— Я узнала все, что хотела, — сказала басконка. — Не ложитесь и не раздевайтесь… Вы должны быть готовы в любую минуту! Я вернусь позже, через час, или два, или больше… не могу сказать. Вы же переборите сон и обязательно дождитесь меня. Еще одно слово. Что за люди сопровождают вас?

— Трусы и негодяи! — скрипнув зубами, ответила цыганка. — Мы их пленницы.

— Да, да, трусы, — пробормотала хозяйка постоялого двора. — Это я уже знаю… а об остальном почти догадалась…

Обе девушки протянули к ней руки со словами:

— Но что вы можете сделать для нас, мадам?

— Я могу вернуть вам свободу, — сказала басконка гордо, — или, по крайней мере, попытаться это сделать. Возможно, это будет опасно… но с помощью Господа все подвластно тем, кто честен и бесстрашен!

Аврора и Флор обняли ее.

— А если мне не удастся спасти вас, — продолжала Хасинта, — то уж его-то я точно спасу! Итак, терпение и отвага… ждите меня и молитесь за нас всех…

Она исчезла так же стремительно, как и в первый раз, а девушки, держась за руки, с тревогой спрашивали себя, не обманет ли их снова едва зародившаяся надежда.

— Можно ли верить этой женщине? — тихо сказала мадемуазель де Невер. — Что она задумала… и что произойдет сегодня ночью?

— Не знаю, — отвечала донья Крус. — У нее прямой взгляд, и она говорит искренне… Сестренка, в нашем положении приходится рисковать. Нельзя отвергать протянутую руку…

— Боже сохрани! Ведь она говорила, что спасет Анри… Но это значит, что он тоже в опасности?

— В опасности? Конечно! Как может быть иначе, если мы все еще находимся в руках Гонзага…

Аврора опустилась на колени.

— Спасибо, спасибо тебе, Господи! — произнесла она, молитвенно сложив руки.

— За что ты благодаришь? — со страхом спросила Флор, вглядываясь в подругу и спрашивая себя, не помешалась ли та.

— За посланную мне добрую весть!

— Какую весть?

— Весть о том, что Анри жив… что его боятся! А раз они боятся его, значит, он близко, он идет по следу, он скоро будет здесь!

— Ты права! — вскричала восхищенная Флор. — Вот уж не думала, что ты до такой степени сохранила присутствие духа, сестренка… Ты все поняла гораздо быстрее, чем я! Но и я была права: мы находим друзей там, где не ожидали, — стало быть, никогда нельзя терять надежду!

Тем временем басконка вновь спустилась в зал для гостей.

Она вошла, держа в руках поднос, на котором стояли кувшины и бутылки самой замысловатой формы; в центре же выделялся бурдюк с очень старым мавританским вином.

— Вот и я, — сказала она весело. — Ваши дамы уже спят. Вы можете смеяться, петь и пить… Ночная стража вас не побеспокоит.

— Мы спустим штаны с ночной стражи и выпорем, если только она сунется сюда! — закричал Носе.

— Пейте, господа! Вот малага, вот херес, вот вальядолидское и мурсийское вино… Такого вам не подадут даже за столом испанского или французского короля, храни Господь их обоих! Пейте, господа, и подайте мне стакан…

Ей подали кубок, вмещавший примерно полбутылки.

— Пригубите вина из этого бурдюка, — обратилась Хасинта к Пейролю. — Видите, я налила вам всего на донышко. В Байонне принято, чтобы хозяйка, пока молода, пила наравне со своими гостями.

Эти слова были встречены шквалом рукоплесканий. Интендант наполнил бокал басконки, а затем разлил и остальным.

— Вы лишь пригубите, — повторила Хасинта, — и я обязуюсь допить до дна!

В бурдюке было по меньшей мере три пинты… От восторженного вопля содрогнулись стены. Если эта красавица окажется столь же пылкой и в делах любви, то празднество превзойдет все ожидания.

Не обращая внимания на липкие похотливые взоры подвыпивших дворян, басконка уселась, поставив рядом с собой едва начатый бурдюк: она заявила, что всем винам предпочитает мавританское…

— За здоровье прекраснейшей из женщин! — возгласил Носе, поднимая стакан.

Барон фон Бац был уже пьянее, чем три ландскнехта[32], — но ему все же удалось кое-как подняться на ноги. Ориоль в волнении залил вином скатерть, а Лавалад от избытка чувств вскочил на стол, тогда как Таранн тянул его за полу камзола, чтобы повалить на пол.

