ГЛАВА 67

Арнор, башня Амон-Сул — Мордор,

западный край кратера вулкана Ородруин.

1 августа 3019 года Третьей Эпохи, за четверть часа до полудня

— Держать!! — сплющенным в хрип голосом — скомандовал Гэндальф, будто бы сам удерживая на весу неподъемную тяжесть — да так оно, собственно, и было; то, что тяжесть эта не вещественная, никакого значения не имело. Маги Белого Совета — все четверо — остались уже совершенно без сил, и предобморочный пот густо катился по их завосковевшим лицам. Вообще-то для той работы им бы следовало встать пентаграммой, но теперь их числа хватало лишь на квадрат... Ах, Саруман, Саруман!..

Весь пол зала занимала огромная карта Средиземья, нарисованная прямо на каменных плитах — несколько схематично, но с точным соблюдением пропорций и ориентации по сторонам света. На центральной части карты, соответствующей Арнору, лежал сейчас палантир, который разбрасывал по сторонам беспорядочные разноцветные блики — желтые, голубые, зеленоватые. Однако усилия Белых магов все же не пропадали втуне: вспышки мало-помалу обратились в ровное свечение, распавшееся затем на отдельные разноцветные лучи, тонкие как вязальная спица. Тут Гэндальф произнес краткое «закрепляющее» заклинание, прозвучавшее сейчас как команда «Майна!», маги хором повторили его, после чего позволили себе расслабиться — будто поставивив наконец на пол переносимый на руках сервант, набитый хрусталем. Порядок — первая часть работы сделана.

Цветные шнуры, что веером разбегались по полу от центрального палантира, уходя куда-то за стены зала, соединяли сейчас кристалл с шестью другими, рассеянными по Средиземью: точку на карте, где находится этот другой палантир, определить, конечно, нельзя — только направление, однако и это немало. Прежде всего Гэндальф изучил золотисто-желтый луч, ведущий строго на Закат, в необозримые океанские просторы. Желтый цвет означает, что тот, второй, палантир пребывает в нормальном рабочем состоянии — следовательно, это палантир короля закатных эльфов Кирдэна-Корабела; маг удостоверился, что луч проходит точно через ту точку линдонского побережья, где и должна располагаться башня Эмин-Бераида, и удовлетворенно кивнул: их карта сориентирована практически идеально, можно работать дальше.

Два мутно-зеленых луча, образующие почти прямую линию и ведущие один на северо-северо-закат, в Льдистый залив, а второй — на юго-юго-восход, к устью Великой Реки, его не интересовали: это наверняка погребенные в морской пучине полантиры с затонувшего корабля принца Арведуи и унесенный андуинским течением палантир Осгилиата. А вот наконец и то, ради чего все затеяно: два луча имеют лазоревый цвет (значит, палантиры работают, но при этом прикрыты защитными чехлами с серебром) и, расходясь под очень малым углом, ведут на юго-восход. В Мордор. Мать-перемать... так и есть...

— Откуда же у них в Мордоре взялся второй кристалл, Гэндальф?

— А вы поглядите на карту: никакой линии, ведущий на Эмин-Арнен, не прослеживается. Надо думать, Его Высочество князь Итилиенский, продолжая свои довоенные восходные игры, передал палантир Денетора этим Морготовым отродьям... Сучий потрох... Жаль, Арагорн не придушил его тогда в госпитале...

— Ну, это ты зря... А если Арагорн с Фарамиром на самом деле просто заключили между собой тайный союз против эльфов — используя остатки разгромленных орков? Тогда минас-тиритский палантир мог передать оркам и сам Элессар Эльфинит... В конце концов, против эльфов сейчас играют все — включая и нас самих, — но только порознь.

И все равно, растерянно думал Гэндальф, общий смысл картины ясней не становится. Пророчество «Вакалабата» многозначно, но один из способов его прочтения таков: «Магия уйдет из Средиземья вместе с палантирами» (причем произойти это должно нынче в полдень) — либо не уйдет вовсе... Как так? Он вновь всмотрелся в темно-голубые «мордорские» лучи: один проходит через Барад-Дур и восходную оконечность озера Нурнон, второй — несколько закатнее, примерно через Горгорат и Ородруин... Ородруин?!! Так вот, значит, что они задумали...

