Волны, мелко почавкивая, лизали уже вторую щепку. Всего их шесть, воткнутых в песок одна за другой.
      «Паводок, к утру все затопит», — подумал он и отполз в кусты.
      До берега триста метров. Холодна весенняя вода, но доплыть можно. Только вот на крыше речного вокзала под уцелевшим навесом летнего ресторана с комфортом засели головорезы Дубасова. Время от времени от скуки или для острастки постреливают в его сторону, пули скворчат высоко над головой. Он им нужен живым. Ночью пытались сдуру или с перепою взять его врасплох, но батарейка в прицеле еще тянула, и он первым же выстрелом разнес бензобак. Лодка вспыхнула и завертелась на месте, а с нее попрыгали живые факелы.
      Теперь они надеются, что вода сгонит его с острова. Ждать им недолго. Справа мост, доплыть до быков ничего не стоит, но несколько раз он замечал подозрительные блики наверху.
      В середине узкого островка на небольшом возвышении кусты погуще. Отсюда хорошо просматриваются набережная и мост. Жалкие корявые деревца на плот не годятся. Ему плот и не нужен, цепляйся за любую деревяшку и плыви хоть до Каспия, стрелять не будут. Но он не один…
      Выстрелы со стороны города стихли.
      Она лежала, закрыв глаза, но когда он подполз к ней, чуть подняла веки.
      — Это в нас стреляли? — спросила она.
      — Нет. Наверно, городская милиция пыталась их выбить.
      С этими словами он подоткнул края куртки, в которую она куталась, и поправил воротник. Она потерлась носом о его ладонь.
      — Темнеет быстро. Если дружинники не придут… Ты их не чувствуешь?
      — Нет, — она улыбнулась. — Ничего не чувствую, не знаю и не могу. Ты отнял мою силу. Может, утром вернется.
      — Утром? Вода дойдет до нас прежде, чем сила придет к тебе.
      — Ну и пусть!
      — Пусть, — вздохнул он и поцеловал ее в лоб. — Спи.
      — Не бойся воды, бойся песка, — пробормотала она, засыпая.
      Он сидел на корточках, смотрел на нее и ничего не понимал. Год за годом холодной тенью проходил он сквозь города и земли, не зная, где конец пути. Теперь вдруг подумал, что это были пустые времена. Незнакомое чувство… Очень давно, на самом краешке памяти — руки отца, подбрасывающего к потолку, смех и радостный визг — год ему был тогда или полтора. Он не помнил лица, почему-то пахло нагретым металлом и топливом, что-то гудело и нестрашно рычало. И вот сейчас неожиданно вернулось будто теплые руки отца подбрасывают к потолку, и плевать, что кто-то втягивает в дела грязные и грозные… Мог ли он предположить, что пошлет в самую глубокую и вонючую дыру все дела и обязательства, запутает себя и других, а вся круговерть событий завершится словами, которые он еле выдавит из себя: «Я люблю тебя, Ксения», и на целую секунду мир вокруг остановится, пока не услышит в ответ шепот: «Я люблю тебя, Виктор».
      Могло ли придти ему такое в голову всего пару дней назад, когда он прибыл в Саратов и ждал в условленном месте нужного человека?..

      Он стоял на перекрестке, а наискосок — четырехэтажный дряхлый дом. Крышу венчала фигурная нашлепка, с барельефом. Сквозь копоть и грязь можно было разглядеть лихо отплясывающих парня и деву. Некто с отлетевшей головой подыгрывает на гармошке, а неуместный дед, кажется, на гуслях. Справа и слева неясные фигуры протягивают танцорам плоды. Подкрепиться, что ли?
      Без четверти пять. Опаздывает. Плохо. Через пятнадцать минут закончится комендантское время, и улицы превратятся в муравейник. Виктор знал, что здесь осели сотни тысяч беженцев. Комиссию по расселению просто вырезали враждующие между собой банды. Городская милиция все силы тратила на выживание, а заградотряды, наспех сколоченные из остатков спецвойск, далеко за Волгой пытались упорядочить людской поток, идущий из глубин Средней Азии.
