— Сударыня, — спросил он, — что побудило вас оказать мне честь и прийти во дворец?
— Я прошу ваше королевское высочество разрешить мне поехать в Испанию.
— Вы хотите ехать в Испанию?
— Да, монсеньор.
— Полгода назад я бы дал свое разрешение… да что там полгода — даже еще вчера… — произнес, поразмыслив, Филипп Орлеанский. — Но сегодня это невозможно!
Принцесса упала на колени.
— Уже десять дней, как у меня второй раз похитили дочь! — воскликнула она. — Ваше королевское высочество отлично знает об этом. Шевалье Анри де Лагардер, кто, как и я, жаждет вновь обрести Аврору, кто поклялся, что вернет мне ее, до сих пор не появился в Париже. Жизнь превратилась для меня в сплошную муку: если моя дочь жива, я найду ее; если она умерла, я хочу знать, где ее могила!
— Успокойтесь, сударыня, потерпите еще несколько дней. Сегодня я отправляю курьера в Мадрид; как только он вернется, вы все узнаете.
— Не пытайтесь удержать меня, монсеньор, я все равно отправлюсь в Испанию, пусть даже мне придется идти туда пешком. Кто лучше матери сможет разыскать дитя? Как я смогу поверить какому-то курьеру?
Неожиданно регента осенило.
— Даже если этим курьером будет господин де Шаверни? — спросил он.
— Я? — изумился маркиз.
— Именно вы, сударь. Насколько мне известно, вы не поддерживали отношений с двором в Со и не замешаны в интригах, испанского посланника.
— Я не имею чести знать его.
— Тем лучше для вас. Подобная честь могла бы дорого вам стоить.
Взгляд Филиппа Орлеанского упал на Навая.
— А вы, сударь, — спросил он, — вы знаете герцога Селамара?
— Мне знакомо это имя. И я получил распоряжение… Меня обязали в урочное время исполнить любой его приказ.
От такого заявления регент содрогнулся.
— И что же вам приказали? — осторожно спросил он.
— Прежде я должен был получить подтверждение распоряжения. Но я его не получил.
— А кто отдал это распоряжение? Господин де Гонзага, разумеется? Я подозревал, что он связан с заговорщиками… Не отпирайтесь! Ведь вы были одним из его приспешников?
— Да, монсеньор, был, это правда! Но времена изменились; сегодня принц Гонзага изгнан из Франции.
— Равно как и вы, — суровым тоном произнес регент. — И с вашей стороны было по меньшей мере неблагоразумно вернуться сюда, чтобы шпионить за принцессой… или за мной!
Навай гордо вскинул голову и посмотрел прямо в глаза регенту.
— Прошу простить мне мою дерзость, ваше высочество, но вы ошибаетесь, — проговорил он. — Я не собираюсь ни за кем шпионить; моя совесть и моя шпага чисты!
Честный и достойный ответ молодого человека произвел хорошее впечатление на регента. Несмотря на все свои пороки, Филипп Орлеанский был от природы добр и злопамятностью не отличался. Он спросил — на этот раз куда менее резко:
— Знаете ли вы, что грозит тому, кто в нарушение указа самовольно вернулся во Францию?
— Самое меньшее — Бастилия… самое худшее — топор палача! Я это знаю, монсеньор!
— Тогда почему вы здесь?
— Потому что когда ствол загнивает, от него начинают отпадать ветви. Никто не принуждал меня покинуть Гонзага, но я стыдился самого себя, стыдился содеянного мною на службе у принца. Совесть тоже может бунтовать; моя совесть давно искала подходящего повода и нашла его в приснопамятный день на кладбище Сен-Маглуар.
— Монсеньор, — сказал Шаверни, — сегодня утром Навай и я решили отдать свои шпаги в распоряжение господина де Лагардера, чтобы помочь ему вернуть мадемуазель де Невер.
— Что заставляет меня, — улыбнулся регент, — отпустить гвардейцев, которые ожидают в приемной, желая препроводить вашего друга в Бастилию?
