Над полем боя

      "Эх, если бы ведомые не подкачали! Такая цель!.."
      Но тут же слышу возбужденный голос своего воздушного стрелка:
      - Накрыли!
      Когда мы развернулись для повторного захода, то увидели бронепоезд, окутанный дымом и пылью. Для верности еще раз обстреляли его пушечно-пулеметным огнем и эрэсами. Зенитки теперь уже молчали. Значит накрыли!
      Кто знает, куда дели гитлеровцы свой бронепоезд: отправили в ремонт или списали в металлолом?.. Во всяком случае, после той штурмовки огневые налеты по расположению наших войск прекратились.
      Каждый боевой вылет расширял наш тактический и военный кругозор. И все-таки мы не переставали учиться. Учились на своих удачах и промахах, которых в общем-то тоже было немало. И расплачиваться за каждую ошибку приходилось уже не двойкой, как в школе, а кровью. Это слишком дорогая плата за боевой опыт.
      В период с 29 июня по 10 июля наша дивизия вела боевые действия в поддержку наземных частей, уничтожая живую силу и боевую технику противника, отходившего к Минску. Штурмовики атаковали артиллерию и танки гитлеровцев, пытавшихся сдержать наши наступающие войска.
      Рассекая на части вражеский фронт, наши танкисты стремительными бросками рвались на запад, оставляя позади себя в белорусских лесах полуразгромленные группы гитлеровцев. Объединяясь в "кочующие котлы", а попросту в банды, они порой нападали на наши тыловые части, обозы, а иногда совершали набеги на аэродромы. Офицерам штаба полка, инженерам и техникам, механикам, мотористам и воинам авиационного тыла приходилось в то время не только обеспечивать боевые вылеты, но и думать о том, как при необходимости отразить нападение врага. В связи с этим командир приказал каждому авиатору постоянно иметь при себе готовое к бою личное оружие.
      7 июля наш братский штурмовой полк перебазировался в район поселка Смиловичи. На одной из машин к месту новой дислокации переезжала группа авиационных специалистов во главе с капитаном Дранго. На обочине дороги возле деревни Красевичи солдаты увидели приземлившийся связной самолет. Летчик доложил, что в этом районе его обстреляли гитлеровцы. Он показал на хлебное поле.
      - Они и сейчас там.
      - А много их? - спросил капитан Дранго.
      - Около сотни...
      - Точнее! - потребовал капитан.
      - Точнее сказать не могу. Не успел сосчитать.
      Капитан Дранго решил действовать. Только вот как захватить гитлеровцев, чтобы не понести зря потери?
      В эти минуты на дорого показалась разведгруппа одной из наших частей в составе двенадцати бойцов. Дранго, не раздумывая долго, принял над ними командование. Объяснив задачу, он повел авиационных специалистов и разведчиков в атаку. Чтобы помочь товарищам, поднявшийся в воздух летчик пикированием показал место, где засели гитлеровцы.
      Между советскими бойцами и фашистами завязалась перестрелка. Пулеметные очереди косили рожь.
      Три наших бойца были ранены, но из боя не вышли. В перестрелке был убит гитлеровский офицер в чине майора. Оставшись без старшего, немецкие солдаты предпочли сдаться. Так смелость и решительность советских воинов позволили им одержать победу над превосходившей их по численности вражеской бандой.
      Большую группу спрятавшихся во ржи фашистов обнаружил также старший лейтенант Васильев. Это случилось на полевом аэродроме возле села Озеры. Толя поднялся в воздух для облета своего Ил-2 после ремонта. Взлетел, сделал круг над аэродромом и тотчас пошел на посадку.
      - Почему так быстро сели, Васильев? - спросил руководитель полетов.
      - Фашисты подходят к аэродрому, товарищ майор!
      Полк был на задании в воздухе. Часть инженерно-технического состава выехала на новый аэродром. Для обороны аэродрома удалось набрать девятнадцать воинов во главе со старшим лейтенантом Хандрыкиным. Развернули на стоянке самолет Васильева, поставив его так, чтобы стрелок мог вести обстрел в нужном секторе.
