9

То было их потаенное местечко. Никто из взрослых о нем не ведал. Никто и вообразить не мог, что в густых зарослях вереска укрылась крохотная зеленая долина, прильнувшая к разрушенной стене. Соланж и Дэймону пришлось проложить настоящий тайный ход в колючих зарослях, и труды их были вознаграждены. Там был настоящий рай. Мягкий ковер зеленой сочной травы. Проворные муравьи. Жуки с радужными панцирями. Осколки кварца, сияющие на солнце. И над всей этой сказкой – пение птичек.

Соланж была совсем юной. Дэймон перерос ее на целую голову. Он сидел рядом с ней в траве, скрестив ноги. Стебельки проказливо щекотали ее подбородок. Соланж, однако, была грустна: Дэймон сердился на нее, а это значило, что и самой Соланж было не по себе.

Слезы ручьями катились по круглым детским щекам. Впервые в жизни Дэймон не спешил успокоить ее, не обнял ее.

? Прости, – горестно всхлипывала Соланж, – прости, что я так поступила. Ну, пожалуйста, Дэймон, прости меня...

Но его мальчишеское лицо оставалось бесстрастным, неумолимым.

?Ты сама виновата, – говорил он. – Я ведь сказал тебе не делать этого, а ты все же сделала. И это очень плохо.

– Нет, нет, нет, – рыдала Соланж, и ей казалось, что сердце ее сейчас разорвется от горя.

– Плохая девочка, – строго упрекал Дэймон.

Только теперь он был совсем взрослый. Рядом с ней в траве сидел мужчина с карими глазами. Он смотрел на нее с отвращением.

Соланж потянулась к нему, и вдруг оказалось, что она тоже взрослая. Рука женщины, а не девочки тянулась к Дэймону. Голос женщины, а не девочки умолял о прощении. «О, пожалуйста, Дэймон, пожалуйста...»

А он все менялся, становясь то мужчиной, то мальчиком. И мужчина, и мальчик отвергали Соланж, бросали ее в колодец с густой, высокой травой... «Неужели я так плохо поступила? – думала она. – Неужели меня не возможно простить? Я должна была это сделать, Дэймон! Ты моя жизнь, мой свет. Пожалуйста, обними меня...» Но он в ответ лишь качал головой. Издалека донесся вой одинокого волка...

Соланж проснулась в ледяном поту. Он насквозь пропитал ночную сорочку. Было очень холодно. Волчий вой, услышанный во сне, повторился тоскливым эхом, наполнил сердце ее невыразимым ужасом.

То была первая ночь Соланж в стенах Вульфхавена. И впервые за много месяцев она опять увидала этот сон. Боль утраты мучительно терзала сердце. Соланж так надеялась, что этот страшный сон остался там, в Дю Кларе. Она не желала снова проходить через эту муку. Ей казалось, что старая боль ушла навсегда. Как жестоко она ошиблась!

Чтобы унять дрожь, Соланж закуталась в одеяло и выбралась из постели. Она подошла к большому окну, с видом на укутанный туманом лес. Окно было распахнуто настежь. Она сама оставила его открытым, не заботясь о том, что выстудит комнату. По крайней мере, здесь было вдоволь свежего воздуха. Она оперлась локтями о подоконник, наслаждаясь ледяным дыханием ветра. За лесом грохотал о гранитные утесы океанский прибой. Его размеренный глухой шум несся над верхушками деревьев, долетая до самого замка. Вульфхавен...

Стоящий между лесом и морем, куда более дикий и прекрасный, чем могла вообразить Соланж, замок Дэймона пришелся ей по сердцу с первой же минуты, с первого взгляда.

Здесь она была, как дома.

Он, правда, совсем не был похож на Айронстаг, где Соланж появилась на свет, где протекала ее беззаботная юность.

