Она медленно поднималась по эскалатору оживленного лондонского метро. Даже ее плохо сидящее платье не могло скрыть хрупкой красивой фигурки. Она вышла на улицу, и свежий осенний ветерок слегка коснулся ее длинных светлых волос. Бледное лицо застыло в ожидании. Не замечая удивленных взглядов прохожих, девушка остановилась перед входом в здание и вместе с толпой молодых людей поднялась по ступенькам. И только в переполненном холле она в нерешительности остановилась.
      – Новых студентов просят пройти через голубые двери в аудиторию и ожидать мистера Холмса, – мужчина пытался перекричать галдящую толпу.
      Вместе со всеми девушка вошла в аудиторию. В небольшой комнате было полно народа. Передние места были уже заняты, и она, протиснувшись между рядами, заняла место на последнем, рядом с девушкой, которая, казалось, спала. Ее появление нарушило сон девушки, и та, потирая глаза, начала рыться в карманах.
      – Извини, у тебя нет зажигалки? – манера растягивать слова выдавала в ней американку.
      – Нет, к сожалению, я не курю.
      – Все в порядке, я уже нашла, – девушка с довольным видом достала из кармана замусоленный коробок спичек. Не обращая внимания на табличку «Не курить», закурила и протянула ей руку. – Привет, меня зовут Фрэнки Дюваль.
      – Джина Шорт, рада познакомиться. Ты в какой группе? У тебя такой вид, будто ты заскочила случайно.
      – Да нет, просто сегодня первый день. Я на драматическом, актерский курс, группа «Б». Мой отец сто лет назад освятил своим присутствием эти священные стены.
      – И я тоже в группе «Б».
      – Ну, вот и познакомились, – Фрэнки потянулась и вздохнула. – Ой, я совсем разваливаюсь. Ну и напилась же я вчера в самолете! Пришлось встать в шесть часов, влить в себя ведро кофе и пачку сигарет, иначе я не попала бы в эту душегубку.
      Джина зачарованно смотрела на свою соседку, на красивое, немного пухленькое личико, карие глаза и черные, как смоль, вьющиеся волосы.
      – Ты американка?
      – Ты имеешь в виду мой акцент? О Боже! – девушка улыбнулась. – Так вот, к твоему сведению, я стопроцентная англичанка, правда, родилась в Штатах и, наверное, подцепила их манеру говорить. Господи, я не была там со времени последнего бракоразводного процесса моего папочки.
      – Извините, это место занято?
      Джина повернула голову. Девушка с веснушчатым лицом и рыжими волосами, в платье, плотно облегающем ее полную фигуру, указывала на место рядом с ней.
      – Нет, – ответила Джина.
      – Давай, садись и присоединяйся к нашей шайке любителей поспать на заднем ряду, – Фрэнки приветливо махнула рукой.
      – Огромное спасибо, – девушка широко улыбнулась, показывая белые ровные зубы, села на стул рядом с Джиной и представилась:
      – Бетина Лонгдейл, очень рада познакомиться с вами. Я учусь на драматическом, группа «Б».
      – И мы тоже, – ответила Фрэнки.
      Прозвенел звонок.
      – Я жутко волнуюсь, – прошептала Бетина.
      Не успела Джина ответить, как дверь открылась, и высокий элегантный мужчина в твидовом костюме и пестром галстуке-бабочке вошел в аудиторию и поднялся по ступенькам на сцену. В классе воцарилась тишина, Фрэнки бросила на пол сигарету.
 
      Теодор Холмс с интересом окинул взглядом новичков. Пара красоток на заднем ряду, темненькая и светленькая, Роза и Цыганка. Он всегда мог оценить их красоту, хотя они его и не интересовали. Не осталось без внимания и рыжеволосая девушка. Ее отец – лорд Лонгдейл – попечитель и патрон этой школы.
      Теодор Холмс преподавал в Британской школе драматического искусства вот уже двадцать пять лет. У школы была блестящая репутация, и, несмотря на высокую плату за обучение, в школе училось много иностранцев. Самые способные английские студенты получали солидную стипендию. Но за последние несколько лет в школе многое изменилось, и не в лучшую сторону. Эти новомодные подходы к обучению, в театрах почти не ставят классику, все рвутся в коммерческое кино. Теодор вглядывался в одухотворенные, внимательные лица этих студентов и думал, представляют ли они, какую профессию выбирают. Холмс знал, что только двум-трем из них удастся пробиться на Олимп славы. Но, хотя бы ради этих нескольких человек, стоило работать. Открытие новой звезды – самая волнующая вещь в мире. И только это удерживало Теодора Холмса в школе. И, потом, в этом букете молодости и красоты всегда была возможность…
      Теодор Холмс откашлялся:
      – Доброе утро, леди и джентльмены. Рад приветствовать вас в Британской школе драматического искусства. Надеюсь, что время, проведенное в этих стенах, будет для вас плодотворным и счастливым. Мне нет необходимости напоминать, что каждый из вас прекрасно показал свои способности на отборочных турах. Наша школа считается лучшей в Англии. Это не значит, что каждый год мы выпускаем новых Оливье или Бернандотов. Но все актеры, закончившие нашу школу – профессионалы. Профессия актера – это девяносто процентов упорного труда, пять процентов таланта, а все остальное, к сожалению, – дело случая. Мы можем научить вас основным приемам вашей будущей работы, развить ваши способности, но насколько вы освоите, научитесь всему этому, зависит только от вас. В холле вы найдете большое и достаточно сложное расписание. Вы учитесь в спецгруппе, в расписании она выделена красным карандашом. Каждый кабинет, для удобства, отмечен различным цветом. И, наконец, я надеюсь, что вы оправдаете наши надежды. Мы отдадим вам все наши знания и силы. Нам предстоит тяжелейший и упорнейший труд, и я верю, что вы прекрасно со всем справитесь. Желаю вам удачи теперь и в будущем.
 
      – О Боже! Этот урок по импровизации был полнейшим кошмаром! – Фрэнки стояла голая в центре раздевалки, вся раскрасневшаяся после душа.
      Джина внимательно рассматривала ее. Стройные длинные ноги, тонкая талия, большая упругая грудь и прекрасная длинная шея. В ее плавных, грациозных движениях было что-то кошачье. Джина, никогда до этого не видевшая обнаженного тела, сейчас пристально смотрела на Фрэнки. В квартире, где она жила вместе с матерью, и в местной католической школе для девочек, нагота считалась грехом. Джина стала торопливо натягивать трусики и лифчик.
      Фрэнки, тем временем, все еще обнаженная, с сигаретой «Лаки Страйк», кружила по комнате, развлекая присутствующих своими впечатлениями о преподавателях.
      – Ну и зануда же этот Тео. Этому парню нужна хорошая встряска. Но, к сожалению, девочки, мы его не интересуем.
      – Что, черт возьми, ты хочешь этим сказать? – удивленно поинтересовалась Бетина.
      – А ты не знаешь? Тео – гомик. И я совсем не уверена, что этот голубой счастлив. Ну, теперь ты уловила?
      Оглядев вопросительные лица девушек, Фрэнки поняла, что никто из них понятия не имеет, о чем идет речь.
      – О'кей. Объясняю на пальцах. Теодор Холмс – многоуважаемый директор самой выдающейся академии драматического искусства Англии – ГОМОСЕКСУАЛИСТ. Другими словами, он предпочитает спать с мужчинами. Вот вам, мои невинные ягнятки, первые грязные сведения о нашей школе. И не пытайтесь соблазнять его своими женскими прелестями – с ним это не пройдет.
 
      Джине ужасно не хотелось возвращаться домой, к матери, в их маленькую тесную квартирку. Поэтому она с удовольствием приняла предложение Фрэнки сходить куда-нибудь выпить кофе.
      – И я с вами, – тут же сказала Бетина.
      Не прошли они и нескольких метров, как Джина заметила на другой улице маленькое кафе.
      – Мне один капуччино и побольше шоколада, а вам?
      – Мне, пожалуй, то же самое.
      – И мне тоже, – согласилась Джина.
      – Замечательно. Три капуччино, пожалуйста, с двойной порцией – шоколада.
      Фрэнки закурила.
      – Интересно, каким ветром вас занесло на этот курс? По-моему у вас совершенно не артистический вид.
      – Я просто хочу быть актрисой, – ответила Джина.
      Фрэнки ухмыльнулась:
      – Не думаю, что это достаточно веская причина. Вот я – другое дело. Единственная дочь знаменитого актера Англии, который навсегда оставил сцену и продал свою душу Голливуду. Теперь мой черед продолжить семейное дело. Мой отец – Даниель Дюваль, слышали о таком?
      – Слышали о таком? – Бетина подскочила на стуле, чуть не опрокинув свой кофе. – Ведь он мой любимый актер, я каждый его фильм смотрела по пять раз. Влюбилась в него в шесть лет и мечтала выйти за него замуж. Он не собирается в ближайшее время тебя навестить?
      – Бетина, выбрось из головы эту идею выйти за него замуж. Он уже трижды был женат, не считая моей матери. И к тому же, «тетушек» у меня больше, чем у тебя волос на голове. Я никогда не видела его, даже когда мы жили с ним вместе, а теперь, когда он так знаменит и занят, я не думаю, что он прилетит сюда специально для того, чтобы пригласить меня на обед. Но, если в следующем году мне удастся с ним встретиться, я буду очень счастлива, – Фрэнки закурила очередную сигарету.
      – Так, – заключила она, – значит, вы не курите, малышки? Нет? А я дымлю с двенадцати лет, с тех пор, как стащила в магазине коробку со старушкой Синди. Кстати, мы до сих пор не выяснили, что здесь делает мисс Лонгпот или как вас там?
      – Вообще-то, Лонгдейл, – дружелюбно ответила Бетина. – Я думаю, что это заманчивее, чем работа секретаршей в каком-нибудь офисе, и решила попробовать, почему бы и нет. Мои родители уверены, что у меня это скоро пройдет, я найду себе подходящего парня, и мы поженимся. Но я не думаю, что кто-нибудь клюнет на меня. В этом году я была самой очаровательной страшилой среди абитуриенток, – Бетина улыбнулась и посмотрела на часы. – Я, пожалуй, пойду, а то Джерри начнет звонить моим родителям и говорить, что я попала в руки мошенников и бродяг.
      – А кто такой Джерри? – спросила Фрэнки.
      – Это мой брат, наследник титула и родового гнезда в Йоркшире, непроходимый тупица. Он работает в коммерческом банке и оберегает свою младшую сестричку от разных бед. Я живу у него на квартире в Найтсбридж. Кто-нибудь едет в мою сторону?
      – Нет, я живу в ужасно огромном старом доме. Мой отец купил его пару лет назад. Не совсем уютное местечко, но с прекрасным видом на Темзу. Ты со мной, Джина?
      Джина чувствовала себя не в своей тарелке. На Найтсбридж она была всего один раз, давно, в детстве, когда они с матерью поехали на автобусе посмотреть на великолепно украшенную рождественскую елку. А Темза… Ей вспомнился мрачный, узкий канал около дома и узкие улочки.
      – Нет, спасибо, Фрэнки, мне в другую сторону.
      – Ну что ж, развлечемся по дороге, – Фрэнки извлекла пятифунтовую банкноту и расплатилась за всех.
      Девушки вышли на улицу, и Фрэнки поймала такси.
      – Встретимся завтра. Хочу сегодня как следует выспаться, – машина увезла ее.
      – Пошли, Джина, я провожу тебя до метро. Ну, как тебе понравилась наша американская кузина?
      – Ничего, но мне кажется, немного со странностями.
      – Это точно! – у входа в метро Бетина улыбнулась. – Спокойной ночи, Джина, до завтра.

      Джина вставила ключ в замок, открыла дверь и вошла в маленький темный коридорчик. Она повесила пальто и прошла на кухню, где ее мать, сидя за столом, читала газету.
      Джойс Шорт была маленького роста, с седеющими волосами и глазами, такими' же ошеломляюще голубыми, как и у дочери. Ее лицо еще не утратило своей привлекательности.
      Она вопросительно посмотрела на Джину.
      – Что случилось?
      – Извини, я опоздала. Мы пили кофе с двумя девочками из моей группы.
      – Твой чай, по-моему, уже готов. Когда закончишь, вымой, пожалуйста, за собой посуду. Я иду смотреть телевизор, – голос звучал ровно и спокойно.
      – Мама, у меня был прекрасный день в школе. Представляешь, я познакомилась с девушкой по имени Бетина. У нее отец – лорд, и с Фрэнки, ее отец – знаменитый…
      – Я рада, но, пожалуйста, в следующий раз предупреждай меня, когда будешь задерживаться. Я не хочу тратить свое время на ужин, который пропадает зря, – с этими словами Джойс взяла газету и вышла из кухни.
      Джина печально вздохнула и вынула из духовки картошку с мясом. Мать права – это уже нельзя есть, к тому же, у нее совершенно не было аппетита. Она выбросила ужин в мусорное ведро и ополоснула тарелку. Потом взяла яблоко и стакан молока и пошла в свою комнату. Включила свет, закрыла дверь и прилегла на кровать, закрыв глаза. Здесь был ее мир, маленькая часть огромного мира, который она действительно могла назвать своим. Джина открыла глаза и окинула взглядом аккуратно вырезанные фотографии ее любимых актеров и актрис на стенах. Джина думала о них, как о старых друзьях, как о людях, которым она доверяла свои мысли, с которыми разговаривала, когда мать не хотела ее слушать.
      Это началось задолго до ее решения поступить в драматическую школу. Тогда она еще не верила, что ее мечта сбудется. Никто не знал, что она решила стать актрисой. И пока она не прошла отборочные туры, ни один человек, кроме этих лиц, взирающих на нее со стен, не знали о ее планах. Ее выбор был для всех громом среди ясного неба.
      Из всех драматических школ Джина хотела учиться только в одной – Британской школе драматического искусства, колыбели почти всех знаменитых британских актеров. В биографиях, которые она брала почитать в местной библиотеке, все актеры в самых ярких красках описывали время, проведенное в этой школе.
      Десять фунтов, необходимые для оплаты участия в конкурсе, Джина собрала, работая по воскресеньям в обувном магазине. Отослав в школу анкету, Джина так и не решилась рассказать обо всем матери. А очень скоро пришло приглашение на конкурс.
      Джина понятия не имела, что будет представлять на конкурсе. Там требовалось прочесть отрывок из Шекспира и что-нибудь из современных авторов. Она выбрала сцену из «Ромео и Джульетты», которую учила, сдавая выпускные экзамены. Неуверенная, что выбрать из современной литературы, Джина купила в специализированном магазине французского сценического искусства на Ковент-Гарден «Избранные произведения для начинающих актрис». Ее выбор пал на отрывок из пьесы «Дневник Анны Франк».
      Джина работала над своими монологами у себя в комнате, понижая голос, если мимо проходила мать. В начале февраля, притворившись больной, она получила в школе один выходной и к двум часам поехала на прослушивание.
      Ужасно волнуясь, Джина вошла в маленькую студию. За столом сидела комиссия – двое мужчин и одна женщина. Первым ее попросили прочесть монолог из Шекспира. Она приняла соответствующую позу, сердце заколотилось так сильно, что, казалось, этот стук заглушает ее голос. Джина глубоко вздохнула и начала.
      Комиссия внимательно наблюдала за ней. Теодор Холмс, сидящий в центре, почувствовал, как мурашки побежали по спине. Выступление этой еврейской девушки навеяло на него какие-то старые воспоминания, и он, с трудом сдерживал себя, пока Джина не вышла из комнаты.
      – Господи, как она хороша! Неопытна, но так естественна! Я слышал этот отрывок сотни раз, но уже забыл, как прекрасно он может звучать.
      Все члены комиссии кивнули в знак согласия. Джина, тем временем, сидела в маленькой приемной вместе с другими шестью кандидатами. Все они с беспокойством ожидали, когда зазвонит телефон и им сообщат результаты. Раздался звонок, и все, как один, подпрыгнули и нервно захихикали. Молодой человек, сидящий рядом с телефоном, смело снял трубку, послушал, и потом объявил, что все, кроме Джины Шорт, должны спуститься вниз, в комнату регистрации.
      Джина осталась одна. Ей хотелось плакать. Они все прошли, а она – нет. Она с отвращением подумала о бизнес-колледже, который монашки из школы и мать прочили ей. Через десять минут опять раздался звонок. Джина оглянулась, поняла, что в комнате, кроме нее, никого нет, и сняла трубку.
      – Хелло, – сказала она.
      – Джина, – произнес теплый голос, – не могли бы вы пройти в комнату регистрации?
      – Да, – ответила она, и, спускаясь вниз, внутренне готовила себя к самому худшему.
      Человек, сидевший в комнате регистрации, оказался пожилым джентльменом в очках, висевших на кончике его носа, как два полумесяца.
      – Присаживайтесь, моя дорогая.
      Джина села, и комок застрял у нее в горле.
      – Куратор курса, мистер Теодор Холмс, хотел бы встретиться с вами опять. Вы не возражаете?
      – Нет, – проговорила Джина, едва сдерживая слезы.
      Мужчина удивленно посмотрел на нее.
      – Вы не хотите еще раз прослушаться, Джина?
      Она посмотрела на него с недоумением:
      – Извините, вы сказали, еще раз?
      – Да, мистер Холмс хотел бы с вами встретиться на следующей неделе в четверг в три часа. Вы сможете прийти?
      – Конечно.
      – Замечательно, вы можете подготовить еще один отрывок из Шекспира, чтобы вы и мистер Холмс поработали над ним?
      Джина кивнула, и он проводил ее к выходу.
      – Всего хорошего, Джина, встретимся в четверг.
      По дороге в метро ей хотелось петь и танцевать. Она была как во сне. Вернувшись домой, Джина схватила томик Шекспира и быстро пролистала его. Она решила выучить речь Титании из пьесы «Сон в летнюю ночь». Отрывок начинался словами: «Всё измышленья ревности твоей!» Джина даже не могла предположить, что это самый известный женский монолог, написанный Шекспиром. Все последующие вечера она провела в своей комнате, учила и обыгрывала свой монолог. В четверг она пошла в школу с большей уверенностью, чем в первый раз. Регистратор поздоровался с ней и провел в знакомую студию. Мистер Холмс уже ждал ее.
      – Здравствуйте, Джина, как дела? – он протянул ей руку, и отметил, что эта хрупкая девочка обладает не только талантом, но и великолепной внешностью.
      «Какое сочетание!» – сказал Теодор сам себе, а Джину попросил еще раз повторить монолог Джульетты. Холмс боялся, что ее прошлое выступление было лишь счастливой случайностью, и он преувеличил ее способности. Но, слушая монолог снова, он убедился, что не ошибся. Они долго работали над монологами. Теодор наблюдал за Джиной и все больше убеждался в своей правоте.
      Для Джины все происходящее было, как сон, который вдруг стал явью.
      – Хорошо, Джина. Думаю, что на сегодня достаточно. Садись. В своей анкете ты написала, что в случае поступления тебе понадобится материальная помощь. Должен предупредить тебя, что местный церковный совет не располагает достаточными средствами на выплату стипендий студентам драматической школы. В прошлом году они не наградили ни одного студента. Не думаю, что в этом году что-нибудь изменится.
      Разговор о таких обыденных вещах, как деньги, вернул Джину с небес на землю.
      – Вы уверены, что родители не смогут вам помочь?
      – Отца у меня нет, а мать даже не знает, что я поступаю сюда.
      Теодор засмеялся.
      – Я думаю, что теперь тебе придется рассказать. Знаешь ли ты, что стипендию выплачивают только тем студентам, которые заплатили за обучение?
      Джина и не думала о финансовой стороне этого дела.
      – Нет, мистер Холмс, я не знала.
      – Стипендия предоставляется только тем, кто внес плату. Вам придется раздобыть денег, чтобы как-то продержаться, пока вы учитесь.
      – Я работаю по воскресеньям.
      – Вот и прекрасно. Очевидно, нам придется просмотреть еще несколько молодых людей. Мы составим список из десяти человек, претендентов на три стипендии. Через две недели вам сообщат о результатах прослушивания и о стипендии. До свидания, Джина.
      Джина с важным видом пожала его руку, поблагодарила, и, попрощавшись, вышла.
      Следующие две недели были настоящим кошмаром. Джина вспоминала слова мистера Холмса «Очень хорошо» и «То, что надо», которые он говорил ей, когда она читала монологи, и тут же приходили на память его слова о других молодых людях, претендовавших на место и стипендию.
      И, когда на семнадцатый день после прослушивания, почтальон опять не принес письмо, Джина потеряла надежду. Она перестала встречать его каждый день у дверей, и поэтому, когда еще через неделю пришло письмо, она нашла его в кухне, на хлебнице.
      Джина вскрыла его очень небрежно, чтобы мать, подозрительно наблюдавшая за ней, не могла ничего заподозрить. Но, когда она прочла о том, что не только прошла по конкурсу, но и получила стипендию, она уже не в силах была сдержать свои эмоции, и, не обращая внимания на суровый взгляд матери, радостно закричала:
      – Ура! – и бросилась ее целовать – Прочти это, мама, и, пожалуйста, не сердись на меня за то, что я это сделала.
      Лицо Джойс стало мертвенно бледным, когда она дочитала письмо до конца. Она положила бумагу на стол и молча, с укоризной, посмотрела на сияющую дочь, не в силах поверить в случившееся. Ей и в голову не приходило, что Джине могла понравиться профессия актрисы. Наконец, она заговорила:
      – Почему ты не сказала мне об этом, Джина?
      – Я хотела проверить себя, и, в случае удачи, сделать тебе сюрприз, – не сразу ответила Джина.
      Джойс была как во сне.
      – Джина, я не уверена, что ты отчетливо представляешь себе, что будет с тобой, если ты пойдешь туда учиться.
      – Мама, я прекрасно понимаю, что делаю. Я всегда хотела быть актрисой.
      – Но ты никогда не говорила об этом. Девочка, пойми, это прихоть, за которую ты будешь расплачиваться потом всю свою жизнь. Как ты, такой ребенок, можешь знать, чего хочешь?
      – Мама, я не ребенок. Мне давно уже восемнадцать.
      Джойс напряглась, пытаясь найти нужные слова.
      – Да знаешь ли ты, что все эти школы одурачивают людей, обещая известность и славу, а потом выбрасывают в мир, и без того уже полный безработных, никому не нужных актеров? Откуда у тебя уверенность, что у тебя все будет по-другому?
      – Я просто знаю – я буду актрисой.
      – Неужели? А обо мне ты подумала? Ведь я все восемнадцать лет делала все, чтобы ты получила приличное образование и надежную работу. Чем ты отплатила мне за это? Окунешься с головой в мечты о жизни, о которой ты не имеешь ни малейшего представления. Извини меня, Джина, но я запрещаю тебе учиться там.
      Джина уставилась на мать. Она совсем не ожидала такого поворота. Но, несмотря ни на что, ее мечта сбылась, и даже мать не в силах ее разрушить. И, впервые за свою жизнь, Джина собралась с духом и дала Джойс отпор.
      – Мне жаль, мама, что ты не одобряешь меня, но мне уже восемнадцать лет, и ты не сможешь запретить мне делать то, что я делаю. В сентябре я пойду туда учиться. Я благодарна тебе за все, но я должна это сделать. Я надеялась, что ты меня поймешь.
      Слезы стояли в глазах Джины.
      – Я иду в школу, – она вышла из кухни, хлопнув дверью.
      Решительной походкой Джина шла по улице, пытаясь стряхнуть с себя тяжесть навалившихся на нее неприятностей.
      Джойс осталась сидеть в кухне одна. Она знала, что не сможет остановить дочь. Она опустила голову на руки и разрыдалась.

      Джина не помнила, чтобы мать хоть раз приласкала или поцеловала ее. Джойс заботилась только о том, чтобы дочь была накормлена и тепло одета. Но она не испытывала к ней ни любви, ни нежности. Джина была замкнутой маленькой девочкой, которая большую часть времени проводила одна в своей комнате. В младшей школе одноклассники смотрели на нее подозрительно, как это обычно делают все дети, если чувствуют в человеке какую-то странность. Ей никогда не разрешалось играть с детьми или приглашать кого-либо к себе. Она с завистью смотрела на своих одноклассников, обсуждающих совместные походы в кино или в спортивные клубы. А ее никто не приглашал. Джина не могла взять в толк, почему мать не хотела принимать в доме гостей. Став старше, она поняла, что Джойс просто стыдилась их тесной квартирки в облезлом доме, в самом конце Хорнси. Но какова бы ни была причина, Джина внутренне боялась, что при попытках предложить свою дружбу, ее оттолкнут.
      Джойс всегда ждала ее у ворот школы. Они вместе шли домой, и уже через пять минут Джина уходила к себе в комнату делать уроки, пока Джойс возилась на кухне. В шесть часов Джина выходила на кухню к чаю. После чая мать обычно мыла посуду, а она вытирала тарелки и ставила их в шкаф. Затем Джойс исчезала на весь вечер в гостиной смотреть телевизор. Джина, как всегда, уходила к себе читать или мечтать. В десять вечера выключался телевизор, и она слышала, как мать закрывает дверь своей спальни. Мать никуда не выходила по вечерам и никто, кроме молочника, не звонил им в дверь.
      Став немного старше, Джина сделала открытие, что все дети в школе имеют не только мать, не и отца. Однажды, когда ей было семь лет, она спросила у матери, почему у нее нет папы, как у других.
      Джойс побледнела и строго поджала губы.
      – Твой папа умер, Джина. Он умер, когда тебя еще не было. А теперь допивай свой чай.
      На этом весь разговор закончился, и она уже больше никогда не пыталась заговорить об этом, боясь, что мать рассердится. Джина не знала, есть ли у них какие-нибудь родственники. Никто не присылал им поздравительных открыток к Рождеству или ко дню рождения. Джина начала мечтать. Она часто представляла себе, как однажды раздастся стук в дверь, и высокий красивый мужчина войдет и крепко обнимет ее. Он поцелует ее, возьмет на руки и скажет: «Джина, доченька моя, я везде искал тебя». Он посадит ее в большую машину и увезет к себе домой.
      Джине часто хотелось рассказать матери о школе, но та, казалось, совершенно не интересовалась ее делами. Джойс никогда не приходила в школу в рождественские праздники или послушать, как Джина поет в хоре. На вопросы дочери, почему она не может прийти, Джойс отвечала, что не может позволить себе средь бела дня уйти из офиса, где работала машинисткой – ведь ей нужно зарабатывать деньги на всякие сладости Джине к чаю. Но Джина знала, что это неправда – просто мать не любит ее. Когда в одиннадцать лет Джина перешла в женскую католическую гимназию, то вовсе перестала обращать на это внимание. Джойс очень радовалась, когда дочь блестяще сдала вступительные экзамены и даже улыбнулась.
      Мать Джины была очень религиозна и всегда по воскресеньям брала дочь с собой на мессу. Джина никак не могла взять в толк – если Бог – это любовь, то почему мать не любит ее.

      – Итак, девочки и мальчики, вы попали в эту школу для того, чтобы учиться быть актерами. Разрешите мне представиться. Меня зовут Руди Григороф, я работаю руководителем актерской группы с 1951 года.
      Русский развел руками, как будто хотел обнять весь класс.
      – Мы будем ставить Шекспира, Чехова, Брехта. Вы научитесь понимать и любить их. Ну вот, я рассказал вам немного о себе. А сейчас я хочу узнать, кто вы такие, и есть ли среди вас таланты. Теперь каждый из вас попробует немного поиграть, и мы увидим, что у нас есть. Ну что ж, начнем с… – мистер Григороф говорил с заметным акцентом.
      Фрэнки, сидевшая рядом с Джиной, строила странные гримасы, напоминающие Руди Григорофа. Джине хотелось смеяться, но от волнения она словно окаменела. Она была уверена, что окажется самой бесталанной в классе, и с ужасом представляла себя стоящей лицом ко всем и играющей.
      Она с волнением наблюдала, как другие студенты вставали, когда называли их имена, проходили в центр студии и начинали читать монологи. Почти все декламировали Шекспира, и это немного ее успокоило. Руди, в съехавших на нос очках, молча сидел за столом и смотрел. Джине он казался необычайно маленьким и напоминал какого-то сказочного гнома. Он был абсолютно лысым и только над ушами торчали клочья жиденьких волос.
      Джина слышала, что Руди часто доводил студентов до слез. Она была рада, что пока он не отпускал никаких едких замечаний. Неожиданно вызвали Фрэнки. Она встала в центре комнаты и представилась.
      – Фрэнки Дюваль, – повторил Руди, потирая руки. – Дочь Дени Дюваля. В свое время я учил вашего отца. Возможно, когда-нибудь вы сможете объяснить мне, почему ваш отец оставил прекрасную карьеру классического актера и начал сниматься в Голливуде. Он был очень талантлив. Ну, давайте посмотрим, что вы унаследовали от своего отца.
      Фрэнки улыбнулась и с чувством начала читать монолог Катерины из «Укрощения строптивой». Она закончила и продолжала стоять в ожидании комментариев маэстро. Но их не последовало. Фрэнки вернулась на место и села. Следующей была Джина.
      – Я вижу, у нас в классе появился ангелочек, – сказал Руди. – Ну, мой ангел, давайте посмотрим, умеете ли вы летать. Начинайте.
      Как обычно, когда Джина начинала играть, она полностью погружалась в свою роль и забывала, где она и что. И лишь дойдя до конца, услышала голос Руди:
      – Никогда не играйте Джульетту, мой ангел, пока до конца не поймете, что она чувствует. Следующий.
      Джина вернулась на место, ее щеки горели, безжалостно выдавая смятение. У нее нет никакого таланта, ей не место здесь. Она, как сквозь туман, наблюдала за Бетиной, представляющей Марию из «Двенадцатой ночи». Джина не помнила, сколько пропустила выступлений, но вдруг, сквозь ее мрачные мысли пробился красивый мужской голос. Она подняла голову. Он был стройным и высоким, с темно-каштановыми волосами и небесно-голубыми глазами.
      Она, как и все девушки в классе, сидела, словно пораженная громом. Он великолепно сыграл один из известных монологов Гамлета. Джина не сводила с него зачарованных глаз, даже когда он сел. Она наклонилась к Фрэнки:
      – Как, он сказал, его имя?
      – Мэтью Валмонт. Он неотразим, и прекрасно об этом знает.
      – Хорошо, леди и джентльмены, благодарю вас за вашу игру. Все были великолепны, несмотря на то, что жутко напуганы. Нам еще предстоит много работать, если вы хотите, чтобы публика платила за вашу игру на сцене. Зритель очень не глуп, он чувствует, когда актер играет для его удовольствия. Не должно быть никаких пропусков занятий, в противном случае, вы можете идти и работать в каком-нибудь офисе, где, возможно, не такая жесткая дисциплина. Я ясно выражаюсь? Надеюсь, все понятно. Встретимся завтра, все свежие, бодрые, и начнем работать по-настоящему.
      Руди стремительной походкой вышел из класса. Все сидели молча. Наконец, медленно стали расходиться. Джина видела, как за дверью исчез Мэтью Валмонт, окруженный кучкой девушек.
 
      – Кто-нибудь хочет кофе? – спросила Фрэнки.
      Был последний день первой недели, и у подруг уже вошло в привычку обсуждать события в кафе через дорогу. Они все были полностью измотаны. День начинался в восемь тридцать с основательной разминки. Фрэнки, как всегда, прибегала за несколько секунд до начала занятий и все время ворчала, выполняя тренировочные упражнения для тела и голоса, жалуясь, что уже давно полночь.
      После тренировок начинались занятия по диалектам, текстам или уроки импровизации. Несмотря на то, что школа готовила классических актеров, она давала студентам азы всех необходимых знаний. Здесь были и уроки балета, исторической, или истерической, как шутила Фрэнки, чечетки. К тому же двадцать минут в неделю у студентов были индивидуальные занятия по постановке голоса.
      – Как будто нас отбирают в хористки для Лайн Хора, – однажды пошутила Бетина.
      В группе «Б» было четырнадцать студентов: девять девушек и пять ребят. И Джине только к концу недели удалось запомнить все имена и лица.
      – К сожалению, я не смогу пойти с вами. Уезжаю в Йоркшир на встречу с родителями. На этот уик-энд у нас намечается грандиозное семейное торжество, и примерная дочь должна присутствовать там, на случай, если какой-нибудь благородный молодой сыщик западет на нее рыжие волосы и веснушки. Желаю хорошо провести выходные. Увидимся в понедельник, – и Бетина умчалась.
      Фрэнки и Джина перешли дорогу и заняли свою любимую кабинку в баре.
      – Господи, я еще никогда так не радовалась концу недели. Я измотана вконец. Собираюсь весь завтрашний день провести ж постели, а вечером куда-нибудь выйти. Хочешь пойти со мной?
      Джина знала, что завтра ей придется встать в семь утра и к восьми уже быть в обувном магазине. Целый день она будет обслуживать покупателей и придет домой не раньше шести. У нее едва хватит сил, чтобы съесть картофельную запеканку с мясом, которую мать всегда готовит по воскресеньям, и уснуть без задних ног. Мысль о том, что можно провести весь день в постели, а вечером сходить в театр или еще куда-нибудь, показалась ей блаженством.
      – Нет, спасибо, Фрэнки, – она печально вздохнула. – По воскресеньям я работаю, мне нужны деньги.
      – Послушай, Джина, мой папа – мужчина при деньгах, он недавно подарил мне маленькую безделушку, так называемую кредитную карточку. Так что, ты только скажи, и мы купим все, что тебе понравится. О'кей?
      Джина кивнула.
      – Ой! – Фрэнки толкнула Джину локтем. – Ты только посмотри, кто идет! – она заметила, что лицо Джины засияло от радости.
      Мэтью Валмонт медленно шествовал к свободному столику с высокой, стройной блондинкой, которая тоже училась в их группе.
      Джина чувствовала, что краснеет, но не могла ничего с собой поделать.
      – Этот мальчик далеко метит. Он так и притягивает своей сексапильностью, но это не мой тип. Я их знавала раньше. Они все время слонялись по студиям Сансет, работали в барах, в надежде, что им удастся там зацепиться.
      – Паула Френклин выглядит шикарно, не правда ли? – спросила Джина, глядя на девушку рядом с Мэтью.
      – Да, недурна. Она не теряет времени даром. Подцепила самого красавчика в школе.
      Джина заметила, как Мэтью обнял Паулу, и она крепко поцеловала его в губы.
      – Ты говорила, что тебе уже восемнадцать? – спросила Фрэнки, закуривая сигарету.
      – Да, вообще-то в следующее воскресенье мне исполнится девятнадцать.
      – О! Ты на десять месяцев меня старше. Мне только два месяца назад исполнилось восемнадцать лет. Это была не вечеринка, а сущий ад. А что ты планируешь?
      – Пока ничего. Если честно, то я не думала об этом.
      – Джина, дни рождения – это прекрасная возможность выпустить пар, а не все пропустить. Ну, мы это организуем как-нибудь, – Фрэнки на секунду задумалась. – Я думаю, тебе все-таки надо приехать ко мне на выходные. Мы бы походили по магазинам, пообедали где-нибудь, и, может быть, даже посидели в Савойе. Отец всегда туда ходит, когда бывает в городе. Что ты скажешь?
      Джине хотелось сказать, что все это звучит очень заманчиво. Но она вынуждена работать по воскресеньям, чтобы платить за обучение.
      – Спасибо за приглашение, Фрэнки. Но мне надо работать. Я…
      – О Боже милостивый, Джина! Одно воскресенье ничего не изменит. И вообще, кто работает в день собственного рождения? Обещаю, ты не потеряешь ни цента. И, пожалуйста, не надо ничего усложнять и показывать мне свою пресловутую гордость. Мой отец действительно богат, а я в этом городе чувствую себя очень одинокой. Пожалуйста, доставь мне удовольствие.
      Все звучало так соблазнительно. Джина подумала, что, наверное, сможет взять несколько фунтов из своих скудных сбережений, а к концу недели как-нибудь сведет концы с концами. В конце концов, это был особый случай, и ей очень не хотелось отказываться от предложения Фрэнки дружить.
      – Ну, ладно, я попрошу у босса один выходной.
      – Замечательно, тогда все решено. Ты только скажи своему драгоценному боссу, что тетушка Фрэнки приедет из Штатов специально к тебе на день рождения. По рукам?
      – По рукам, – Джина довольно улыбнулась.
      Неожиданно она ощутила легкий хлопок по плечу и, повернувшись, увидела Мэтью Валмонта.
      – Привет, я Мэтью Валмонт. А вы?
      У Джины пересохло в горле, она не могла сказать ни слова.
      – Это – Джина, та самая знаменитая Джульетта, а я Фрэнки.
      – Мне показалось, мы с вами очень часто встречаемся, вот я и решил подойти и представиться. А так же, – Мэтью поклонился Джине, – я просто хотел выразить восхищение вашей игрой Джульетты. До скорой встречи.
      – Ну и ну, – протянула Фрэнки, как только Мэтью отошел, – конечно, это не Ларри Оливье, отвесивший тебе комплимент, но все равно… – Фрэнки внимательно посмотрела на Джину. – Эй, тебе плохо или что?
      Джина вся пылала. Она просто не могла поверить.

      В следующую пятницу Джина сидела на кровати, глядя на весь свой жалкий гардероб, раскиданный по комнате. Ничего подходящего для тех мест, куда Фрэнки хотела ее сводить, у нее не было. Она примерила свое лучшее платье, купленное года четыре назад, окинула себя критическим взглядом и сложила все вещи в сумку. Теперь уик-энд не казался такой уж заманчивой идеей. Вздохнув, Джина захлопнула сумку и направилась в кухню, где мать ела свои обычные тосты с мармеладом. Рядом с тарелкой лежала небольшая коробка и открытка.
      – Завтра я тебя не увижу, так что подарю тебе подарок сегодня.
      – Спасибо, мама. Можно, я открою.
      – Пожалуйста, если хочешь.
      Джина развязала ленточку на коробке и увидела шерстяные шапочку, шарф и перчатки мрачного коричневого цвета.
      – Это тебя согреет по дороге в твою школу.
      Подарок был первым шагом к примирению. Джойс наконец-то поняла, что не в силах запретить дочери учиться в этой школе, а Джина знала, что главное – сохранять спокойствие.
      – Спасибо, мама, эти вещи мне очень пригодятся.
      Джина быстро доела свой тост, мечтая поскорее убежать в школу. Она чувствовала, что Джойс не одобряла ее поездку на уик-энд, но решила не обращать внимания на ее замечания и не рассказывать подробно. Она сказала только, что проведет выходные с подружкой из группы. Джина встала из-за стола и пошла в комнату за сумкой.
      – Ты пойдешь на работу? – донесся голос Джойс из кухни.
      – Не знаю, скорее всего – нет. До свидания, мама.
      Шагая по улице, Джина ощущала себя в необычайно приподнятом настроении. Она с нетерпением ждала предстоящего уик-энда.
      – О'кей, я расскажу тебе мой план, – сказала Фрэнки, попивая кофе. – Сегодня вечером, по дороге домой, мы зайдем куда-нибудь выпить, можно захватить с собой пиццу. Съедим ее дома и ляжем спать пораньше. Завтра нам понадобятся силы, малыш. Утром я отведу тебя к парикмахеру, я уже договорилась о встрече, а после ланча мы сделаем кое-какие покупки. Ну и вечером… – Фрэнки загадочно улыбнулась. – Осталось только дождаться вечера и все увидеть своими глазами.
      – Фрэнки, ты купила мне абонемент к парикмахеру? – спросила Джина с беспокойством, касаясь своих волос.
      – Джина, твоей гривы ножницы касались, кажется, когда ты была грудным младенцем. Запомни, в эти выходные ты – в моих руках, пожалуйста, положись на меня. Ну, допиваем и уходим.
      Такси промчало их по Стрэнду и повернуло на Ковент-Гарден.
      – О'кей, здесь все будет в лучшем виде.
      Девушки вышли из такси и спустились по ступенькам в бар.
      – Это местечко открылось только недавно. О Боже, оно вполовину меньше своего собрата в Нью-Йорке.
      Ресторан был почти пустой. Фрэнки подвела Джину к длинной стойке бара, подвинула стулья и заказала шампанское.
      – Конечно, сейчас не лучшее время. Здесь народ начинает собираться только после спектакля.
      – Где мы?
      – Это, моя дорогая, «Джо Аллен» – самый известный театральный ресторан в Нью-Йорке, а теперь и в Лондоне. Вот сюда ты будешь наведываться пообедать, когда станешь суперзвездой.
      Бармен наполнил бокалы шампанским.
      – Ну, давай, за первый в твоей жизни уик-энд, – и Фрэнки сделала большой глоток.
      Джина не хотела говорить Фрэнки, что никогда в жизни не пробовала алкоголя, даже шампанского. Она поднесла бокал к губам и почувствовала, как пузырьки маленькими искорками ударили ей в нос. Джина глубоко вздохнула и сделала глоток. Золотистая жидкость теплом разлилась внутри. Фрэнки одна опустошила почти всю бутылку. Джина наслаждалась тем, что этим вечером она не дома, а в людном ресторане пьет шампанское.
      – Пора. Время возвращаться в пещеру летучей мыши.
      Когда такси промчало их по Тауэр Бридж, глядя на освещенную яркими огнями Темзу, Джина поняла, что за всю свою жизнь в Лондоне она никогда не видела этого очаровательного места.
      – Ну, вот мы и дома, мадам, – торжественно произнесла Фрэнки, когда они входили в огромный вестибюль.
      Портье за столом вежливо поздоровался с ними.
      – Добрый вечер, Роберт, – ответила Фрэнки и нажала кнопку лифта.
      Девушки вошли в лифт, и Джина увидела, как на панели, загораясь один за другим, мелькали номера этажей. Лифт медленно поднимался. Они вошли в холл, покрытый мягким ковром. Там была только одна дверь. Фрэнки порылась в сумке, достала ключ и открыла ее. Джина вошла следом.
      – Это и есть так называемая фешенебельная квартира.
      Прямо перед Джиной было огромное, во всю стену, окно, из которого открывалась сказочная панорама Лондона. Там, вдали, земля сливалась с небом. К востоку сверкал огнями Тауэр Бридж, а к западу возвышался купол собора Святого Павла.
      Джина поразилась размерам комнаты. Высокий сводчатый потолок нежного пастельного оттенка. Камин и огромные мягкие диваны. Фрэнки зажгла лепные газовые светильники. Их пламя наполнило комнату домашним уютом и комфортом, затем нажала кнопку на стене и тяжелые шелковые портьеры беззвучно сомкнулись, скрыв за собой танцующие огни города.
      – Я покажу тебе твою спальню. Ты будешь спать в комнате рядом с моей.
      Пройдя длинный коридор, Фрэнки привела Джину в комнату, лучше которой она еще никогда не видела. Стены комнаты были обиты ситцем от Сандерсана с узором из нежно-розовых цветов. В центре стояла маленькая кровать на резных ножках, покрытая розовой тканью.
      Фрэнки швырнула сумку Джины на кровать.
      – Когда художник по интерьеру переделывал дом, папа отделал эту комнату специально для меня. Он все еще думает, что мне десять лет. Я ненавижу эту комнату, сплошной китч.
      Джина представила свою комнатушку со старым протертым покрывалом на кровати и выцветшими желтыми обоями, и решила – пусть это китч, но ей нравится.
      – Пойдем, посмотришь комнату отца, там сейчас живу я. Вот уж где проявилась его истинная фантазия.
      Пол огромной комнаты был весь покрыт шикарным шерстяным ковром с длинным ворсом. На нем возвышалась круглая кровать с тигровой шкурой вместо покрывала.
      – Прыгай, покатаемся, – Фрэнки толкнула Джину на кровать. Она повернула ручку, и кровать начала медленно вращаться. – Это одна из маленьких папиных причуд. Я поражаюсь, почему здесь нет никакой потайной двери, через которую он мог бы удрать от своей очередной «тетушки», – Фрэнки опять повернула ручку, и кровать остановилась. Джина лежала и чувствовала, что ее начинает тошнить.
      – Правильно, тебе надо пойти и умыться, а я пока пошлю за чудесной пиццей. Потом займусь твоим безнадежно устаревшим гардеробом.
      Девушки ели пиццу, сидя у камина. Джина чувствовала себя Алисой в Стране чудес.
      – О'кей, теперь пошли со мной, – они вошли в соседнюю комнату, это была гардеробная. – Здесь должно найтись что-нибудь подходящее, – Фрэнки начала распахивать зеркальные дверцы шифоньеров, стоящих вдоль стен.
      Джина с недоумением смотрела на шкафы, забитые одеждой.
      – Чье это все?
      – Кое-что мое, кое-что тетушки Лиз, пару вещичек – тетушки Деб. Вот это, я думаю, тебе подойдет.
      Джина примеряла платья и костюмы, которые Фрэнки доставала из глубины шкафов. Наконец, они выбрали великолепный голубой костюм от Шанель с традиционными золотыми пуговицами спереди. Он подчеркивал стройные ноги Джины и придавал ее внешности какую-то утонченную изысканность.
      – Моя Золушка, ну разве ты не превратилась в принцессу? Ты должна это одеть, когда мы пойдем по магазинам. Наконец-то я поняла, что надо купить тебе ко Дню рождения. О'кей, время идти спать. Комнатная обслуга в моем лице завтра прибудет в вашу комнату с чашечкой кофе ровно в девять. В десять мы должны выйти.
      Джина неохотно собрала свои вещи. Они выглядели такими убогими по сравнению с великолепными нарядами, в которых она разгуливала по комнате еще полчаса назад.
      – Спокойной ночи, Фрэнки.
      – Спокойной ночи. Спи крепко в своем цветочном будуаре, – она подмигнула Джине, и та на секунду крепко прижала к себе свою подружку.
      Когда Фрэнки ушла, Джина пошла в ванную комнату и умылась, почистила зубы, потом забралась в мягкую уютную постель. Она вспомнила о матери, давно уже спящей на другом конце Лондона. Удобно устроившись под одеялом, Джина загадала, чтобы уик-энд длился вечно.

      – Что мадам хочет? – приветливо спросила темноволосая итальянка-парикмахер.
      Целый час Джина, сидя перед зеркалом, смотрела, как ее золотые локоны, словно перья, опадали на пол. Парикмахер взяла зеркало и показала Джине затылок.
      – Вы видите, совершенно не коротко. Я только придала форму и немного уложила, чтобы ваши волосы выглядели еще прекраснее.
      – Большое спасибо, так гораздо лучше.
      Джина посмотрела на ногти, которые маникюрша покрыла нежно-розовым лаком и решила, что ей нравится быть ухоженной. В зеркале она увидела Фрэнки, направляющуюся к ней.
      Фрэнки весело улыбнулась.
      – Говорила же я тебе, все будет великолепно! Она подошла к столу и подала кредитную карточку.
      Расписавшись, Фрэнки подошла к Джине и заметила ее настороженный взгляд.
      – Послушай, это все за счет отца, он оплачивает все счета, так что не волнуйся. Ну, пошли на поиски подарка к твоему дню рождения.
      Следующие два часа Джина вслед за Фрэнки носилась по всем магазинчикам на Кингз Роуд. Она примеряла платье за платьем, но Фрэнки все не нравилось, и она тащила ее в очередной магазин. Наконец, когда Джина сказала, что ее желудок не против чего-нибудь съесть, они остановились перед витриной.
      – Замечательно, – произнесла Фрэнки, и Джина увидела себя, в который раз, в еще одном наряде. Теперь даже Фрэнки согласилась, что это неплохо. Черное платье из тафты, с рукавами, слегка прикрывающими плечи, и треугольным вырезом, плотно обтягивало тонкую талию Джины, подчеркивая прекрасные бедра и ноги.
      – Мы берем его, – тут же сказала Фрэнки. – И пока мы еще здесь, я примерю вот это.
      «Этим» оказался красный костюм из блестящего шелка – открытая блузка-топ и брюки. Широкий, черно-золотой пояс завершал ансамбль. Фрэнки вышла из примерочной, похожая в нем на изгнанную из гарема. Выглядела она сногсшибательно.
      Пока Фрэнки переодевалась, Джина посмотрела на ценник своего платья. На распродаже цена была снижена с трехсот пятидесяти фунтов до двухсот. Она чуть не упала, когда увидела чек на четыреста фунтов за платье и туфли, купленные Фрэнки специально под ее платье. Не удивительно, что она не смогла есть. Она все время думала, что на эти деньги они с матерью смогли бы прожить, по крайней мере, два месяца. Фрэнки, тем временем, уплетая пирожные, все время болтала.
      – Это платье как будто создано для тебя, и даже цену снизили, чтобы ты не чувствовала себя такой виноватой. Тем не менее, с Днем рождения! – Фрэнки подняла бокал с фраскати. – Теперь мы поищем тебе какие-нибудь вещи на каждый день. Ты будешь носить их в школу и перестанешь выглядеть, как маленькая сиротка Энни. Я хочу купить себе еще пару костюмов для этих проклятых утренних разминок.
      Они направились к Харродзу, где кредитная карточка Фрэнки поработала еще раз. Через два часа они вывалились оттуда, нагруженные огромными сумками, свертками и коробками. Фрэнки щеголяла в огромной фетровой шляпе, которую ей настоятельно рекомендовали приобрести в шляпном отделе.
      – Нам еще что-нибудь надо?
      Джина улыбнулась и покачала головой.
      – Нет, Фрэнки, у меня сейчас точно отвалятся руки, если я где-нибудь не присяду.
      – Прекрасно, значит, ловим машину и едем домой. У нас впереди долгий вечер.
      Когда Фрэнки открыла дверь, в квартире зазвонил телефон.
      – Почему бы тебе не раздеться и не принять душ? Потом я займусь твоим макияжем.
      Через полтора часа Джина стояла перед зеркалом в гардеробной и любовалась великолепной женщиной в черном платье. Ее по-новому причесанные волосы блестели, а легкий макияж, профессионально сделанный Фрэнки, подчеркивал огромные глаза и мягкие линии губ.
      – Знаешь, Руди был прав. Ты действительно похожа на ангелочка, – тихо отметила Фрэнки, восхищаясь своей работой.
      – Ты выглядишь ничуть не хуже, – Джина улыбнулась высокой блестящей фигуре, облаченной в новый красный костюм.
      – Да, теперь меня не потеряешь, это точно. Ой, чуть не забыла, один момент. А вот и мы! С Днем рождения! – она протянула Джине аккуратно завернутую коробочку.
      – Фрэнки, я думала, платье – это…
      – Моя милая Джина, ты – моя подруга, я уверена, мы будем вместе до конца нашей жизни. Послушай, неужели бы ты не купила мне подарок, если бы у тебя был богатый отец, а у меня – нет?
      Джина кивнула.
      – Да, конечно, но…
      – Так открывай коробку и заткнись. Все, что есть у меня – это и твое тоже. Я просто чувствую, что когда-нибудь ты сможешь отплатить мне за это в сто раз больше. О'кей.
      В коробочке лежала нитка жемчуга и пара жемчужных сережек в форме капелек.
      – Точно под платье.
      – О! Фрэнки, я даже не знаю, что сказать. Я…
      – Не говори ничего, просто пообещай, что будешь держаться меня. О'кей?
      Вдруг какая-то грусть блеснула в глазах Фрэнки. Она казалась маленькой, потерявшейся девочкой. Джина подошла и крепко прижала ее к себе.
      – Конечно, Фрэнки, я всегда буду с тобой. У меня никогда раньше не было настоящей подруги, и я не намерена терять ее сейчас, когда только что нашла.
      – Славно, и я тоже!
      – Я собираюсь, как это ты сказала недавно? Присосался как…?
      – Присосался, как дерьмо! – Фрэнки улыбнулась. – А сейчас я попрошу Роберта вызвать нам машину, и мы поедем пить в новый отель на реке.
      Фрэнки вышла из комнаты. Джина не могла понять, как она, не имеющая ничего, может жалеть девушку, которая живет, как принцесса, все имеет и все может купить. У Фрэнки под маской сильной и уверенной в себе девушки, которую она надела до конца своей жизни, чувствовалась тонкая и ранимая душа. У них было что-то общее. Одиночество.