— И куда же вы отправитесь завтра, господа? — спросила басконка.

— Поглядеть на восход по ту сторону гор, — ответил Монтобер. — Правда, я не уверен, что увижу там солнце: ведь оно сияет в глазах нашей прекрасной хозяйки!

Она положила руку на плечо принца и пустила свой кубок по кругу со словами:

— Да хранит вас Господь! Но не шутите с Пиренеями! Не всякий, кто поднимается с этой стороны, спускается с другой!

Это предположение было отвергнуто с негодованием.

— Вино не веселит ее, а навевает грусть, — заметил Таранн, — потому что нам всем не хватает любви… Красавица, мы все преданно служим маленькому крылатому богу… Хочешь быть со мной? Я буду любить тебя всю ночь…

— Браво! — воскликнули сотрапезники. — Таранн обойдет Монтобера! Ставим на Таранна…

— Незачем ставить ни на кого, — возразил тот и, пошатываясь, поднялся. — Слушайте меня! Есть предложение…

Гонзага рассмеялся, глядя на его усилия устоять на ногах.

— Выкладывай! — произнес он. — Заранее одобряю, если только ты сможешь выговорить хоть пару слов.

Принц также поддался общему настроению. Слова Пейроля, сказанные после встречи с контрабандистами, словно бы сняли камень с его души, и теперь он осушал бокал за бокалом.

После последнего ему почудилось, как, впрочем, и всем остальным собутыльникам, будто свинцовый обруч сжимается вокруг его лба…

— Предложение? — пробормотал Монтобер. — Ах да! Красивая женщина… но она одна… кому достанется женщина? Надо положить ее на стол и разыграть в кости…

Таранн завопил, заглушая невнятный голос Монтобера:

— И у меня есть предложение… Давайте разденем эту женщину… Как ее зовут? Эй, как твое имя, а, милашка?

Она слегка побледнела, однако усилием воли заставила себя улыбнуться:

— Хасинта по прозванию Басконка, — ответила она. — Любили меня многие, но никто не добился взаимности.

— А мы добьемся! — выкрикнул Носе. — Срывайте с нее одежду! Положим ее голую на стол, а кости станем метать между двух грудей…

Он протянул было руку к корсажу, но натолкнулся на подставленный Хасинтой кубок с вином и отступил, потряхивая ушибленными пальцами…

На его место тут же заступил Лавалад, но не устоял на ногах от сильного толчка.

Монтобер, в свою очередь, тоже ринулся к ней: он был сильнее других, и глаза его сверкали от жгучего желания.

Однако и ему пришлось быстро отдернуть руку — тонкая струйка крови текла по ней… Хасинта небрежно вертела маленький каталонский кинжал, который в мгновение ока выхватила из-за пояса.

Губы у нее были плотно сжаты, грудь вздымалась, а глаза метали молнии.

— Пейте же, дорогие гости! — ласково произнесла она. — Неужели никто не составит мне компанию? Я умираю от жажды…

Ничего более прекрасного не видели молодые дворяне ни на ужинах регента, ни на оргиях в особняке принца Гонзага: одна-единственная женщина среди мужчин, опьяненных похотью и вином, — и эта женщина не только не пытается скрыться от вожделеющих самцов, но, напротив, бросает им вызов, подстрекая их тщеславие и бравируя своей неуязвимостью.

По правде говоря, это сильно напоминало ту знаменитую дуэль на бутылках шампанского, когда маленький маркиз де Шаверни бесславно проиграл ненасытной губке, носившей имя Эзоп Второй.

— Пейте, господа! Иначе глотки ваши пересохнут, подобно голым скалам Панкорбо…

При этих словах Пейроль поднял голову и впился взглядом в прекрасную Хасинту. Но та явно сказала это без всякой задней мысли, продолжая разливать по бокалам изумительное мавританское вино, которое сама пила стакан за стаканом.

Затем она затянула баскскую песню. Волосы ее разметались по плечам; она пела этот полудикарский напев с такой страстью, что корсаж ее приоткрылся, обнажив плечи, чуть более розовые, чем белоснежные вершины Мадалеты, озаренные лучами восходящего солнца.

— Пейте же, господа! — повторяла она. — Кто последним устоит на ногах, тот будет полным владыкой здесь.

Она могла без всякой опаски убаюкивать их этим обещанием, поскольку видела, как молодые люди, побледнев, один за другим валятся, где придется. Даже Гонзага уже спал.