А может... да нет, какие тут, к дьяволу, совпадения! Похоже, эти мордорские недоумки решили сбросить свой кристалл в Вековечный Огонь и тем разрушить его. Ну и на здоровье — чего они этим добьются? Конечно, это несколько перекосит магические поля прочих палантиров, да и Зеркала заодно с ними, — но не настолько же, право, чтоб из Средиземья ушла магия! Даже если при этом попутно разрушится и еще какой-нибудь палантир, оказавшийся в этот самый миг настроенным на прием...

— Гэндальф! Погляди — что-то странное с «восходным» лучом!

Глава Белого Совета, впрочем, и сам уже заметил — с тем из лучей, что проходит через восходную часть Мордора, творится неладное: он стал периодически менять яркость и цвет — казалось, будто по небосводу время от времени проползает свинцовая грозовая туча.

— Но этого просто не может быть! — вновь подал голос маг в синем плаще. — В Средиземье есть лишь одна вещь, способная влиять на поле палантира, — Зеркало. Но Зеркало-то — у эльфов, в Лориене, а палантир в Мордоре...

И в этот миг жуткая догадка пронзила мозг Гэндальфа.

— Этот палантир не в Мордоре, — хрипло выговорил он, указывая на карту Средиземья. — Направленный в его сторону луч проходит через восходный Мордор — это верно. Но прежде того эта самая линия — глядите на карту! — проходит точно через Карас-Галадон: вот там-то он и находится — рядом с Зеркалом!

— Постой, может, это просто совпадение, у лориенских эльфов никогда не было своего палантира, а палантир Кирдэна на месте...

— Раньше не было, а теперь, как видите, есть! Я не знаю, кто сделал Владычице Галадриэль такой подарок — Арагорн, Фарамир или орки, — но она зачем-то сложила оба кристалла вместе. В полдень орки (а может, это и не орки — почем я знаю!) скинут свой палантир в жерло Ородруина, Вековечный Огонь перебросится с ородруинского полонтира на лориенский, а с него — на Зеркало, и вот тогда точно — всему конец! А когда разрушится Зеркало, в сгустки Вековечного Огня обратятся и все остальные Видящие камни — и наш в том числе. — При этих его словах Белые маги невольно отшатнулись в стороны, будто смертоносный пламень уже опалил их лица. — Вот тебе и «пророчество Вакалабата»! Живо, в треугольник! Помогайте мне — может, еще успеем...

Гэндальф опустился на колени перед палантиром, и между его ладоней замерцала густая цепочка голубовато-фиолетовых искр, которую он принялся наматывать на хрустальный шар — точь-в-точь как мотают в клубок пушистую шерстяную пряжу; в воздухе вокруг сразу возникла чуть пощипывающая в носу свежесть, будто где-то совсем рядом ударила молния. Трое остальных магов уже перелили в главу Белого Совета свою силу — всю, без остатка, и теперь просто застыли вокруг безмолвными изваяниями; никто из них в эти минуты не позволил себе думать об испепеляющем огненном драконе, ежесекундно могущем проклюнуться из своего хрустального яйца. Руки Гэндальфа двигались все быстрей и быстрей; давай, давай, Белый, на карту поставлено слишком многое, да что там многое — все!..

А потом он опустился на пол и пару секунд просто сидел, закрыв глаза; затычку фляги с эльфийским вином пришлось вытаскивать зубами — пальцы были как отмороженные, это теперь навсегда. Отпил пару глотков, зажав флягу между ничего не чувствующих ладоней, и, не глядя, передал ее Радагасту. Успели... Все-таки успели... Световой шнур, уходящий от их палантира к ородруинскому, был теперь не голубым, а багрово-фиолетовым; едва лишь те ребята вынут свой кристалл из защищающей его серебряной оплетки, как вокруг него обовьется голубой искристой нитью Гэндальфово заклятие. Ох, не хотел бы он быть тем, кто возьмет этот шарик в руки... «Ну что ж, теперь самое время перевести дух и не спеша поразмыслить: как бы нам успеть прибрать тот палантир — он ведь наверняка так и останется после этого лежать среди ородруинских скал».

