ГОСПОДИН БОФИС

Господин Бофис, придвинувшись ближе к столу и взяв ведение собрания в свои руки, любезно обратился к Маргарите: — Мадемуазель, с вашего милостивого разрешения, не приняться ли нам за виконта. Он — главное блюдо на нынешнем торжестве.

Виконт, пришедший с Маргаритой, после того как ударился головой об стол, более не шевелился, и никто не обращал на него внимания.

— Мой виконт, — сказал Маргарита, — возможно, уступает Леону Мальвуа в привлекательности и уме, но все же он настоящий виконт! Таких можно встретить только в Бретани, где принцы разгуливают в деревянных башмаках, а у трактирной служанки вдвое больше пожитков, чем нужно для того, чтобы гордиться древнейшей родословной. Предки моего виконта пять или шесть раз участвовали в крестовых походах. Его зовут Жулу, он приходится кузеном Поро и обладает некоторыми правами на герцогство Бретонское благодаря родственной связи с Гоелло, правителями Дре и графами де Вертю. Его также зовут Плесган, он — родня Рие, старейшей линии Роанов. Он также Бреу, потомок де Гулеа, снизошедших до заключения брачного союза с английскими Плантагенетами, этими выскочками!.. Постойте, вы понимаете в геральдике? Вот наши обручальные кольца!

Маргарита сняла с пальца изящное кольцо с яшмой и протянула его месье Бофису. Тот, однако, взял лишь ее руку, чтобы легко коснуться губами. Несомненно, господин Бофис был малый не промах, но в геральдике он не разбирался.

— Тогда я сама попробую растолковать вам герб ныне здравствующего графа, отца виконта, — продолжала Маргарита. — Поле разделено на четыре части. На первой части на лазоревом фоне изображены три золотых колоса, а внизу горностаи, символы бретонских Жулу. Во второй четверти изображен щит бретонской династии де Рие. В третьей — горностай в центре, а в углу соболь — символы Плесганов. В четвертой — вертикальные линии в солнечных лучах с девизом семьи де Клар «clarus ante claros»note 1…

— Де Клар! — воскликнули одновременно Бофис и Комейроль.

— Наша бабка по матери, — пояснила Маргарита, — была старшей дочерью Робера Клара Фиц-Руа Жерси, герцога де Клар, потомка Иакова Второго. Полный его титул в Шотландии звучит так: маркиз Клар и Фиц-Руа, граф Фиц-Рой, в Объединенном королевстве — барон Клар, Фиц-Руа и Жерси, он также испанский гранд и член Болонской Академии Зеленой Саламандры, доктор права и медицины.

Бофис и Комейроль переглянулись. Комейроль подошел к Бофису и прошептал ему на ухо:

— В досье, что лежит в нотариальной конторе, написано то же самое. Можно подумать, что она выучила его наизусть!

— Могли ли бумаги попасть в ее руки? — так же тихо спросил Бофис.

— Исключено! Досье господина герцога лежит в личном секретере патрона, и из его кабинета его никогда не выносили.

Господин Бофис ласково улыбнулся Маргарите. Этот господин все более забирал власть в свои руки, отнимая ее у стушевавшегося и павшего духом Комейроля.

— Мадемуазель, — произнес он с едва заметной иронией, — вы обнаружили незаурядный талант архивиста, с чем я вас от всего сердца поздравляю.

— Поздравлять меня не с чем, — серьезно ответила Маргарита. — Я воспитывалась в пансионе, где обучали самым разным вещам. Вы здесь хозяин, мой дорогой месье?

— Мы все здесь на равных, — поспешно и не без пафоса заявил Комейроль.

Низшие и высшие чины не возражали против столь либерального заявления, но месье Бофис вместо ответа подмигнул Маргарите.

— Идите сюда, — с улыбкой обратилась Маргарита к Бофису. — Прежде чем подписать контракт, я хотела бы с вами кое о чем посоветоваться.

