Но капитан не собирался отпускать такую жирную рыбу, заглотившую крючок.
      - Значит, вы что-то говорили о возвращении Герцога в целости и сохранности? Имейте в виду, цену за причиненный ему вред мы будем рассматривать отдельно! Итак, возвращение Герцога и двести сорок пять миллионов кредитов? Что ж, кажется, это меня устраивает.
      - Я так рад за вас, капитан, - процедил Баррис с улыбкой, которая просто перекосила его лицо. Наконец вас что-то устраивает.
      - Итак, - оживился Мэй, - когда подойти к кассе?
      - К какой кассе? - у Барриса вздыбились брови.
      - Ну-ну, не соскальзывайте. У таких, как вы, всегда имеются при себе наличные. На случай, если понадобится чего прикупить.
      Баррис опять испустил тяжкий вздох. На этот раз лицо его было печальным, как у больного, у которого отнимают последнюю кислородную подушку.
      - Мы занимаемся бизнесом в области биотехнологий, а это, извините, не производство наркотиков. Поэтому большого, как вы выражаетесь, "наличмана" у нас не предвидится. К тому же приходится всякий раз выплачивать такие деньги за сырье, что...
      - Что вы не остановитесь ни перед какими затратами, чтобы купить это сырье, капитан индустрии. Даже сумма в двести сорок пять миллионов вас не пугает. Что же вы хотите купить у меня за такие деньги? Не мои же мозги?
      Баррис выставил вперед челюсть и вскинул подбородок:
      - Мы узнали, капитан, что на борту вашего судна находится представитель так называемой разумной С-формы, иными словами, живой арколианец. Мы хотели бы, чтобы, с его, разумеется, разрешения, он позволил нам некоторое время изучить его физиологические и биологические процессы организма.
      - Что за ерунду вы говорите, - ненатурально расхохотался капитан. - Кто вам только мог такое...
      - Я знаю об этом из надежных источников, - уверенно сказал Баррис. Можно сказать, из источников, не доверять которым нет причин ни у меня, ни у вас. Можно сказать, информация из первых рук. Я, как и вы, привык доверять только такой информации.
      - Ах вы, подонок, - сказал Мэй. - Ну и гад. Настоящая сволочь.
      - Дело в том, что в процессе изучения этой формы мы могли бы прийти к результатам, которые возместят затраты на ремонт вашего корабля... и прочее, капитан.
      - Мой ответ, полагаю, вам заранее известен. Я не буду тянуть с ответом, мистер Баррис. Мой ответ состоит из трех букв, вот они: "нет". Могу написать их на стене, если вам оттуда плохо видно.
      - Но, капитан, прислушайтесь к голосу рассудка. Я просто хочу некоторого возмещения вложенного капитала. Мы ведь союзники - я спонсирую ремонт вашего корабля, в благодарность за своевременную доставку фиалов. Отчего бы вам не пойти мне навстречу. Тем более, сам дух Альянса призывает нас к тому, чтобы объединиться и изучить друг друга получше. Нам арколианцев, а им - нас.
      - Я знаю, чем кончаются "изучения" в лабораториях. Операционным столом.
      - Ну что вы, так далеко мы продвигаться не будем, тем более что нам нужен живой арколианец, а не заспиртованный уродец... Посудите сами, где лежит область интересов фирмы биотехнологий - в мертвом или в живом. Мы всего лишь несмелые экспериментаторы, и в наших руках не скальпель, а скорее, офтальмоскоп и тонометр для измерения давления. Тем более, мы дорожим своей репутацией, и если вы боитесь огласки, могу вас заверить пресса ни о чем не узнает. Мы сами заинтересованы в этом, чтобы не впутывать конкурентов.
