Современная электронная библиотека ModernLib.Net

История Горбуна (№3) - Странствия Лагардера

ModernLib.Net / Исторические приключения / Феваль Поль / Странствия Лагардера - Чтение (стр. 3)
Автор: Феваль Поль
Жанр: Исторические приключения
Серия: История Горбуна

 

 


Сердце его гулко забилось. Он едва не ринулся вперед, нагнув голову и желая схватиться врукопашную со всеми этими людьми, этими стенами, целым миром, если понадобится, чтобы вырвать у них Аврору, которую он увидел и которая, возможно, увидела его.

Но он подумал, что будет безумием ему, еще не снявшему с себя облачения смертника, открыто напасть на принца, что слывет другом самого регента. Город этот был слишком удален от Парижа, чтобы сюда уже долетела весть о позорном падении и опале, постигших Гонзага, который, разумеется, не преминет воспользоваться обстоятельствами.

К тому же здесь у принца могли быть сообщники. Безрассудство грозило гибелью; предпочтительнее было немного выждать и не подвергать опасности ни себя самого, ни Аврору.

Пока же можно было удовлетвориться тем, что он нагнал похитителей: мадемуазель де Невер была совсем рядом, и ее спасение зависело лишь от него.

Оставалась также надежда, что Филипп Мантуанский, не подозревая о том, как близка погоня, задержится в городе хотя бы на несколько часов. Его спутники после такой скачки наверняка захотят побаловать себя хорошим обедом перед тем, как снова вскочить в седло.

Лагардеру же нужно будет только раздобыть трех хороших лошадей и последовать за похитителями.

Он уселся на траву, обхватил голову руками и погрузился в глубокое раздумье.

Прошлая жизнь встала перед его глазами, начиная с той ночи, когда он спас во рву замка Кейлюс девочку, ставшую теперь женщиной, — женщиной, которую он любил всем сердцем, всей душой.

Ему показалось, что он вновь слышит свой собственный голос и клятву, данную над телом убитого герцога Неверского: «Все убийцы умрут от моей руки, сначала подручные, а затем и их господин?»

Сколько времени прошло с тех пор!

Он не изменил клятве. Один за другим пали наемные убийцы, свершившие черное дело во рву замка Кейлюс: Пинто нашел свою смерть в Турине, Пепе-Убийца — в Глазго, Штаупиц — в Нюрнберге, капитан Лорен — в Неаполе, Жоэль де Жюган — в Морле, наконец, Джузеппе Фаэнца и Салданья — в саду возле дворца принца Гонзага в Париже.

Кокардас с Паспуалем не входили в этот счет, ибо доказали свою невиновность; оставались, следовательно, Филипп Мантуанский, поднявший руку на своего друга, и его фактотум Пейроль. И этих двоих, казалось, защищал сам дьявол. Четверо посторонних людей погибли от ударов шпаги, предназначенных им.

Но Невер будет отомщен! Лагардер никогда не отступится от своего слова!

И на смену воспоминаниям пришли мысли о будущем… Он понимал, что предстоит еще много крови, прежде чем можно будет в назначенный час сказать Авроре де Невер:

— Дорогое дитя, отныне навсегда покончено со слезами и тревогами… Будьте счастливы со мной и для меня!

Когда же придет этот час? Сегодня? Завтра? Через месяц? Одно можно сказать наверняка: он станет последним часом для виновника прошлых и нынешних бедствий… Прежде чем солнце успеет скрыться за горизонтом, этот человек увидит острие его шпаги!

Несомненно, Гонзага должен умереть! Но не падет ли и сам Лагардер под ударами его сообщников? Неужели таков будет конец всех лишений и страданий? Неужели рассыплются в прах, уйдут в небытие все их мечты?

— Нет, — сказал он твердо, — любовь спасет нас… нет ничего сильнее любви, когда она чиста!

Он размышлял таким образом больше часа. Кокардас с Паспуалем не мешали его грезам; на это, впрочем, существовала уважительная причина: мастера клинка мирно заснули бок о бок, прижимаясь друг к другу.