      Здесь же, к нашему стыду, выяснилось, что некоторые авиационные специалисты, отлично знающие самолет, не умеют обращаться с личным оружием.
      - Заберите у меня автомат и дайте карабинку! - обратился к ведавшему оружием старшему сержанту Сафонову пожилой механик.
      - Куда запал вставлять? - недоуменно крутил гранату другой авиационный специалист.
      Нашлись и такие воины, которые ни разу не были на стрельбище. И все это выяснилось в тот момент, когда надо было принимать бой.
      - Как же это так? - спрашивал командир у начальника штаба.
      - Некогда было заниматься стрельбой, товарищ майор, - в смущении отвечал Поляков.
      К сожалению, в то время стрелковую подготовку для солдат и сержантов в авиации считали делом второстепенным. Иные авиационные командиры рассуждали, что карабин механику ни к чему. Его оружие - самолет, пусть он и содержит его в постоянной готовности к бою. Аэродромы от передовой далеко, в атаку авиационным специалистам не ходить. Так зачем же попусту тратить время на огневую подготовку?
      Словом, когда Хандрыкин поднял авиационных специалистов в атаку, стрелять и бросать гранаты пришлось всем. Бой есть бой. Правда, фашисты оказали слабое сопротивлении и поспешно отступили в лес.
      Разрозненные, деморализованные остатки немецких частей и подразделений стремились вырваться из окружения. Как правило, эти блуждающие группы не вступали в бой, если их не вынуждала обстановка. Днем они скрывались в лесах, ночью пробирались на запад. Многие сдавались в плен. И тогда брела такая колонна в лагерь для военнопленных в сопровождении двух-трех наших солдат.
      Но случалось, что фашисты задавали нам неожиданные "загадки". Однажды в перерыв между боевыми вылетами летчики отдыхали у своих самолетов и обсуждали только что законченный бой. Техники и механики готовили машины к очередному заданию. Занятые своими делами, ни летчики, ни техники не заметили, что в направлении аэродрома, рассыпавшись в цепь, наступает группа гитлеровцев численностью до двух батальонов. Первым увидел врага механик самолета, стоявшего на краю летного поля, сержант Попков.
      - Фашисты! - закричал он и кубарем скатился с плоскости.
      С нашей стоянки тоже всех как ветром сдуло. Летчики, техники, механики залегли у самолетов, изготовившись к бою. Воздушные стрелки забрались в кабину штурмовиков и прильнули к пулеметам. Но вдруг кто-то из наших командиров догадался громко крикнуть по-немецки:
      - Хонде хох!
      Гитлеровцы остановились и подняли руки. От группы отделился высокий рыжий ефрейтор и направился к ближайшей стоянке. Подойдя к нам, он протянул клочок бумаги, на котором было написано: "Сдаемся в плен".
      Недалеко от нашего аэродрома тогда располагался лагерь военнопленных, куда мы и направили очередное "пополнение".
      В другой раз тревога была ночью. Выскочив из хат, где мы жили, летчики мигом забрались на подъехавший грузовик и помчались на аэродром. Стояло ненастье, ни зги не видно. Подъехали к крайней стоянке, слышим голос:
      - Сюда, товарищи, здесь они!
      Что же случилось? Оказывается, немцы подобрались к самолетам с канистрами и хотели слить бензин, понадобившийся им для заправки танка, который остановился неподалеку от аэродрома. Там же, в лесу, скрывалось около двухсот фашистов. При поддержке танка они рассчитывали захватить аэродром.
      Однако наши бдительные часовые сорвали замысел гитлеровцев. Стоявший на посту сержант Чухновский, воздушный стрелок из экипажа командира третьей эскадрильи капитана Семенова, услышал шорох. Он быстро забрался в кабину штурмовика и приготовился к бою...