— Верно, монсеньор, — в своей обычной непринужденной манере ответил Шаверни.
— Итак, я предаю забвению прошлые заблуждения господина де Навая; отныне он свободен, равно как и его совесть и его шпага… надеюсь, что он найдет им достойное применение.
— Это зависит от его королевского высочества и его ответа на нашу просьбу, — поторопился вставить маленький маркиз, словно не замечая прощального жеста регента. — Принцесса не позволяет нам отправиться на помощь шевалье, вернее, позволяет, но лишь с условием, что она сама будет нас сопровождать.
— Это правда, — сказала Аврора де Кейлюс. — Но без них я бы не отважилась на такой поступок, ибо за последнее время мне пришлось пережить слишком много потрясений. Эти благородные молодые люди, монсеньор, указали мне дорогу, и я должна отправиться по ней.
Регент долго думал, прежде чем ответить, а когда наконец заговорил, голос его звучал серьезно и торжественно.
— Все, что я могу сделать для вас, сударыня, — это разрешить вам отправиться в Байонну, если, конечно, вы пообещаете не ехать дальше и не пересекать испанскую границу. Не забывайте, что речь идет не только о вашей личной безопасности, но и о спокойствии государства. В городе, — продолжил он, — под охраной господина де Навая вы будете ждать возвращения Шаверни, который поедет вперед и, выполнив возложенное на него поручение, вернется в Байонну. Я собираюсь доверить маркизу важную миссию. Ему предстоит выяснить, что происходит при мадридском дворе, а затем разыскать шевалье де Лагардера и мадемуазель де Невер.
Принцесса попыталась возразить, однако натолкнулась на почтительный, но непреклонный отказ. Провожая ее до порога своего кабинета, регент пообещал уже завтра прислать ей необходимые бумаги.
— Я оставляю у себя маркиза, — заявил он, прощаясь с Авророй де Кейлюс. — Господин де Навай проводит вас, сударыня.
С этими словами он позвонил и попросил пригласить де Машо и Дюбуа.
— Господин де Навай свободен и волен идти, куда ему вздумается, — объявил он появившемуся лейтенанту полиции. — Отошлите ваших людей обратно.
В дверном проеме возникла тщедушная фигура аббата.
— Ваше высочество приглашали меня?
— Да… Вот человек, который нам нужен. Мы пошлем его в Мадрид.
Дюбуа и Шаверни никогда не общались друг с другом, что, впрочем, не мешало второму сильнейшим образом ненавидеть первого. В свою очередь аббат также не питал особой любви к маленькому маркизу.
— Господин де Шаверни слишком молод для подобной миссии, — осторожно высказался министр.
Оба, Шаверни и Дюбуа, обменялись взглядами, красноречиво свидетельствующими об обоюдной антипатии. Регент, которого очень забавляла вся эта сцена, от души расхохотался:
— Опомнись, Дюбуа! Маркиз уезжает, и теперь у твоих подружек ухажеров поубавится.
Шаверни никогда не упускал возможности уязвить противника.
— Ваше высочество ошибается, — заявил он. — Господин первый министр и я выбираем себе любовниц в разных слоях общества.
Филипп Орлеанский не возражал, когда в его присутствии обижали его придворных, но всегда предпочитал оставлять последнее слово за собой. Поэтому, все еще смеясь, он заявил:
— Смирись, аббат. Наш бойцовый петушок не так уж юн, и у него острые шпоры!
— Это оружие быстро стачивается…
— А вы хотите сказать, что в доме у Фийон ваше оружие всегда остро? — отразил удар маркиз.
При упоминании женщины, чье имя с недавних пор связывалось с дворцовыми оргиями, в которых принимало участие немало знатных дворян, регент переменился в лице и решил положить конец столь двусмысленной беседе.
— Довольно шутить! — приказал он. — Маркиз, знаете ли вы, что случилось в испанском посольстве?