Господин Бофис немедленно поднялся, повинуясь, кокетливому жесту красавицы, который, впрочем, нисколько не противоречил облику знатной дамы. Маргарита взяла его под руку, и они вдвоем направились в соседний кабинет, дверь которого оставалась открытой.

— Чтоб ее! — вполголоса сказал Летаннер. — Дело, кажется, осложняется.

— С этой девицей следует считаться, — задумчиво произнес Комейроль. — Меня удивляет Бофис. Все так хорошо шло! — добавил он со вздохом.

— Ничего не понимаю, хоть ты тресни! — пожаловался миляга Жафрэ. — Сплошные загадки, словно в тайном обществе где-нибудь в Германии!

— Узнаем ли мы наконец, в чем суть дела? — осведомился делопроизводитель Муанье.

— Суть дела в том, что нам не хватало двух марионеток, чтобы разыграть спектакль, — с недовольным видом ответил Комейроль. — Марионетки свалились нам с неба или вылезли из преисподней, уж не знаю, как правильнее сказать. И теперь вся труппа в сборе, можно начинать комедию. Занавес!

Из соседнего кабинета послышался смех Маргариты и господина Бофиса. Жулу вдруг издал глубокий вздох, похожий на мычание, и стиснул пальцы, словно сжимая в кулаке невидимый предмет. При этом он что-то бормотал себе под нос.

— Он пьяный или сумасшедший, этот детина? — негромко сказал Летаннер. — Можно подумать, что у него в руке нож.

— Интересно, существует ли способ изъять свои деньги? — вслух подумал миляга Жафрэ. — Не люблю я участвовать в проделках, которые не сам выдумываю.

Но младшие клерки Дебана придерживались иного мнения. Пятеро отчаянных молодых людей готовы были пуститься в любую авантюру, сколь бы опасной она ни была. Никого из них пока еще нельзя было назвать подлецом, но и звания честного человека они не заслуживали. Мы и не пытались скрывать, что нотариальная контора Дебана была плохой школой. Однако если бы кто-нибудь взял на себя труд посчитать, сколько людей в Париже живут по воле случая, позабыв о принципах и моральных устоях, прибиваясь в зависимости от обстоятельств то к доброму, то к дурному делу, то даже мизантроп был бы неприятно поражен.

Добавим, что многочисленные представители делового мира обретают солидность только месте с успехом. Жизнь новоиспеченных щелкоперов, составителей контрактов и кляуз, скучна и однообразна. Молодые фантазеры, вооруженные перьями, словно когтями, предаются безумным мечтам. То, что в просторечии зовется «семи пядей во лбу», для этих молодых людей означает «тугая мошна». И в погоне за этой мошной предприимчивый человек не ведает страха. Чем бурливее река, тем более его тянет броситься в нее.

Каждое слово, сказанное по поводу «предложения Бофиса», каждый неожиданный поворот событий лишь усиливал бурю на воде. Но сквозь туман и брызги молодым клеркам Дебана виделись волшебные горизонты — беспредельный простор, где властвует право сильного, скрепленное пиратским братством, о котором грезят все люди без роду и племени и которое, возможно, существует на самом деле.

Покидая гостиную, Маргарита опиралась на руку неизменно галантного господина Бофиса, который сказал ей:

— Всегда к вашим услугам, любезная мадемуазель.

Маргарита остановилась и, понизив голос, спросила:

— Любезный месье, кто здесь кого обманывает?

Бофис непринужденно рассмеялся.

— Все, — ответил он, — и никто.

— О, прошу вас, давайте говорить начистоту! — сурово перебила Маргарита. Затем вдруг улыбнулась, сверкнув жемчужными зубами, и прибавила: — Войдите в мое положение, мне уже двадцать лет, и время мне дорого.

— Вы восхитительны! — пробормотал господин Бофис.

— Как вас зовут? — спросила Маргарита.

— Но, мадемуазель, вам меня представили…

— Да, да, я слышала, месье Бофис… Так как же вас зовут?