      - Да, много чести будет вашей фирме, когда узнают, что сам посланник постоянный посетитель вашей лаборатории. Один эксперимент порождает другой, они следуют друг за другом по цепочке, и ответы на все интересующие вас вопросы не получить никогда. Вечные вопросы, которые мучают ученые умы вот уже многие века. Ради этого вы не остановитесь ни перед чем. Да ладно, я даже вникать в это не буду, Баррис. Арколианцы - существа такие же, как я и вы, и чувствительные, и разумные - ничем не отличаются от нас с вами. И то, что вы просите, - это преступление. Статья межпланетного кодекса: геноцид инопланетных рас. Я не собираюсь жить вечно, Баррис, и мне не отсидеть срока, который нам с вами назначат за такие "эксперименты". Баррис опустил глаза на экране.
      - Очень жаль, капитан, Я пытался убедить вас, как мог. Вы оказались поразительно догадливы. Мы зашли слишком далеко. Траты, которые были сделаны нами на мистера Арбора, оказались слишком велики для нашей компании. Поэтому я, как глава корпорации, вынужден принять решение об их перекрытии. Как это ни прискорбно, нам придется уступить мистера Арбора другой компании, для дальнейших опытов. Полагаю вы знаете про существование "черного рынка" биотехнологий? Так вот, там работают более смелые экспериментаторы, которые не постоят ни за какой ценой. Так что, если дело дойдет до продажи мистера Арбора - уточним, заключенного мистера Арбора, другой компании, которая, вполне возможно, занимается производством трансплантатов, то... боюсь...
      - Подонок, - снова повторил Мэй, потому что не мог найти более подходящего слова. Тем более - в присутствии арколианца.
      - Единственное, что вызовет трудности, - это умственные способности экспериментируемого. Сейчас с парой классов церковно-приходского далеко не уедешь, а мистер Арбор, насколько я знаю, ведет свою родословную из какого-то капустного мирка. Пожалуй, компания Нимрев будет в самый раз. Колонии на неосвоенных планетах ждут - не дождутся своих первопроходцев...
      - Вы не посмеете! - рука Мэя стала сама собой шарить по столу в поисках чего-нибудь тяжелого. Баррис только пожал плечами:
      - К сожалению, я вынужден вести бюджет компании так, чтобы она не разорилась. Это лишь бизнес - и только. Так или иначе - но я получу свои деньги обратно. Но вам повезло, мистер Мэй, я хладнокровный человек. Поэтому даю вам десять часов на размышление.
      - Баррис, - начал Мэй.
      - Время - деньги, - напомнил Баррис, - А стоимость этой беседы может перевалить расходы на мистера Арбора.
      - Баррис! - закричал капитан, но экран уже погас. Он подошел к опустевшей стене и бессильно ударил по ней кулаком. - Я просто хотел, чтобы все по справедливости, - сказал он в стену. - Все, что я хотел, - это оплатить ремонт этого корабля, будь он неладен.
      - Если позволите вопрос, капитан, - раздался из угла вежливый голос мистербоба, - что значит упомянутая в этой беседе компания Нимрев?
      Мэй отвернулся от стены.
      - Одежда, - ответил он. - Ну, всякие экзотические меха. Чертовски дорогое удовольствие. Компания знаменита своей коллекцией безумно дорогих шуб и одеяний редкой природы. Каждый из мехов оценивается по официальному каталогу в соответствии с числом заготовщиков, погибших при его получении.
      Голова мистербоба задергалась.
      - Мне не нравится, что мистергерцог устраивается на такую работу.
      Мэй потер подбородок, вспоминая, что давно не брился.
      - Такое никому не понравится. На Нимрев-компани работают только самоубийцы.
      - Значит, вы должны позволить мне побывать в корпорации "Сущность". Мне, кстати, самому давно интересно, чем они там занимаются.
      - Об этом даже говорить не стоит, - отрезал Мэй. - Они там начнут над вами экспериментировать. Этого я не позволю ни в каком случае. Да и Герцог не простит мне такого решения, - капитан вздохнул, - наверное.
      - Значит, пускай экспериментируют над мистергерцогом?
      Мэй сделал еще один круг по кабинету походкой приговоренного гладиатора. Он пытался хоть немного успокоиться, чтобы остальные члены экипажа не прочли, какая буря сейчас поднялась в душе капитана.