      Длинной пулеметной очередью Чухновский упредил кравшихся к самолету немцев. Когда мы подъехали к стоянке, воздушный стрелок передал нам раненых.
      - Остальные убежали! - с досадой доложил он. Пленных доставили в штаб. Там они и рассказали о своем намерении.
      Остаток ночи мы провели на аэродроме в ожидании нового нападения. Утром же вся группа немцев была взята в плен.
      Перебазировавшись поближе к переднему краю, на аэродромы Пуховичи, совхоз Сенча, Скобровка, полки авиадивизии активно поддерживали наши войска, наступающие на Волковыск. Штурмовики громили противника севернее и северо-западнее Гродно. Фронт откатывался на запад с такой быстротой, что батальоны аэродромного обслуживания едва успевали готовить для нас новые аэродромы. Приходилось летать на полный радиус, выполнять иногда только одну атаку, так как на большее не хватало горючего.
      Часто мы взлетали с одного аэродрома, а посадку производили на другой, наспех подготовленный передовыми командами авиационно-технических батальонов. Иногда мы использовали уцелевшие аэродромы врага. Идешь, иной раз на посадку, а на стоянках - самолеты с крестами, захваченные врасплох нашими передовыми отрядами.
      Когда после выполнения задания нам предстояло садиться на другой аэродром, летчики и техники обычно забирали с собой свой нехитрый багаж, размещая его или в задней кабине, или в одном из бомболюков. Так вот однажды наш боевой товарищ Сергей Дроздов вместе с бомбами сбросил на головы гитлеровцев и свой чемодан. Потом над Сергеем долго подшучивали сослуживцы, окрестив его "мастером бомбо-чемоданного" удара.
      В конце июля мы перебазировались на аэродром Желудок. Советские войска уже вели бои за освобождение первого польского города Белосток. Полку была поставлена задача - нанести удар по танкам противника, выдвигающимся к плацдарму, захваченному нашими передовыми подразделениями на левом берегу Немана. Обстановка была сложной. Поэтому из штаба дивизии торопили с подготовкой к вылету, требовали немедленно нанести удар.
      А в это время на стоянках кипела работа. Даже штабисты помогали техникам готовить самолеты к вылету. Они заправляли машины бензином, подвешивали бомбы, снаряжали ленты пушек и пулеметов. Летчики тоже включились в дело. Стоянка была похожа на муравейник. Тут и там сновали бензозаправщики, машины, подвозившие боеприпасы. Оружейники на руках тащили к самолетам эрэсы и закрепляли их под крыльями штурмовиков. Радисты, электрики, прибористы тоже трудились засучив рукава.
      Полк должен был выполнять боевую задачу в составе трех эскадрилий. Группы вели Анатолий Васильев, Алексей Семенов и я.
      При подходе к аэродрому Щучий к нам пристроились три звена истребителей прикрытия. Каждое звено подошло к своей группе штурмовиков. Теперь на душе было спокойно: истребители не допустят противника к нашему боевому порядку. Впереди виден Неман, за ним - цель. Танки поднимают тучи пыли. Наши группы следуют на высоте 1600 - 1800 метров.
      Впереди по курсу в воздухе появились мутно-серые разрывы. Зенитная артиллерия противника открыла стрельбу. Огонь с каждой секундой усиливался. Вот уже рядом цепочка вспыхнувших облачков. Со стороны они такие красивые, даже не верится, что в каждом из них - смерть. Мои ведомые - в правом пеленге. Если идти прямо на цель, то попадешь под огонь зениток. Мгновенно созревает решение - отвернуть вправо. Влево - нельзя: ведомые окажутся под обстрелом. С креном в пять - десять градусов плавно, чтобы не было заметно для зенитчиков, разворачиваюсь в сторону пеленга. Ведомые следуют за мной.
      Очередной залп - мощная огневая завеса остается слева. Значит, маневр удался. Однако долго идти так нельзя. Во-первых, удаляемся от цели, во-вторых, противник возьмет поправку, и группа попадет под разрывы. Что же предпринять?.. Плавно выполняем разворот влево. Вижу, строй заколебался: летчики начали индивидуальный противозенитный маневр. Огонь усилился. Момент в самый раз для атаки. Пора. Перевожу самолет в пикирование.