...Халаддин оторвался от созерцания мерцающего золотом багрового расплава, что кипел едва ли не у него под ногами в глубинах кратерного тигля, и, щурясь и прикрываясь ладонью, оценивал положение чуть уже заступившего за полуденную черту солнца. Лориен лежит заметно закатнее Мордора, так что их — «ородруинский» — полдень должен опережать полдень «лориенский» где-то на четверть часа... Да, пожалуй, пора все-таки вытащить палантир из мешка и ждать, когда в нем появится Зеркало — если, конечно, Кумай выполнил свою задачу... «Не смей ток думать, слышишь?! — одернул он себя. — Он сделал все, как надо, и ты знаешь это совершенно точно... А вот тебе через несколько минут предстоит убить ту женщину... ну, не женщину — эльфийку, какая разница... Впрочем, чего там — все уже думано-передумано тысячу раз. Можно бы, конечно, перепоручить „исполнение приговора“ Цэрлэгу (вон он кемарит за камушками; ну и нервы!), но это уж как-то совсем...»

Путь до Ородруина оказался не слишком сложен. До перевала Хотонт их сопровождал Ранкорн — рейнджеру так и так надо было подыскивать себе место для хутора в верховьях Выдряного ручья, а там их принял с рук на руки Матун. Для Матуна «встреча разведгруппы Халаддина» могла теперь считаться просто краткосрочным отпуском с фронта: дома, в Мордоре, продолжалась война, а тут, за Хмурыми горами, была тишь и благодать. Фарамир к тому времени уже предпринял все возможные шаги для замирения с хмурогорскими троллями, и на прошлой неделе его дипломатические усилия завершились полным успехом: в Эмин-Арнен прибыла депутация из трех троллийских старейшин. Кое-кому — «не будем тыкать в него пальцем» — это сближение очень не нравилось, так что на подъезде к Поселку старейшин поджидала специально подготовленная диверсионная группа. Однако служба барона Грагера оказалась на высоте: она не только предотвратила покушение, но и доказала, что нити этой провокации тянутся «на ту сторону Андуина»; уцелевшие в схватке диверсанты были отпущены на свободу с наказом передать Его Величеству, что тому все же следует несколько разнообразить свои приемы... Старейшин, во всяком случае, Грагеровы доказательства убедили вполне: они разломили с князем Итилиенским традиционную лепешку и убыли, оставив своих младших сыновей служить в княжеской личной охране — союз заключен (итилиенские мужики, впрочем, к тому времени давно уже завели с троллями меновую торговлю, не дожидаясь на то никаких высочайших разрешений). Контролировавшие Кирит-Унгол эльфы глядели на это в полной ярости, но поделать ничего не могли — руки коротки.

— А как там у Ивара, Матун? Как маэстро Хаддами — все развлекает вас своими шуточками?

— Погиб Хаддами, — степенно отвечал троль. — Царствие небесное, достойный был мужик — никогда и не скажешь, что из умбарцев...

Тут он присмотрелся к физиономии Халаддина и, смущенно переменившись в лице, пробурчал:

— Прошу простить, сэр! Это я не подумавши... А этот ваш гондорец?..

— Тоже погиб.

— Ясно...

В отряде Ивара они пробыли буквально несколько часов; лейтенант все порывался дать им сопровождающих до Ородруина («На равнинах сейчас неспокойно, вастакские разъезды так и шастают»), но сержант только посмеивался: «Слышь, Матун — они меня поведут через пустыню!» Все верно: помогать орокуэну в пустыне — это вроде как учить рыбу плавать, а маленький отряд в их положении куда лучше большого. Так и дошли — вдвоем; с чего начали — тем и кончаем...

Да — время... Халаддин развязал мешок, раздвинул его жесткую ткань с вплетенными в нее серебряными нитями и взял в руки тяжелый хрустальный шар, отыскивая в его бледно-опалесцирующих глубинах служащие для настройки оранжевые искры.