      – Джина, ты что, так и просидишь целый вечер, словно деревянная? – хихикнула Фрэнки. – Расслабься и веселись. Это твой вечер.
      Джина кивнула головой и отпила из бокала. Они сидели в совершеннейше шикарном баре на самом верху недавно открывшегося «Тауэр Отеля». Она не знала точно, как реагировать на тот факт, ЧТО ВСЕ МУЖЧИНЫ УСТАВИЛИСЬ НА НЕЕ, когда она вошла в бар.
      – Так сколько же в твоей жизни было мужчин?
      – О, ни одного настоящего, – ответила Джина.
      – Так ты до сих пор, как это говорится, нетронутая?
      – Что?
      Фрэнки нагнулась поближе и прошептала:
      – Я, моя дорогая, пытаюсь выяснить, так тонко, как умею, жила ли ты уже половой жизнью и не потеряла ли ты свою невинность на заднем сиденье какого-нибудь автомобиля? О'кей, мисс Невинность, вы девственница.
      Джину как громом ударило.
      – Конечно, – сказала она, удивленно глядя на Фрэнки.
      – Чудесно! Я думаю, ты подождешь, пока выйдешь замуж?
      – Да, я тоже так думаю.
      Фрэнки цинично улыбнулась.
      – Ладно, давай закроем эту тему. В любом случае, желаю удачи.
      – Ты скучаешь по своему отцу? – тихо спросила Джина.
      Глаза Фрэнки помрачнели.
      – Нет, я очень редко видела его, даже когда жила с ним. Он постоянно был на съемках, когда я была ребенком. Тогда мы жили в другом доме, за рекой. Наша квартира была похожа на темный шкаф для метелок. У него совершенно не отцовский тип. Конечно, он испортил меня этими чертовыми деньгами и дорогими подарками. Я думаю, это все из-за смерти мамы. Тогда мне был всего год. И он всегда чувствовал вину за свое постоянное отсутствие, – Фрэнки пожала плечами. Стало ясно, что она сказала достаточно. – Как бы там ни было, я уже большая девочка, и мне не нужен отец, чтобы вытирать нос или что-нибудь еще. Хватит, уже давно пора встряхнуться, иначе мы опоздаем.
      Фрэнки подозвала официанта и открыла свою сумочку.
      – Черт! – выругалась она, вытряхивая все содержимое на стол.
      – Что случилось?
      – К чертям! Я оставила свой кошелек вместе с кредитной карточкой дома. Нам придется вернуться за ним. Слава Богу, что у меня есть немного денег, чтобы расплатиться здесь и взять такси.
      Такси притормозило у дома, и Фрэнки протянула Джине ключ.
      – Будь ангелом, поднимись наверх и забери кошелек. По-моему, он на столе в гостиной. Я останусь здесь и подержу машину.
      Джина на лифте поднялась на последний этаж, достала ключ и открыла дверь. Она поискала выключатель. Но вдруг, неожиданно, сам по себе загорелся свет, и Джина увидела перед собой море лиц. Лица начали шуметь и смеяться. Она уловила выкрики «Сюрприз» и «С Днем рождения!».
      Кто-то знакомый обратился к ней. Девушка раскрыла свои объятия и крепко обняла Джину.
      – Джина, очнись, если ты сейчас не закроешь рот, к тебе туда заберется стадо коров. Это я – Бетина, а это наши друзья из школы. Вот тебе сюрприз ко дню рождения, сделанный стараниями Фрэнки Дюваль и Бетины Лонгдейл.
      – Речь, речь! – закричал кто-то.
      – Да, ради всего святого, Джина, скажи что-нибудь сейчас, пока мы еще не напились и в состоянии тебя понять, – попросила Бетина.
      Комната погрузилась в тишину, и Джина почувствовала, как кто-то подталкивает ее вперед. Она обернулась, и увидела сияющую Фрэнки.
      – Я же говорила тебе, что день рождения – прекрасный повод для веселья, – шепнула она. – А сейчас, давай, скажи что-нибудь. Актрисы отличаются тем, что у них в запасе всегда найдется дюжина благодарственных речей для такого рода событий.
      – Ну, – застенчиво начала Джина и откашлялась. – Мне… Я очень удивлена, как вы, наверное, успели заметить. Спасибо вам за то, что вы пришли. И еще особая благодарность Фрэнки и Бетине, которым я больше в жизни ничего не расскажу. А теперь, пожалуйста, дайте мне выпить.
      Бетина вручила ей бокал шампанского.
      – О'кей, приглушите свет и включайте музыку. Давайте начинать вечеринку, – провозгласила Фрэнки и тут же унеслась в другой конец комнаты.
      Ритмичная музыка наполнила комнату жизнью, и все начали танцевать. Джина стояла среди них и совершенно не знала, что ей делать. Она последовала примеру Фрэнки и налила себе еще шампанского. Ей стало гораздо лучше. «Это все для меня», – повторяла про себя Джина, пытаясь протиснуться к Фрэнки и Бетине.
      – Ты счастлива? Разве тетушка Фрэнки не говорила тебе, что это будет прекрасный вечер? Немного удивлена, да? – Фрэнки повернулась к Бетине и они засмеялись, как нашалившие школьницы. – Извини за забытый кошелек, но мы хотели, чтобы ты первая вошла в эту комнату, после того, как Бетина организовала выпивку и всех впустила. Я думаю, что даже официант мне поверил.
      – Нам показалось, что это прекрасная возможность собраться вместе и узнать лучше друг друга вне школы, – добавила Бетина.
      – Должна сказать тебе, Джина, выглядишь ты неотразимо. Фрэнки говорила, что собирается поработать над тобой, но ты превзошла все ожидания, – Бетина повернулась к Фрэнки. – Интересно, а со мной ты смогла бы сделать то же самое?
      Три девушки весело смеялись, стоя в кухне и попивая шампанское, болтая между собой. Джина еще никогда не чувствовала себя такой счастливой. Вдруг она почувствовала на своем плече чью-то руку. Она повернулась и увидела перед собой Мэтью Валмонта.
      – С днем рождения, Джина! – он наклонился и поцеловал ее в щеку. – Ты выглядишь сегодня потрясающе… Можно пригласить тебя на следующий танец?
      Джина кивнула, Мэтью взял ее за руку и повел в гостиную. Звучала медленная мелодия, и она почувствовала, как заколотилось ее сердце, когда сильные руки Мэтью обняли ее. Они медленно кружились под музыку. Мэтью прижал Джину к себе, и она опустила голову ему на плечо. Какие-то волнующие, трепетные ощущения внизу живота медленно просыпались в ней, разливаясь по всему телу. Она так близко чувствовала его тело, что у нее задрожали ноги. Когда Мэтью нежно поцеловал ее в губы, ей показалось совершенно нормальным ответить ему поцелуем. Джина закрыла глаза, и их губы встретились. Вдруг Мэтью неожиданно отошел.
      – Спасибо за танец, Джина. Встретимся, – Мэтью протянул руку Пауле и ушел, оставив Джину одну в центре танцующей массы.
      Джина чувствовала, что начинает краснеть. Она была уверена, что все заметили, что произошло. Джина бросилась к балконной двери, которую открыли, чтобы проветрить накуренную комнату, и вышла на балкон в темноту. Она дрожала от холодного ночного воздуха. Слезы ручьем текли из глаз, и она даже не пыталась их сдерживать. Джина чувствовала себя совершенно уничтоженной. Вечер, казавшийся ей таким волшебным, был испорчен. И так захотелось оказаться в своей маленькой комнатке, услышать приглушенные звуки телевизора, доносящиеся из гостиной. Конечно, это не было бы так романтично, но зато вполне безопасно. У нее не было носового платка, и она шумно вытерла нос рукой.
      – Прекрасная ночь, не правда ли? – раздался чей-то звонкий голос из темноты. Джина, уверенная, что она одна на балконе в своих горьких мыслях, от неожиданности чуть не упала. Она с ужасом повернула голову туда, откуда звучал голос, и различила темную фигуру с сигаретой в руках в двух шагах от себя. Фигура опять заговорила.
      – Не часто случается увидеть Семь Сестер и Пояс Ориона. Сегодня, наверное, очень ясная ночь.
      – Простите?
      – Звезды, моя дорогая, звезды. Следите за моей рукой, и я покажу вам Сестер, тесно прижавшихся друг к другу, как языки пламени, скрывающиеся от дождя. А вот там, справа, Пояс Ориона. Когда я был еще очень маленьким, моя мама часто рассказывала мне сказку о Большой Медведице. Вон та фигура, висящая над нами, видите?
      – Да, мне кажется, я вижу. А что за сказку рассказывала вам мама?
      – В этой сказке, моя дорогая, говорилось о том, что если поздно ночью, когда тебе, как послушному ребенку, нужно сладко посапывать в своей кроватке, ты выглянешь в окно, Большая Медведица увидит тебя, оживет и сойдет с неба. Она заберет тебя из твоей комнаты своими огромными лапами и отнесет в свою небесную берлогу. А утром угостит на завтрак тостами.
      Мужчина подался вперед, достал из кармана большой белый носовой платок и предложил его Джине.
      – Вытрите слезы, прежде чем думать о панде, сбежавшей из Лондонского зоопарка.
      Он осторожно провел пальцем у нее под глазом и, удивленно подняв брови, показал ей. Палец был черным.
      – Простите, что нарушил ваше уединение, хотя вы являли такую трогательную картину. Всего хорошего, мисс Джина Шорт.
      Он подошел к открытой двери и обернулся.
      – Чарльз Деверокс, кстати. Увидимся позже, – и с этими словами он исчез.
      Джина решила, что ей срочно нужно пойти в ванную комнату. Она улыбнулась своему взъерошенному отражению в зеркале и попыталась привести себя в порядок. Веселиться уже совершенно не хотелось, но ведь Фрэнки и Бетина устроили все специально для нее. И только из благодарности к ним она сделала веселое выражение лица.
      Выйдя из ванной, Джина увидела, что Бетина висит на каком-то мужчине вдвое ниже ее. Она зашла на кухню. Там с кем-то беседовала Фрэнки. Джина налила себе стакан спиртного и нерешительно осмотрелась по сторонам, пытаясь найти парня с балкона, но тот исчез. Она допила свой стакан и налила еще. Потом побрела в гостиную, где вечеринка была в самом разгаре, на диване в изнеможении лежали несколько человек. Сев на стул напротив дивана, она осушила свой стакан, потянулась за другим, наполовину наполненным какой-то жидкостью, и опять выпила.
      – Хочешь потанцевать? – спросил парень из ее группы.
      – Почему бы и нет? – она закрыла глаза и повисла у него на плече. У нее кружилась голова, и она почувствовала тошноту. Открыв глаза, она увидела рядом с собой Мэтью, поглощенного страстными поцелуями с Паулой.
      – Извини, – сказала она парню, бросилась в коридор и нашла дверь в свою комнату. Джина вздохнула с облегчением при виде уютной кровати. Ей нужно только немного полежать, и она почувствует себя лучше. Она сбросила туфли, с облегчением опустилась на кровать, закрыла глаза и заснула.

      Джина проснулась от странного шума в голове. Она открыла глаза и поняла, что от малейшего движения ее стошнит прямо на прекрасное покрывало.
      – Я умираю, – простонала она, чувствуя сильное биение в висках. Джина поняла, что ей срочно нужно бежать в ванную, но не успела встать, как почувствовала сильный приступ тошноты. Ее рвало. Стоя на коленях и обхватив туалетный столик руками, она пыталась освободиться от всего выпитого за вчерашний вечер. Неуверенно стоя на ногах, она вытерла рот и обессиленная упала на кровать, закрыв глаза в ожидании конца. Какие-то голоса доносились из соседних комнат. Среди них Джина могла различить только веселый и звонкий смех Бетины. Черное платье, которое было на ней, ужасно измялось. Она села, стащила его с себя, пошатываясь, подошла к шкафу и повесила на плечики.
      – У него такой же вид, как и у меня, – пробормотала Джина и побрела в ванную принять душ.
      Горячая струя воды немного освежила голову. Она вытерлась мягким белым полотенцем, вернулась в комнату и опять легла. Все события прошедшего вечера пронеслись у нее перед глазами со всей ясностью и болью. Ее поразило, что те непонятные ощущения внизу живота, которые она почувствовала, танцуя с Мэтью, все еще волновали ее и никак не были связаны с алкоголем. Ей захотелось очистить свое сердце так же, как она очистила желудок. Но это было, к сожалению, невозможно. Ее чувства были скрыты где-то в глубине сердца.
      – Милый, – произнесла Джина и улыбнулась этому слову, совершенно не соответствующему ее чувствам.
 
      Одевшись, с раскалывающейся головой, Джина спустилась в кухню, где мирно завтракали Фрэнки и Бетина.
      – Ага, вот и Спящая Красавица! Если ты уж так удачно избежала уборки, так хоть присядь и позавтракай немного.
      Джину передернуло.
      – Я думаю, тетушка Фрэнки не ошибается – у нашей малышки Джины, по-видимому, жуткое похмелье.
      Джина кивнула.
      Фрэнки ухмыльнулась.
      Бетина встала, схватила Джину за руку и усадила за стол.
      – Мой папа, который пьет, как сапожник, всегда в таких случаях плотно завтракает. Советую и тебе заняться этим же, – она намазала маслом несколько тостов, налила чаю и поставила все это перед Джиной. – Давай трескай, и почувствуешь себя в сто раз лучше. Мы не можем дождаться, когда ты прольешь свет нам на мистера Валмонта. Не думай, что вы остались незамеченными. Паула чуть с ума не сошла, когда увидела вас вместе. Радуйся, что осталась жива этой ночью, моя девочка.
      Джина уронила голову на руки и тяжело вздохнула.
      – Давай все стынет! Нам не терпится узнать, что сказал тебе мистер Мерзавец, после чего ты так безжалостно накачалась. Он бросает Паулу или что?
      Джина печально покачала головой:
      – Нет, мы просто танцевали.
      – И целовались, – вставила Бетина.
      – И смотрели друг другу в глаза, – дополнила Фрэнки.
      – И…
      – Вы, двое, заткнитесь. А ты, Бетина, я видела, как ты висела на каком-то парне на голову ниже тебя. Кто он?
      Бетина покраснела.
      – Ужас, я наверно, выглядела настоящей идиоткой?
      – Н-е-е-е-т, – протянула Фрэнки. – Не совсем. Я не имею в виду, что он действительно был ниже тебя на целую голову, это на Западе считается совершенно нормальным. А то, что ты, прижав его к своим пышным формам, долго распространялась о материнском инстинкте, который он пробудил в тебе.
      Даже Джине пришлось улыбнуться, когда она увидела лицо Бетины.
      – О Боже, я наверно, договаривалась с ним о встрече на следующий вторник, чтобы обсудить проблему Эдипова комплекса. Прекрасный способ сблизиться с нашими однокурсниками и все такое.
      Фрэнки зевнула.
      – Наверное, а тебе понравилось, Джина?
      – Все, кроме этого ужасного похмелья.
      – Я не удивлена. Я видела, как ты влила в себя целый стакан текилы, – Фрэнки посмотрела на часы. – Я хотела взять вас с собой в Савойю, но так как сейчас без десяти два…
      – Без десяти два! – воскликнула Джина.
      – Да, моя маленькая пьянчужка. Я надеюсь, ты поняла, что алкоголь превращает милых девушек в жутких алкоголиков, которые валяются весь день в постели и целуются на вечеринках с чужими дружками.
      – Не надо, Фрэнки, пожалуйста.
      – Не трогай ее, она очень чувствительная, – одернула ее Бетина. – Да и вообще, мне уже надо уходить, а то Джерри точно вызовет полицию. Надеюсь, мисс Шорт, вы сегодня рано ляжете спать. А завтра, ранним солнечным утром, мы все встретимся у русского гнома.
      – О'кей, дорогуша, я позабочусь о мисс Похмелье Года. Иди домой.
      – Спасибо за все, Бетина. Мне было очень приятно.
      – Да, ты выглядишь так, как будто всю ночь творила добро, моя дорогая Джина, – Бетина улыбнулась и вышла за пальто и сумкой.
      Когда она ушла, Джина и Фрэнки направились в гостиную с двумя чашечками горячего чая…
      – Послушай, Джина, у меня есть идея.
      – Какая? – Джина подозрительно посмотрела на задумчивое лицо Фрэнки.
      – Я просто удивляюсь. С тех пор, как я живу одна в этой огромной квартире, я просто изнываю от скуки и безделья по вечерам. Ведь нам придется много работать, и не только в школе. Нам может понадобиться помогать друг другу. Почему бы тебе не переехать сюда и жить со мной?
      – О, Фрэнки, спасибо за приглашение, но ты ведь знаешь, какой я банкрот. Я не смогу переехать сюда и жить за твой счет и…
      – Я подумала об этом. Папочка дает мне двадцать пять фунтов в неделю, чтобы платить уборщице. Только между нами, я уверена, что мы и сами со всем справимся. Не нужно будет никого нанимать, и никто не узнает, что ты здесь.
      – Фрэнки, это прекрасная мысль, но…
      – Ты умеешь готовить?
      – Да, – ответила Джина. – То есть, я хочу сказать, что сдавала экзамены по домоводству.
      – Тогда все решено. Ты остаешься у меня, живешь здесь бесплатно и помогаешь мне убирать и готовить. А то обычно мне приходится тащиться в какой-нибудь ресторан, тратить там кучу денег и просиживать до позднего вечера, вместо того, чтобы, как хорошей девочке, сидеть дома и учиться. Вот видишь – у тебя будет благородная миссия – держать меня дома по вечерам и к тому же экономить мои деньги. Ты даже можешь ездить со мной в школу и из школы на машине, не беспокоясь об оплате. Ну, Джина, скажи «Да»!
      Джина вспомнила великолепную спальню, которая вот уже два дня была ее, потом о своей матери, которую завтра придется оставить одну.
      – Послушай, я даже могу заключить с тобой контракт, если хочешь. От тебя требуется первоклассный ужин каждый вечер и безукоризненная уборка комнат. Не думаю, что этого не достаточно, – карие глаза умоляюще смотрели на нее. – Представь, как мы сможем веселиться, конечно, в перерывах между твоим рабским трудом на кухне.
      В голове у Джины уже возникал план. Она сохранит свою работу по воскресеньям, чтобы иметь деньги. Она будет навещать мать, и ходить с ней по воскресеньям в церковь. Конечно, мать ее не одобрит, но ведь ей уже девятнадцать, и так хочется жить в этом доме вместе с Фрэнки.
      – Хорошо, – ответила Джина, и, не торопясь, изложила свой план, подчеркнув, что мать потребует проводить дома хотя бы одну ночь в неделю.
      – Очень жаль, конечно, что это будет суббота. Ведь это единственный день в неделе, когда мы могли бы по-настоящему развлечься. Но думаю, это лучше, чем ничего. Значит, ты переедешь завтра?
      Фрэнки хотелось сделать все немедленно.
      – Нет, не завтра. Мне еще придется все обсудить с матерью. На следующей неделе, если ты действительно хочешь со мной жить, я перееду к тебе.
      Фрэнки запрыгала по комнате.
      – Конечно, конечно, хочу! А сейчас заткнись и займись составлением меню на следующую неделю!
      Джина вернулась домой вечером, еще чувствуя боль в голове и страшась предстоящего нелегкого разговора с матерью. Она подождет до вторника, все хорошенько обдумает, и представит матери веские причины, почему она собирается жить у Фрэнки.
      Она не будет говорить, что отец Фрэнки – знаменитый актер, так как заранее знала, что матери это не понравится.
 
      Минут десять Джина подробно излагала матери все аргументы. Она сказала, что обязательно приедет домой на Рождество и будет дома все каникулы.
      Джойс сидела и слушала, ее лицо было непроницаемым.
      – Джина, ты знаешь, остановить тебя я не смогу. Ты вправе поступать, как хочешь. Убери, пожалуйста, со стола. Через десять минут начнется фильм, я хочу посмотреть, – и Джойс ушла в гостиную.
      Если бы мать накричала на нее, запретила уходить, Джина не чувствовала бы себя такой виноватой. Какая-то боль, что ее родной матери совершенно безразлично, где и с кем будет жить ее дочь, пронзила Джину.
      В воскресенье, взяв с собой на неделю вещей, Джина закрыла чемодан и пошла в кухню попрощаться.
      – Увидимся в следующую субботу.
      – Хорошо.
      Джина направилась к двери.
      – Береги себя, мама.
      – Да.
      – До свидания.
      – До свидания, Джина.
      Джине хотелось плакать. Сдерживая слезы, она прошла к метро. Но, вспомнив о Фрэнки, о чудесной комнате, ожидающей ее там, Джина решила, что не будет больше думать, почему ее так ненавидит мать.
      В этот вечер Джойс не видела телевизора, льющиеся из глаз слезы застилали ей экран.

      Джина быстро привыкла к новой обстановке. Девушкам было очень хорошо вдвоем. Они стали полностью неразлучны. Бетина часто приходила к ним в гости, и они втроем наслаждались вином, сладостями и делились самым сокровенным.
      Единственно, что тяготило Джину, это субботние вечера, когда она приходила навещать мать. Джина потихоньку возненавидела дорогу из их тесной квартиры, где мать, как всегда, сидела на кухне и читала газету, в обувной магазин.
      Джойс вела себя так, словно ничего не произошло. Она никогда не спрашивала у дочери о ее делах в школе. Джина поначалу делала попытки разговаривать с матерью. Но ответы всегда были односложными, Джина тотчас умолкала и считала часы до возвращения к Фрэнки.
      – Не понимаю, почему ты не пошлешь ее к черту и не переедешь сюда навсегда?
      – Нет, она моя мать, и я ей кое-чем обязана.
      – Поднятым средним пальцем, вот чем. Конечно, это не мое дело, но я не могу видеть, как ты каждую пятницу выглядишь такой несчастной, когда идешь туда, вместо того, чтобы весело проводить выходные.
      Джина не хотела обсуждать эту тему, все равно ничего не объяснить. Она утешала себя мыслью, что это всего лишь один вечер в неделю – слишком маленькая плата за шесть дней полного счастья.
      После школы девушки бегали в театр, покупая стоячие места для студентов. Фрэнки спокойно стояла рядом с Джиной на галерке, хотя обе знали, что она может позволить себе билеты в ложу.
      В скором времени Фрэнки начала затягивать Джину в какое-нибудь кафе поесть гамбургеров, вместо того, чтобы готовить дома. Расплачиваясь за двоих, Фрэнки всегда прикрывалась тем, что это ей хотелось есть, и это была ее идея. Иногда, ложась на свою кровать, Джина щипала себя – ей хотелось убедиться, что все это не сон.
      Джине невероятно нравилось учиться. Единственным пятном, омрачавшим ее жизнь в школе, был Мэтью. Он делал невероятные усилия, чтобы не замечать Джину, и почти не говорил с ней с того дня рождения.
      И хотя Джина понимала, что ее чувства безответны, она не могла заставить себя не думать о нем постоянно.
      Поначалу переживания Джины казались Фрэнки забавными, но потом они стали раздражать ее.
      – Помилуй, Джина, вокруг тебя увивается столько парней, тебе стоит только пальцем пошевелить, а ты выбрала из всех одного, да и то, стопроцентного занятого. Конечно, он красив, и такой тип всегда притягивает, но успокойся и не теряй понапрасну время. Поверь мне, он хитер, как крыса. Я таких за версту чую.
      Джина смиренно кивала головой и, как всегда, возвращалась в свою комнату грезить о Мэтью. Фрэнки была права – многие мужчины приглашали ее на чашку кофе или в театр, но они не могли заменить Мэтью. И она всегда говорила им «нет».
      Джина начала поиски Чарли Деверокса, ее таинственного рыцаря. Удалось только выяснить, что он учится на режиссерском курсе. В ее сумке всегда лежал его белый носовой платок, но не было никакой возможности вернуть его хозяину со словами благодарности. Бетина потеряла голову из-за молодого преподавателя, который вел у них уроки импровизации. И, несмотря на незабываемое изображение стружки и капусты, ей так и не удалось привлечь его внимание.
      – Он даже не замечает меня, – жаловалась она однажды вечером, когда они втроем ели пиццу, сидя у камина.
      – Помилуйте, вы, двое, – завопила Фрэнки, тряся головой. – Моя соседка сохнет по парню, который давно крутит роман с другой женщиной, а моя подруга влюбилась в мужчину, который, даже если бы очень захотел, не смог бы с ней встречаться. О Боже, дай мне силы!
      – Да, я знаю, – ответила Бетина. – Но так все выглядит гораздо романтичнее. Понимаешь, он должен так безумно в меня влюбиться, чтобы не бояться даже потерять работу, а меня лишить места в школе.
      Фрэнки терпеливо выслушала и ответила:
      – Да, Бетина.
      Бетина бросила в нее подушкой.
      – О, Фрэнки, ты несносна. Неужели в тебе нет ни грамма романтики? Неужели ты ни разу не была страстно влюблена?
      – Ни разу, – Фрэнки покачала головой и скрестила руки на груди.
      Джина и Бетина вздохнули и удивленно посмотрели друг на друга. Отношения Фрэнки с мужчинами были для них загадкой. У нее, как и у Джины, было много мужчин, обожавших ее, но ни с одним она никогда не встречалась. Подружки часто спрашивали ее об этом, пытаясь найти причину, но Фрэнки всегда отвечала уклончиво и старалась сменить тему разговора, как и сейчас.
      – Ну что, подружки, чем займемся на Рождество?
      Джина вздрогнула. Недели летели очень быстро, и с трудом верилось, что до конца семестра осталось лишь две недели. Ей не хотелось думать, что придется возвращаться домой и вдвоем с матерью одиноко есть рождественскую индейку.
      – Я еду домой в Лонгдейл Холл на бесконечные праздничные обеды, оживленную прогулку в местную церковь и всеобщее безумие. Ох! Я бы с большим удовольствием осталась с вами и развернула активную кампанию по совращению любимого учителя, как бы выразилась Фрэнки. Но, к сожалению, приходится заниматься другими вещами, когда ты являешься отпрыском аристократов, – Бетина печально вздохнула. – Ну, ничего. А ты что будешь делать, Фрэнки?
      – О! Я навещу своего милого папулю, а то он, наверно, сильно скучает по своей любимой дочери.
      – Вот бы мне вместо тебя, – засмеялась Бетина. – Я бы не отказалась оказаться в его рождественском подарочном мешке, когда он проснется.
      – Нет ничего проще, Бетина. В доме будет полно людей, все будут дарить мне Барби и гладить по головке. Они все еще думают, что мне шесть лет. Папуля напьется, как свинья, и опоздает дня на два на съемки, – Фрэнки мрачно уставилась на пламя огня. Вдруг ее лицо засияло: – Джина, а почему бы тебе не полететь со мной?
      – Фрэнки, ты же знаешь, что на Рождество мне надо быть дома. У матери, кроме меня, никого нет.
      – О! Просто пошли эту старую калошу к дьяволу, пожелай ей провалиться в трубу и полетели со мной.
      Джина негодующе посмотрела на Фрэнки, но та была такой неистовой, что Джине пришлось лишь улыбнуться.
      – Боже, как ты вульгарна, – сказала Бетина.
      – Да, вот такая маленькая старая янки, выступающая против строгого английского этикета. Ну, Джина, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, полетели со мной, я ненавижу одиночество.
      – Нет, Фрэнки, – сказала Джина так твердо, как могла, но другого выхода не было. Хотя ей очень хотелось, совесть не позволила ей оставить мать одну на Рождество.
      – Мне все понятно. Ты просто ищешь повод. Ты не вынесешь Рождества со своей любимой подружкой.
      – Заткнись, Фрэнки – в один голос закричали Бетина и Джина.
      Девушки знали, что Фрэнки не останавливается ни перед чем в достижении своей цели.
      – О'кей! А вот вы гремите, как пушечный выстрел, – Фрэнки пожала плечами.
      – Я бы с удовольствием пригласила вас в Лонгдейл Холл, но у вас, по-моему, свои планы. А все-таки, надо как-нибудь провести уик-энд в нашем поместье. Ну, ладно, время отправляться на пытки к Руди.
      – Кстати, вы уже обдумали свое сценическое имя? На следующей неделе нужно сдать заполненную анкету в «Прожектор», – напомнила Фрэнки.
      Каждый год за студентами закрепляли специальную группу из актерского состава. Студентам необходимо было сообщать о себе подробные сведения: рост, вес, цвет волос. К анкете необходимо было прикрепить свою фотографию.
      – Меня и мое имя устраивает, – сказала Бетина.
      – А ты, Джина?
      – Если честно, я еще не думала об этом.
      – Нет, тебе что-то надо делать с твоим ужасным именем, – серьезно сказала Фрэнки.
      – Что ты имеешь в виду? – Джина казалась обиженной.
      – Имя Джина еще ничего, но Шорт звучит отвратительно. Тебе нужно что-то такое, соединяющее в себе утонченность, таинственность и сексуальность. Как тебе нравится фамилия Шоу? По-моему, оно созвучно с твоим именем и великолепно звучит – Джина Шоу. То, что надо, – Фрэнки была довольна собой. – Ну, что ты думаешь?
      Джина повторила это вслух несколько раз. Джина Шоу звучало действительно гораздо лучше.
      – Мне нравится.
      – Прекрасно. С этого момента это твое новое имя. Теперь я буду тебя называть только так, и ты скоро привыкнешь. По этому поводу у меня родился тост – за мисс Джину Шоу – будущую звезду.
      И девушки подняли бокалы.

      В последний день семестра студенты оживленно толпились на заключительном занятии у Руди. Руди, как всегда, выглядел неумолимым.
      – Ну, что, мои крошки, наступил конец первого семестра. Как вы себя чувствуете? – он оглядел класс. – Так же, или иначе? Скажу вам честно, тот, кто учился тому, чему я вас учил, чувствует себя иначе, а те, кто не учился – остались такими же, какими пришли сюда. Мне нет необходимости называть вам эти имена – вы и сами их прекрасно знаете. Поздравляю достойных, а недостойные не услышат от меня ничего. Надеюсь, вы прекрасно проведете каникулы и не вернетесь после рождественских праздников с раздувшимися животиками. В следующем семестре нам предстоит работать еще напряженнее. О'кей! А сейчас уходите, и дайте вашему старому, бедному учителю как следует отдохнуть. Все свободны.
      Когда Руди вышел, вздох облегчения пролетел по классу. Студенты начали потихоньку расходиться. Джина чувствовала себя подавленной. Все, что ждало ее на праздники – это четыре недели в обувном магазине. Она пыталась взбодрить себя мыслью, что за это время сможет заработать достаточно денег, чтобы к следующему семестру навсегда оставить работу. Джина проводила Фрэнки и Бетину до дверей и помогла донести их чемоданы.
      – Счастливого Рождества! Желаю тебе хорошо провести время, и думайте завтра обо мне! – Бетина села в такси и элегантно махнула им рукой, когда машина тронулась.
      – Боюсь и мне надо бежать. Не надо выглядеть такой несчастной, Джина. Я же говорила тебе, что нужно лететь со мной вечером в Тинсл Таун. Вот тебе ключи от квартиры. Ты сможешь поливать наш Херби?
      Джина кивнула. Херби было большим каучуковым растением. Оно медленно чахло в цветочном магазине, и девушки из жалости забрали его домой.
      – Ты ведь знаешь, что можешь жить там все время, если захочешь.
      Джина опять кивнула, чувствуя в горле комок. Она не могла себе представить эти четыре недели без Фрэнки. У Фрэнки тоже на глазах выступили слезы. Она крепко обняла Джину.
      – Тебе стоит только снять трубку, и ты будешь лететь ко мне на самолете. Я буду скучать по тебе, малышка. Береги себя, – Фрэнки остановила такси и села в него с чемоданом. – Пока, Джина.
      Джина трогательно махала вслед машине, уносящей Фрэнки. Сейчас она была не в состоянии идти домой, поэтому перешла улицу, зашла в кафе и заказала капуччино. Комок подкатился к горлу, и большая слеза упала в кофе.
      – Вы знаете, моя прекрасная фея, у меня складывается о вас странное впечатление. Каждый раз я встречаю вас в слезах. Я не имею неистощимых запасов чистых носовых платков.
      Он с интересом смотрел на нее. При дневном свете он был красив. Джина отметила, что ему очень идет короткая стрижка. Необычного цвета серо-зеленые глаза блестели.
      – Привет, ваш платок у меня в сумке.
      – Ну что ж, прекрасно. Тогда достаньте его и воспользуйтесь опять. Мне кажется, что за использование дважды моего платка бесплатно, вам следует угостить меня кофе в знак благодарности.
      Джина заказала еще одну чашку кофе и достала платок, чтобы высморкаться.
      – Я носила его два месяца, чтобы отдать при встрече, – Джина смеялась. – Но сейчас я не могу его вернуть, пожалуй, мне надо взять его домой и постирать.
      – Странное вы существо, однако, вы что, так и плачете с того момента, когда я вас видел в последний раз, или делаете короткие передышки, чтобы поесть? – Чарли улыбнулся ей. – Кому-то может показаться, что вы идете по стопам мисс Эллен Терри.
      – Да, я учусь на актерском курcе.
      – Хочешь совет? – он нагнулся поближе и шепнул: – Я думаю, ты прекрасно сыграла трагедию, пришло время открывать новую главу.
      Джина улыбнулась:
      – Ты учишься на режиссерском, не так ли?
      – Вот именно, там я и прокладываю себе тернистый путь в жизнь.
      – И после окончания ты будешь режиссером?
      – О Господи, конечно же нет, – ответил он с выражением ужаса на лице. – Вообще-то, и да, и нет. Хотя ты можешь и не понять этого. Может быть, ты смотришь сейчас на самого выдающегося режиссера двадцатого столетия. Мир литературы, а не мир речей – вот мой кумир. Я пришел сюда изучать техническую сторону, чтобы потом не пришлось нанимать сладкоречивых эксхористов-сценаристов, которые придут и уничтожат мой шедевр.
      – Я понимаю.
      – Беда в том, – продолжал он, – что, обитая в Финсбери Парк, поблизости с метро, сотрясающем дома до самого фундамента, и с соседями, убежденными, что Мартин Гий – новый мессия, и поклоняющихся алтарю пороков и бездуховности, трудно поверить, что станешь следующим Оскаром Уайлдом. И пока они борются с туберкулезом, мы боремся с невежеством, все это в одинаковой мере вредно по-своему, – Чарли задумчиво пил свой кофе.
      – Ты много пишешь?
      – Моя маленькая девочка, я жгу полночную свечу, вернее, тысячи свечей, чтобы, насытившись Марвином, счастливо уснуть в своей конуре. Сейчас вырубается много лесов, потому что груды бумаги я выбрасываю в корзину.
      – Ты живешь с родителями? – спросила Джина.
      Чарли откинулся назад и громко засмеялся.
      – Что тут такого смешного?
      Он вытер глаза.
      – Прости, пожалуйста. Просто представил Ма и Па, живущих в большом доме в лесистом пригороде Соррей, на Финсбери Парк. Дело в том, что я был изгнан из Кембриджа, когда меня застали в моей ванной с шестью существами неопределенной национальности. После этого мои предки выкинули меня без гроша в кармане.
      – Выгнали из Кембриджа?
      – Да, выгнали, вышвырнули, дали пинок под задницу и с позором отправили домой.
      – Что ты сделал такого ужасного?
      – Я преспокойно читал английских великих драматургов и их продолжателей в Тринити, когда какой-то сын лорда, съехав с колес, представил, что он рыба, и нырнул в бассейн, не утруждая себя выныривать, чтобы глотнуть воздуха. Я в этот момент оказался поблизости и вытащил его. Неблагодарное животное. Лучше бы я оставил его там умирать. Понимаешь, я ему жизнь спас, а он стал плакаться декану, что какой-то вонючий второкурсник хотел его утопить. И меня выгнали. Достаточно вонючий, точно. Я подозреваю, что это было связано с тем, что, в свое время, его отец пожертвовал им свою библиотеку. И всю вину свалили на мою голову. Иначе, пришлось бы расставаться с библиотекой. Последнее, естественно, победило. Еще кофе?
      – Твоя вина была только в этом? Ты дал ему какие-нибудь наркотики?
      – Очень хороший вопрос. Дай мне подумать, дорогая леди, – его глаза сверкнули. – Поставь они так вопрос, думаю, суд бы признал меня виновным. В любом случае, вот объяснение, почему я торчу в милом, старом Финсбери Парк и околачиваюсь в Теско, чтобы быть в состоянии оплатить мой путь к режиссерскому Эвересту.
      – Ты все еще принимаешь наркотики?
      – В мои лучшие дни мне нужно было лишь немного травки, но сейчас я чертовски разбит.
      – Я живу около Финсбери Парк.
      – Чудесно, – он допил свой кофе. – К сожалению, нам придется сейчас расстаться, моя милая девушка, и я направлюсь к своей долгожданной массе сушеных бобов. Тем не менее, хотя я и оставляю тебя так негалантно, жду тебя и мой носовой платок в следующую среду, двадцать девятого, 61, Семь Сестер Роуд, в девять тридцать. Я увижу тебя? – Чарли вопросительно посмотрел на нее.
      – Хорошо, – ответила Джина, не задумавшись.
      – Замечательно, – он нагнулся и поцеловал ей руку. – Прощайте, о, Джина?
      – Да?
      – Мое место – это зона, свободная от слез. Так что, прежде чем войти, оставьте их у входа в мой дом. Адью, пока.
      Возвращаясь домой в метро, Джина уже не чувствовала такой тяжести от расставания с Фрэнки. Ей понравился Чарли. Он ей очень понравился. И она с нетерпением ждала встречи с ним.

      Наступило Рождество. Джина без удовольствия сходила с матерью в церковь, съела праздничную индейку и целый вечер провела у телевизора. Под елкой лежало четыре подарка: три для Джины и один для Джойс. Бетина подарила ей гравюру с Эллен Терри в роли Джульетты, Фрэнки – великолепный кашемировый джемпер василькового цвета, который очень шел к ее глазам. От матери Джина получила дешевый грязно-зеленый свитер.
      Джойс отметила, что ее подруги, должно быть, очень богаты, если могут позволить себе такие дорогие вещи. Джина в ответ просто кивнула головой. Единственным проблеском унылого дня был звонок Фрэнки. Немного выпившая, она позвонила и стала смешить Джину рассказами о Тинсел Тауне.
      – Я буду дома через десять дней, так что будь готова снять шляпу. Пока, малышка.
      После телефонного звонка Джина вернулась в кухню помогать матери мыть посуду.
      – Звонила Фрэнки, это из Лос-Анджелеса.
      – Да, дорогая. Положи, пожалуйста, остатки индейки в кастрюлю, завтра я сварю суп.
      Джина считала часы до возвращения Фрэнки, когда она сможет опять переехать в их роскошную квартиру. Мать оставалась холодной, и это выводило Джину из себя. «Я ей абсолютно безразлична», – думала она ночью, тщетно пытаясь заснуть. Затем встала, включила свет, нашла блокнот и карандаш и записала свои расчеты. Она подсчитала, что если будет работать каждый день до конца каникул, помогая своему боссу, мистеру Джонсу, с январской распродажей обуви, то сможет заработать достаточно денег, чтобы проучиться следующий семестр без воскресных подработок. А это значит, что к матери можно приходить только на воскресный ланч. Это необыкновенно ее взбодрило.
      Чарли высунулся из окна, когда Джина подходила к дому.
      – Слава Богу, ты здесь, иначе, я бы превратился в глыбу льда, и тебе пришлось бы впрыснуть в меня весь этот джин с тоником, чтобы растопить ее, – сказал он, когда Джина вошла в его единственную комнату, служившую одновременно спальней и гостиной. Комната была убогой, тесной, с кроватью в углу и столом, на котором беспорядочно валялись исписанные листы бумаги, маленькой духовкой, дребезжащим холодильником и умывальником.
      – Устраивайся поудобнее, моя дорогая. Места не много, но мне нравится эта лачуга. Всякий великий художник, ты знаешь, должен страдать. Я пока в конце перечня тех, кто жертвует материальными благами ради искусства. Я мечтаю о горячей ванной, вместо того, чтобы заниматься холодной, как лед, работой. Достаточной, чтобы заморозить мои гениальные мысли. И, тем не менее, обед будет подан приблизительно минут через десять.
      Они выпили дешевого вина из треснувших кружек и съели какой-то необычный, по словам Чарли, деликатес, оказавшийся на удивление вкусным. Пока Чарли мыл посуду, Джина сидела на кровати и читала его, только что завершенную пьесу. Как актриса, она чувствовала, что ей было бы приятно играть в этой пьесе. Прочитав ее почти за час, она подняла голову и увидела, что Чарли сидит за столом, скрестив на груди руки, и внимательно ее разглядывает.
      – Это действительно хорошо, Чарли.
      Его лицо озарилось:
      – Ты так думаешь?
      – Да, я уверена.
      – Благодарю тебя, Господи, за это. Если бы ты сказала, что тебе не понравилось, я был бы вынужден вышвырнуть тебя в окно, чем поднял бы ужасный переполох на улице, – он посмотрел на нее серьезно. – Мне очень приятно, что тебе нравится, Джина. Я не показывал ее еще ни одному человеку.
      – Но тебе просто необходимо показать ее людям, которые смогут заняться постановкой.
      – Я знаю. Я намерен показать эту вещь Тео, возможно, он разрешит мне поставить ее на последнем курсе.
      – Ты просто обязан, Чарли, она на самом деле заслуживает внимания публики.
      Они болтали около часа. Джина расслабилась и почувствовала себя уверенно и уютно в комнате Чарли. Конечно, он не Мэтью, но все-таки очень нравился ей. Когда девушка сказала, что ей надо успеть на последнюю электричку, Чарли выглядел таким удрученным, что Джине пришлось пообещать пообедать с ним опять в следующий четверг. Он настоял на том, чтобы проводить ее до метро и поцеловал ей руку, когда она стала на эскалатор.
      – Благодарю тебя, моя сказочная фея, за удовольствие, доставленное старому мужчине.
      – Сколько тебе лет?
      – Двадцать три, уже одной ногой я в гробу.
      Она улыбнулась, помахала ему на прощание и уехала.
      Чарли медленно шел домой, погруженный в свои мысли. Он допил вино. Конечно, он влюбился в нее с первого взгляда, с той первой встречи на балконе. И теперь совершенно точно знал – ему не нужен никто, кроме Джины. Никто.

      В середине января, за день до прибытия Фрэнки из Лос-Анджелеса к началу второго семестра, Джина распрощалась со своей работой в обувном магазине и сказала матери, что теперь не будет приходить в субботу вечером, а только в воскресенье, чтобы пойти с ней в церковь. Эти слова, как обычно, не вызвали никакой реакции.
      Бурная встреча в квартире девушек состоялась вечером, когда прилетела Фрэнки. Они проболтали до утра. И уже в постели Джина почувствовала облегчение оттого, что каникулы, наконец-то, закончились. Она была счастлива вернуться в школу и радовалась, что ей больше не надо работать. Школьная нагрузка в этом семестре будет просто сумасшедшей.
      «Этот парень садист какой-то», – зевая, сказала однажды вечером Фрэнки. Она посмотрела на часы. – Пошли, Джина, я больше не могу. Как можно показать Руди обязательное представление в девять утра, когда мы репетируем ночь напролет.
      Была уже половина третьего. Девушки всю ночь слушали друг друга, читая одни и те же монологи, одновременно выступая в роли режиссеров, суфлеров и критиков. Джина устало потянулась и упала на кровать в одежде.
      Хотя она работала на совесть, реакция Руди на ее выступление была самой обычной: Он просто смотрел, а потом произнес:
      – Спасибо, ангелочек. Следующий.
      Не было никаких сомнений, кто будет играть главную мужскую роль в этом семестре. Мэтью Валмонт, по школьным слухам, получил репутацию «наиболее достойного мужчины». Наблюдая за ним в классе, Джина видела, как его выступления набирали силу и образность. За его талант, даже, по ее мнению, гениальность, она водрузила его на недосягаемый для нее пьедестал. По школе витали слухи, что отношения Мэтью с Паулой постепенно рушатся, хотя Джина видела их все еще вместе. С Чарли они стали хорошими, добрыми друзьями и регулярно проводили вместе вечера по четвергам. Впервые за свою жизнь она решила поделиться о своем одиноком детстве и холодности матери. Когда Джина закончила, Чарли в задумчивости смотрел на нее.
      – Мне кажется, ты никогда не выясняла, за что она так сильно на тебя обижена.
      – Нет, мы очень редко разговаривали, Чарли. Потрясающе, что два человека столько лет прожили под одной крышей и едва знают друг друга. Ты думаешь, что она действительно на меня за что-то обижена?
      – Дорогая, любой человек, такой холодный и суровый, какой является твоя мать, должен иметь основания, чтобы быть таким.
      Чарли искренне сочувствовал Джине, когда она рассказывала о матери, и совершенно не реагировал на её разговоры о Мэтью. Однажды, перед ужином, она упомянула об этом Фрэнки.
      – Джина, ты святая простота, это же ясно, как день, – развела в отчаянье руками Фрэнки. – Парень просто забавляется, когда ты говоришь о Мэтью и своих нескончаемых пылких чувствах к нему, потому что влюблен в тебя.
      Джина остолбенела.
      – Он никогда даже не пытался поцеловать меня, Фрэнки.
      – Это значит, что он джентльмен. К тому же он прекрасно знает, что единственный мужчина, о котором ты грезишь по ночам, это мистер Всеобщий Любимчик, а ему, бедному жалкому писателю, не остается никакой надежды.
      – Ты просто мерзавка, Фрэнки!
      – Знаю, но к тому же права и совершенно неотразима.
      – Почти готово, – Джина улыбнулась, переведя разговор на другое, и попробовала спагетти. Зазвонил телефон, Фрэнки сняла трубку.
      – О, привет, Бетина. Он что? – Фрэнки крикнула Джине: – Догадайся, кто сейчас пригласил нашу героиню на кофе? Ну, уловила? Ее любимый малыш Станиславский! – она вернулась к телефону: – Я надеюсь, вы поедете пить кофе на Северный Полюс, ты ведь знаешь, что может случиться, если вас увидят вместе? Пока, детка, увидимся завтра.
      Фрэнки сидела за кухонным столом и молчала, что было необычно.
      – Разве ты не рада за нее?
      Джина накрывала на стол к ужину.
      – И да, и нет. Я знаю, какие чувства Бетина испытывает к Марку и уверена, что она не будет такой осторожной, какой ей следовало бы быть. Это все может кончиться большими проблемами.
      – Но ведь они пошли только выпить кофе.
      – Да, но ты знаешь, как строго относятся в школе к преподавателям, флиртующим со студенточками. Так что, мы должны помочь и осторожно управлять ситуацией ради нашей влюбленной рыжеволосой подруги. Я чувствую беду, хотя надеюсь, что ошибаюсь.
      Следующие несколько недель доказали правоту опасений Фрэнки. Бетина и Марк действительно до безумия влюбились друг в друга и, в то же время, прилагали все усилия, чтобы никто не смог узнать об их отношениях. Они часто приходили к Фрэнки и Джине на обед и оставались на всю ночь в одной из свободных комнат. Девушкам нравился Марк, и они были счастливы, видя, как он боготворит Бетину.
      – У меня есть хорошие новости, возможно, они облегчат немного нашу жизнь, – сообщил однажды вечером Марк. Бетина, как обычно, свернулась на диване калачиком рядом с ним.
      – Я не хочу, чтобы вы все время так волновались, и попросил место в другой школе драмы.
      – Неужели?
      – Возможно, я буду руководителем драматического курса, если получу это место.
      Бетина в восторге захлопала в ладоши. Она знала, что Марк давно хочет стать директором одной из знаменитых школ драмы. А эта должность приближала на шаг его мечту.
      – В какой школе? – заинтересованно спросила Фрэнки.
      – В Академии сценического искусства.
      Фрэнки присвистнула. Это было совершенно рядом с их школой.
      – Я прошел первое собеседование неделю назад, и сегодня утром получил письмо, они опять хотят встретиться со мной на следующей неделе, – Марк с любовью посмотрел на Бетину: – И тогда мы, возможно, выйдем из подполья, а вы заживете прежней спокойной жизнью, – он поцеловал девушку в макушку.
      – Ты же знаешь, Марк, мне на все наплевать, я сейчас буду счастлива даже в собачьей конуре где-нибудь в Зимбабве, – в ответ на эти слова Фрэнки издала какой-то утробный звук:
      – Думаю, я состарюсь, пока мне удастся выдворить вас обоих отсюда. Всем спокойной ночи, – и она ушла спать.
      Через две недели Бетина отозвала Джину в сторонку.
      – Мне нужно поговорить с тобой, Джин.
      Они договорились встретиться в кафе, пока Фрэнки была на занятии по фехтованию.
      – Марк получил работу. Он приступает в сентябре, – ее глаза сверкали. – Он попросил меня выйти за него замуж.
      Джина поперхнулась:
      – Попросил что?
      Бетина выглядела растерянной:
      – Джина, я ожидала такого вопроса от Фрэнки, но только не от тебя.
      – Извини, Бетина, я просто удивлена, вот и все. Вы ведь знаете друг друга всего три месяца. А что скажут твои родители?
      – О, Джин, знаю. Но я его так люблю, и он любит меня. Ему тридцать пять, и мы хотим иметь детей, пока он не станет старше.
      – А как же твоя карьера?
      – Мне придется уйти из школы в конце года, если я собираюсь выйти за него замуж. Мы не скажем об этом никому, пока он официально не уйдет из школы по окончании летнего семестра. И тогда я все расскажу родителям.
      – Они не сойдут с ума? Ты же сама мне все время говорила, как они мечтают выдать тебя замуж за богатого землевладельца с большим капиталом.
      – Я знаю, Джина, поверь мне, знаю. Ты не знаешь, как ужасно жить по меркам династии Лонгдейлов. Как бы я хотела быть на твоем месте, просто объявить о свадьбе, спокойно провести свадебную вечеринку, уйти и жить с любимым мужчиной, иметь от него детей.
      Во второй раз в жизни Джина пожалела девушку, у которой было все.
      – Они не смогут остановить меня, Джина. В следующем месяце мне исполнится двадцать, и единственное, что они могут сделать – это перестать со мной разговаривать. Возможно, я потеряю семью, но уверена, Марк этого стоит.
      – Бетина, ты знаешь, я всегда поддержу тебя. Мне безумно нравится Марк, но, пожалуйста, подумай как следует еще раз, перед тем, как все решить окончательно.
      – Да, Джина, я обещаю. Пожалуйста, не рассказывай никому об этом.
      Джина кивнула, и обе девушки пошли на занятия. Джина поняла, что Бетина уже все решила.
      Сообщить Фрэнки о своем решении Бетина решила во время пасхальных каникул. Она приехала вечером. Джины дома не было, она теперь работала пять вечеров в неделю продавщицей мороженого в театре «Глобус» на Шефтсбери Авеню. Фрэнки отреагировала так, как и ожидалось. Она читала проповеди, неистовствовала и кричала, что Бетина сошла с ума.
      – И когда ты собираешься говорить с родителями? Поверь, моя реакция просто буря в стакане воды по сравнению с тем, что тебе скажут они.
      – Мы собираемся вместе поехать в Йоркшир в конце семестра.
      – Понимаю. А что ты скажешь насчет школы? Уверена, что Тео тут же окажется на телефоне, если ты ее бросишь.
      – Да, мы подумали об этом. Я буду работать во время летних каникул, чтобы заработать деньги на оплату осеннего семестра, даже если уже не буду учиться. Я отдам свое заявление после разговора с Ма и Па.
      – Если станет известно, что в старой школе Марк крутил роман со студенткой, это не сослужит ему хорошей службы на его новой работе.
      – Поэтому мы и собираемся пожениться после того, как он начнет работать, так что все будет прилично.
      – Бетина, я не могу сказать, что одобряю тебя, думаю, ты просто свихнулась и губишь свою карьеру из-за мужчины. Но все же, надеюсь, вы будете очень и очень счастливы.
      – Спасибо, Фрэнки. Ты, конечно, сохранишь все это в секрете до конца летнего семестра. Мне просто хотелось рассказать тебе все, даже если ты меня не одобряешь.
      Фрэнки действительно не одобряла. Но она знала, что не в силах что-нибудь сделать.