Маргарита с холодной твердостью смотрела на служащего агентства Лекока. Тот опустил глаза.

— Я много путешествовала, — продолжала красавица. — В Бордо я знавала некоего коммивояжера, торговавшего несгораемыми шкафами от фабрики «Бертье и К0 ». Он очень походил на вас, столь же обманчивый вид…

— Обманчивый вид… — повторил Бофис, натянуто улыбаясь.

— Я однажды слышала, как некий отчаянный малый, у которого были неприятности и он даже сидел в тюрьме…

— Фу, дорогая мадемуазель, — вставил служащий агентства Лекока, — вы были не слишком разборчивы в знакомствах, когда обитали в Бордо!

— Да, месье. Я обошла немало дорог в поисках своего пути, и я его найду. Вовсе не в великосветском салоне я познакомилась с виконтом, у которого в гербе символы рода де Кларов.

— Вам известны какие-нибудь подробности о герцоге де Кларе? — живо осведомился Бофис.

— Возможно. Мне известно, к примеру, что этот весьма знатный господин обладает невиданным состоянием. Теория этого болтуна Комейроля очень даже не плоха. Старшему нашей семьи такое бы состояние. Но не будем отвлекаться. Тот малый там, в Бордо, что вышел из тюрьмы, однажды назвал вас странной кличкой, он обратился к вам Приятель — Тулонец…

Маргарита ожидала, что рука ее кавалера дрогнет, но господин Бофис остался непоколебим. У него было время собраться с мыслями.

— Вы не находите это прозвище странным? — продолжала Маргарита. — Вот и Приятель — Тулонец, когда к нему так обратились, продолжал улыбаться, как и вы сейчас. Должно быть, он крепкий малый. Но с тем нахалом он обошелся милостиво, сказав ему: «Здесь твоя песенка спета, дружище Пиклюс. Прыгай на империал дилижанса и катись в Париж. Давай, дружище!»

— Еще одно странное прозвище — Пиклюс, — заметил Бофис.

— Очень странное. Но у них так принято. Так как же вас называть?

— Приятель — Тулонец, если хотите, — ответил господин Бофис, перестав улыбаться.

— Нет, мне не нравится это имя, — возразила Маргарита. — Я знаю вас, любезный месье. Вы — господин Лекок, сам великий Лекок!

Господин Бофис приложил палец к губам.

— Как вы узнали? — ласково спросил он.

— Осенью вы отделались от меня, выдав мне три луидора. Этих денег оказалось достаточно, чтобы навести справки о вас у моей закадычной приятельницы. Таким образом я отомстила вам.

Господин Бофис вновь разразился смехом.

— Вы тоже смейтесь, — приказал он. — Так нам положено по роли.

Маргарита охотно повиновалась.

— Вы позабавили меня, — сказал господин Бофис. — Должен заметить, вы вели опасную игру и выиграли… если, конечно, вам не придет в голову затевать со мной войну, тогда уж не взыщите!.. Теперь мы друзья, Бебель?

— Да, — ответила Маргарита, — друзья… если, конечно, вам не придет в голову путать мне карты, тогда уж не взыщите!

Господин Бофис, отбросив церемонии, поцеловал веки Маргариты.

— Бебель! — тихо сказал он. — Папаше не угрожают!.. Вернемся к остальным, с тобой мы все выяснили.

На пороге гостиной Маргарита удержала его за руку.

— Еще один вопрос. Что кроется за болтовней Комейроля?

— Титул герцога, пэрство и триста миллионов ливров ренты… Завтра у нас будет время побеседовать без помех.

— Дружище, — обратился Бофис к Комейролю, переступив порог кабинета, — поставь-ка эту банду по стойке «смирно». Шутки в сторону. Телята уже слишком много знают, надо бы спутать им ноги.

Служащие Дебана в изумлении установились на Бофиса. Все произошло, как в старинной сказке про незадачливых умников, которые, осмелев от полштофа водки, решили вызвать дьявола, не слишком надеясь, что тот откликнется на их призыв. А когда дьявол явился, у них от страха сердце ушло в пятки.