Оба храбреца легко смирились с тем, что их поджарым телам дала приют не мягкая постель, а голая земля. И в это мгновение на устах у них блуждала улыбка, из чего становилось ясно, что они также очутились в стране грез. Гасконец любовно приник к засаленной шляпе Паспуаля, и снилось ему, что он поднес ко рту полный стакан; нормандец же сладко причмокивал, прижимая к сердцу руку своего благородного друга.

Измученные лошади паслись рядом, не помышляя о бегстве.

При других обстоятельствах Лагардер посмеялся бы, увидев, как обнялись во сне его бывшие учителя, — однако сейчас он был не в настроении шутить и ограничился тем, что разбудил их.

— Дьявол меня разрази! — вскричал Кокардас, отпихивая Паспуаля. — Плутишка тискает меня, как женщину!

А брат Паспуаль, ничего не сказав, лишь обтер слюну с полей своей шляпы. Он всегда отличался робостью.

— Друзья мои, — произнес шевалье, — отдохнем, когда освободим мадемуазель де Невер.

— Чего уж там, малыш… еще до вечера все будет кончено!

Лагардер ничего не ответил, но шпага его со свистом рассекла воздух, и на землю упало несколько цветков, отсеченных с такой яростью, будто это была голова Филиппа Мантуанского,

Паспуаль, отдав Анри свою лошадь, взгромоздился на круп коня позади Кокардаса. Нельзя сказать, что он много выиграл от перемены позиции: никогда еще бедняге не приходилось так туго, ибо ему поминутно грозило падение.

— Эй, не лапай меня, — ворчал гасконец. — Я, сам знаешь, не первой молодости, да и камзола мне жалко, порвешь еще чего доброго… Когда тебе вздумается свалиться, крикни, и я тебя поймаю за ухо на лету…

Анри вскочил в седло и направился к Шартру в сопровождении обоих друзей.

Вскоре маленький отряд оказался примерно в ста метрах от ворот. Лагардер увидел, как оттуда выехали тридцать всадников в голубых драгунских мундирах; они двинулись ему навстречу, и по всему было видно, что встали солдаты в такую рань только ради него.

Он, однако, продолжал свой путь, нимало не смутившись: из-за подобной малости не стоило беспокоиться.

Драгуны же и в самом деле выехали с вполне определенными намерениями. Молоденький корнет, командовавший ими, поднял свою рапиру и приказал троим друзьям остановиться. Лагардер подчинился с улыбкой, опустив в знак любезности шпагу.

— Кто вы такие? — спросил офицер.

— Шевалье Анри де Лагардер… мои спутники: Кокардас и Паспуаль, мастера фехтовального искусства, знатоки секретных ударов, сведущие и в нападении, и в защите.

В словах этих прозвучала нескрываемая ирония, и корнет несколько встревожился.

В Шартре были наслышаны про подвиги Лагардера, и молодой офицер понимал, что арестовать этих людей будет делом совсем не простым, несмотря на подавляющее численное превосходство.

— Могу ли я узнать, — осведомился шевалье, от которого не ускользнуло замешательство собеседника, — чему я обязан подобной встречей? Я знаю гостеприимство вашего славного города, но не предполагал, что здесь выезжают навстречу путникам в такой ранний час ради удовольствия выяснить их имена и титулы… К тому же за эти стены уже проследовал отряд всадников, сопровождающих карету, и никто не соизволил принять их, как должно. А это были очень знатные господа, можете мне поверить…

Корнет явно смутился.

— Мне ничего об этом неизвестно, сударь, — ответил он, — я просто исполняю приказ…

— А, так вам был дан приказ! Не сочтете ли вы нескромным с моей стороны, если я поинтересуюсь, кто его отдал и в чем он состоит?