— Никоим образом, монсеньор…
— Тогда Дюбуа сейчас все вам объяснит. Я же ненадолго оставлю вас, а по возвращении дополню его рассказ.
Дюбуа скорчил недовольную гримасу, хотя и понимал, что противоречить регенту бесполезно.
— Раз вашему высочеству так угодно… — пробурчал он.
— Вот-вот, именно угодно… И слышишь, аббат, расскажи ему все без утайки. Не скрывай ничего, ни одного имени.
После ухода регента аббат Дюбуа некоторое время хранил молчание, а затем, с трудом скрывая свою досаду, принялся посвящать Шаверни в подробности заговора. Обрисовав ему цели заговорщиков и избранные ими средства, он назвал провинившихся дворян. К своему великому удивлению, Шаверни узнал, что, если бы Гонзага не пришлось спешно покинуть Францию, он оказался бы замешан в заговоре.
— И чем все это кончится? — спросил маркиз.
— Внутри страны — несколькими показательными казнями; за ее пределами — войной с Испанией.
— Вот прекрасный повод, чтобы вручить мне патент лейтенанта королевских мушкетеров, — рассмеявшись, заметил Шаверни. — Я как нельзя лучше подхожу для этого звания, дело только за пятьюдесятью тысячами ливров, чтобы заплатить за него.
— Вы слишком далеко заходите в своих честолюбивых планах, молодой человек. Регент посылает вас в Мадрид с одной-единственной целью: вы должны передать Сент-Эньяну приказ его высочества немедленно вернуться в Париж.
— И если этот юноша справится со своей миссией, — прервал аббата появившийся на пороге кабинета Филипп Орлеанский, — то я не вижу, что может помешать ему стать мушкетером короля… А ты сам разве не мечтаешь об епископской митре? Клянусь честью, Шаверни лучше управится с мушкетом, чем ты с епископским посохом!
Подобные шуточки были не во вкусе аббата. Не привыкнув стесняться в выражениях, он не преминул ответить регенту в том же тоне:
— И историки запишут, что регент Франции не умел выбирать ни офицеров для своей армии, ни князей церкви…
— А также, — подхватил Шаверни, — что для вступления в полк мушкетеров надо уметь владеть шпагой, а для получения митры достаточно всего лишь ловко… пользоваться близостью к трону.
Маркиз вовремя запнулся, и оскорбительные слова, которые впоследствии могли ему дорого обойтись, так и не сорвались с языка. Ибо если сейчас он чувствовал за собой поддержку регента, никогда не упускавшего случая унизить Дюбуа, то впоследствии министр наверняка нашел бы множество оснований, чтобы упрятать его в Бастилию.
— Прикажи приготовить паспорт для Шаверни, — произнес Филипп Орлеанский. — Он уедет сегодня вечером. И пусть ему выдадут тысячу ливров из моей казны.
Юный маркиз с поклоном поблагодарил регента:
— Что я должен сделать, чтобы оправдать доверие вашего высочества?
— Вы сообщите господину де Сент-Эньяну, что через пять дней герцог Селамар будет арестован и заключен в тюрьму. Если наш посол желает избежать подобной участи, то ему надлежит как можно скорее покинуть Мадрид и Испанию.
— Этого слишком мало, монсеньор, чтобы заслужить чин лейтенанта.
— Вы не знаете, что ожидает вас в дороге. Самое главное — как можно быстрее добраться до Мадрида. Но у вас имеется еще одно поручение, исполнение которого является для меня не менее важным: речь идет о том, чтобы за неделю разыскать шевалье де Лагардера и мадемуазель де Невер. Поиски эти наверняка будут сопряжены с опасностями и риском для жизни. К тому же я не могу дать вам на них больше времени, ибо ровно через неделю мы начнем военные действия против его католического величества. К этому дню вы должны вернуться в Байонну и сообщить принцессе Гонзага все, что вам удастся узнать о ее дочери. Затем вы отправитесь в армию, на передовую. Там вы получите свой патент, вступите в полк господина де Риома[49] и станете сражаться под командой маршала Бервика[50].