      Искусство ведущего заключается в том, чтобы соразмерить свои действия с возможностями ведомых. Всякий маневр надо выполнить так, чтобы он был посилен любому экипажу, какое бы место в боевом порядке он ни занимал. Это дается не сразу. Но именно в этом заключается искусство ведущего.
      Маневр получился, как требовалось. Теперь за ведомыми наблюдать некогда, но уверен, что они следуют за мной. Прицеливаюсь и, снизившись до расчетной высоты сбрасывания бомб, нажимаю кнопку. Включается электро-сбрасыватель. Ведомые точно повторяют мои действия. Самолет вздрагивает. Это значит, что из бомболюков высыпались десятки противотанковых бомб.
      Вывожу самолет из пикирования и с набором высоты разворачиваюсь на повторный заход, чтобы вновь обрушиться на колонну танков и автомашин противника. Сейчас есть несколько секунд, чтобы проверить действия ведомых. Бросаю взгляд влево вниз. Все самолеты на месте. Огненные цепочки "эрликонов", прочерчивая небо, тянутся к самолетам.
      Смотрю на приборы. Кажется, все в норме. Вдруг - сильный удар. За ним еще и еще... Самолет как бы замирает на месте, потом, накренившись вправо, опускает нос. В кабину врывается дым, бьют мелкие брызги горячей воды и масла. Остекление фонаря покрывается мутно-коричневой пеленой. Ничего не видно.
      Мотор сильно трясет. Машина резко теряет высоту. Спрашиваю по переговорному устройству стрелка лейтенанта Нечипуренко, куда угодили снаряды. В наушниках адский треск. Пытаюсь разобрать, что говорит стрелок. Кажется, он кричит: "Командир, горим!"
      Первая мысль - покинуть самолет. И уже готова сорваться с языка эта команда. В то же мгновение другая мысль заставляет принять более разумное решение. Ведь под нами противник. Значит - нервы в кулак! Надо бороться за жизнь самолета. С большим усилием тяну ручку управления. Штурмовик хотя и вяло, но все же выходит из пикирования. Впереди Неман, а там - наша территория. Но дотянем ли? С мотором творится что-то невообразимое. Его колотит как в лихорадке. Стрелки термометров, показывающих температуру воды и масла, отклонены до упора. Значит, повреждены масляная и водяная системы. Надо что-то предпринимать. Снова раздался сильный удар, и наступила непривычная тишина. Мотор заклинило.
      Чтобы не потерять скорость, привычным движением перевожу самолет в планирование. Стрелок докладывает:
      - За самолетом - дымный след. Огня не видно.
      Отвечать Нечипуренко некогда. Надо быстро решать - покидать самолет или производить посадку. Но куда?
      Каждая секунда съедает десятки метров высоты. Куда же нас вынесет? Эх, перетянуть бы Неман. А за ним - спасение. Прыгать уже поздно. Самолет стремительно приближается к земле, затем проносится над самой водой. Еще чуть-чуть - и мы будем на своей территории. Шасси не выпускаю. При посадке вне аэродрома делать это не рекомендуется: на пробеге можно наскочить на препятствие и перевернуться.
      Беру ручку управления на себя, хочу задрать нос самолета и уменьшить угол снижения. Машина не слушается, теряет скорость и с правым креном падает за рекой. Наскочив на обочину канавы, она рекошетирует, снова плюхается и выскакивает на засеянное поле.
      Во время первого касания меня бросило на приборную доску, а затем стало кидать по кабине от борта к борту. Я потерял представление, в каком положении находится самолет. Ручка управления выскочила из рук. Да она и не нужна уже, эта ручка. Ноги заблаговременно снял с педалей, задрал вверх и уперся ими в приборную доску. Такая поза при лобовых ударах наиболее безопасна. Она позволяет сосредоточиться, спружиниться и все перегрузки принимать на ноги. Меньше опасность удариться головой о прицел.