— Прошу вашего позволения, — молвил офицер с улыбкой, — не отвечать на первый вопрос… Да и, по правде говоря, я вряд ли сумел бы это сделать. Я получил распоряжение своего капитана и не спрашивал, от кого оно исходит. Что же до второго вопроса, то могу заверить вас, по крайней мере, от своего имени, что никто не покушается на вашу свободу…

— Я рад за нас обоих, — сказал Лагардер не без лукавства, — хотя, должен признаться, вовсе не собирался задерживаться в вашем городе. Мне нужны только свежие лошади и сведения о том, куда направляется сиятельный принц Гонзага.

Корнет спросил, стараясь говорить шутливым тоном:

— А если бы мне было приказано арестовать вас?

— Вам это вряд ли удалось бы, молодой человек, и было бы чертовски жаль продырявить ваш новенький красивый мундир. Но к делу. Теперь вы знаете, кто я такой… Вам этого достаточно или же в вашем приказе содержится что-то еще?

— Мне предписано проводить вас к полицейскому прево[21], который желает побеседовать с вами, но на предмет чего — не имею чести знать.

Офицер говорил искренне, и было очевидно, что на его слово можно положиться. Однако Лагардер чуял западню и заранее прикидывал, что может ожидать его в Шартре.

Возможно, Гонзага уже засел в засаду со своими людьми, надеясь захватить его врасплох и расправиться с ним так же, как некогда с герцогом Неверским…

Разумеется, опасность была нешуточной. Но если Гонзага все еще в городе, то есть надежда увидеть Аврору и дать ей знать о себе.

Это последнее соображение пересилило все колебания, если, конечно, они были, — ведь Лагардер всегда отличался бесстрашием, доходившим до безрассудства.

— Будь по-вашему, сударь, — сказал он, смеясь, — езжайте впереди и показывайте нам дорогу. Посмотрим, способен ли ваш прево занять гостей интересной беседой.

Маленький корнет гордо выпрямился в седле, предвкушая, как будет хвастаться товарищам и любовницам, что ужасный Лагардер следовал за ним, точно кроткий ягненок.

Отряд двинулся в город и вскоре остановился у ворот довольно красивого дома. Через несколько минут Лагардер и его спутники предстали перед господином Амбруазом Льебо, полицейским прево Шартра, маленьким кругленьким человеком, который тщетно пытался придать своему лицу выражение суровой решимости, сообразное с его важной должностью.

Дабы придать своей персоне больше веса и одновременно обезопасить себя, господин Льебо призвал на помощь национальных гвардейцев из числа горожан; добрые буржуа, заполнившие комнату, держались воинственно, но являли собой довольно комичное зрелище.

Однако этим мэтр Амбруаз не ограничился. Привыкнув во всем — как в частной жизни, так и в делах королевской службы — полагаться на жену, он попросил ее встать за спинкой своего кресла, дабы она подсказывала ему, что надо говорить, и укрепляла его дух, если в том возникнет нужда.

Некоторые мужчины и шагу не могут ступить без поддержки решительной и энергичной женщины.

Мадам Льебо, получившая при крещении имя Мелани, обладала всеми качествами, которых так недоставало ее маленькому мужу.

Он, как говорится, был у нее под каблуком — или же, если вспомнить старую пословицу, именно она в этой семье носила штаны. Разумеется, это не следует понимать буквально: в те времена, в отличие от наших, женщины отнюдь не посягали на этот важнейший предмет мужского костюма.

При этом Мелани была молода, красива и, конечно, любопытна, как и подобает представительнице. прекрасного пола. Вот почему она, не заставляя себя упрашивать, покинула в столь ранний час теплую постель и появилась в наряде, более подобающем для вечернего приема.

Ибо молва о храбрости, рыцарском благородстве и красоте Лагардера разнеслась по всей стране, поразив воображение многих. Некоторые дамы — причем не только те, кто с отвращением взирал на мужа-подагрика, — со вздохом повторяли имя красавца шевалье, и Бог знает, о чем они думали тогда.

Итак, Анри предстал перед лицом всего почтенного собрания, чья напыщенная серьезность вызвала у него улыбку. Кокардас с большим достоинством снял шляпу, а Паспуаль тут же устремил пылкий взор к единственной даме, почтившей их своим присутствием.