      - Вы просто не понимаете, мистербоб. Это тот случай, когда ваша жизнь стоит намного дороже, чем ...чем даже жизнь Герцога.
      - Но разве жизнь не одинаково дорога во всех своих формах и проявлениях?
      - Я не хочу, чтобы это привело к межрасовому конфликту. Память о той войне свежа, как рана. Хотите вы этого или нет, ваша жизнь для нас намного ценнее, чем Герцога.
      - Но моя жизнь... ничего не значит для вашей расы.
      - Все понятно, но вы попытайтесь взглянуть на это с другой стороны, со стороны Разумных А-форм, как вы их любите называть. Вы наконец установили мирные отношения с когда-то враждебной расой, с которой вас связывала застарелая вражда, растянувшаяся на долгие годы. И вот в ваш мир прибывает первая делегация, с исключительно дипломатическими целями, первая ласточка мира. И вскоре выясняется, что вы продаете эту ласточку мира первому встречному. Как после этого к вам отнестись?
      - Вы говорите о продаже в рабство, - заметил мистербоб. Теперь я понял. Да, это трещина в хитине... то есть, извините, я хотел сказать, серьезный просчет.
      - Это больше, чем просто "трещина в хитине". После такого инцидента с нами прервут дипломатические отношения представители других рас. И все это, в конечном счете, может стать причиной новых войн.
      - Значит, на карту поставлены жизни. И состояние мира так хрупко, что висит на волоске, и все зависит от одной ошибки, стоит сделать один неверный шаг... - весьма интересная дилемма.
      - И потом, здесь не последнюю роль играет жадность. Я тоже опасаюсь за свою шкуру, что случится со мной при таком повороте событий. И еще меня беспокоит, что случится потом с Вонном, Винтерсом и Питером Чиба. Хотелось бы также знать, что будет с Роз и с другими представителями разумных существ. Небезразлична мне также судьба Барриса и других моих врагов. Вообще-то я из секты Активных Примиренцев С Действительностью. Помните, что я вам рассказывал про Бахмана и его план похищения вас вместе с остальными с Хергеста Риджа? И если я отдам вас в руки Барриса и его лаборантов, то поступлю ничем не лучше Бахмана.
      Головка арколианца вновь качнулась на тонкой шее, словно фонарик под ветром убеждений капитана.
      - Так вот что вы называете репутацией, которая оценивается превыше самой жизни? Вы не хотите поступиться репутацией?
      - Никогда, - сказал капитан. По крайней мере, этого не может быть. Но иногда так случается.
      - Да, - затрещал арколианец. - Достойный поступок, достойное поведение. Теперь я понимаю вас, капитан. Мне многое открылось, благодарю вас. Это великолепная дилемма, с которой приходится сталкиваться человеческому рассудку. Значит, или вы - или вас. Очень утонченно.
      Не хочу усложнять вашей дилеммы, джеймсоджеймс, но, думаю, что и мне со своей стороны придется объяснить вам кое-что. Это касается традиций моей расы. Возможно, это скажется на решении, которое вы примите. Как посол и чрезвычайный полномочный советник я требую выслушать все стороны до конца.
      - С уважением отнесусь ко всему, что вы тут скажете, советник. Говорите.
      мистербоб поднялся и зашаркал по полу, подражая озабоченной походке капитана.
      - Если бы ваши обонятельные органы были развиты чуть получше, я смог бы объяснить вам подробнее историю моей расы и причину, по которой жизнь так мало значит для нас. Позвольте мне в таком случае, для простоты, произвести кардиологическую вивисекцию.
      - О-о! - мягко сказал Мэй, - я так понял, вы хотите сказать: "позвольте приступить прямо к делу" или "резать правду-матку".
      - Интересная идиома, - призадумался арколианец. - Три вещи воодушевляют мою нацию и мою расу: призыв к бою, дурные новости и возможность чему-либо научиться.
      - Не могу не сказать того же и о нашей расе.
      - И все же разница между нами есть.