Клеркам Дебана казалось, что они видят господина Бофиса впервые.

— Вам предоставлен шанс, птенчики мои, — продолжал Бофис. — Без каких-либо усилий и затрат со своей стороны, вы оказались приняты в ложу Второй ступени. Вы стали членами общества, которое могло бы ссужать деньгами короля, если бы захотело. Но мы не настолько глупы! Ваши су по воле Провидения превратились во франки, завтра франки обратятся в пистоли. Чудесно, не правда ли? Вас не подвергли испытанию, достаточно того, что вы — служащие нотариальной конторы Дебана. От вас не требуют клятв, мадемуазель Маргарита объяснила вам, как легко будет набросить вам веревку на шею… Веревку из шелковых и золотых нитей, но свисать она будет с того балкона наверху, откуда видели, как упал окровавленный Буридан… Помолчи, Комейроль, мне надоел твой лепет!.. Разумеется, вы невинны, как младенцы, кто в этом сомневается? Я тоже был с вами… Но ведь должен быть виновный, не так ли? Подобные вещи сами собой не происходят… Ну да ладно! Будем надеяться, что виновный не побежит сам на себя доносить мировому судье… и будем благоразумны!

Присутствовавшие, хотя и были напуганы, остались довольны речью Бофиса. Они действительно были авантюристами. Им удалось вызвать дьявола, и теперь они не имели ничего против сделки с ним. Пожалуй, только Жафрэ сбежал бы, если бы ему открыли двери. А потом все равно вернулся бы.

Дьявол был груб и резок, однако отчаянным молодым людям он пришелся по вкусу. Никто не возражал против веревки, якобы наброшенной каждому на шею. Лафонтен доказал нам, что есть веревка и — веревка, а уж он-то знал, о чем говорил: цепной пес гордится своим ошейником.

Окинув собрание удовлетворенным взглядом, месье Бофис сказал:

— Комейроль, старина, поскольку прежние чины сохраняются, за тобой остается место первого клерка. Кроме того, я назначаю тебя ближайшим помощником госпожи виконтессы. Если ты полагаешь себя умнее, чем она, попробуй поводить ее за нос. Но берегись, она тонкая штучка! Принеси бумажник.

Когда прозвучали слова «госпожа виконтесса», Жулу, доселе не подававший признаков жизни, слабо зашевелился. Маргарита с беспокойством наблюдала за ним.

Комейроль принес бумажник. Господин Бофис протянул его Маргарите.

— Создатель, вообще говоря, не нуждается ни в ком, — торжественно произнес он. — К его услугам самые выдающиеся люди Франции. Однако случается, что в рядах братьев образовываются бреши, все мы смертны. Посему Создатель пожелал нанять дворянина для блестящей операции. Поле для нее уже вспахано, засеяно, удобрено, и в богатом урожае нет сомнений. Суть операции вам разъяснят позднее. Виконтесса Жулу, не соблаговолите ли вы стать пастушкой этого симпатичного стада, которое, как я полагаю, будет играть роль друзей и подданных нашего дворянина? Согласны ли вы принять участие в большой игре?

Маргарита открыла было рот, чтобы ответить, но тут Жулу поднял голову. Его угрюмое лицо было бледно, волосы слиплись от пота. Он в упор уставился на господина Бофиса и произнес:

— Замолчите, вы! Я запрещаю вам произносить имя моего отца!

Все знали «дурака» Маргариты Садула, и никто не ожидал от него подобного поступка.

Маргарита, побелев и стиснув зубы, бросила на своего раба взгляд, дышавший презрением и злобой.

— Что ты такое говоришь! — воскликнула она, словно отчитывала ребенка. — А ну-ка повтори!

— Я сказал то, что думаю, — ответил Жулу, пряча блуждающий взгляд за густыми светлыми ресницами. — Тебе меня не испугать. Никому меня не испугать. Никому меня не испугать!

