В открытом письме к министру юстиции А.С. Зарудному Троцкий протестовал против обвинений в адрес Ленина, утверждая, что «дело Дрейфуса и дело Бейлиса ничто по сравнению с этой преднамеренной попыткой морального убийства». Однако вскоре и сам Троцкий стал объектом схожих обвинений. Газета Милюкова «Речь» объявила, что перед своим отплытием из Нью-Йорка Троцкий получил 10 тысяч долларов от американцев немецкого происхождения. В других газетах утверждалось, что это – деньги германского генерального штаба.

В отличие от Ленина Троцкий избрал формой оправдания не возмущение, а иронию. Он заявил, что, по-видимому, американцы германского происхождения или германский генеральный штаб считают свержение строя очень дешевым делом, если предложили ему столь малую сумму. Не отрицая факта получения денег от американцев, в том числе и германского происхождения, Троцкий сообщил, что ему и другим эмигрантам было собрано 310 долларов, в том числе 100 долларов от выходцев из Германии. Такое объяснение выглядело убедительным, тем более что обвинители не могли предъявить реальных улик.

Однако отшутиться от всех обвинений было невозможно, особенно после того, как делом занялась прокуратура. Ожидая ареста с минуты на минуту, Ленин решил уйти в подполье. Троцкий возражал против этого шага. По словам Дейчера, «он считал, что Ленину нечего скрывать, что, напротив, важно изложить свои взгляды перед публикой. Таким образом он может лучше послужить делу, чем бегством, которое лишь усилит неблагоприятное впечатление… Каменев поддерживал Троцкого и решил подвергнуться заключению».

На первых порах Ленин также склонялся к тому, чтобы пойти на суд, и даже написал об этом соответствующее письмо в ЦИК Советов. Однако Сталин, Орджоникидзе, Стасова и ряд других членов большевистского ЦК выступили решительно против этого, что в конечном счете изменило позицию Ленина. Принимая решение уйти в подполье, Ленин понимал, что в противном случае он поставил бы под угрозу не только себя лично, но и деятельность всей партии, парализовав ее руководство. Ленин мог также отдавать себе отчет в том, что объективное совпадение задач большевиков и Германии в стремлении к скорейшему миру, сходство в методах агитации среди солдат фронта сделали бы обвинения в адрес большевистской партии в сотрудничестве с германским генштабом убедительными даже без предъявления улик. К тому же он не мог быть уверен, какие документы, реальные или сфабрикованные, могли бы быть обнародованы о его переговорах с Парвусом в 1915 году или о его контактах с Ганецким.

Ночью с 9 (22) июля на 10 (23) июля Ленин и Зиновьев были переправлены на станцию Разлив в домик рабочего-большевика НА. Емельянова. Через несколько часов 10 (23) июля Троцкий, Луначарский, Каменев и ряд других были арестованы и отправлены в «Кресты». Троцкий отмечал резкое ухудшение условий содержания в тюрьме после Февральской революции. Камеры были переполнены. Политзаключенных содержали вместе с уголовниками, которые грабили первых. Облегчало положение лишь то, что его соседями оказались Л.Б. Каменев, Н.В. Крыленко, П.Е. Дыбенко, В.А. Антонов-Овсеенко, Ф.Ф. Раскольников.

А за стенами тюрьмы развивалось движение против послефевральского режима. На состоявшейся в начале июля встрече промышленных магнатов Н.К. Денисова, А.И. Путилова и финансиста Ф.А. Липс-кого было принято решение выделить полмиллиона рублей для проведения операций по осуществлению военного переворота. Заговорщики поддерживали контакт с генералом Л.Г. Корниловым.

18 июля Корнилов был назначен верховным главнокомандующим страны. Восторженная встреча Корнилова в Москве во время Государственного совещания в августе 1917 года показывала, что контрреволюционные силы консолидируются вокруг верховного главнокомандующего. Предлогом для мятежа должно было послужить сообщение о большевистском выступлении, которое ожидалось заговорщиками в начале сентября.