Мессир Амбруаз Льебо сам был немного испуган торжественностью обстановки. Он смущенно кашлянул, высморкался, почесал за ухом и лишь тогда решился открыть рот, тут же принявший форму буквы О, которую в просторечии именуют «куриной гузкой».

— Сударь, — пролепетал он, не смея поднять глаз на того, к кому обращался, — не будете ли вы столь любезны назвать свое имя?

— Меня зовут Анри, шевалье де Лагардер… хотя я не слишком понимаю, почему это должно вас интересовать…

Добрый прево, который пуще всего боялся сбиться, не ответил и повернулся к Кокардасу:

— А вы, сударь?

— Я? Дьявольщина! Меня зовут Кокардас-младший, и имя мое гремит повсюду: в Париже, во Фландрии, в Гаскони… Чего уж там! До сих пор не приходилось мне встречать ослов, которым был бы неведом Кокардас!

Уязвленный до глубины души гасконец немедленно натянул на голову свою шляпу, но никто из присутствующих не посмел сделать ему замечания.

— А третий?

— Третьего зовут Паспуаль, — гнусаво отозвался нормандец и добавил, нежно глядя на прекрасную мадам Льебо: — Для близких — Амабль. Всегда готов служить милым дамам.

— Шевалье Анри де Лагардер, Кокардас, Паспуаль, — со значением произнес прево, подперев рукой подбородок. — Все совпадает… именно эти имена указаны в бумаге…

Водрузив на нос очки, он поднес к самому носу листок… Но тот вдруг выскользнул из его пальцев: это Лагардер, подцепив важный документ острием своей шпаги, принялся спокойно читать то, что, судя по всему, имело к нему самое прямое отношение.

— Да, сударь, все совпадает, — сказал он, пробежав глазами написанное и возвращая прево бумагу тем же бесцеремонным манером. — Я хотел только посмотреть на почерк… и убедиться, что он мне знаком.

Мессир Льебо разинул рот от изумления, а все присутствующие, не исключая его жены, рассмеялись.

Прево заморгал и попытался принять грозный вид.

— Господин де Лагардер, — сказал он жалобно, — вы уверены, что поименовали себя должным образом?

— Вчера вечером, в восемь часов, сударь, — холодно ответил Анри, — я был осужденным на смерть авантюристом без роду и племени… А через четверть часа регент пожал мне руку и подтвердил перед всеми, что я по праву ношу титул шевалье, которым наградил меня его августейший дядя Людовик XIV… Но почему вы задаете мне эти вопросы?

— И кто вы такой, черт побери? — дерзко осведомился Кокардас.

Маленький человечек, надув щеки и выпятив грудь, отчеканил с уморительной важностью:

— Я, сударь мой, полицейский прево города Шартра и одноименного герцогства!

Гасконец высокомерно улыбнулся.

— А мы мастера фехтовального искусства! — возгласил он. — Что вы на это скажете, мой славный? Нас знает вся Франция и весь мир, а также вся улица Круа-де-Пти-Шан в Париже!

— Еще бы! — поддакнул нормандец, как всегда вовремя приходя на помощь другу.

— Дьявол меня разрази! — продолжал гасконец, выхватывая из ножен свою длинную рапиру и становясь в позицию. — Может, желаете лично в этом убедиться?

К сожалению, Кокардасу не пришлось показать своего искусства, ибо полицейский прево Шартра немедленно переместился за спинку кресла, оскорбив тем самым всю почтенную корпорацию мастеров защиты и нападения.

Мадам Мелани Льебо удалось вернуть упирающегося мужа на положенное ему место, однако мессир Амбруаз никак не мог унять дрожь. А вокруг все смеялись, за исключением Кокардаса, рассерженного не на шутку.

— Сударь, — сказал нетерпеливо Лагардер, — я не намерен терять здесь время… скажите же, что вам угодно?