      - Еще бы. Мы ведь не смотрим ваши эротические фильмы.
      - Не только. Я обоняю, что ваша раса не удовлетворена, пока она побеждает и завоевывает. А наша не удовлетворена, пока не ассимилируется. То есть, пока не воспримет все, что может принести ей любое вмешательство со стороны. Мы, если можно так выразиться, женский тип расы, или "мама". А вы, стало быть, выступаете в роли "папы".
      При этих словах мистербоб сделал жест, заставивший Мэя осмотреть себя с головы до пят. - То, что вы видите во мне, - это результат наших попыток более эффективно контактировать с вами. То есть - арколианец вовсе не то, что вы видите перед собой. Это лишь наша пока слабая попытка взаимодействовать с вами. Пожалуйста, не требуйте детальных пояснений, не спрашивайте больше ничего. У вас просто хитин треснет.
      - Ну не трескался же до сих пор, - пробормотал заинтригованный капитан. - Продолжайте.
      - И, как вы совершенно справедливо заметили, более всего нас потрясло ваше отношение к жизни в разных ее формах и проявлениях. Ведь вы на деле можете продавать и покупать ее...
      - В общем, раса лицемеров, что и говорить...
      - И это наряду с трепетным отношением к жизни, которое превосходит все мыслимое и немыслимое наше понимание. Готовность жертвовать собой и вместе с тем - покупать. Как может это уживаться в одном разуме? Идея пожертвования или личной расплаты. Это непостижимо для нашей культуры. У нас достаточно добровольцев, готовых отдать себя самым смелым медицинским исследованиям, если это идет на пользу расе. При этом все воспринимается, как само собой разумеющееся, как вклад в будущее и забота о потомстве. Ведь для всякого размножения организм с готовностью жертвует своей частью.
      - Ну, это почти то же самое...
      - Нет, - решительно сказал мистербоб. - Это совсем не одно и то же, джеймсоджеймс. Любой отдельно взятый арколианец в критический момент может выбрать между жизнью и смертью. Он переходит в "Я-форму", без сожаления или протеста. Тут нет такого шага, который вы назвали бы прыжком в огонь.
      - Теперь я обоняю это. Похоже, до меня дошло. Все на благо общества или кукиш в кармане.
      - Совершенно верно, - сказал мистербоб. - И даже мои обязанности посла вовсе не обязывают меня изучать вас. Я делаю это, чтобы удовлетворить собственное любопытство. И если потребуется, чтобы я пожертвовал собой не по долгу, так сказать, службы, то меня ничто не остановит. В том числе и страх. Потому что это не повредит нашему хитину.
      - Но наш хитин...
      - Нет, в самом деле, джеймсоджеймс. Встав на моем пути, вы приводите меня в замешательство. Я начинаю теряться, в чем тогда смысл наших взаимоотношений.
      - Поверьте, дорогой посланник-советник, мне ужасно жаль, но я отвечаю за сохранность вашей жизни. За вашу целостность и неприкосновенность. И если с вами что-то случится...
      - То это никак не отразится на отношениях между нашими расами, закончил за него арколианец.
      - Возможно, это и так, - не стал настаивать капитан. - Но позвольте мне объяснить это с другой стороны. Ведь если что-нибудь случится с вами, я потеряю еще одного друга. Позвольте мне чуточку побыть эгоистом.
      мистербоб покачал головой:
      - Вы льстите мне.
      - И к тому же Герцог, уверен, в данном случае целиком и полностью разделяет мои чувства. Поэтому я соблюдаю не только свои, но и его эгоистические интересы.
      - Вот это комплимент, - проворковал арколианец. - Позвольте записать его, для последующего опубликования на своей планете.
      Мэй победоносно прокашлялся и посмотрел по сторонам - не разделил ли еще кто-нибудь его триумф. Час перерыва заканчивался, но личный состав не спешил появиться в библиотеке.
      - Публикуйте, - сказал он. - Мне-то что.
      - Позвольте мне выразить еще одну мысль, джеймсоджеймс. Не могли бы вы закрыть глаза?