— Благодарю вас, монсеньор, — ответил Шаверни, склонившись к руке регента. — Я выполню свой долг.
Повернувшись к аббату Дюбуа, Филипп Орлеанский объявил, что принцесса Гонзага вместе с юным Наваем завтра уезжает на границу; до Байонны их будет сопровождать эскорт из четверых мушкетеров.
Аббат поджал губы, недовольный тем, что регент принял решение, не посоветовавшись с ним, однако ему ничего не оставалось, как отправиться готовить паспорт и распорядиться организовать подставы. Дюбуа уже собрался уходить, когда Филипп Орлеанский остановил его:
— Это еще не все… Я также хотел бы видеть в нашей армии шевалье де Лагардера, ибо он один стоит целой роты. А для того, чтобы он мог полностью проявить себя, мы сделаем его графом…
— Графом?! — воскликнул Дюбуа.
— А ты разве против, аббат?
Аббат не ответил.
— В жалованной грамоте следует указать, что отныне шевалье де Лагардер носит титул графа. Сегодня же вечером прикажи занести его в книгу д'Озье[51], чтобы завтра принцесса Гонзага смогла увезти грамоту с собой. Она сама и вручит ее нашему храбрецу. Такова моя воля!
— Гонзага был один, — проворчал Дюбуа, — а на освободившееся место сразу ринулся десяток новых куртизанов…
—…Предпочитающих держаться подальше от двора, — парировал Шаверни. — Ибо они хотят делами отблагодарить за оказанные им милости. А останься они в Париже, вы бы наверняка постарались погубить их.
— Не забывайте, сударь, — ехидно предупредил аббат, — что если вы не поторопитесь, то не только Сент-Эньян, но и вы сами очутитесь за решеткой. А испанская тюрьма — не то место, где раздают офицерские патенты.
Маркиз, явно издеваясь, низко поклонился Дюбуа, и регент не смог удержаться от смеха.
— Будьте спокойны, я приеду вовремя, — язвительно ответил аббату Шаверни. — Желаю и вам, милостивый государь, вовремя завладеть вожделенной митрой. Надеюсь, что к моему возвращению вы уже научитесь раздавать благословения. Обещаю, что я первым попрошу его у вас.
— Замолчите, Шаверни, — воскликнул регент, — а то господин Дюбуа решит потребовать у меня сразу кардинальскую шляпу.
Дюбуа окинул своих собеседников насмешливым взором, и губы его скривила презрительная улыбка.
Сам он уже не раз думал о том, что кардинальский пурпур пришелся бы ему как нельзя кстати. Кардинальская мантия — надежная защита от любопытных взглядов и злых сплетен, а Дюбуа, как известно, был далеко не безгрешен.
Однако в данную минуту он счел нужным молча удалиться.
Спустя два часа маркиз, переговорив с принцессой Гонзага, мчался по дороге в Мадрид. Его сопровождал один-единственный слуга.
В глубине души Шаверни потешался не только над Дюбуа, но и над самим собой. Ведь просьба сделать его лейтенантом мушкетеров пришла ему в голову исключительно из-за желания позлить аббата. Мы-то знаем, что маленький маркиз желал одного: как можно скорее разыскать Лагардера, Аврору де Невер и Флор.
Если чувства дружбы и уважения предписывали Шаверни беспокоиться прежде всего об Анри и его невесте, то другое чувство, еще более сильное, заставляло его сердце радостно биться: со дня на день он увидит донью Крус!
IV. ВСТРЕЧА С ПОСЛАННИКОМ
Для Шаверни путешествие по Франции обернулось однообразными переездами от подставы до подставы. Преодолевая все новые и новые расстояния, он думал только о том, как бы побыстрее добраться до цели.
Но стоило ему перевалить через Пиренеи, как сердце его беспокойно забилось: в любую минуту он мог встретить тех, кого искал!
Однако пока он не имел права задерживаться — интересы государства требовали от него мчаться кратчайшей дорогой в Мадрид.