— Что мне угодно? — переспросил маленький человечек, багровый от стыда и ярости. — Извольте, я вам скажу. Во-первых, я не признаю вас дворянином, ибо вы незаконно присвоили себе титул. Во-вторых, нам достоверно известно, что вы осуждены на смерть: вас должны были казнить прошлой ночью в Бастилии, но вам удалось бежать. И я получил приказ арестовать вас!

Мессир Льебо произнес все это на одном дыхании и тут же закрыл глаза, страшась увидеть перед собой еще одну шпагу.

— Вот оно что! — насмешливо молвил шевалье, поразительно владея собой. — Кто же вам это сказал? И кто отдал приказ?

Прево торжественно поднял листок бумаги.

— Вы сами знаете, — сказал он, — ведь вы прочли эту бумагу и узнали почерк… И позвольте добавить, что дворянин не может путешествовать в таком костюме и в сопровождении оборванцев совершенно разбойничьего вида…

— Черт возьми! — завопил Кокардас, поворачиваясь к брату по оружию. — Эта мартышка, кажется, изволила так выразиться, имея в виду нас, благородных дворян?

— Похоже на то, мой достойный друг.

— Сейчас я вколочу ему обратно в глотку эти слова!

— Вы сказали правду, сударь, — произнес Лагардер, железной рукой придержав вспыльчивого южанина. — Я не посмел бы явиться ко двору в подобном наряде…

— И вы держите в руках шпагу, которая вам не принадлежит! — с торжеством продолжал прево.

— И это правда… ибо шпагу вручил мне сам монсеньор регент! Не просите, чтобы я отдал ее, сударь… такого подарка я вам не сделаю… она мне слишком дорога! — И он поднял свое оружие над головой. — Красивая игрушка! Совсем нестрашная… придворная рапира. Посмотрите, какая она гибкая и легкая, и однако же я могу уложить ею десятерых. Как вы думаете, господин прево, понадобится она мне в Шартре?

Мадам Льебо, затаив дыхание и широко раскрыв глаза, не сводила очей с шевалье… Да, это был он, прекрасный Лагардер! И в эту минуту муж не значил для нее ровным счетом ничего!

— В Шартре? — вскричал тот. — Пока я здесь полицейский прево, вы никого не убьете!

— А вот я за это не ручаюсь, — хладнокровно промолвил Лагардер. — Если человек, отдавший приказ арестовать меня, находится в этом городе, то я убью его, можете не сомневаться в этом. Ибо я дал клятву, что Филипп Поликсен Мантуанский, принц Гонзага падет от моей руки! И никто, кроме разве что Господа Бога, не остановит моей карающей руки… Если же его нет в Шартре, то я последую за ним, и он примет смерть в другом месте.

— Принц Гонзага покинул наш город, а вы… вы отсюда не выйдете! — вскричал маленький человечек громовым голосом, несомненно воображая себя Цезарем. И, повернувшись к гвардейцам, добавил: — Схватить этого человека и отвести в городскую тюрьму!

Последние слова, впрочем, раздались уже из-за спинки кресла, за которым вновь поспешил укрыться наш храбрый прево.

Кокардас с Паспуалем, выхватив шпаги, встали по бокам Лагардера, и никто из гвардейцев не двинулся с места…

Казалось, что сейчас, в другой обстановке, повторится сцена, происшедшая в особняке принца Гонзага, когда горбун, поставив свое настоящее имя на брачном контракте, внезапно выпрямился во весь рост, вскричав: «А теперь читайте!»

— Назад! — сказал шевалье. — Первый, кто коснется меня, умрет!

— Хватайте его! Убейте его! — кричал Амбруаз Льебо, не покидая своего убежища. — Или вы решили меня погубить?

Лагардер неторопливо направился к месту, откуда исходили крики.

— Этот человек ваш муж, мадам? — спросил он, склоняясь в поклоне перед Мелани.

Кто поймет сердце женщины? Супруга прево смело взглянула в глаза шевалье… Она была счастлива видеть его так близко, говорить с ним, помогать ему.

А на мужа, который уцепился, дрожа, за ее юбки, она посмотрела с нескрываемым презрением.