      Самолет пробороздил еще несколько десятков метров и наконец остановился. Через остекление фонаря ничего не видно. Сверху кабина завалена всяким мусором.
      Нащупав ручку, с трудом открываю фонарь. Расстегиваю лямки парашюта и стараюсь выбраться из кабины. Чувствую боль в правом колено, очевидно, ушиб ногу при первом ударе. Саднит правый висок. Кисть правой руки в крови. Тяжело опускаюсь на плоскость, хватая ртом воздух. Вот она, война! Не из одних побед состоит...
      Стрелок тоже открыл фонарь. Догадываюсь, что и у него не все благополучно. Из-за высокой ржи мне ничего не видно вокруг. А встать не могу: не слушается нога.
      - Командир, немцы! - вдруг крикнул Нечипуренко, быстро захлопнув фонарь своей кабины и приготовив пулемет.
      Рассыпавшись цепью, к нам приближалась группа солдат - человек двадцать двадцать пять. Мне видны только их головы, они идут напрямик по нескошенному ржаному полю.
      Стрелок уже готов открыть огонь. Превозмогая боль, снова забираюсь в кабину и закрываю фонарь. Вынимаю пистолет.
      - Огонь открывать по моей команде! - приказываю стрелку.
      "Вот тебе и своя территория..." - говорю себе и лихорадочно ищу выход из положения. Самолет беспомощно распластался на земле. Вперед, правда, можно стрелять из пушек и пулеметов. Но они неподвижны. Хвост прикроет своим огнем стрелок, а для обороны флангов приходится рассчитывать только на пистолет с двумя обоймами.
      Пока я перебирал варианты боя, солдаты были уже рядом. Вдруг слышу: - Эй, летчики! Погодите стрелять - тут свои!
      Как все-таки мил в такую минуту родной язык! Мы сняли с самолета радиостанцию, часы и захватили парашюты - все, что можно унести с собой. Пехотинцы оказали нам медицинскую помощь, накормили солдатским обедом и посадили в попутную машину, пообещав охранять самолет до прибытия техников. Через несколько часов мы добрались до аэродрома, где базировался наш братский штурмовой авиационный полк. А к вечеру мы уже были в кругу боевых товарищей.
      Здесь нас ждали печальные вести. С задания не вернулись, еще два экипажа: Анатолия Васильева и Алексея Семенова. В одном вылете, оказывается, были сбиты три командира эскадрильи.
      Анатолий Васильев произвел посадку на своей территории и на следующий день прибыл со своим стрелком в полк. Старший лейтенант Семенов и его стрелок сержант Чухновский погибли. Когда их самолет, объятый пламенем, вошел в пикирование, Алексей Семенов последним усилием направил его на скопление вражеских танков. Так наш лучший боевой друг повторил бессмертный подвиг капитана Гастелло.
      В тесном взаимодействии с наземными частями и соединениями штурмовики продолжали наращивать свои удары по врагу, с каждым днем нанося ему все большие потери. С начала наступления и до 1 августа нашей дивизией было совершено 2000 боевых вылетов, уничтожено около 1500 автомашин, 121 танк, разрушено четыре переправы, взорвано пять железнодорожных эшелонов с живой силой, оружием и боевой техникой противника.
      За успешное выполнение заданий командования в боях по освобождению Белоруссии Указом Президиума Верховного Совета СССР от 10 июля 1944 года наша 233-я штурмовая авиационная дивизия была награждена орденом Красного Знамени. Приказом Верховного Главнокомандующего за обеспечение успешных действий наземных частей при освобождении городов Волковыск, Гродно и Белосток 198-й штурмовой авиационный полк получил наименование Волковыского, 62-й штурмовой авиационный полк - Гродненского и 312-й штурмовой авиационный полк Белостокского.