Чем быстрее справится он с поручением, тем больше времени останется у него на поиски. Главное — это правильно распорядиться отпущенными ему несколькими днями.
Шаверни проехал Наварру, добрался до Старой Кастилии и в Мадина-Сели выехал на дорогу, ведущую из Сарагосы в Мадрид.
Цель была близка. До сих пор маркиз не встретил на своем пути ни единого препятствия и надеялся, что без помех доберется до самого Мадрида. Преисполненный радужных мыслей, он ехал, ожидая от жизни улыбок и счастья.
Но, как известно, путь ложки от тарелки до рта не всегда прям и короток. Выехав из Парижа восьмого декабря, он за шесть дней доскакал почти до самого Мадрида. Испанская столица сейчас находилась от него всего в нескольких лье. Тем не менее из-за напряженности, существовавшей в отношениях между двумя державами, на его пути в любую минуту могли возникнуть непреодолимые преграды.
Альберони еще не знал о последних парижских событиях, до него не дошла пока весть о разоблачении Селамара, и это неведение было спасительным для Сент-Эньяна. Но сам французский посланник умудрился — и, как показали события, весьма своевременно — отпустить в адрес испанцев едкую шутку, и вот при каких обстоятельствах.
Филипп V страдал водянкой и, зная, что болезнь вот-вот сведет его в могилу, преисполнился такого страха, что, не откладывая дела в долгий ящик, составил завещание, по которому регентская власть переходила к королеве Елизавете и кардиналу Альберони.
Со смертью Филиппа Испания вздохнула бы с облегчением, но что стало бы с несчастной страной, если бы ею принялась управлять эта замечательная во многих отношениях итальянская парочка — надменная Елизавета Фарнезе и выскочка Альберони?
Однако решение было принято, завещание составлено — и французский посланник не смог смолчать:
— Очень жаль, что его величество король Испании унаследовал от своего деда только страсть к составлению завещаний.
Некое лицо, в чьем присутствии была произнесена эта фраза, немедленно передало ее кардиналу. Тот, желая отомстить за себя и доставить неприятность регенту Франции, приказал герцогу и герцогине де Сент-Эньян в двадцать четыре часа покинуть Мадрид.
Однако Альберони был так уязвлен, что, немного поразмыслив, счел этот срок слишком долгим, и уже утром следующего дня к посланнику явился чиновник, велевший ему и его жене немедленно садиться в дорожную карету.
А вечером кардинал рвал на себе волосы и готов был заплатить любую цену, лишь бы вернуть Сент-Эньяна обратно в столицу.
Шаверни, явственно различавший вдали четкие силуэты мадридских соборов и дворцов, как раз пришпорил коня, желая как можно быстрее очутиться за городскими стенами, когда на дороге перед ним заклубилось облако пыли.
Через несколько минут он разглядел, что навстречу ему мчится карета. Рядом с ее дверцей скакал элегантно одетый дворянин, позади ехали слуги.
Вначале маркиз решил, что это какой-нибудь кастильский вельможа возвращается из столицы в свои владения. Однако, приблизившись, он увидел, что карета вовсе не походит на испанские экипажи. Каково же было удивление маленького маркиза, когда он, поравнявшись с дворянином, узнал в том французского посланника, которого неоднократно встречал в Париже.
— Клянусь Господом! — воскликнул Шаверни, приветственно приподнимая шляпу. — Сударь, вы избавили меня от поездки в Мадрид, и я от всего сердца благодарю вас за это!
Его слова, да еще произнесенные по-французски, не могли не удивить того, кому они были адресованы.
Даже герцогиня прильнула к окошку кареты, и маркиз с присущим ему изяществом раскланялся с ней.
— Кто вы, сударь? — тотчас же спросила она.
— Маркиз де Шаверни, сударыня, в настоящий момент курьер по особым поручениям регента Франции. Сообщение, которое я везу для господина герцога, несомненно, должно его заинтересовать.
— У вас ко мне пакет? — спросил герцог.