Прелюдией к выступлению Корнилова послужила сдача Риги 21 августа. Корнилов объяснял сдачу города разложением фронта и невозможностью вести войну в таких условиях. К заговору присоединились и бывшие деятели Временного правительства. Кадетская газета «Речь» подготовила к 30 августа передовицу Милюкова, в которой заранее приветствовалась победа генерала Корнилова. Статью сняли в последнюю минуту, и газета вышла в свет с белым пятном. В разгар выступления Корнилова 28 августа послы Франции, Англии и Италии направили Временному правительству вербальную ноту, из которой следовало, что союзники угрожали прекратить оказание военной помощи России в случае, если не будут приняты меры по укреплению дисциплины в армии и в тылу. Нота трех стран соответствовала требованиям Корнилова. Активно поддерживал заговор Корнилова и американский посол Фрэнсис. 28 августа английская танковая дивизия, находившаяся на фронте, получила приказ Корнилова выступить на Петроград.

Отказ казаков генерала Крымова двинуться на Петроград сорвал планы заговорщиков. Несмотря на свое поражение, заговор генералов при поддержке кадетов и трех западных стран серьезно ослабил позиции Временного правительства. Подобно тому как июльские события способствовали консолидации контрреволюционных сил под предлогом возможного «большевистского восстания», корниловский мятеж помог мобилизации левых сил. В Москве и Петрограде были созданы красногвардейские отряды под руководством большевиков. Меньшевики-интернационалисты и левые эсеры объединялись с большевиками в Советах, что способствовало завоеванию левыми силами большинства в этих органах параллельной власти.

А ситуация в стране все более осложнялась. Крушение вековых порядков, авторитетов и традиций, осквернение того, что целые поколения почитали священным, снятие запретов вело не к раскрепощению творческой энергии, а к оправданию лозунгами свободы и освобождения от оков старого мира эгоистичных и потребительских устремлений, глубоко чуждых порядочности, труду и творчеству. Большевистские лидеры еще не успели прибыть в Петроград, как Февральская революция ускорила рост цен и безудержную спекуляцию, породила беззаконие и митинговую стихию, сделала возбужденное собрание основным институтом управления, а склонного к истеричной демагогии Керенского ведущим политическим деятелем России.

Ликвидация политических запретов и социальных барьеров с марта 1917 года придала процессу ломки общества самый широкий характер, но она не сопровождалась созидательной работой, если не считать груды декретов Временного правительства. Митинговая демократия не смогла заменить разрушенные революцией порядки, до этого обеспечивавшие жизнеспособность страны. Вместо свирепых городовых пришли милиционеры, не имевшие ни малейшего представления ни о праве, ни о нравах уголовного мира. Выкатив на тачке за фабричные ворота суровых, но компетентных мастеров, рабочие устанавливали свой гуманный, честный, но экономически неэффективный и беспомощный «рабочий контроль». Массовые погромы помещичьих усадеб привели лишь к падению сельскохозяйственного производства.

Банкротство царского режима в феврале, провал мятежа Корнилова в августе свидетельствовали о том, что восстановить твердую власть правого толка нелегко. Такая власть предполагала сохранение прежних социальных и экономических структур, неизменного положения привилегированных классов. Владельцы заводов и фабрик, помещики, генералы и офицеры были скованы опытом прошлого и не могли действовать в непривычной обстановке. Попытки некоторых из них восстановить старые порядки обнаруживали не только неспособность к насущным преобразованиям внутри страны и неумение найти выход из губительной войны, но и склонность прибегать к провокациям и насилию, то есть к методам, усугублявшим распад и деморализацию общества.

В этих условиях страну могли возглавить люди, которые не были связаны старыми представлениями о методах руководства, ибо они никогда не возглавляли страну, город или предприятие. Паралич власти выдвигал к управлению тех людей, которые десятилетиями верили в неизбежный крах прежних порядков и в иную альтернативу общественной организации.

Реплика Ленина: «Есть такая партия – партия большевиков», произнесенная им в ответ на заявление Церетели о том, что в России нет партии, готовой взять на себя ответственность за судьбы страны, вызвала в июне скептические насмешки делегатов I Съезда Советов. Несмотря на июльский разгром, VI съезд большевистской партии, состоявшийся в условиях подполья с 26 июля по 3 августа 1917 года, подтвердил решимость ее членов вести подготовку к новым революционным победам. Выступивший с отчетным докладом ЦК Сталин заявил: «Поскольку развиваются силы революции, взрывы будут, и настанет момент, когда рабочие поднимут и сплотят вокруг себя бедные слои крестьянства, поднимут знамя рабочей революции и откроют эру социалистической революции в Европе». На этом съезде Сталин впервые высказал предположение о том, что Россия может первой в мире начать осуществление социалистических преобразований. Он говорил: «Было бы недостойным педантизмом требовать, чтобы Россия «подождала» с социалистическими преобразованиями, пока Европа не «начнет». «Начинает» та страна, у которой больше возможностей».