...Здесь, под сводами Амон-Сул, безмерно далекий ородруинский палантир отражался сейчас в виде громадного, футов пяти-шести диаметром, мыльного пузыря. Видно было, как неведомый хозяин вертит кристалл в руках — на поверхности шара то и дело возникали ярко-алые отпечатки огромных ладоней, до того четкие, что можно было различить рисунок папиллярных линий.

— Что происходит?! Гэндальф, объясни! — не выдержал наконец маг в синем плаще.

— Ничего. В том-то и дело — не происходит ничего. — Слова Гэндальфа звучали ровно и совершенно безжизненно. — Мое заклятие не сработало. Почему — я не понимаю.

— Выходит, всему конец?

— Выходит, так.

Наступило молчание; казалось, все вслушиваются, как падают последние песчинки в песочных часах, отсчитывающих время их жизни.

— Ну что, доигрались? — прервал вдруг тишину насмешливый голос, не утративший, впрочем, за эти годы своих чарующих интонаций. — «История меня оправдает...»

— Саруман?!!

Бывший глава Белого Совета, не дожидаясь разрешений и приглашений, шагал уже по залу своей твердою размашистою походкой, и все как-то сразу почувствовали абсолютную неуместность этого словечка — «бывший».

— "Пророчество Вакалабата", верно, Радагаст? — обратился он к магу-лесовику, внимательно разглядывая световые шнуры, разбегающиеся от палантиров; прочих членов Совета он, похоже, вовсе игнорировал. — Ага... этот луч, как я понимаю, ведет к Ородруину?

— Они хотят уничтожить Зеркало... — встрял было чуть оживший Гэндальф.

— Заткнись, — не поворачивая головы, бросил Саруман и указал враз закаменевшим подбородком в сторону вновь померкшего в этот миг «лориенского» луча. — Вон твое Зеркало, любуйся. Демиург сраный...

— Мы можем чем-то помочь тебе, Саруман? — примирительно произнес Радагаст. — Вся наша магия...

— Да, можете — исчезнуть отсюда, и поскорее. А «всю вашу магию» засуньте себе в задницу: вы что, еще не поняли, что человек на Ородруине абсолютно неуязвим для магических воздействий? Я испробую рациональные доводы — вдруг проймет... Ну, чего встали?! — прикрикнул он на растерянно столпившихся у выходных дверей членов Совета. — Кому сказано: убирайтесь отсюда все, к чертовой матери — сейчас тут так рванет, что причиндалы не поймаешь!

И, не обращая более внимания на торопливо выскальзывающих из зала Белых магов, повертел в руках палантир, настраивая его на многостороннюю связь, и негромко позвал:

— Халаддин! Доктор Халаддин, вы меня слышите? Откликнитесь, прошу вас.

ГЛАВА 68

Прошло несколько томительных мгновений, пока из глубин палантира не донесся полный изумления голос:

— Слышу! Кто меня зовет?

— Я мог бы назваться назгулом, и вы бы никогда не распознали обмана, но не стану этого делать. Я — Саруман, глава Белого Совета.

— Бывший глава...

— Нет, нынешний. — Саруман, обернувшись, бросил взгляд на оброненный второпях Гэндальфом белый плащ: оно и правильно — запутаешься еще ненароком, ссыпаясь по лестнице. — Уже три минуты как...

Пару секунд палантир молчал.

— Откуда вам известно мое имя, Саруман?

— В Средиземье не так уж много людей, абсолютно закрытых для магии; именно такого и должны были подобрать назгулы для исполнения «Пророчества Вакалабата»...

— Простите?

— Есть одно мутное древнее пророчество, гласящее, что в один далеко не прекрасный день «магия уйдет из Средиземья вместе с палантирами». Дата этого события зашифрована очень сложным образом — его ожидали, комбинируя приведенные в пророчестве цифры, уже не единожды, но пока все обходилось. Сегодня — просто очередной из таких дней, и назгулы, как я понимаю, решили воспользоваться «Вакалабатой», чтобы уничтожить палантиры и Зеркало — «Мир есть текст»... Сейчас вы сбросите свой палантир в Ородруин, лориенский палантир сожжет Вековечным Огнем Зеркало — и магический мир Арды погибнет навсегда.