Прошло еще десять минут. Лишь один Ориоль сидел с открытыми глазами.

— За твое здоровье! — сказала Хасинта, протягивая ему полный до краев стакан.

Но и этого ей показалось мало… Она уселась на стол, совсем рядом с ним, так что он почти ощущал прикосновение сильного молодого тела, положила руку ему на затылок, а другой рукой сама поднесла к губам бокал.

— Пей, — шепнула она, — пей смело. Ты станешь победителем.

У толстяка финансиста закружилась голова, и он попытался чмокнуть ее в обнаженное плечо. Но это ему не удалось… Вино ударило в голову, и веки опустились на осоловевшие глаза.

Он сполз со стула, мертвецки пьяный, как и все остальные приспешники Гонзага.

Басконка тогда выпрямилась во весь свой рост, перешагнула через валявшиеся тела и, остановившись на пороге, неторопливо застегнула корсаж, который приоткрыла нарочно. Во взгляде, которым она смерила пьяных, было больше всего презрения, но сверкнула в нем и радость.

Через несколько секунд она постучала в дверь комнаты на втором этаже и вошла к девушкам со словами:

— Вот и я! Я могу спасти вас… Но для этого вы должны мне во всем довериться… Рассказать мне, что печалит вас или тревожит… Раскрыть все тайны, которые вы храните!

Донья Крус смотрела на нее с удивлением и все еще с некоторым недоверием. Зачем нужно было этой женщине знать их имена, их секреты, обстоятельства их пленения и цель нынешнего путешествия? Может быть, Гонзага подослал к ним свою сообщницу, чтобы выведать их тайные мысли?

Но, посмотрев Хасинте прямо в глаза, цыганка тут же раскаялась в своей подозрительности. Эта женщина от всего сердца хотела им помочь.

Басконка, со своей стороны, угадывая причины невольной сдержанности Флор, предпочла обратиться прямо к Авроре.

— Говорите же, мадемуазель, но только быстрее… Нам нельзя терять время! Отчего вас везут в Испанию?

— Нас похитили…

— Кто это сделал… и почему? Я должна знать все, только тогда я смогу что-то предпринять.

Не колеблясь ни секунды, мадемуазель де Невер в двух словах рассказала ей обо всем, что случилось.

Хозяйка постоялого двора слушала ее с возрастающим интересом, но время от времени прикладывалась ухом к двери, дабы убедиться, что внизу все тихо.

Теперь ей стало понятно, кто такой Лагардер и отчего его намеревались заманить в ловушку. Внезапно она обняла Аврору и прижала к груди. В глазах ее стояли слезы. Никто и никогда не видел Хасинту-басконку плачущей!

— Бедная девочка! — прошептала она. — Кем бы вы ни были, я спасу вас…

— Да, верно, — спохватилась Аврора, — ведь я даже не назвала вам своего имени…

— Пусть так и будет… Догадываюсь, что это громкое имя… Но я действую совершенно бескорыстно, не ради вашего знатного рода, а во имя вашего счастья… Вы сказали мне все, что я хотела знать, этого мне вполне достаточно… Однако я тоже должна кое о чем рассказать вам…

Она вновь стала прислушиваться к тому, что происходит внизу.

— Вы боитесь, что нас могут застать врасплох? — тут же осведомилась донья Крус. — Где они?

— Они лежат пьяные…

— Все?

— Да, все! И мне было нелегко напоить их, хотя я подмешала в вино снотворного… Теперь они спят и проснутся не раньше, чем через два часа. Правда, это я сделала не только ради вас, но и ради себя… Они не только трусы — они еще и бесстыдные развратники! Каждый из них желал овладеть мной, а со всеми ними мне было бы трудно справиться… Но сейчас они уже ничем не могут навредить ни вам, ни мне!

— Что же вы хотели мне сказать? — нетерпеливо спросила Аврора.

— Мы должны не только защитить самих себя, но и спасти других, а именно шевалье де Лагардера и его спутников.

— О, Лагардер не нуждается в нашей помощи, — с улыбкой возразила донья Крус. — Сколько бы врагов ни встало у него на пути, он встретит их презрительным смехом… и спутники его того же закала!

— И больше бы ему никогда не пришлось смеяться, — холодно произнесла Хасинта, — потому что пятьдесят контрабандистов устроили засаду в ущелье Гозье де Панкорбо… Это самое опасное место для тех, кто пробирается из Франции в Испанию, даже если там не поджидают убийцы… Но они обо всем узнают, я сама предупрежу их… Нельзя допустить, чтобы смельчаков сразила трусливая пуля, выпущенная под прикрытием скалы…

— Только Гонзага мог задумать такое подлое убийство! — воскликнула мадемуазель де Невер.