К этому времени Троцкий и его сторонники решили организационно объединиться с большевиками. На VI съезде члены «Межрайонки» были приняты в большевистскую партию, Троцкий и Урицкий были избраны в состав ЦК, а Иоффе стал кандидатом в члены ЦК. Они вступили в партию, готовившуюся осуществить новый революционный переворот.

Осенью 1917 года Ленин был преисполнен уверенности взять на себя тяжелую ношу управления страной. В статье «Грозящая катастрофа и как с ней бороться» Ленин выдвигал программу вывода страны из разрухи путем наведения дисциплины и порядка: «Контроль, надзор, учет – вот первое слово в борьбе с катастрофой и с голодом», – провозглашал Ленин.

Большевики не только выражали готовность взять власть в свои руки, но и имели для этого реальные возможности. В отличие от 1905 года большевики находились на легальном положении, их представители занимали влиятельное положение в Петроградском и Московском Советах, а также в других Советах страны. В течение нескольких месяцев 1917 года большевики имели возможность вести активную устную и печатную агитацию. К началу июля 1917 года большевики выпускали более 50 газет и журналов, ежедневный тираж которых превышал 500 тысяч экземпляров.

По сравнению с 1905 годом выросла и вооруженная мощь партии. Большевики могли тогда рассчитывать лишь на боевиков и дружинников, вооруженных бомбами из лаборатории Красина. Теперь на их стороне находились значительная часть Петроградского гарнизона, матросы Кронштадта, крупные соединения, стоявшие на фронтах. Теперь им не могли противостоять ни полиция, ни жандармерия, сметенные в феврале, ни руководство армии, деморализованное после разгрома корниловского мятежа.

Курс на вооруженное восстание, взятый партией в апреле 1905 года, увенчался неудачей в декабре того же года. Ныне решение о вооруженном восстании могло привести к победе. 12—14 (25—27) сентября 1917 года Ленин направил письмо Центральному Комитету, Петроградскому и Московскому комитетам РСДРП, в котором утверждалось: «Получив большинство в обоих столичных Советах рабочих и солдатских депутатов, большевики могут и должны взять государственную власть в свои руки… На очередь дня поставить вооруженное восстание в Питере и в Москве (с областью), завоевание власти, свержение правительства».

12 лет назад большевики имели всех социалистов в качестве союзников. Ныне лишь левые группировки из партий эсеров и меньшевиков были готовы поддержать большевиков. В обстановке, существенно изменившейся после 1905 года, политическая изоляция могла быть чревата тем, что на большевиков могли свалить ответственность за все проблемы страны, как те, что накопились к февралю 1917 года, так и те, что возникли в течение первых месяцев революции.

Позже стало известно, что правые силы, собиравшиеся остановить неконтролируемое развитие революции, уже с весны 1917 года собирались использовать большевиков в качестве удобных «козлов отпущения». Никто из политических деятелей страны в это время не верил, что большевики смогут удержать власть, если даже им удастся ее захватить. Меры по подавлению большевистского восстания послужили бы удобным предлогом для разгрома всех революционных сил. По сведениям, которые получил уже в эмиграции А.Ф. Керенский от французского генерала Пети, генерал Алексеев, Родзянко, Милюков и другие готовили переворот под предлогом разгрома большевиков. При этом правые не возражали против того, чтобы большевики сначала свергли Керенского. Правые силы были уверены в том, что через пару недель они сметут большевистское правительство и уничтожат большевиков навсегда.

С этими политическими и военными силами была связана агентура британских спецслужб, во главе которой находился известный писатель и разведчик У.С. Моэм. Заговор Моэма предполагал для уничтожения большевиков использовать чехословацкий корпус, сформированный в России из военнопленных австрийской армии.

Поэтому слова Ленина о том, что медлить с вооруженным восстанием нельзя, «промедление – смерти подобно», надо было понимать буквально. Задержка с восстанием грозила обернуться выступлением правых сил, которые под предлогом борьбы с «большевистскими предателями Отечества» могли полностью разгромить партию. Хотя в то время еще не было исторических примеров того, как жупел антикоммунизма используется для установления кровавого террора против оппозиции (как это впоследствии произошло в Германии в 1933 году, в Испании в 1936—1939 годах, в Индонезии в 1965 году, в Чили в 1973 году и т. д.), но Ленин справедливо указал на реальную альтернативу, которая стояла перед большевиками в те дни: «либо диктатура корниловская, либо диктатура пролетариата и беднейших слоев крестьянства».