      В августе нашу боевую работу сильно осложняли грозы. Как ночь - так гроза. При ослепительном блеске молний на аэродром обрушивалась лавина воды. А по утрам на летном поле стояли озера.
      Летчикам, конечно, нелегко было поднимать в воздух тяжело груженные самолеты с раскисшего грунта. Трудность состояла еще и в том, что на разбеге сильно забивались грязью маслорадиаторы. Это приводило к перегреву масла в полете, что, в свою очередь, грозило выходом из строя двигателя. Как же быть? Летчики и техники искали решении и не находили. Выход из создавшегося положения подсказал нам один из механиков.
      - А вы взлетайте с закрытыми маслорадиаторами, - посоветовал он, - и открывайте заслонки уже после отрыва.
      Доброму совету последовали все. Получилось просто здорово: во-первых, моторы перестали греться, во-вторых, у механиков отпала необходимость каждый раз чистить радиаторы. Этим столь несложным приемом мы потом с успехом пользовались до самого конца войны, как, впрочем, и многими другими новшествами, которые вносили рационализаторы и изобретатели в эксплуатацию и обслуживание самолетов.
      Подобных примеров инициативы и творчества на фронте было великое множество. Инженерно-технический состав показывал свою сметку в работе, стремясь ускорить подготовку машин к боевому вылету. Летчики, открывая новые возможности штурмовика, упорно совершенствовали тактику.
      Однажды в боях за Волковыск группе Героя Советского Союза капитана Ф. Башкирова была поставлена задача нанести штурмовой удар по танковой колонне противника, насчитывавшей более сорока машин. Гитлеровцы спешили в город. На глазах у наших летчиков колонна противника вдруг разделилась. Основная ее часть продолжала движение по шоссе на Волковыск, а машин двенадцать свернули влево на полевую дорогу.
      Перед капитаном Башкировым встал вопрос, требовавший немедленного решения: какую группу штурмовать? Летел он четверкой. Ударить по обеим колоннам ведущий считал нецелесообразным - слишком мало для этого сил. Заманчивым казалось нанести удар по большой группе танков, направлявшихся в город.
      Но летчик принял другое решение. Он хорошо знал наземную обстановку. Наши наземные части атаковали город с юго-востока. Значит, танки гитлеровцев, свернувшие на полевую дорогу, предназначались для удара им во фланг. Своим выходом на наши коммуникации фашисты замышляли отрезать передовые советские подразделения. Грамотно оценив обстановку, капитан Башкиров с ведомыми нанес удар противотанковыми бомбами по танкам противника, нацелившимся на наш фланг. А о второй танковой колонне, направлявшейся в Волковыск, он доложил на станцию наведения. Ее настигла восьмерка наших штурмовиков, срочно поднятая для этой цели с аэродрома. Так инициатива капитана Баппшрова, его творческое отношение к решению боевой задачи помогли летчикам одержать победу.
      В то время как наша пехота, поддержанная артиллерией и танками, вела бои на улицах города, в воздухе одна за другой проносились группы штурмовиков и истребителей. Одни наносили удары по опорным пунктам противника, другие патрулировали, расчищая нашим самолетам небо над целью.
      Но вот под крылом Ил-2 с оглушительным треском разорвался зенитный снаряд. Осколки повредили мотор, пробили элерон. Поврежденная машина отстала от строя и могла стать добычей "мессеров" или "фокке-вульфов". Но ведущий группы истребителей сопровождения старший лейтенант Н. Суни-оглы заметил отставший Ил-2. Передав командование своему заместителю, он решил прикрыть подбитый штурмовик.
      Не прошло и трех минут, как четыре "фокке-вульфа" попарно атаковали наш "як". Гитлеровцы, видимо, решили сначала сбить мешавший им истребитель, а потом расправиться со штурмовиком.
      Численное превосходство врага не смутило советского летчика. Он был готов до конца выполнить свой долг. Закончив боевой разворот, Суни-оглы оказался выше противника и тотчас смело атаковал гитлеровцев со стороны солнца. С короткой дистанции советский летчик влепил длинную очередь в кабину "фоккера". Тот перевернулся на спину и отвесно пошел к земле.