      В середине летнего семестра в квартире Фрэнки раздался телефонный звонок. Джина сняла трубку. Зычный мужской голос, который показался Джине очень знакомым, спросил, дома ли Фрэнки.
      – Да, а кто говорит?
      – Это Даниэль Дюваль, отец Фрэнки.
      Джина чуть не задохнулась от неожиданности и бросилась вытаскивать Фрэнки из ванной.
      – Привет, папуля, как твои съемки? Ты? Прекрасно, в следующую среду. Ничего, что я приду с двумя подружками? Великолепно. Встретимся в восемь, в баре «Хилтон Руфтол». Пока, папуля!
      Фрэнки медленно вошла на кухню.
      – Папа приезжает в город в следующую среду. Я возьму вас с Бетиной пообедать с ним. Может быть, это заставит нашу безумно влюбленную подругу хоть на пару часов забыть ее дорогого учителя.
      Даниэль Дюваль остановился в отеле «Хилтон» и поднялся на лифте на двадцать второй этаж в номер «люкс». Носильщик внес его багаж, и Даниэль дал ему щедрые чаевые. Окинув привычным взглядом великолепный номер, Дюваль подумал, удастся ли им с Фрэнки пожить в этих апартаментах. «Люкс» состоял из большой, шикарно обставленной гостиной, в которой был бар с большим выбором напитков, из двух спален и двух ванных комнат. Он подошел к огромному, во всю стену окну, из которого открывалась прекрасная панорама на Лейн Парк. Каждый раз, возвращаясь в Лондон, он испытывал какое-то чувство тревоги и волнения.
      Даниэль не любил гостиниц, хотя большую часть своей жизни был вынужден проводить в гостиничных номерах. Его всегда изумляло, сколько бы людских жизней и событий ни проходило через эти комнаты, им как-то удавалось сохранить дух безликости. Он вздохнул, подошел к бару и налил себе полный стакан шотландского виски. Затем, удобно устроившись в большом кресле, посмотрел на часы. Через два часа придет Фрэнки. Он откинулся на спинку кресла и закрыл глаза.
      У Даниэля Дюваля были черные волосы, а слегка седеющие виски придавали его внешности галантную зрелость, которую женщины находили неотразимой. Темно-карие глаза были известны всему миру своим лучезарным блеском и мягким взглядом. В свои сорок девять он выглядел самое большее на сорок. При своем росте он держал себя в отличной форме, регулярно занимаясь в собственном спортзале. Одевался он с простой элегантностью, которой так славятся англичане. Даниэль Дюваль был суперзвездой. Его лицо было известно гораздо больше, чем лицо папы Римского. Фильмы с участием Дюваля демонстрировались во всех концах земного шара. Его густой бархатистый голос завораживал публику, приковывал к себе внимание, откуда бы он ни звучал, и, пожалуй, был даже известнее, чем его лицо. Амплуа Дюваля-любовника так же было международноизвестным. Дюваль сам этому удивлялся, вспоминая, каким неуклюжим и низкорослым он был подростком.
      Другие мужчины смотрели с завистью, как вереница самых прекрасных женщин, проходя через его постель, уходили из его жизни. От таких отношений он не получал ничего, кроме скоротечных мгновений физического наслаждения. Дюваль знал, что после близости не остается ничего, кроме отвращения и даже ненависти к себе за слабость к женской ласке и женскому телу.
      Так было не всегда, но, когда умерла Бланш… с тех пор Даниэль так и не полюбил никого, хотя прошло восемнадцать лет. Казалось, что его любовь умерла вместе с ней. Он был способен давать и получать только физическое проявление своей силы. Когда его популярность стала расти, он, пытаясь покончить со своим невыносимым одиночеством, спал со всеми женщинами подряд, и они были на седьмом небе от счастья уже оттого, что можно припасть к его руке. А он выключал свет и представлял, что тело рядом с ним – это ее тело. Его попытка жениться опять – жалкая, непрочная имитация – закончилась разводом через три месяца. Затем была стройная мексиканская актриса, тигрица в постели и мегера в жизни. Она поймала его на крючок своим постоянным, ненасытным желанием. После шести месяцев брака Дюваль обнаружил, что она перестала удовлетворять его, и последовал еще один развод.
      Это было много лет назад. Больше он не делал попыток и смирился с тем, что уже никогда в своей жизни не сможет полюбить так, как любил свою первую жену. Дюваль осушил стакан и направился в ванную комнату. Ровно в восемь часов он сидел в баре «Руфтол», потягивая шампанское.
      Он увидел Фрэнки, выходящую из лифта, и поднялся, приветствуя ее.
      – Привет, папочка, как ты? – Фрэнки поцеловала его и села.
      Он налил ей шампанское и, в который раз, убедился, что Фрэнки совершенно не похожа на мать.
      – Я так рада видеть тебя, папочка. Ты отлично выглядишь.
      – Ты тоже, дорогая.
      – Мне бы хотелось потешить себя мыслью, что ты прилетел специально, чтобы увидеться со мной, но, предполагаю, это вовсе не так. Что ты здесь делаешь?
      – Я лечу завтра в Уэлс на две недели, чтобы сделать несколько съемок с натуры для моего нового фильма. Вот и решил один вечер провести в Лондоне, встретиться с любимой дочкой, – Даниэль знал, что это не так, и старался, чтобы слова звучали правдивее. Он сделал большой глоток шампанского. – Как поживает моя Альма Матер?
      – Прекрасно. Руди такой же, как всегда, во всех отношениях.
      – Хорошо, хорошо.
      Наступила пауза, каждый напряженно думал, что бы сказать. После нескольких неловких секунд молчания, Фрэнки сказала:
      – Я познакомлю тебя сегодня с двумя моими лучшими подружками. Джина Шоу, ты разговаривал сегодня с ней по телефону, она живет со мной в квартире, и Бетина Лонгдейл, ее отец – лорд. Она влюблена в тебя, так что будь с ней, пожалуйста, пообходительней.
      Даниэль улыбнулся и согласился. Они с трудом вынесли следующие сорок пять минут, чувствуя себя наедине неуютно и подавленно. Фрэнки искренне обрадовалась, когда увидела примечательную головку с рыжими волосами.
      – Вот они, папа, вон та, с рыжими волосами – Бетина, и Джина.
      Но Даниэль не слушал. Бланш медленно приближалась к нему. Она выглядела такой же волнующей, какой он помнил ее. Немного моложе, стройна, и, пожалуй, волосы длиннее, но это была его Бланш. Он видел, как она окинула взглядом бар, и физически подавил в себе желание поднять руку и помахать ей. Тем не менее, Джина, казалось, узнала его, когда ее взгляд упал на их столик, ее лицо осветилось той прекрасной улыбкой, которую он так бережно хранил в своей памяти. Когда она подошла поближе, Дюваль понял, что немного забыл ее великолепное сияние. Он поднялся, как только она подошла к столику. Ему безумно хотелось обнять ее и покрыть поцелуями, которые он хранил вот уже восемнадцать лет.
      – Джина, это мой папа. Папа, проснись и поздоровайся с Джиной.
      Даниэль силился освободиться от иллюзий. Бланш, или Джина, как назвала ее Фрэнки, протянула ему руку. Она улыбнулась и сердце чуть не выскочило у него из груди.
      – Здравствуйте, мистер Дюваль. Очень приятно познакомиться с вами.
      Даже голос был похож.
      – Да, э-э-здравствуйте, Джина. Мне, мне тоже очень приятно познакомиться.
      – А это Бетина Лонгдейл.
      Фрэнки увидела, что ее подруга вся затрепетала от возбуждения при встрече со своим героем. Но отец вел себя очень странно, стоял и смотрел на Джину так, как будто увидел привидение.
      Бетина подала Даниэлю руку:
      – Я счастлива встретиться с вами, мистер Дюваль. Надеюсь, Фрэнки говорила вам, что я большая поклонница вашего таланта.
      Даниэль, казалось, не слышал. Фрэнки откашлялась и пожала протянутую руку Бетины. Все, кроме Даниэля, сели.
      – Все о'кей, папа, я знаю – это Англия, и англичанам нравится стоять на церемониях, но даже они садятся, чтобы выпить, – Фрэнки удивленно смотрела на отца.
      Дюваль сел, тщетно пытаясь вновь обрести над собой контроль. Он заставил себя не смотреть на совершенную фигурку в черном платье, отвел глаза и позвал официанта.
      – Еще бутылку шампанского, пожалуйста. Вы любите шампанское, э-э-Джина?
      Васильковые глаза встретились с его глазами.
      – Да, очень.
      И только Бетина спасла Дюваля в этот вечер от настоящего бедствия. К ней вернулась уверенность, и она болтала без умолку, отвлекая его внимание от прекрасной девушки, сидящей напротив. После обеда Даниэль проводил девушек к такси.
      – Папа, ты в порядке? – Фрэнки поцеловала отца на прощание.
      – В порядке, Фрэнки. Извини, я сегодня был немного не в себе. Сочетание кошмарного полета и алкоголя, ты же знаешь, – он поцеловал ее в ответ. – Береги себя, я позвоню из Уэлса.
      – Спасибо, мистер Дюваль, за один из лучших вечеров в моей жизни, – сказала слегка подвыпившая Бетина и, обвив рукой его шею, запечатлела поцелуй на его щеке. Затем села в такси рядом с Фрэнки.
      – Было очень приятно с вами познакомиться, – вежливо произнесла Джина.
      – И с тобой, Джина.
      Он был не в силах сказать ей «до свидания». Ему хотелось втащить ее назад в бар и спросить, что она делает опять в его жизни. Острая боль пронзила его, когда девушка села в машину. Она уезжала от него в ночь, и он был бессилен остановить ее.
      Даниэль наткнулся на свой чемодан, слезы застилали глаза. Он налил себе неразбавленного виски, сел и выпил еще, пытаясь убить воспоминания, но они уже оживали в его сердце, и он был не в силах остановить это. Даниэль вспомнил нежную кожу, золотые волосы, рассыпанные по подушке, он занимался с ней любовью, а она кричала: «Даниэль, я люблю тебя!» Он вспомнил ночь, когда она сказала ему, через три месяца после свадьбы, что собирается родить ему ребенка, как он схватил ее в объятия и закричал от радости.
      Франческа Холли Дюваль родилась через семь месяцев, и еще больше скрепила их любовь. Он был безумно счастлив, в Голливуде его карьера пошла в гору, его молодая прекрасная жена, избегавшая общества, была вполне счастлива, оставаясь дома и заботясь об их малышке-дочери.
      Потом вспомнился последний день. Он невольно вздрогнул. Как обычно, они провели воскресенье в постели, играя с их смеющейся годовалой малышкой, и нежно уложили ее в кроватку, когда она окончательно заснула. Они занимались любовью, и Бланш обещала, что никогда, никогда не уйдет от него. Он поклялся ей в том тоже, потому что просто не мог без нее жить. Потом она спросила, сможет ли проехаться немного на новой машине. Ей нужно было съездить в магазин за молоком для малышки. Он поцеловал ее и отдал ключи. Бланш сказала, что любит его, и что он должен стоять на том же месте, пока она не вернется. Когда через час раздался телефонный звонок, Бланш уже была в морге. Его встретил полицейский и объяснил, что его жена безмятежно ждала, когда загорится зеленый свет, как вдруг сзади в ее машину врезался другой автомобиль. Она умерла от перелома шеи сразу и без мучений. Затем полицейский попросил опознать жену – это принесло ему еще большую боль, потому что она даже в смерти абсолютно не изменилась. В эту ночь он напился до беспамятства. Он продолжал пить на протяжении следующих двух месяцев, отказываясь верить, что она не вернется. Франческу стала воспитывать няня, и Дюваль старался видеть ее как можно реже – она была только жестоким напоминанием о его трагической любви, но не была его любовью.
      Когда Франческе, или Фрэнки, как она называла себя, исполнилось десять лет, они разъехались. Даниэль покупал один большой дом за другим, но нигде не мог найти успокоения. Хотя вещи и фотографии Бланш были запрятаны в чемоданы, ее образ неотступно преследовал его.
      Франческа не помнила мать, а Даниэль никогда не говорил о ней с дочерью. Иногда его мучила совесть, что он вытеснил из их жизни образ Бланш, ведь Фрэнки даже не имела понятия, как красива была ее мать. Иначе она бы сразу уловила поразительное сходство Бланш и ее подруги. Чувство вины опять остро пронзило его. Он так эгоистично отвергает свою дочь. Даниэль вспомнил день, когда она пришла к нему за разрешением, пройти прослушивание в его старой школе драмы. И тогда, впервые после смерти Бланш, в нем проснулось чувство отцовской гордости. Когда Фрэнки была принята, он открыл бутылку шампанского, и, наконец, впервые увидел свою дочь по-настоящему. Она стала прекрасной женщиной – нежная, тонкая красота матери превратилась в темную, поразительную искристую оживленность дочери.
      Даниэль привстал и дотянулся до бутылки с виски. Со стаканом в руке он подошел к окну и взглянул на Лондон. Как много здесь живет воспоминаний. Был ли сегодняшний вечер иллюзией? Сходство было невероятным. Это была Бланш. И после всех этих долгих лет, пытаясь забыть все, он влюбился в нее опять.

      – Я просто не могу поверить, что сегодня последний день. Окончен первый курс, – вздохнула Фрэнки, когда они втроем подняли бокалы.
      Кроме обычного кофе, перед тем, как идти домой, они решили угостить себя в баре вином. За одной бутылкой последовала вторая. Затем подошли другие их одногруппники, и они потеряли счет времени. К восьми часам все были настроены продолжить.
      – Все, уходим и встречаемся у меня дома! – возбужденно закричала Фрэнки. – Они выкинут нас отсюда через минуту, если мы начнем шуметь. Каждый покупает по дороге по бутылке, и идем ко мне.
      Новость распространилась быстро, и к десяти часам квартира была полна веселящимися студентами. Бетина привела Марка после того, как он официально ушел в этот день из их школы, а Мэтью прибыл без Паулы. Джина делала все возможное, чтобы не замечать его присутствия и сосредоточилась на веселье. Но беда была в том, что куда бы она ни пошла, он, казалось, повсюду преследовал ее. Она думала, что это лишь ее воображение, пока не вышла на балкон подышать свежим воздухом. Он вышел следом и стал за ней.
      – Привет, Джина.
      – Привет, Мэтью, – ответила она, как можно небрежнее.
      – Джина, я хотел пожелать тебе хороших каникул.
      – Спасибо, и тебе того же, – она была так поражена, что он разговаривает с ней, что не могла придумать, что сказать в ответ.
      Она почувствовала его руку, медленно поглаживающую ее плечо. От близости его тела у нее затряслись колени. Они простояли так очень долго.
      – Джина, я просто хочу сказать, что…
      Сзади послышался шум. На балконе появились двое студентов. Мэтью быстро отдернул руку.
      – Нет, ничего. Хороших тебе каникул, встретимся в следующем семестре.
      Он исчез.
      Она провела ночь без сна, опять и опять прокручивая в своей памяти этот эпизод. На следующий день, пока Фрэнки упаковывала чемодан, готовясь к путешествию в Штаты, Джина рассказала ей об этом. Фрэнки пожала плечами:
      – Я не знаю, Джина. Я слышала, у него какие-то проблемы с Паулой. Но, говоря это, я точно знаю, что они собираются вместе два месяца путешествовать по Европе. На твоем месте, я бы не теряла из-за него свой сон, – Фрэнки продолжила сборы.
      Джина растерялась, но решила, что Фрэнки права, она действительно слишком много времени провела в мечтаниях о Мэтью. Фрэнки улетала на Палм Бич к друзьям отца. Она умоляла Джину полететь вместе с ней, но Джине пришлось решительно отказаться, зная, что все лето, каждый день, ей придется работать.
      Фрэнки попросила Джину жить здесь, пока ее нет, и присматривать за квартирой. Когда Джина объявила матери, что не вернется домой на каникулы. Джойс просто кивнула головой. Джина и не думала, что мать будет беспокоиться. Девушка вернулась на свою работу в театр «Глобус» на Шафтсбери Авеню. Работа ей очень нравилась, так как начиналась только в половине седьмого, и к тому же каждый вечер была возможность бесплатно смотреть спектакли и изучать игру актеров.
      Бетина пришла навестить ее за день до того, как они с Марком уезжали к ее родителям объявить о помолвке. Джина купила к ланчу немного хлеба и паштета, и они сели поговорить.
      – Вообще-то, Джин, я не все тебе рассказала.
      – Что ты имеешь в виду?
      Бетина шумно вздохнула:
      – Я на втором месяце беременности.
      – Боже правый!
      – Я знаю. Это очень легкомысленно с моей стороны, но никуда не деться.
      – Марк знает?
      – Да, он потрясен. Как только мы вернемся из Йоркшира, он собирается в Эдинбург на фестиваль, посмотреть пьесу, которую он ставил, и хочет, чтобы я поехала с ним, так как считает, что беременных женщин нельзя оставлять одних. Я думаю, что в два месяца он волнуется немного больше, чем надо, но мне это приятно.
      – Прекрасно, я бы с удовольствием составила вам компанию. Так долго, пока мне не пришлось бы принимать у тебя роды.
      Бетина улыбнулась:
      – Я сделаю все, чтобы там не родить, обещаю.
      Через неделю, вернувшись из театра, Джина обнаружила в вестибюле дома пьяную, ожидающую ее Бетину с покрасневшими от слез глазами. Увидев Джину, та разрыдалась. Джина усадила ее на диван и пошла приготовить ей большую чашку горячего черного кофе.
      – Извини, – всхлипнула Бетина, – но я не знала, куда мне еще пойти.
      – Не волнуйся, расскажи, что произошло?
      Медленно, через потоки слез и груды носовых платков, Джине удалось добиться от нее рассказа.
      – Я не могу рассказать Марку. Для него работа – это жизнь, я не могу просить, чтобы он все бросил ради меня. Я знаю, он сделает это, но будет несчастным до конца своей жизни. О! Джина, мне придется пойти и убить завтра нашего ребенка. Я хочу умереть! Я хочу умереть!
      Джина дала ей еще немного кофе, и Бетина постепенно начала приходить в себя.
      – Хуже всего было то, что Па был так ужасно мил, когда мы рассказали ему обо всем. Он даже открыл бутылку шампанского, – она попыталась улыбнуться. – И когда он спросил, не могу ли я побыть дома немного дольше, чтобы обсудить свадебные дела, мы были так счастливы, Джин, я, конечно, согласилась. Я проводила Марка на поезд в Эдинбург, – она покачала головой.
      – Когда Па сказал мне, что собирается сделать через несколько дней, я подумала, что это шутка, по крайней мере, сначала, – Бетина высморкалась. – Я не имела ни малейшего понятия, что он входит в Совет правления Академии сценического искусства, так же, как и в нашей школе. Он поклялся, что Марк никогда больше не сможет работать преподавателем, а уж тем более руководителем курса драмы ни в одной школе.
      – За что он так ненавидит Марка?
      – Нет, он не. Марка ненавидит. Он его едва знает. Это был просто бесконечный разговор об ответственности, которая ложится на твои плечи, если ты являешься пэром королевства. Па не может допустить, чтобы его дочь вышла замуж за какого-то учителя драмы без гроша в кармане и имела от него ребенка. Понимаешь, ведь я была воспитана на всем этом аристократическом хламе и боюсь, что это моя судьба, – лицо Бетины было все покрыто красными пятнами от слез. Джина не знала, чем можно помочь.
      – Ты можешь уехать с ним.
      – Нет. Это я уже обдумала. Я разрушу мечты Марка, и я его слишком люблю, чтобы просить его работать в каком-нибудь ужасном офисе.
      – Но ты не думаешь, что ему необходимо знать о судьбе ребенка?
      – Абсолютно нет. Если он узнает, что меня вынуждают сделать аборт, он сравняет небо с землей, но женится на мне и спасет ребенка. Действительно, Джина, будет лучше во всех отношениях, если я поступлю так, как хочет отец. Когда Марк получит письмо, которое я ему послала, хотя бы для того, чтобы у него была работа, он может называть меня всеми бранными словами, какие только есть на земле.
      – Что ты написала?
      – О! Немного, сплошную ложь. То, что я сделала ошибку, и он не может мне дать того, что я хочу, что я чувствую себя слишком молодой, чтобы быть женой и матерью, – слезы снова полились по ее щекам.
      – Не думаю, что он поверит тебе, Бетина.
      – Если честно, это не имеет никакого значения. Я улетаю на юг Франции через три дня. Я хочу восстановить там силы, чтобы приступить к изучению курса по истории искусства в сентябре во Флоренции.
      – Это звучит, как шутка. Тебя, наверно, забавляет это, Бетина?
      – Я не имею к этому решению никакого отношения. Па хочет убедиться, что я настолько далека от Марка, насколько это возможно.
      В конце концов, Бетина, обессиленная, заснула на диване. Джина накрыла ее пледом, а сама провела бессонную ночь, размышляя над тем, что жизнь – такая жестокая штука.

      Вернувшись в сентябре в школу, Фрэнки и Джина сблизились еще больше. На втором курсе, в основном, им предстояла работа над спектаклями. Это было прекрасной возможностью показать свои способности агентам и директорам театров. Джина и Фрэнки вошли в основной состав актеров для участия в спектакле «Сон в летнюю ночь», который ставился в школьном театре перед Рождеством. Для постановки был выбран отрывок, в котором милые феи ссорятся из-за эльфов. Они должны полюбить первого мужчину, которого увидят, как только откроют глаза. Происходит невероятная ссора в сцене, где Елена и Гермия – Паула и Джина – должны бороться за Лизандра, которого играл Мэтью.
      – «Когда весь мир смотрит на меня», – процитировала поэтически Фрэнки. Она была очень довольна своей ролью Титании, королевы фей. Джина почти все сцены играла с Паулой и Мэтью. Она старалась не замечать их постоянных ссор. Даже на генеральной репетиции, после одного из эпизодов, Паула вышла вся в слезах. С Джиной Мэтью был подчеркнуто вежлив и однажды спросил ее, не хочет ли она после занятий прорепетировать несколько сцен. Помня о клятве не терять понапрасну времени, мечтая о Мэтью, Джина отказалась. Но, все-таки, она вся затрепетала, когда он, по ходу сценария, обнял и поцеловал ее.
      – Мама, ты хочешь посмотреть, как я играю в спектакле? Это «Сон в летнюю ночь». Я могу достать тебе бесплатный билет.
      Джойс покачала головой.
      – Нет, Джина, спасибо. Сейчас, перед Рождеством, мне приходится допоздна задерживаться на работе. Я не смогу прийти.
      На вечере, после премьеры, с каждым студентом, казалось, был кто-нибудь, кто пришел посмотреть именно на него. С Джиной же не было никого. Она старалась не слишком огорчаться, но ничего не получалось. Она уже собиралась уходить домой, когда кто-то поднял ее и закружил. Это был Чарли.
      – Боже, моя дорогая, ты опять выглядишь печальной и потерянной. Милая печаль, стоит выпустить тебя на секунду из поля зрения, как ты опять попадаешь в очередную катастрофу. Что опять случилось?
      Джина очень обрадовалась встрече с ним.
      – О, ничего, Чарли. Просто всем кто-нибудь сказал, как они были хороши, – честно ответила Джина.
      – Напрашиваешься на комплимент, да?
      – Нет, я…
      Он взял ее маленькие ручки в свои и заглянул в глаза.
      – Джина, мой ангел, будь терпелива. Дьявол, я смотрел и думал, что ты их всех раскидаешь по сцене.
      Он так же видел, как она смотрела на Мэтью во время их любовной сцены.
      – Спасибо, Чарли, мне очень приятно. Это была просто разрядка, не больше.
      – Дайте бедному старому монголу шанс, милая девушка. Они только что видели рождающийся новый талант, вышедший сегодня вечером на сцену. Уверен, что к завтрашнему утру, они оборвут все телефоны у Тео, чтобы узнать, кто ты. Серьезно, Джина. Я не часто говорю такие слова, но твердо верю, что ты одна из самых талантливых леди, которых я когда-нибудь имел счастье лицезреть на сцене. А сейчас у меня есть хорошая новость: сию секунду мы идем с тобой на праздничную пиццу, как только я найду свое пальто, которое оставил где-то здесь. Вернусь через минуту.
      Мэтью оставил окружавшую его толпу и направился к Джине. Он поцеловал ее в щеку.
      – Поздравляю, ты была супер. Я думаю, мы смогли бы составить небольшую команду, – его глаза испытывающе смотрели на ее лицо.
      – Да.
      – Послушай, Джина, не хочешь ли ты сходить со мной куда-нибудь перекусить?
      Она увидела приближающегося к ним Чарли.
      – Боюсь, я не смогу, Мэтью. Я иду с Чарли…
      – Ничего страшного. Может быть, как-нибудь в другое время. Привет, Чарли, пока, Джина.
      Они пробрались сквозь толпу и вышли в ночь.
      – Надеюсь, я никому не помешал? – Чарли прекрасно все понял, но не чувствовал никаких угрызений совести.
      Они вошли в итальянский ресторан, сели и заказали две пиццы.
      – Ну, ты хочешь услышать мою замечательную новость или нет, мисс Великое Страдание?
      Джина пыталась забыть о романтическом обеде, который могла бы провести с Мэтью.
      – Конечно, Чарли, что за новость?
      – Тео прочел мою пьесу. Он сказал, что я могу ставить ее и показать в театре во время последнего семестра.
      – Чарли, это замечательно!
      – И даже больше. Это значит, что я смогу пригласить всех профессионалов с восторгом посмотреть на мой невероятный талант и, возможно, после этого получить работу.
      – Я действительно очень рада за тебя.
      – Мне бы, конечно, хотелось, чтобы там играла ты, но маленькая птичка мне говорила, что ты будешь очень занята в последнем семестре, и я не могу дать тебе роль, – он небрежно разделался с пиццей.
      Сердце у Джины заколотилось. Если Тео сказал, что Чарли не может задействовать ее в своей пьесе, значит, у нее будет главная роль в одном из выпускных спектаклей. Она знала, что один из них был «Ромео и Джульетта». Она мысленно помолилась.
      Когда на большой доске вывесили список студентов, занятых в выпускных спектаклях, Джина подошла к толпе волнующихся студентов. Но, прежде чем ей удалось взглянуть на список, из толпы вынырнула Фрэнки.
      – Джина, ты получила ее. Ты будешь играть Джульетту!
      В этот день устроили праздничный обед у «Джо Аллена».
      – Выпьем за будущее! – Джина подняла свой бокал.
      – И за то, чтобы стать такими знаменитыми, чтобы нас никогда не усаживали в углу у туалета. А как ты перенесешь то, что твоего Ромео будет играть мистер Валмонт?
      Джина пожала плечами. С тех пор, как она четыре месяца назад отказалась пообедать с Мэтью, он редко разговаривал с ней.
      – Справлюсь.
      – С тех пор, как он окончательно бросил Паулу, он уже два месяца один.
      – Знаю.
      – В него скоро кто-нибудь вонзит свои коготки, если этого немедленно не сделаешь ты. Особенно, если его еще больше окружат вниманием агенты и директора театров.
      Все сказанное Фрэнки было правдой. Ходили слухи, что Мэтью уже нашел себе агента, к тому же, одного из лучших.
      – Тебе тоже стоит начать рассылать письма, – напомнила Фрэнки.
      – Знаю, мне нужен агент, и работа, чтобы я могла получить эту карточку члена профсоюза актеров.
      – Такая глупая система! Пока у тебя нет карточки – у тебя нет работы. С другой стороны, ты не можешь найти работу без карточки.
      – Знаю. Я постараюсь, чтобы как можно больше людей посмотрели на меня в роли Джульетты. Надеюсь, мне удастся заполучить агента и кого-нибудь, кто возьмет меня на работу, – Джина вздохнула. – А ты, Фрэнки, довольна своей ролью?
      – Я потрясена. Обещаю тебе, Нюэль Ковард в моем исполнении будет чем-то необыкновенным. Я буду самой скандальной мадам Аркати, какую когда-либо видела лондонская сцена.
      – Ты уже знаешь, что будешь делать дальше?
      – Это как раз тот случай, когда полезно иметь знаменитого отца. Он привез из Штатов своего агента, посмотреть мой спектакль, и скоро в Лондон приедет директор его нового фильма. Скорее всего, сам он тоже приедет. Честно говоря, Джин, если Мими, агент отца, предложит мне работу, я в любом случае не откажусь. Это для меня возвращение в Голливуд. Давай пока не думать об этом.
      – Если ты уедешь в Лос-Анджелес, я буду скучать.
      – И я буду, Джина. Ты просто должна приехать ко мне, как только у тебя появится возможность.
      – Я получила сегодня письмо от Бетины.
      – Как она?
      Когда осенью Джина рассказала, чем закончилась любовь Бетины и Марка, Фрэнки даже не удивилась. Она всегда знала, что это все плохо кончится.
      – По-моему, сейчас она в порядке. По крайней мере, письмо гораздо жизнерадостнее того, что я получила в последний раз, наверное, потому что в июне она возвращается к родителям. Надеется, что ей удастся тайком удрать от них и приехать на наши спектакли.
      – Было бы здорово опять увидеть ее. Джина кивнула в знак согласия.
      Хотя репетиции «Ромео и Джульетты» начинались только через месяц, Джина вплотную приступила к работе над своей ролью. К первой читке пьесы она уже знала все слова. Режиссером был Руди. Это было большой честью, так как в этот выпуск он взялся работать только над одним спектаклем.
      Когда Джина вошла в большую студию, почти весь состав был уже в сборе.
      – Привет, Джина, – Мэтью поставил свой стул рядом с ней. Она села и начала нервно рыться в сумочке в поисках текста. Вошел Руди и сел за свой стол.
      – Добрый день, леди и джентльмены. Надеюсь, вы прекрасно себя чувствуете. Нам предстоит четыре недели напряженного труда. Пьеса, которую мы ставим, из всех работ Шекспира – моя самая любимая. И я ожидаю от каждого из вас великолепной игры. Будьте добры, откройте свои тексты, мы начинаем читать.
      Руди сидел с закрытыми глазами и слушал, как читают студенты. Ему вспомнилось обсуждение ролей с Тео, который настаивал на Джине в роли Джульетты. Хотя Руди и согласился, что Джина обладает удивительным талантом, он не был уверен, что она справится с этой ролью. Сейчас Руди внимательно слушал ее чтение. Не было сомнений – последний месяц она много работала. Ее слова были хорошо отрепетированы, и читала она их с пониманием. Но чего-то недоставало, он никак не мог уловить, чего именно. Может быть, ей надо влюбиться? И хотя он был гениальным учителем, ему приходилось контролировать эмоции своих студентов. Когда чтение пьесы закончилось, Руди открыл глаза и посмотрел на всех.
      – О'кей, неплохо, но и недостаточно хорошо, чтобы ставить на сцене. Завтра вас двоих, – Руди указал на Мэтью и Джину, – я буду ждать в пять часов. Мы поработаем над любовными сценами. Со всеми остальными встретимся в пятницу, ровно в девять. Все свободны.
      Мэтью удивленно посмотрел на Джину.
      – Я думал, будет хуже. Увидимся завтра.
      На следующий день Руди обсуждал с Джиной и Мэтью характеры их героев, что, по его мнению, являлось их силой и их слабостью. Они работали над маленьким эпизодом. Но не успели они произнести и двух фраз, как Руди остановил их.
      – Вы должны помнить, вы двое, что несмотря на то, что эти влюбленные известны всему миру, вы обязаны по-своему сыграть этих героев. Забудьте, что вы видели раньше, творите так, как вы чувствуете. О'кей, читаем заново…

      – Нет! Нет! Нет! Джина, не произноси эти прекрасные слова так, как будто ты разговариваешь с капустой. Ты любишь этого мужчину, и ты готова умереть за него. Давай попробуем еще раз.
      Джина набрала воздуха и начала свои слова в пятый раз.
 
«Лишь это имя мне желает зла.
Ты был бы ты, не будучи Монтекки.
Что есть Монтекки? Разве так зовут
Лицо и плечи, ноги, грудь и руки?»
 
      – Стоп! – Руди схватился руками за голову.
      Джине хотелось кричать, царапаться или свернуть Руди шею, она не знала даже, чего ей хотелось больше. Был субботний день, и до премьеры оставалось две недели. Руди постоянно кричал на нее, и последние недели были для нее адом. Сегодня Руди назначил Джине и Мэтью дополнительную репетицию, чтобы поработать над сценой на балконе. Джине уже хотелось все бросить и передать свою роль какой-нибудь другой студентке. Она была абсолютно не в состоянии играть так, как хотел Руди. Она еле сдерживала слезы и решила, что если Руди скажет еще одно слово, она так и сделает. Уйдет из класса, из спектакля и никогда не вернется. Должно быть, Руди почувствовал, что Джина на грани срыва.
      – О'кей, на сегодня все. Я иду домой и надеюсь, что к понедельнику вы проснетесь, – Руди закрыл свой потрепанный портфель и величественно вышел.
      Джина проводила его взглядом и тут же залилась слезами.
      – О Боже! Я ужасна, я так ужасна! Я ничтожна. Пора прекратить притворяться, что я актриса.
      Руки Мэтью обняли ее, сначала осторожно, словно боясь, что их оттолкнут, а потом так сильно, что Джина зарыдала еще сильнее. Когда истерика прошла, Джина икала и шмыгала носом. Мэтью достал платок и нежно вытер ей глаза.
      – Им придется назначить новую актрису на мою роль, и это все, что можно сделать.
      – Джина, перестань. Ты все слишком близко принимаешь к сердцу. Ты же знаешь Руди. Послушай, давай еще раз пройдем эту сцену.
      – Не могу.
      – Я хочу еще раз пройти эту сцену. Будь настоящей актрисой, пожалуйста, сделай это для меня.
      Жесткий голос Мэтью привел ее в чувства. С трудом выговорив «прости» она поднялась на кафедру.
 
«Но что за свет я вижу на балконе?
Там брезжит свет. Джульетта, ты как день!
Стань у окна. Убей луну соседством»
 
      – подал он ей реплику. Когда он поднялся к ней, крепко сжал в своих объятиях и поцеловал, Джина опять почувствовала уже знакомое ей трепетное ощущение внизу живота. И в это время, вместо сценического поцелуя, когда их плотно сжатые губы встретились, Джина почувствовала, как Мэтью осторожно открывает ей рот своим языком. Но шок от настоящего поцелуя Мэтью тут же прошел, как только Джина откликнулась на него ответным поцелуем. И земля уплыла из-под ее ног. Они стояли в пустой студии, крепко прижавшись друг к другу и целуясь со всей страстью молодых любовников, которых играли на сцене.
      – Джина, моя Джина, как долго я ждал этой минуты, – прошептал Мэтью.
      Казалось, прошла вечность. Когда дрожь в теле и возбуждение стали невыносимыми, их губы разомкнулись, но они продолжали стоять, обнимая другу друга, не зная, что делать или сказать.
      – Я не хочу расставаться, – голос Мэтью был нежен. – Пойдем ко мне домой.
      Джина поняла, что ничто не в силах ее остановить.
      – Да.
      Джина почти не помнила, как они доехали на такси до маленькой квартиры-студии Мэтью на Фалхем. Она держалась за его руку, пока он быстро вел ее по нескончаемой лестнице на самый верх старого викторианского дома. В квартире Мэтью сразу взял ее на руки и понес в спальню. Он держал ее, как младенца, как самое дорогое существо в его жизни, ради которого он готов на все. Он осторожно положил руки ей на грудь, затем снял с нее блузку, и Джина с облегчением вздохнула. Теперь ничто не мешало ей ощутить прикосновение его рук на нежном юном теле. Мэтью касался губами ее груди, и ее постепенно охватывала сладкая дрожь. Соски от его поцелуев стали упругими и набухли.
      Мэтью сорвал с себя рубашку, брюки и остальную одежду, и предстал перед ней совершенно обнаженным. Джина, как зачарованная, смотрела на его упругое огромное копье, готовое в любую секунду пронзит ее. Он лег рядом, снова и снова ласково и нежно целуя ее. Она слышала его прерывистое дыхание, неистовое биение его сердца и чувствовала его твердую плоть, прижавшуюся к ее еще прикрытому юбкой бедру. Нежные нетерпеливые руки ласкали ее тело, затем скользнули вверх под юбку, туда, где таилось все безумство страсти и волнения. Пальцы легко коснулись бархатной поверхности треугольника, прикрывающего ее самую интимную часть и Джина, едва дыша, застонала, ощутив их нежное медленное проникновение внутрь.
      Мэтью снял с нее последнюю одежду, и она совершенно нагая лежала перед ним.
      – Джина, – шептал он. – Ты великолепна, о Боже, ты прекраснее, чем я мог себе представить.
      Их губы встретились. Мэтью начал осторожно входить в нее, без конца повторяя ее имя, твердя, как он любит ее и всегда любил. Сердце Джины билось все безумнее и неистовее. Резкая боль пронзила ее, но затем отступила, уступая место сладострастному наслаждению.
      Неожиданно Мэтью изогнулся, застонал и обессиленный упал рядом с Джиной, крепко прижимая ее к себе. Ей захотелось плакать, она не знала, почему. Она ощутила, как он вышел из нее, и почувствовала, как теплая жидкость вытекает из нее и капает на простыню. Мэтью увидел кровь на внутренней стороне ее бедра.
      – Джина! – он ударил себя по лбу. – Спасибо, что ты разрешила мне быть первым, – он трогательно коснулся ее лица, а его глаза благодарно смотрели на нее. – Я люблю тебя, Джина, ты ведь знаешь это?
      – Я тоже тебя люблю.
      Их тела сплелись в неистовых объятиях и бесконечных поцелуях. Их обуяла новая страсть. Мэтью взял руку Джины и положил на свою плоть. Его руки осторожно и нежно искали маленький нежный лепесток, затаившийся в темных шелковистых волосках, чтобы доставить ей удовольствие. И как только он коснулся его, Джина тяжело задышала, вздрагивая всем телом. Он понял, что она готова к новому наслаждению, и опять вошел в нее.
      Джина чувствовала, как ее дыхание учащается вместе с дыханием Мэтью. Напряжение становилось просто невыносимым. Стон вырвался откуда-то из глубины ее тела, и весь мир унесся к миллионам звезд. В этот момент они оба закричали. Безумную страсть сменило чувство удовлетворения и умиротворения.
      Немного позже Мэтью оделся и вышел в магазин купить свежего хлеба, сыра, помидоров и вина. Пока он ходил, Джина приняла душ. Они сидели на кровати и с жутким аппетитом поглощали еду.
      – Ты счастлива, Джина?
      – Очень, – она надкусила помидор.
      – Мне кажется, я влюбился в тебя с того момента, когда Руди назвал тебя ангелочком. Но тогда я уже был с Паулой. Когда мне удалось сбежать от нее, ты уже имела Чарли.
      Джина с недоверием посмотрела на него.
      – Мэтью, для начала, я никогда не «имела Чарли», как ты выразился. Он очень близкий друг, и ничего больше. И мне трудно поверить, что ты целых полтора года провел с девушкой, которая тебе даже не нравилась.
      – Знаю, в начале она мне нравилась, я даже думал, что влюблен в нее, – Мэтью пожал плечами. – Она очень привлекательна, и она, это конечно грубо, она хороша в постели.
      Джина вздрогнула. Он заметил это и сел к ней ближе.
      – Но, как бы там ни было, уже все закончилось. Все, что я чувствую сейчас – это ты. Только ты, только тебя я хочу, моя Джульетта. – Он поцеловал кончик ее носа.
      – Представляю, какие у этих двоих будут жуткие лица, когда они поймут, что произошло.
      Джина кивнула. Она надеялась, что Чарли будет рад за нее.
      Мэтью заметил ее хмурый вид и сказал:
      – Джина, пожалуйста, ответь – ты чувствуешь все так же, как и я? Я не вынесу, если ты скажешь «нет».
      Она взяла его руку и сжала ее.
      – Да, Мэтью, да, это правда.
      Оба упали на кровать, совсем забыв о еде, и снова предались любви.

      – Я понимаю, что просил о чуде, и не верил, что мои молитвы будут услышаны, – Руди задумчиво смотрел на Джину, только что сыгравшую так, как он вот уже неделю добивался от нее. – Такое впечатление, что я вижу совершенно другую девушку. И ты тоже, Мэтью, стал гораздо лучше. Что случилось? – он внимательно посмотрел на них обоих. – Нет, не отвечайте, я не желаю знать. Только, пожалуйста, пообещайте, что это продлится еще десять дней. Тогда мы, действительно, покажем публике нечто. О'кей, встретимся завтра. Спокойной ночи.
      Как только он вышел из комнаты, Мэтью сильно сжал руки Джины и улыбнулся. Он понял, что произошло. Руди тоже улыбался, когда шел доложить Тео, что Ромео и Джульетта достигли невероятных высот, и спектакль получится достойным, чтобы его посмотреть.
      Джина с субботы не была в квартире. Когда она открыла в понедельник дверь, рассерженная Фрэнки валялась на диване.
      – Где, черт возьми, тебя носит?
      Фрэнки тогда знала, где пропадала Джина, как и все в школе, но не хотела так легко спускать ее с крючка.
      – С Мэтью.
      – Да? – протянула Фрэнки. – Спасибо, что сказала. Я чуть не подняла в воскресенье на твои поиски весь Скотленд Ярд, – она пыталась выглядеть суровой, но у нее едва это получалось.
      – Фрэнки, извини меня.
      Фрэнки, глядя на Джину, подумала, что еще ни разу в своей жизни не видела человека, менее всего чувствующего себя виноватым. Она видела, как ее подруга начала медленно краснеть.
      Джина нерешительно произнесла:
      – Фрэнки?
      – Ну и как он?
      – Если ты имеешь в виду уик-энд, то все прошло замечательно.
      – Не надо острить, девочка, ты знаешь, что я имею в виду. Он так же талантлив в постели, как и на сцене? Это лю-ю-ю-бовь? – она протянула последнее слово, но ответ был вовсе не нужен, когда она увидела горящие глаза Джины.
      – Фрэнки, это было удивительно, понимаешь, удивительно!
      – Боже, меня сейчас вырвет! А как же насчет того, чтобы сохранить девственность до замужества?
      Джина виновато посмотрела на нее.
      – Я знаю, это нехорошо, но я ни о чем не жалею. Может быть, я буду проклята навеки, но это стоит того.
      – Вы чем-нибудь пользовались?
      Джина опять виновато посмотрела на нее.
      – Нет, но все о'кей. Сегодня утром я обнаружила, что не беременна.
      – Такое впечатление, что ты глупа, но счастлива. Не напоминает ли тебе это случай с Бетиной?
      – Знаю, мне нужно было подумать об этом, но все произошло слишком быстро.
      – Вот так, слишком быстро и происходят в мире маленькие трагедии. Я надеюсь, ты собираешься как-то решить этот вопрос?
      – Фрэнки, ты не могла бы пойти со мной в одно из этих заведений, ты понимаешь, в клинику по планированию семьи? Боюсь, мне трудно будет встретить эту новость одной. Конечно, незаконнорожденный ребенок в десять раз хуже, но я не сделаю того, что сделала Бетина.
      Она страшно испугалась, вспомнив, что говорили монашки об ужасном наказании, которое ожидает каждого, кто вырвет чужую жизнь из своего чрева. Предыдущей ночью она почти не сомкнула глаз. Она смотрела, как рядом с ней мирно спит Мэтью, в то время, как она боролась со своей совестью, после того, что сделала. Ей не верилось, что все прекрасное, что было у них с Мэтью, может считаться грехом. Джина успокаивала себя мыслью о том, что, если Бог – это любовь, а она любит Мэтью, значит, он обязательно поймет ее.
      – Что ж, придется, – вздохнула Фрэнки.
      – Что? – переспросила Джина, погруженная в свои мысли.
      – Я сказала, что придется, я провожу тебя в клинику. Проснись, моя дорогая.
      – Спасибо, Фрэнки, я буду так тебе благодарна.
      Фрэнки позвонила и назначила встречу с врачом. Через два дня, когда ни у кого из них не было репетиций, они отправились в клинику. Клиника Маргарет Пик обслуживала исключительно женщин.
      Джина очень смущалась, когда ее обследовали и задавали вопросы, но женщина-врач быстро успокоила ее. Она рассказала о различных методах предохранения, и они вместе с Джиной пришли к выводу, что ей лучше всего применять противозачаточные пилюли.
      Джина с Мэтью проводили вместе каждую свободную минуту. Они стали больше доверять друг другу и рассказывать о своей прошлой жизни.
      Мэтью родился в Гейтшиде, где его отец работал на рудниках. Отец женился в девятнадцать лет. И Мэтью, как основную причину этого преждевременного союза, он не признавал с самого рождения. Они с матерью очень страдали от постоянных пьяных дебошей и драк, когда отец возвращался из местной пивнушки. Мэтью, обожавшему свою мать, приходилось каждую ночь накрывать голову подушкой, чтобы не слышать ее отчаянных воплей. Ему было тринадцать лет, когда мать умерла, и тогда он стал давать отцу достойный отпор. После окончания школы Мэтью заработал денег на билет в Лондон, и без гроша в кармане, отправился в большой город. Он быстро нашел себе работу мойщиком посуды в одном из больших ресторанов и переехал вместе с одним из официантов в грязную квартирку на Клефем.
      – Я был очень решительным, Джина. Отец говорил мне, что я не от мира сего, потому, что увлекался театром, но он ошибался. Я дал себе пять лет на то, чтобы заработать денег и поступить в школу драмы. Чтобы заработать деньги, приходилось делать все, – он усмехнулся. – Ты бы слышала меня, когда я приехал в Лондон – деревенщина без слуха и голоса. Перед прослушиванием в школе я брал уроки голоса.
      – Сейчас бы уже никто не догадался.
      – Знаю. Очень обходительный, привлекательный, искушенный в житейских делах, не такой ли я теперь? – его лицо исказилось, он вздохнул. – Иногда мне кажется, что у меня никогда не получится.
      Джина крепко обняла его:
      – Это все в прошлом.
      Мэтью улыбнулся.
      – Да, а сейчас нам лучше всего немного поспать. Завтра тяжелый день.
      Джина выключила свет и прижалась к Мэтью.
      – Прекрасная пара – ты и я, – тихо сказал он. – Тебе нравится быть Ли и Оливье в восемнадцать лет?
      Джина подумала, что он шутит, и не сказала ему, что разделить свою жизнь и работу с любимым мужчиной было для нее всем, о чем она когда-то мечтала.