Нет, этот замок напоминал призрачное пристанище давно прошедших времен. Едва Соланж увидела эти по черневшие от времени башни, изящные и четкие очертания стен, она сразу узнала их. Душа ее радостно пела, приветствуя возвращение домой, и Соланж даже не задумывалась, откуда взялось это странное чувство. Она вообще ни о чем не желала задумываться. Ни сомнениям, ни страхам не должно быть места в ее новой жизни. Ей хотелось лишь с радостью принять в себя все, что окружало ее в Вульфхавене, возродиться к новой жизни в этих древних, как мир, чертогах. Соланж не знала, долго ли ей будет позволено здесь находиться, поэтому старалась насладиться сполна каждой минутой пребывания в Вульфхавене.

Неожиданное появление Дэймона, да еще с вестями о смерти отца, потрясло Соланж. Тем не менее, она считала, что маркиз Локвуд прибыл как нельзя вовремя. Решение покинуть замок уже было принято, и приезд Дэймона лишь ускорил его осуществление.

Соланж планировала найти убежище в английском монастыре, если повезет добраться до Англии. Она скопила достаточно золота, чтобы рассчитывать на благожелательный прием. Смерть Генри спутала все ее планы, и Соланж показалось естественным вместо монастыря отправиться в Айронстаг. Будь жив отец, она ни за что на свете не решилась бы на такое. То была, конечно, давняя, почти детская обида, но к ней примешивался взрослый страх, что ее вернут в Дю Клар, даже не выслушав, не спросив, каково ей живется.

А возможно, Соланж просто хотелось попрощаться с Айронстагом. Вспоминая сейчас последние часы, проведенные в Дю Кларе, Соланж не могла не признать, что ее действия отнюдь не были продиктованы здравым смыслом. Она предполагала, что после смерти отца Айронстаг отойдет к Редмонду, но надеялась успеть покинуть замок прежде, чем там появятся его люди.

Но судьба распорядилась иначе, и теперь ее домом стал Вульфхавен. Соланж нисколько не тосковала по Айронстагу. Теперь она была уверена, что именно Вульфхавен предназначен был стать ее домом. Просто возвращение в этот дом задержалось на девять лет.

Комната ее была светлой и просторной. Обстановка настолько отвечала ее вкусам, будто кто-то... Но кто, кроме Дэймона, мог знать ее вкус? Даже окно, большое и светлое, обращено было на запад, а ведь закат всегда был ее излюбленным зрелищем. Соланж была не на столько тщеславна, чтобы полагать, будто Дэймон и впрямь обставил эту комнату именно для нее, ведь он не знал, что однажды она появится здесь. Впрочем, быть может, Дэймон так часто вспоминал ее, что это повлияло на обстановку комнаты?

Или же она просто глупая мечтательница. Вряд ли Дэймон сам занимался обустройством комнат. Он же, в конце концов, не женщина...

Эти размышления подвели Соланж к вопросу, существует ли маркиза Локвуд? Она подперла кулачком подбородок и задумалась. Нет, если б Дэймон был женат, он бы сам сказал ей об этом. Или же она как-нибудь дога далась бы.

Отвернувшись от окна, Соланж окинула взглядом высокую деревянную дверь в стене около кровати. Эта дверь явно вела в другую комнату. Другую спальню.

Отряд прибыл в замок, когда все его обитатели уже улеглись спать. Соланж была охвачена усталостью и странным, колдовским возбуждением. И все же, как сильно Соланж ни восторгалась замком, осмотреть его как следует она не успела. Ночная стража уже подняла ворота, и Дэймон почти силой затолкал ее внутрь, заверяя, что об Иоланде хорошо позаботятся.

Соланж отказалась и от еды, и от питья. Ей хотелось лишь одного – где-нибудь приклонить голову и заснуть мертвым сном. Спутники ее тоже были измождены дорогой и мгновенно исчезли в своих комнатах. Дэймон проводил Соланж в эту спальню, и пока она, пошатываясь от усталости, стояла посреди комнаты, развел в очаге огонь, а затем ласково взял ее за плечи и подвел к кровати.

И ушел, пожелав ей спокойной ночи.

Сейчас Соланж пыталась вспомнить, в какую дверь он вышел. Возможно, это была та самая дверь у кровати, но тогда Соланж не обратила на это внимания. Ей хотелось лишь одного – поскорее снять с себя грязную одежду и рухнуть на мягкие перины.