      Саратов превратился в огромный перевалочный пункт. Он был похож на распределитель, о котором Виктор вспоминал с дрожью омерзения. На очень большой распределитель для всех — детей и взрослых.
      После опустевших городов такое половодье голов, рук и ног раздражало и немного пугало. Отсюда слабыми ручейками медленно растекались поезда, платформы, трейлеры с людьми. Распределение шло. Хлынувшие на многолюдье банды всех мастей спелись с местным отребьем, заварилось густое месиво, а там и лупилы объявились. В прошлом году, когда он проезжал через город, здесь было спокойнее.
      За спиной тонко скрипнуло. Виктор скосил глаза — из подворотни на него внимательно смотрели.
      — Эй, иди сюда, — негромко позвал женский голос.
      Встретить должен был мужчина. Что могло измениться? Он пожал плечами и, глянув по сторонам, подошел к ржавой двери. И очутился в жирных объятьях огромной рыхлой бабищи с всклокоченными волосами. От нее шел такой перегарный винт, что Виктора замутило. Прижав к своему расползающемуся бюсту, незнакомка жарким шепотом предлагала по нисходящей угол, направление, ствол, водку, себя, деньги в обмен на его кожаную куртку. Наконец ему удалось стряхнуть ее, но тут в спину уперся твердый предмет. Мужской голос посоветовал не обижать даму, а тихонечко положить руки на затылок и снимать курточку. Виктор положил руки на затылок и спросил, как же теперь снять куртку. «Не смей кожу портить!» — грозным шепотом сказала дама. «Ничего, ничего, — сказал мужчина, — ручки подними вверх, а потом медленно и осторожно опусти одну вниз. Повернись, может, у тебя под курткой ствол. Медленно, без резких движений».
      Виктор повернулся и замер. Одутловатое, распухшее лицо, огромный живот, седая неопрятная щетина почти не скрывает точки ожогов на лице, словно на нем гасили сигареты… Он!
      — Здравствуй, Боров, — негромко сказал Виктор.
      На секунду растерялся Боров, сморгнул, но этого хватило — Виктор локтем отбил чудовищную конструкцию, направленную в живот, и всадил ногой в пах. Боров хрюкнул, сломался пополам и ткнулся головой ему в ботинок.
      Незнакомку вынесло из подворотни во двор с невероятной для ее телес скоростью. Она сгинула в подъезде.
      Виктор поднял оружие. Огромный ствол, сверху примотана коробка универсального прицела. Дикий затвор с кольцом в прорези, а обойма как большая консервная банка. Густая самоделка! Откинув кожух затвора, Виктор присвистнул — в барабане сидели охотничьи патроны с ракетными насадками. Одной пулькой разнесет легкую платформу с двухсот метров. Его что, собирались в фарш месить из-за куртки?
      Боров завозил головой по земле. Тщательно прицелившись, Виктор ударил носком ботинка в висок. Потом осмотрелся и запихнул ствол в щель между мусорным контейнером и стеной, а сверху набросал пустых пакетов. Контейнер был еле виден под грудой окаменевшей дряни, которую месяцами не убирали. Взглянув на неподвижного Борова, он не торопясь вышел из подворотни. Губы дергались, он еле сдерживал улыбку. Хорошая встреча.
      На перекрестке у открытой двери двухместной платформы стоял человек в синем плаще и держал в руках часы на цепочке.
      Виктор подошел к нему и без слов полез в кабину. Человек сел рядом, захлопнул дверь. Распахнулись прозрачные винты, еле слышно загудел мотор, и платформа снялась с места. На часах — без одной минуты пять, а когда немного погодя Виктор глянул вниз, утренние улицы Саратова уже кишели людьми, до того коротавшими ночь по десять-двенадцать человек в комнате, и то, если повезет.