— Почему погибнет? — донеслось из палантира после секундной заминки.

— А... понятно. С вами, видимо, имел дело Шарья-Рана?

— Почему вы так решили? — В голосе Халаддина послышалась нотка растерянности.

— Потому что это его теория строения Арды: два мира — «физический» и «магический», соединяемых через Зеркало. Эльфы, попав из тамошнего мира в здешний, неизбежно подорвут своей магией основы его существования. Поэтому следует разрушить Зеркало, изолировав эти миры — для их обоюдной пользы... Ну как — близко к тексту?

— А вы хотите сказать, что это все ложь? — холодно откликнулся Халаддин.

— Ни в коем случае! Это одна из теорий строения Мира — и не более того; Шарья-Рана (к коему я отношусь с превеликим почтением) придерживался ее — и это было его право, однако действовать в соответствии с ней...

— А что же гласят остальные теории? Вы рассказывайте, высокочтимый Саруман, — время у нас пока есть: когда мне придет пора кидать палантир в Ородруин, я вас предупрежу, не беспокойтесь.

— Вы очень любезны, Халаддин, благодарю вас. Так вот, общепринятая точка зрения гласит, что «физический» и «магический» миры действительно раздельны, Зеркало и палантиры действительно порождены магическим миром, однако попали они сюда, в физический мир, вовсе не случайно. Эти кристаллы составляют самую основу существования тамошнего мира — как та сказочная игла... ну, которая в яйце, которое в утке, которая в зайце, который в сундуке. Уничтожив Зеркало с палантирами, вы просто-напросто уничтожите весь магический мир. Ирония в том, что они помещены в здешнем, немагическом, мире именно для пущей сохранности — в точности как тот сказочный сундук... О, вы, разумеется, можете сказать — «это все проблемы того, магического мира, мне нет до них дела». Так вот, вынужден вас огорчить: миры-то симметричны...

— Вы хотите сказать... — медленно проговорил Халаддин, — вы хотите сказать, что в том, магическом, мире точно так же запрятано «для пущей сохранности» нечто, обеспечивающее существование нашего мира, — наша «игла, которая в яйце», и так далее?

— Именно так. И уничтожив тот, чужой, мир, вы подпишете смертный приговор своему. Знаете — бывает такое, что рождаются близнецы с частично сросшимися телами; ясно, что если один убьет второго, то и сам через небольшое время умрет от заражения крови. Когда вы сбросите палантир в ородруинское жерло, тот мир погибнет мгновенно, а здешний начнет умирать, долго и мучительно. Сколько будет длиться такое умирание — минуту, год или несколько веков, — никому не ведомо; вы хотите это проверить?

— Это если правы вы, а не Шарья-Рана...

— Разумеется. А вы — повторяю — собрались опытным путем проверить: какая из теорий верна? Острый опыт, как принято выражаться в ваших кругах?..

Палантир молчал — Халаддин, похоже, не знал, что ответить.

— Послушайте, Халаддин, — теперь даже вроде как с любопытством продолжал Саруман, — неужто вы и впрямь все это затеяли для того лишь, чтобы прищучить эльфов? Не много ли им чести?

— Тут уж, знаете ли, лучше перебдеть.

— То есть вы всерьез верите в то, что эльфы не сегодня-завтра приберут к рукам все Средиземье?! Голубчик, это же бред! Каковы бы ни были способности эльфов (а они непомерно преувеличены людской молвой, смею вас уверить), их всего пятнадцать (ну, от силы — двадцать) тысяч на все Средиземье. Вдумайтесь: несколько тысяч — и больше уже не будет, а людей — миллионы и миллионы, и число это постоянно растет. Поверьте — люди уже достаточно сильны, чтобы не бояться эльфов, это у вас просто какой-то комплекс неполноценности!..

— Шарья-Рана, — продолжал Саруман после паузы, — прав в том, что случай нашей Арды уникален: только в ней существует прямой контакт между физическим и магическим мирами, и их обитатели — эльфы и люди — могут общаться между собою. Подумайте только, какие это открывает возможности! Пройдет совсем немного времени — и вы с эльфами станете жить в мире и согласии, обогащая друг друга достижениями своих культур...