— Который из них Гонзага? — спросила Хасинта.

— Самый высокий, перед которым все остальные покорно склоняются.

— Это был не он, а другой: старик в черном камзоле, с рожей законченного негодяя… Вероятно, исполнял приказ своего господина…

— Старик в черном? Господин де Пейроль?

— Возможно, так его зовут, я не знаю. Однако я слышала собственными ушами, как он сговаривался с людьми Переса-наваррца… Вот почему я решила прийти на помощь двум слабым женщинам и проучить трусливых мужчин… Я тоже женщина, но страх мне неведом!

Теперь уже Аврора прижала ее к своей груди:

— Спасибо, спасибо, мадам! Признательности моей нет границ! Благодаря вам мой жених будет спасен от неминуемой смерти…

— Этого мало, — ответила басконка. — Надо сделать так, чтобы шевалье де Лагардеру вовсе не пришлось проезжать через ущелье Гозье де Панкорбо… Если вы будете свободны к тому моменту, как он появится здесь…

— Это возможно?

— Да. Через час вы будете свободны, если сами этого захотите и если никто не помешает нам. Слушайте меня внимательно… За окном вы видите сад. Вам надо спуститься по веревочной лестнице… Вот она, я ее принесла… Вы сможете?

— Да, да! — вскричали девушки в один голос.

— В саду, — продолжала хозяйка постоялого двора, — вас будет ждать мой брат. Он прячется за кустами и выйдет, как только вы окажетесь на земле… Идите за ним не говоря ни слова, не спрашивая даже, куда он ведет вас… Возможно, вам придется провести целый день, не видя солнца, потому что у городских ворот поставят стражу и вы выберетесь отсюда другим путем… Но не бойтесь ни темноты, ни голода, ни жажды — ничего не бойтесь! Внезапно вы окажетесь посреди поля, а затем вам предстоит долгий путь по горам, пешком, по узким тропам, где ходят только козы и пастухи… Ах да! Скажите мне, что грозит вам, если попытка бежать провалится?

— Они не посмеют ничего с нами сделать… Просто будут бдительнее следить за нами.

— Прекрасно! Тогда вы остановитесь в баскской низине, а вскоре я сама приеду за вами, чтобы передать вас в руки шевалье де Лагардера.

Аврора и донья Крус не могли скрыть радостных слез… Они поочередно обнимали свою новую подругу, от всего сердца выражая ей признательность.

— Этот план, — сказала басконка, — очень прост, и я уверена в успехе… Но нужно уметь все предвидеть, даже поражение. Если случится так, то на меня не должно пасть подозрение… Пусть ваши похитители по-прежнему считают меня своей союзницей… Иначе я не смогу предупредить вашего жениха о засаде в ущелье Панкорбо.

Аврора приложила обе руки к сердцу при мысли об этой ужасной перспективе.

— Будьте уверены, — пролепетала она, — я никогда не забуду того, что вы для нас сделали! Если я вновь обрету счастье, а с ним и состояние, то вы разделите его со мной…

— Благодарю вас, — ответила Хасинта, — но я никогда не покину свою Страну Басков. А сейчас я пойду за братом, и через пять минут он будет на посту. Сама же я останусь с этими людьми: они проснутся только на рассвете, с тяжелой головой и пустым взглядом. Возможно, к тому времени вы уже будете в безопасности.

Она вытащила веревочную лестницу, привязала один конец к ножке массивной кровати, а второй бросила в окно.

— С Богом! — произнесла она. — Возможно, я никогда вас больше не увижу, но всегда буду гордиться, что помогла тем, кто любит и страдает, вырвала вас из рук трусливой банды и подарила надежду на счастье!

Ее черные глаза неотрывно смотрели в голубые глаза Авроры: молодые женщины держались за руки, и в этот момент у дочери герцога Неверского и басконской крестьянки было одно сердце.

Они обнялись еще раз, затем на шею к Хасинте бросилась донья Крус… Их смоляные кудри смешались, и алые уста припали к алым устам.

— До свидания! — сказала хозяйка постоялого двора. — Увидимся завтра в горах… Если же нет, то прощайте! Возможно, навсегда!

С этими словами она прикрыла за собой дверь и спустилась в залу, где крепко спали упившиеся приспешники принца Гонзага, равно как и он сам.