— Нет, сударь, мне поручено передать вам все на словах. Речь идет об очень серьезных вещах, и, если бы мне не удалось разыскать вас в Мадриде, боюсь, вы бы еще долго пребывали в неведении. Но раз я встретил вас здесь, значит, в испанской столице мне делать нечего. Теперь же удовлетворите мое любопытство и ответьте, куда вы столь стремительно направляетесь?
— В Париж! — сказала герцогиня.
— Так вам известно, что там произошло? Я ехал именно для того, чтобы от имени регента просить вас как можно скорее выехать во Францию.
Посланник просто сгорал от любопытства.
— Говорите, сударь, прошу вас! — воскликнул он. — Что вам поручено мне сообщить? Пока я ничего не понимаю.
— Нет необходимости, чтобы ваши люди слышали наш разговор, — ответил маленький маркиз. — Не будете ли вы столь любезны проехать со мною вперед хотя бы на сотню шагов? — И, склонившись к дверце кареты, Шаверни произнес: — Прошу меня извинить, сударыня, но я ненадолго похищаю вашего супруга; обещаю вам, что в свое время мы непременно посвятим вас в эту маленькую государственную тайну.
Французский посланник и королевский курьер поскакали вперед.
— Сударь, — минуя вступления, произнес Шаверни, — в этот час герцога Селамара уже арестовали!
Сент-Эньян так и подскочил в седле.
— Регент просит вас немедленно покинуть Мадрид, опасаясь, чтобы в отместку вам не была бы уготована та же участь, что ждет сейчас господина Селамара.
Забыв о дипломатической сдержанности, герцог звонко расхохотался:
— Так, значит, Альберони перехитрил самого себя! Ведь это он заставил меня покинуть Мадрид; теперь он наверняка жалеет об этом! Но вы еще не сказали мне, в чем же обвиняют Селамара.
— В намерении возвести на французский престол Филиппа V. При активном содействии Альберони и потворстве двора в Со многочисленные враги Филиппа Орлеанского разработали план похищения нашего юного короля и устранения регента.
— Я давно подозревал нечто в этом роде, однако в Мадриде умеют хранить секреты!
— Заговор был раскрыт, и число узников Бастилии скоро заметно увеличится.
— Но кто же участвовал в заговоре?
— Герцог и герцогиня Мэнские — они отправятся в изгнание; затем господа де Вильруа[52], де Виллар[53], д'Юссель[54], Таллар[55], д'Эффиа[56] и Канийак[57]; под подозрением оказались и многие высокопоставленные духовные особы.
Сент-Эньян был весь внимание; королевский курьер, не сводивший глаз с лица собеседника, входил во все известные ему подробности и живописал замыслы заговорщиков.
— А теперь, сударь, — наконец заключил он, — не позволите ли вы мне задать вам несколько вопросов?
— Разумеется, позволю, — с улыбкой сказал герцог.
— Будучи в Мадриде, не слыхали ли вы о шевалье де Лагардере?
— Нет.
— А о мадемуазель де Невер и сопровождающей ее девушке?
— Совершенно ничего.
— Или о принце Гонзага?
— Насколько мне известно, за последнюю неделю никто не приезжал в Мадрид из Франции. Но не будет ли нескромным с моей стороны полюбопытствовать, что означают сии вопросы?
— Я объясню все позже и, если хватит времени, даже подробно, хотя эта история и не связана с поручением, которое я имел к вам. Меня интересуют первые три лица; найдя Гонзага, я отыщу остальных.
— Вы говорите о Филиппе Мантуанском, друге регента? А что ему делать в Испании?
— Филипп Мантуанский больше не друг регента. Это гнусный мерзавец, изгнанный из Франции! Убегая, он захватил с собой добычу — Аврору де Невер. Лагардер преследует принца, чтобы вырвать девушку из его когтей…
— У меня голова идет кругом!
— Давайте-ка отложим все рассказы и поспешим дальше. За вами может быть выслана погоня. Надо, чтобы между вами и Альберони поскорее пролегла граница.