Появилась служанка... Или это приснилось? Да нет же – ведь на ней незнакомая ночная сорочка из тонкой голубой шерсти. С трудом Соланж вспомнила: служанка принесла сорочку, и кувшин с водой, поставила его на стол и без единого слова удалилась. Все верно, она как раз вышла в дверь у очага, то есть в коридор.

Волоча за собой одеяло, Соланж решительно подошла к загадочной двери. Простая, без украшений железная ручка легко повернулась.

За дверью, как и предполагала Соланж, оказалась вторая спальня. Была она гораздо просторней ее комнаты, но весьма скудно обставлена... И казалась знакомой до боли. Человек, спавший на кровати, был почти неразличим, но Соланж твердо знала, кто это. Она была в спальне Дэймона.

Там царила обычная для него скромность. Убранство было по-мужски простым, но элегантным. Окно было таким же, как в комнате Соланж, и выходило на ту же сторону. Ковры приглушенных тонов. Крепкая деревянная мебель. Два больших сундука. Великолепная коллекция оружия на дальней стене.

Другую стену занимала его коллекция трав и снадобий. Дэймон смастерил для нее удобные полки до самого потолка. На некоторых кувшинчиках и склянках до сих пор были ярлыки, надписанные рукой Соланж.

Увидела она также камешки, лежавшие на столе, а рядом с ними – платочек, вышитый ее рукой, – крохотное знамя давней любви. Платок истрепался и выцвел. Но его бережно хранили...

«Вот и все, что я оставила ему, – с горечью подумала Соланж. – Поблекший, жалкий клочок ткани. Дэймон заслужил большего, гораздо большего».

Ее вдруг охватила сладостная печаль, перед глазами все поплыло. Чтобы не разрыдаться, Соланж прижала руки ко рту. Потом отвернулась и, неловко придерживая на плечах одеяло, пошла к двери, чтобы без лишнего шума вернуться в свою спальню.

– Соланж, – позвал с кровати тихий голос.

Она замерла, точно вкопанная.

– Подойди сюда, – позвал Дэймон.

Соланж не двинулась с места. Она не могла шевельнуться.

– Пожалуйста, – хриплым шепотом добавил он. За ее спиной зашуршали одеяла – Дэймон поднялся с кровати.

Времени не оставалось, выбора – тоже. «Ты ведь именно этого хотела, – прошептал в ее сознании тихий голос, – именно ради этого ты и отворила дверь. Будь же честна хотя бы перед собой!»

Соланж выпрямилась и сбросила с плеч одеяло. Оно мягкими складками легло на пол, к ее ногам. Она тяжело дышала, то ли от страха, то ли от радостного предвкушения. «Повернись! – строго велел все тот же голос. – Повернись и погляди на него. Он это заслужил».

И она послушалась. Тонкая сорочка облегала ее тело, почти не скрывая очертаний фигуры. Это зрелище было так волнующе, что Дэймон замер на полпути... И – Соланж увидала, что он полностью обнажен. Она стыдливо опустила глаза... и тут же торопливо уставилась на его лицо, изо всех сил стараясь больше никуда не смотреть.

– Соланж, – повторил он, и на сей раз в охрипшем голосе прозвучало откровенное желание. – Если не хочешь, чтобы эта дверь закрылась за тобой навсегда, лучше уйди сейчас.

Она облизала пересохшие губы.

– Я не хочу уходить.

Дэймон не двинулся с места. Глаза его мерцали в темноте, руки сжались в кулаки.

– Ты не понимаешь. Я сделал ошибку, окликнув тебя. Уходи, возвращайся к себе.

Вместо ответа Соланж осторожно переступила через складки одеяла. Тонкая ткань сорочки соблазнительно струилась при каждом ее движении. Подойдя почти вплотную к Дэймону, Соланж отступила на шаг и пристально взглянула в его лицо.

– Я не могу, Дэймон Вульф. Я не хочу возвращаться в свою комнату. Все, что мне нужно, – быть здесь. С тобой.