В обстановке кризиса, охватившего все сферы жизни общества, и разорительной войны было практически невозможно решать насущные вопросы с помощью митинговой демократии. Надеяться же, что созыв Учредительного собрания приведет к созданию устойчивых и эффективных институтов демократии, было нелепо.

В руководстве большевистской партии ясно понимали остроту сложившейся ситуации. Но многие из ведущих ее деятелей считали, что попытка большевиков взять власть обречена на неудачу и лишь ускорит расправу над ними и революционными силами. С большим трудом члены ЦК уговорили Ленина отказаться от его плана взять власть уже в сентябре 1917 года, не дожидаясь съезда Советов и осуществив разгон Демократического совещания.

Ленин обвинял своих коллег по руководству в непростительной медлительности. Чтобы убедить их в необходимости начала восстания, он сильно преувеличивал незначительные антиправительственные выступления, которые в это время происходили в Германии, Австрии, Италии.

В это время Троцкий энергично поддерживал Ленина. 2 сентября Троцкий был освобожден из тюрьмы под залог в три тысячи рублей, а уже через два дня он принял участие в заседании ЦК, на котором его избрали в состав редакции «Правды». 9 сентября Троцкий произнес в Петроградском Совете речь с требованием реабилитации себя, Ленина, Зиновьева и других большевиков. На этом же заседании он внес резолюцию недоверия к президиуму Совета, и она была одобрена. Несколько ярких выступлений на заседаниях Петроградского Совета и Демократического совещания, созванного Керенским 14 сентября, укрепили популярность Троцкого. 25 сентября он был избран председателем Петроградского Совета. Таким образом, как и в 1905 году Троцкий возглавил столичный Совет. Ленин приветствовал это решение Совета.

В связи с выдвижением кандидатуры Троцкого в депутаты Учредительного собрания Ленин писал: «Само собою понятно, что из числа межрайонцев, совсем мало испытанных на пролетарской работе в направлении нашей партии, никто не оспорил бы такой, например, кандидатуры, как Троцкого, ибо, во-первых, Троцкий сразу по приезде занял позицию интернационалиста; во-вторых, боролся среди межрайонцев за слияние; в-третьих, в тяжелые июльские дни оказался на высоте задачи и преданным сторонником партии революционного пролетариата. Ясно, что нельзя этого сказать про множество внесенных в список вчерашних членов партии».

Не исключено, что, видя солидарность Троцкого с курсом на вооруженное восстание, Ленин искал в нем союзника по мере усиления оппозиции его курсу на вооруженное восстание со стороны ряда членов ЦК, включая наиболее близких к нему людей со времен эмиграции – Зиновьева и Каменева. Выступая на заседании ЦК 10 октября, созванного в условиях подполья, Ленин осудил «равнодушие к вопросу о восстании» со стороны руководства партии и высказал мнение, что «по-видимому время значительно упущено». Ленин уверял, что «большинство теперь за нами», что «политическое дело совершенно созрело для перехода власти», и утверждал, что «надо говорить о технической стороне восстания».

Против Ленина выступили Зиновьев и Каменев. Они изложили свои сомнения в правильности ленинского курса в письме, которое направили в адрес Петроградского, Московского и других комитетов партии. Высмеивая аргументы Ленина они писали: «Говорят: 1) за нас уже большинство народа России и 2) за нас большинство международного пролетариата. Увы! – ни то, ни другое неверно, и в этом все дело». Зиновьев и Каменев предлагали отказаться от восстания и ждать итогов выборов в Учредительное собрание.

Однако это письмо было направлено уже после того, как ЦК большинством в 10 голосов против 2 (Зиновьев и Каменев) приняли ленинскую резолюцию: «Признавая таким образом, что вооруженное восстание неизбежно и вполне назрело, ЦК предлагает всем организациям партии руководиться этим и с этой точки зрения обсуждать и решать все практические вопросы». На этом же заседании 10 октября было принято решение создать Политическое бюро в составе: В.И.Ленин, А.С. Бубнов, Г.Е. Зиновьев, Л.Б. Каменев, Г.Я. Сокольников, И.В. Сталин, Л.Д. Троцкий.