      – Удачи тебе, моя Джульетта, я увижу тебя на сцене и снова скажу, как сильно люблю тебя, – Мэтью поцеловал ее и ушел за кулисы в ожидании своего выхода.
      Джина сидела в гримерной, заполненной девушками, занятыми в спектакле. Сердце ее громко стучало. Она слышала приглушенный шепот публики, доносящийся из зала «Теноя». Джина надеялась, что приглашенные ею агенты, директора театров и критики, могут повлиять на ее дальнейшую карьеру. Она не знала точно, пришла ли мать, но сильно в этом сомневалась. Джина послала ей пригласительный билет и объяснила, что следующие несколько воскресений у нее не будет возможности прийти из-за репетиций. Но ей было бы очень приятно, если бы мать пришла на спектакль.
      Джина надеялась, что и Чарли будет в первых рядах зрителей, но с недавних пор он как-то странно ушел в тень. Он был полностью поглощен своей новой пьесой, и Джина надеялась, что он не обижается на нее из-за Мэтью. В ней проснулось эгоистическое чувство, и она не хотела, чтобы хоть один человек омрачал ее безоблачное счастье.
      Заиграла музыка, и гул в зале медленно стих. Звонок известил о ее выходе, и она встала за кулисами. Со сцены до нее доносился голос Мэтью, и все волнение неожиданно исчезло. Выйдя на сцену в первом эпизоде с няней в спальне, она уже была абсолютно спокойна и уверенно начала свой трагический рассказ.
      Фрэнки, сидевшую в зале, при виде Джины вместе с Мэтью охватило непонятное беспокойство. Еще два человека испытывали то же чувство. Джойс, глядя на свою талантливую дочь, сразу все поняла. И Чарли понял тоже.
      В тот момент, когда Джульетта вонзила себе в грудь кинжал, и, подойдя к Ромео, упала рядом с ним, Джина поняла, что если когда-нибудь Мэтью покинет ее, она без колебаний сделает то же самое. Жизнь без Мэтью была для Джины так же невозможна, как для Джульетты без Ромео.
      Публика, затаив дыхание, смотрела, как умирала Джульетта. Занавес опустился. Какое-то время в зале стояла мертвая тишина. Джина, все еще лежа на сцене, совершенно растерянная, не могла понять, что произошло. Но тут грянул шквал аплодисментов, Джину и Мэтью долго не отпускали, и они с удовольствием кланялись публике.
      К Руди с поздравлениями подошел Тео:
      – Великолепно, старина. Я же говорил тебе, что девочка необычайно талантлива. Думаю, мы сможем записать на свой счет еще одну прекрасную пару молодых звезд.
      На ужине после спектакля, Джина с Мэтью, держась за руки, стояли в центре огромной толпы восхищенных почитателей. Они были на высоте. Три агента вручили Джине свои визитки и попросили поддерживать с ними контакт. Мэтью разговаривал с известным телережиссером, которого привел его новый агент. Мэтью предложили работу в новом еженедельном телесериале, съемки которого начинались в сентябре.
      Мэтью повернулся к Джине и крепко сжал ее руку.
      – Мы в пути, дорогая.
      Она счастливо улыбалась, когда к ним подошел Тео.
      – Примите мои поздравления. Исполнение – супер. Такой супер, что один мой приятель-режиссер попросил узнать, не согласитесь ли вы продлить ваши роли звезд-влюбленных и сыграть их в новой версии «Раунд Хаузе». Это хорошее место, к тому же вы сможете получить карточку членов профсоюза.
      – Мы, то есть я, с удовольствием, – сказал Мэтью, зная, что ему нужна эта карточка для работы на телевидении. – А ты, Джина?
      Предложение работы рядом с Мэтью еще на три недели были ответом на ее молитвы.
      – И я тоже.
      – Прекрасно, вы сможете показать свое исполнение еще многим людям, и ваши шансы получить хорошую работу возрастут. Я завтра скажу о вашем согласии Роджеру.
      Джина заметила в дальнем углу зала одинокую нервную фигуру.
      – Извини, я увидела свою мать.
      Джина радостно подошла к ней.
      – Здравствуй, мама, мне очень приятно, что ты пришла.
      – Ты хорошо играла, Джина.
      – Спасибо, хочешь вина?
      – Нет, благодарю.
      Они молчали, Джина увидела, что Мэтью приближается к ним. Он протянул Джойс руку.
      – Здравствуйте, я Мэтью Валмонт. Очень рад с вами познакомиться.
      Джойс осторожно взяла его руку, как будто он протягивал ей змею, и пожала ее.
      – Извините, вы не будете возражать, если вы подержите вот это, а я заберу вашу дочь на несколько минут. Пожалуйста, не уходите. Я знаю, Джина хочет поговорить с вами, – он отдал ей свой бокал с вином и отвел удивленную Джину в угол.
      – Прости, дорогая, но это действительно срочно.
      – Что случилось?
      – Знаю, это может быть невероятным потрясением для тебя, и ты можешь ответить «нет», если хочешь. Я люблю тебя, Джина, и хочу, чтобы ты вышла за меня замуж.
      Он достал маленькую коробочку и протянул ей. Ее пальцы ощутили бархатную поверхность коробочки. Она чувствовала себя, как во сне.
      – Посмотри, я понимаю, это немного поспешное решение, но нельзя придумать более подходящего и романтического момента для такого предложения. Я абсолютно уверен, а ты?
      Конечно же, она была согласна. Она любила его, хотя они знали друг друга еще так недолго. Она отдала ему свою девственность, так что будет правильно, если они поженятся.
      – Если ты не будешь ничего говорить, то открой хотя бы это, дорогая.
      Она открыла коробочку. Внутри лежало изящное золотое колечко с бриллиантом.
      – Можно я надену его тебе на палец?
      – Да.
      Кольцо было точно по размеру ее изящного пальчика.
      – Моя любовь, ты сделала меня счастливым, – он схватил ее за руку и потащил за собой.
      – Пойдем, я хочу объявить об этом всем, пока они не разошлись по домам.
      – Разве мы не скажем об этом первой моей матери?
      – Мы поговорим с ней после, – Мэтью поставил Джину в центре зала.
      Он хлопнул в ладоши и попросил тишины.
      – Леди и джентльмены! Ромео и Джульетта хотят сделать объявление. Мы решили переписать историю Шекспира и сделать ее со счастливым концом. Я хочу, чтобы вы знали, что две минуты назад мисс Джина Шоу согласилась стать моей женой.
      Звон бокалов нарушил удивленную тишину, и Джина увидела белое лицо матери и осколки бокала, который она уронила, у ее ног.
      Фрэнки, которая только что вошла, молча стояла, не понимая, что происходит. Люди столпились вокруг них, поздравления сыпались со всех сторон.
      Чарли спокойно вышел из зала.
      Фрэнки, наконец, поняла в чем дело, и направилась к своей подруге поздравить ее.
      – Это и есть, так называемая, насыщенная событиями ночь? Не знаю, как ты будешь выглядеть в свадебном кружевном наряде, но, тем не менее, мои поздравления. Я рада, ведь кто-то должен за тобой присматривать, когда я уеду в Штаты.
      Джина не видела Фрэнки с прошлого вечера, когда та играла в спектакле. Ее отец привел Мими, своего агента, посмотреть игру Фрэнки.
      – Фрэнки, Мими согласилась взять тебя на работу?
      – Да, и возможно, я даже получу роль в фильме. Но об этом я расскажу в другое время. Сегодня ты должна веселиться, малышка. Кстати, твоя мать здесь? Мне кажется, сегодня прекрасная возможность познакомиться с ней.
      – Да, она здесь, – Джина поискала глазами мать. Джойс нигде не было видно. – Она была здесь. Мэтью, ты не видел мою мать?
      – Мне кажется, я видел, как она уходила, любимая, – Мэтью опять вернулся к разговору с режиссером, поздравлявшим его.
      – Ничего страшного, – сказала Фрэнки. – Я и не хотела встречаться с этой старой летучей мышью. Я бы сразу уронила себя в ее глазах, как только произнесла бы «черт» или «дьявол». Она бы ушла отсюда полностью шокированная. Ты сегодня останешься с Мэтью?
      – Да, – Джина была сильно расстроена.
      Ей было стыдно перед матерью, что не ей первой она объявила о своем счастье.
      – Прекрасно, увидимся в школе.
      – Да.
      – Желаю хорошо провести вечер. Приходите завтра вдвоем ко мне, мы откроем бутылочку шампанского, – Фрэнки поцеловала Джину и направилась к двери.
      Публика начала расходиться. Джина тронула Мэтью за плечо.
      – Я нигде не вижу матери. Я беспокоюсь.
      – Наверное, она просто устала и сбежала домой, не желая тебя беспокоить. К тому же, она здесь никого не знает.
      – Мэтью, она моя мать, и мы только что объявили о помолвке. Почему она даже не подошла попрощаться?
      – Не знаю.
      Она почувствовала нотки раздражения в его голосе.
      – С ней все будет нормально. Пожалуйста, расслабься и радуйся этому вечеру.
      – Извини, но я поеду домой. Хочу убедиться, что с ней все в порядке. Встретимся дома.
      Мэтью вздохнул.
      – О'кей, Джина, как хочешь. Встретимся позже.
      Он выглядел раздосадованным, но достал из кармана джинсов пятифунтовую бумажку.
      – Возьми такси. Не могу же я позволить своей будущей жене – без пяти минут звезде, ехать вместе со всеми на метро.
      – Я вернусь очень быстро, – она поцеловала его, выскочила на улицу и поймала такси.
      Джина поднялась по темной лестнице. Она вздохнула с облегчением, когда увидела полоску света, пробивавшуюся из-под кухонной двери, открыла дверь и замерла, увидев мать.
      Джойс все еще сидела в пальто. В одной руке она держала стакан с какой-то жидкостью, подозрительно напоминающей по цвету шерри. В другой руке – наполовину пустая бутылка.
      – Мама, с тобой все нормально? Что случилось? – она с тревогой обняла мать за плечи.
      – Не трогай меня! – срывающимся голосом крикнула Джойс и оттолкнула Джину.
      Она поднесла стакан к губам дрожащей рукой и в два глотка осушила его. Джина посмотрела на ее остекленевшие глаза. Мать была пьяна.
      – Как ты могла, Джина, как ты могла? Разве ты не понимаешь, что натворила?
      – Мама, я…
      – Ты, маленькая шлюха. Ты уже спала с ним? Да?
      Джина забилась в угол кухни, когда Джойс встала и, шатаясь, подошла к ней.
      – Ты маленькая потаскушка, ты спала с этим актеришкой-ублюдком. Это написано на твоем лице, ты, глупая маленькая корова.
      Слезы потекли по щекам Джины, когда голос матери сорвался на крик.
      – Ты беременна, Джина? Я спрашиваю, ты беременна? Ответь, черт возьми!
      – Нет, мама, нет. Ты не понимаешь, я и Мэтью…
      – Не понимаю? Ха-ха! – Джойс дрожащей рукой подняла бутылку, и Джине показалось, что она сейчас ударит ее. Но Джойс только опять налила стакан.
      – Я не понимаю! – язык у нее заплетался. – Я скажу тебе кое-что, мисс Джина Шорт или Шоу, или каким еще нелепым именем ты себя называешь. Ты не знаешь ничего, что я пережила ради тебя. Ничего! – ее слова были, как пощечина. – Как ты мне отплатила? Ты спишь с низким, подлым актеришкой, который думает, что Бог наградил его даром сводить всех женщин с ума. И ты веришь в его любовь? Ты глупая дура. Он ублюдок и бросит тебя так же, как бросили меня, с кучей воспоминаний, и все.
      Джойс плюхнулась на стул.
      – Тебе только двадцать лет, Джина. Ты еще ребенок. Что ты знаешь о любви? Я сейчас скажу тебе. Если ты выйдешь за него, я тебя больше не хочу видеть!
      Джина смотрела на горящее лицо матери.
      – Пожалуйста, не говори так, мама. Ты ведь совсем не знаешь Мэтью, а я знаю, он любит меня, – слезы ручьем потекли из глаз Джины.
      – Любовь, ха-ха! Посмотри, что твоя любовь сделала со мной. Убирайся и выходи за своего Очаровательного Принца и никогда больше не появляйся в моем доме.
      – Мама, ты несправедлива ко мне. Я не хочу уходить от тебя вот так. Мы сможем поговорить с тобой, когда ты успокоишься?
      – Я спокойна, и совершенно точно знаю, что говорю. Я хочу, чтобы ты ушла отсюда. Уходи, уходи, потаскуха. Думаешь, секс сделает твоего дружка верным и счастливым? Твой отец был настоящим подонком. Они все одинаковые подонки, эгоистичные подонки! – она встала, держась за стол, чтобы поддержать свое шатающееся тело.
      – А сейчас убирайся, я даже лица твоего не хочу видеть, шлюха!
      Джина, истерически рыдая, выбежала на улицу. К счастью, ей тут же удалось поймать такси. Она дала водителю адрес Мэтью и села, пытаясь подавить истерику.
      Джина не имела ни малейшего понятия о том, что же такого плохого она натворила. Она была уверена, что Мэтью никогда не обидит ее. Он всегда был таким заботливым и нежным, он тысячу раз повторял, как он ее любит, когда они занимались любовью. И она по-настоящему любила его. Конечно же, это не преступление.

      Чарли швырнул клочки бумаги и сломанный карандаш в мусорную корзину. В сотый раз проверил, не забыл ли что-нибудь, и закрыл свой потрепанный старый чемодан. Посмотрел на часы. Через десять минут ему нужно отправляться в аэропорт «Хитроу». Он сел на кровать и вздохнул, вспоминая те времена, когда она сидела здесь, такая неотразимая в мрачном окружении его квартиры.
      «Ну что, старина Чарли, ты продул».
      Он разговаривал со стенами, и они молча слушали его бесполезные выступления. Он верил, что обязательно будет счастлив. Ведь его так хвалили и сразу предложили шестимесячный контракт в английском театре во Франкфурте, там он сможет работать, как режиссер, написать и поставить две собственные пьесы.
      Но хорошие события зачеркивались известием о замужестве Джины. Это причинило ему невероятную боль. Ему захотелось написать об этом пьесу, но сейчас воспоминания были слишком тяжелы. Чарли обрадовался возможности уехать за границу. Может быть, там уму удастся забыть ее и сделать себе карьеру. Но он сильно сомневался в этом. Джина занимала все его мысли с тех пор, когда он впервые увидел ее на балконе у Фрэнки. Он любит ее и всегда будет любить. Почему он никогда не говорил ей об этом? Ведь было столько возможностей, когда она сидела тут, в этой комнате. Он не знал. Может быть, если… может быть… Нет, он потерял ее навсегда, раз она выходит замуж за этого прекрасного жеребца. Чарли поймал себя на мысли, что он едва знает Мэтью. Но почему он так не нравился ему – то ли из-за Джины, то ли его инстинкт подсказывает ему что-то? У него теперь не было времени выяснять это. Через три часа он будет в чужой стране. Последние дни были очень болезненными для него. Он брал ручку и изливал бумаге свои чувства к Джине, о которых никогда не сможет ей сказать. Его записки уже начали приобретать какую-то форму, конечно, главным женским образом была Джина.
      Когда-нибудь…, в будущем, мечтал он, все еще цепляясь за какие-то надежды. Он не мог говорить с ней, зная, что его поздравления будут звучать неискренне. Он написал ей записку, похвалил ее игру и пожелал счастья с Мэтью. Потом посмотрел на письмо, задумался, разорвал его в клочья и швырнул в корзину, следом полетел сломанный карандаш. Как писатель, он был горд, что пишет правдиво, но в этом письме не было ни слова правды. Он взял свой чемодан и медленно спустился по лестнице.
      «Прощай, мой ангел», – прошептал он, в последний раз закрыл дверь и остановил такси.
 
      – Джина, сладкая, ты готова? Машина ждет.
      Джина в последний раз с любовью окинула взглядом комнату, которая последние два года была ее. Завтра она выходит замуж за Мэтью в мэрии Челси, и они переезжают в просторную квартиру, снятую в районе «Литл Винис».
      Пролетел месяц после окончания драматической школы. Они сразу же приступили к репетициям «Ромео и Джульетты» в «Раунд Хаузе» и играли спектакль три раза в неделю. Джина наслаждалась каждой секундой этого суматошного времени. Спектакли с их участием посещали выдающиеся актеры, прослышавшие о двух талантах из Британской школы драмы. Джина и Мэтью получили профсоюзные карточки. Мэтью без конца вызывали на пробы, и он получил большую роль в новом телесериале. Было много сомнений и шампанского.
      – Надеюсь, я не продался только ради постоянного заработка, – сказал он Джине. Джина знала о его мечте работать в Королевской шекспировской труппе. Агент заверял Мэтью, что год съемок в сериале никак не повредит ему, к тому же, сериал будет транслироваться по каналу Би-Би-Си в разряде первоклассных шоу. Мэтью приобретет известность, и режиссеры будут считать его «золотой жилой» для своих театров. И, кроме того, это прекрасные деньги.
      Джина посетила четырех агентов, которые оставили ей свои визитки и остановилась на Питере Кроссе. Он занимался этим делом уже тридцать лет, всех знал и держал в своем агентстве маленький, но отборный штат. Каждого клиента он знал лично и имел репутацию воспитателя молодых талантов. Когда Джина приехала в его захламленный офис в Сохо, в нее вцепился мужчина с добродушным лицом, напоминающим ей мистера Макобера или любимого дядюшку, о котором она всегда мечтала. Он тут же потащил ее в ближайший бар для беседы. Он видел ее спектакль в школе и в «Раунд Хаузе» и считал ее по-настоящему талантливой. Они обсудили ее будущее и то, над чем бы ей самой хотелось работать.
      К концу разговора Джина поняла, что это именно тот человек, который позаботится о ее первых шагах. Джину удивило то, что Питер отказывается брать комиссионные, если она будет работать в театре с постоянной труппой и репертуаром, и только десять процентов за работу на телевидении и кино. Со дня их встречи Питеру удалось убедить нескольких директоров картин и продюсеров посмотреть спектакль Джины в «Раунд Хаузе». Он заполнил ее дни участием в различных пробах, начиная от коммерческой рекламы продуктов и заканчивая ролью в известном спектакле «Готч» Верри Кифа. На рекламу она подошла, а вот для спектакля – нет.
      Только две вещи действительно омрачали ее счастье. Воспоминания об ужасном разговоре с матерью и отъезд Фрэнки в Голливуд сразу же после их свадьбы. Они почти не встречались с Фрэнки в эти последние сумасшедшие недели, но та пообещала быть свободной вечером за день до свадьбы. Они собирались устроить девичник в честь последней девичьей ночи Джины.
      Она смотрела на себя в зеркало и вышла в вестибюль, пытаясь не замечать коробок и сумок, заполнивших комнату Фрэнки. Даниэль решил продать квартиру, когда Фрэнки уедет. С трудом верилось, что предстоит последняя ночь вдвоем с Фрэнки.
      Фрэнки осмотрела ее с головы до ног.
      – Хорошо! Ты одела джинсы. Да, это не вечер для нарядов.
      Такси довезло их в Сохо и остановилось перед баром. Был жаркий августовский день, и весь Лондон, казалось, ожил и зашевелился.
      – Пойдем, девочка, начинаем первый раунд. Здесь мы напьемся до бесчувствия, а потом поедем ужинать к Кетнерсу к десяти. Основная цель – накачаться насколько возможно, – Фрэнки широко улыбнулась, и они вошли в переполненный бар.
      Джина почувствовала чью-то руку на своем плече. Она обернулась и увидела Бетину. Они обнялись.
      – Мне позвонила Фрэнки. Я не могу позволить кому-нибудь из нашей шайки выйти замуж без меня. А уж тем более, не провести с шиком девичник.
      Подошла со спиртным Фрэнки, и они, как прежде, шутили, смеялись и радовались тому, что снова вместе.
      – О'кей, допиваем здесь и отправляемся в следующую питейную дыру, – приказала Фрэнки.
      В баре у Кетнерса они выпили шампанского. Фрэнки встала.
      – Мне бы хотелось предложить тост за мисс Джину Шорт, которая стала Шоу, а завтра будет миссис Валмонт. Пусть жизнь с мужчиной твоей мечты станет для тебя вечным блаженством.
      – Спасибо вам, – Джина неуверенно встала. – Я хочу предложить тост за Фрэнки, за ее успех, за ее первый фильм в Голливуде. Я уверена, он будет иметь бешеный успех. И еще, – Джина замолчала. – Я хочу выпить за вас двоих, самых лучших моих подруг, о которых я когда-либо мечтала, – у нее на глазах выступили слезы, когда она взглянула на Фрэнки, без которой она, может быть, не стала бы такой, какой была теперь. Потом на собственные проблемы.
      – Я верю, что мы никогда не потеряем друг друга, – добавила Джина и подняла бокал.
      Очередь говорить тост дошла до Бетины.
      – За моих подружек, которые очень помогли мне выжить в последний год. И за ваше будущее. Я верю, вы будете большими звездами, и с нетерпением жду, когда однажды скажу своим детям, что знаю вас. За вас!
      Вернувшись домой, они были счастливы, несмотря на то, что понимали, что самое прекрасное время в их дружбе подошло к концу. Они пили кофе и болтали.
      – Я буду в Лонгдейл Холле несколько месяцев.
      – Ты собираешься там остаться? – спросила Джина.
      – Да, на какое-то время, пока не решу, чем заниматься дальше. Кстати, – глаза Бетины засверкали. – Я встретила очень хорошего мужчину.
      – Ты маленькая змея! Расскажи о нем, – попросила Фрэнки.
      Бетина застенчиво улыбнулась.
      – Обещаю, я все расскажу, когда будет о чем говорить. А сейчас, мне кажется, для нашей без пяти минут невесты пора немного поспать.
      У Джины все внутри перевернулось, когда она вспомнила, что очень быстро приближается одиннадцать часов завтрашнего дня. Свадебное торжество будет скромным из-за отсутствия достаточной суммы денег и членов семей. Она послала приглашение матери и не удивилась, когда не получила ответа. Мэтью отказался послать отцу приглашение, а больше у него не было никаких близких родственников, которых можно было бы пригласить.
      Джина только забралась под одеяло, как заметила, что дверь в ее комнату открывается.
      – Ты не спишь?
      – Нет, входи.
      Фрэнки присела на кровать и взяла Джину за руку.
      – Извини, что побеспокоила тебя, но завтра у меня уже не будет возможности. Мне просто хочется поблагодарить тебя за эти прекрасные два года. И сказать, что, если когда-нибудь ты будешь в чем-нибудь нуждаться, ты знаешь, где я, и, как поется в песне, просто позвони мне.
      Джина увидела слезы в больших глазах Фрэнки.
      – Я буду скучать по тебе, Джина.
      – Фрэнки, и я буду скучать!
      – Приезжай ко мне скорее, о'кей?
      – Как только смогу.
      – Встретимся завтра, в самый важный для тебя день, – Фрэнки встала и пошла к двери, – люблю тебя, – и она вышла из комнаты.

      Джина открыла глаза и потянулась. Она взглянула на часы у кровати и вспомнила – в одиннадцать тридцать ей нужно быть на пробах. Оставалось всего полтора часа. Спрыгнув с кровати, она подняла шторы и задержалась на секунду перед окном, любуясь цветами, которые развела на своем балконе с видом на канал.
      День был ярким, солнечные лучи освещали комнату. Джина приняла душ, накинула халат Мэтью и вошла в просторную светлую кухню приготовить себе кофе, пить который привыкла в гостиной. С маленькой чашечкой она села, на один из двух шикарных диванов, привезенных всего лишь несколько дней тому назад. Она постоянно спрашивала Мэтью, действительно ли они могут покупать все эти новые вещи, которые, казалось, появлялись каждую неделю. При этом он всегда обнимал ее и просил ни о чем не беспокоиться, ведь он неплохо зарабатывает и контролирует расходы.
      Вернувшись в спальню Джина высушила волосы и долго причесывала их, пока они не заблестели. Затем надела так называемое пробное платье – простое и нейтральное. Оно подчеркивало ее стройную фигуру, но ничего не говорило о девушке, носившей его. Джина надеялась, что на пробах люди смогут с помощью своего воображения примерить ее к той роли, ради которой она туда пришла.
      «Я получу эту роль, я получу эту роль, я получу эту роль», – твердила она, спускаясь по лестнице, чтобы поймать такси до Вардор Стрит, где проходили пробы. Уже на подходе к зданию сердце забилось чаще, хотя она и понимала, что глупо нервничать из-за десятиминутной беседы с каким-нибудь приятным незнакомцем. Но желание получить работу, все возрастающая неуверенность в себе и страх перед возможным отказом выбивали ее из колеи, не давали успокоиться. Она глубоко вздохнула, пытаясь в ближайшие двадцать минут положиться на судьбу, вошла в дверь и подала администратору свою визитку. Ей выдали сценарий и попросили прочесть несколько страниц. Джина села, с улыбкой посмотрела на обычное скопление блондинок, которых она уже начала потихоньку узнавать. Казалось, на пробах появляются одни и те же лица. Она просмотрела сценарий и подумала, что для предложенной роли подходит любая девушка в этой комнате, но не она. Вскоре произнесли ее имя, и она вошла в маленькую комнатку, где находилось три человека. Они пили кофе.
      – Здравствуйте, Джина, проходите, садитесь. Я Ирен Монтегю, директор картины, это – Бен Блэк, режиссер, и Крис Хьюго, продюсер.
      – Здравствуйте, – Джина пожала им руки и села.
      – Хорошо, – Ирен взглянула на короткий послужной список Джины. – Чем вы занимались в последнее время?
      Джина ненавидела этот вопрос, потому что ответ всегда был одним: «Ничем».
      – Я только что закончила съемки в рекламе стирального порошка.
      Наступила тишина, они ждали продолжения. Неожиданно режиссер спросил:
      – Джина, вы снимались в фильмах?
      – В видеоролике для автомобильной компании, три месяца тому назад.
      – О-о – протянул он. – Джина, позвольте немного рассказать о нашем фильме.
      Джина внимательно слушала. Затем он попросил ее прочесть сценарий, который ей дали, когда она пришла. Она прочитала так хорошо, как могла.
      – Спасибо, Джина. Мы будем смотреть девушек еще несколько дней. Повторные пробы состоятся на следующей неделе. Пробные съемки будут проходить в «Элстри Студио».
      Джина поднялась.
      – Была очень рада встрече с вами.
      – И мы тоже, Джина, всего доброго.
      Джина вышла на залитую солнцем Вардор Стрит и поняла, что пробы были пустой тратой времени и сил. Настроение полностью упало. Ей не хотелось идти домой и весь день просидеть одной в квартире. Медленно идя по улице, она подошла к бару «У Валери» на Оулд Комптон Стрит выпить кофе и отвлечься от мрачных мыслей.
      Джина сделала маленький глоток горячего кофе. Она сойдет с ума, если вскоре не найдет работу. Прошло уже пять месяцев после работы в спектакле «Ромео и Джульетта». Поначалу ее агент Питер Кросс посылал ее то на одни, то на другие пробы. Потом телефон замолчал. Сегодня утром была первая проба за последний месяц. Она звонила Питеру каждый день. Это было очень неприятно, так как каждый раз она слышала одно и то же:
      – Ты ведь и так сейчас занята, дорогая. Мы тебе обязательно позвоним, если попадется что-нибудь подходящее. Не волнуйся. Всегда нужно какое-то время, чтобы после Рождества собрать сведения.
      Она писала письма всем директорам картин и театральных трупп по списку, которым ее снабдил Питер. Но всегда получала только стандартный ответ с благодарностью за фотографию и обещанием позвонить, как только появится что-нибудь подходящее.
      Иногда она просто ненавидела Мэтью. Не в прямом смысле, но ее задевало, что его лицо становилось известным. Подростки и поклонники еженедельных сериалов по Би-Би-Си считали его секс-символом. И это еще больше подчеркивало то, что она нигде не может найти работу.
      Она вспомнила день их свадьбы. На ней было шикарное платье от Диора, подарок Фрэнки к свадьбе. Двенадцать человек вернулось потом в их квартиру на Литл Венис. Шампанское лилось рекой. Конечно же, мать не пришла, и их друзья прилагали все усилия, чтобы сделать этот праздник особенным.
      Мэтью взял напрокат машину, а Фрэнки и Бетина прекрасно украсили ее. Они поехали за город в маленький отель в Танбедж Велз, провести три медовых дня, после чего Мэтью предстояло вернуться к работе.
      Она заказала еще кофе и вспомнила, какими счастливыми они были в те дни. «Сейчас все совсем по-другому», – подумала Джина, угрюмо помешивая свой кофе. Из-за отсутствия работы она была постоянно раздражена и подавлена. Уже появились первые сомнения в Мэтью. Он был слишком окружен вниманием прессы, и фанаты заваливали его письмами.
      Прошлой ночью она без причины накричала на него, потом заперлась в ванной и наотрез отказалась выйти. Два часа он умолял, упрашивал ее, а потом ушел. Через некоторое время она тихонько вышла и увидела его в спальне, уже давно спящим. Джина почувствовала себя чудовищно виноватой и долго проплакала… Ей вовсе не за что обвинять Мэтью. Он много времени проводил в студии, но всегда выслушивал ее жалобы о том, какая она несчастная. Он обнимал ее, утешал и говорил, что все изменится, и она сразу чувствовала себя лучше.
      Джина решила, что ей нужно найти хотя бы временную работу, чтобы не сидеть целыми днями дома, но Мэтью тут же отклонил эту затею.
      – Ты, Джина, молодая и талантливая актриса. Мне, к тому же, не хочется, чтобы жена выполняла какую-нибудь черную работу, в то время, как я пользуюсь успехом на телевидении.
      Джина расплатилась за кофе и решила немного пройтись по улице и купить Мэтью какой-нибудь подарок, чтобы загладить вину за прошлую ночь. Но мысль о том, что даже подарок будет куплен на деньги Мэтью, положенные сразу свадьбы на их общий счет, начала угнетать ее.
      Джина зашла к «Дикенсу и Джонсу» и купила Мэтью рубашку, а себе красивое шелковое белье, чтобы хоть как-то взбодриться. В метро, по дороге домой, она решила купить бутылку шампанского, приготовить к ужину что-нибудь необычное и надеть обновки.
      Джина включила радио и занялась приготовлением ужина, подпевая в такт музыке. Она почувствовала себя немного бодрее. В шесть часов Джина надела новое белье, чувствуя приятное прикосновение шелка к телу, и подумала, что Мэтью это тоже понравится. Все задрожало у нее внутри от предчувствия предстоящих наслаждений. Она надушила все тело «Шанелью № 5», выпила немного водки с апельсиновым соком и села на диван в ожидании Мэтью. В половине десятого она начала волноваться, что ужин испортится. В половине двенадцатого она выбросила его в мусорное ведро. Сердце беспокойно забилось. Он еще никогда не задерживался так поздно без предупреждения. Джина вспомнила, как несправедлива была к нему вчера, и ей начали представляться самые ужасные картины, как вдруг она услышала звук открывающейся двери.
      Мэтью вошел в прихожую.
      – Извини, дорогая, я опоздал. Нам пришлось еще раз снимать утреннюю сцену.
      Джина заметила, что язык у него немного заплетается, но не обратила на это внимания.
      – Ужин пропал.
      – Прости, дорогая. Мне следовало бы позвонить тебе. Иди ко мне и поцелуй своего мужа.
      Она подошла и, целуя его, почувствовала запах алкоголя.
      – Невероятная вещь случилась сегодня, – Мэтью лег в постель и погасил свет.
      – Что такое? – холодно поинтересовалась Джина.
      – Ты никогда не догадаешься, кто будет играть мою подружку в фильме.
      – Кто?
      – Паула, вот кто.

      – Привет, папа, как съемки? – Фрэнки поцеловала Даниэля и села на стул напротив.
      – Как ты, дорогая? Кажется, мы не виделись со времени нашей последней встречи в Лондоне.
      – Поэтому и не виделись.
      – Я только вчера вечером вернулся в город и провел все время с другом.
      Фрэнки не знала, почему ее отцу приходится лгать. Она представила, как отец в сопровождении очередной блондинки выходит из ночного клуба. Газеты писали, что он вернулся со съемок еще неделю назад. Фрэнки даже представить себе не могла, скольким девушкам он кружил голову. Хотя, Даниэль, казалось, всегда немного стеснялся этого.
      – Тем не менее, – Даниэль заказал бутылку шампанского «Шардоне», – Завтра, после ланча я приеду к тебе. Я собираюсь пробыть здесь пару месяцев.
      – Это здорово, но завтра я переезжаю.
      Даниэль выглядел обиженным.
      – Почему, Фрэнки? Дом достаточно большой, там хватит места еще трем семьям, и, уж тем более, нам с тобой.
      – Знаю. Поэтому и переезжаю, папа. Мне двадцать, и я хочу иметь свою маленькую уютную квартирку. Мне не нравится бродить, как привидение, по огромному дому.
      – Хорошо, если тебе так хочется. Но помни, ты в любое время можешь вернуться.
      – Спасибо, папа.
      – Ну, – сменил тему разговора Даниэль. – Как тебе нравится жизнь в мире кино?
      Фрэнки пожала плечами.
      – Все о'кей. Мне доставляет удовольствие быть добычей трех обезглавленных монстров и парочки привидений. Я чувствую, что это все, на что годится мое классическое образование.
      – Нужно с чего-то начинать, Фрэнки. К тому же, для первой роли это не так уж и плохо.
      – Знаю. И радуюсь, конечно. Это не Шекспир, если ты понимаешь меня.
      – Я тебя! – Даниэль поднял глаза к небу. – Боже, эта чушь, которую я говорю уже столько лет… иногда я жалею, что не остался в Лондоне. По крайней мере, у меня бы было чувство удовлетворения, а не этих липких монет, которые они отваливают мне год за годом.
      – Это смешно, – Фрэнки усмехнулась, – но на парня, за которого Джина вышла замуж, в школе смотрели, как на нового Оливье. А он продался, так же, как и ты, каким-то еженедельным мыльным операм.
      Сердце Даниэля остановилось.
      – Твоя подруга Джина замужем?
      – Да, а что? Это тебя волнует?
      – Конечно, нет. Я просто удивился, вот и все. Она казалась такой молодой.
      – Точно, слишком молодой, – согласилась Фрэнки. – Забавно, не правда ли? Только двадцать один год, а уже мечтает возиться с пеленками. Хочется надеяться, что она не забудет о своей карьере, ведь она очень талантливая актриса. Но я никогда не была уверена в мужчине, за которого она вышла.
      – Что ты имеешь в виду, Фрэнки?
      Фрэнки ковыряла вилкой в тарелке.
      – О, может быть, я ошибаюсь, но я сразу поняла, кто он такой, как только увидела его. Джина такая наивная. Последний год я пыталась ее вразумить, но не уверена, что достигла какого-нибудь результата. Парень все свои силы кладет на то, чтобы соответствовать размеру своего члена.
      Фрэнки засмеялась, не замечая, что Даниэль вздрогнул. Мысль о том, что Джина спит с кем-то, показалось ему просто чудовищной. Она постоянно присутствовала в его мыслях, с тех пор, как он впервые увидел ее. Он надеялся, что Фрэнки пригласит ее с собой в Голливуд пожить немного вместе. По крайней мере, это был шанс встретиться с ней опять. Но она уже замужем. Он старался не выдать своего волнения, слушая болтовню Фрэнки о гробах для нового фильма.
      – Послушай, папа, мне надо бежать. У меня днем встреча с одним человеком. Встретимся позже дома, о'кей? – она поцеловала отца и поспешно выбежала из ресторана.
      Он заказал большой стакан виски и сидел, уставившись в пустоту. Он потерял Бланш, и теперь, кажется, потерял Джину.
      Даниэль залпом выпил виски. Даниэль чувствовал себя самым несчастным мужчиной на свете.

      – Они хотят, чтобы ты сыграла три спектакля в этом сезоне в Чичестере, – из телефонной трубки донесся густой голос Питера Кросса.
      У Джины упало сердце.
      – Сколько? – дрожащими губами переспросила она.
      – В общем – четыре месяца. А тебе не хочется узнать, какие роли они предлагают, перед тем, как обсудить сроки?
      – Да, конечно.
      – Роли очень хорошие: Маша в «Трех сестрах», Ариель в «Буре» и Гринни в «Относительно говоря». Ну, что ты об этом думаешь?
      – Мне очень нравится.
      – Замечательно. У театра отличная репутация. Думаю, ты примешь это предложение.
      – Да.
      – Ты получишь хорошие деньги. Во-первых, на десять фунтов больше, чем тебе полагается по профсоюзной карточке, ну и, конечно, аванс. В общем, выйдет около восьмидесяти фунтов в неделю. Ну, как, звучит?
      – Великолепно.
      – Отлично, иду заключать контракт. Репетиции начинаются через две недели, в середине марта. Поздравляю тебя, потом перезвоню.
      Джина положила трубку и, не мигая, уставилась на канал за окном. Она совершенно растерялась. С одной стороны, ее должно трясти от радости снова получить работу, но с другой стороны, это означало уехать от Мэтью.
      Мэтью иногда приезжал домой так поздно, что она уже переставала его ждать и ложилась спать. Он клялся, что его возвращения среди ночи или даже утром никак не связаны с Паулой Френклин. Он объяснял это тем, что он молодой перспективный актер, и ему приходится часто ужинать и встречаться с нужными людьми. Джина не совсем верила в это, так что, уезжая в Чичестер, она оставляла своего мужа с Паулой.
      Джина подошла к бару и налила себе водки с тоником. Сделав большой глоток, она еще раз подумала, как иронична жизнь. От долгого безделья у нее появились неуверенность и депрессия, а теперь, когда ей предложили работу, и притом, очень неплохую, мысль о расставании с Мэтью по-настоящему пугает ее. Она была совершенно уверена, что Мэтью крутит роман с Паулой. Все общеизвестные признаки, о которых пишут в женских журналах, были налицо. На воротничке его рубашки она как-то нашла следы губной помады, теперь он редко занимался с ней любовью. Она даже не могла вспомнить, когда же это было в последний раз. Он явно изменил к ней свое отношение. Несколько вечеров, приходя домой рано, он был, как чужой, не проявлял к ее делам никакого интереса – просто съедал ужин и целый вечер смотрел телевизор.
      Когда она, сохраняя полное спокойствие, пыталась заговорить с ним об этом, он тут же останавливал ее и говорил, что от безделья в ее голове рождаются бредовые мысли, и выглядит она при этом просто нелепо. Все заканчивалось тем, что у Джины начиналась истерика, и она запиралась в ванной. Мэтью больше не пытался ее успокоить. Общение между ними, казалось, полностью нарушилось. Конечно, если у него роман, она едва может его в этом обвинять. Джина налила себе еще большой стакан и посмотрела на снующие по каналу баржи.
      Мэтью, изменив своей привычке, в этот вечер приехал домой рано. Она рассказала ему свои новости, и он, казалось, искренне обрадовался и поцеловал ее.
      – Это прекрасный повод для праздника, дорогая. Надевай свой лучший наряд, я приглашаю тебя на обед с бутылкой шампанского.
      Джине не терпелось спросить, почему это его так обрадовало, что она на целых четыре месяца скроется с глаз, но ей не хотелось очередной ссоры.
      Они вошли в маленький ресторанчик, где подавали рыбные блюда. Молодая официантка тут же попросила у Мэтью автограф.
      – За Чичестер, – он поднял свой бокал.
      – Мэтью, я даже точно не знаю, хочу ли я ехать туда.
      Он изумленно посмотрел на нее.
      – Но почему, Джина? Ты была несчастна, как грешница, последние полгода, сейчас у тебя появилась прекрасная работа, а ты не знаешь, хочется ли тебе туда ехать! – он отрицательно покачал головой. – Иногда я действительно не понимаю тебя.
      – Я буду скучать без тебя, – она сказала это очень тихо.
      – Я тоже буду скучать, любимая. Но, к сожалению, это участь всех актеров. Ведь когда мы женились, мы знали о том, что нам иногда придется жить порознь.
      Джина кивнула.
      – Послушай, ты будешь очень занята, и время пролетит очень быстро. А я, как только смогу, приеду к тебе на премьеру.
      Лицо Джины засияло:
      – Правда?
      – Конечно, дорогая, как только у меня будет передышка.
      Мэтью был мил и внимателен целый вечер. Когда они приехали домой, он взял ее на руки и понес в спальню. Этим вечером они занимались любовью с той же страстью, как и прежде, когда были молодоженами.
      Слезы текли по щекам Джины, когда она прощалась с мужем. Поезд, отправлявшийся со станции «Виктория», уносил ее в Чичестер. Всю дорогу она плакала, и на каждой станции порывалась выйти, сесть в обратный поезд, вернуться к Мэтью и навсегда бросить свою работу.
      На вокзале в Чичестере она нашла такси, дала водителю адрес пансионата, где ей предстояло прожить четыре месяца. Театр дал ей подробное описание города, и она очень быстро нашла нужный дом. Он находился в пяти минутах ходьбы от театра. У дверей ее приветствовала Марджи, жизнерадостная и приветливая хозяйка пансионата, полная женщина средних лет. Марджи проводила Джину в ее комнату и объяснила распорядок.
      – Завтрак с семи тридцати до девяти. Если вы захотите есть вечером, перед тем, как пойдете в театр, сообщите мне. Горячая вода бывает каждое утро с шести до восьми.
      Джина поблагодарила Марджи и села на узкую кровать со старым покрывалом. Комната была маленькая, унылая, с потрескавшимися и выцветшими обоями на стене. Это напомнило ей ее комнату в квартире матери. Она никогда еще не чувствовала себя такой одинокой и несчастной.
      Через несколько дней она все-таки повеселела, познакомилась со всеми своими коллегами-актерами и приступила к репетициям. Но ночи оставались такими долгими и одинокими. Она постоянно набирала номер Мэтью по платному телефону в конце коридора, но ответа не было.
      К концу недели ей так и не удалось поговорить с ним. В воскресенье она поднялась в восемь часов и еще раз набрала номер Мэтью. Сонный голос ответил:
      – Алло?
      – Мэтью, это я, Джина. Я звонила тебе всю неделю, но никто не отвечал.
      – Джина, какого черта ты звонишь в такую рань? О Боже, ты же знаешь, это единственный день, когда я могу выспаться как следует.
      Джина едва сдерживала слезы.
      – Извини, я просто хотела поговорить с тобой, вот и все.
      Мэтью был сух и немногословен. Вскоре ее монетки закончились.
      – Я тебе скоро позвоню опять. У тебя есть мой номер?
      – Да, Джина. Послушай, Джина…
      Их разъединили. Она вернулась в комнату и целый день, чувствуя себя совершенно несчастной, учила свою роль.
      Актриса, игравшая Ирину и жившая в соседнем с Джиной номере, как-то вечером предложила ей пойти куда-нибудь развлечься и выпить. Они отправились в ближайший бар, и Джина сильно напилась, чтобы заглушить свою тоску. А утром проснулась с ужасной головной болью. Больше она не пила. Трехнедельные репетиции «Трех сестер» подошли к концу, она полностью окунулась в свою роль и делала все, чтобы не думать о Мэтью. Она звонила ему по два раза в неделю, но, по-прежнему, никто не отвечал.
      В день премьеры, проснувшись рано утром, она подняла шторы и увидела в первый раз за все время в Чичестере сияющее солнце. Смешанное чувство радостного ожидания и ужаса наполняло ее. Тому причиной была не только премьера, но и предстоящая встреча с Мэтью. Два дня назад она дозвонилась до него, и он пообещал приехать. Мэтью планировал прибыть поездом как раз к началу спектакля, Джина сможет увидеть его только после спектакля в баре, на вечернем приеме в честь премьеры. Он пробудет с ней целую ночь, а утром умчится в Лондон.
      Она вошла в театр в пять часов, и у двери в гримерную обнаружила прекрасный букет красных роз. На карточке было написано: «Со всей любовью, Мэтью».
      Гримируясь перед спектаклем, она ощутила такой прилив радости, какой уже не чувствовала давно. Премьера, и ее муж приезжает из Лондона посмотреть на нее. Каждый человек из труппы с нетерпением ожидал знакомства с мужчиной, таким популярным на телевидении.
      Поднялся занавес, Джина забыла о Мэтью и вся отдалась своей роли.
      По окончании спектакля аплодисменты не смолкали очень долго. Джина ушла со сцены радостная и удовлетворенная. Сердце колотилось от предвкушения встречи, когда она надевала свое новое платье, купленное специально для этого случая. У двери ее остановил швейцар.
      – Вам звонили, мисс. Ваш муж. Он шлет вам свою любовь, но не может это сделать лично, так как съемки затягиваются. Он просил его извинить и сказал, что позвонит вам завтра.
      Все внутри нее похолодело. Она проглотила комок в горле и медленно пошла по лестнице в бар на прием. Отбросив любые мысли о Мэтью, она весь вечер была оживленной и веселой. Наслаждалась комплиментами, флиртовала с режиссером, которому не терпелось проводить ее в свою квартиру и пила шампанское бокал за бокалом.
      От выпитого ее клонило ко сну. Она пыталась отогнать от себя мрачные мысли.
      Вернувшись к себе, Джина под дверью нашла записку, в которой сообщалось, что звонил ее муж и просил перезвонить домой. Но Джина оставила это без внимания.
      Все последующие дни она каждый вечер ходила в бар с актерами из театра. Но однажды, в холле, ее остановила Марджи и настоятельно попросила позвонить мужу, который оборвал уже все телефоны в пансионате.
      Джина улыбнулась и направилась звонить.
      Оказывается, изменилось расписание. Мэтью был очень огорчен, клялся в любви, глубоко извинялся, что не смог присутствовать на премьере. Джина была спокойна и холодна, насколько ей это удавалось.
      Мэтью хотел приехать к ней на следующий уик-энд, но Джина сказала, что все время будет занята репетициями нового спектакля. Она рассказала, что на приеме, после «Трех сестер», у нее не было ни одной свободной минуты. Голос Мэтью звучал растерянно, хотя он ответил, что все понимает. Джина положила трубку с чувством удовлетворения. Она тоже может вести свою игру.
      Мэтью был прав. Четыре месяца пролетели очень быстро. Джина успокоилась и чувствовала удовлетворение оттого, что она снова играет в театре, к тому же, она получила несколько хороших отзывов. А одна национальная газета назвала ее «лицом, которое надо запомнить на будущее».
      Но когда Джина думала о возвращении домой, ее охватывало чувство ужаса. Она не знала, чего ожидать.

      Когда Джина открыла дверь их квартиры, Мэтью выбежал ей навстречу и, крепко прижав к себе, закружил по комнате.
      – Боже, как я соскучился по тебе, – он поцеловал ее, поднял на руки и понес в спальню.
      Ее тело содрогнулось от его прикосновений. Мэтью сбросил с Джины одежду и опустил свою голову между ее ног. Его язык страстно ласкал ее, и Джине казалось, что ее сердце остановится от желания. Ей хотелось почувствовать его внутри себя. Она схватила его за плечи и притянула к себе. Он вошел в ее теплую и влажную норку, и они захлебнулись от взаимного чувства наслаждения и страсти.
      – О Боже, Джина, я больше не могу себя сдерживать. Давай вместе, сейчас…
      Они не выбирались из постели целый день. Они разговаривали так, как уже не говорили несколько месяцев, извинялись, клялись больше никогда не повторять прошлых ошибок.
 
      – Джина, это Бетина.
      – Бетина! Как я рада слышать тебя! Где ты?
      – Я в Йоркшире, но сегодня приезжаю в Лондон. Мы можем встретиться с тобой? Мне очень нужно увидеть тебя.
      Джина почувствовала волнение в голосе Бетины.
      – Где ты хочешь встретиться?
      – Давай в том кафе, через дорогу от школы. Буду ждать тебя завтра в час. О'кей? Не могу дождаться, когда увижу тебя, Джина.
      – И я тоже, Бетина. До завтра.
      Джина положила трубку и обрадовалась возможности выйти из дома. Уже прошел месяц, как она возвратилась в Лондон и теперь, после напряженной работы, безделье угнетало ее еще больше.
 