Дэймон стиснул зубы. Только сейчас ему снилось потаенное местечко их детских игр, а, проснувшись, он увидал в полумраке комнаты Соланж. Сначала ему почудилось, что это лишь продолжение сна. Но это был не сон, и когда Соланж повернулась, чтобы уйти, Дэймон окликнул ее, не думая, что делает. За него говорила его страсть.

– Прошу тебя... – прошептала она и, задрожав всем телом, зябко прижала руки к груди. – Мне так холодно...

Спасения не было. Дэймон сделал последний шаг, и когда Соланж оказалась в его объятиях, она испытала одну лишь безумную радость. Этой ночью она должна возродиться к новой жизни, исполнить то, ради чего явилась в этот мир.

Дэймон целовал ее с прежней, неистовой страстью, и Соланж с такой же страстью отвечала ему. Она осыпала поцелуями его лицо, обвила руками шею, чтобы дотянуться губами до жестких темных волос. Дэймон подхватил ее на руки и, прижав к груди, понес к кровати.

Он хотел, было опустить Соланж на простыни, но она лишь крепче сомкнула руки, не желая выпускать долгожданную добычу. Тогда Дэймон, лукаво улыбнувшись, осторожно лег на постель вместе с ней и нежно прижал ее к себе. Соланж едва не вскрикнула от счастья, всей своей плотью ощутив живой жар его сильного мускулистого тела. Губы их вновь встретились в поцелуе, и пальцы Соланж утонули в волосах Дэймона.

Руки Дэймона ласкали ее тело, обжигая сквозь тонкую ткань сорочки. Сгорая от нетерпения, Соланж хотела, было сбросить ее, но Дэймон удержал ее бережно, но властно.

– Погоди, – сказал он хрипло. – Я сам.

И снова поцеловал Соланж, медленно и жарко, кончиком языка лаская ее нежные, податливые губы. Затем язык его проник глубже, во влажную глубину рта, и Соланж показалось, что сейчас она сгорит дотла – с такой силой охватило ее пламя страсти. Дэймон, однако, не спешил. Придерживая руки Соланж, он с дразнящей улыб кой ласкал ее бедра, нарочно медленно водил пальцами по нежной шелковистой коже, поднимая все выше тонкую ткань сорочки. Соланж упивалась этими ласками, трепетала от предвкушения.

Когда пальцы Дэймона коснулись потаенного местечка между ног, с губ ее сорвался стон. Дэймон заглушил его поцелуем, продолжая ласкать все смелее.

Он неотрывно смотрел на Соланж, зачарованный силой ее желания. Она закрыла глаза, словно пыталась утаить от Дэймона, какое наслаждение доставляют ей его ласки. Губы ее, влажные, припухшие от поцелуев, были маняще приоткрыты. Никого в жизни Дэймон не желал так страстно, как эту женщину, и сейчас она являла собой воплощение страсти. Она была невинно чиста и в то же время нестерпимо соблазнительна, и это сочетание безмерно распаляло Дэймона.

Не отпуская сведенных над головой рук Соланж, он наклонился ниже и покрывал поцелуями ее грудь. Губами он отыскал восхитительно твердый сосок и чуть прикусил его зубами.

Сладостная дрожь пробежала по всему телу Соланж, и она выгнулась навстречу его губам.

– О, пожалуйста, – шептала она лихорадочно, – пожалуйста, скорее...

Дэймон и сам не мог больше ждать. Одним движением он отпустил руки Соланж и сдернул с нее сорочку. Нагота ее была великолепна, волшебна. Округлые груди с розовыми твердыми сосками влекли и манили его, бархатисто-гладкие бедра были по-девичьи стройны, темный шелковистый треугольник между ними сулил немыслимое блаженство, которое до сих пор только грезилось Дэймону в мучительных снах.

– Боже, как ты прекрасна! – благоговейно прошептал Дэймон.

Соланж открыла глаза.

– Ты еще прекраснее, – отозвалась она с серьезным видом.

Дэймон приглушенно рассмеялся, но руки Соланж уже скользили по его телу, пока не добрались до сокровенной мужской плоти. Тонкие пальцы игриво и чувственно коснулись самого его естества. Смех замер на губах Дэймона, сменившись сдавленным стоном.