Господин Бофис сел верхом на стул и уперся подбородком в спинку, поглядывая по очереди то на Маргариту, то на ее «дурака». Комейроль, чувствовавший смутную обиду, злорадно улыбнулся. Остальные ждали, что будет дальше, испытывая любопытство или беспокойство.

Маргарита положила руки на плечи Жулу. От гнева она лишилась дара речи.

— Твой отец нищий — пробормотала она наконец, обезумев от ярости. — Твоя мать…

Она не закончила. Жулу выпрямился во весь рост и с убийственным хладнокровием произнес:

— Ты хочешь, чтобы я тебя убил?!

— Ах ты черт! — пробормотал месье Бофис. — А как хорошо все было минуту назад! Видать, между благородными молодоженами не все ладно… Если малышка не будет виконтессой, ничего не получится.

Вены на висках Жулу вздулись. Он занес руку над головой Маргариты, которая отвечала ему свирепым взглядом.

— Поглядите-ка на них! — коротко рассмеялся Летаннер.

— У дурака в жилах кровь, а не водица, — заметил Комейроль.

— В жилах… и кое-где еще! — раздался голос Маргариты. — Я могла бы сказать, где у него кровь!

— А, ты об этом! — устало сказал Жулу, и рука его безвольно упала вдоль тела. — Можешь говорить, что хочешь, моя милая. С тех пор как я не могу больше спать спокойно, жизнь мне не дорога.

Собрание жадно вслушивалось в слова Жулу. Но Маргарита пресекла его откровения, закрыв ему рот рукой.

Жулу поцеловал ладонь своей госпожи, и на его глаза навернулись слезы. Он пошатнулся. Маргарита обняла его и прошептала на ухо:

— Ты не понимаешь, от чего ты отказываешься, мой бедный Кретьен!

— Это правда! — медленно и печально заговорил Жулу. — Я никогда не понимал. Если бы понимал, разве я был бы здесь? Ты меня разбудила, моя милая, когда вытащила кольцо и стала рассказывать, что на нем выгравировано. Ты-то понимаешь! Ты все понимаешь! Пока ты говорила, я увидел герб, висящий над буфетом там, в столовой нашего дома. Я увидел отца и мать, и двух сестер. Они ужинали, потому что был праздник, и говорили обо мне. Скоро наступит день, не правда ли? Ночь была долгой, но и ей, как всегда, придет конец. В шесть часов позвонят к мессе. И все они — мужчина и три женщины — пойдут в церковь, ибо в наших краях еще живы старинные обычаи. Начнется Великий пост. Мать дважды прочтет молитву, один раз за себя, другой — за того, кто уехал в Париж и забыл их. В Париже его кличут дураком, а там о нем говорят: «Что поделать, мой сын предпочитает Париж. Почему, он и сам не знает, он ничего не знает. Он прислуживает этой девице. Дурачок, он исполняет все, что ему велят, все!..» Но зачем она заговорила о гербе? Я отдам ей все, что она захочет. Все, что у меня есть и чего у меня нет, я не слуга ей, я — ее пес… Но отдать ей имя моей матери было бы грешно. Слышите, я не хочу, чтобы она его носила. Никогда! Никогда!

Жулу уронил голову на руки. Маргарита сделала жест, отлично понятый всеми. Господин Бофис немедленно поднялся, говоря:

— Не прогуляться ли нам по террасе. Здесь стало душновато.

Он взял под руку Комейроля, который сказал ему:

— Бретонцы упрямы. Боюсь, ей его не одолеть.

— Ей-то! — усмехнулся месье Бофис. — Да она слопает его живьем без перца, соли и горчицы. И тебя в придачу!

Проходя мимо Маргариты, он тихо прибавил:

— Этот парень — то, что нам нужно. Он великолепен! Добудьте нам его, дорогуша!

Маргарита не обернулась.