      – Ты – что?! – от неожиданности Джина плеснула кофе на свою белую блузку.
      – Не знаю, как это случилось. Все так неожиданно, как шок, Джина. Но ты сама точно так же поступила в прошлом году.
      – Знаю. Я просто удивлена, ведь Марк…
      – Джина, я никогда не забуду его. Но мне нужно как-то устраивать свою жизнь, – глаза Бетины помрачнели, и Джина почувствовала себя виноватой за то, что упомянула имя Марка.
      – Кто он?
      – Его имя и полный титул – Фредерик, лорд Роддингтон, но всем он известен просто как Фредди.
      – Чем он занимается?
      – Если честно, я сама не знаю. Известно, что владелец земель в Дорсете, входит в правление банка, который занимается нашими денежными делами. У него красивый дом на Честер Сквер, правда, у меня сложилось такое впечатление, что там ничего не изменилось со времен первой мировой войны, и дом в Каннах.
      – Сколько ему лет?
      – Уже сорок восемь, – Бетина покраснела.
      – Бетина!
      – Знаю, знаю. Ма очень испугалась, когда мы объявили о помолвке, но Па его обожает.
      – Ты его любишь?
      Бетина задумалась.
      – Джина, если ты имеешь в виду, люблю ли я его, как Марка, то нет. Но нам хорошо вместе, и мы очень часто смеемся. Правда, он немного ворчун. Он никогда не был женат, и, когда мы познакомились, был ужасно застенчив. Мне кажется, он всегда немного побаивался женщин. Когда он был моложе, с ним случилась та же история, что и со мной – влюбился в девушку, как бы сказал Па, «не совсем нашего круга», дорогая. Родители запретили ему жениться. Так что у нас есть кое-что общее.
      – Ты до сих пор не ответила мне, Бетина, – настаивала Джина. – Ты его любишь?
      Бетина вздохнула.
      – Да, люблю, Джина. Мы с Фредди очень подходим друг другу. Каждый из нас понимает минусы нашего происхождения. Мы слишком рано поняли, что одной любви недостаточно.
      – О каком одолжении ты хотела меня попросить?
      – Да, конечно. Ты не согласишься быть старшей подружкой у меня на свадьбе?
      – Бетина, с удовольствием. Когда?
      – Тринадцатого декабря, через три месяца. По-моему, они хотят как можно быстрее подвести меня под венец, пока я не передумала. Я уже позвонила Фрэнки, она тоже согласилась.
      – Как бы мне хотелось увидеть ее в пышном платье с оборками и рюшками, – Джина улыбнулась.
      – Кстати, о платье. Я хочу, чтобы ты сходила со мной к моей портнихе в Лондоне на пару примерок. Я попросила Фрэнки прислать ее мерки. Перед свадьбой нам придется кое-что подделать.
      – Ты с нетерпением ждешь этого дня?
      – Да, конечно. Ма пригласила около трехсот человек и уже распорядилась о цветах для церкви. Это ее мечта. И она так любит что-нибудь организовывать.
      – Чем вы займетесь после свадьбы?
      – Поедем в Лондон и, по крайней мере, шесть месяцев я буду заниматься грандиозной чисткой дома на Честер Сквер. Не дождусь дня, когда смогу приложить к нему руки. Потом мы намерены сразу же завести ребенка, ведь Фредди уже не совсем в расцвете лет.
      – Что ты хочешь сказать этим, моя девочка?
      – О, не беспокойся, перед тем, как согласиться выйти за него, я проверила его аппарат, он вполне функционален, – Бетина засмеялась. – Во всяком случае, меня устраивает. Ну, а как же поживает твой шикарный муженек. Я всегда вижу его по телевизору и в газетах.
      – У него все прекрасно. Правда, у нас были проблемы, но мы во всем разобрались и теперь я счастлива.
      – Значит, ты рекомендуешь мне семейную жизнь?
      – Да, конечно. Только одна вещь, – Джина запнулась. – Я просто становлюсь злой и невыносимой, когда не играю.
      – Джина, ты же знаешь, это неотъемлемая часть жизни актрисы – уметь справляться как с плохим, так и с хорошим. Хотя, конечно, я могу понять, как ты себя чувствуешь, когда видишь, что карьера Мэтью так резко идет в гору. В любом случае, не переживай, я уверена, однажды ты станешь очень знаменитой. Не бросай это дело, Джина.
      Джина крепко сжала ее руку.
      – Спасибо, Бетина. У меня все хорошо, честно, однако… – она посмотрела на часы. – Мне надо бежать. У меня вскоре пробы на Би-Би-Си, никогда не знаешь…
      – В этом весь смысл. Ты придешь с мужем на свадьбу? Очень хочется увидеть такую знаменитость.
      – Не знаю, Бетина. У него по воскресеньям репетиции, так что, я очень сомневаюсь.
      – Ну, ничего. Достаточно того, что будешь ты. Фрэнки говорила, что она созвонится с тобой, и вы вместе поедете в Лонгдейл Холл.
      Они встали. Бетина поцеловала свою подругу.
      – Держи этот прекрасный носик кверху. Перед примеркой я найду тебя. Пока!
      Бетина пошла к «Питеру Джонсу», отдать список вещей, необходимых для свадьбы. А Джина отправилась на еще одни безрезультатные пробы.

      – Джина, так здорово видеть тебя опять, – Фрэнки обняла ее с такой силой, что Джина едва могла дышать. – Ну, дай же мне посмотреть на тебя, – Фрэнки отошла в сторону и с головы до ног осмотрела Джину. – Неплохо. Радостно видеть, что ты выжила и не дошла до ручки, пока твоей подружки не было поблизости, чтобы присматривать за тобой, – она опять обняла Джину, схватила ее за руку и потащила за собой. – Пошли. Мы поедем первым классом, я решила побаловать нас немного. Нам надо успеть на поезд.
      Они прошли через Кинг Кросс, зашли в поезд и заняли хорошие места.
      – До Йоркшира два часа, потом у нас пересадка, через пятнадцать минут мы сядем на поезд до Харрогейта. Там нас встретит Бетина, – объявила Фрэнки. – Ну, в путь. У нас почти два часа сорок пять минут. Ты мне расскажешь все о своей жизни за последний год.
      Джина подробно изложила все события последнего года. Она сказала, что у них с Мэтью были проблемы, но теперь все изумительно… хотя это было так далеко от правды. Она не стала рассказывать о том, что опять начались ссоры, и что Мэтью слишком часто возвращается домой слишком поздно. Джине хотелось списать все на собственную подозрительность, но, к сожалению, ее подозрительность имела основания.
      Проехав половину пути, Джина переключилась на Фрэнки.
      – Фрэнки, расскажи о себе! Я просто умираю от любопытства. Как твоя жизнь в Голливуде?
      – Ну, – улыбнулась Фрэнки. – Снялась в трех фильмах. Все время меня ели, насиловали или просто преследовали монстры всех форм и размеров. Но Мими, мой агент, раздобыла мне роль в фильме, который будет сниматься на студии «Вуди Аллен Фильм». Прекрасная роль. Там, по крайней мере, меня не будут есть и насиловать, – она снова улыбнулась.
      Джина почувствовала, как она соскучилась по Фрэнки. Та выглядела просто фантастически: бронзовый загар от калифорнийского солнца и изумительный бирюзовый костюм от «Оскар де ла Рента».
      – Я вижу, ты не ходишь в вагон для курящих.
      – Бросила четыре месяца назад и чувствую себя теперь гораздо лучше.
      – Ты выглядишь просто великолепно, Фрэнки. Жизнь в Голливуде такая цветущая, как и ты?
      – И да, и нет. Единственное, что могу сказать – чертовски много работы. Кстати, мисс Шоу, ты ведь можешь приехать ко мне и все увидеть собственными глазами. Тебе бы там понравилось.
      – Я бы с удовольствием, Фрэнки, но Мэт…
      – Этот парень-возлюбленный всегда с тобой, и ты не выдержишь без него больше пяти минут. Я все понимаю, Джина.
      – А как твоя личная жизнь? Встретила кого-нибудь? – Джину удивил мечтательный взгляд Фрэнки, но он тут же исчез, и Джина подумала, что ей показалось.
      – Нет. Ты же знаешь меня, Джин. Я не из тех, кто сует свою голову под чей-нибудь каблук. Посмотри, мы подъезжаем к Йорку. Бери свои сумки.
      Они сошли с междугороднего поезда и сели на пассажирский до Харрогейта. Джина не знала, говорила ли Фрэнки правду о своей личной жизни. Только на какое-то мгновение ей показалось, как будто…, но, если Фрэнки не хотела говорить об этом, значит, все было нормально.
      – Посмотри, вот она, – Фрэнки помахала рукой, чтобы привлечь внимание Бетины.
      – Фрэнки! – закричала Бетина.
      Девушки не видели друг друга два с половиной года. На перроне состоялось бурное воссоединение подруг. Потом они поехали через Харрогейт в поместье.
      Джина была поражена красотой пейзажа. Она внимательно слушала подробный рассказ Бетины о завтрашней свадьбе.
      – Ма носится в полной панике, а Па делает все возможное, чтобы отлынивать от дел. Смотрите, мы въезжаем в Ленджерс.
      Через стальные ворота по узкой дороге они въехали в Лонгдейл Холл и остановились перед великолепным особняком семнадцатого века.
      Фрэнки присвистнула.
      – Как декорации в кино, Бетина. Фантастика! Какого черта мы не приезжали сюда раньше?
      – Я устала приглашать вас, но вы все время были так заняты!
      – Не могу поверить, что здесь живет твоя семья. Что они делают со всеми этими комнатами? – спросила Джина.
      – Заселяют в них приглашенных на свадьбу гостей, – улыбнулась Бетина. – Здесь тридцать две спальни, но Па закрыл Восточное крыло несколько лет назад, потому что Ма не могла их все пропылесосить.
      Они взяли свои чемоданы из багажника и по ступенькам поднялись к парадной двери.
      – Пойдемте, я покажу вам ваши комнаты.
      Они прошли через внушительных размеров вестибюль и поднялись по широкой лестнице.
      – Кто все эти люди? – спросила Джина, указывая в сторону портретов на стенах.
      – О, это мои предки.
      Они блуждали в лабиринтах коридоров, наконец, Бетина открыла дверь и пригласила их в комнату, где в старом викторианском камине уютно горели яркие языки пламени. Еще там стояла удобная одноместная кровать, старомодный шкаф из красного дерева и старая раковина в углу.
      Бетина открыла следующую дверь и провела их в точно такую же комнату.
      – Мне кажется, вам лучше оставлять эту дверь открытой. Так, на случай, если вздумает объявиться дружелюбный сосед-привидение, – она весело посмотрела на их несколько испуганные лица. – Вообще-то он выходит только в полнолуние. Но до него еще далеко, так что пока можете жить спокойно. Ванная комната – вниз по лестнице, абсолютно холодная, к сожалению, но свою работу делает. Па провел центральное отопление во всех комнатах внизу, а на эту не хватило средств. Но Тилли постоянно здесь топит и тогда становится тепло и хорошо. Разгружайте свои вещи, и я покажу вам окрестности.
      Фрэнки внимательно осмотрела платье персикового цвета, висящее на плечиках в шкафу.
      – Я прихожу к выводу, что они основательно подготовились к завтрашнему событию, – задумчиво произнесла она, разглядывая наряд.
      – Да, как оно тебе нравится? – с беспокойством спросила Бетина.
      – Единственное, что я могу сказать, дорогая Бетина, я надену ради тебя все. Я не кисейная барышня, и, не по-женски, совершенно не привередлива.
      Девушки рассмеялись и спустились вслед за Бетиной по лестнице.
      – Это выставочная комната, используется только в особых случаях.
      Они оказались в Огромной гостиной. В дальнем конце был большой мраморный камин, у одной из стен стоял рояль «Стенбоу». Французские окна открывали прекрасный вид в парк. Затем они прошли в маленькую уютную комнату.
      – Ма и Па используют ее сейчас как гостиную.
      В этой комнате окна украшали ситцевые занавески, стоял просиженный диван, на стенах висели многочисленные фотографии. Фрэнки взяла семейную фотографию: совсем юная Бетина, отец, мать и мальчик не более десяти лет.
      – Это твой брат?
      – Да, это Джерри, мой лондонский защитник. Он много сделал для меня. Вы ведь никогда не встречались с ним? Он приедет из Лондона поздно вечером. Пойдемте, нам есть еще что посмотреть.
      Бетина повела их по длинному коридору, отделанному под дуб, через традиционную английскую столовую с большим столом, за которым могло одновременно уместиться тридцать человек, в библиотеку, а потом вверх по лестнице, показать множество спален в доме.
      – Где ты спишь? – спросила Джина.
      – Моя комната наверху, под самой крышей, раньше там жили слуги. Но мне она очень нравится. Па установил там ванную и обогреватель. Я почти всем там обеспечена, – сказала Бетина, когда они спускались по лестнице. – А это танцевальный зал, здесь состоится прием.
      Через высокие дубовые двери они вошли в комнату, заставленную бесчисленным множеством столов, покрытых дорогими скатертями. Высокий потолок был выкрашен в насыщенные золотой, розовый и голубой цвета, с лепными херувимами, сидящими на воздушных облаках и дующими в рожки. Паркетный пол тщательно отполирован, а стены выкрашены в нежно-розовый цвет. Полуденное солнце пробивалось через экстравагантные муаровые портьеры персикового цвета.
      – Это удивительно, Бетина. Сколько людей будет завтра на ланче? – поинтересовалась Фрэнки.
      – По последним подсчетам – двести шестьдесят два. Вечером несколько столов уберут, и мы сможем танцевать, – она посмотрела на часы. – Генеральная репетиция церемонии в пять, у нас есть полчаса схватить по сэндвичу, перед тем, как уйти. Я представлю вас Ма и Па, но Бог знает, где они сейчас.
      Они проехали четверть мили и оказались у живописной церквушки на самой окраине поместья. Здесь крестились, венчались и были захоронены все поколения Лонгдейлов.
      – Я рассчитываю на вас. Вам придется присматривать за шестью дружками и двумя мальчиками-пажами. Ма настояла на таком количестве. Ей все это кажется очень романтическим. Смотрите, это Фредди, – она выпрыгнула из машины. – Привет, дорогой. Пойдем, я познакомлю тебя с Фрэнки и Джиной.
      Она подошла к ним с маленьким, достаточно полным мужчиной. У него были ярко-голубые глаза, густые усы и цветущий вид.
      – Рад познакомиться с вами. У меня такое чувство, что мы уже очень давно знакомы. Я очень много слышал о вас от Бетины, – он говорил немного хрипловатым голосом и, видимо, нервничал.
      – Пойдем, дорогой. Давай покончим с этим поскорее.
      Бетина взяла его за руку, и они направились в сторону церкви. Джина и Фрэнки последовали за ними. Викарий уже был там вместе с шестью юношами и приветствовал их. Лысеющий Фредди большим платком вытер пот со лба, повернулся к Джине и шепнул:
      – Я буду рад, когда все это закончится, и мы с Бет улетим в Канны. Никогда не думал, что окажусь когда-нибудь главным действующим лицом на такой церемонии, – он поднял к небу глаза.
      Джина и Фрэнки прониклись симпатией к этому застенчивому, взрослому мужчине, который женится на их подруге.
      – Па, наконец-то. Мы ждем тебя.
      В церковь вошел высокий мужчина с аристократической бородкой.
      – Извини, Бетина. По пути сюда меня остановила твоя мама. Ты же знаешь, это неизбежно, – раздался в церкви его густой голос. – Твоя мама уже в пути. Едет в машине, набитой цветами.
      Репетиция шла своим чередом. Маленькая, худенькая подружка, пробираясь между рядами, споткнулась и расплакалась. Она не успокоилась до тех пор, пока Фредди не достал из кармана ириску и не угостил ее.
      – По-моему, нам надо завтра запастись конфетами, – прокомментировала Джина.
      – Тогда я предпочитаю плакать сама, – шепнула Фрэнки, когда они усаживали детей на скамью.
      Наконец, репетиция завершилась. Они втроем выбежали из церкви в холодный декабрьский вечер. К ним приближалась леди средних лет. В руках она несла две огромные цветочные гирлянды.
      – Мама Бетины, – шепнула Фрэнки. – Стоит только посмотреть на эти рыжие волосы.
      – Здравствуйте, вы, должно быть, Джина и Фрэнки. Я Генриетта Лонгдейл. Мне надо сказать пару слов о цветах викарию. Встретимся в доме, – она исчезла в церкви.
      Фрэнки и Джина сели в «Гольф» и терпеливо ждали, пока Бетина простится с Фредди.
      – Сегодня традиционного обеда не будет, но Ма устроила в гостиной буфет, – сообщила Бетина по дороге домой. – Что скажете, если мы наберем всего, чего хотим, стащим бутылку шампанского и пойдем ко мне в комнату посплетничать.
      – Замечательная мысль, – с восторгом согласилась Фрэнки.
      Пока Джина и Бетина организовывали ужин и шампанское, Фрэнки спустилась вниз примерить свое платье. Оно сидело на ней прекрасно.
      Джина осмотрела комнату Бетины. В комнате был покатый потолок и узкое маленькое окно, из которого, наверное, можно увидеть прекрасный ландшафт поместья. Бетина разлила шампанское.
      – За нас. За то, что мы опять вместе.
      – За это я выпью, – откликнулась Фрэнки. – А теперь за твою свадьбу. Будь счастлива многие годы с Фредди, который, кстати, нам показался просто милашкой.
      – Конечно, он не Роберт Редфорд, но ужасно добрый и с прекрасным чувством юмора.
      – Оно ему еще понадобится, когда он станет твоим мужем, – рассмеялась Фрэнки.
      – Непременно. Я уверена. А кстати, Фрэнки, что происходит с тобой? Из нас троих я вторая выхожу замуж, а ты отстаешь.
      Фрэнки пожала плечами.
      – Понимаешь, Бетина, я не брачный тип. Так во сколько нам завтра утром нужно проснуться?
      – Рано. Если честно, я так нервничаю. Каждый раз, когда я представляю себя проходящей мимо всех этих людей, которые будут смотреть на меня, у меня все внутри переворачивается.
      – Будь немного актрисой, – улыбнулась Фрэнки.
      – Знаю. И абсолютно не сожалею, что поставила на этом точку. Мне нравилось, пока я училась. Но все равно, я всегда знала, это – не мое.
      – Теперь ты счастлива, и только это имеет значение.
      Они долго болтали в уютной комнате Бетины, пока та не посмотрела на часы над камином и открыла от удивления рот.
      – Боже! Уже первый час! Извините, девочки, но невесте надо постараться заснуть сладким сном, так необходимым ей сегодня, – она поцеловала их. – Большое спасибо, что вы приехали. Вы не представляете, что значит для меня видеть вас здесь.
      Отыскав дорогу в их комнаты, Фрэнки вошла и села на кровать Джины.
      – Ты знаешь, – начала она задумчиво, – так трудно поверить, что Бетина действительно принадлежит всему этому. Она такая непритязательная, никогда бы не догадалась, кто она, если бы просто встретила ее на улице. Правда? Совсем не похожа на своего отца. Мне кажется, он полная свинья.
      – Спасибо, Фрэнки, я уловила смысл, – засмеялась Джина.
      – Кажется, мне сегодня будут сниться ужасные сны, – вздохнула Фрэнки.
      – Ты о привидениях?
      – Нет, о персиковом чудовище, которое мне придется надеть. Спокойной ночи, дорогая.
      Джина проснулась в восемь. Она раздвинула портьеры и увидела прекрасный вид за окном. Ей захотелось немедленно выбежать из дома в эту сказочную страну. Земля была покрыта инеем. И каждая иголочка на соснах сверкала.
      Она натянула джинсы и длинный свитер и на цыпочках спустилась к парадной двери, подняла большой засов, открыла дверь и вышла в холодный декабрьский воздух. Она медленно бродила вокруг дома. По-зимнему голый сад открывал удивительный вид на Йоркширские долины. Это великолепие наполнило ее сердце безмятежным счастьем. Она прогулялась к конюшням, где уже с лошадьми вовсю возился конюх.
      Джина потрепала великолепную спину лошади в первом деннике и прошлась по всей конюшне, желая доброго утра всем лошадям. Конюх, одетый в старый армейский свитер, высокие ботинки для езды и вязаную шапочку, казалось, не замечал ее.
      – Черт возьми, бьюсь об заклад, у конюха нелегкая жизнь, – приветливо произнесла Джина. Ответа не последовало. Он продолжал чистить лошадь. Джина попыталась снова.
      – Я имею в виду то, что приходится рано вставать, работать и в дождь, и в жару.
      Он обернулся и посмотрел на нее. Джине он кого-то напоминал, но она никак не могла вспомнить, кого именно. Она заметила, что у него не было перчаток, и руки его казались обмороженными.
      – Кто вы такая?
      – Я Джина Шоу, – она сняла перчатки, которые одолжила у Мэтью, и предложила их конюху. – У вас обморожены руки. Вот, возьмите.
      Он удивленно уставился на нее.
      – Ну же, берите. Я иду в дом, и они мне не понадобятся, – она сунула ему в руки перчатки. – Вам следует попросить лорда Лонгдейла купить вам пару перчаток. Уверена, он может себе это позволить. До свидания, – Джина повернулась и направилась к дому.
      – До свидания, мисс Шоу, – сказал он ей вслед. – Спасибо за вашу доброту. Я обязательно передам Его Светлости, что ему следует купить мне перчатки.
      Джина поспешила к себе в комнату и прижалась к камину, уже растопленному в ее отсутствие.
      В одиннадцать часов Фрэнки еще делала себе прическу, а Джина пыталась справиться с маленькими подружками.
      Фрэнки выглядела потрясающе в своем светло-персиковом платье, высоко поднятыми волосами и вплетенными в них рождественскими розами. Она была похожа на ангела.
      Старинный «Ролс-Ройс» и четыре «Даймлера» выстроились перед парадной, дверью в Лонгдейл Холл и производили потрясающее впечатление.
      Появилась Бетина. Она выглядела свежей и очень красивой. Парикмахеру так и не удалось до конца совладать с ее ярко-рыжей копной волос. Уже несколько прядей выбилось из тугого узла. Под тюлевой вуалью сверкала бриллиантовая диадема. Фредди в белом атласном костюме, отделанном горностаем, выглядел просто аристократически элегантно. Бетина несла огромный букет красных роз. Они оттеняли ее белоснежное платье и делали ее похожей на рождественскую принцессу.
      Когда Бетина взяла под руку своего отца и начала спускаться по ступенькам, Джина отметила ее гордую осанку и грациозность движений, которых раньше, казалось, у нее не было.
      – Я думаю, мы поедем с вами в одном автомобиле. Мне кажется, наши места во второй машине.
      Джина обернулась и увидела леди Лонгдейл. Они втроем сели в машину и медленно поехали по дороге.
      – Очень жаль, что у нас не было возможности поговорить. Я была так поглощена предстоящими событиями. Надеюсь, все пройдет замечательно. Я рада, что мне придется выдавать замуж только одну дочь. Еще раз такого я бы не пережила. О Боже, мы уже прибыли!
      Фрэнки и Джина вышли из машины и помогли выйти младшим подружкам. Джина поцеловала Бетину в щеку.
      – Удачи, дорогая.
      Орган в церкви заиграл «Корону империи» Вильяма Валтона. Бетина взяла отца под руку и обернулась. Она подмигнула своим подружкам и пошла вдоль прохода.
      Джина и Фрэнки усадили младших подружек на места и сели сами. Брачная церемония началась. Джина с восхищением смотрела на сверкающую рождественскую елку и почувствовала в горле комок, когда Бетина начала произносить брачную клятву. Ей тоже хотелось так же романтично выйти замуж, но пришлось просто зарегистрироваться в мэрии. Направляясь в ризницу, чтобы поставить свою подпись в книге, Джина молилась, чтобы у Бетины никогда не возникало таких проблем, как у нее.
      Вскоре они вышли на улицу. Зазвонили колокола.
      Когда Джина вместе со всеми свадебными гостями остановилась, чтобы сделать традиционный снимок, она заметила знакомую фигуру в визитке, стоящую за ней.
      Вернувшись в Лонгдейл Холл, все гости направились в танцевальный зал, где их уже ждало шампанское «Дом Периньон». Фрэнки и Джина произнесли тост за невесту.
      – Слава Богу, все уже позади, – Бетина сильно сжала их руки. – Позвольте мне представить вам моего брата, Джерарда.
      – Вообще-то мы уже встречались, не правда ли?
      Джина поняла, что начинает краснеть. Она опустила глаза и с усилием кивнула.
      Джерард улыбнулся ей в ответ и отошел.
      – Что такое? – спросила Фрэнки.
      – Я встретилась с ним сегодня утром в конюшне и приняла его за конюха. Я отдала ему свои перчатки, потому что у него обморожены руки.
      – Ты отдала ему что? – удивленно переспросила Бетина.
      – Хуже того, – продолжала Джина. – Я сказала, что ему следует попросить лорда Лонгдейла купить ему перчатки.
      От смеха у Бетины выступили слезы.
      – О, Джина, это действительно самая смешная шутка, которую я когда-либо слышала. Джерард – конюх! Когда ты перестанешь быть такой наивной? Хотя нет, не надо! Я уже сто лет так не смеялась. О, дорогая, у меня даже заболел живот.
      Тамада объявил, что свадебный завтрак готов. Они заняли свои места за столом вместе с другими гостями свадебной церемонии. Старший друг жениха был посажен между Фрэнки и Джиной.
      – Должен вам сказать, что мне не часто приходится сидеть между такими милыми молодыми леди. Меня зовут Вильям Бейтс, зовите меня Билл.
      Они пожали друг другу руки. Биллу было около пятидесяти, он был высоким, с бородкой военного.
      – Мы знакомы с Фредди еще с тех времен, когда наши няни катали нас в колясках по парку. Солидный парень, никогда не думал, что он решится на такой шаг.
      Во время обеда, на котором подали гусиную печенку и свежую семгу, Джина изучала гостей. В основном это были мужчины средних лет в визитках и женщины в великолепно сшитых дорогих нарядах, дополненных элегантными шляпами. Много смеялись, шампанское лилось рекой. Среди гостей Джина узнавала знакомые по газетам и журналам лица.
      Когда завтрак закончился, лорд Лонгдейл, Фредди и Билл произнесли короткие и проникновенные речи. Перед праздничным тортом Фрэнки и Джина пошли помочь Бетине снять свадебный наряд.
      – Спасибо вам, что вы со мной, – Бетина по очереди поцеловала подруг, перед тем, как они спустились к гостям. – Вам нравится? – спросила она с волнением.
      – Да, и чем больше я пью шампанского, тем больше мне нравится, – улыбнувшись ответила Фрэнки. – Самое главное, чтобы было хорошо тебе.
      Глаза Бетины засияли.
      – О, да! Я чувствую себя невероятно счастливой. Фредди такой милый.
      Этим же вечером молодожены улетали в Ниццу. Они решили провести рождественский медовый месяц в доме Фредди в Канах.
      Бетина уезжала на «Ягуаре» Фредди под снегопадом конфетти.
      – О, дорогая Фрэнки, – засмеялась Джина. – Кажется, я немного перебрала шампанского.
      – Аналогично. Давай незаметно проберемся в нашу комнату и немного поспим до вечернего торжества.
 
      – Джина, давай, просыпайся, – трясла ее Фрэнки. – Они скоро пошлют по нашему следу собак, если мы сейчас не появимся. Мы проспали целую вечность. Уже восемь тридцать.
      Джина привела в порядок свои взъерошенные волосы и они спустились в танцевальный зал. Вечернее празднество было в самом разгаре. В зале играл маленький ансамбль, гости танцевали.
      Девушки взяли по бокалу шампанского с подноса и заметили, что леди Лонгдейл с Джерардом направляются к ним.
      – Я не мог понять, куда вы пропали, – обратился к ним Джерард. – Джина, коль вы уж были так добры ко мне этим утром, я настаиваю на следующем танце.
      – О, давайте! И побольше веселья на танцплощадке, мой дорогой, – вставила леди Лонгдейл. – Идите, а я составлю компанию Фрэнки. Мне не терпится услышать о Голливуде.
      – Да, идите, с нами будет все хорошо, – поддержала Фрэнки.
      Джерард повел Джину на танцплощадку.
      – Вы знаете, Бетина была неправа, рассказывая о вас.
      – Что вы имеете в виду?
      – Она сказала, что вы красивы, но она не сказала, что вы прекрасны.
      – Вам надо было утром сказать мне, кто вы.
      – Знаю. Но это был мой каприз. Извините. Я просто был не в силах сопротивляться ему. Вы прощаете меня? – он посмотрел на нее сверху.
      – Думаю, да, – нехотя ответила Джина. – А вы извините меня за то, что приняла вас за конюха.
      – Вы можете принимать меня за кого угодно, если согласитесь танцевать со мной следующий танец, – и Джерард быстро вывел ее в центр зала, не дожидаясь отказа.
      – Итак, ответьте мне, вы замужем?
      – Да.
      – И кто же эта свинья, присвоившая вас, не спросив разрешения такого парня, как я? – он улыбнулся.
      – Моего мужа зовут Мэтью Валмонт.
      – О, да, я вспомнил, Бетина говорила мне. Это не тот, который снимается в этих ужасных мыльных операх?
      Джина заметила в его глазах хитрый огонек, и решила не попадаться на эту удочку.
      – К вашему сведению, это действительно он. Во всяком случае, это лучше, чем быть конюхом.
      – Спокойно, Джина. Разрешите мне налить нам по бокалу шампанского.
      Джине начинала нравиться компания Джерарда. У него было хорошее чувство юмора, он был услужлив и постоянно флиртовал с ней.
      Выпивая бокал за бокалом, Джина признала, что он довольно привлекателен. Когда они вышли на последний танец, Джина увидела, что совершенно пьяная Фрэнки висит на Билле. Ее цветочная корона совсем съехала на бок.
      Ансамбль играл «Лунную реку», Джерард крепче прижал ее к себе, по спине у нее пробежала чувственная дрожь.
      – Джина, надеюсь, ты не будешь возражать, но я хочу тебя поцеловать, – шепнул он Джине и крепко поцеловал ее. Она закрыла глаза и наслаждалась его поцелуем.
      Но вдруг ее пронзило чувство вины. Она отстранилась, поспешила к балконной двери и вышла на морозный ночной воздух. Сильный порыв холодного ветра тут же отрезвил ее. Она поняла, что сделала то же самое, за что сердилась на своего мужа. Она ничем не лучше его. На ее плечи опустилось что-то теплое.
      – Вот, а то вы замерзнете.
      Джина укуталась в жакет, – предложенный ей Джерардом и пыталась справиться с дрожью.
      – Послушайте, мне очень жаль. Я не хотел расстраивать вас. Это моя вина.
      – Нет, не ваша, Джерард, – у нее неожиданно появилось острое желание сбежать подальше от искушения. – Послушайте, – она резко повернулась к нему. – Во сколько отправляется ближайший поезд? Мне нужно быстрее вернуться в Лондон.
      – Он идет в час ночи. Не думаю, что вам удастся сейчас добраться до Харрогейта, если вы, конечно, не решитесь прогуляться пешком сорок с лишним миль. Уверяю вас, если вы вынесете еще пару часов в этом ужасном месте, я буду счастлив подвезти вас. Я еду рано утром.
      – Это будет очень мило с вашей стороны.
      – Прекрасно. Встретимся внизу, в полседьмого. И пока мы не превратились из-за вас в две глыбы льда, может быть, уйдем с балкона в комнату? – он широко ей улыбнулся и убрал руки.
      Джина неопределенно улыбнулась в ответ и позволила проводить себя в зал. Она заметила, что леди Лонгдейл, прощалась с некоторыми гостями. Те благодарили ее за гостеприимство. Джина объяснила ей, что хочет вернуться рано утром в Лондон, и Джерард любезно согласился подвезти ее.
      – Было очень приятно видеть вас и Фрэнки. Спасибо вам большое. Вы были суперстаршие подружки, и мы надеемся увидеть вас снова. Кстати, Фрэнки совсем недавно ушла спать.
      Джерард проводил Джину к ее комнате.
      – Спокойной ночи, Джина, – он скромно поцеловал ее в щеку. – Встретимся завтра, ранним солнечным утром.
      Будильник зазвонил в шесть часов. Джина проснулась с чувством усталости, ее подташнивало. Она заглянула в комнату Фрэнки. Та крепко спала. Джина написала ей записку, в которой сообщила, что ей срочно понадобилось уехать в Лондон, и она все объяснит позже. Когда она увидела Джерарда возле его «Порше», выглядел он на удивление свежим и отдохнувшим.
      Джине он очень понравился, но она возвращалась в Лондон, чтобы встретиться с мужем, которого любила, и чтобы убедиться, что случившееся прошлой ночью никогда не повторится. Она села на удобное заднее сиденье и наслаждалась умением Джерарда управлять машиной, когда они гнали по пустынной трассе.
      Около девяти «Порше» остановился возле их дома на «Литл Венис». Джерард помог Джине выйти из машины и достал ее сумку.
      – Благодарю вас, Джерард.
      – В любое время к вашим услугам, – улыбнулся он ей. – Может быть, еще встретимся.
      – Может быть, – ответила Джина. – Пока, Джерард.
      – До свидания, Джина. Берегите себя, – и он вернулся в машину. Джина махала ему вслед, пока машина не скрылась за углом, и только тогда подошла к парадной двери. Воскресные газеты все еще лежали на пороге. Она взяла их и поднялась по лестнице. Тихо открыв дверь, она на цыпочках вошла в коридор, сняла туфли и бесшумно подошла к спальне. В комнате было темно. Она вошла, ее неожиданно качнуло в сторону, и она, потеряв равновесие, наткнулась на туалетный столик. Что-то тяжелое упало на пол.
      Джина рукой дотянулась до выключателя и зажгла свет.
      Две пары глаз в невероятном изумлении уставились на нее.
      – Мать твою, – произнес Мэтью.
      – Черт, – сказала Паула и исчезла под одеялом.
      Некоторое время Джина и Мэтью в упор смотрели друг другу в глаза. Наконец, она справилась с собой, вышла из спальни, быстро надела туфли и вылетела из дома.

      Такси доставило Джину к их любимому кафе через дорогу от драматической школы. Несмотря на то, что было раннее воскресное утро, оно было открыто. Джина пошла прямо в кабинку, где они всегда сидели втроем, заказывали кофе и болтали. Она отгоняла свои мрачные мысли, не позволяя им овладеть собою и пытаясь прикрыться призрачной надеждой, что все это сон. Но это не было сном. Она застала своего мужа в постели с другой женщиной, с Паулой. И подумать только, она примчалась в Лондон, чувствуя себя виноватой за поцелуй с чужим мужчиной.
      Теперь Джина знала. Определенно. Она уйдет от него. Она вынуждена. Никто не может с ней так обращаться. Никто. Даже мужчина, которого она так любит. От этих мыслей у нее потекли слезы, она не могла себе представить, как сможет жить без Мэтью.
      Джина начала вспоминать те счастливые времена, когда они были вместе. Но потом решила, что нельзя быть такой терпимой и снисходительной, нельзя потакать своим слабостям. Она должна быть сильной.
      Итак, первое. Она вернется в квартиру и соберет свои личные вещи. Там не все принадлежало ему. Джина не знала, может ли она претендовать на какую-то часть мебели, но тут же отмела эту мысль. Мебель ничего не значит, но раздел денег и одежды имел для нее большое значение. Она открыла кошелек. Там оказалось около пяти фунтов, еще сотня была спрятана в ящике комода под нижним бельем.
      Джина заказала еще кофе и обдумала свои действия. Ни при каких обстоятельствах она не сможет вернуться с повинной головой к матери и согласиться, что мать была права насчет Мэтью. Фрэнки, наверное, еще в Лонгдейл Холле, собирается в Хитроу на самолет в Лос-Анджелес. У Бетины медовый месяц. Чарли? Она не слышала о нем ничего вот уже восемнадцать месяцев. Джерард? Но после их поцелуя он может неправильно истолковать ее намерения.
      Джина решила, что она поселится в гостинице и сразу же начнет поиски работы. А сейчас, главное, собраться с духом, вернуться домой и быть готовой к встрече с Мэтью, а, возможно, и с Паулой. От этих мыслей у нее все перевернулось внутри, но сделать это было необходимо. Джина допила кофе, поймала такси и в последний раз поехала в их квартиру. Поднимаясь по лестнице, она чувствовала, что теряет силы. Входная дверь была открыта. Джина прямиком направилась в спальню, сердце отчаянно колотилось. При виде пустой постели она почувствовала облегчение. Мэтью стоял у окна.
      – Я сменил постельное белье.
      Джина не ответила. Вместо этого она достала большой чемодан, открыла шкаф и начала вынимать свои вещи.
      Мэтью растерянно ерошил волосы.
      – Джина, что ты делаешь?
      – Мне кажется, и так все достаточно ясно. Почему бы тебе не оставить меня в покое. Иди и продолжай развлекаться со своей подружкой.
      – Она ушла.
      – Ой, неужели ты выкинул ее ради меня?
      Мэтью подошел и взял ее за локоть.
      – Пожалуйста, Джина, давай сядем и поговорим. Пожалуйста.
      – После драки кулаками не машут. Может быть, ты мне хочешь рассказать, как она затянула тебя в нашу супружескую кровать и совратила?
      – Джина, я не хочу, чтобы ты уходила. Я люблю тебя.
      – Должна сказать, ты выбрал очень забавный способ доказать мне это.
      Мэтью сел на кровать, опустил голову и заплакал.
      – О Боже, знаю, я виноват. Пожалуйста, не уходи от меня, ты нужна мне.
      Она пыталась не слушать его всхлипывания, напоминая себе, что Мэтью очень талантливый актер.
      – Пожалуйста, Джина, я знаю, что ты должна сейчас испытывать…
      – Нет, не знаешь, Мэтью.
      – О'кей, не знаю, но дай мне шанс все объяснить.
      – Не надо ничего объяснять, – Джина закрыла чемодан.
      – Паула охотилась за мной с той самой минуты, когда пришла к нам работать. Она не оставляла меня в покое. Знаю, я слабый мужчина, но у нас с ней все кончено. Она живет с другим мужчиной, черт подери. Я не люблю ее. Мне даже не доставляет удовольствия заниматься с ней любовью.
      Джина вздрогнула и ушла в гостиную. Мэтью направился следом.
      – Я люблю тебя, Джина. Пожалуйста, дай мне шанс все исправить. Обещаю, такого больше никогда не повторится. Сегодня утром я сказал Пауле, что все кончено. Я буду приходить домой очень рано и больше не дам тебе повода волноваться, только, пожалуйста, не уходи.
      Когда он выкрикнул эти слова, все чувства, угнетавшие ее, вышли из-под контроля, Джина больше не могла сдерживать себя. Она села на диван и заплакала.
      – Мэтью, как ты мог?
      Он покачал головой и сел рядом с ней.
      – Не знаю.
      – Именно с ней, когда полно других женщин.
      Мэтью осторожно обнял ее одной рукой.
      – Пожалуйста, любимая, дай мне еще один шанс. Клянусь, этого больше не повторится. Я не смогу работать без тебя.
      – Мэтью, сделай мне одолжение. Скажи мне правду. Когда это все началось?
      Мэтью вздохнул.
      – Хорошо. Надеюсь, нам больше не придется говорить на эту тему. Я начал встречаться с ней вскоре после того, как она пришла к нам в студию, но, клянусь, я не спал с ней.
      – Так, когда же это началось?
      – Когда ты была в Чичестере. Мне было так одиноко, Джина, и трудно. Паула это поняла, потому что работала вместе со мной. Ты не представляешь себе, что такое работать по такому графику. Двадцать минут мы репетируем сцену, затем снимаем ее. Ошибки – это деньги, и мы не могли позволить себе ошибаться.
      Джина покачала головой.
      – Я понимаю, тебе было трудно, но ради всего святого, прекрати извиняться. Ты, наверное, только и ждал момента, когда я не буду вам мешать, чтобы сразу прыгнуть с Паулой в постель.
      – Я же говорил тебе, дорогая, когда мы познакомились, что Паула хороша в постели. А у нас с тобой столько проблем. Я не пытаюсь оправдаться, но ведь это факт.
      – Когда я вернулась из Чичестера, ты все еще продолжал встречаться с ней?
      – Нет. Я чувствовал себя виноватым, а Паула продолжала настаивать на продолжении наших отношений. Я понял, что очень соскучился по тебе и сказал ей, что все закончено.
      – Так почему же я застала вас вместе в постели?
      – Джина, ты можешь не верить мне, но прошлой ночью это было в первый раз с тех пор, как мы расстались месяц назад.
      – Ты прав, я не верю тебе.
      – Клянусь, это правда. В воскресенье вечером все участники фильма собрались на рождественскую вечеринку. Одно повлекло за собой другое. Боже, прости меня. Мне кажется, я не переживу, если ты оставишь меня. Я так испугался сегодня утром, что ты можешь больше не вернуться. Это заставило меня понять, как сильно я люблю тебя. Пожалуйста, дай мне еще один шанс, Джина. Клянусь, я буду примерным мужем. Это, действительно, было для меня хорошим уроком.
      Джина встала.
      – Джина, ты уходишь? Пожалуйста, не уходи! – закричал Мэтью.
      Она пыталась собраться с мыслями. По крайней мере, узнав правду, она почувствовала себя лучше. Ей также вспомнилось, что и она вела себя не лучшим образом прошлой ночью.
      Джина повернулась к Мэтью:
      – Хорошо, я останусь. Надеюсь, ты сможешь спать в этой комнате, пока я не разрешу тебе вернуться в спальню.
      Мэтью почувствовал облегчение.
      – Хорошо, хорошо, – бормотал он. – Послушай, как ты смотришь, чтобы уехать куда-нибудь на Рождество? У моего друга из студии, Джона, есть небольшой домик за городом, где-то в Норфолке. Он говорил, что я могу приехать туда на рождественскую неделю. Мне кажется, мы можем провести там какое-то время вдвоем, второй медовый месяц. Что ты думаешь? – воодушевленно спросил Мэтью.
      Джина неохотно повернулась к нему.
      – Давай подождем. Я не знаю, как буду себя чувствовать к тому времени, так что посмотрим. Извини меня, я пойду приму ванну.
      Джина вышла из комнаты, надеясь, что ей удалось не уронить свою гордость.
      Следующие несколько дней Мэтью вел себя изумительно. Он каждый вечер приносил домой цветы или конфеты, помогал Джине по дому, с интересом расспрашивал ее о предстоящих пробах и клял режиссера последними словами, когда она не получила роль. Он каждую ночь беспрекословно уходил спать на диван.
      Джина была вежлива, но отчужденна. На четвертую ночь, лежа одна в огромной постели, она решила, что Мэтью искупил свою вину. К тому же, до Рождества оставалось несколько дней. На следующее утро она сказала ему, что поедет за город. Он был в восторге, и тут же позвонил своему другу, чтобы обо всем договориться.
      Джина с нетерпением ждала отъезда. Она подумала, что эта поездка необходима им обоим, чтобы сделать осторожный шаг к примирению.
      За день до Рождества Мэтью взял напрокат машину, поздно вечером они поехали в магазин за продуктами и вернулись с полной машиной провизии. Мэтью открыл бутылку вина и подал Джине бокал.
      – За предстоящие дни, – Мэтью довольно потянулся. – Какое блаженство уехать из студии за город с прекрасной женой.
      Джина позволила ему обнять себя и поцеловать перед сном, но в спальню, по-прежнему, вернулась одна.
      На следующее утро они выехали очень рано, надеясь избежать оживленного движения на дороге в канун Рождества. Джина включила радио, и они, сидя в машине, слушали рождественскую службу. Они остановили машину у живописного деревенского бара на выезде из Кембриджа, заполненного местными жителями, которые с удовольствием ели ланч и пили вино. Джина и Мэтью ели в прекрасном ресторане, прилегающем к бару, и пили подогретое вино.
      – Разве это не великолепно? – глаза Мэтью сияли. – Ведь это первый раз с тех пор, как мы женаты, мы действительно великолепно проводим время вдвоем. Все из-за моей работы. Представляю, сколько актеров отдали бы все, чтобы быть на моем месте, но посмотри, как пострадали наши отношения из-за этой работы.
      После ланча они продолжили свой путь в Норфолк. Мэтью остановил машину, когда увидел продажу рождественских елок. Он выбрал небольшую елку, а Джина купила несколько игрушек к ней в соседнем магазине. Через час, после того, как они свернули не в ту сторону, они наконец-то, подъехали к маленькому домику. Он стоял совершенно одиноко, окруженный лесом с одной стороны и бесконечными полями с другой.
      – Это напоминает мне пряничный домик из «Хансел и Гретел», – Джина с восхищением осмотрела выкрашенный в белый цвет домик с маленькими окошечками. – Шикарно, не правда ли?
      Мэтью освобождал от покупок машину, пока Джина обследовала комнаты. Плиточный пол был покрыт ярким ковром, в полутемной гостиной стоял огромный мягкий диван, занимавший почти всю комнату, и камин.
      Джина помогла Мэтью разложить вещи, расправила постель и попыталась растопить камин.
      – Ой! – Мэтью схватился за голову, ударившись о косяк в дверном проеме кухни. – Либо меня разобьет паралич, либо я стану горбуном к концу недели.
      На кухне, казалось, недоставало самого главного.
      – Мэтью, здесь нет духовки.
      – Что? – Мэтью вошел в кухню. – Глупыш, вот же она – это называется – Ага, – он улыбнулся и снял две черные крышки, покрытые свинцом, скрывающие под собой духовой шкаф.
      – О! – удивилась Джина. – Я думала, это котел для отопления.
      Мэтью поднял к небу глаза:
      – О Господи, я женился на тупице! – он стал щекотать ее до тех пор, пока у Джины не полились от смеха слезы. Потом он показал ей, как работает этот котел, который они стали называть «Ага». Вскоре закипел чайник, и они сели в гостиной у камина пить чай.
      – Ты заметила, какая здесь тишина?
      Джина кивнула:
      – Покой, абсолютный покой. Мне кажется, может быть потому, что я родилась и выросла в Лондоне, я бы с удовольствием уехала жить в деревню.
      Позже она подогрела пирог с мясом, а он открыл бутылку вина. Джина почувствовала, что напряжение последних нескольких месяцев постепенно уходит.
      Без пяти двенадцать Джина подошла к маленькому окошку, вглядываясь в темноту рождественской ночи, в черное небо, сияющие звезды. Она неподвижно стояла у окна, когда руки Мэтью осторожно обняли ее.
      – Счастливого Рождества, дорогая, – он нежно поцеловал ее в затылок. – Я сегодня ночью сплю на диване? – его губы прижались к ее уху.
      – Нет, Мэтью.
      – Благодарю тебя, Господи. Мне казалось, я сойду с ума, если сегодня мы не будем любить друг друга.
      Он взял Джину за руку и повел вверх по лестнице в спальню с низким потолком. Они занимались любовью на большой железной кровати. Она поначалу была робкой и сдержанной, пытаясь не думать о другой женщине, которой Мэтью доставлял такое же удовольствие. Но чувственные ощущения взяли верх над разумом, и она забылась. Они оба получили наслаждение, и, изнемогая, упали друг другу в объятия. Джина облегченно заплакала, и Мэтью крепко прижал ее к себе.
      – Пожалуйста, не плачь. Я так сильно люблю тебя и больше никогда не сделаю тебе больно, обещаю.
      – Я тоже люблю тебя, Мэтью, я просто испугалась, вот и все.
      – Почему?
      Она покачала головой и удобно устроилась у него на груди. Она точно знала почему, – она не сможет без него жить.