Подготовку восстания было решено прикрывать заявлениями о необходимости оборонительных мероприятий для отражения возможного нового выступления правых контрреволюционеров. Под этим предлогом 12 октября Троцкий на заседании исполкома Петроградского Совета внес предложение о создании Военно-революционного комитета (ВРК). Это предложение было одобрено пленумом Совета 16 октября. Поскольку комитет создавался как орган Петроградской революционной власти для отпора контрреволюции, а не орган большевистского восстания, то в его состав, помимо большевиков, вошли представители и других партий. Членами бюро ВРК стали трое большевиков (Подвойский, Антонов-Овсеенко, Садовский) и два эсера (Лазимир и Сухарьков). Председателем ВРК был избран Павел Лазимир.

Для того чтобы обеспечить надежный контроль большевиков за деятельностью ВРК, 16 октября на расширенном заседании ЦК РСДРП(б) был избран военно-революционный центр, в состав которого вошел ряд членов недавно созданного Политбюро и ряд других членов ЦК: А.С. Бубнов, Ф.Э. Дзержинский, Я.М. Свердлов, И.В. Сталин, М.С. Урицкий). Этот центр вошел в состав ВРК. Кроме того, в состав ВРК вошли Троцкий и еще несколько десятков большевиков.

Партийные организации столицы развернули военное обучение своих членов, которые вступали в создававшуюся под эгидой ВРК Красную гвардию. Каждый отряд обеспечивался командными кадрами, стрельбищами, учебными винтовками, гранатами. Одновременно ВРК имел прочную опору среди 150 тысяч солдат петроградского гарнизона. По приказу ВРК готовы были выступить и десятки тысяч моряков Балтийского флота. Еще в сентябре выборный орган моряков Центробалт, во главе которого стоял матрос-большевик П.Е. Дыбенко, заявил, что «распоряжений Временного правительства не исполняет и власти его не признает».

На заседании ЦК 16 октября Ленин вновь выступил с речью, в которой обосновывал необходимость революционного восстания. Однако некоторые участники совещания (Г.И. Бокий, М.М. Володарский, В.П. Милютин) говорили в своих выступлениях о равнодушии масс к большевистским лозунгам, а Л.Б. Каменев и Г.Е. Зиновьев вновь возражали против восстания. Большинством голосов – 19 против 2 (Каменев и Зиновьев) и 4 воздержавшихся – была принята резолюция о «всесторонней и усиленной подготовке вооруженного восстания».

В тот же день, 16 октября, полки столичного гарнизона заявили, что они не выполнят приказа Керенского и не покинут Петроград. В тот же день по приказу Троцкого пять тысяч ружей было роздано отрядам Красной гвардии. Через два дня, 18 октября, Троцкому был задан вопрос в Совете о слухах по поводу подготовки большевиками восстания и раздаче оружия красногвардейцам. Ответ Троцкого гласил: «Решения Петроградского Совета опубликованы… У революционного парламента… не может быть решений, которые неизвестны рабочим. Мы ничего не скрываем. Я объявляю от имени Совета, что мы не принимали никаких решений о вооруженном восстании». Чисто формально Троцкий был прав: действительно, Петроградский Совет таких решений не принимал.

Это заявление Троцкого поспешил поддержать в своем выступлении Каменев, который в принципе осудил курс на восстание. В этот же день Каменев и Зиновьев опубликовали письмо, в котором критиковали политику ЦК и практически подтвердили распространившиеся слухи о готовности партии начать восстание. В своих письмах к членам РСДРП(б) Ленин сурово осуждал действия Каменева и Зиновьева, называя их «штрейкбрехерами», квалифицировал их письмо как «тяжелую измену» и потребовал их исключения из партии.

В тот же день Троцкий, обеспокоенный тем, что после выступления Каменева Ленин решит, что у них с Троцким общая позиция по вопросу восстания, поспешил к Ленину для объяснений мотивов своей речи. Но Ленин не только не осудил Троцкого, но в письме в ЦК РСДРП(б) полностью оправдал его выступление и обрушился с критикой на Каменева. «Увертка Каменева на заседании Петроградского Совета есть нечто прямо низкое; он, видите ли, вполне согласен с Троцким. Но неужели трудно понять, что Троцкий не мог, не имел права, не должен перед врагами говорить больше, чем он сказал».