      Закрыв глаза, он расслабленно ощущал, как горячая волна смывает копоть с души, слой за слоем, и когда унесло водой воспоминания о черных днях, проведенных в банде Борова, воцарился совершенный покой. Вряд ли теперь Боров будет в жутких снах гоняться за ним с огромным тесаком. Отбегался Боров!
      Он вспомнил, как десять лет назад, захлебываясь от страха и ненависти, рассказывал об издевательствах и побоях, а дед Эжен молча пододвигал к нему банку с печеньем, рыжеволосая девочка Ксения вздыхала и терла виски, а странный парень Митя иронично поглядывал на него, обводя при этом вилкой клетки на скатерти. Тогда же Виктор, после рассказа о своих мытарствах, признался, что помог Саркису добраться до нужного ему места, но потом заснул, а Саркис, наверно, не дождался и ушел. Он не стал говорить, как долго блуждал в развалинах, разыскивая их дом, как трясся от безнадежности и отчаяния, пока вдруг не вышел к подъезду…
      С дедом, Ксенией и Митей он прожил всего неделю. Первые дни казалось, что с минуты на минуту его заберет патруль или возникнет Боров со своими негодяями. А когда страх исчез и он понял, что нашел дом и друзей, все кончилось. Под вечер неожиданно стали падать блоки верхних этажей. Они еле выбрались, высадив гнилые двери, через грязное помещение, куда раньше сваливали мусор. Отбежав в сторону, дети смотрели, как с треском и грохотом что-то рушится в доме, а из окон летят рамы, пыль, бетонное крошево. Дед Эжен вдруг хлопнул себя по лбу, крикнул, что забыл картотеку, и, прыгая по обломкам, исчез в оконном проеме. Ксения рванулась было за ним, но Виктор и Митя удержали ее.
      Дом медленно, с идиотским достоинством осыпался внутрь себя. Ксения, закрыв глаза, кружилась на месте, бормотала непонятные слова, а дом все рушился, рушился, а потом сильно ахнуло, в закатное небо поднялся высокий столб пыли и наступила тишина. Они ждали час, два, а когда поняли, что дед не вернется, ушли.
      Ночью у моста их остановил патруль. Потом распределитель, чехарда и неразбериха, и Виктор потерял Ксению и Митю.
      Платформа загудела и пошла вниз. Виктор открыл глаза.
      Хмурый человек придвинул к нему упакованный сверток.
      Виктор разодрал пластик, пересчитал чеки и сунул в карман. Дело сделано. Он не знал, да и не хотел знать, что было в тяжелой плоской коробке. Всю дорогу коробка висела на стальной цепочке, а та — на шее. Будь там платиновые электроды или ампулы с «контактом» — ему что за дело! Впрочем, вряд ли местный филиал ООН нуждался в «контакте», а если кого-то скрутит, то любой химик-любитель сварит потребную отраву. Возможно, в коробке никому не нужные дискеты с отчетами, и ради них он трясся ночь и день в страшно скрипучем вагоне. В полупустых купе кучковались подозрительные штымпы, пару раз они приставали к нему, но он запер дверь и лег спать на ободранную полку. А утром увидел в окно, как по перрону одного из этих молодчиков волокут дружинники. Волокли за ноги, а штымп не сопротивлялся, потому что был покойником.
      В последние годы ему частенько приходилось лезть в густую оборотку. Но с тех пор, как старый Гонта подобрал его и воспитал, он ни во что не вмешивается. Своих дел хватает.
      Вот и сейчас, получив все, что ему причитается, он кивнул и пошел к двери. Его остановил вопрос хмурого человека:
      — Не могли бы вы прихватить с собой кое-что?
      С таких вопросов и начиналась новая ходка. Пакет или чемоданчик, знакомый или незнакомый маршрут. Если бы Виктор знал, чем обернется для него вопрос хмурого человека… Хотя нет, ничего не изменилось бы, вращение мировых колес неостановимо, и все равно — знаешь ты или не знаешь, где и когда сотрет тебя в прах.