— Если вы и в самом деле Лагардер, — сказала она, — вы не тронете его. Он не может причинить вам зла…

— Я Лагардер! — И он добавил едва слышно, шепнув ей на ухо: — Мадам, я исполняю поручение, данное мне несчастной матерью, у которой трусливые похитители отняли дочь. Мне дорога каждая минута, а ваш муж, пытаясь задержать меня, невольно становится сообщником преступников!

— В таком случае езжайте, езжайте скорее! — ответила она так же тихо, устремив на него взор своих светлых глаз. — Но знайте: вот-вот будет отдан приказ закрыть все городские ворота…

— О, мадам! Горе тому, кто встанет у меня на пути!

Вместо ответа она протянула ему руку, которую шевалье нежно поцеловал.

— Господа, — сказала затем мадам Льебо гвардейцам, — прево просит вас остаться при нем вплоть до новых распоряжений.

Несчастный мессир Амбруаз не осмелился возразить. Лагардер прошел сквозь ряды вооруженных людей и пожал руку корнету со словами:

— Благодарю вас. Я убедился, что полицейский прево Шартра умеет принимать гостей и вести интересный разговор… К несчастью, он слишком часто удаляется за спинку кресла, и беседа прерывается на самом занятном месте… Прощайте, сударь!

III. НОВЫЕ КОЗНИ

Лагардер вскочил в седло, Кокардас сделал то же самое, а Паспуалю пришлось шествовать пешком. Надо было найти постоялый двор, чтобы раздобыть там лошадей.

Добрые буржуа, сладко спавшие в эту ночь, стали подниматься и, зевая, отворять окна.

Они с изумлением взирали на маленький отряд, тогда как городские зеваки следовали за ним от самых ворот дома прево.

Гасконец держался в седле горделиво, полагая, что все восторгаются статностью его осанки и смелым взором. Робкий от природы Паспуаль также не потуплял глаз, ибо старался высмотреть в окнах прелестную женскую фигуру в утреннем неглиже. Что до Лагардера, то он был так поглощен своими мыслями, что не замечал вокруг ничего: он прикидывал, как бы скорее выбраться из города, следуя совету мадам Льебо, женщины, несомненно, здравомыслящей.

И еще одно обстоятельство не на шутку его тревожило.

Тем, кто спешит навстречу могиле, деньги не нужны, и в карманах Анри, осужденного на казнь, завалялось лишь несколько мелких монет. Отъезд же его был столь стремительным, что он не успел даже камзола надеть, — естественно, у него не было времени подумать, что путешествие из Парижа в Испанию обходится в довольно кругленькую сумму.

На спутников рассчитывать в этом случае не приходилось: вдвоем те вряд ли набрали бы больше трех пистолей.

Эти денежные затруднения не сулили ничего хорошего, однако неустрашимый шевалье смело глядел в будущее, надеясь на то, что некоторые люди именуют Провидением, а другие — случаем.

Итак, оказавшись в нижнем городе, он решительно направился к постоялому двору, чьи обширные конюшни заставляли предполагать, что именно здесь можно будет раздобыть лошадей — а именно в них больше всего нуждался сейчас Лагардер.

Однако хозяин постоялого двора явно уступал в любезности драгунскому корнету.

Напрасно стучал в его двери Кокардас, пришедший в необыкновенное воодушевление при мысли, что ему удастся наконец промочить глотку.

— Дьявольщина! — вопил он. — Открывай живее, мерзавец, не то я разнесу твой притон в щепки! Тебе оказывают честь благородные дворяне! Открывай, а не то я насажу на вертел тебя самого вместо индюшки!

Но все было тщетно. Ничто не шелохнулось в доме, на вывеске которого красовалось название постоялого двора: «У черной девы».

Зато зеваки уже запрудили почти всю старую улицу Бур, долгое время бывшую главной в Шартре: она вела к воротам Друэз, через которые чаще всего выезжали из города путники, направлявшиеся в Испанию. В толпе раздавались смешки и не слишком приятные для ушей мастеров фехтования шуточки.