Впереди показалась развилка.
Внезапно на дороге появилась группа всадников, галопом мчавшихся навстречу Сент-Эньяну и Шаверни. При виде их маленький маркиз испустил сдавленный крик и схватился за шпагу.
Однако, впившись взором в отряд, он быстро разглядел, что женщин среди всадников не было.
— Что с вами? — спросил Сент-Эньян.
— Это Гонзага! — глухо ответил маркиз. — У нас с ним остались кое-какие счеты… Поэтому я должен просить вас, господин посланник, продолжить свой путь без меня. Вы не имеете права задерживаться ни на минуту.
— О чем это вы, маркиз? — ответил герцог. — Будучи посланником, я обязан помогать вам и защищать вас, пока вы находитесь на испанской земле… Как друг же я ни за что не оставлю вас одного — ведь против вас выступает целый отряд!
— У меня счет лишь к одному: к Филиппу Мантуанскому!
Всадники были уже совсем близко. Заметив маленького маркиза, Гонзага и следовавшие за ним клевреты удивленно воскликнули:
— Шаверни!
— Да, Шаверни! — отозвался маркиз. — Шаверни собственной персоной; Шаверни, сбросивший иго Гонзага! Советую вам последовать моему примеру, господа!
Приспешники Филиппа возмущенно зашумели, а маленький маркиз выпрямился в стременах во весь рост и дерзким презрительным взором окинул давно ему знакомую компанию.
— А со шпагой Шаверни, — ехидно добавил он, — вы встретитесь чуть позже… так же, как и со шпагой Лагардера!
Его голос звучал гордо и звонко, и Филипп Мантуанский едва не скрежетал зубами от злости.
— Уйди с моей дороги, маркиз, — прошипел Гонзага. — Мне надо поговорить с герцогом де Сент-Эньяном.
— Герцог де Сент-Эньян не станет с тобой разговаривать. Я уже рассказал ему, кто ты таков и чего ты стоишь!
Гонзага и его клевреты обнажили шпаги. Посланник последовал их примеру.
— Все оставайтесь на местах, — крикнул Шаверни. — Я должен кое-что выяснить у принца Гонзага… а потом пусть говорят наши шпаги!
— Эй, расчистить место! — яростно вскричал Гонзага.
— Не торопись, давай прежде побеседуем, — невозмутимо заметил маркиз. — Скажи мне, кузен, не встречал ли ты по дороге Лагардера? А может, ты мне даже скажешь, где он находится?
— Лагардер мертв!.. И ты сейчас тоже погибнешь! — прорычал Филипп Мантуанский.
— Что до меня, то я в этом не уверен. Что же до Лагардера, то, если бы он был мертв, тебя бы здесь не было: ты умрешь раньше него! А где мадемуазель де Невер и донья Крус? Или шевалье уже увез их во Францию?
Гонзага ухмыльнулся:
— Ты слишком молод, чтобы требовать от меня отчета, маркиз! Мне жаль тебя, юнец, а не то я давно пронзил бы тебя шпагой! Ты просто-напросто презренный фанфарон, восставший против своего благодетеля!
Шаверни побледнел от бешенства.
— Юнец? Может быть! — ответил он. — Но на мои плечи, в отличие от твоих, никогда не давило бремя стыда! Я никогда не стану ни заговорщиком, ни предателем, ни трусом… ни убийцей! Ты же един во многих лицах, дражайший мой кузен! Ты направляешься в Мадрид? Поезжай, дорога свободна: Альберони, такой же мерзавец, как ты, ждет тебя с нетерпением! Передай ему от имени регента и от моего собственного, что Селамар в тюрьме, а герцог де Сент-Эньян уже вне пределов его досягаемости! На твою шпагу налипло столько грязи, что никто не удивится, если ты направишь ее против Франции!
— Замолчи, маркиз, замолчи! — взревел Филипп Мантуанский и, пришпорив коня, устремился на Шаверни.