      Просьба оказалась пустяковой. Отвезти в Москву небольшой предмет, не больше половины ладони, и сдать его в центральное представительство Фонда лично в руки доктору Мальстрему. Оплата на месте в том же размере. Виктор обрадовался, что не нужно пересекать территории с запада на восток или, боже упаси, с севера на юг.
      По тому, как небрежно ронял слова хмурый, Виктор догадался, что речь идет о произведении искусства, притом большой ценности. А когда хмурый сказал, что у него хорошая репутация и он надеется, что гонец не подведет, Виктор насторожился. Хмурый что-то недоговаривал. Отводил глаза в сторону, медленно цедил слова. Наконец Виктор, не выдержав, протянул вперед руку и потребовал предмет в надлежащей упаковке. Хмурый вздохнул и извиняюще произнес, что с минуты на минуту придет человек с предметом.
      Виктор пожал плечами и сел на диван с выцветшей обивкой. Глянул в окно. Крыши, трубы. Из чердачного окна соседнего дома высунулась голова, и исчезла. Очень хотелось спать…
      В комнату вошел высокий крупный человек. Поверх зеленой в коричневых пятнах рубахи шел ремень, а через плечо — еще один. Портупея — вспомнил Виктор старое слово. К ремню вошедшего приторочена открытая кобура, откуда выглядывала рифленая рукоять.
      За ним вошли два молодых парня в таких же пыльных старых рубахах и черно-синих нарукавных повязках. Один встал у окна, а другой у двери.
      — Здравствуйте, Сармат, — обрадовался хмурый, — заждались мы вас. Вот гонец, отдайте ему предмет.
      Тот, кого назвали Сарматом, мельком глянул на Виктора, сел на стул и огладил густую черную бороду.
      — Да, конечно. Только, видите ли, Михаил, у меня сейчас нет этого предмета.
      — Как — нет?! — вскочил с места хмурый Михаил.
      — Не волнуйтесь, я отдам эту чертову побрякушку. Она у надежного человека. Не могу же я таскать ее с собой, когда за ней охотятся дубасовцы. Я сегодня же передам ее гонцу. Пусть молодой человек, — он доброжелательно улыбнулся Виктору, — подождет несколько часов. А еще лучше, мы вместе пойдем и возьмем ее.
      — Доктору Мальстрему это очень не понравится, — сказал Михаил. — Я должен получить все гарантии, что вы передадите реликвию.
      — Вы, что же, мне не верите? — тихо спросил Сармат.
      Михаил замахал руками.
      — Что вы, что вы… — С него даже хмурость слетела. — Разумеется, верю. Только мне надо сообщить доктору Мальстрему, когда прибудет гонец.
      Виктор пожал плечами. Он сам не знал, сколько времени займет путь.
      — Насчет дубасовцев вы, конечно, пошутили, — продолжал Михаил. — Не сунутся же они к руководителю дружины, тем более что объявлены вне закона. Попрятались все по норам.
      — Да вот же они! — громко сказал парень у окна.
      В ту же секунду Виктор оказался рядом с ним. По спуску к дому бежала небольшая толпа, размахивающая палками. Приглядевшись, Виктор увидел, что это не палки. На крыше дома напротив возникло движение, чердачное окно беззвучно разлетелось, и что-то цокнуло в стену у окна.
      Первое правило гонца — не вмешиваться во внутренние дела. Виктор спокойно вернулся к дивану и сел поближе к шкафу. Его металлический бок надежно ограждал от огня с улицы.
      — Так, значит, по норам? — задумчиво протянул Сармат. — Ну-ну…
      В комнату вошли еще двое. Один достал из-под куртки карабин со спиленным под самый газоотвод стволом и занял позицию у окна, а второй сказал несколько слов в спикер, висящий на груди, вышел и вернулся с тремя крепкими ребятами.
      Виктор тихо сидел на диване. После первых же выстрелов Михаил исчез под столом, а Сармат подошел к окну, показал пальцем на крышу напротив и пошел к двери, поманив Виктора за собой.