21 октября полковые комитеты Петроградского гарнизона приняли резолюцию, подготовленную Троцким. В ней выражалось недоверие Временному правительству и обещание «передать в распоряжение Всероссийского съезда все свои силы до последнего человека… Мы– на наших постах, готовые победить или умереть».

Временное правительство пыталось взять ситуацию под контроль, добиваясь подчинения петроградского гарнизона и разоружения рабочих отрядов Красной гвардии. Верховный главнокомандующий Духонин направил телеграмму в Петроградский Совет, в котором требовал «немедленного прекращения большевиками насильственных действий, отказа от вооруженного захвата власти, безусловного подчинения действующему в полном согласии с полномочными органами демократии Временному правительству».

Троцкий же объявлял такие требования попытками разоружить революцию перед лицом наступления контрреволюционных сил. Одновременно он продолжал активные выступления в массовых аудиториях с революционными призывами. 21—22 октября на фабриках, заводах, в казармах, учреждениях Петрограда проходили митинги, на которых выступали Бубнов, Володарский, Калинин, Коллонтай, Луначарский и другие. В своем выступлении 21 октября в Народном доме Троцкий говорил: «Советская власть уничтожит окопную страду. Она даст землю и уврачует внутреннюю разруху. Советская власть отдаст все, что есть в стране, бедноте и окопникам. У тебя буржуй две шубы – отдай одну солдату… У тебя есть теплые сапоги? Посиди дома. Твои сапоги нужны рабочему».

Очевидец этого выступления Троцкого писал: «Зал был почти в экстазе. Казалось, что толпа запоет сейчас без всякого сговора какой-нибудь революционный гимн… Предлагается резолюция: за рабоче-крестьянское дело стоять до последней капли крови… Кто за? Тысячная толпа, как один человек, вздернула руки». «Пусть ваш голос будет вашей клятвой поддерживать всеми силами и со всей самоотверженностью Совет, который взял на себя великое бремя довести победу революции до конца и дать людям землю, хлеб и мир», – говорил в заключении собрания Троцкий.

На этом этапе развития восстания ораторское искусство Троцкого пригодилось большевикам. Когда 23 октября членам ВРК стало ясно, что все части в Петрограде, кроме гарнизона Петропавловской крепости, поддерживают восстание, то Троцкий съездил туда и, выступив перед солдатами, заставил их произнести клятву верности Совету. В тот же день в своем выступлении в Петроградском Совете Троцкий вновь туманно высказался по вопросу о возможном восстании: «Наш принцип – вся власть Советам… На предстоящем заседании Всероссийского Съезда Советов этот принцип должен быть воплощен в жизнь. Приведет ли это к восстанию или какой-либо другой форме действия, зависит не столько от Советов, сколько от тех, кто вопреки единодушной воле народа держит в руках правительственную власть… Является ли это восстанием? У нас – полуправительство, которому народ не доверяет и которое само не верит себе».

Когда Троцкий завершал свою речь, в зал заседания вошел Джон Рид. В своей книге он описал концовку его выступления. Троцкий говорил: «Мы еще теперь, еще сегодня пытаемся избежать столкновения… Но если правительство захочет использовать то краткое время – 24, 48 или 72 часа, которое еще отделяет его от смерти, для того, чтобы напасть на нас, то мы ответим контратакой. На удар – ударом, на железо – сталью!» Троцкий закончил речь под гром аплодисментов. Заявления Троцкого о том, что большевики делают все, чтобы избежать вооруженных действий, помогали партии готовить захват власти.

Троцкий до последнего часа перед началом восстания прикрывал подготовку к нему декларациями о чисто оборонительных действиях Совета. Днем 24 октября на заседании большевистской фракции в Петросовете Троцкий заявил: «Теперь все зависит от съезда (Советов)… Единственное спасение – твердая политика съезда. Арест Временного правительства не стоит в порядке дня, как самостоятельная задача… Было бы ошибкой командировать хотя бы те же броневики, которые охраняют Зимний дворец для ареста правительства… Это оборона. Власть может перейти мирно».

Пока Троцкий делал эти заявления, ЦК партии через Военно-революционный комитет и помимо его осуществлял последние приготовления к восстанию. Это происходило настолько явно, что в своем выступлении во Временном совете Республики (Предпарламенте) в час дня 24 октября А.Ф. Керенский заявил: «Я должен установить перед Временным Советом Российской Республики полное, ясное и определенное состояние известной части населения города Петрограда как состояние восстания».