      - Никакого феромонного гипноза, - предупредил Мэй. - В данном случае даже это не поможет.
      - Я хотел выразить одно понятие...
      - Выражайте, - капитан с готовностью закрыл глаза. - Дальше?
      - Расслабьтесь. Только на секунду.
      Мэй втянул воздух и постарался выпускать его как можно дольше. Со следующим вдохом он почувствовал дразнящий аромат.
      - Что это вызывает в памяти? Видите что-нибудь? - спросил арколианец.
      - Пиво.
      - Позвольте мне поправить. Это новое выражение для меня.
      Запах изменился, становясь теплым и пряным.
      - О, - сказал Мэй, донельзя удивленный.
      - Ну? - спросил арколианец, с нетерпением ожидавший ответа.
      - Что-то такое печеное. Хлеб и отбивная с лучком и что-то еще такое с корицей...
      - Правильно. То, что вы называете...
      - Запах дома, - Мэй открыл глаза. Головка арколианца возбужденно дергалась, и сам мистербоб довольно мурлыкал.
      - Наиболее успешная интерпретация. В самую точку. И что же вы испытываете за ощущения от этого запаха, и что за мысли навевает вам этот до боли родимый запах, джеймсоджеймс, разрешите поинтересоваться? - мистербоб постучал по груди хитиновыми пальцами. - Что вы чувствуете там, внутри себя, в своем сердце?
      - Голод... нет, пожалуй, не совсем правильно... Мэй зажмурился на мгновение. - Я чувствую - безопасность.
      - Да, да, вот именно. И о чем это говорит вам?
      - Неужели? "Так вот к чему было направлено это послание!", - пронеслось в голове капитана. Несколько секунд он не сводил с советника смятенного взора, ломая голову над тем, что сейчас думало это существо, которое с большой поправкой можно было назвать человекоподобным. И тут его как от моментальной вспышки озарило. Он помнил, как в детстве ходил с тетушкой фотографироваться. И вот так же вспышка озарила тогда его сознание, чтобы навсегда остаться там. Он вспомнил, как ходил, став немного постарше, с дядюшкой по грибы. Небо задвинулось тучами, и пошел, по уверению дядюшки, чисто грибной дождик. И тогда промелькнула в потемневшем небе молния, которая на миг словно пронзила его сознание и запомнилась, как момент высочайшего озарения в сотни тысяч вольт. Примерно такая же вспышка произошла у него сейчас от общения с арколианцем.
      - Ясно, - пробормотал он. - Чтобы понять это, надо думать, как арколианец, и, если арколианец насквозь пропитан запахом такой защищенности, то...
      - Вы чувствуете, что для жизни в вас не существует совершенно никакой угрозы, - сказал Мэй. - Что бы вы ни делали, вам ничего не грозит. И если все пойдет прахом, вы всегда можете управлять теми, кто вас захватит.
      - Да, - сказал довольный мистербоб. - Так оно и есть. И это замечательно!
      - Да уж, владея таким искусством...
      - Да нет, как замечательно так легко передать это чувство тому, кто не владеет обонятельным аппаратом. Удивительное взаимопонимание - несмотря на разницу, даже пропасть в мировосприятии.
      Мэй кивнул:
      - Ну да. Хотя, возможно, мы вовсе не настолько неприспособленны, как мы полагаем. Себя не знаем просто.
      - Разумные А-формы схватывают все на лету. У вас удивительные способности к обучению, только нет нашего арколианского любопытства, пытливости и дотошности.
      - Хорошо, я запомню, именно в таком порядке: любопытства, пытливости и дотошности. И еще - мы очень быстро понимаем друг друга. Вы, наверное, поняли это из моего разговора с Баррисом.
      Арколианец снова закачал головкой, как истуканчик на комоде.
      - Мы играем друг с другом, мистербоб, - устало признал капитан Мэй. - И лучше всего удается управлять другими тому, кто первый затевает эту игру. Кто не успел - тот опоздал. Баррис думает выкачать из вас денег - пусть знает, что ни для кого это не секрет. Конечно же, мы не позволим ему и волоса тронуть на вашей голове... извините, это такое земное выражение.
