах пообещал им, что вместе с отпущением грехов они получат помилование и в этой жизни…

Наконец одна из ведьм перебралась через последнюю преграду и принесла ворох платьев. Все поспешно натянули на себя свои отрепья и разошлись по домам. Как раз светало…

Но прежде чем расстаться, они дали друг другу слово вернуться сюда следующей ночью и предать тела мертвецов огню.

Вечером Лагардер прибыл в Памплону. А Шаверни в это время катился с обрыва — прямиком в Козлиный Дол.

Как мы помним, встав на ноги, маркиз расхохотался. Но смеялся он недолго.

Не пройдя и трех шагов, Шаверни споткнулся о мертвое тело. Дальше он заметил еще два трупа, потом увидел и остальных убитых… и все были без одежды!

— Что это? — поразился маленький маркиз. — Что-то не видывал я прежде таких кладбищ. Правда, у нас в Париже на кладбище Невинно убиенных есть общая могила — может, и тут нечто в этом роде?

Он склонился над обезображенным телом. Свирепое лицо покойника как будто ухмылялось. Как ни отважен был Шаверни, но тут невольно содрогнулся — он ведь был один и без оружия…

Вдруг у него вырвался крик изумления: на теле мертвеца не было ни одной раны, лишь в самой середине лба запекся сгусток крови, струйка которой, оставив след на лице, пропитала козлиную бороду убитого.

— Здесь был Лагардер! — понял маленький маркиз. — Господи помилуй! Вот уж кто устали не знает!

Он хотел осмотреть все трупы, в ужасе ожидая, что обнаружит среди них тело самого шевалье или останки кого-нибудь из его спутников. Живых на этой лужайке явно не было…

Итак, Шаверни заглянул по очереди во все эти искаженные лица. Почти на каждом лбу он увидел знакомую страшную отметину. Вздох облегчения вырвался из груди юноши: он убедился, что никого их этих людей не знает.

Тогда маленький маркиз стал искать шпагу, которой при случае мог бы воспользоваться, но не нашел даже кинжала.

Это было странно. Лагардер не мог, просто обороняясь, без каких-то чрезвычайно серьезных причин, перебить столько безоружных людей. И в любом случае он не стал бы их грабить.

Или здесь побывал не он, или тут крылась какая-то тайна. Впрочем, для размышлений и догадок, которые становились все более фантастичными, место было явно неподходящим. Пусть уж лучше все само разъяснится со временем…

Лишь одно предположение показалось Шаверни правдоподобным: стычка происходила где-то неподалеку, а потом трупы скинули вниз на съедение волкам и стервятникам.

Так или иначе, приятного в этом странном некрополе было мало. Маркиз кинулся искать выход, чтобы поскорей выбраться отсюда, но тут раздались какие-то голоса.

Он прижался к скале и застыл, ожидая, что столкнется сейчас лицом к лицу о своими конвоирами, от коих только что избавился таким необычным и опасным способом.

Однако вскоре Шаверни к своему удивлению понял, что голоса, которые он услышал, принадлежат вовсе не мужчинам. Еще больше изумился он, когда увидел, что с десяток женщин спустилось в ущелье по веревочной лестнице. Каждая несла вязанку хвороста. Все эти странные особы собрались в центре лужайки и свалили хворост в одну кучу.

И совсем уже потерял маркиз дар речи, когда увидел, что женщины разделись донага, разожгли большой костер, покидали в него трупы и с пронзительными воплями принялись скакать вокруг огня.

От костра пошел ужасающий смрад горелого мяса. Языки пламени ярко осветили ущелье. Чтобы не попасться на глаза ночным плясуньям, Шаверни забился в расселину, выставив наружу только голову. Но ветер нес в его сторону густые клубы тошнотворного дыма. Находиться здесь дольше было невозможно.

В воплях колдуний было все: отрывистый хохот, душераздирающие рыдания, жуткий вой… Они изгибались всем телом, принимая то скорбные, то непристойные позы…

И вдруг пораженный маркиз уловил имя Лагардера: оно прозвучало несколько раз в сопровождении страшных проклятий. Итак, юноша не ошибся: он действительно видел ужасные следы удара Невера! Но зачем Лагардер пустил здесь в ход смертоносную шпагу? И почему Шаверни, очутившись так близко от шевалье, не встретил его и не смог сражаться плечом к плечу с Анри?

Шаверни мало знал Испанию и не имел никакого представления о местных похоронных обрядах, но понимал: так бесстыдно плясать нагишом вокруг костра могут только члены какой-то сатанинской секты.

Какое отношение имеет ко всему этому Лагардер, маркиз угадать все равно не мог. Ясно было только одно: отсюда надо как можно скорее уносить ноги. Шаверни, в отличие от клевретов Гонзага, не тянуло вступать в разговор с ведьмами, да и сами колдуньи, без сомнения, встретили бы его прескверно.