Позже Керенский вспоминал: «Нужно признать, большевики действовали тогда с большой энергией и не меньшим искусством. В то время как восстание было в полном разгаре и «красные войска» действовали по всему городу, некоторые большевистские лидеры, к тому предназначенные, не без успеха старались заставить представителей «революционной демократии» смотреть, но не видеть, слушать, но не слышать. Всю ночь напролет провели эти искусники в бесконечных спорах над различными формулами, которые, якобы, должны были стать фундаментом примирения и ликвидации восстания. Этим методом «переговоров» большевики выиграли в свою пользу огромное количество времени. А боевые силы с.-р. и меньшевиков не были вовремя мобилизованы».

Очевидец событий С.А. Коренев утверждал, что 24 октября многие петроградские гостиницы и офицерские общежития были «битком сверху набиты» офицерами, готовыми выступить против большевиков. Однако офицеры лишь бестолково «собираются группами, суетятся и не знают, куда им приткнуться. Оружия, кроме шашек и револьверов, у них нет, распоряжений со стороны военного начальства о том, чтобы куда-нибудь явиться, сорганизоваться, никаких не получается, и приходится ждать, как стаду баранов… На военных верхах царит полнейший хаос… Александр Федорович, конечно, занят «высшею» политикой, – во главе военного округа оказался никому не ведомый и таинственно где-то прячущийся полковник Полковников, – фронт же, то есть Верховный Главнокомандующий, никакого отношения к тылу не имеет, да и находится слишком далеко, чтобы вмешиваться в дело охраны столицы».

В то время как в стане сторонников Временного правительства царил хаос, большевики уверенно действовали по плану осуществления восстания. Вечером 24 октября Ленин прибыл в Смольный, где заседал Петроградский Совет. Он тут же написал письмо, открывавшееся словами: «Товарищи! Я пишу эти строки вечером 24-го, положение донельзя критическое. Яснее ясного, что теперь, уже поистине, промедление смерти подобно. Изо всех сил убеждаю товарищей, что теперь все висит на волоске, что на очереди стоят вопросы, которые не совещаниями решаются, не съездами (хотя бы даже съездами Советов), а исключительно народами, массой, борьбой вооруженных масс… Надо, во что бы то ни стало, сегодня вечером, сегодня ночью арестовать правительство, обезоружить (победив, если будут сопротивляться) юнкеров и т. д. Нельзя ждать!! Можно потерять все!!»

Выполняя приказ руководителя большевистской партии, отряды Красной Гвардии и части петроградского гарнизона, подчиненные ВРК, в ночь с 24 на 25 октября заняли центральную телеграфную станцию, городской почтамт, Балтийский и Николаевский вокзалы, здание Петроградского градоначальства. Крейсер «Аврора» бросил якорь у Николаевского моста.

Хотя Троцкий и его многочисленные апологеты постарались создать впечатление, что он был главным руководителем восстания, это было заметным преувеличением. Инициатором восстания и главным политическим руководителем партии, взявшей курс на восстание, был Ленин. Непосредственное руководство восстанием осуществлял Военно-революционный комитет и действовавший в его рядах военно-революционный центр из членов ЦК большевистской партии. Организация и осуществление восстания осуществлялись многими большевиками с большим опытом работы, которые в течение 14 лет существования партии хорошо знали свои кадры и умели ими руководить. Недавнее вступление Троцкого в большевистскую партию, то обстоятельство, что он лишь в начале сентября вышел на свободу и сразу же оказался занятым делами в Петроградском Совете и активными публичными выступлениями, не позволяли ему играть ведущую роль в организации восстания.

Нет сомнения, что в последние дни перед восстанием Троцкий был в курсе дела о ходе подготовки восстания и был до предела занят вопросами, связанными с выполнением пропагандистского обеспечения вооруженного выступления. Очевидно, что Троцкий верно описывал перегруженность работой в последние дни перед восстанием: «В течение последней недели я уже почти не покидал Смольного, ночевал, не раздеваясь, на кожаном диване, спал урывками, пробуждаемый курьерами, разведчиками, самокатчиками, телеграфистами и непрерывными телефонными звонками… Звонили непрерывно, о важном и пустяках».