В самом деле, шел девятый час, и невозможно было предположить, что в доме никто не проснулся.

Лагардеру пришло в голову, что Гонзага со своими сообщниками, возможно, затаился за закрытыми дверями, чтобы напасть на него из засады… Уж не комедия ли была разыграна в доме достойного прево? Пока он терял там время, противники могли приготовиться, устроив ему западню…

Тогда шевалье с улыбкой обратился к одному из вездесущих мальчишек, и тот во всех подробностях рассказал, как два часа назад на постоялый двор въехала карета с двумя дамами в сопровождении восьмерых всадников.

— Но они долго не задержались, — лукаво добавил юнец, — только поменяли своих лошадей на свежих, что держали специально для них. А самый главный побывал у губернатора, однако вернулся всего через полчаса.

Анри ни на секунду не усомнился в словах мальчишки. Стало быть, Гонзага заплатил хозяину постоялого двора, чтобы тот не откликался на зов, если Лагардеру посчастливится избежать ареста и ускользнуть из рук отчаянного полицейского прево. Осаждать постоялый двор не имело смысла: беглецы опередили их, и в конюшне вряд ли бы отыскалась хоть одна свежая лошадь.

Удивляться было нечему. Так и должно было случиться. Он достаточно хорошо знал своего врага: на испанской дороге, усеянной золотом Филиппа Мантуанского, его будут поджидать бесконечные засады и ловушки.

— Чего зубы скалите? — говорил между тем гасконец зевакам, которые с наслаждением следили за его тщетными попытками достучаться до хозяина дома. — Смейтесь, чего уж там! Только рано вы радуетесь, родные мои!

Ему уже изрядно надоело ломиться в дверь, что никак не желала поддаваться, и тогда он принялся крушить окно эфесом шпаги. Осколки стекла брызнули во все стороны, и вскоре он смог просунуть в дыру руку, чтобы открыть створку изнутри.

Одним прыжком Кокардас оказался в доме, откуда послышались его громовые проклятия. Затем он появился на пороге, держа за шиворот и тряся как грушу низенького толстяка. Это был хозяин, усердно протиравший рукавом глаза, изображая человека, которого подняли с постели посреди сладкого сна.

— Разбойник! Висельник! Вор! — ликующе восклицал гасконец. — Да знаешь ли ты, кого видишь перед собой? Марш за вином, скотина! Самое лучшее подавай! Трое молодых дворян умирают от жажды… А не то пеняй на себя! На медленном огне поджарю!

— Судари мои, — всхлипывал хозяин, — сжальтесь надо мной!

Лагардер положил ему руку на плечо, отчего колени несчастного подогнулись.

— Лошадей! — приказал он. — Мне нужно получить трех… и немедленно!

— Господи Иисусе! Ни одной нет, клянусь вам! Те, что стоят в моей конюшне, падают от усталости… Только пять минут назад их сменили путники, прискакавшие из Тура.

— Каналья! — произнес шевалье, сжав ему руку так, что тот вскрикнул. — Если ты и на этот раз лжешь, я тебе язык вырву.

— Я не лгу… это истинная правда… извольте сами взглянуть на них.

Лагардер подумал, что даже измученные скакуны, возможно, будут лучше его жалких кляч. В любом случае одного коня ему недоставало…

Но когда он направился в конюшню, к нему подскочил мальчик лет двенадцати с запиской в руке. Анри быстро развернул ее.

Вот что гласило послание:

«Во имя неба, шевалье, уезжайте как можно скорее! Моего мужа только что вызвали к губернатору… Отдан приказ закрыть городские ворота… Но о воротах Гийом пока забыли… Через пять минут будет поздно… Бегите — и да поможет вам Бог!

Мелани».

— Это верно, — прошептал он, — надо последовать ее совету. Бедная женщина! Если бы не моя великая цель… Но я не имею права рисковать!

На пальце у него сверкал драгоценный перстень с арабесками[22] — это дорогое украшение он привез из Испании. Сняв кольцо, он передал его маленькому посланнику со словами:

— Отнеси это той, что послала тебя, и скажи ей, что Лагардер ее не забудет… Ты знаешь, о ком я говорю?