— Жить, как предписано Заокраинным Западом? — усмехнулся Халаддин.

— Это зависит от вас самих. Неужели вы настолько лишены элементарного самоуважения, что полагаете себя послушной глиной в руках каких-то нездешних сил? Стыдно слушать, честное слово.

— Значит, настанет время, когда эльфы перестанут глядеть на людей как на навоз под ногами? Вашими б устами да мед пить...

— В прежние времена, доктор, люди при встрече съедали любого, кто не из их пещеры, но сейчас-то, согласитесь, вы научились вести себя несколько иначе. Точно так же у вас будет и с эльфами, дайте только срок! Вы очень различны — и именно поэтому необходимы друг другу, поверьте...

...Палантир умолк; Халаддин сидел сгорбившись, будто из него разом вынули какой-то стержень.

— Кто это, сударь? — Стоящий шагах в десяти, чуть ниже по склону, Цэрлэг глядел на кристалл с суеверным страхом.

— Саруман. Владыка Изенгарда, глава Совета Белых магов, и прочая, и прочая... Отговаривает: не бросайте, дескать, палантир в Вековечный Огонь — а то весь мир погибнет.

— Врет небось?

— Полагаю, что да, — отвечал Халаддин после некоторого раздумья.

На самом-то деле ни малейшей уверенности в этом у него не было — скорее наоборот. Саруман вполне мог бы заявить что-нибудь вроде: «Назгулы проиграли, а потому, уходя из этого мира, решили напоследок его уничтожить твоими руками» и убедительнейшим образом обосновать такую версию (откуда, собственно, Халаддину известно, что назгулы — «наши»? Да только со слов самого Шарья-Раны); мог бы — но не стал, и именно это обстоятельство отчего-то вызвало у Халаддина доверие ко всему, что говорил Белый маг. «Вы хотите опытным путем проверить, какая из теорий правильна?» Да, именно так оно и выходит...

"Он добился своего, — с внезапным ужасом понял Халаддин. — Я усомнился — и тем самым безвозвратно потерял право на поступок... слишком уж глубоко в меня вбито, что сомнение толкуется в пользу ответчика. Совершить задуманное мною, зная о возможных последствиях (а теперь-то я о них осведомлен — спасибо Саруману), может либо Бог, либо маньяк — а я ни то, ни Другое. Разводить потом руками: «Приказ есть приказ!» тоже не выйдет — не мой жанр... «А еще тебе ужасно не хочется собственноручно сжигать ту эльфийскую красотку, верно?» «Да, не хочется — мягко говоря. Это мне как — в плюс или в минус?»

Простите меня, ребята... простите меня, Шарья-Рана и вы, барон, — тут он мысленно опустился на колени, — только все сделанное вами оказалось попусту. Я знаю, что предаю вас и вашу память, но тот выбор, что от меня потребовался, оказался мне не по плечу... Да он и вообще не по плечу человеку — только самому Единому. Мне ничего не остается, кроме как наглухо заблокировать свой палантир от «передачи» и сжечь его в Ородруине, и пускай дальше все идет само собою, без моего участия. Ну не гожусь я в вершители судеб Мира — я вылеплен из другого теста... а если вы захотите уточнить: «Не из теста, а из дерьма» — что ж, приму как должное".

И словно для того, чтобы поддержать его в этом решении, палантир внезапно осветился изнутри и явил его взору внутренность какой-то башни со стрельчатыми окнами, нечто вроде столика на низких гнутых ножках и смертельно бледное — и оттого почему-то еще более прекрасное — лицо Эорнис.

ГЛАВА 69

Порою диву даешься — какие ничтожные пустяки способны направить течение истории в иное русло. В данном случае все в итоге решили временные нарушения в кровоснабжении левой икроножной мышцы Халаддина, возникшие из-за неудобной позы, в каковой тот пребывал последние минуты. У доктора свело ногу, а когда он неловко привстал и наклонился, пытаясь размять налившуюся болью икру, гладкий шар палантира выскользнул у него из руки и не спеша покатился по отлогому внешнему склону кратера. Стоящий чуть ниже Цэрлэг, услыхав сдавленное ругательство командира, воспринял это как руководство к действию и ринулся наперерез хрустальному мячику...