— Какого дьявола они хотят от этого дурака? — спросил миляга Жафрэ у Летаннера. — Он ведь в Бога верит!

— Я думаю, — ответил Летаннер, — они хотят выдать его за пэра Франции.

Подошли остальные клерки. Делопроизводитель и двое самых молодых служащих выглядели задумчивыми и важными, как и подобает заговорщикам.

— Дружище, — сказал Муанье, обращаясь к Жафрэ, — вот как надо задавать жару цивилизованному обществу!

Маргарита и Жулу остались одни. Маргарита резко положила руку на голову Жулу, тот вздрогнул и отстранился.

— Оставь меня, — пробормотал он. — Все кончено. Я хочу вернуться домой.

— Кретьен, кое-кому известно о том, что ты сделал, — тихо сказала Маргарита.

— Лжешь! — воскликнул Жулу. — Ты не могла проговориться. Ты слишком боишься смерти! — И добавил, распрямляя плечи: — А вот я не боюсь!

Маргарита накручивала на пальцы волосы Жулу. Подобие улыбки появилось на его лице.

— Я люблю, когда ты делаешь мне больно, — мечтательно произнес он.

— Замолчи, — откликнулась Маргарита, стараясь, чтобы ее голос звучал как можно жалобнее. — Ты оскорбил меня перед всеми, ты меня презираешь!

— Это правда, — подтвердил Жулу, — я тебя презираю.

Он смотрел вниз, поэтому он не видел, как вспыхнул взгляд Маргариты.

Начинался день. Сквозь стекла, тронутые инеем, проникал сероватый свет. Через полуоткрытое окно доносились звуки раннего утра. В первый день поста Париж и не думал просыпаться в такую рань, он только собирался отправиться ко сну. На улице все еще слышались хриплые голоса, уставшие от переполнявшего их веселья.

Маргарита взяла стул и уселась рядом с Жулу. Они почти не разговаривали. Внезапно Жулу застонал и разразился слезами. Стоявшие на террасе, посмеиваясь, наблюдали за ним через окно. Маргарита, напротив, улыбалась и выглядела весьма решительно.

Господин Бофис, задержавшись у окна, проговорил с восхищением:

— Она прекрасна, как демон, эта негодяйка!

Спустя десять минут Маргарита с торжествующим видом обернулась к террасе.

— Дело сделано! — объявил месье Бофис. — Идемте! Он вошел первым, остальные последовали за ним.

Жафрэ закрыл окно.

— Ну что? — осведомился месье Бофис. Маргарита поцеловала Жулу в лоб и ответила:

— Он все понимает, мой бедный Кретьен!

— Господа, кричите «ура»! — сказал Бофис. — Ваше благополучие обеспечено!

Присутствовавшие послушно захлопали в ладоши и закричали: «Ура! А то мы уже начали замерзать».

— Завтра вечером, — продолжил Бофис, — я буду иметь удовольствие принять вас в агентстве Лекока. Те, кто захочет остаться в конторе, пусть остаются. Тем, кто не захочет, я предоставляю по первой просьбе все, что они пожелают.

— И даже деньги? — осведомился Летаннер.

— Тем более деньги, — ответил Бофис.

На этот раз аплодисменты были более искренними, и месье Бофис очутился в окружении радостных лиц.

— Однако, — с легким сомнением в голосе произнес он, — господин виконт пока не проронил ни слова.

Жулу колебался. Он был смертельно бледен, глаза лихорадочно блестели.

— Я, кажется, понял, чего вы от меня хотите, — произнес он наконец изменившимся голосом. — Я тоже слышал песню Комейроля. Я стану старшим в семье, которая будет есть мою плоть и пить мою кровь. Отлично. Я совершеннолетний, я имею право подписывать что угодно, хоть договор с Сатаной, и я его подписываю.

Высоко держа голову, он протянул широким жестом руку Маргарите. Та прижала его руку к своей груди.

— Он и в самом деле великолепен! — сказал король Комейроль.