      - Но вы же понимаете, что со мной ничего не может случиться...
      - Вот именно, мистербоб, - с вами у него ничего не получится! - сказал Мэй, выходя из библиотеки. - Еще посмотрим, что за ставки в этой игре.
      7
      Комната, в которой состоялось заседание, ничего особенного собой не представляла. Она напомнила Герцогу грузовой отсек "Ангела Удачи", прежде всего своим размером. Это был ангар для прославленных истребителей Вакк Файтеров - несколько их грозных силуэтов вырисовывались в полуденном мареве. В одном углу ангара был собран помост, так что председательствующий триумвират мог свысока взирать на происходящее. Еще один помост пониже был предусмотрен в качестве сцены для ведущих в этой игре: служащие в униформе исполняли роли обвинения, защиты и судебного пристава. На цементном каменном полу ангара было целое море кресел, расставленных полукругом, как волны вокруг камня, брошенного в угол ангара. Это место видело толпы народа, когда происходило заседание военного трибунала. Однако в этот раз рекорд был побит. Горстка пилотов и команда наземной поддержки заняла свои места на разнокалиберных стульчиках, причем многие из них использовали заседание как предлог хоть на какое-то время покинуть раскаленную взлетку космодрома.
      Вот кто окружал Герцога в данный момент. Как только верхние этажи меблированной гостиницы растворились окончательно, он расположился в вестибюле, расстроенный и недоумевающий. Получалось, Диксон заманил его и бросил на произвол судьбы. Это загадочное замечание: последнее, что он услышал от Рей - "если ты хочешь знания, ты знаешь, где его искать", - не навело его даже на догадку, в каком направлении продолжать поиски.
      Лишь после долгих часов бесконечного ожидания в креслах вестибюля он понял, что Эрик не придет, и тогда Герцог решил, что настало время действовать. Он попытался вновь подняться по лестнице, но без успеха. Все, что оставалось от этажа, где проживал Диксон, это коридор, исчезавший в тумане. Две знакомых двери постепенно слились с обоями. Комнаты, о существовании которых Диксон не имел понятия, были просто прямоугольниками, уходившими в неизвестность. Герцог попробовал пробраться на второй этаж и обнаружил, что коридор доходит до ванной, все остальные жилые комнаты оставались черными дырами. Лишь через некоторое время до него стало доходить значение происходящего: Рей рассказывала что-то о нежелании Диксона проходить мимо комнаты, откуда увезли Фортунадо, так что можно было обойти ее только по водопроводу на втором этаже. Водопровод оставался нетронутым, в той части памяти, которую Диксон не пытался вымарать окончательно. Дальнейшие попытки ничего хорошего не принесли.
      Первый этаж отеля также утопал в сумерках. Попытки проникнуть на кухню, в кабинет администратора или лавку сувениров закончились тем, что он натыкался на все ту же непроницаемость, которая встречала его повсюду, как проклятие. Приятным сюрпризом было обнаружить только безгранично открытый счет в баре. Пока Герцог не без интереса пользовался этим преимуществом. Ему приносили любой, даже самый малоизвестный напиток, стоило ему только заказать, в том числе даже сваренное на Тетросе Дули-Бир пиво. Но в каких бы количествах он ни пил, на него ничего не действовало. Он пил все время, но при этом был, что называется "ни в одном глазу". Из небольшого кафе ему постоянно приносили двухкилограммовую голову Цеслианского Сыра Силы и потасканного вида официантка, не дрогнув, принимала заказ на толстый стейк из Тетранской говядины. Точно так же персонал отеля ничуть не препятствовал ему день за днем отлеживаться на потрепанной Ногахайдской кушетке в вестибюле, где по телику гоняли именно то, что нравилось Герцогу, хотя все это были старые фильмы и передачи.