– Соланж, ты сводишь меня с ума... Перестань, иначе я не знаю, что натворю...

– Ты самый восхитительный мужчина в мире! – с восторгом прошептала она. – Я хочу почувствовать тебя всего, всего...

Сгорая от нетерпения, Дэймон раздвинул коленями ее бедра и опустился ниже, осторожно входя в нее, погружаясь во влажную сокровенную негу. Ему казалось, что еще миг, и он умрет – так велико было наслаждение.

Соланж прильнула к нему, восторженно принимая в себя его распаленную плоть. Дыхание их было неровным и частым. Дэймон погружался в нее все глубже. Ноги Соланж обвили его талию.

В этот сладостный миг исчезло все: горе, гнев, отчаяние, боль прошлого и страх будущего. Во всем мире была лишь одна Соланж. Ее нежная, жаркая, податливая плоть. Размеренное движение их разгоряченных тел. Огонь поцелуев и страстный, невнятный шепот, срывающийся с губ. Она была хрупкой, точно драгоценный хрусталь. Обжигающей, словно пламя. Дэймон жаждал лишь одного – владеть ею вечно.

Соланж выкрикнула его имя, запрокинув голову в неистовом восторге, и вместе они достигли ослепительно сияющей высоты блаженства. Они парили над миром... Все прочее больше не имело значения.

– Дэймон... – прошептала Соланж, глядя в его глаза.

Они лежали, не выпуская друг друга из объятий. Дыхание их становилось все ровнее. Затем Дэймон бережно отстранился и укрыл одеялами их обоих.

В сознании Соланж промелькнула ленивая мысль, что надо бы подняться, уйти к себе, но она не в силах была оторваться от Дэймона. Изможденные страстью, они погрузились в глубокий сон, и Дэймон нежно прижимал к груди самую большую любовь своей жизни, в забытьи упиваясь теплом ее блаженной истомы.

Кто-то колотил в дверь кулаками.

Никто в замке не посмел бы в этот час побеспокоить Дэймона. Во-первых, потому что было еще слишком рано. Во-вторых, потому что на коврике за дверью всегда спал оруженосец Вреден, именно для того, чтобы охранять покой хозяина.

Дэймон прикрыл ладонью глаза и потянулся. В постели было тепло, уютно, и покидать ее совсем не хоте лось.

Соланж! Дэймон подскочил с бьющимся сердцем и тут же увидел, что она по-прежнему рядом, по-детски трогательно свернулась калачиком, подтянув одеяло к самому подбородку. Под его взглядом она пошевелилась, потянулась, с забавным наслаждением зевнула. Дэймон не мог оторвать от нее глаз. Соланж здесь, в Вульфхавене, в его спальне.

Он провел ночь с Соланж.

– Милорд! Милорд, проснись! – Это был голос оруженосца. В дверь продолжали стучать. Доносилось приглушенное бормотание.

Дэймон выбрался из постели, набросил на плечи одеяло и подошел к двери.

– Убирайтесь! – раздельно сказал он.

– Локвуд, это ты? Я требую, чтобы ты немедленно вышел. Слишком долго я ждал твоего появления!

– Это Лоншан, милорд, – послышался голос Год вина. – Кажется, ты ему очень срочно нужен.

– Локвуд, вот уже битый месяц я наслаждаюсь сомнительным гостеприимством в твоем замке и сыт им по горло! Я велел твоим людям разбудить меня, как только ты вернешься, но они ослушались! Это возмутительно!

– Я скоро выйду, – сказал Дэймон. – Уходи.

– Ты выйдешь немедленно! – бушевал Лоншан.

Соланж сидела в постели, широко раскрыв глаза и прижимая к груди смятые простыни. Прислушиваясь к шуму, она лихорадочно оглядывалась.

– Оставайся на месте, – шепнул ей Дэймон и вновь повернулся к двери. – Послушай, Говард, я ведь уже сказал тебе, что скоро выйду. Этого должно быть достаточно.