      Тут поднялась пальба, полетели стекла, посыпалась штукатурка, выстрелы прерывались чертыханием и матюгами из-за частых осечек.
      Они шли по узкому темному коридору, за углом их встретили люди с повязками дружинников.
      — Человек двадцать, — сказал один из них.
      — Обнаглели, мерзавцы! — покачал головой Сармат.
      — Сейчас Мартын с группой подойдет.
      — Где он застрял?
      — На углу Солоневича и Арбитмана, баррикаду разбирает.
      Они стояли на лестничной клетке. Внизу, в подъезде, несколько человек палили сквозь дверь, подпертую большим мусорным баком. Выстрелы с улицы вышибали длинные щепы, а пули с грохотом и звоном бились о ржавые стенки бака.
      Бухнул взрыв, другой, взрывом снесло дверь и кинуло бак на лестницу. Кто-то застонал.
      — Вот они как, — с угрозой проговорил Сармат и положил руку на кобуру. А потом быстро закатал рукав. Виктор увидел прихваченную к кисти и локтю стальную полосу. Два щелчка, поворот рукояти, и в руках у Сармата оказался широкий меч.
      — Все назад, — сказал он.
      Снизу поднялись два человека, они под руки вели третьего, у которого лицо было в крови.
      Грохнул еще один взрыв, остатки дверного косяка сдуло, по ступеням и стенам чиркнули осколки, бак качнулся, но Сармат удержал его свободной рукой.
      Виктор заметил, с каким восторгом смотрит на Сармата невысокий коренастый парень, пристроившийся рядом с ним, он даже выпустил из рук карабин, и тот повис на ремне.
      И в тот миг, когда в развороченный дверной проем с улицы полезли невнятно вопящие рожи, Сармат толкнул им навстречу бак, а когда атакующие на секунду застряли, пропуская грохочущее чудовище, прыгнул на них.
      Через минуту все было кончено. Кто-то успел пару раз пальнуть, две или три тени выметнулись с воем на улицу. Виктор слышал только свист меча и глухие удары, а в копошении тел внизу ничего нельзя было разглядеть.
      А потом снаружи громко закричали, зацокали копыта, откуда-то издалека затрещал пулемет, но тут же захлебнулся.
      — Сармат, ты цел?
      В дверном проеме возникла крупная фигура.
      — Что со мной может случиться, Мартын? — донесся спокойный голос Сармата.
      Виктор увидел, как Сармат стряхнул с себя чье-то тело, подошел к Мартыну и обнял его.
      — Спасибо, что опоздал! Я немного поразмялся.
      — Выпороть бы тебя, лезешь, куда не надо!
      Они вышли на улицу, и голоса стихли. Виктор подождал немного и спросил — «Что дальше?»
      Но парень не отвечал. Он привалился головой к тонким перилам, шапка с широким козырьком съехала набок и прут острым ребром уперся ему в лоб. Тонкая струйка крови стекала из виска на грязные ступени.
      Час спустя Виктор сидел в штабе дружины. Он доедал тушеное мясо из пакета и прислушивался к рокочущему голосу Сармата, идущему из дальних комнат — там прощались с погибшими дружинниками.
      Волокнистое мясо вязло в зубах. Дрянная еда. Пора уносить ноги из местной заварухи. Что он люто ненавидел, так это политические склоки. Здесь, в Саратове, судя по всему, густой расклад. Самое умное — быстро на станцию и отсидеться пару недель в своем кунцевском убежище.
      На брошенную дачу он набрел три года назад, прячась от шальных лупил, которым вздумалось крутануть его. Тогда он носил заплечный найф и оставил двоих лежать на снегу. Лупилы притихли. Только ненадолго: кто-то из этой чумной братии выследил его и пошла беготня. Уходя, он набрел на спрятавшуюся в лесу дачу. Долго бродил по необъятным помещениям, дивился мраморному полу и фигурному паркету, а когда случайно нашел вход в подвал и задействовал дизель-генератор, то ахнул. Запасов еды хватило бы человек на десять и не на один год. Часть пакетов, правда, рассыпалась в труху, но густо смазанные банки блестели в ярком свете прожекторной лампы, подвешенной к потолку. Роскошный драп диванов, к сожалению, истлел.