К счастью, маленький маркиз хорошо знал повадки своего кузена и был готов к внезапному нападению. Раздался звон железа, и шпага, вылетев из рук Гонзага, упала на землю и покатилась в придорожную канаву. Носе соскочил с лошади и бросился поднимать ее.
— Господа, — обратился Шаверни к спутникам Гонзага, — пока не поздно, одумайтесь! Возвращайтесь во Францию и попытайтесь заслужить себе прощение! Пусть этот человек один идет своим путем… Следуя за ним, вы не найдете ничего, кроме позора!
Шаверни пытался воззвать к совести, которая, как он считал, еще могла пробудиться в душах его бывших товарищей. Но призыв не был услышан.
Поняв это, маленький маркиз вложил шпагу в ножны и, обведя презрительным взглядом всю компанию, заявил:
— Я отправляюсь на поиски Лагардера. Вместе с ним мы с легкостью найдем то место, где ты прячешь своих узниц. Раз среди вас нет Пейроля, значит, ты оставил его охранять девушек. Тем лучше, мы повесим твоего тощего фактотума на первом же суку и навсегда избавим мир от этой гадины… — И маркиз, вытянув руку по направлению к Мадриду, величественно возгласил: — Проезжайте, господа, и — счастливого пути! Отныне солнце Франции светит не для вас!
Если бы не присутствие посланника, подтверждавшее достоверность парижских новостей, Шаверни, скорее всего, дорого заплатил бы за свои дерзости и оскорбления.
Известие об аресте Селамара ошеломило Филиппа Мантуанского и на какое-то время парализовало его разум. Клевреты же не имели ни малейшего желания без приказа принца нападать на того, кто еще недавно был их другом: они по-прежнему уважали прямодушного юношу и втайне восхищались его отвагой.
Но Гонзага уже давно полностью подчинил их своей злой воле, поэтому никто из молодых дворян не осмелился первым поднять знамя мятежа и встать на сторону маленького маркиза. У одного только Монтобера мелькнула было мысль о бунте, но он тут же отогнал ее, ибо заранее знал, что никто из приятелей его не поддержит.
Словно побитые псы, клевреты последовали за хозяином. Молча, с застывшими лицами они ехали мимо своего вчерашнего товарища, нашедшего в себе силы порвать с прошлым и получившего право обвинить их в предательстве.
— Теперь вперед! — скомандовал Шаверни, обращаясь к своим новым попутчикам. — Держу пари, что скоро за нами будет выслана погоня.
Господин де Сент-Эньян, наклонившись в седле, дружески обнял Шаверни, а герцогиня протянула из кареты свою прекрасную белую руку, которой маркиз почтительно коснулся губами.
— Вы поступили безрассудно, — восхищенно произнесла она. — Но как же вы благородны!
— Я желал быть справедливым — и только, — ответил маркиз. — Когда видишь на дороге гадюку, лучше сразу же размозжить ей голову!.. Но сейчас я не собирался никого убивать: жизнь этого человека принадлежит Лагардеру.
До границы было еще далеко, поэтому все согласились не тратить времени на сон и ехать ночью. Через полчаса, подкрепившись в придорожной гостинице, маленький отряд продолжил свой путь.
Чтобы скоротать время, Шаверни рассказал все, что знал об Авроре и Лагардере. Его взволнованные слова, звенящие в ночной тишине, рождали в слушателях восхищение доблестью шевалье и пробуждали нежность и жалость к безвинным жертвам Гонзага.
Госпожа де Сент-Эньян была очень красива; слезы умиления, бежавшие по ее щекам, делали ее еще прекраснее. Она жадно ловила каждое слово Шаверни и постоянно прерывала его, чтобы высказать очередную похвалу самому маркизу, от которой тот мгновенно смущался, ибо изо всех сил старался умолчать о своей роли в описываемых им событиях.
Впрочем, будучи женщиной проницательной, герцогиня сразу же разгадала его уловку, и ее живое воображение легко восстановило те сцены, участником которых был маленький маркиз.