– Вовсе нет! Мне уже говорили, что ты, мол, скоро вернешься из Франции, но ждать пришлось добрых три недели! Я желаю покинуть этот проклятый замок, как только исполню приказ короля! Если ты сейчас же не откроешь дверь, я буду читать королевский указ прямо в коридоре и сам выгребу золото из твоих сундуков!

Услышав о королевском указе, Дэймон торопливо принялся отпирать засов, разъяренный дерзостью Лоншана и тем, что Соланж услышит недобрую весть об Айронстаге прежде, чем он сам ей все объяснит.

Дэймон приоткрыл дверь.

– Как видишь, – холодно сказал он, – я еще не совсем готов к встрече с королевским посланником. Мне надо одеться.

Узкие глазки Лоншана сузились еще больше.

– Тогда я подожду в твоей спальне! Довольно с меня всяких отговорок! Мои люди уже готовы тронуться в путь. Ты задерживаешь нас... – С этими словами Лоншан дернул дверь на себя и ворвался в спальню. За ним последовали все остальные.

От кровати донесся пронзительный женский вопль. Одеяла взметнулись вверх. Лоншан застыл на месте.

– Пошел вон, – процедил Дэймон, шагнув к нему.

– Да ладно, приятель, – фыркнул тот с показным безразличием. – Твоя шлюха нам не помешает.

Без единого слова Дэймон схватил наглеца за шиворот и вышвырнул через порог с такой силой, что Лоншан пролетел через коридор и врезался в стену.

– Бог ты мой, – ужаснулся Годвин.

– Пошли все вон! – разъяренно кричал Дэймон. – Годвин! Присмотри за тем, чтобы это, – он ткнул пальцем в неподвижного Лоншана, – больше не совало носа ко мне. Собери чертово золото и отдай ему! Я скоро спущусь.

– Слушаюсь, милорд, – отозвался Годвин и с почтительным поклоном удалился, уводя с собой остальных. С легким стуком захлопнулась дверь, и Дэймон запер ее.

Боже, ну и переделка! Под грудой одеял вздрагивала Соланж. Дэймон бросился к ней, торопясь уверить любимую, что все в порядке. Одеяла дрожали, как-то странно подпрыгивали. Дэймон даже испугался. Соланж, должно быть, вне себя после такой отвратительной сцены! Как бы у нее не началась истерика...

Он присел на краю кровати и положил руку на дрожащее под одеялом плечо.

– Все в порядке, родная. Они ушли.

Соланж высунула голову, и Дэймон ободряюще улыбнулся ей.

– Можешь вылезать.

Тогда она вынырнула из-под одеял, но тут же согнулась вдвое, и волосы темными волнами скрыли ее лицо. Дэймон совсем растерялся.

– Это моя вина. Не следовало мне открывать дверь. Черт бы побрал этого болвана! Он донимает меня с тех пор, как... словом, уже не один год. Любовь моя, не принимай близко к сердцу его слова!

Соланж шумно втянула в себя воздух и вдруг разразилась звонким хохотом.

Дэймон потрясенно уставился на нее. Она хохотала так, что слезы брызнули из глаз.

– Если бы ты только видел его лицо, когда он заметил меня!

– Так он тебя видел?

– Ну да, всего секунду. Но, Дэймон, какое у него было лицо! Никогда прежде не видела таких выпученных глаз!

Дэймон невольно усмехнулся, представив себе эту картину.

– По правде говоря, ты немного похожа на его жену.

– В самом деле?

– Совсем чуть-чуть.

– Бедная, каково ей быть замужем за таким надутым индюком! Я ей от души сочувствую.

– Не стоит, – сухо сказал Дэймон. – Она всегда найдет, чем утешиться.

Соланж наклонила голову, окинув его испытующим взглядом.

– Понимаю. Скажи мне, а кто он такой?

– Говард Лоншан – королевский посланник. Он прибыл сюда по приказу Эдварда и скоро уедет.

– Я понимаю.