      - Спасибо за помощь!
      Суни-оглы продолжал вести неравный бой. Но после потери одного самолета у фашистских летчиков поубавилось прыти. Вскоре они отстали. А Суни-оглы сопровождал Ил-2, пока тот не совершил посадку на своем аэродроме. В этом трудном воздушном поединке старший лейтенант Суни-оглы одержал свою девятую победу.
      На разборах полетов, во время бесед агитаторов, на конференциях по обмену опытом, в боевых листках, армейских и фронтовых газетах рассказывалось о наиболее ярких примерах инициативы и творчества наших воздушных бойцов. Благодаря хорошо поставленной устной и печатной пропаганде передовой опыт получал быстрое распространение в звеньях и эскадрильях, его брали на вооружение летчики всех полков.
      ...Отступая, фашисты уже не могли надежно прикрыть с воздуха свои мотоколонны от нашей штурмовой авиации, действовавшей с малых высот. Ни истребители, ни зенитки не обеспечивали врагу безопасность движения на дорогах. Тогда гитлеровцы стали включать и свои автоколонны танки. Во время наших штурмовок они открывали по советским самолетам огонь из пушек и пулеметов, пытаясь заставить нас действовать с больших высот.
      Этот прием врага первым в полку обнаружил лейтенант Бабкин. У него в крыле самолета разорвался снаряд.
      - Думал, зенитки стреляют, - рассказывал летчик. - Но во втором заходе пригляделся, смотрю, по нашей группе бьют танки.
      Для уничтожения их летчик предложил тот же способ борьбы, что и с вражескими зенитками. Выделенные самолеты специально загружали ПТАБами. Экипажи получали задачу обнаруживать во вражеских мотоколоннах бронированные машины и бить по ним.
      Капитан Иван Занин предложил не совсем обычный порядок расходования боекомплекта. В редких случаях он делал один заход на объект. Обычно летчик распределял весь бомбовый груз на 2 - 3 захода. Первая атака у него была пристрелочная. А потом уже летчик наносил основной удар. Если же обстановка вынуждала Занина ограничиваться одним заходом, например при уничтожении переправы, эшелона или мотоколонны, то его группа обычно сразу поражала цель по всей ее длине. Используя этот метод, капитан Занин успешно громил вражеские переправы.
      Много творческой инициативы проявлял при вылетах на боевое задание штурман нашего полка первоклассный воздушный боец майор Михаил Ступишин. Особенно хорошо удавались ему штурмовые удары по точечным целям: минометным и артиллерийским батареям, командным пунктам, танкам и штабным машинам. Майор Ступишин хорошо знал не только тактику воздушного противника, но и основы общевойскового боя.
      Действуя над передним краем, он молниеносно ориентировался в обстановке и уничтожал те цели, которые больше всего мешали нашей пехоте. И нас учил майор Ступишин, как можно быстрее замечать с воздуха танкоопасные направления, по демаскирующим признакам обнаруживать исходные позиции танков. Они, как правило, сосредоточивались у опушек леса, в лощинах, за домами населенных пунктов. Гаубичные и минометные батареи мы искали обычно на обратных скатах высот.
      Инициатива и творчество позволяли нам успешно преодолевать тактический шаблон и стереотипные действия при выполнении сложных заданий. Так, однажды "сработала вхолостую" четверка штурмовиков под командованием лейтенанта В. Суздальцева. При подходе к переправе, которую предстояло уничтожить, штурмовики были встречены сильным зенитным огнем.
      Оказавшись в зоне сильного обстрела, ведущий продолжал вести группу, не сделав даже попытки выполнить противозенитный маневр или подавить огонь зенитных батарей. В результате один наш самолет был подбит и сел на вынужденную, строй рассыпался. Экипажи поспешно сбросили бомбы и ушли от цели. На аэродром штурмовики возвращались самостоятельно, по одному.