— Не тро-о-о-огай!!! — прорезал тишину отчаянный крик.

Поздно.

Орокуэн подхватил палантир и в тот же миг нелепо застыл, а тело его подернулось, будто слоем инея, мерцающими голубовато-лиловыми искрами. Халаддин отчаянно рванулся к товарищу и, не раздумывая, одним движением вышиб у того из рук дьявольскую игрушку; лишь по прошествии пары секунд доктор с изумлением осознал, что самому ему она отчего-то никакого вреда не причинила.

Лиловые искры при этом погасли, оставив после себя странный морозный запах, а орокуэн медленно завалился боком на каменную осыпь; при его падении Халаддину послышался какой-то странный глухой стук. Он попытался приподнять сержанта и поразился тяжести его тела.

— Что со мной, доктор? — На всегда улыбчиво-бесстрастном лице орокуэна были страх и растеряность. — Руки и ноги... не чувствую... совсем... что со мной?..

Халаддин взял было его за запястье — и от неожиданности отдернул руку: кисть орокуэна оказалась холодной и твердой как камень... Господи милосердный, да это же и есть камень! На другой руке Цэрлэга при падении отломилась пара пальцев, и теперь доктор разглядывал свежий, искрящийся кристалликами скол — белоснежный пористый известняк костей и темно-розовый мрамор мышц с алыми гранатовыми жилами на месте кровеносных сосудов, — поражаясь немыслимой точности этой каменной имитации. Шея и плечи орокуэна, однако, оставались пока теплыми и живыми; ощупав его руку, Халаддин понял, что граница между камнем и плотью проходит сейчас чуть выше локтя, медленно сдвигаясь по бицепсу вверх. Он собрался было бодро соврать нечто успокоительное насчет «временной потери чувствительности по причине электрического разряда», зарыв суть дела в мудреных медицинских терминах, однако разведчик уже разглядел свою изувеченную кисть и все понял сам:

— Так не бросай, слышишь?.. Добей «уколом милосердия» — самое время...

— Что там стряслось, Халаддин? — ожил в палантире встревоженный голос Сарумана.

— Что?! Мой друг превращается в камень, вот что! Ваша работа, сволочи?!

— Он что — коснулся палантира?! Зачем же ты ему позволил?..

— Дьявол тебя раздери! Расколдуй его немедля, слышишь?!

— Я не могу этого сделать: это не мои чары — сам подумай, зачем мне это? — а снять чужое заклятие просто невозможно, даже для меня... Наверное, это мои недоумки предшественники думали таким способом остановить тебя...

— Мне это без разницы — чьи заклятия! Давай расколдовывай как умеешь, либо тащи к своему палантиру того, кто это натворил!

— Их никого уже нет тут со мной... Мне очень жаль, но я ничего не могу сделать для твоего друга — даже ценою собственной жизни.

— Послушай меня, Саруман. — Халаддин сумел взять себя в руки, поняв — криком делу не поможешь. — Мой друг похоже, окончательно обратится в камень минут через пять-шесть. Сумеешь за эти минуты снять с него заклятие — и я сделаю то, чего ты добиваешься: заблокирую свой палантир от «передачи» и скину его в Ородруин. Каким способом снимать заклятие — твои проблемы; а не сумеешь — я поступлю так, как собирался, хотя ты, сказать по правде, меня почти разубедил. Ну?!

— Будь же разумен, Халаддин! Неужели ты погубишь целый Мир — вернее, два мира, — ради спасения одного-единственного человека? И даже не спасения: ведь человек-то этот потом все равно погибнет — вместе с миром...

— Да клал я с прибором на все ваши миры, понятно?! Последний раз спрашиваю: будешь колдовать, нет?

— Я могу только повторить сказанное однажды этим болванам из Белого Совета: «То, что ты собрался совершить, — хуже чем преступление. Это ошибка».