Больше она не сказала ни слова, просто смотрела на Дэймона. Копна спутанных волос придавала ее лицу колдовское очарование. Кожа в утреннем свете светилась сливочной белизной. Дэймон поймал себя на том, что смотрит на ее губы и мечтает вновь испробовать их сладость.

– Тебе лучше уйти, – сказал он медленно.

– Неужели? – Соланж насмешливо изогнула бровь.

– Мне нужно поговорить с Лоншаном. Не хотим же мы, чтобы он снова ворвался сюда.

– Не хотим, – подтвердила Соланж.

Голова у Дэймона шла кругом. Соланж держалась совсем не так, как он ожидал. Она не кричала, не злилась, не плакала, не скандалила. Напротив, это досадное происшествие явно позабавило ее. Довольно странное поведение для графини Редмонд, которую только что назвали шлюхой.

Но это была Соланж. Она всегда изумляла Дэймона.

– Я пришлю в твою спальню служанку с одеждой. Прости, но мне тоже нужно одеться.

Он поднялся, протянул Соланж ее сорочку и отвернулся, чувствуя себя при этом полным дураком. Потом Дэймон предложил Соланж руку и повел ее в соседнюю спальню. Все казалось нереальным. Мысли путались.

Соланж здесь, в Вульфхавене. Она вернулась к нему, разделила с ним ложе, подарила ему самый драгоценный подарок – себя, а он велел ей одеться и уйти. Болван! Он должен был пасть на колени, сказать, как безмерно он ее обожает, каким блаженством была для него эта ночь...

Соланж смотрела, как он мнется, подыскивая слова, и в глазах ее под густыми темными ресницами играли золотые искорки.

– Эта комната принадлежала моей матери, – наконец выдавил Дэймон и понял, что опять сказал не то, что нужно.

Соланж, кивнула.

– Замечательная комната.

– Я рад, что тебе здесь понравилось, – Дэймон неловко кашлянул.

Наступила тишина. Из коридора доносились приглушенные голоса, шаги. Замок пробуждался.

– Что ж, до встречи, – сказал он, выпустив ее руку.

Соланж удержала его.

– Дэймон... Спасибо тебе. Он покраснел, точно школьник.

– Тебе спасибо, – пробормотал он, не глядя на Соланж, и поспешно вышел.

Войдя в залу, Дэймон увидел Лоншана, развалившегося в кресле и прижимающего к своему синяку кусок сырого мяса. Годвин стоял рядом и, как всегда, что-то говорил. Люди Дэймона и королевские солдаты заняли позиции по обе стороны большого стола, и только что не рычали друг на друга.

В своих дружинниках Дэймон был уверен. Какими бы разными они ни были, каждый из них беспредельно предан Дэймону и не станет действовать без его знака.

Но вот королевские солдаты могли стать проблемой. По их настроению было ясно, что они возмущены поступком Дэймона. Благодарение богу, людей Дэймона было заметно больше.

С годами Дэймон превратился в бесстрашного рыцаря. Он был ловким бойцом, хорошим полководцем и пре красным тактиком, о нем ходили легенды. Рассказывали о том, что он одержим демонами. И это не было преувеличением. Особенно сейчас. Нынче эти демоны несли его вперед, чтобы настичь добычу.

«Осторожнее!» – думал он, изо всех сил стараясь овладеть собой. Именно сейчас Дэймон не мог себе позволить окончательно рассориться с Лоншаном – ведь еще оставалась загадка поспешного бегства Соланж из Дю Клара. Когда все разъяснится, он сможет действовать без помех, а до тех пор руки у него связаны. Сомнения нет, рано или поздно, эта история станет достоянием всех, но чем позднее, тем лучше. Если Лоншан встретится с солдатами Редмонда, Дэймону несдобровать. Что ж, придется умасливать этого надутого осла.

Дэймон оделся, как всегда, в черное. На груди его фасовался герб: серебряный волк под полумесяцем. Едва он вошел, все разговоры стихли. Маркиз Локвуд был почти на голову выше всех мужчин в зале, и многие солдаты короля с неподдельным трепетом взирали на Локвудского Волка. Вид у него был столь величественный, словно он повелевал всей страной, а не только землями Вульфхавена.