      Здесь он зимовал и отсиживался после трудных ходок.
      Вот и сейчас ему хотелось отложить вилку и тихонечко исчезнуть. Получил он немало. Да и так накопилось порядочно чонов, хватит надолго. С чеками ООН никакие кордоны не страшны. Но каждый раз, несмотря на страшные клятвы плюнуть на ходки и зажить по-человечески, его бросало из одного края в другой, с гнилой неблагополучной территории в места совсем жуткие.
      Несколько раз он приходил на развалины дома. Медленно заселяемая Москва сюда еще не добралась, руины оплыли, поросли кустарником. Он уходил оттуда, бормоча «я найду ее», и снова поезда, платформы, долгие и утомительные дороги…
      Десять лет его мучило ощущение внутренней неполноты, двух людей он не мог забыть. И вот одного встретил — случайно или неизбежно. Боров рассчитался за свой должок. Теперь пора платить по долгам Виктору. Если бы не встреча с дедом Эженом и Ксенией, ему недолго было жить. Подлость мира и страшная обида на всех толкали его в безумие. Но он удержался на плаву, тех дней хватило, чтобы понять — даже мимолетная доброта спасает от всеобщего негодяйства.
      Для полноты бытия надо было найти Ксению. Он чувствовал: раз на его пути возник Боров, то неизбежно появится Ксения. Старый Гонта рассказал ему о законе парности встреч. Узнает ли он ее, вспомнит ли она его? Неважно! Увидеть, убедиться, что жива, помочь, если надо, и все!
      Если бы ему сейчас сказали, что через несколько часов он встретит Ксению — он бы не удивился. И не удивился бы, даже узнав, что через десять лет проклянет эту встречу. Он был готов ко всему.
      В комнату вошел Сармат, за ним потянулись дружинники. Из встроенного шкафа достали тарелки, хлеб, большую бутыль с мутной жидкостью. Пока один вскрывал банки и резал хлеб, второй разлил по стаканам. Остальные расселись кто на стулья, кто на подоконник.
      — Ну, помянем, — сказал Сармат и поднял стакан.
      Виктор вовремя положил палец на стакан и ему плеснули чуть-чуть. Он не любил пить во время работы. Потом, правда, неделю или две раскручивался после густой ходки. Среди запасов обнаружился целый погреб с большим набором, поражающим воображение. Он перетащил сверху экран и огромную видеотеку. Бывшие хозяева дачи, судя по всему, любили фильмы серьезные, но хватало и фантов. Несколько раз ему попадались записи странных встреч кто-то куда-то прилетал или возвращался, долго выступал и что-то говорил, обещал… Наверно, это был хозяин дачи. Впрочем, дела происходили очень давно, судя по одежде и обилию людей, до мора, а то и вовсе в прошлом веке. Платформ не было, самолеты одни и моторы на колесах.
      Самогон упал в желудок и расплескался озером лавы. Виктор торопливо схватил кусок хлеба и зажевал жуткое пойло.
      Несколько минут сидели молча. Виктор смотрел на Сармата, а Сармат опустил голову на кулаки. Потом медленно провел ладонями по лицу и поднялся.
      — Пошли, — коротко сказал он Виктору, а когда с места поднялись остальные, добавил: — Сергей и Карл с нами, остальные к Мартыну. Скажите Мартыну, пусть возьмет человек двадцать и скачет к Хибаре. И пусть захватит с собой локтевой резак.
      — Пропадем ведь в Хибаре, — сказал высокий дружинник и покачал головой.
      — Со мной? — поднял брови Сармат, и дружинник с облегчением рассмеялся, удивившись своему сомнению.
      Они вышли на лестницу и поднялись наверх. Вход на чердак охранял дружинник с карабином. Сармат кивнул ему, спросил, где водитель. Дружинник ткнул пальцем вверх.