      Прежде чем Герцога утомило это гостеприимство, он решил самым серьезным образом во что бы то ни стало разыскать Эрика Диксона. Однажды утром он проснулся после дюжины бутылок Дульского пива с совершенно ясной головой и вдруг вспомнил, что в своих попытках он даже не попытался поискать за стенами отеля. Стряхнув с себя чувство, что ему нужно было принять душ и наскоро перекусить - в большой степени надуманное чувство, - он подошел к дверям отеля, распахнул их настежь и вышел на улицу.
      Здесь его постигло разочарование. Он зажмурился от яркого солнечного света, на миг ослепившего его. Свет был непривычно ярким, такой не встречался ему ни разу в жизни. Напрягая память, он, наконец, вспомнил, что этот свет исходит от двойных солнц, и, значит, он находится где-то в районе Станции Нарофельд. Столь неожиданное открытие порадовало его. Он читал о Нарофельде в отчетах Диксона и слышал рассказы самого Диксона о разных происшествиях, случавшихся на этой станции, но теперь ему наяву предстояло встретиться со зноем двух солнц и липким от жары асфальтовым гудроном.
      Герцог прошел немного вперед и затем оглянулся по сторонам. Перед ним распахнулась целая площадь, исчерченная линиями разнообразных геометрических форм. Здесь были линии, прямоугольники и сетки, размеченные зоны для посадки и стоянки различного вспомогательного армейского транспорта и оборудования. Отель, который, помнится, стоял на противоположной стороне улицы в каких-то трущобах, теперь располагался в самом центре космодрома.
      Он только пожал плечами, довольный уже тем, что, наконец, как по наитию, выбрался из отеля, и двинулся через посадочную полосу: туда, где, как услужливо подсказывала чужая память, находились люди. Люди, которые могли подсказать ему, куда двигаться и что делать дальше. Это могли быть летчики и прочий военный люд, знавший Эрика или, по крайней мере, знавший не меньше, чем он.
      Когда он шел, в воздухе раздался странный свист, от которого мурашки пробежали по спине. И тут его новая память напомнила ему, что такой звук издают истребители Вакк Файтерс, заходя на посадку. Герцог заторопился, стараясь поскорее убраться с взлетно-посадочной полосы, пока они не посыпались с неба ему на голову, эти стремительные легкие алюминиевые штуковины. Но, к его удивлению, их оказалось не так много, всего каких-то два десятка. Садились они потрепанные, помятые пилоты спрыгивали вниз, рыча и проклиная все на свете. Лохмотья с опаленных огнем комбинезонов летели на асфальт. Другие били кулаками по обшивке своих кораблей. Одна, женщина с глазами, полными слез, разрядила всю обойму через иллюминатор. Слова, слетавшие у всех с губ, выражали общее настроение. Беринговы Врата оказались катастрофой.
      Странное чувство охватило Герцога - как молния в позвоночнике, - он бросился без оглядки вдоль линии домов, зданий, строений. Он бежал, насквозь мокрый от пота, вдоль комплекса ангаров, пока наконец не нашел тот, в котором происходило заседание. Услышав знакомые имена и места, вызвавшие проблески в памяти, он тут же проворно скользнул в одно из винтовых кресел, стоявшее особняком. Как он ни пытался, старался, прислушивался, ему так и не удалось понять, о чем говорили главные участники происходящей драмы. Ощущение было такое, будто он пытается думать насквозь простреленной головой, из которой все уносит ветер.
      Тем не менее Герцог остался в своем кресле. Хотя здесь явно не хватало кондиционера, ангар все-таки был неплохим убежищем от попадания прямого солнечного света, и, несмотря на неотвязные сомнения, что здесь душно, как в аду от ржавого раскаленного металла, он все же чувствовал себя не менее комфортабельно, чем в отеле.
      По крайней мере, пассивное ожидание сменилось активным.
      Обвинение и защита уже высказались, после чего триумвират встал и покинул зал заседаний через боковую дверь. Герцог бросил взгляд на часы, подумав, не стоит ли вернуться в отель, чтобы перекусить. Впрочем, не обязательно. Еда - не тема для размышлений. Она или есть, или ее нет.