— Да! Это мадам Льебо… Она такая добрая!

— В путь! — сказал Лагардер своим спутникам. — Нам нельзя здесь задерживаться… Лошадей раздобудем в другом месте.

— В путь? — переспросил удрученный Кокардас. — Дьявол меня разрази! Не бывало такого, чтобы я выходил из кабака, не промочив себе глотку! У меня и без того много грехов… да не свершится святотатство!

И он, схватив обеими руками кувшин, полный вина, осушил его одним махом.

— Вот теперь, малыш, я готов последовать за тобой куда угодно, — сказал гасконец и добавил, повернувшись к хозяину постоялого двора: — А тебе, плут, я заплачу по-свойски!

Хозяин, получив кувшином по голове, с жалобным криком рухнул на пол, а трое друзей, обнажив шпаги, поспешно направились к ближайшим воротам Друэз.

Они оказались заперты.

Лагардер и его спутники ринулись в переулок; едва не заплутав в узких улочках и тупиках, они вышли к воротам Шатле, затем к воротам Эпар, затем к воротам Корню…

Всюду было закрыто, и вооруженные солдаты охраняли выход.

Второпях Лагардер забыл об указании прекрасной мадам Льебо и вспомнил о нем лишь тогда, когда направился к воротам Гийом. Приободрившись, он приказал своим спутникам ускорить шаг.

Увидев, что этот выход открыт, они с облегчением вздохнули: мышеловка не успела захлопнуться!

Им оставалось всего около двадцати туазов[23] до спасительных ворот, как вдруг из соседнего тупичка появилась дюжина головорезов с рапирами наголо. Возглавлял их подлинный геркулес, носивший знаменитое имя Сен-Боне.

Об этом семействе в Шартре до сих пор слагают легенды. Около Блеви два брата-разбойника выстроили крепость, из которой совершали набеги, убивая и грабя всех, кто попадался им под руку. Наконец одного из них казнили на городской площади, а голову водрузили на башню ворот Гийом.

Однако дурная трава хорошо растет. Вплоть до самой революции[24] в этих местах свирепствовала банда Оржер, состоявшая в основном из членов зловещего семейства. Покончить с ней удалось, лишь приговорив к смерти двадцать три человека и послав на каторгу тридцать семь.

К этой подлой семейке и принадлежал вожак разбойников — внук первого из казненных. Гонзага, не терявший времени даром, успел сговориться с ним: негодяи всегда легко находят общий язык. Впрочем, не исключено, что принцу уже приходилось пользоваться услугами Сен-Боне…

Итак, последнему заранее заплатили звонкой монетой и поручили убить Лагардера. Разбойники засели в засаду возле ворот Гийом, где было множество узких и грязных проулков, ведущих большей частью в тупики.

Филипп Мантуанский предусмотрел все, однако губернатору он все же благоразумно не стал говорить о нанятых для убийства разбойниках.

— Вам придется иметь дело с сущим дьяволом, — сказал он, — дьяволом, который сумел ускользнуть от топора королевского палача. Вам придется арестовать его по приказу монсеньора регента, а для этого нужно применить хитрость. Прикажите закрыть все ворота, оставив только один свободный выход. Он ринется туда, и вы возьмете его голыми руками.

Было решено оставить открытыми ворота Гийом — о чем не ведала прекрасная супруга Амбруаза Льебо, полагавшая, что речь идет о простой оплошности. И Гонзага, встретив на дороге Сен-Пре банду Сен-Боне, рыскавшую в поисках добычи, велел своим наймитам спрятаться поблизости и нападать безбоязненно, поскольку враги его поставлены вне закона.

Ему, конечно, было безразлично, что станется с бандитами, если они попадутся в руки губернатора, — он желал любой ценой избавиться от Лагардера, и в этой игре все ставки были хороши. Принц имел все основания надеяться, что шевалье не выйдет из Шартра живым.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20