      – Спящая Красавица, проснись.
      Джина открыла глаза и увидела Мэтью в халате и с подносом в руках, на котором стояла бутылка шампанского, два бокала и изящная маленькая коробочка, перевязанная ленточкой.
      – Хо-хо-хо, маленькая девочка, просыпайся и посмотри, что сегодня утром тебе принес Санта-Клаус! – Мэтью поставил поднос на кровать, распахнул халат, обнажив свое оружие, готовое к бою.
      Джина прыснула от смеха. Он открыл шампанское и разлил по бокалам.
      – Всего хорошего тебе, моя любовь. Кстати, ты собираешься открывать эту вещицу или нет?
      Джина, как ребенок в предвкушении чуда, развязала ленточку, открыла коробочку и увидела футляр с надписью на крышке: «Ван Клиф и Арпелз». Джина знала, что это очень дорогие ювелиры. Она слегка нахмурилась и посмотрела на мужа.
      – Мэтью, тебе не следовало…
      – Замолчи и посмотри, что внутри.
      Она осторожно открыла футляр и увидела тонкое золотое ожерелье в виде цепочки, украшенной жемчугом, сверкающими сапфирами и бриллиантами, и сережки, дополняющие ожерелье.
      – Тебе нравится? – с волнением в голосе спросил Мэтью, пока Джина молча рассматривала украшения. – Я знаю, это твои любимые камни, и заказал их специально для тебя.
      – Это невероятно красиво, Мэтью, но стоит, наверное, целое состояние, и…
      Мэтью дотронулся пальцем до ее губ.
      – Джина, дорогая, ты моя жена, а я популярный актер. Если я хочу купить такое дорогое экстравагантное украшение, почему, черт возьми, я не должен этого делать? А сейчас иди и посмотри на себя в зеркало.
      Джина любовалась своим отражением. Ожерелье было очень изысканным.
      – Великолепно, Мэтью, но, думаю, что оно совсем не подходит к моей мятой пижаме, – Джина улыбнулась в свою очередь и потянулась за подарком для Мэтью. Она чуть не отнесла его обратно в магазин, но сейчас была рада, что не сделала этого.
      Мэтью сел на кровать и раскрыл коробочку. Глаза его вспыхнули удовольствием, когда внутри он увидел элегантные часы.
      – Дорогая, спасибо тебе, я восхищен, – он немедленно надел их, притянул к себе Джину и поцеловал.
      – А сейчас мне надо вставать и готовить индейку, иначе мы будем голодными до завтра, – Джина улыбнулась.
      – О'кей, о'кей, но давай сначала выпьем по бокалу шампанского.
      Они выпили шампанского, и Джина приготовила изумительную рождественскую индейку.
      – Я поражен, миссис Валмонт. Знаете, мне бы хотелось есть это каждый вечер, когда мы вернемся в Лондон, – Мэтью потягивал прекрасное французское шампанское.
      – Надеюсь, ты оставил немного места для роскошного сливового пудинга, приготовленного моими руками с небольшой помощью «Маркса и Спенсера», – Джина поставила перед Мэтью большую порцию пудинга, политого коньячной глазурью.
      После завтрака, с набитыми едой и шампанским желудками, Джина и Мэтью решили немного прогуляться. Они надели толстые свитера и пальто и, взявшись за руки, вышли из дома.
      – Это самое великолепное Рождество в моей жизни, – Мэтью вздохнул. – Спасибо тебе, дорогая! – он крепко прижал Джину к себе, и они долго стояли обнявшись.
      – Может, пойдем домой? – застенчиво спросил Мэтью.
      Она кивнула в ответ.
      Джина неуверенно коснулась губами его плоти. Это оказалось для нее не таким простым делом, тем более, в первый раз. Но он не торопил ее. Он лежал на кровати с закрытыми глазами и стонал от удовольствия. Впервые она насладилась чувством, что доставляет Мэтью такие приятные ощущения. Ее губы ласкали его нежную, упругую плоть, от их касания она вся напряглась и вздрагивала. Джина страстно обхватила ее губами, словно хотела проглотить.
      – Быстрее, Джина, быстрее! О Боже!
      В эту секунду Джина почувствовала у себя во рту солоноватую вязкую жидкость и быстро проглотила ее.
      – Мой Бог, если бы ты знала, какое это было блаженство! – Мэтью нагнулся к Джине и поцеловал ее. – А сейчас, мадам, могу я доставить вам такое же наслаждение? – его язык ласково отыскал ее клитор. Лавина сладострастных, волнующих ощущений обрушилась на нее. Ее бедра, вздрагивая, поднимались к его рту. Она испытала необычайной силы оргазм.
      Они довольно долго лежали, отдыхая, потом набросили халаты, спустились в гостиную, удобно устроились перед камином и начали смотреть по телевизору фильм о Джеймсе Бонде.
      – Знаешь, я думал о нашем будущем.
      – Да?
      – Я не знаю, сколько еще буду сниматься в этих сериалах. Понимаешь, деньги, конечно, большие. Но посмотри, что они сделали с нашими отношениями. Мне так хочется вернуться на сцену.
      Джина пожала плечами.
      – Если ты действительно хочешь этого, дорогой, то так и сделай.
      – В феврале мне надо подписать новый контракт. Я собираюсь обсудить этот вопрос с моим агентом. Ведь я еще слишком молод, чтобы на всю жизнь застрять в этих сериалах.
      – Я согласна. Но я знаю, что такое быть безработным. Конечно, я не хочу сказать, что ты обязательно им будешь, Мэтью, но ведь ты еще этого не испытывал. Будет ужасно, если мы вдвоем останемся без работы.
      – Может быть, тебе это покажется странным, Джина, но я мечтаю быть жалким и безработным. По крайней мере, для разнообразия. Возможно, я действительно почувствую себя актером. Я смогу, хоть иногда, позволить себе поваляться в постели допоздна.
      Джина криво усмехнулась, думая, что легкий переход ее мужа из драматической школы на приличную работу, сделал его таким наивным. Мэтью еще не испытал чувство неуверенности в своих способностях, потерю собственного «я», которые посещают тебя все чаще и чаще после неудачных проб. Тем не менее, Джина не хотела охлаждать его пыл. Пусть Мэтью почувствует все сам.
      – Если ты действительно этого хочешь, можешь рассчитывать на меня.
      – И еще кое-что. Мне бы хотелось уехать из Лондона и поселиться в таком вот местечке.
      – Великолепная идея. Мне невероятно нравится здесь. Но что будет, если один из нас будет иметь постоянную работу?
      – Мы сможем ездить каждый день в Лондон. Многие актеры так живут. К тому же у меня много знакомых в городе, которые, в случае необходимости, смогут приютить нас на ночь. Невысокая плата за аренду дома в пригороде Лондона покроет высокую плату за проезд. Завтра обсудим это еще раз, утро вечера мудренее.
      Джина, засыпая под пуховым одеялом, мечтала о прекрасном, сказочном будущем.
 
      После семи дней и ночей блаженства они все решили окончательно. Мысль о том, чтобы продолжать жить в Лондоне, не приходила им в голову. Они уже посетили ближайший городок Тетфорд, побывали во всех агентствах по аренде домов и посмотрели, что там предлагали.
      – Мне кажется, это слишком далеко. Уверен, можно найти что-нибудь поближе к Лондону и не так дорого.
      Джина кивнула. Она была в облегающем черном платье, купленном ей Мэтью в Тетфорде. Был канун Нового года, и они собирались уезжать в Лондон на вечеринку, которую устраивала его студия в одном из отелей рядом со студией.
      – Ты выглядишь сказочно, дорогая, неописуемо сказочно, – Мэтью улыбнулся. – Ты их всех сразишь наповал.
      – Не могу сказать, что мне очень хочется встретиться сегодня вечером с мисс Известной Тебе Особой.
      – Послушай, Паула будет держаться в стороне, а я обещаю не отходить от тебя весь вечер, – Мэтью нежно поцеловал Джину, и тихонько сжал ее руки в своих ладонях. – Ты только помни, я люблю тебя, милая. Думай о наших планах на будущее.
      Джина медленно закрыла входную дверь и заперла ее на ключ. Она бросила последний взгляд на маленький домик, помахала ему рукой и села рядом с Мэтью в машину. Они, в первый раз за все это время, завели машину и поехали вниз по дороге.
      Дорогу застилал туман. Машина ползла, как черепаха.
      – Ты думаешь, нам обязательно возвращаться сегодня вечером? Ужасный туман, и, к тому же, он становится все гуще.
      – Когда мы выедем на трассу, все будет в порядке. Дорога освещена. Хотя, боюсь, нам придется немного задержаться, – Мэтью вздохнул.
      Восемнадцать миль до трассы они одолели за полтора часа.
      – Мэтью, она совсем не освещена.
      – Мы слишком далеко заехали, сейчас будет поворот, мы просто поедем помедленнее.
      Водитель грузовика, который держал курс на север, не считал нужным уменьшать скорость. Он свернул, чтобы избежать столкновения с машиной, идущей впереди, но не справился с управлением и потерял контроль над автомобилем.

      Фрэнки с трудом сдерживала волнение. Она еще раз внимательно посмотрела на себя в зеркало. Черные кожаные брюки обтягивали ноги, подчеркивая их стройность и длину. Серая муслиновая блузка едва скрывала розовые соски, упругие в предвкушении предстоящих удовольствий. Она прошла через прекрасно обставленную квартиру в просторную кухню. Шампанское в ведерке со льдом и фаршированные корзиночки дожидались на кухонном столе.
      Через сводчатый проход Фрэнки вошла в гостиную и взбила маленькие подушечки на шикарном диване со светлой обивкой. Она стояла и восхищалась комнатой, так эффектно оформленной ею. Приглушенное освещение, подсветки на стенах выгодно оттеняли прекрасные черно-белые гравюры и множество различных комнатных растений.
      Фрэнки достала из встроенного шкафа альбом Брюса Спрингстина и поставила пластинку на проигрыватель. Это был любимый певец Джун.
      Джун… ее любовница вот уже четыре месяца.
      Фрэнки была лесбиянкой с шестнадцати лет. Однажды, подружка отца, бисексуалка, совратила ее в бассейне. Тот день был для нее освобождением и испугом. На этом сексуальные переживания закончились, и Фрэнки не поняла, кто же она.
      Увидев впервые Джину, она сразу же влюбилась в нее, мечтала о ней, но когда они стали жить в одной квартире, Фрэнки поняла, что Джина не будет заниматься с ней любовью. Та была слишком невинна, полна ожиданием романтической любви, и, к тому же, в ее головку было вбито много понятий о Боге и грехе. Очень скоро влечение переросло во что-то большее – почти в материнское чувство. Ей хотелось рассказать обо всем Джине, но страх, что та осудит ее или испугается, останавливал Фрэнки.
      С Джун она познакомилась во время последних съемок. Та была главным художником по гриму, и Фрэнки долгие часы проводила перед зеркалом, пока Джун колдовала над ее лицом, придавая ему выражение убитой, съеденной или сожженной. Она чувствовала влечение к этой блондинке небольшого роста с красивой крепкой фигурой и вульгарными шутками. Но первый шаг сделала Джун. Однажды, когда Джун накладывала маску на лицо Фрэнки, она осторожно провела рукой по подбородку, потом рука плавно опустилась на грудь, нежно поглаживая ее. Такое вряд ли могло быть случайностью. И когда Фрэнки не сделала никакой попытки остановить Джун, та рискнула пригласить Фрэнки на обед. Из ресторана они вдвоем вернулись домой к Джун и провели незабываемую ночь любви. Более взрослая и опытная женщина взяла на себя роль лидера. До этого Фрэнки всегда пыталась отогнать от себя мысли, что ее тянет только к женщинам, но сейчас она была застигнута врасплох. Она удивилась новым чувствам, приводившим ее в смущение, новым, никогда ранее не испытанным переживаниям.
      Фрэнки понимала, что, если узнают об их отношениях с Джун, разразится огромный скандал. Поэтому, каждый вечер они встречались дома у Фрэнки, ужинали, слушали музыку и, конечно же, занимались любовью.
      От воспоминаний у Фрэнки побежали по спине мурашки, желание захлестнуло ее. Она присела на диван, рука медленно поползла от живота вниз, кожаная материя притупляла ощущения, но разжигала нетерпение. Она остановилась, желая сохранить свои переживания для женщины, чьи пальцы так хорошо знали ее тело.
      В дверь позвонили. Фрэнки поспешила открыть.
      Джун выглядела просто великолепно. Фрэнки показалось, что Джун немного осветлила волосы, они отливали серебром и выделяли ее ярко-голубые глаза на женственном лице. И еще раз Фрэнки отметила сходство своей любовницы с лучшей подругой. Хотя Джун, с пышной грудью и крепким телом, не имела ничего общего с хрупкой, тонкой Джиной.
      Джун крепко обняла Фрэнки, и она опьянела от ее запаха, упиваясь мягкими прикосновениями рук своей любовницы, когда та погладила ее по волосам.
      – Заходи, садись, я приготовила шампанское, – с трудом произнесла Фрэнки, понимая, что если не освободится от объятий Джун, они займутся любовью прямо на пороге.
      Фрэнки быстро выбежала в кухню, достала из ведерка со льдом шампанское, открыла бутылку и наполнила два хрустальных бокала, затем подала один бокал Джун и села рядом с ней.
      – Спасибо, дорогая. У тебя был хороший день?
      – Неплохой. Я встретилась кое с кем на студии «Уорнерз». Похоже, роль уже моя. Час назад мне позвонила Мими и подтвердила это.
      – Ну, это фантастика! Неплохо? Великолепно, Фрэнки, от такого любая актриса была бы вне себя от радости, дорогая, – Джун поставила свой бокал на стол, ее рука начала медленно двигаться от коленки Фрэнки вверх.
      – Мне нравятся твои брюки. Где ты их купила?
      Фрэнки пыталась не смотреть на руку Джун, которая плавными движениями ласкала ее самое интимное место. Волна удовольствия постепенно поднималась к ее груди.
      – В «Саксе», на распродаже, – она почувствовала, что уже с трудом произносит слова, но еще пыталась не замечать нарастающие эротические ощущения.
      Она не могла дольше сдерживать себя и потянулась к этим мягким розовым губам, машинально дотронулась до этой манящей груди. Прерывисто дыша, Фрэнки сняла с Джун облегающий блестящий топ и ее губы впились в нежные розовые соски. От ласк ее языка они стали твердыми.
      Рука Джун не спеша расстегнула брюки и скользнула, когда ее пальцы отыскали заветную щель и начали страстно ласкать ее клитор. Фрэнки кончиками пальцев дотронулась до бедер Джун, все выше поднимая ее юбку. Она сунула свою руку под трусики Джун и ощутила неукротимый жар. Фрэнки стала на колени перед Джун и сняла с нее трусики. Ее голова прильнула к животу Джун, опускаясь все ниже, вдыхая мускусный запах любовницы. Ей хотелось доставить удовольствие Джун, она хорошо знала, что та отплатит ей тем же. Джун застонала, когда губы Фрэнки крепко сжали ее клитор, и язык заскользил по влажной поверхности. Джун быстро почувствовала облегчение и, не дожидаясь повторения, сбросила с Фрэнки последнюю одежду, безумно желая доставить ей такое же удовольствие.
      Пальцы и язык Джун делали все, чтобы Фрэнки испытала и сладострастное чувство. Фрэнки закрыла глаза, улетая куда-то от сотрясающего тела оргазма.
      Позднее они допили шампанское и съели корзиночки.
      Фрэнки ощущала себя счастливой и удовлетворенной. Впервые в жизни она почувствовала, что кому-то принадлежит.

      Джина проснулась и протянула руку в поисках Мэтью. Но рядом никого не было, она открыла глаза и увидела только чей-то расплывчатый силуэт. И сразу же закрыла их. Спустя некоторое время она почувствовала чье-то прикосновение и опять открыла глаза. Какая-то женщина в форме медицинской сестры медленно проявлялась сквозь затуманенный взгляд Джины.
      – Здравствуйте, Джина. Вы спали около двух дней.
      Джина попыталась сесть.
      – Не двигайтесь, дорогая, – остановила ее медсестра. – Вам не нужно беспокоиться. У вас сильное сотрясение мозга и несколько переломов ребер, но через пару дней вы уже сможете вставать.
      – Где Мэтью?
      – Вам все объяснит доктор. А сейчас попытайтесь отдохнуть, – она вышла из маленькой комнаты и пошла в кабинет медсестер, довольная, что ей не пришлось сообщать этой хрупкой, красивой девушке страшную новость.
      – … к сожалению, мы ничем не могли помочь.
      Джина с недоверием смотрела на доктора. Это неправда. Мэтью не может быть мертвым. Если он мертв, почему жива она? Почему ОН не забрал их обоих?
      – Джина, мне придется дать вам снотворное, – сказал спокойно доктор.
      Она почти не почувствовала, как игла вошла в руку и заснула.
 
      – Бетина, как прошел ваш медовый месяц?
      – Фантастически. Мы только час назад вернулись из аэропорта.
      – Ну тогда, – сказал Джерард, – не хочешь ли ты прочесть вчерашнюю или сегодняшнюю газету?
      Наступила пауза.
      – Нет, а что?
      Джерард откашлялся.
      – Послушай, мне очень жаль сообщать это тебе, но Джина с мужем несколько дней назад попали в автомобильную катастрофу. Грузовик в сильный туман гнал на большой скорости и врезался в них.
      – О Боже! – сдерживая волнение, произнесла Бетина. – Они сильно пострадали?
      – К сожалению, Мэтью погиб. Все газеты расписывали этот случай, ведь он играл в этих телевизионных сериалах.
      – А Джина?
      – Она отделалась легкой травмой, если верить газетам. Сейчас она в каком-то госпитале в Кембридже.
      – Я сейчас же поеду к ней. Ты не знаешь, в каком она госпитале?
      – В одной из газет упоминалось, что она в Главной Кембриджской клинике. Но лучше, для надежности, проверь.
      – О, Джерард, она будет в ужасном состоянии. Мне кажется, надо позвонить Фрэнки. Спасибо, что рассказал мне. Бедняжка, у нее никого нет. Ее мать даже не будет с ней разговаривать.
      – Передай ей мою любовь, Бет.
 
      Бетина почувствовала, как комок подкатился к горлу, когда увидела худую, бледную девушку, сидящую на постели и безразлично смотревшую перед собой. Она подошла к Джине и положила руку ей на плечо.
      – Здравствуй, Джина, – слезы подступили к глазам, когда Джина протянула ей руку. Бетина крепко сжала ее. – Я очень сожалею, дорогая.
      – Спасибо, Бетина. Как приятно видеть тебя.
      Бетина не знала, что сказать.
      – Я завтра уезжаю домой, – Джина силилась улыбнуться.
      – Хорошая новость. Я отвезу тебя в Лондон. Ты можешь пожить со мной и Фредди на Честер Сквер.
      – Нет, спасибо, Бетина. Спасибо, что предложила увезти меня, но я хочу ехать домой в нашу… мою квартиру.
      – Джин, – она взяла ее маленькую холодную руку. – Помни, у тебя всегда есть мы – я и Фрэнки.
      Джине не хотелось отпускать ее руку.
      – Бетина, что я буду делать без него? Я люблю… любила его так сильно. Ну почему он? – она застонала.
      Бетина не знала, чем утешить ее.
      – Джина, ты не должна так думать. Ты здесь абсолютно ни при чем. Знаю, тебе, наверно, странно, почему ты жива, а Мэтью… Ты ни в коем случае не должна обвинять себя. Это не поможет никому, и, в первую очередь, тебе.
      – Но мы так часто ссорились и потеряли впустую столько времени. Я вела себя с ним так ужасно, – слезы потекли по ее лицу. – Мы сказочно провели Рождество и во всем как следует разобрались. У нас было столько планов… Бетина, ведь ему было всего двадцать четыре года.
      В дверь заглянула медсестра и увидела выражение горя и страдания на лице своей пациентки.
      – Мне кажется, Джине нужно отдохнуть.
      – Конечно. Я приеду завтра и заберу тебя в Лондон. Береги себя!
      Джина отпустила руку Бетины и благодарно улыбнулась.
      Когда Бетина ушла, Джина попросила медсестру дать ей того прекрасного снотворного, чтобы хоть на время уйти из этого жестокого мира.
      Отпевание Мэтью состоялось в церкви Экторз на Ковент Гарден, он был похоронен на кладбище недалеко от их квартиры на Литл Венис. Почти все актеры, участвующие в сериалах включая Паулу, присутствовали на похоронах. Паула очень плакала. Не обошлось также, и без прессы.
      Джину вели под руки Фредди и Бетина. Когда гроб опускали в землю, глаза ее были сухими. Она бросила на гроб красную розу и ушла. Она уже попрощалась с Мэтью. Сегодня просто предстояло вынести последний круг испытаний. Она верила, что Мэтью не в этой дыре. Он где-то еще, высоко над ней, видит ее и улыбается ей.
      – Миссис Валмонт, Джина, если мы чем-то можем вам помочь, дайте нам знать, – неискренне сказал ей режиссер сериала и сразу же исчез с одним из актеров, погруженный в разговор о завтрашних съемках.
      Когда она прибыла на похороны, средних лет мужчина в грязном пиджаке, стоптанных туфлях, с сильным запахом алкоголя, представился ей как отец Мэтью.
      Когда Джина садилась в машину Фредди, благодарная ему за то, что он согласился отвезти ее домой, она увидела, что отец Мэтью, окруженный репортерами, стоит у могилы. Она ненавидела это лицемерие, он не интересовался сыном, пока тот был жив, а теперь, когда он мертв, греется в лучах его славы. Сама она отказалась говорить с репортерами, хотя те охотились за ней, как только она вышла из больницы.
      Они приехали в квартиру, где Бетина для близких друзей Мэтью организовала шерри и бутерброды. Джина наблюдала, как ее подруга проворно разносит бутерброды, и почувствовала огромную благодарность. Бетина взяла на себя все хлопоты по организации похорон и заботилась о ней самой.
      Бетина очень беспокоилась о Джине. Когда она забирала ее из госпиталя, доктор попросил ее зайти к нему в кабинет. Он посоветовал не оставлять Джину одну, пока она полностью не оправится от шока. Поэтому Бетина четыре ночи подряд спала рядом с ней на соседнем диване.
      – Бет, дорогая, скажи ей, чтобы она пожила с нами. В Честер Сквер достаточно свободных спален.
      – Она не хочет, Фредди. Я много раз приглашала ее, но она хочет остаться в своей квартире.
      Фредди пожал плечами и взял с подноса в руках у Бетины стакан шерри.
      Когда все друзья Мэтью разошлись, и Бетина возилась на кухне, убирая посуду, вошла Джина.
      – Послушай, Бетина, ты не представляешь, как я благодарна тебе за то, что ты была со мной и организовала похороны, но тебе нет необходимости оставаться здесь дольше. Я чувствую себя гораздо лучше, со мной все будет в порядке, честно.
      Бетина с облегчением вздохнула, но некоторое сомнение все-таки оставалось. Она внимательно посмотрела на бледное лицо Джины и подумала, что та действительно выглядит немного лучше.
      – Ты уверена?
      – Да.
      – Хорошо, но только утром я приду навестить тебя. У тебя есть наш номер телефона?
      Джина кивнула.
      – Я так устала после всего этого, я просто приму одну из тех таблеток и усну мертвым сном.
      Когда Фредди и Бетина ушли, Джина налила себе огромный стакан водки и с чувством облегчения упала на диван. Она выпила и налила себе еще. Затем прошла через всю квартиру в спальню и нашла там один из свитеров Мэтью. Джина надела его, потому что замерзла. Она почувствовала знакомый запах и уже была готова расплакаться, но остановила себя. Она налила еще водки. На столе лежала груда писем, которые предстояло прочитать. Но не сегодня, может быть, завтра.
      Она не могла себе объяснить, почему чувствует себя виноватой. Почему она все еще жива, когда его нет? Почему ОН не забрал ее? Мэтью был так молод и полон жизни, он мог еще долго жить. Он не заслужил смерти, а она не заслужила того, чтобы существовать без него.
      От воспоминаний боль становилась еще сильнее. Она опять потянулась к водке и запила ею две таблетки снотворного. Она легла, в надежде забыться как можно скорее.

      – Фрэнки, это Бетина. Как дела?
      – Прекрасно, у меня все прекрасно. Как Джина? Мне так жаль, что я не смогла приехать на похороны, на студии были такие напряженные дни.
      – В общем-то, из-за Джины я и звоню. Я не знаю, что делать. Прошло уже шесть недель после похорон, а она, кажется, все еще не отошла. Ничего не ест, только, по-моему, много пьет, я постоянно нахожу пустые бутылки из-под водки в мусорном ведре.
      – Черт, похоже она здорово переживает. Каждый раз, когда я звоню ей, она отвечает очень односложно.
      – Мне нужен твой совет. Понимаешь, проблема в том, что я беременна.
      – Ты беременна? Поздравления! И почему это проблема?
      – Фредди говорил с врачом, они беспокоятся, потому что у меня высокое кровяное давление. И Фредди настаивает на моем отъезде в Канны до рождения ребенка. И, кстати, он не примет отказа.
      – Мне кажется, это превосходная идея. А в чем проблема-то?
      – В Джине. Если я уеду в Канны, некому будет присматривать за ней. Вот я и спрашиваю.
      – Ты интересуешься, не смогла бы я стать сиделкой Джины?
      – Если честно, то да.
      – Конечно, смогла бы. По-моему, ей надо чувствовать постоянно кого-то рядом. Но я смогу приехать только на одну неделю. Через три недели начинается работа в новом фильме.
      Фрэнки положила трубку и вздохнула. Ей хотелось увидеть свою подружку и помочь ей, но это значит оставить Джун, а по возвращении ей сразу придется лететь в Неваду на два месяца, на съемки с натуры.
      Но, ничего не поделаешь. Фрэнки сняла трубку и заказала билет на самолет.
      Раздался звонок в дверь, и Джина удивилась, кто бы это мог быть. Вчера она простилась с Бетиной и провела еще одну ночь в блаженном тумане алкоголя. Джина знала, что Бетина уже не придет, завтра утром они с Фредди улетают в Канны. Поэтому она даже не потрудилась одеться и принять душ. Отъезд Бетины был для нее облегчением, ей больше не придется притворяться, хорошо выглядеть и каждый вечер дожидаться ее ухода, чтобы напиться.
      В дверь опять позвонили. Джина набросила халат и спустилась посмотреть в глазок. Джина открыла дверь и не поверила своим глазам.
      Фрэнки изо всех сил старалась не показать, как она шокирована видом Джины. Ее подруга, всегда такая стройная, сейчас была просто болезненно худой. Ее всегда свежая кожа приобрела желтоватый оттенок, под глазами были огромные темные круги.
      – Привет, малышка, как поживаешь?
      – Прекрасно, Фрэнки, что ты здесь делаешь?
      – Как ты думаешь, что я могу здесь делать, стоя перед этой дверью с чемоданом? Надеюсь, ты разрешишь мне войти, или я, примчавшись из Лос-Анджелеса, так и проведу неделю за дверью?
      У Джины упало сердце. Она очень обрадовалась Фрэнки, но ей хотелось побыть одной в своем мире водки и воспоминаний.
      Они поднялись в квартиру. Джина быстро спрятала бутылку водки в бар. Фрэнки сделала вид, что ничего не заметила.
      – Я бы жизнь отдала за чашечку кофе и пару тостов.
      – Кофе я могу приготовить, но боюсь, что в доме закончились продукты.
      – Замечательно, я сбегаю в супермаркет и куплю чего-нибудь. Что ты хочешь?
      Джина покачала головой.
      Фрэнки мрачно кивнула и вышла. Она купила свежий хлеб, суп, пакет апельсинового сока и еще кое-что, что соблазнит Джину поесть.
      «Она съест это все, даже если мне лично придется запихивать ей в горло», – думала Фрэнки по дороге.
      Джина уже переоделась в джинсы, болтающиеся на ней, и грязную белую футболку. Она приготовила кофе на двоих и, сгорбившись, сидела на диване и смотрела в пустоту.
      Фрэнки возилась на кухне, готовила тосты и намазывала их толстым слоем масла и меда.
      – Мне бы хотелось увидеть, что все это съедено, – сказала она голосом заботливой любящей матери.
      Джина откусила маленький кусочек.
      Через десять минут Фрэнки все еще поддерживала разговор, а тост так и лежал на тарелке несъеденным.
      – Джина, ты должна есть, ты совсем отощала.
      – Спасибо, Фрэнки, я просто не голодна.
      Терпение Фрэнки лопнуло.
      – Какого черта, Джина! Ты хорошо смотрела на себя в зеркало? Ты выглядишь ужасно! – она схватила Джину за руку, потащила к большому зеркалу в спальне и поставила перед ним.
      – Посмотри, Джина, что с тобой стало. Что происходит с тобой? Как ты думаешь, понравилось бы Мэтью, что ты так опустилась? Ты просто губишь себя.
      Джина выдернула руку и подбежала к бару. Она достала бутылку водки, но Фрэнки была тут как тут.
      – О, нет, не надо. С тебя уже достаточно.
      – Мне нужно, Фрэнки. Пожалуйста, отдай! – она попыталась выхватить бутылку, но была так слаба, что Фрэнки без труда оторвала ее руку.
      – Ответь, Джина, ты хочешь умереть? В этом все дело?
      – Да, да! Я должна была умереть вместе с ним.
      Джина упала на пол и залилась слезами, настоящими, исцеляющими и такими запоздавшими, которые помогут ей выплеснуть все горе. Фрэнки обхватила ее рукой и прижала к себе.
      Через несколько часов, когда Джина наконец выплакалась, Фрэнки подняла ее, почти на себе отнесла в спальню и положила на кровать.
      – Послушай, Джина, я сварю тебе суп, и ты должна его съесть. О'кей?
      Джина обреченно кивнула. Когда Фрэнки вышла из комнаты, она медленно поднялась с постели, подошла к зеркалу и, впервые после смерти Мэтью, внимательно посмотрела на себя. Фрэнки права. Осунувшееся лицо с трудом напоминало красивую еще шесть недель назад девушку. Она почувствовала слабость и едва успела добраться до кровати, не упав в обморок.
      Фрэнки принесла горячий суп и, как малышку, кормила ее с ложечки. Это заняло много времени, но когда тарелка, наконец, опустела, Фрэнки была довольна:
      – Прекрасно, теперь тебе надо уснуть, но без этих таблеток, которые ты вместе с водкой каждые три секунды запихиваешь себе в горло, – она убрала длинные волосы Джины с лица. – Фрэнки здесь, чтобы присматривать за тобой, так что отдохни, а потом поболтаем. О'кей?
      Джина кивнула и впервые после смерти Мэтью улыбнулась своей прежней улыбкой. Фрэнки вышла, а Джина заснула крепким сном, но не от водки и снотворного, а просто от усталости.
      После трехдневной заботы Фрэнки Джина выглядела немного лучше. Фрэнки заботилась о ней с такой нежностью, с какой никогда не заботилась ее мать. Она готовила вкусные блюда, стремясь восстановить аппетит Джины, и всегда находилась рядом с ней ночью, на случай, если Джине приснится какой-нибудь страшный кошмар.
      Мало-помалу Джина начала разговаривать. Медленно она снимала с себя бремя боли, горя и вины.
      – Дорогая, спрашивать, почему погиб он, а не ты, это все равно, – что спрашивать, почему умирает от страшной болезни двухлетний ребенок, а не какой-нибудь маньяк, который убивает и насилует женщин и живет сто лет. На этот вопрос нет ответа, и не изводи себя в его поисках.
      Джина понимала, что Фрэнки права, и постепенно восстанавливала свои силы и вкус к жизни.
      На пятый день Фрэнки вывела ее из дома, сказав, что ей нужно купить кое-какую одежду, и она хочет посоветоваться с Джиной. Джине приятно было возвратиться в свою безопасную квартиру, но все же, ей понравилась дневная прогулка.
      – Ты знаешь, послезавтра мне нужно уезжать.
      Джина кивнула.
      – Почему бы тебе не поехать со мной? На некоторое время я уеду на съемки, но ты можешь жить в моем доме в Лос-Анджелесе.
      – Нет, Фрэнки, я должна привыкнуть к этой жизни, я не могу убежать.
      – Понимаю. Но в любое время, когда я буду нужна тебе, просто сядь в самолет. Ну что, пошли отметим апельсиновым соком твое выздоровление и мой новый фильм.
      Фрэнки налила сок и подала один стакан Джине.
      – Всего хорошего, подружка. А сейчас, пообещай, что опять не начнешь пить водку.
      – Обещаю, я не буду.
      – Хорошо, потому что это не лечит. Чем ты займешься, когда я уеду?
      – Для начала я вскрою вон то, – Джина указала на огромную кучу писем, которые вот уже семь недель лежали запечатанными. Она догадывалась, что в основном это открытки с выражениями соболезнования и сочувствия. Тогда она не смогла их прочесть.
      – Хорошо, это начало, а потом?
      – Позвоню своему агенту и скажу, что еще жива.
      – Прекрасно, а потом?
      – Найду какую-нибудь работу, чтобы заработать немного денег.
      – Поздравляю, кажется, ты начала жить опять!
      На следующий день они взволнованно прощались на пороге. Когда такси завернуло за угол, Джина вернулась в квартиру. Она действительно чувствовала себя лучше. С каждым днем силы возвращались к ней. Бог знает, что было бы с ней, если бы не приехала Фрэнки. Она сварила кофе и принялась вскрывать почту. Она рассортировала письма по кучкам, откладывая личные письма, среди которых были счета, и начала читать.
      Через полчаса Джина подошла к бару и налила себе стакан неразбавленной водки, села на диван и уставилась пустым взглядом на письма перед ней. Четыре письма из банка, требующие немедленной оплаты пяти тысяч фунтов за превышение кредита на их личном счете и последнее предупреждение от «Америкен Экспресс Кард». Счета на сотни фунтов из дорогих лондонских ресторанов и ночных клубов и на тысячу фунтов от «Ван Клиф и Арпелз». Три счета за коммунальные услуги: газ и электричество, записка от хозяина с требованием немедленной оплаты аренды квартиры за последние два месяца.
      Джина осушила стакан и налила еще. Наступила ночь, ее охватил леденящий душу страх. Огромная сумма, которую она должна заплатить, шокировала ее. Она выдавила из себя кривую усмешку. Если бы у Мэтью был отдельный счет… но, к сожалению, его не было. Ей предстояло еще заплатить счета по кредитной карточке, которой Мэтью расплачивался в местах, о которых Джина даже не слыхала. Она с ним, определенно, там не бывала.
      Тот пьедестал, на который Джина воздвигла Мэтью со времени его смерти, стал гораздо ниже, когда она поняла, что Мэтью бывал где-то без нее. С Паулой. Она отогнала от себя эту мысль. Его уже нет, и ни о чем нельзя спросить. Тогда она просто поделилась с ним своими сомнениями и поверила его клятвам о том, что все давно закончилось.
      Шесть тысяч восемьсот сорок три фунта.
      Она посмотрела на эту цифру и потянулась за водкой, но тут же отдернула руку. Ей предстояло сделать много звонков. Завтра ей понадобится свежая голова.
      Перед сном, хотя, скорее всего, это будет бессонная ночь, Джина открыла письма с соболезнованиями. Она увидела открытку от Джойс, подписанную просто «Мама». Было в этом слове что-то холодное и отчужденное, словно Джойс была едва с ней знакома. Джина выкинула открытку в корзину. У нее не было сил, чтобы тратить их на мать, которой, скорее всего, было наплевать на собственную дочь. В три часа утра она приняла снотворное. Оно отказалось делать свое дело, и, чтобы не валяться, уставившись в потолок, Джина поднялась в семь часов и принялась составлять список людей, с которыми ей нужно было связаться.
      Джина назначила встречу с управляющим банка, ее агентом и несколькими службами занятости, приглашающими на работу в различные офисы. Она позвонила в фирму по распродаже имущества и назначила цену на мебель.
      В полдень на метро Джина добралась до «Ван Клиф и Арпелз». Управляющий выразил свое сочувствие, когда она рассказала о своем затруднительном положении, но сказал, что может вернуть только треть от стоимости ожерелья и сережек, и то, это очень щедрое предложение. Вечером фирма по распродаже имущества предложила ей две тысячи фунтов за всю мебель. Цена была просто смехотворной, но Джина была в отчаянном положении. Когда они ушли, Джина поняла, что даже после продажи всего, остается долг в четыре с половиной тысячи. Жестоко, но ее обручальное кольцо тоже придется продать.
      Джина заставила себя съесть немного супа. Она никак не могла понять, откуда у Мэтью за такое короткое время появилось столько долгов, и почему он не сказал ей об этом. Она знала, что это еще один вопрос, на который она никогда не получит ответа.
      Управляющий банком посочувствовал, но остался непреклонен. Деньги должны быть внесены, иначе начнутся неприятности. Он дал ей только совет срочно найти работу.
      Ее агент помог не больше, чем управляющий, хотя отвел ее в ближайший бар и купил спиртного.
      – Мне очень жаль, дорогая, но пока ничего не попадается, я ничем не могу тебе помочь. Не волнуйся, я уверен, скоро все уладится, – он похлопал ее по руке.
      Она рассказала ему, что собирается совсем бросить актерскую профессию и найти себе какую-нибудь постоянную работу, например, вернуться в «Глобус» продавщицей мороженого. Он посмотрел на Джину с ужасом.
      – Дорогая, это прекрасно, когда ты студентка, но когда ты начинающая актриса, ты не можешь продавать мороженое режиссеру, у которого завтра будешь проходить пробы. Тебе необходимо сохранять имидж. Почему бы тебе не устроиться в какой-нибудь неизвестный офис и поработать немного там, пока что-нибудь не изменится на театральном фронте?
      Джина начала обход бюро по трудоустройству.
      – Извините, дорогая, вы немного опоздали, к тому же вы не умеете печатать. Но позвоните нам через несколько дней, и мы дадим вам знать, если что-нибудь появится.
      Джина не могла ждать несколько дней. Она вошла в мрачное кафе в Сохо и выпила кофе, пока обдумывала дальнейшие действия. Ей нужно подумать, где жить. Она не могла позволить себе жить в той квартире. Когда она вышла из кафе, то заметила в витрине написанное объявление: «Требуются официантки. Обращаться в это здание».
      Джина вздохнула. Если не появятся лучшие предложения, придется вернуться сюда.
      Следующим утром, когда вывезли всю мебель, Джина вернулась к «Ван Клиф и Арпелз» и обменяла свое украшение на триста пятьдесят фунтов. Управляющий предложил ей еще двести фунтов за обручальное кольцо и кольцо, подаренное ей в день помолвки. Со слезами на глазах она взяла деньги. Потом сразу же направилась в банк и заплатила тысячу фунтов по их совместному счету. На оставшиеся деньги она накупила почтовых ордеров, и целый день запечатывала их в конверты. Она подписала и отправила письма к хозяину дома, в «Америкен Экспресс» и коммунальную службу. Оплатив почти все мелкие долги, Джина почувствовала себя немного лучше. Она вышла за вечерней почтой и вернулась домой, обдумывая, как ей заплатить банку остальные четыре тысячи фунтов.
      Джина окинула взглядом пустую квартиру и не обрадовалась мысли провести всю ночь на матрасе. Но, по крайней мере, сейчас у нее была крыша над головой. Это больше того, что может ее ожидать на следующей неделе. Она написала владельцу дома, что переедет на следующей неделе и попросила его, чтобы залог, который они заплатили ему, ушел на оплату аренды за этот месяц. В кошельке оставалось девяносто фунтов, на них можно продержаться не больше, чем две недели. Она должна срочно найти работу.
      Затрещал телефон, громким эхом раздаваясь в пустой квартире:
      – Привет, Джин, это я. Как ты, малышка?
      Джине хотелось сказать: «Мэтью оставил мне огромные долги, я полный банкрот и почти уже в долговой тюрьме, потому что не могу расплатиться. Я продала всю мебель, у меня нет работы, а на следующей неделе не будет и жилья». Но она знала, что это нечестно. Фрэнки и так сделала достаточно. Это ее заботы. К тому же, у нее была гордость.
      – О, прекрасно, а как ты?
      – Ты уверена?
      – Да, честно, Фрэнки.
      – Не вернулась к бутылке?
      – Нет, Фрэнки.
      – Нормально спишь и хорошо ешь?
      – Да, Фрэнки.
      – Это замечательно. Слушай, я позвонила, чтобы сказать, что завтра улетаю на съемки в Неваду, если я понадоблюсь тебе, позвони моему автоответчику. Я позвоню тебе сразу, как смогу, но я не знаю номера телефонов в центре пустыни.
      – Не волнуйся, со мной все будет хорошо.
      – Работа уже на горизонте?
      – Да, пара предложений выглядит вполне обнадеживающе, – солгала Джина.
      – Держи нос кверху, дорогая. Кажется, у тебя действительно все в порядке. Я позвоню тебе, как только приеду. Я вернусь с великолепным загаром. Пока, Джина.
      – До свидания, Фрэнки.
      Она положила трубку и села в центре опустевшей гостиной. Она чувствовала только страх и полное одиночество. Нет никого, к кому можно обратиться, она одна, совсем одна. Она надела пальто и пошла по дороге на автобус до площади Пикадили.
      – Я видела ваше объявление в витрине. С кем мне можно поговорить?
      Официантка со жвачкой во рту указала на низкого темноволосого мужчину, стоявшего за прилавком.
      – Он босс. Звать – Лео.
      Джина подошла к нему.
      – Извините, я здесь насчет работы.
      Толстый итальянец осмотрел ее с ног до головы.
      – Когда-нибудь обслуживали столики?
      В отчаянье Джина солгала:
      – Да.
      – Значит, знаете, какая это тяжелая работа?
      – Я не боюсь тяжелой работы.
      – Хорошо, но рабочий день длинный.
      – Не могли бы вы сказать, сколько я буду получать?
      – Два фунта в час. Но если будете хорошей, заработаете сверх того на чаевых.
      – Когда я могу приступать?
      – Приходите завтра. Будьте здесь в восемь.
      – Утра? – она заколебалась.
      – Да. Какие проблемы?
      – Нет, никаких, – быстро поправилась она. – Встретимся завтра.
      Лео посмотрел, как эта красивая девушка грациозно идет по улице. Он удивился, что могло заставить ее прийти к нему на работу.

      Джина была в кафе без десяти восемь. Управляющий представился как мистер Леон.
      – Зовите меня Лео. Это Мэрилин, официантка. Она тебе все покажет.
      Лео вернулся в кухню и оставил Джину с высокой, худой темнокожей девушкой.
      – Привет, как тебя зовут? – спросила Мэрилин.
      – Джина Шоу.
      – Раньше много работала в таких местах?
      – Честно, нет. Ты мне покажешь, что надо делать?
      – Конечно, Джина. Я научу тебя всему от и до. Просто следи за мной. Уверена, ты быстро все схватишь. Для начала придется влезть в эту гадкую униформу. Там висит одна в женской раздевалке.
      – Спасибо.
      В раздевалке рядом с грязным туалетом за кухней Джина надела бутылочного цвета зеленое нейлоновое платье и запачканный передник. Все было ей велико и пахло жареной пищей.
      – О'кей, ты принимаешь заказы от клиентов и записываешь номер меню в блокнот. Например, если они заказывают яйца и чипсы, это номер четыре. Потом накалываешь заказы на этот гвоздь для шефа. Он готовит еду и ставит на стойку, ты забираешь и относишь клиентам. Насчет кассы сегодня не волнуйся, завтра я научу тебя ею пользоваться. Поняла?
      Джина неуверенно кивнула. Все утро она бегала от столиков на кухню и изображала изо всех сил опытную официантку.
      – Что у тебя за история? Актриса, танцовщица, дружок бросил беременной? – спросила Мэрилин, когда Джина несла мясо-гриль из кухни.
      – Что?
      – Ну, должна же быть какая-то причина, по которой такая девушка, как ты, попала в такое дерьмо, как это.
      – Кое-что из названного, только не беременность, слава Богу, – ответила Джина, улыбаясь.
      – Все мы пострадали из-за проклятого искусства. Джонни, мой мужчина, режиссер, ждет своего шанса. Он не может работать, слишком со многими ему надо встречаться. Он только что закончил киношколу, вот я и помогаю ему, зарабатывая здесь бабки. Ты здесь тоже из-за денег?
      Джина кивнула.
      – Уж не собираешься ли ты стать миллионершей в этом сортире? Плата мизерная, но зато постоянные деньги каждую неделю, – Мэрилин бросила на Джину быстрый взгляд. – Я знаю местечко, где ты, наверняка, сможешь зарабатывать приличные деньги.
      – Правда? Где?
      – Там, где я работаю по вечерам. Хотя это не совсем для тебя.
      – Сейчас я согласна на все, Мэрилин. Мне действительно очень нужны деньги. Что это за работа?
      – Думаю, это можно назвать что-то типа «связь с общественностью». Увидимся позже, красотка, – и она ушла на ланч.
      К концу недели Джина измоталась вконец. В семь она уходила из квартиры на Литл Венис, целый день бегала от столика к столику, и приходила домой после восьми вечера. Болела спина, и отнимались ноги, но зато было мало времени думать о своем положении. У нее была только одна цель – как можно быстрее заработать деньги.
      Однако, вечером в пятницу, сидя на матрасе, Джина подсчитала все свои деньги – зарплату и чаевые, и почувствовала жуткую безысходность и подавленность – сорок пять фунтов за неблагодарный, каторжный труд. Ее охватила паника. На эти деньги едва можно было купить продуктов и заплатить за крышу над головой. Об оплате долга не могло быть и речи. Через четыре дня она должна съехать с квартиры. Ее так и подмывало купить на деньги, заработанные с таким трудом, бутылку водки. Но здравый смысл победил, и она, приняв душ, провела еще одну бессонную ночь.
      В субботу утром Джина купила местную газету и просмотрела колонку сдачи квартир внаем. Все выходные она обходила жалкие комнатки. Потрепанные владельцы требовали сразу уплату за месяц и аванс за следующий, а таких денег у Джины не было.
      В воскресенье Джина зашла в ближайший бар и позволила себе стакан водки. Отчаяние все больше усиливалось. Дрожащей рукой она поднесла стакан к губам. Она не знала, что делать. Все казалось безнадежным, оставалось одно – пойти к матери и просить принять ее обратно.
      – О Боже! – мысль о возвращении домой, о том, что придется на коленях вымаливать у матери прощение, приводила ее в ужас. Она вспомнила открытку с соболезнованиями, совершенно лишенную чувств. Интересно, готова ли мать принять ее? Медленно возвращаясь домой, она думала: «Джина, если не произойдет какое-нибудь чудо, у тебя не будет выбора. Тебе придется вернуться».
      На следующее утро Мэрилин заметила хмурое лицо Джины.
      – Что, черт возьми, произошло, сдохла твоя любимая собака, или что?
      – Извини, у меня кое-какие проблемы, вот и все.
      Мэрилин подняла глаза к небу.
      – У кого их нет, сладкая? – она собралась уходить, но вернулась. – Слушай, если хочешь поговорить, можем после работы пойти в бар, тетушке Мэрилин можно рассказывать все.
      Джина с благодарностью улыбнулась – ей действительно нужно было с кем-нибудь поговорить.
      – Спасибо, Мэрилин, это было бы прекрасно.
      – О'кей, а теперь пошевеливайся, пока к твоей коллекции не прибавилась еще одна проблема, и тебя не вышвырнули отсюда за безделье, – она поспешила к ожидающему посетителю.
      – Теперь ты видишь, у меня действительно, неприятности, – закончила Джина. Она не собиралась рассказывать Мэрилин все, но алкоголь развязал ей язык, она рассказала всю историю и почувствовала облегчение.
      – Дай подумать. Ты бездомная, без гроша в кармане, без мужа и без матери – многовато для одного человека! – Мэрилин смотрела на четыре пустых стакана перед Джиной. – Ты уверена, что не можешь вернуться к матери?
      Джина скривилась.
      – Это длинная история, Мэрилин. Я сделаю это только тогда, когда совсем дойду до ручки. Но, по-моему, я буду вынуждена прийти к ней, конечно, если она меня примет.
      – Кое-чем я могу тебе помочь. У меня есть квартира. Правда, маленькая, но зато с кладовкой, набитой всяким хламом. Думаю, если ее очистить, ты сможешь жить у меня.
      – Мэрилин… правда? Ты уверена? Это было бы так здорово.
      – Остынь, Джина, ты еще не видела ее. Там кошка с трудом развернется. Но, если хочешь, можешь пользоваться. Там есть старый матрас, на нем можно спать.
      – Если ты уверена, что не помешаю, я буду тебе очень благодарна, и поживу некоторое время, пока все не улажу, – на лице Джины было написано облегчение.
      – Ура, это позволит мне сэкономить лишние копейки, плата за квартиру дешевле, если разделить ее на двоих… К тому же, когда я не работаю в клубе, я ночую у Джонни. Так что все складывается удачно для нас обеих. Квартира в конце Тотенхам Корт Роуд. Тебе стоит сходить и посмотреть ее.
      – Нет, все о'кей, я уверена, она мне понравится. Не будешь возражать, если я перееду завтра вечером? К этому времени я должна освободить свою квартиру.
      – Да, о чем разговор. Хотя тебе придется самой убирать ту комнату. Сегодня вечером я работаю в клубе. Кстати о клубе, я познакомлю тебя с Лили. Ты в секунду сможешь разделаться с долгами, если будешь там работать.
      – Если ты так много зарабатываешь в клубе, зачем еще работаешь в кафе?
      – Я же говорила, работаю в кафе, чтобы давать немного денег Джонни, а все, что я зарабатываю в клубе – мое. Но я не собираюсь больше тянуть на двух работах. Я измотана, как загнанная лошадь.
      – Что именно ты там делаешь?
      – Я стюардесса, правда, это не имеет никакого отношения к полетам, – засмеялась Мэрилин, допивая свой джин с тоником.
      Джина не имела понятия, что значит быть стюардессой.
      – Я посмотрю, как пойдут дела, но все равно, спасибо за предложение.
      – О'кей, дорогуша, мне пора бежать. Встретимся завтра в кафе, и я отдам тебе ключи. Пока.
 
      Джина только что защелкнула замки двух чемоданов. Все, что принадлежало ей в этом мире, уместилось в них. Здесь она оставляла матрас, у нее даже не было денег отправить его на новую квартиру. Она бродила по пустым комнатам и вспоминала счастливые минуты, которые провела здесь. Она думала о счастливой девушке, переехавшей когда-то сюда. О ее молодом муже, которого она обожала, о блистательной карьере, о прекрасной жизни, которая была впереди. Через двадцать месяцев она осталась ни с чем.
      Джина взяла чемоданы.
      – Прощай, моя дорогая. Благослови тебя Бог, – тихо сказала Джина и в последний раз закрыла за собой входную дверь.