      Наконец судебная тройка вернулась. Недолго они заседали, подумал Герцог и снова посмотрел на часы, с удивлением обнаружив, что прошло уже семь с половиной часов. Он в ужасе посмотрел на циферблат, пытаясь сообразить, в чем тут дело, когда средний из членов триумвирата встал и прокашлялся.
      - Слушается дело - Терранские Межпланетные Силы против кадета Эрика Леланда Диксона по поводу гибели ефрейтора Дерральда Дикса. Выслушав убедительные показания сторон и рассмотрев все факты, имевшие место в случившемся инциденте, мы пришли к следующему заключению...
      Едва слышимый ропот пронесся по рядам присутствующих. Спины разом выпрямились, и шеи напряглись. Все глаза были прикованы к помосту, возвышавшемуся перед ними.
      - Подождите! - вырвалось у Герцога. Я знаю, как...
      - Полковник Грейшет, генерал Байэдж и я вынесли единодушное решение, что кадет Диксон в смерти ефрейтора Дикса - невиновен.
      Среди присутствующих тут же поднялся невообразимый шум, началось обсуждение вынесенного приговора. Но тут фигура в центре протянула руки, и все разом оборвалось.
      - Ранения, нанесенные Диксу, с определенной уверенностью нельзя отнести к категории непоправимо смертельных. Свидетельские показания доказывают вину обеих сторон, поэтому дело считается закрытым. Смерть ефрейтора Дикса отныне рассматривается как несчастный случай, вплоть до следующего выяснения обстоятельств дела и обжалования приговора.
      Шум в зале вспыхнул с новой силой, как костер, в который плеснули из канистры с керосином. Однако глава триумвирата, не обратив на это внимания, продолжал:
      - В деле по поводу покушения на жизнь ефрейтора Дикса со стороны кадета Эрика Лейланда Диксона мы, таким образом, выносим кадету Диксону общественное порицание и просим не повторять подобных поступков. Тем более, учитывая военное время, в наших же интересах не терять время на преследование нашего таланта, тем более такого масштаба.
      В отношении добровольного вылета кадета Диксона с грузом к наблюдательному посту П-З-А для ремонта системы наблюдения мы, таким образом, узнали о его готовности, храбрости и решительности. Дисциплина оставляет желать лучшего, однако мы склоняемся к рекомендации майора Фелица, согласно которой Диксон должен быть награжден за столь похвальное несение службы. Кадет Диксон вместо благодарности после вылета на пост П-З-А получает устный выговор и строгое предупреждение о том, что никакие успешные действия на поле боя не извиняют столь вольного обращения с сослуживцем и тем более - старшим по званию, - человек с кафедры посмотрел каменным взором на стулья первого ряда. - Это понятно, кадет Диксон?
      Молодой Диксон кивнул:
      - Да, сэр. Это понятно.
      - Очень хорошо, - отозвался мужчина, удовлетворенно кивнув. - Если нет никаких замечаний и комментариев, слушание дела считается законченным.
      Члены триумвирата встали и удалились через боковой выход. Герцог тут же вскочил и рванул к Диксону в первый ряд, высматривая его. Будущий герой войны стоял среди сослуживцев, пожимая руки и принимая поздравления от своей команды адвокатов. Однако чем дальше, тем плотнее становилась толпа на его пути, и вскоре Герцог понял, что в этом зале, должно быть, собралось все население Станции Нарофельд. Он изо всех сил пытался пробиться к Диксону или хотя бы максимально сократить расстояние, чтобы докричаться до него, но безуспешно. Диксон был окружен со всех сторон, замкнут в плотный круг и пожимал руки всем сочувствующим. Впрочем, самого кадета мало радовала эта победа - как заметил Герцог по бледному лицу Диксона. Ввалившиеся глаза и болезненный вид выдавали в нем не победителя на процессе, а, скорее, висельника, получившего минутную отсрочку приговора.