      Тут следует сказать, что главная ошибка была допущена ведущим не над целью, а значительно раньше - на земле. При подготовке к вылету у него имелось достаточно времени, чтобы основательно изучить задание с ведомыми. Он же ограничился лишь краткими указаниями о времени вылета, построении боевого порядка, уточнением мелких деталей. Летчики не знали обстановки в районе цели, ни один экипаж не был выделен для борьбы с зенитками, не определен способ выполнения атак и порядок сбрасывания бомб. И вполне естественно, что после такой поверхностной подготовки вылет оказался малоэффективным.
      А примерно через час переправу гитлеровцев поднял на воздух капитан Васильев со своими ведомыми. И решил он эту задачу, что называется, мастерски. Его группа ушла за реку на десять - пятнадцать километров в немецкий тыл. Над вражеской территорией штурмовики развернулись и со снижением пошли в атаку.
      Экипажи внезапно появились над целью. Их даже не ждали вражеские зенитчики. Бомбы были сброшены с большой точностью. "Сотки" разметали понтоны и уложенный на них деревянный настил. Несколько машин было сметено взрывной волной с переправы. Перед переправой возникла пробки. В образовавшемся скоплении транспорта возникли пожары.
      Два примера выполнения, по существу, одной и той же боевой задачи - два вылета, а как разительно отличаются их результаты. Эти вылеты послужили предметным уроком для всех нас. Тут хочешь или не хочешь, а согласишься: где разумное тактическое мышление - там победа. Где царит шаблон - там неудачи. Конечно, нельзя ждать инициативы от неподготовленного экипажа. Трудно учить летчика в воздухе, когда он уже вылетел в бой. Поэтому надо заблаговременно дать ему определенный запас знаний и навыков на земле, вооружить опытом в тренировочных полетах на бомбометание и стрельбу.
      Выполнение любой боевой задачи требовало также высокой организованности и дисциплины. У каждого летчика и воздушного стрелка нужно было воспитывать чувство ответственности за порученное дело, прививать авиаторам смелость, отвагу, мужество, заботливо собирать крупицы боевого опыта и обобщать его, направляя инициативу и творчество на повышение эффективности штурмовых ударов по противнику.
      "Дело победы над врагом требует постоянного и глубокого изучения опыта Отечественной войны и немедленного использования этого опыта в войсках"-эти строки из приказа Верховного Главнокомандующего были для нас боевой программой.
      После каждой боевой операции редел строй бывалых летчиков и воздушных стрелков. На смену им приходила молодежь, еще, как говорится, не нюхавшая пороху.
      Вновь прибывших пилотов надо было учить, вводить в строй. Но не прекращалась и боевая работа. В такие периоды на ветеранов полка приходилась двойная нагрузка.
      Программы для ввода в строй молодых летчиков, конечно, не было, и мы, составляя план занятий, исходили прежде всего из боевого опыта, накопленного летчиками нашего полка. Наземную учебу чередовали с полетами, а тактикой занимались постоянно на земле и в воздухе. Адъютант эскадрильи где-то раздобыл доску, мел, и мы теперь уже, как в школе, знакомили молодежь с боевыми порядками, способами штурмовки целей, действиями при отражении атак вражеских истребителей... Мой заместитель капитан Гришаев с пристрастием изучал с пилотами район полетов. Он требовал от каждого летчика твердого знания характерных ориентиров, курсов и времени полета от них на свой аэродром.
      - Не забудь про аэродромы соседей! - напутствовал я Гришаева, вспоминая при этом свой первый боевой вылет.
      К обучению и воспитанию молодых летчиков и воздушных стрелков мы часто привлекали командира звена лейтенанта Чередниченко. От этой работы он всегда при случае старался улизнуть - улететь на боевое задание.
      - Вы бы, командир, лучше сами позанимались, - просил он меня, - а я сегодня уже три боевых вылета сделал и еще собираюсь.
      - Вот и расскажите о них молодежи.