      Джина втащила чемоданы по узкой лестнице к маленькому коридорчику перед дверью квартиры Мэрилин. Она нашла в сумочке ключ, открыла дверь и вошла в маленькую прихожую. Поставив чемоданы, она прошлась по квартире. Увиденное приятно удивило ее. Маленькая кухня имела все необходимое, уютная гостиная, оклеенная яркими афишами, безупречно чистая ванная, спальня Мэрилин и ее каморка. Джина вздохнула, глядя на все те вещи, которые ей предстояло убрать, прежде чем она сможет здесь спать. Мэрилин оставила записку и несколько коробок. Она попросила сложить в них весь хлам и выставить коробки в прихожую, чтобы потом рассортировать.
      Джина принялась за работу, и часа через три ей удалось освободить достаточно места, чтобы положить на пол старый матрас. Из хлама она извлекла стул и разбитое зеркало. Когда все старье было выставлено в прихожую, Джина смахнула пыль со стен и подмела пол. Она положила плед и подушку, принесенные с собой, на матрас, поставила рядом фотографию Мэтью и отступила назад, оценивая сделанное.
      – Не так уж много, но зато дом, – Джина криво усмехнулась.
      Вся в пыли, она пошла в ванную. Когда она разложила свои ванные принадлежности, ее очень удивило огромное количество бутылочек с таблетками на полках шкафчика. В кухне она приготовила себе чашку чая, устроилась на своем матрасе, пила чай и разглядывала трещины на потолке. По крайней мере, это крыша над головой. Комок подкатился к ее горлу, когда она взглянула на фотографию Мэтью. Она тяжело вздохнула, выключила свет и заснула, обессиленная.
      – Хорошо спала? – Мэрилин зевая, вошла в кухню.
      – Да, спасибо. Во сколько ты пришла? Я закончила уборку в два часа, – Джина протянула Мэрилин чашку кофе.
      – О! Я не ухожу из клуба до утра.
      – Скажи, Мэрилин, там деньги действительно такие хорошие, как ты говоришь? Может быть, ты устроишь меня туда?
      – Конечно, устрою, сладкая. Почему бы тебе не пойти со мной уже сегодня вечером? Я познакомлю тебя с Лили, и она конкретно объяснит, в чем заключается работа.
      – Надеюсь, там нет ничего незаконного?
      – Нет, у клуба есть лицензия, и я не думаю, что там замешана мафия, – Мэрилин рассмеялась. – Возьми с собой какое-нибудь миленькое нижнее белье, я уверена, Лили разрешит тебе начать сегодня же.
      – Миленькое белье?
      – Все не так плохо, как звучит. Просто пойдем со мной, и увидишь сама. Ты не будешь там работать, если не захочешь, но ведь тебе нужны деньги. Пошли, мы опаздываем в кафе.
      Джина вбежала в свою комнату и начала рыться в чемоданах в поисках лифчика и трусиков, которые она купила когда-то, чтобы доставить удовольствие Мэтью. Конечно, в них не могло быть ничего непристойного.
      Как всегда по утрам кафе было заполнено посетителями. После десяти становилось спокойнее, пока не наступало время ланча. Джина любила это время. В этот день она не понимала – то ли очень устала, то ли просто глупая – разбила тарелку с яичницей, перепутала счет и вывела из себя посетителя, доказывая ему, что он заказал кофе. Когда они во всем разобрались, и посетитель ушел, Джина с облегчением вздохнула.
      Она присела выпить холодного чая, когда вдруг услышала знакомый голос:
      – Я хочу чашку кофе и… Джина!
      Она подпрыгнула и обернулась. Джерард Лонгдейл в изумлении смотрел на нее.
      – Какого дьявола ты здесь делаешь?
      – Зарабатываю себе на жизнь, – ответила она, чувствуя, как щеки запылали от смущения.
      – В таком случае, прими мой заказ. Мне бы хотелось готовый завтрак, пару тостов и кофе, пожалуйста.
      Она смущенно пробормотала:
      – О'кей, – и поспешила к Мэрилин попросить, чтобы та обслужила его вместо нее. Было бы невыносимо работать под пожирающим ее злорадным взглядом Джерарда Лонгдейла. Она делала все, чтобы не замечать его и очень обрадовалась, когда он ушел.
      – Кто он тебе? – спросила Мэрилин. – Он отказался платить по счету, пока я не скажу ему твой телефон. Так как номера у нас одинаковые, я ему сказала.
      Джина только застонала.
      Она прошла следом за Мэрилин по узкому проходу, обклеенному по обе стороны кричащими ярко-красными обоями. Все вокруг выглядело очень обшарпанным. Джина пожалела, что пришла. Она пыталась успокоить себя тем, что в любую минуту может повернуться и уйти, если ей не понравится. Такие деньги ей не нужны. У лестницы за столом сидела и курила женщина, только слегка прикрытая одеждой.
      – Здорово, Марсия, – обратилась женщина к Мэрилин.
      – Как жизнь, Джейн? Я привела новобранца. Ее зовут, э, Дженифер.
      – Н-да, милашка. Думаю, пойдет хорошо.
      Джине был неприятен оценивающий взгляд Джейн. Она вспыхнула, чувствуя себя куском мяса на базаре.
      – Пошли, познакомлю тебя с Лили. Увидимся позже, Джейн.
      Мэрилин провела ее через две комнаты в маленький, безлюдный бар, уставленный удобными стульями.
      – Почему Джейн назвала тебя Марсией, а меня ты представила, как Дженифер? – шепотом спросила Джина.
      – Лучше, чтобы никто здесь не знал твоего настоящего имени, вот и все.
      – Почему они не должны знать моего имени? – настаивала Джина.
      – Послушай, не волнуйся об этом, о'кей?
      Из бара они спустились вниз и вошли в слабо освещенное помещение. Джина различила кабинки, в которых виднелись силуэты людей. В центре зала была маленькая танцевальная площадка. Они пересекли зал, и подошли к кабинке, находящейся в самом конце помещения. Там сидела невероятно худая женщина неопределенного возраста и что-то писала. У нее были белые крашеные волосы и яркий макияж. Пушистый костюм с люрексом и обильные золотые украшения в ушах, на шее и на руках делали ее похожей на рождественскую елку.
      Мэрилин усадила Джину на красную плюшевую скамейку.
      – Привет, Лили, это моя подруга Дженифер. Она хочет работать здесь.
      – Это правда? Занималась этим раньше?
      Джина отрицательно качнула головой.
      – Хорошо. Мы не очень любим таких девушек. У них дурные манеры. Нам нужны блондинки. Когда хочешь начать?
      – Сегодня, – быстро произнесла Мэрилин. – Она принесла с собой белье.
      – Прекрасно. Она чистая? – Лили вопросительно смотрела на Мэрилин.
      – Как слеза. Она живет со мной.
      – Может быть, ты научишься от нее хорошим манерам, – протянула Лили саркастически. – О'кей, Дженифер, я уверена, у тебя хорошо получится. Марсия, когда она оденется, приведи ее еще раз.
      Следом за Мэрилин Джина вошла в тесную раздевалку, в которой десяток девушек различных национальностей стояли полуодетые или, вернее, полураздетые.
      – Нормально, натягивай свое белье.
      – Но я не думала, что…
      – Давай, Дженифер, ты уже здесь. Попробуй одну ночь. Если не понравится, можешь сюда не возвращаться.
      – Да, вряд ли, – Джина неохотно достала лифчик, французские трусики, пояс для чулок и медленно надела их.
      Когда все было надето, Джина заметила, что девушки исподтишка разглядывают ее.
      – У тебя неплохо пойдет, арабы любят блондинок, – сказала испанка в тесном лифчике с огромным вырезом.
      – Пойдем еще раз к Лили. Возьми три фунта на вступительный взнос.
      Лили взяла три фунта и записала ее имя в самом конце длинного списка. Она внимательно оглядела Джину, потрогала ее шелковое белье и улыбнулась:
      – Очень мило, дорогая. А теперь иди и сядь с Марсией вон там, она расскажет тебе наши правила.
      Джина с облегчением скрылась в пустой кабинке. Одетая, как шлюха, она вспомнила Мэтью и почувствовала себя полностью униженной.
      – Не будь такой обеспокоенной. Все не так уж плохо, к тому же мы самые последние в очереди. Возможно, тебе придется просто сидеть и смотреть.
      – В какой очереди? – спросила Джина.
      Мэрилин объяснила, что составляется очередь, девушкам, которые пришли первыми, достаются и первые посетители.
      – Во сколько же они сюда приходят? – Начиная с четырех.
      – И чем они занимаются, пока нет посетителей?
      – Сидят и ждут, дорогуша. Тебе придется привыкнуть к этому. До одиннадцати часов в клуб никто стоящий не приходит. Мы должны заставить клиента как можно больше купить шампанского, мы с ним пьем, танцуем и делаем все, чтобы он чувствовал себя хорошо. За это клуб тебе платит. Ну, а с клиента ты получаешь в зависимости от того, что ему предлагаешь. Ты можешь с ним не спать, хотя без этого не получишь действительно хорошие деньги.
      – Ради всего святого, Мэрилин, ты не можешь этим заниматься!
      Мэрилин оглянулась:
      – Конечно, нет. Ведь у меня есть Джонни. Как бы там ни было, твоя удача здесь в этом. Не так уж и плохо.
      – Звучит ужасно, – честно призналась Джина. – Мне надо выпить.
      Мэрилин покачала головой.
      – Не пойдет, сладкая. Нам не разрешается притрагиваться к спиртному, пока его нам не купит клиент. А так, как мы в очереди последние, придется подождать несколько часов.
      Джина увидела, что покрылась гусиной кожей. Ей было холодно в этом скудном наряде, холодно было и внутри. Она посмотрела на часы, было всего лишь восемь часов. Ей оставалось еще часа три сидеть в этой темной, ужасной кабинке.
      Мэрилин поболтала с ней и исчезла в женском туалете с другой девушкой, оставив Джину одну. Джина с отвращением наблюдала, как в комнату вошла группа восточных мужчин, и девушки, стоящие в очереди первыми, направились к ним. Через несколько секунд мужчин провели в кабинку, и официантка принесла на их столик бутылку шампанского. Из колонок загремела ритмичная музыка. Затем, в центре площадки для танцев появилась молодая женщина в длинном черном велюровом плаще, размахивающая кожаным хлыстом. Темп музыки сменился медленным эротическим ритмом. Девушка начала плавно двигаться в такт музыке, ударяя хлыстом об пол. Плащ упал, девушка оказалась одетой в едва прикрывающее тело бикини. Она делала непристойные движения, скользя руками по своему телу. Неожиданно, к удивлению Джины, упал ее бюстгальтер. Девушка продолжала танцевать. Джина, как зачарованная, смотрела, как девушка, широко расставив ноги, терлась внутренней поверхностью бедер о столик, за которым сидели клиенты со своими стюардессами. На этом работа стриптизерки закончилась, и она исчезла за ширмой.
      Стюардесса в набедренной повязке слегка коснулась плеча Джины, и, откинув назад волосы, прошептала на ухо:
      – Не сиди здесь с такой высокомерной миной, мы все здесь одинаковые, поняла?
      Джина покраснела. Девушка была права. Все здесь находились по одной причине, у них не было выбора. Ведь она актриса. Это тоже своеобразный шанс проявить себя.
      Постепенно клуб начал заполняться мужчинами. Двое японцев танцевали со своими стюардессами, их руки скользили по телам девушек. Джина почувствовала тошноту. Она увидела, что к ней направляется Лили.
      – Тебя спрашивает один парень. Пошли со мной и скажи ему «Привет».
      Неохотно Джина последовала за Лили в бар, замечая злобные взгляды девушек, пришедших гораздо раньше ее.
      – Это Дженифер, девушка, которую вы спрашивали.
      Джина взглянула на маленького, толстого араба с бородавками на обрюзгшем, жирном лице. Его руки обняли ее, и она с усилием сдерживала дрожь.
      – Что ты хочешь выпить, Дженифер? – спросил араб.
      – Шампанского, – тихо подсказала Лили из-за спины.
      – Шампанского, пожалуйста.
      – Пожалуйста, пригласите свою леди сесть, – подбодрила его Лили.
      Позже Джина поняла, что посетитель должен сесть в кабинку, иначе клуб не заплатит ей гонорар стюардессы.
      Араб кивнул, и Лили провела их в кабинку. По мнению Джины, он сел слишком близко. Его рука скользила по ее голому плечу, а затем начала гладить бедра. Она положила свою руку на его, чтобы остановить.
      – О, нет, ты не должна останавливать меня, я заплатил за тебя, и я могу обращаться с тобой, как с любой, принадлежащей мне вещью, – он говорил с сильным акцентом.
      Все же целый вечер она продолжала сдерживать его. Шампанское кончилось, и официантка несколько раз спрашивала Джину, не хочет ли она еще. Джина отрицательно качала головой. Целый час она пыталась удерживать руки араба подальше от некоторых частей своего тела. Потом извинилась и вышла в туалет. По дороге ее остановила официантка.
      – Послушай, милая, никогда не отказывайся от шампанского. В кабинке очень много цветов. Когда клиент не смотрит на тебя, вылей все из своего стакана туда. Вылей на пол, возьми с собой в туалет и вылей там. Неважно, как ты это сделаешь, но пусть твой стакан будет пустым, тогда он купит еще бутылку.
      Джина кивнула. Когда она дошла до туалета, оттуда появилась Мэрилин с остекленевшим взглядом.
      – Как идут дела?
      – Ужасно, Мэрилин.
      – Ты привыкнешь к этому. Поначалу все кажется ужасным, пока он не заплатит тебе в конце вечера. Будь с ним мила. Арабы хорошо платят. Хочешь немного? Это поможет тебе расслабиться, – она открыла сумочку и показала маленькую коробочку с белым порошком.
      Джина догадалась, что это какой-то наркотик.
      – Нет, спасибо, я справлюсь, – скрежеща зубами, она вернулась к своему лапающему пьяному арабу.
      Мэрилин была права. К концу вечера араб предложил ей сотню фунтов, если она поедет с ним в отель.
      Джина отказалась и помчалась в туалет на поиски Мэрилин.
      – Для первой ночи неплохо. Не многим новеньким предлагают такие деньги в первый же раз, – сказала Мэрилин, когда они возвращались домой. Джина не ответила.
      Абсолютно уставшая, она легла на свой матрас, чувствуя сильное отвращение к себе. То, чем она занималась сегодня вечером, было первым шагом к проституции. Но какой у нее был выбор? Она подсчитала, сколько ночей ей придется заниматься этим, чтобы рассчитаться со всеми долгами. Насчитала два месяца. Это несколько утешило ее, она закрыла глаза и заснула тяжелым сном.

      – Джина, это Джерард. Где ты пропадала? Я звонил тебе каждый вечер, но тебя никогда нет.
      Был воскресный вечер. Джина проспала весь день, пытаясь отойти от каторжной работы в кафе и клубе. И меньше всего ей хотелось разговаривать с Джерардом.
      – Извини, но я не сижу на телефоне, дожидаясь твоего звонка, – раздраженно ответила она. – Ведь мне приходится зарабатывать себе на жизнь.
      – Что? Двадцать четыре часа в сутки? О'кей, Джина, надеюсь, ты скажешь мне, когда я опять опоздаю, что какой-то другой парень уже обставил меня?
      – Нет, Джерард, ты неправильно понял. Я действительно очень занята. Целый день я в кафе, а потом… – Джина пыталась сообразить, что сказать. – Я играю по вечерам.
      – Прекрасно. Когда я смогу прийти и посмотреть, а потом пообедать с тобой?
      Джина криво усмехнулась.
      – О, тебе не стоит смотреть на меня в этой роли. Роль совсем маленькая, да и театрик-то не из лучших. Кстати, он находится на задворках одного бара, и я ни единой душе не говорила, что играю там, – она конспиративно понизила голос. – Я бы предпочла, чтобы ты прошел мимо. Если честно, это меня немного смущает, – она надеялась, что убедила его и быстро сменила тему. – Как Бетина?
      – Цветет, но уже устала сидеть в Каннах. Она скучает по тебе и шлет свою любовь. Честно, Джина, можно подумать, что она первая в мире родит ребенка, так Фредди кудахчет над ней. Давление у нее понизилось, так что не удивляйся, если она вырвется из когтей Фредди и прилетит к тебе в Лондон. Итак, мисс Неуловимая Труженица, когда старый отчаявшийся мужчина вымолит у вас пару часов?
      – Действительно Джерард, у меня слипаются глаза. Мне не трудно, но… Но я никак не могу внести вас в график, по крайней мере, еще три недели.
      Он добродушно рассмеялся.
      – Хорошо. Что, если я позвоню тебе через пару недель? Твой личный секретарь не свернет мне шею?
      Джина с облегчением вздохнула.
      – Да, это будет просто замечательно. Спасибо, что позвонил мне, было очень приятно слышать тебя.
      – Береги себя и… Джина?
      – Что?
      – Мне действительно жаль было услышать о твоем муже.
      Она сдержала слезы.
      – Да, спасибо. Пока, Джерард.
      Джина положила трубку, зарыла голову в подушку и постаралась удержаться от слез. Она вытерла глаза и пошла на кухню приготовить себе чай. Слава Богу, у нее теперь было мало времени, чтобы думать о прошлом.
      Поначалу она принимала каждого клиента, как потенциального насильника. Затем, после нескольких дней, прощаясь с хорошо воспитанным джентльменом, который просто хотел приятно посидеть и поговорить, она начала немного расслабляться.
      Джина обнаружила, что она хороший слушатель. Мужчины чувствовали это и изливали ей свои проблемы. Ее понимание и мягкость подкупали, и некоторые приходили опять и спрашивали именно ее. Она научилась спаивать клиентов шампанским, и поняла, что если будет обращаться с ними, как с непослушными мальчиками, и говорить нежным материнским голосом, они начнут просить прощения и извиняться. От предложений поехать в отель или квартиру она решительно отказывалась, хотя ей пришлось признать, что деньги, которые ей предлагали, действительно очень соблазнительны. Но она не могла пересилить себя.
      Она принесла чай в свою комнату и взяла фотографию Мэтью. Удастся ли ей когда-нибудь освободиться от этой ужасной пустоты в сердце?
      Джина услышала звук открывающейся двери и знакомые шаги, как всегда, осторожно направляющиеся в ванную. Дверь захлопнулась, Джина уже знала, что Мэрилин выйдет только минут через десять, и глаза ее будут остекленевшими.
      Все-таки Мэрилин была для нее загадкой, с ее постоянными походами в ванную, ее дружком, который до сих пор так и не появился в квартире.
      На следующий вечер в клубе, когда Мэрилин переодевалась, Джина заметила огромные синяки на ее смуглой коже, но ничего не сказала. Они все так же жили вместе и дружили, но их дружба ничем не напоминала дружбу с Фрэнки. Мэрилин часто исчезала после работы в клубе, говоря, что идет к Джонни.
      В дверь ее каморки легко постучались.
      – Входи, – позвала Джина. Появилась Мэрилин, ее глаза были полностью стеклянными, но выглядела она встревоженной.
      – Джина, я хочу, чтобы ты сделала мне одолжение. Завтра в город приезжает мой друг, я встречаюсь с ним после клуба. Если Джонни позвонит узнать, где я, скажи ему, что я сплю, что у меня болит голова, и ты не хочешь меня будить. О'кей.
      Джина пожала плечами:
      – О'кей.
      Мэрилин как будто успокоилась.
      – Спасибо. У него, э, плохой характер, и он не любит моего друга. Я просто не хочу его сердить. Я иду спать. Встретимся завтра.
      Джина сделала то же самое. Но, перед тем, как нырнуть под плед, она подумала, уж не клиент ли клуба ее друг, который финансирует ее дорогие привычки.
      Джина очень быстро взрослела.

      – О, Господи, как становятся звездами? – ворчала Фрэнки, вытирая лоб уже давно мокрым от пота платком. Невыносимая жара пустыни сделала всех актеров и киношников раздражительными и вспыльчивыми.
      Фрэнки уже тошнило от вечного песка в волосах, от воды, которая начинала течь тонкой струйкой, едва она заходила в душ. С Джун она не разговаривала по телефону уже пять дней, и боль от того, что ее нет рядом, лишь усиливала раздражение. Она легла на кровать в своем фургоне на колесах и поблагодарила Господа за то, что, по крайней мере, взяла приличный запас травки скоротать монотонные вечерние часы. Они снимали в пустыне уже пять недель, и единственным развлечением по вечерам было как следует «оттянуться» в соседнем фургоне. Но, с тех пор, как Фрэнки была влюблена в Джун, это перестало соблазнять ее. Она лежала, курила травку, и желала, чтобы время пролетело, как можно быстрее.
      – Будь проклята Мими за то, что заставила меня играть кусок этого дерьма! – крикнула она, растирая в пепельнице очередной окурок.
      Фрэнки знала, что Мими права, принуждая ее играть в этом фильме. Курт Волсам, режиссер фильма, был молод и отчаян. Недавно он получил в Каннах награду «Золотая пальма» за фильм, на который ушло минимум средств, но максимум эффектов и трюков. Критики встретили фильм с восторгом. «Пекло» был его первым фильмом, который ставился в Голливуде, количество людей, занятых в нем, было огромным. Для Фрэнки это фильм означал долгожданное расставание с низкопробными фильмами ужасов, в которых она играла, пока Мими не решилась запустить ее в лигу настоящих, достойных актрис.
      Мими была агентом ее отца много лет и знала в Голливуде всех. Она твердо настаивала, чтобы Фрэнки держала в секрете свои отношения с Джун.
      – Боже, девочка! Как можно ожидать от мужчин, что они примут тебя за секс-символ Голливуда, если они узнают, что ты лесбиянка. Все мужчины-звезды в возрасте пятидесяти, которые были голубыми, нашли себе маленьких миленьких женушек, чтобы сохранить имидж. Почему бы и тебе не завести мужа?
      Фрэнки отчаянно затрясла головой. Она не хотела плести хитроумные сети обмана. Но, все-таки, чтобы успокоить Мими, неохотно согласилась появляться на вечерах и приемах в сопровождении мужчин, известных публике. Джун, казалось, не возражала.
      В пустыне Фрэнки до смерти надоело делать вид, что она не замечает попыток Курта соблазнить ее. Пару дней назад ситуация достигла критической точки, когда молодой режиссер появился в ее фургоне в три часа утра. Фрэнки сдержала крик и вышвырнула пьяного Курта, резко заявив ему, чтобы он больше никогда у нее не появлялся. Но это только разожгло его страсть и пыл. Фрэнки было интересно, действительно ли он находит ее неотразимой, или он просто уже переспал со всеми остальными девушками из фильма. Ее удивляло то, что еще никто в Голливуде не был заражен СПИДом. Например, она знала, что в Тиснел Тауне количество инфицированных этой ужасной болезнью было гораздо больше, чем сообщалось. Благодаря Богу, такой проблемы у нее никогда не было.
      Фрэнки не терпелось узнать, как поживает Джина одна, без Мэтью. Она должна позвонить ей, как только приедет в Лос-Анджелес. Она закрыла глаза, пытаясь заставить себя уснуть, хотя знала, что это ей не удастся. Еще три дня, и она вернется в объятия Джун.

      Было воскресенье, и Джина весь день провела дома, пытаясь как следует отдохнуть от усталости прошлой недели. Она была совершенно измотана, но удовлетворена – ей осталось заработать только тысячу фунтов, и с долгами будет окончательно покончено. Ей удавалось поспать не более трех часов в сутки, и работа в кафе давалась с каждый днем все тяжелее. Несколько раз ее подмывало бросить работу в кафе и работать только в клубе. Но, когда у нее не будет долгов, она сразу уйдет из клуба, и тогда работа в кафе пригодится, чтобы иметь хоть и небольшой, но постоянный доход. Так что Джина продолжала свой тяжкий труд, утешая себя мыслью, что каждый минувший день приближает ее к заветной цели.
      Часы, проведенные в клубе в ожидании клиентов, были для нее очень полезны – она отдыхала и думала о будущем. У нее опять появилось желание успеха, которое было потеряно, когда она жила с Мэтью. Она хотела возобновить свою актерскую карьеру. Каждую пятницу она звонила своему агенту, но ее не приглашали ни на какие пробы. Джина решила, что, когда рассчитается с долгами, один свой ночной заработок потратит на то, чтобы сделать несколько хороших снимков. Еще она собиралась найти нового агента, хотя она не обвиняла Питера Кросса в том, что он не находил для нее работы, ведь после смерти Мэтью ее преданность своей профессии заметно потускнела. Она решила сделать новый рывок. Когда вечера станут свободными, она начнет писать письма режиссерам, и даже возьмет несколько уроков игры в Актерском Центре. Она понимала, что после долгого перерыва ее мастерство притупилось, и чувствовала себя очень неуверенно.
      Джина подошла к старому проигрывателю в гостиной и поставила пластинку с записью «Ромео и Джульетты» Прокофьева. Она нашла ее в магазине «секонд-хенд». Музыка успокоила ее.
      Дверь открылась, и в гостиную вошла Мэрилин.
      – Привет, дорогуша, как поживаешь?
      – Ты же знаешь, Мэрилин. О'кей. Очень устала, и не дождусь, когда уйду из клуба.
      Мэрилин задумчиво взглянула на нее.
      – А если я скажу, что знаю, как тебе уйти из клуба уже завтра?
      Джина посмотрела на нее скептически.
      – Да? И что это?
      – Ну, побольше энтузиазма. Может быть, тебе не хочется сняться в кино и получить много денег, тогда другой разговор.
      Джина стала с интересом расспрашивать подробности.
      – Один дружок Джонни пригласил его режиссером на фильм. Им нужна пара девочек, и, естественно, Джонни предложил мне, а я предложила тебе. Конечно, это не Голливуд, но они хорошо заплатят.
      – Сколько? – Спросила Джина, не в состоянии сдержать себя.
      – Штуку каждой, и Джонни получит три, так что, возможно, я тоже уйду из клуба.
      Магическая цифра.
      – Повтори еще раз, – попросила Джина.
      После долгих расспросов Джина почти поверила, что предложение прекрасное.
      – Слушай, я уже участвовала в одном таком. Они прекрасные ребята, и нам будет весело. Это будет не совсем то, к чему ты привыкла, когда играла на профессиональной сцене, но зато займет только один вечер, а деньги – сказка. Я описала тебя Джонни, и он просто загорелся снимать тебя. Он считает, что мы хорошо контрастируем, – Мэрилин пожала плечами. – В любом случае, решай сама, дорогуша. Только завтра дай мне об этом знать.
      Джина вернулась к себе и начала думать. Еще неделя в клубе плюс тысяча фунтов – она не только сбросит с себя все долги, но сделает отличные фотографии и еще останется на то, чтобы снять квартиру. Она решила, что друзья Мэрилин не втянут ее в какие-нибудь неприятности. На следующее утро она сказала Мэрилин, что согласна.
      В следующее воскресенье все сомнения, возникавшие в течение недели, после их разговора, вспыхнули снова, когда они с Мэрилин подъехали к старому складу, который Джонни использовал, как съемочный павильон. Склад находился на южной стороне Темзы среди огромного количества пустых зданий. Джина искоса бросила взгляд на Мэрилин. Та уже была как следует накачана.
      – Надеюсь, ты расслабишься, Джина. Джонни не понравится, если ты будешь такая напряженная, – комментировала Мэрилин, когда они поднимались по развалившейся каменной лестнице.
      – Ты уверена, что все нормально, Мэрилин? Я имею в виду то…
      – Прекрати волноваться, дорогуша. Джонни никогда не разрешит мне делать то, чего сам не одобряет, – Мэрилин засмеялась над шуткой, но Джина ее не поняла.
      Они вошли в комнату, похожую на сарай. Там было темно, так как окна закрывала плотная материя, но Джина увидела яркий свет из-за ширмы в дальнем конце комнаты. Из мрака к ним приближалась какая-то фигура. Когда она подошла поближе, Джина различила высокого худого мужчину с длинными сальными волосами, завязанными сзади в конский хвост. От него пахло марихуаной.
      – Привет, малышка, – сказал он Мэрилин и предложил ей затянуться сигаретой, которую держал во рту. Мэрилин затянулась и передала сигарету Джине, но та отказалась. Она заметила, как Джонни удивленно посмотрел на Мэрилин, но та только пожала плечами и представила Джину.
      – Рад встрече, Джин, детка, – он улыбнулся, обнажая неровные зубы. – Мэрилин права, ты то, что надо! Какой контраст! – и он подмигнул Мэрилин.
      – Эй, Джонни, я думаю, Джине надо немного выпить нашего напитка, чтобы оттаять.
      Они обменялись взглядами.
      – Хорошо, милая. Я что-нибудь организую. Пойдемте за мной, я покажу, где вы будете переодеваться.
      Он привел их в маленькую комнатку, набитую старой мебелью. Повсюду валялись пластиковые чашки в пятнах от сигаретных окурков.
      – Паркуйте свои задницы, а я притащу вам выпить. Здесь чертовски холодно, – и он исчез из комнаты.
      – Когда мы получим наши роли? – спросила Джина.
      – О, наверное, через минуту, но говорить нам придется немного, – в голосе Мэрилин чувствовалась неловкость. – Это один из тех художественных фильмов, где никто много не говорит.
      – Мэрилин, я что-то неуверенна в этом, я…
      – Перестань волноваться, все будет нормально, – Мэрилин начала скручивать сигарету с марихуаной.
      – Во что мы будем одеты?
      – Не знаю. Джонни через минуту скажет.
      Джина закусила губу, когда опять появился Джонни.
      – А вот и мы, девочки, прекрасная водка и тоник. Джине дозу побольше, она выглядит так, будто очень хочет этого.
      Джина понимала, что перед съемками не должна пить, но она замерзла, и очень нервничала. Она сделала большой глоток. Жидкость имела какой-то странный горький привкус, но когда она разлилась у нее внутри, Джина почувствовала себя гораздо лучше.
      – Через пятнадцать минут можно будет начинать. Я объясню вам, что мне от вас нужно, – он повернулся к Джине. – Ты раньше занималась такими вещами?
      – Я играла Джульетту в школе драмы, и по-моему, все думали, что я… – язык, казалось, не слушался ее, она забыла, что хотела сказать. Ей невероятно хотелось спать. Она видела все, как в тумане.
      Знакомый голос сказал:
      – Я же говорила тебе, Джонни, она будет великолепна.
      И неизвестный ответил:
      – Да, фантастическое тело, компания будет довольна. Хотя, чертовски скована. Мне казалось, ты говорила, что она раньше занималась этим.
      – О, сейчас с ней будет все нормально. Посмотри на нее, она уже почти отошла.
      – Так, давайте снимать. Стягивай с нее трусики, я помогу тебе дотащить ее до камеры.
      Джина открыла глаза, и тут же быстро их закрыла, резкий свет ударил ей в глаза. Рядом с ней кто-то стонал. На нее кто-то навалился. Между ног возникла невыносимая боль. Она открыла рот и громко закричала.
      – Черт! Стоп камера! Ради всего святого, заткните эту сучку!
      Голый мужчина, лежавший сверху на Джине, немного приподнялся, и размахнувшись, кулаком ударил ей в лицо. Она потеряла сознание.
      Джина медленно начала различать фотографию Мэтью. Голова гудела, и все тело болело. Она с трудом попыталась сесть, посмотрела на себя и увидела, что лежит одетая. Все запястья были в синяках.
      – Мэрилин, Мэрилин… – но с ее губ слетел только хриплый шепот.
      Джина поднялась и ухватилась за дверь. Неуверенным шагом прошла через коридор в спальню Мэрилин и постучала. Ответа не последовало, и Джина открыла дверь. Она вошла и оглянулась вокруг.
      Странное лицо, все в синяках, смотрело на нее из зеркала на стене. Джина вскрикнула, бросилась на кровать и закрыла лицо руками.
      – О, Мэрилин, что случилось? Где ты?
      Через несколько секунд она подняла голову и увидела, что все вещи Мэрилин исчезли. Дверцы шкафа были открыты, он был пуст.
      Джина ничего не понимала. Ничего.
      Кроме того, что совершенно одна.

      Чарльз закинул руки за голову и удовлетворенно вздохнул. Он взглянул на последнее предложение пьесы, которую только что завершил, и улыбнулся сам себе. Солнце уже поднялось, слышалось пение птиц. Было пять часов утра, он проработал всю ночь.
      Чарли встал из-за стола и закурил. Он сделал большую затяжку и медленно вздохнул. Это была лучшая вещь, когда-либо написанная им. Не удивительно, ведь пьеса писалась для нее, и это вдохновляло его.
      Чарли наслаждался последними месяцами жизни во Франкфурте. У него была возможность отточить свое мастерство режиссера и исправить ошибки под вездесущим взглядом прессы. Чарли поставил свои две пьесы, и немецкая пресса дала прекрасные отзывы о них. Но он знал, что должен двигаться дальше.
      Три недели назад Ланкастер Плейхауз предложил ему шестимесячный контракт. Их бывший режиссер ушел, и им нужен был временный заместитель, пока не найдут нового постоянного режиссера.
      Чарли колебался, когда, приехав в Германию и посмотрев его работы, они предложили контракт. Но, в конце концов, все-таки решил, что возьмется за это дело. Во-первых, он вернется в Англию, а во-вторых, это шанс получить новые возможности.
      После долгих месяцев разлуки образ Джины все еще жил в его сердце. Время не стерло любовь. Он пытался забыть ее, зная, что она очень любит своего мужа, но все было напрасно. Он не знал, счастлива ли она. Надеялся, что да.
 
      Джина держала фотографию Мэтью и сквозь слезы пристально смотрела на нее. За последнюю неделю она лишь дважды выходила на улицу и то, только затем, чтобы купить водки и не дать повториться ночным кошмарам. Она жила в каком-то призрачном мире, вызванном шоком, без пищи, только на водке. Быть пьяной – значит, не чувствовать боли. Она потеряла ощущение времени. Наверно, ночь, подумала она, когда выглянула через шторы в окно и увидела черное небо. На коленях она ползла по комнате в поисках кошелька. Кошелек был пуст. Она издала страшный крик ужаса и отшвырнула его на пол. Затем машинально встала и подошла к шкафу для одежды. Там не было ничего. На полу Джина увидела джинсы, которые были на ней в ту страшную ночь. Она подняла их. К ее большому удивлению в одном из задних карманов что-то лежало. К деньгам был приколот клочок бумаги: «За предоставленные услуги».
      – О Боже, – застонала Джина и уселась на пол посчитать банкноты.
      Там была тысяча фунтов. Она с облегчением закрыла глаза. Теперь у нее денег достаточно, чтобы купить водки на шесть месяцев. «Нет», – громко произнесла она. Эти деньги не лучше, чем добытые кровью. Если она оставит их, это будет означать, что она принимает плату за ту мерзость. Ей хотелось убить этих ублюдков за то, что они заставили делать ее. Они накачали ее наркотиками, грязно использовали, а затем бросили умирать одну. Она теребила деньги и размышляла. Впервые за неделю у нее появилась надежда. Может быть, она расплатится с долгами и начнет все заново.
      Джина со стоном упала на матрас. Может быть, лучше купить еще одну бутылку водки и оставить все, как есть в этом прекрасном и безопасном тумане вечного опьянения. По крайней мере, она избавиться от этих ужасных воспоминаний…
      Джина заснула и, проснувшись, не поняла, сколько времени проспала, но чувствовала себя немного лучше. Голова была тяжелой, но впервые за прошедшую неделю она не была пьяной. Неуверенной походкой она направилась в душ, и вода отрезвила ее еще немного.
      Выходя из душа, Джина покачнулась и почувствовала, что может упасть в обморок. Она опять легла. Ей очень хотелось есть. Тело ныло, но она медленно оделась, нашла в сумочке таблетки аспирина и проглотила их. На кухне нашлась банка супа, она открыла ее и подогрела суп в кастрюле. Тошнота подступала к горлу, когда она силилась влить в себя суп и две чашки сладкого чая. Изнемогая, она опять легла и, вздремнув немного, проснулась с острым желанием перейти через дорогу и купить продуктов. Она поджарила яичницу и сделала несколько тостов. Голова постепенно прояснялась, еда немного восстановила ее силы. Где Мэрилин? Все-таки, это ее квартира. Почему она не возвращается?
      Потом Джина вспомнила, что Мэрилин уже участвовала в таком фильме. Значит, она должна была точно знать, что придется делать.
      – Как ты могла, Мэрилин? – простонала Джина. Но Мэрилин была озабочена только своими проблемами, и ни о ком не думала.
      Была полночь. Ей нужно как следует выспаться, чтобы окончательно прийти в себя. Когда она проснулась, комнату освещало солнце. Джина позавтракала и пошла в гостиную выпить чаю. Ей необходимо решить, что делать дальше. Джонни должен быть наказан. Она хотела бы пойти в полицию, но это было невыполнимо, пока не найдется Мэрилин. Ведь ей одной никто не поверит.
      Джина решила быстро собрать чемоданы и немедленно покинуть эту квартиру. Но поняла, что это было бы глупо, ведь ей нужна крыша над головой, пока все уладится. Деньги, которые едва не стоили ей жизни, необходимо срочно отнести в банк. Она заплатит долг и начнет все заново.
      Когда Джина пришла в банк и наконец-то закрыла счет, на сердце стало светлее и легче. Она поклялась никому не быть больше должной, ни пенни. Злость, зарождающаяся внутри, еще больше укрепила ее решимость начать все заново. Она прошла мимо бара, и только огромным усилием воли сдержала себя, чтобы не зайти.
      Вернувшись домой, Джина произвела кое-какие подсчеты. У нее осталось семьдесят фунтов на счету и ни одного долга. Это прекрасно, но без работы нельзя. Она не вернется в клуб, но, может удастся упросить Лео взять ее назад. Если он откажет, придется искать работу официантки где-нибудь в другом месте.
      Через неделю Джина окрепла, синяки на лице почти сошли, и она направилась в кафе к Лео. Было самое напряженное время, ланч. Джина оглянулась и увидела Лео, выкрикивающего заказы, но не увидела Мэрилин. Лео поймал ее взгляд, свирепо глянул на нее и продолжал втолковывать что-то официантке, которую Джина никогда раньше не видела. Она подошла к нему, ожидая, когда Лео закончит ругать официантку. Он повернулся, чтобы уйти, Джина окликнула его по имени. Лео остановился, посмотрел на нее и пробормотал что-то по-итальянски, а потом ушел на кухню. Джина последовала за ним.
      – Лео, пожалуйста, я знаю, ты сердишься на меня, но я могу все объяснить.
      – Я не желаю слушать твои глупые извинения. Вы с Мэрилин исчезли с поверхности земли и оставили меня абсолютно без официанток. А сейчас ты являешься сюда и просишь, чтобы я взял тебя назад, ха-ха. Я не хочу и слышать об этом, – и Лео повернулся к ней спиной.
      – Послушай, все не так, как ты думаешь. Скажи, пожалуйста, ты видел Мэрилин?
      Лео почувствовал в голосе Джины тревогу и обернулся.
      – Я думал, что ты с ней живешь.
      Джина кивнула головой.
      – Я видел ее в последний раз тогда же, когда и тебя. Эй, уж не влипли ли вы в какую-нибудь неприятность?
      – Не совсем. Мне просто нужно найти Мэрилин. Ты не знаешь, где живет ее дружок?
      – Эй, бамбино, я был ее работодателем, а не личным инспектором, следящим за ее поведением, – Лео усмехнулся собственной шутке. – Извини, детка, ничем не могу помочь.
      – Все, о'кей, я просто хотела узнать. Мне действительно жаль, что мы бросили тебя. У меня были проблемы дома.
      Лицо Лео смягчилось. Он не мог противостоять женской беспомощности, к тому же, эта девушка была так хороша, так нежна.
      Джина попрощалась и пошла к выходу.
      – Эй, малыш!
      Что-то в голосе Лео остановило ее.
      – Если хочешь вернуться на работу, она твоя. В моем заведении всегда есть работа для таких тружениц.
      – Спасибо, Лео, это было бы замечательно, – улыбнулась Джина.
      – Встретимся завтра, в обычное время, – тоже улыбнулся Лео.
      Было в этой девушке что-то особенное. Интересно, какие у нее неприятности?
      Джина вернулась на работу на следующее утро. В тот же вечер, она сдерживая дрожь, пошла к Лили. Но та тоже не видела Мэрилин.
      Пришел владелец квартиры взять деньги за аренду, спросил у Джины, кто она такая. Он также не видел Мэрилин и сказал Джине, что, если она хочет здесь остаться, ей нужно назвать свое имя и зарегистрироваться в книге. Джина назвала свое имя. Она перенесла плед в пустую спальню Мэрилин, в которой, по крайней мере, была кровать. Джина понимала, что не сможет долго снимать эту квартиру одна, скоро ей придется подыскивать что-нибудь подешевле.
      Шли недели. Джина все еще по утрам чувствовала тошноту, и, иногда, на работе падала в обморок. Она совершенно выбилась из сил.
      В мае начался туристский сезон, и чаевые начали увеличиваться. Джина решила, что выглядит достаточно хорошо, чтобы сфотографироваться и послать свои снимки в агенства. Она связалась с Майком, фотографом Мэтью.
      Джина подстригла волосы и встретилась с Майком в его студии на Паддингтон. В течение трех часов Майк осыпал ее комплиментами, поднимая настроение.
      На следующее утро Джина встретилась с Питером Кроссом, своим агентом. Он пригласил ее на ланч и сказал, что недостаточно хорош для нее.
      – Будет наверно лучше, дорогая, если ты найдешь мне замену. Я не хотел бы тебя терять, но поищу свою удачу с кем-нибудь другим.
      Джина согласилась, поблагодарила Питера за то, что он для нее сделал и побежала в туалет. Второй раз за день ее тошнило.
      На следующий день по почте пришли пробные фотографии. Джина выбрала лучшие и отослала образцы Майку, отметив те, что понравились ей больше всего. Когда негативы придут назад, она отнесет их в Денбри Репроз на Чаринг Кросс, и они отпечатают по пятьдесят экземпляров.
      Возвращаясь на автобусе домой, Джина полистала «Стэйдж» и посмотрела колонку приглашений на пробы. Подходящего для нее почти ничего не было, в основном круизы и сомнительные фильмы. Ее беспокоило, что найти агента будет трудно, пока не удастся показать себя в каком-нибудь фильме или спектакле.
      Этим вечером Джина составила список из десяти агентов, которые, как ей казалось, подходят больше всего. Когда ей сделают пятьдесят фотографий, она начнет отсылать их не только предполагаемым агентам, но и режиссерам, которых, может быть, она заинтересует.
      Через два дня Джина упала в обморок прямо в кафе, на кухне. Очнулась она в машине скорой помощи по дороге в больницу.
      – Ну, миссис Валмонт, вы будете рады, когда узнаете, что не произошло ничего страшного, – доброе свежее лицо молодого доктора улыбнулось ей, он ободряюще смотрел на нее.
      Джина с облегчением вздохнула.
      – У вас шесть недель беременности.
      Джина уставилась не него, как будто он сказал что-то невообразимое.
      – Я не могу быть беременна, мой муж умер.
      Доктор в недоумении посмотрел на нее.
      – Миссис Валмонт, совершенно необязательно иметь свидетельство о браке, чтобы забеременеть, вы понимаете?
      – Нет, я не понимаю. Мне не с чего быть беременной. У меня никого не было с тех пор, как умер муж.
      – А когда это произошло?
      – После Рождества. Вы понимаете, это невозможно, вы должно быть, ошиблись.
      – Но послушайте, шестинедельный плод не появляется сам по себе.
      – Все не так, как вы думаете, – твердила она, точно помешанная.
      Доктор смотрел на нее все более удивленно.
      – Все мы люди, миссис Валмонт, и нет ничего необычного в том, что мы ищем утешения, когда теряем своих близких. В любом случае, нет никакого сомнения, заверяю вас, вы действительно будете матерью. Вот, отдайте это вашему врачу. Вам придется посетить курсы молодой мамы, вы должны…
      На работу Джина не вернулась, сразу направившись в ближайший магазин. Она ничего не понимала, и была слишком поражена, чтобы думать. На коврике у двери в квартиру лежал пакет с фотографиями. Она села, и, вливая в себя водку, стала медленно рвать фотографии на маленькие кусочки.

      – Должен сказать, мне очень понравилась ваша пьеса. Я думаю, у нее действительно есть шансы, мистер Деверокс.
      Толстенький импресарио допил сухой мартини, когда Чарли, затаив дыхание, слушал его. Он послал одну копию «пьесы Джины» нескольким продюсерам из «Вест Энда» и через две недели Харольд Кидд позвонил ему и спросил, не может ли он приехать в Лондон, чтобы обсудить ее за глотком спиртного.
      – Вы понимаете, ставить пьесу никому не известного писателя на Авеню не совсем обычно, но возможно, у меня что-нибудь получится, если мы заинтересуем в этом известных людей. И, конечно, известного режиссера.
      У Чарли упало сердце.
      – Извините, меня, мистер Кидд, может быть, это выглядит неблагодарно с моей стороны, но я взял себе за правило самому ставить свои работы. Мне кажется, это исключает конфликт между тем, что я пишу, и как это представляют на сцене.
      Харольд Кидд нахмурился.
      – Вы думаете, выдающиеся актеры будут слушать молодого неопытного режиссера? Вы будете просто съедены заживо, мой мальчик.
      Чарли пожал плечами.
      – Это – шанс, и я должен им воспользоваться. Если нужны рекомендации, почему бы вам не съездить в Ланкастер посмотреть пьесу, которую я недавно там поставил? Она получила прекрасные отзывы.
      – Я читал их. Ну что ж, будь по-вашему. Все же, вернемся к пьесе. Будем ориентироваться на октябрь. В это время на Авеню подходящее нам окно. У нас впереди шесть месяцев. Это означает, что нам надо работать предельно быстро. Что вы думаете?
      – Я польщен, но настаиваю на собственной режиссуре.
      – Я подумаю об этом, мистер Деверокс, и на следующей неделе посмотрю вашу пьесу в Ланкастере. Извините, у меня еще одна встреча. Хорошо, что мы встретились. Я надеюсь, мы сможем вместе работать для всеобщего удовлетворения. Всего хорошего.
      Чарли заказал еще джин с тоником у проходящей мимо официантки.
      – Ты сделал это, старина, ты сделал это! – ликовал он.
      Только одна проблема омрачала его радость. Пьеса была написана специально для одной леди, главной героини. Для Джины. Он назвал ее «Ангел в аду». Это название подсказали ему воспоминания о ней, такой прекрасной, сидящей в его мрачной лачуге. Это была ее пьеса, и, как только он вернулся в Англию, он тщательно изучал «Стэйдж» в надежде отыскать ее имя, но до сих пор не встречал его. Он предполагал, что она могла бросить играть, но сомневался в этом. Во что бы то ни стало, он должен отыскать ее и как-нибудь пригласить на пробы. В конце концов, никогда не знаешь…
      Чарли не хотел, чтобы эти мысли испортили ему день. Он был удачливым молодым человеком, уже почти достигшим своей мечты.
      – А почему бы и нет? Это чертовски хорошая пьеса, – он улыбнулся сам себе.
 
      Не в состоянии уснуть, Джина лежала на кровати. Она знала – это проклятие. Она спрашивала ЕГО, что такого она сделала, за что так сурово наказана, но ОН не отвечал. ОН никогда не ответит. Все ее надежды на новую жизнь в мгновение ока были разрушены заключением доктора. Раньше она могла бороться, но это… но с этим бороться было невозможно. Видит Бог, она устала от борьбы. Как солдат, который думает, что битва закончена, но видит вдали новые войска. Джина знала – она разбита.
      Она вспоминала свою мать, родившую нежеланного ребенка. Было бы бесчеловечной жестокостью повторить еще одно детство, лишенное любви, той любви, которой ей так не хватало, когда она была еще совсем юной.
      Она обдумала разные варианты, и не пришла ни к какому решению. В детстве монашки внушили ей, что убийство нерожденного младенца такой же грех, как и любое другое убийство. Она считала, что аборт – не выход. Как можно убить невинного ребенка? Вина всегда будет жить внутри нее. Она почувствовала странную связь с существом, растущим в ней. Он не просил никого, чтобы появиться на этот свет. Он явится в этот мир не по своему желанию. И не по желанию Джины.
      У Джины голова шла кругом. Она не может дать жизнь этому ребенку, хотя не может и убить его, наказать за то, в чем он не повинен.
      Полная боли и горя, Джина приняла решение. Она медленно направилась в ванную, в одной руке полбутылки водки, стакан – в другой. Она поставила их на пол и открыла шкафчик. Достала пять маленьких бутылочек с таблетками и закрыла дверь. Бледное лицо с ужасом взглянуло на нее из зеркала.
      Джина быстро отвела взгляд, села на пол и вытряхнула содержимое бутылочек, пока не образовалась большая куча. Они выглядели, как конфетки. Она лизнула одну и почувствовала вкус сахара. Она наполнила водкой стакан и проглотила зеленую и желтую таблетки. Потом выбрала другую, на этот раз красную.
      Джина удивилась, как легко ей стало. Боль постепенно исчезала с уменьшением кучки, оставалось только облегчение от того, что найден ответ на все ее проблемы. Когда она проглотила все таблетки, а бутылка с водкой опустела, она задумалась, что делать, пока не придет смерть. Ей захотелось помолиться, но она не могла вспомнить ни одной молитвы. Неожиданно нестерпимая боль охватила желудок. Ее стало тошнить.
      – Пожалуйста, дай мне умереть, – стонала она. – О Боже, помоги мне!
      Она ползала по полу, держась за живот. Она чувствовала, как умирает ребенок.
      – Прости меня, прости меня, о Боже… Боль исчезла, и все погрузилось во мрак.

      Мэрилин пошевелилась и посмотрела на часы возле постели. Было пять утра, и Джонни громко сопел рядом. Она была вся мокрая от пота, но потом ее стало трясти от холода. Он был ублюдком. Со вчерашнего дня он не разрешал ей ничего курить, потому что сказал, что она была «плохой девочкой». Он сильно избил ее, а потом запер в ванной. Где-то в глубине своего спутанного сознания она понимала, что должна уйти, но она любила его. Она зависела от него, ведь он давал ей то, без чего она уже не могла жить.
      Мэрилин увидела в замке ключ. Наверное, прошлой ночью Джонни пришел очень пьяным, потому что обычно он куда-нибудь прятал ключ, чтобы она не могла никуда уйти, пока он спит. Она ползком направилась к двери. Он мог проснуться от любого скрипа. Она прекрасно знала, что тогда случится. Когда Джонни сердился, он становился таким жестоким, как в ту ночь, когда они снимали фильм.
      Мэрилин тогда сказала ему, что Джина снималась в таких фильмах и думала, что он будет рад, что она нашла ему такую красивую девушку.
      Мэрилин считала, что Джине станет лучше после маленькой дозы их согревающего, но Джина испортила все в самый ответственный момент. Джонни озверел.
      – Кажется, ты говорила, что она уже делала такие вещи раньше, ты, глупая сучка? – она почувствовала резкий удар по щеке. – Ты же знаешь, что все это незаконно. Что, если она заявит в полицию? Что тогда, глупая корова? – следующий удар отбросил ее на пол, и она от боли схватилась за живот.
      – Прости, Джонни, прости меня. Я думала, что она будет о'кей, когда мы дадим ей что-нибудь.
      – Боже, мисс Прима раньше не принимала ничего такого. Она так отреагировала на те таблетки, как будто я напоил ее.
      Джонни расхаживал по складу и смотрел на Джину, которая все еще была без сознания и привязана к кровати.
      – Мы отнесем ее домой, пока она не очнулась. А ты переедешь ко мне и останешься там. Надеюсь, она не знает, где я живу?
      – Нет, Джонни, честно.
      – Это уже лучше. Она чертовски испортила весь фильм, разоравшись в самый критический момент. Я не могу использовать это. Придется переснимать всю сцену… Я знаю, что мы сделаем. Мы закинем ее домой, ты сможешь забрать шмотки, пока она не пришла в себя, и мы дадим ей штуку с распиской. Если она пойдет в полицию, у нее не будет доказательств, ведь она не сможет отыскать тебя. Если она заявит об изнасиловании, мы можем сказать, что заплатили ей, и она взяла деньги, – Джонни утвердительно покивал головой. – Да, да, это самое лучшее, что мы можем сделать. Если компания пронюхает об этом, они убьют меня, как бешеную собаку. Уже расследовали такое дело, кто-то из Вайс Сквод вынюхивал вокруг них. Если твоя соседка пойдет в полицию, им проще простого будет сложить два и два. Боже, Мэрилин, из-за этой… ты втянула меня в такое дерьмо, глупая сучка, – он повернулся и сильно ударил ее по лицу.
      – Нет, Джонни, пожалуйста, остановись! – Мэрилин испугалась.
      – Натягивай на нее джинсы и поживее!
      Когда Мэрилин одела Джину, Джонни взвалил ее на плечо и понес в машину. Они подъехали к квартире, Джонни сбросил Джину на матрас в ее комнате и наблюдал за ней, пока Мэрилин собирала свои вещи. Джина начала шевелиться.
      – Мэрилин, сматываемся отсюда побыстрее, она просыпается!
      – Но, Джонни, мне нужно взять кое-что из ванной.
      – Я куплю тебе завтра эту проклятую щетку. Хватай свои чемоданы.
      И они ушли.
 
      Мэрилин доползла до двери. Сдерживая дыхание, она повернула ключ и услышала щелчок – дверь открылась. Она толкнула ее и та со скрипом распахнулась. Джонни зашевелился, и Мэрилин испугалась, что все пропало. Но он только вздохнул и повернулся на другой бок. Она осторожно закрыла дверь за собой. Ее пальто висело на вешалке в холле. Она надела его прямо поверх грязной футболки и джинсов, которые не снимала уже несколько дней. По улице она бежала, не останавливаясь, пока не оказалась на довольно безопасном расстоянии. Она завернула за угол и, прижавшись к стене, пыталась отдышаться. Она сделала это. Любыми правдами и неправдами она доберется до квартиры, возьмет все, что ей нужно, и вернется, пока не проснулся Джонни. Она, торопясь шагала по пустынной улице и молилась, чтобы Джина не опустошила шкафчики в ванной.

      – Ну, есть какие-нибудь идеи по актерскому составу? – спросил Харольд.
      Чарли сидел в удобном кресле в «Гэррик Клабс», потягивая джин с тоником. Он был очень доволен собой. Харольд побывал в Ланкастере и посмотрел его пьесу. Потом они встретились в баре, и Харольд сказал, что получил большое удовольствие от его работы, но ему нужно время подумать, и назначил Чарли встречу на следующей неделе в Лондоне.
      Чарли прибыл в «Гэррик» двадцать минут назад, и Харольд только что сообщил ему, что разрешит самому ставить «Ангела». На конец октября уже был заказан «Лирик Сиате» на Шефтсбери Авеню. У них было четыре месяца, чтобы подыскать актеров и постановочную команду, провести репетиции и быть готовыми к премьере. Они составили список известных актрис, которые, по их мнению, могут претендовать на роль миссис Симпсон; матери героини.
      – Конечно, мой выбор сразу остановился на Гленде Джексон, но ее агент сказал, что у них все расписано до будущего года.
      Чарли немного растерялся. Харольд заказал еще выпивку и они продолжили обсуждение каждого героя в пьесе.
      – Ну, а сейчас перейдем непосредственно к Кристине. Мне кажется, у нас будут проблемы с актрисой на эту роль. Мы не можем ошибаться, ведь вся пьеса крутится вокруг нее, – Харольд вздохнул. – Сколько ты знаешь молодых актрис, внешностью похожих на непорочную Деву Марию, с притягательностью Монро и талантом Экшфорд? Мы пригласим на пробы всех молоденьких блондинок из Штатов?
      Чарли кивнул головой. Он точно знал, кто обладает всеми этими качествами.
      – У меня есть кое-кто на примете, но мне необходимо проверить, не занята ли она, – неуверенно сказал он.
      – Ну, у меня тоже есть пара девушек, достойных этой роли, – Харольд упомянул несколько имен.
      Лицо Чарли выражало сомнение.
      – Что, если подыскать кого-нибудь нового? Сделать новую звезду, и все.
      – Ты имеешь в виду опыт «Унесенных ветром»? Общенациональная охота за очередной блондинкой в стиле Вивьен Ли? С общественной точки зрения, это неплохая идея, но смотреть, как сотни самородков будут играть какие-нибудь отрывки из пьесы, нет, я так не развлекаюсь. Послушай, я отдам текст пьесы агентам тех девушек, которых назвал тебе, мы неделю посвятим пробам и сможем что-нибудь выбрать. Нам необходимо подобрать состав к концу следующего месяца, если мы хотим начать работать в сентябре.
      Чарли кивнул, соглашаясь. Джина была неуловима. Он расспросил о ней ее агента, тот сказал, что больше не представляет Джину, но дал ее телефон. Чарли позвонил и узнал только, что она четыре месяца назад переехала из квартиры на Литл Венис, и никто не знает, где она теперь. Он позвонил ее матери, но у той был только старый адрес. Джойс холодно ответила Чарли, что два года ничего не слышала о Джине, и ей совершенно безразлично, где она пропадает. Он еще пытался разыскать Фрэнки и Бетину, но с ними очень трудно было связаться.
      Чарли отказывался верить, что Джина исчезла. В любом случае, он будет продолжать поиски и молился, чтобы найти ее, пока еще не будет поздно. Ведь кто-то должен знать, где она.
 
      Джина услышала голоса, доносящиеся до нее, как из тумана. Она чувствовала себя необычайно легко и подумала, что уже на небесах. Она открыла глаза и издала слабый стон, когда поняла, что находится в больничной палате. Над ней висела какая-то трубка, входящая в ее запястье.
      «О Боже, я даже не смогла убить себя!»
      Потом она вспомнила и положила руку на живот. Она не чувствовала ничего, кроме ноющей боли, все более усиливающейся по мере того, как она приходила в сознание. Над ней склонилась медсестра. Джина хотела спросить, что произошло с ее ребенком, но не сумела ничего сказать и снова погрузилась в сон.
      – Вам очень повезло, девушка, – сказал врач. – Если бы скорую вызвали чуть позже, мы бы здесь с вами не разговаривали.
      На следующее утро Джина, проснувшись, села на кровати и потребовала чтобы медсестра рассказала ей, что случилось с ребенком. Сестра немедленно побежала за доктором.
      – Что с моим ребенком?
      – Боюсь, что у вас начался выкидыш еще до того, как вы попали сюда из-за того винегрета, которым вы себя накормили. У нас оставалось время только на то, чтобы спасти вас. У вас открылось сильное кровотечение, и мы решили, что главное – спасти вашу жизнь. Необходимо было срочно остановить кровь, а уж потом, как можно быстрее, вычистить остатки плода, – доктор пытался обнаружить хоть какое-нибудь выражение на лице Джины. Но она смотрела на него невидящими глазами. – Вам не нужно волноваться, мы дали вам витамины С и Д, это очистит вашу матку и предотвратит дальнейшую инфекцию. Некоторое время вы будете ощущать боли в животе, но это последствия чистки матки. Пару дней будет стоять капельница, пока окончательно минует опасность, но здесь вам придется пробыть еще неделю. Вы знаете, кто вас обнаружил? Вам надо сказать ему большое спасибо.
      Джина покачала головой.
      – Где, в конце концов, вы раздобыли этот коктейль? У вас действительно не было никаких шансов, вы понимаете?
      Огромная слеза появилась в уголке глаза и медленно сползла по щеке Джины.
      «Раскаяние», – подумал доктор. Хорошо, ведь это был знак выздоровления.
      – В конце концов, не мое дело узнавать что и как. Наш психиатр скоро придет, чтобы встретиться с вами. Обычное посещение, когда люди пытаются покончить жизнь самоубийством. Слава Богу, что вы сможете иметь детей. Почему бы вам не завести другого малыша, когда окрепнете? Кстати, мы как-нибудь сможем поддерживать с вами связь? Нам также необходимо знать ваше имя, человек, который вызвал скорую, просто оставил адрес. Когда они вас нашли, у них не было времени играть в детективов, ну?
      Никакой реакции не последовало.
      – Как вас зовут, хотите ли вы, чтобы сообщили вашим родственникам? – спросил доктор, не забывая, что пациентка в шоке.
      – Джина Валмонт. У меня нет родственников.
      – Хорошо, а сейчас постарайтесь как можно лучше отдохнуть. Я увижу вас завтра утром.
      Голова Джины упала на подушку, она опять закрыла глаза. Она чувствовала себя совершенно сбитой с толку.
      Через несколько часов Джина услышала чей-то мягкий голос, зовущий ее по имени. Она открыла глаза и увидела женщину в васильковой цыганской юбке и повязке на голове, сидящую рядом с Джиной.
      – Привет, Джина. Меня зовут Даринка Совек. Я твой психиатр.
      Джина не ответила.
      – Все нормально, я не собираюсь задавать тебе вопросы. Просто хотела представиться. Доктор говорит, что у тебя никого нет. Это правда?
      Джина кивнула головой.
      – О'кей. Я завтра приду еще раз и посмотрю, есть ли у тебя желание поговорить. Но если я понадоблюсь тебе раньше, просто скажи сестре, и я примчусь мигом. – Даринка сильно сжала руку Джины. – Просто помни, что ты больше не одна. Увидимся завтра.
      Легкая улыбка появилась на губах Джины, когда она заглянула в эти добрые карие глаза.
      – Спасибо.

      Чарли совсем потерял голову. Прошло четыре недели, пробы актрис на роль Кристины пошли по второму кругу, а ему даже не удалось напасть на след Джины. Он сидел на последнем ряду партера, пил десятую чашку кофе и в сотый раз прослушивал ужасное чтение самой большой сцены с участием Кристины.
      Весь состав пьесы уже был набран, самые лучшие актеры, элита Британского театра, привлечены к спектаклю. И, если в течение ближайших семи дней им не удастся найти девушку на роль Кристины, Харольд отдаст ее одной из тех молодых актрис, на которых имел виды еще в начале обсуждения пьесы. Чарли видел их на пробах и знал, что они не подходят. В них было слишком много дерзости и вселенской мудрости, чтобы играть наивную и прекрасную молодую девушку. Он позвонил агенту Фрэнки в Лос-Анджелес и оставил свой телефон. К сожалению, Фрэнки была на съемках в пустыне, и с ней, практически, невозможно было связаться. Оставалась только одна надежда. Ему удалось раздобыть через Теодора Холмса телефон лорда Лонгдейла, отца Бетины. Трубку сняла мать Бетины и сказала Чарльзу, что Бетина в Каннах, ждет рождения ребенка. Чарли отшвырнул одноразовый стакан из-под кофе и шепнул постановщику, что на полчаса отлучится в офис на Вардор Стрит. Он шел по Шефтсбери Авеню и думал, что Бетина была его последней надеждой в поисках Джины. Мать Бетины дала Чарли ее телефон в Каннах. Чарли пришел в офис, сел за стол Харольда и набрал номер. Послышались долгие гудки. Чарли уже хотел положить трубку, как вдруг услышал в телефоне задыхающийся от бега голос:
      – Хелло, Бетина Роддингтон.
      – Бетина! Слава Богу, ты ответила. Это Чарли Деверокс.
      – Чарли! Как приятно слышать тебя! Но откуда ты узнал мой телефон?
      – Твоя мама была столь добра, что дала его мне. Послушай, Бетина, – он задержал дыхание, – ты случайно не знаешь, где сейчас живет Джина? Мне очень нужно встретиться с ней, но, кажется, никто ничего о ней не знает.
      – Я не имею никакого понятия. С тех пор, как я в Каннах, я все время пытаюсь дозвониться до нее, но, похоже, она переехала. Ты знаешь, ведь ее так подкосила смерть Мэтью.
      – Что?! Мэтью умер?! Когда?
      – О, Чарли, прости, я думала, ты знаешь.
      – Меня не было в Англии почти два года. Что произошло?
      – В канун Нового года на них наехала машина. Мэтью погиб, а Джина только ранена. А насчет того, где она сейчас, я действительно не могу тебе помочь. Ты пытался найти в Лос-Анджелесе Фрэнки?
      – Бетина, поверь мне, я испробовал уже все. Я ничего не понимаю. Ведь не могла же она просто исчезнуть, я…
      – Подожди минуту, – перебила его Бетина, – по-моему, Джерард говорил мне что-то о ней, что сто лет назад видел ее в каком-то кафе. Может быть, у него есть ее телефон.
      – Ты мне можешь дать телефон Джерарда? Это действительно очень важно.
      – Конечно. У тебя есть ручка? Я дам тебе его рабочий и домашний номера.
      Чарли записал оба телефона.
      – Дома он бывает обычно к восьми. Попытайся что-нибудь выяснить у него. Надеюсь, ничего серьезного?
      – Конечно, речь не идет о жизни и смерти, так что ни о чем не волнуйся, но это дьявольски может повлиять на мою и ее дальнейшую карьеру.
      – Тогда удачи! Если разыщешь ее, задай ей хорошую трепку за то, что совсем пропала из виду.
      – Обещаю тебе, Бетина, надеюсь, мне удастся это сделать.
 
      – Ну что, Джина, могу теперь с полной уверенностью сказать, что завтра мы отпускаем тебя домой, – Даринка ободряюще улыбнулась. – Что ты думаешь об этом?
      Джина пожала плечами. За три с половиной недели, которые она провела в больнице, она сумела прийти в себя и вернуться к действительности.
      – Если честно, я не знаю, Даринка. Здесь, в госпитале, мне было очень хорошо, но я не знаю, как справлюсь со всем, когда останусь одна. Мысль о том, что надо возвращаться назад, в ту квартиру, пугает меня.
      – Джина, когда-нибудь тебе придется вернуться в окружающую действительность, я думаю, ты готова к этому, как и раньше. Мы не хотим, чтобы ты стала нашим постоянным клиентом. Ты пробыла в больнице достаточно долго.
      Джина кивнула. Она пыталась представить, как сможет жить без Даринки, без человека, которому можно уткнуться в плечо и выплакаться. Во время первых встреч Даринке пришлось приложить много усилий, чтобы вытянуть из Джины хотя бы пару слов. Джина была как помешанная, совершенно неспособная освободиться от чувства страха, преследующего ее. Теперь кошмар последних шести месяцев надежно запрятан в самой глубине ее души.
      Даринка, женщина бесконечно терпеливая, отказалась оставить Джину одну, когда та упорно не хотела ни о чем говорить. Она не имела понятия, какую трагедию перенесла Джина, но какова бы она ни была, Джине необходимо освободиться от нее, чтобы окончательно выздороветь. Почти неделю она сидела за своим столом в полном молчании, внимательно глядя на эту девушку с плотно сжатыми губами, и уже начала терять надежду на установление каких-либо доверительных отношений, но помог случай.
      Однажды Даринка решила приготовить себе ромашковый чай. Шесть месяцев тому назад она переехала в новую квартиру, но часть вещей еще стояли, нераспакованными, в холле. Когда она достала старый заварочный чайник, завернутый в газеты, она вдруг увидела знакомое лицо, глядящее на нее с газетной фотографии. Это была Джина с огромным букетом цветов, а рядом с ней высокий красивый мужчина. Было ясно, что это их свадебная фотография. Даринку поразил контраст между этой улыбающейся девушкой и той безразличной испуганной фигуркой, на которую она смотрела целыми днями. Она прочла заметку под фотографией.
      – О, дорогая, – с жалостью вздохнула Даринка, когда закончила читать. – Бедняжка Джина.
      На следующий день, Джина, как всегда, молча сидела напротив ее. Даринка легко постучала по своему блокноту.
      – Джина, ты не хочешь мне рассказать о Мэтью?
      Даринка засомневалась в том, что правильно поступила, когда Джина с отчаяньем глянула на нее.
      – Откуда вы знаете о Мэтью?
      – Я прочла о нем в газете. Мне очень жаль, Джина, что он умер.
      Она поняла, что ключ найден. Откуда-то из глубины души ее пациентки раздался крик. Его невозможно было слышать, это был крик раненого зверя.
      – Почему он умер? Почему он, а не я? О Боже! Я убила своего ребенка, так же…
      Даринка не прерывала ее, она позволила ее боли выйти наружу. Джина не знала, что это был первый шаг на пути к выздоровлению.
      С того дня Даринка поняла, что способна помочь Джине, снять с нее вину за убитого ею ребенка.
      – Я хотела убить только себя, потому что не хотела делать аборт. Но, кажется, именно это я и сделала.
      – А как же отец? – спросила Даринка и заметила, как вздрогнула Джина.
      – Я действительно не хочу говорить об этом. Никогда.
      – Джина, тебя изнасиловали?
      – Извините, но я не буду говорить об этом.
      Даринка неоднократно пыталась пробить эту каменную стену молчания, и в конце концов сделала вывод, что Джина действительно была изнасилована. Она настаивала, чтобы Джина подтвердила это, тогда они смогли бы найти того мужчину и наказать его, Даринка знала, что это облегчит вину Джины, поможет ей понять, что это не ее вина, но Джина наотрез отказывалась говорить об этом. Даринка полагала, что пока жертва не признается, никакого продвижения вперед не будет.
      Джина рассказала не только об этой истории, она призналась, что, когда столкнулась с проблемами, очень пристрастилась к алкоголю. Даринка послала ее на небольшой курс лечения по восстановлению здоровья после долгого приема алкоголя. Хотя, конечно, ей все равно придется столкнуться с проблемами окружающего мира. Даринка думала о своем успехе, достигнутом в работе со своей пациенткой и о том, что Джина, выйдя из больницы, будет способна вести нормальную жизнь. Потом она вспомнила о депрессии, одолевавшей Джину, когда они впервые встретились, и опять засомневалась. Она молилась, чтобы этого никогда с Джиной не повторилось.
      – …И запомни, ни при каких обстоятельствах не пытайся найти утешение в бутылке. Ты ведь уже знаешь, это ничего не изменит.
      Джина кивнула головой.
      – Я это твердо решила.
      – Мы очень хотели услышать это от тебя. Я связалась с Лео из кафе, он согласился принять тебя обратно на неполный рабочий день, пока ты окончательно не окрепнешь. Кажется, у него есть для тебя местечко получше, – она улыбнулась.
      – Ты думаешь?
      – Да. И еще я думаю, что тебе очень важно подумать о своей театральной карьере и опять встать на эту дорогу… Ты еще молода, Джина, и я уверена, ты сможешь начать все сначала. Не подведи меня, пожалуйста.
      – Я постараюсь.
      – Хорошо. А сейчас я сделаю то, что мне совсем не хотелось делать и дам тебе, на всякий случай, свой домашний телефон. Если дела пойдут неважно, позвони мне. И советую не терять контакта со своими подругами. Уверена, что Фрэнки и Бетина будут очень рады тебе.
 
      Джина повернула в замке ключ и вошла в холодную, темную квартиру. Она подняла с коврика почту и убедилась, что за все это время Мэрилин не появлялась. Прежде всего, убрать все, что может напомнить о ее поступке. Она достала дезинфицирующие средства и пакеты для мусора и принялась приводить в порядок ванную. Выкинула пустую бутылку из-под водки и бутылочки из-под таблеток. Соскребла с линолеума засохшую кровь. Затем сделала себе кофе и пошла в гостиную, пытаясь вспомнить, что говорила Даринка о возвращении домой и о том, как уйти от воспоминаний.
      «Самой худшей будет первая ночь. Если ты переживешь ее без бутылки, дальше все пойдет прекрасно. Тебе станет гораздо легче, Джина, поверь мне».
      Но Джина сидела, уставившись в пустоту, и воспоминания давили на нее. Ей ужасно хотелось выпить, неимоверно хотелось.
      – Нет, Джина, ты не должна, – сказала она сама себе, и поднялась, зная, что нельзя сидеть и думать.
      Она направилась в кухню и вымыла ее до блеска. Потом начала убирать в спальне, но желание выпить не покидало ее. Она вернулась в гостиную и проверила, не осталось ли водки. В шкафу стояло полбутылки. Этого было достаточно. Она не сможет пережить сегодняшнюю ночь без этого.
      «Только маленький глоток, а с завтрашнего дня, клянусь, не притронусь», – пообещала она себе. Джина налила водку в стакан и поднесла к губам, но не успела сделать глоток, как зазвонил телефон.
      Она поставила стакан и нервным движением сняла трубку.
      – Хелло.
      – Джина? Это Чарли.
      Это был звонок, который изменил всю ее жизнь.

      Она сидела перед зеркалом и тщательно накладывала на лицо грим. Нарумянила щеки и подвела глаза оттеночным карандашом.
      Джина усмехнулась своему отражению в зеркале. Она выглядела, как размалеванная шлюха, но знала, что на сцене, под ярким светом ламп, ее лицо будет казаться вполне естественным. Ее костюмер вошла с огромным букетом цветов и письмами от друзей. Гримерная была вся заполнена визитками, подарками и цветами. Казалось, ни один человек не забыл ее. Джина с иронией вспомнила, что еще два месяца назад она была совершенно одна, и не было рядом ни одного человека, к которому можно было обратиться за помощью. Она взглянула на огромный букет красных роз с великолепным ароматом. Это от Чарли. Она понюхала их и попросила поставить розы в вазу.
      Джина распечатала письма. Одно было от Теодора Холмса и Руди Григорофа, другое от Фрэнки, которая написала: «Потряси их до смерти, малышка!» Фрэнки прилетела в Лондон на премьеру спектакля Джины. Даниэль, только что закончивший съемки в Корнволле, специально задержался на день посмотреть спектакль и на следующий день улетал обратно в Голливуд. Бетина, три недели назад ставшая матерью мальчиков-близнецов, прислала цветы и свои извинения за то, что не может присутствовать.
      Джине было интересно, придет ли мать. Она послала ей билет и приглашение на торжество по случаю премьеры, а также записку, где просила «простить и забыть», но ответа не получила.
      – Леди и джентльмены, – прозвучало объявление, – первый звонок.
      – Неужели это действительно происходит со мной? – спросила Джина у своего отражения в зеркале. Она все еще, просыпаясь по утрам, щипала себя. Трудно представить, что кошмар последних нескольких месяцев так быстро исчез.
 
      Когда Джина наконец-то ответила по телефону, Чарли сразу же поехал к ней на квартиру.
      – Джина, ты не представляешь, какая гора свалилась у меня с плеч, когда я услышал твой голос. Где ты была все это время?
      – О, я объясню это как-нибудь в другой раз.
      Она сделала два кофе, а остатки водки вылила в раковину сразу же после звонка Чарли.
      – Расскажи, что привело тебя ко мне.
      Чарли коротко рассказал о пьесе и своих надеждах на ее участие в ней.
      – Мне очень приятно, Чарли, но я ведь не играла целую вечность. Обо мне никто не слышал. Ты думаешь, они захотят меня прослушать?
      – Я думаю? Мой милый ангел, я написал эту чертову вещь специально для тебя. Дай мне, лучше, рассказать тебе содержание.
      Джина села и стала слушать. Это была история молодой девушки, которую сразу же после рождения удочерила другая семья, а родная мать постоянно ее выслеживала. Всю свою жизнь Кристина не знала, что ее родители, которых она так любила и которым доверяла, ей не родные. Трагедией для всей семьи было появление настоящей матери и крушение их прежней жизни.
      – Ну, что ты думаешь об этом?
      – Мне кажется, лучше сесть и прочесть ее.
      – Да. Но послушай, завтра последние пробы на роль Кристины. Нам сегодня предстоит много работы. Мы должны как следует обыграть монолог Кристины к одиннадцати утра.
      – Завтра? Но, Чарли…
      – Да. И никаких но. Ты должна быть неотразима.
      Они прочли всю пьесу. Джина читала за Кристину, а Чарли за всех остальных героев. Пьеса ее потрясла. Она была превосходной. Что же касается Кристины, без сомнения, любая актриса в Лондоне, хотела бы получить эту роль. Роль была очень жизненной. А конец… конец одновременно шокирующим и ошеломляющим.
      Джина отложила пьесу. В глазах стояли слезы.
      – Чарли, это непередаваемо.
      – Спасибо, моя дорогая. А теперь, давай поработаем над сценой с матерью Кристины.
      Остаток ночи они отрабатывали основные сцены. К пяти утра глаза Джины закрывались от усталости. Чарли уложил ее на кровать и нежно поцеловал в щеку.
      – Спи, мой ангел. Тебе не о чем беспокоиться завтра, вернее, уже сегодня, – и он заснул крепким сном на стуле в гостиной.
      В девять утра он приготовил чай и тосты и разбудил ее.
      – Проглоти это. По мне ты выглядишь очень худой и бледной.
      Чарли выбрал, что она должна надеть, и они отправились в «Лирик Сиате» на Шефтсбери Авеню.
      Чарли представил Джину Харольду, и Джина неуверенно рассказала ему о своих театральных работах.
      – Хорошо. Вы можете пойти на сцену и прочесть для меня монолог, Джина?
      – Иди, мой ангел, покажи им, – что ты можешь, – шепнул ей Чарли.
      Джина поднялась на сцену и сыграла перед ними свою жизнь.
      Чарли, глядя на Джину, чувствовал в горле комок. Харольд нагнулся к нему.
      – Кажется, мы нашли Кристину. Она удивительна. Где ты нашел ее?
      Харольд настоял на игре еще нескольких сцен, потом подозвал Джину и спросил, не хочет ли она играть роль Кристины. Ее глаза засветились от счастья.
      – С удовольствием, мистер Кидд.
      – Хорошо. Кто ваш агент? Мы позвоним ему сегодня и обсудим денежный вопрос.
      – В настоящий момент у меня нет агента.
      – У меня есть на примете очень хороший, – сказал, улыбаясь, Чарли. – Ее зовут Линдсей Вейте, она представляет меня. У нее отличная репутация. Уверен, она будет счастлива взять тебя.
      – Замечательно. Позвони ей и как можно скорее отведи Джину к ней в офис. Я хочу побыстрее разделаться с этим. Мы приступаем к репетициям через две недели.
      Чарли позвонил Линдсей и назначил встречу с Джиной на полдень. Потом он попросил Джину пойти с ним на ланч в «Лескарго». Джина подняла стакан с минеральной водой. Сейчас не было никакой потребности в алкоголе.
      – Спасибо тебе, Чарли.
      – Не благодари меня, дорогая. Если бы я не нашел тебя, пьеса бы расстроилась. Я возлагаю на тебя надежды, что ты завоюешь мне награду за лучшую пьесу года.
      Джине Линдсей сразу понравилась, ее поразило, когда та позвонила и сказала, сколько фунтов в неделю предполагает получить для нее.
      – У нас мало времени. Я знаю, вы новичок, но у вас главная роль.
      Джина беспокоилась, как бы Харольд не передумал, если Линдсей попросит много денег. Она согласна играть даже бесплатно. Джине предстояло прийти в офис и подписать контракт. Поздно вечером, вернувшись домой, она позвонила Даринке.
      – Мой Бог, Джина, это великолепно. Видишь, как вовремя я выставила тебя из больницы. Надеюсь, я получу билет на премьеру?
      – Конечно. Даринка, спасибо вам за все. Скоро встретимся.
      – Очень скоро. В театре, а не в больнице. До свидания, Джина, прими мои поздравления.
      Даринка положила трубку и улыбнулась. Может быть, она все-таки не зря потрудилась.
      Начались репетиции. Джина находилась в благоговейном страхе оттого, что была как бы главной в таком уважаемом и известном актерском составе. Временами ее уверенность в себе исчезала, Чарли настаивал на повторении одной и той же сцены по нескольку раз, и она приходила домой расстроенная и уставшая. Когда все шло, как надо, Чарли лишь слегка исправлял ее, делая речь более выразительной. Не только то, что Чарли написал такой шедевр, но и его прекрасные способности режиссера снискали ему уважение у всего состава. На репетициях он работал профессионально, но иногда, по вечерам, заходил к Джине домой обсудить работу над пьесой.
      – Чарли, я зарабатываю много денег, и мне хотелось бы подыскать себе какое-нибудь другое жилье.
      – Если хочешь, я могу пойти с тобой и помочь тебе выбрать.
      – Это было бы замечательно. Сможем мы заняться этим в выходной?
      – Конечно.
      Они решили найти квартиру поближе к театру, чтобы Джина могла пешком возвращаться домой по вечерам. После дюжины различных вариантов, им показали одну квартиру, которая сразу понравилась Джине, как только она вошла. Квартира с одной спальней, на самом последнем этаже недавно построенного дома недалеко от Ковент-Гарден.
      На следующей неделе Джина переехала.
      Чарли видел, что по мере того, как уверенность Джины в себе растет, на ее щеках начинает появляться румянец. С каждым днем исполнение Кристины становилось все более мощным и выразительным.
      Он не говорил ей о своих чувствах. Ей нужно время. Он чувствовал это. Он подождет своего часа.
 
      – Леди и джентльмены, второй звонок, осталось пятнадцать минут, спасибо.
      Костюмер Джины держала простое платье, которое будет на ней в первой сцене. Джина надела его, все еще не способная поверить, что через двадцать минут выйдет на сцену к тысяче зрителей. Отряд критиков уже ждал, чтобы разорвать ее в клочья. Она не нервничала, но немного волновалась, стараясь не подвести такой выдающийся актерский состав, который так много помогал и поддерживал ее во время репетиций.
      В дверь постучались.
      – Войдите.
      Вошел Чарли и крепко обнял ее.
      – О, Чарли, мне все еще не верится.
      – Мой ангел, ты будешь неотразима. Это знаю я, актеры тоже знают, а завтра об этом узнает весь мир, – он коснулся ее подбородка и заглянул в ее глаза. – Моя милая Джина, я писал это для тебя. Все, что тебе нужно, просто быть самой собой. Самые лучшие пожелания, моя дорогая.
      – Акт первый, актеры на сцену, пожалуйста.
      Ее сердце екнуло. Чарли вышел из комнаты, и Джина несколько секунд собиралась с духом. Потом она решительно направилась за кулисы. Она шагнула на сцену и приняла соответствующую позу. Зал погрузился в тишину.
      Шурша, поднялся занавес.
      Она вспомнила слова Чарли: «Я писал это для тебя, Джина, просто будь самой собой».
 
      Ее гримерная наполнилась людьми, которые пришли поздравить ее с успехом. Джина крепко прижала к себе Фрэнки, поцеловала Даниэля, Тео и Руди.
      – Мы дадим тебе время переодеться и будем ждать тебя в «Волдорфе». Ты была неописуема хороша. Я горжусь тобой.
      Когда все вышли из гримерной, Джина с облегчением вздохнула и села. Она чувствовала себя, как выжатый лимон. Костюмер поспешно принесла ей прекрасное платье. Харольд распорядился, чтобы его взяли напрокат из магазина Ив-Сен Лорана специально для вечера, посвященного премьере спектакля. Джина надела платье и почувствовала себя принцессой.
      Чарли негромко постучал в дверь и вошел. У него захватило дыхание, когда он увидел перед собой это зрелище. В тюлевом платье цвета сумерек Джина выглядела великолепно. Может быть, сегодня вечером он скажет ей о своих чувствах…
      – Ты позволишь мне проводить тебя на вечер, как королеву «Вест Энда»?
      – Конечно, – Джина собрала свои светлые волосы и заколола их шпильками. Она накинула на плечи пальто и вместе с Чарли села в такси.
      Такси остановилось перед «Волдорфом».
      – Перед тем, как тебе пойти на коронацию, я…
      Дверь такси открылась, и яркий свет ослепил их.
      – Извини, Чарли, что ты говорил? – они вышли из машины.
      – Я… просто хотел сказать, что ты была прекрасна.
      – Спасибо тебе, – Джина поцеловала его в щеку, и они вошли в здание.
      Чарли опять проклинал себя за то, что потерял всю решительность и смелость. Торжество проходило в грандиозном мраморном банкетном зале. Когда Джина и Чарли вошли, все встали и громко зааплодировали. Люди собрались вокруг Джины. В этот вечер у нее была какая-то аура, притягивающая всех к себе, все хотели быть рядом с этой девушкой, появившейся ниоткуда и покорившей «Вест Энд».
      Чарли с гордостью наблюдал за ней. К тому же, он тоже был окружен восхищенными зрителями.
      – Сегодня мы стали свидетелями рождения новой звезды. Посмотрите, как люди хотят быть рядом с ней. В ней есть что-то необычное, что подчеркивает ее величие, – глаза Тео были затуманены слезами. Он мог сосчитать на пальцах вот такие счастливые моменты в его жизни.
      Джина улыбалась перед камерой и оживленно разговаривала с людьми, окружавшими ее, но больше всего на свете ей хотелось вдвоем с Фрэнки уехать в свою новую квартиру. Она была полностью опустошена. Это был необычный вечер, и она позволила себе выпить бокал шампанского, наслаждаясь вниманием к себе всех этих людей. Джина повернулась и заметила знакомую фигуру, напряженно стоящую у входа, в том же поношенном пальто, которое она носила, сколько ее помнила Джина.
      – Извините, моя мама приехала, – сказала она Харольду и неуверенно подошла к матери.
      – Здравствуй, мама, – от растерянности Джина не знала, что сказать.
      – Здравствуй, Джина. Я не останусь здесь. Я просто пришла сказать тебе, что ты очень хорошо играла.
      – Спасибо, мама. Я… я очень рада, что ты пришла. Пока ты не ушла, я хочу познакомить тебя с Чарли, писателем и режиссером, и, мне кажется, Фрэнки будет очень приятно познакомиться с тобой. Вон она, с черными, как смоль волосами. Пожалуйста, пойдем немного выпьем и познакомимся с ними, – упрашивала Джина.
      «Почему бы и нет?» – подумала Джойс. Она шагнула вперед и вдруг перед ней возникло лицо, до этого заслоненное кем-то. Он стал старше, но все так же притягивает к себе. Кто-то опять стал перед ним, и лицо исчезло. Джойс показалось, что она теряет сознание. Прошло двадцать лет с тех пор, как она видела его в последний раз. Ей захотелось уйти отсюда, пока он не заметил ее.
      – Нет! – словно вырвалось против ее воли. Она повернулась к двери. Джина в изумлении смотрела на нее.
      Джойс пыталась собраться.
      – Извини, я просто чувствую себя здесь очень неуютно. Завтра мне нужно рано на работу, – она уже почти подошла к двери.
      Джина обиделась.
      – Все в порядке, мама, не волнуйся. Спасибо, что ты пришла. Мама?
      – Да, Джина?
      – Мне действительно очень приятно, что ты пришла. Можно я как-нибудь приду к тебе в гости?
      Джойс посмотрела на дочь. Сходство, особенно теперь, когда она стала взрослее, было поразительным. Он тоже должен был это заметить.
      – Мама? – Джина ждала ответа.
      – Я думаю, можно, если у тебя будет время, – Джойс попыталась улыбнуться.
      Джина крепко поцеловала ее в щеку.
      – Береги себя, мама, я скоро приеду к тебе. Джойс поспешно вышла из «Волдорфа» и направилась к автобусу. Голова шла кругом.
      Она закрыла за собой дверь и сразу направилась в спальню. Нашла ключ и открыла ящик стола. Вот, на самом дне ящика лежит черная, надежно закрытая коробочка, Джойс достала ее, села на кровать, открыла и вытряхнула содержимое на покрывало. Она никогда не прекращала любить его. Никогда. Но и не могла простить его. Или девушку, стоящую рядом с ней на старой черно-белой фотографии. Она зарыдала. Она оплакивала себя, эти годы ада, которые он дал ей. Два человека, которых она любила больше всего на свете, ранили ее так глубоко, как только можно ранить живого человека.
      Она оплакивала Джину. Невинную жертву, которая не знала, что была всю жизнь живым напоминанием о человеке, разбившем ей сердце на всю жизнь. Она оплакивала девушку, на которую так сильно была похожа ее дочь и впервые в жизни почувствовала жалость к ее жизни, такой трагически короткой, почувствовала любовь к этой девушке, к которой всегда испытывала только отвращение и ненависть.
      Джойс долго плакала. Ей стало немного лучше, и она пошла в ванную умыть заплаканное лицо. Времени у нее было мало. Рак, который уже давно развивался внутри, начал одерживать победу. Когда врачи удалили ей злокачественную опухоль, она надеялась, что на какое-то время все затихнет. Но через несколько лет болезнь распространилась по всему организму. Врачи сказали, что больше ничего нельзя сделать. Она может прожить несколько месяцев, а может и несколько недель. Как бы там ни было. Джине нужно все рассказать. Время настало.

      – Ой, очень мило, – Фрэнки восхищалась квартирой Джины, уставленной многочисленными букетами цветов после премьеры. – А как насчет серьезных покупок сегодня утром? И я приглашаю тебя к «Джо Аллену», отметить эти потрясающие отзывы.
      Фрэнки пришла утром, после торжества, нагруженная всеми газетами, которые попадались ей в киосках по пути. Она бегло просматривала их еще в газетных киосках и по дороге купила бутылку шампанского.
      Фрэнки опустошила почти всю бутылку, пока читала сладкоречивые отзывы критиков.
      «Джина Шоу, после приевшихся с годами одних и тех же лиц в «Вест Энде» кажется просто дыханием свежего утреннего ветерка, – громко прочла Фрэнки. – Талант мисс Шоу может сравниться только с ее красотой. Она знаменует собой появление новой плеяды молодых актеров, восходящих на небосклоне, чтобы продолжить мастерство и традиции звезд пятидесятых годов, которым за все это время не было равных. Шоу – настоящая находка. Поздравляем продюсеров за достаточную смелость взять на роль Кристины скрытый талант, никому не известную актрису».
      – Мне кажется, ты им понравилась, – Фрэнки широко улыбнулась. – Так что надевай что-нибудь подобающее звезде и пойдем потрясать город.
      – У меня нет никакой приличной одежды, Фрэнки.
      – Прекрасно. Уверяю тебя, к вечеру она у тебя появится.
      Глаза Фрэнки светились, когда она сопровождала Джину по улицам Лондона.
      – Я не могу позволить себе этого, – Джина даже присвистнула, когда увидела себя в зеркале в великолепном розовом шелковом костюме.
      – Милая, я просто даю тебе деньги в долг. Если ты собираешься быть звездой, тебе просто необходимо иметь приличную одежду.
      Они сидели у «Джо Аллена», нагруженные свертками и пакетами. Фрэнки заставила Джину остаться в последнем наряде, который та примерила. Прекрасный костюм, стоивший целое состояние, но Фрэнки настояла на его покупке.
      – По-моему, я закончу в долговой яме за банкротство, если буду столь расточительна, – Джина попробовала зеленый салат «Волдорф».
      – С такими-то отзывами, не думаю, что тебе опять придется волноваться из-за денег!
      Весь ресторан, заполненный людьми искусства, обернулся, чтобы посмотреть, как она входит. Неожиданно, за одну ночь, она стала звездой. Джина не могла поверить, что профессия, такая жестокая вначале, может быть такой щедрой и доброй на вершине. В конце концов, если бы не Чарли… Она не хотела даже думать о том, что бы с ней было. Совершенно незнакомые люди подходили к их столику и осыпали ее поздравлениями, пожеланиями и похвалами. Восхищались также и Фрэнки. Джина наблюдала, как профессионально Фрэнки расправляется со своими поклонниками, жаждущими узнать, в каком следующем фильме она будет сниматься.
      Что-то изменилось во Фрэнки. Она все еще вела этот невероятный образ жизни, но что-то неуловимо изменилось. Джине хотелось узнать о ее проблемах. Это была всего лишь интуиция, но она была уверена, что что-то произошло.
      – О'кей, малыш, уже три часа. Я доставлю тебя домой и уложу в постель. Тебе нужно немного отдохнуть. У тебя сегодня спектакль, а ты от этих волнений выглядишь немного усталой.
      Джина легла, предполагая, что не сможет уснуть от возбуждения, но сама не заметила, как глаза ее закрылись. Фрэнки разбудила ее в шесть вечера и приготовила чай.
      После спектакля Фрэнки встретила ее у входа на сцену, и они поехали к Джине, купив по дороге пиццу.
      – Как в старые времена! – Фрэнки улыбалась. – Кроме одной вещи, я вижу, ты завязала со спиртным.
      – Да, ты же знаешь, после смерти Мэтью у меня были проблемы, не стало лучше и после того, как ты улетела в Штаты. Сейчас все в порядке, но все равно, я пытаюсь держаться от этого подальше.
      Фрэнки одобрительно покивала головой.
      – Хорошая девочка! Джина, расскажи мне, где ты пропадала все эти месяцы?
      Джина вздохнула.
      – Это очень длинная история, и я не хочу утомлять тебя отвратительными подробностями. Это было связано с деньгами. Чтобы связать концы с концами, мне пришлось заниматься неприятными делами.
      – Бог мой, Джина, надеюсь, ты не занималась уличным бизнесом?
      Джина засмеялась. Ей не хотелось, чтобы Фрэнки знала, как близка она была к истине.
      – Нет, работала официанткой, и все такое, но сейчас с этим покончено. Я очень счастлива, что у меня появился второй шанс начать все заново.
      – Скажи честно, Джина, почему ты не обратилась ко мне, если у тебя было так туго с деньгами? Я бы всегда помогла тебе.
      – Знаю. Но мне нужно было со всем справиться самой. Давай оставим эту тему. Расскажи, как твоя жизнь, Фрэнки?
      – Хорошо, просто прекрасно, – обманула ее Фрэнки. – Скоро мой фильм «Пекло» должны выдвинуть на премию. У меня замечательная роль, мой агент клянется, что она сделает меня знаменитой.
      – Фантастика, Фрэнки. Ты будешь настоящей звездой?
      – Я ничего не знаю об этом. Мне предложили главную роль в следующем фильме Курта. Съемки начнутся через две недели, так что я постоянно занята.
      – Но ты не выглядишь очень счастливой. Неужели жизнь в Голливуде так утомила тебя?
      – Нет, просто слишком много работы и очень мало времени на удовольствия. Но самое плохое, – Фрэнки вздохнула, – тебя считают всенародным достоянием, невозможно уединиться ни на секунду.
      Джина поняла, что у Фрэнки проблемы в личной жизни. Но, конечно, она не станет обсуждать их. Джина знала это наверняка.
      – Как твой отец?
      – О'кей, по крайней мере, мне так показалось, когда он прилетел сюда и, когда сегодня утром простился со мной, – она пожала плечами. – С тех пор, как я переехала в отдельную квартиру, мы почти не видимся. Ты же знаешь, мы никогда не были образцовыми отцом и дочерью. Кстати, он постоянно интересуется тобой. Он ужасно расстроился, когда я сказала о смерти Мэтью. Сказал, что знает, каково это, ведь он пережил то же самое, когда погибла моя мать.
      – Тебе никогда не хотелось узнать о своей матери побольше?
      – Нет, действительно. Я была очень маленькой, когда это случилось, поэтому я никогда не скучала по ней. А отец никогда не говорил о ней со мной. Думаю, он и сейчас очень переживает. Я даже не знаю, как она выглядела, и никогда не пыталась узнать.
      – Я понимаю, что ты имеешь в виду, – вставила Джина. – Когда я была маленькой, я мечтала, чтобы мой отец нашел меня, но потом я выросла. Все-таки странно, если рождаешься не так, как принято у всех людей, без отца, ты действительно никогда не скучаешь по нему. Ведь я тоже как-то прожила без него все эти годы. Скажи, ты познакомилась с Джоном Траволтой? Мне кажется, он великолепен.
      Фрэнки увлекательно рассказывала Джине все голливудские сплетни. Пока не заметила, что ее подруга начала зевать.
      – Ваше ложе готово, мадам. Завтра у вас два спектакля, а уже три часа утра. Не будешь возражать, если я посплю на твоем диване?
      – Конечно, нет.
      – Почему бы тебе самой не прилететь в Голливуд и все увидеть своими глазами?
      – Я играю спектакль только два дня, а ты уже уговариваешь меня взять отпуск, – Джина улыбнулась.
      – Ну, ладно, только, как сможешь, сразу приезжай. Я очень скучаю по тебе, малышка.
      – И я тоже, Фрэнки. Спи крепко.

      Следующие две недели были просто сумасшедшими. Линдсей постоянно звонила Джине и предлагала сделать фото или дать интервью. Все хотели знать, что она ест, какие выполняет упражнения, кто ее парень и все такое. Теперь она начинала понимать слова Фрэнки об уединении. Джину постоянно пугало ее прошлое, она волновалась, как бы случайно не открылась связь между девушкой из клуба и молодой звездой, играющей в самой популярной пьесе в Лондоне.
      Но через месяц все волнения ушли. Джина привыкла поздно вставать, не торопясь завтракать, решая, чем ей заняться. Она посещала художественные галереи, музеи и совершала прогулки по Риджент Парку. К половине пятого возвращалась домой, отдыхала полтора часа и шла в театр.
      Джина очень осторожно тратила деньги, она откладывала несколько сотен фунтов на счет социального страхования под большие проценты. Опыт прошлых месяцев заставил ее с уважением относиться к деньгам и возможной опасности долгов. Себе она оставляла достаточную сумму, чтобы прожить неделю и с удовольствием наблюдала, как растет ее счет в банке. Ведь никто не знает, что может произойти, когда закончится контракт. Это были не совсем обоснованные опасения, ведь о спектакле всегда были прекрасные отзывы в прессе, и все билеты были раскуплены на два месяца вперед. Но Джина понимала, с какой скоростью она вознеслась, с такой же может и упасть. Очень часто по утрам ей звонил Чарли и приглашал на ланч. Джине нравилась компания Чарли, ей было очень радостно, что он опять вернулся в ее жизнь.
      – Я показал черновик моей новой пьесы Харольду, и он очень заинтересовался. Это будет вызов тебе, Джина. Роль – полная противоположность Кристине.
      – Мне бы хотелось прочесть ее, когда ты закончишь. Эта идея мне нравится.
      – М-да, по-моему, у тебя есть талант, вдохновляющий меня писать гениальные вещи, но почему-то пока не поступило никаких предложений из Голливуда.
      – О, я уверена, придет день, и ты получишь их, Чарли, – улыбаясь, сказала Джина.
      «Как бы мне хотелось, чтобы ты разделила эту радость со мной» – подумал Чарли.
      Чарли все еще был в растерянности, как изменить их удивительные отношения друзей на отношения любовников. Он боялся сделать это в неподходящее время, испортить все и, может быть, навсегда потерять Джину. Он знал, что знаки внимания, которые она оказывает ему – не больше, чем дружеские отношения мужчины и женщины. Единственным утешением для Чарли было то, что пока в ее жизни не появился никакой другой мужчина. Так что он заполнял этот пробел и надеялся, что никто не сможет отнять ее у него. Он не сможет пережить этого.
      – Ты что-нибудь слышала о своей матери, Джина?
      – Нет, я пыталась звонить ей, но никто не подходит к телефону.
      – Может быть, у нее бурный роман с боссом, и ей просто не хочется вылезать из теплой постельки.
      Мысль о том, что ее мать может заниматься с кем-нибудь любовью, заставила ее громко рассмеяться.
      – Не думаю. Если мне не удастся связаться с ней к концу этой недели, я поеду к ней домой. Все-таки, она пришла на премьеру. Я думаю, это было первым шагом к примирению.
      – Хорошая идея. Хочешь, я пойду с тобой?
      – Нет, мне кажется, я все смогу уладить сама.
      Всю следующую неделю телефон не отвечал, Джина пыталась дозвониться ей рано утром, но телефон все равно молчал. В конце концов, она позвонила в справочную и узнала телефон компании, где работала ее мать. Джойс никогда не разрешала звонить ей на работу, но Джина была настроена очень решительно. Женщина в приемной сообщила ей, что Джойс ушла из компании шесть месяцев назад.
      Джине это показалось очень странным, но она вспомнила, что в последний раз нормально разговаривала с матерью два года назад. Ее жизнь, действительно могла измениться. Может быть, Чарли прав. У нее появился любовник, и она уехала с ним в какие-нибудь солнечные края. Джина подумала, что это совсем не похоже на ее мать, но ведь все могло произойти, и едва можно обвинять Джойс в том, что она не дает о себе знать, если ее нет в Лондоне.
      Джина просто будет пытаться найти ее.
      Джина сняла грим, и с удовольствием подумала о предстоящей горячей ванне и раннем сне после двух субботних спектаклей, как вдруг кто-то постучал в дверь гримерной.
      – Войдите, – крикнула она.
      Знакомая фигура появилась на пороге.
      – Бетина!
      – Джина, ты была великолепна! Со мной были Фредди и Джерард, они тоже так думают. Послушай, можно пригласить тебя на обед? Мы уже заказали столик в ресторане Таи, недалеко отсюда, будем очень рады, если ты пойдешь с нами.
      – Это очень здорово, – ответила Джина, замечая, как видение горячей ванны и раннего сна постепенно исчезают.
      Обед был отличным, и все трое беспрерывно нахваливали спектакль Джины.
      – Конечно, если бы я не помогла Чарли найти тебя, ничего этого не произошло бы, поэтому мне тоже причитается награда за твой успех, – засмеялась Бетина.
      Джерард все время сидел, нахмурившись.
      – С тобой все в порядке, Джерри? – спросила Бетина.
      – Да, абсолютно, – он улыбнулся.
      Хотя, по правде говоря, рядом с Джиной он просто немел. Она стала еще прекраснее и женственнее с тех пор, когда он видел ее в последний раз. Он хотел ее. Он хотел ее так сильно, как никогда еще никого не хотел в своей жизни.
      – Мы будем в Лондоне еще месяцев шесть. Ты должна приехать к нам и посмотреть наших близнецов, они восхитительны и оба похожи на Фредди!
      – Бедняжки, – пробормотал Фредди.
      Они простились, и Джерард осторожно спросил у Джины разрешения – подвезти ее домой. Такси нигде не было видно, а у Джины не было желания идти пешком.
      – Спасибо, очень мило с твоей стороны.
      – Как приятно видеть Бетину такой счастливой, я думаю, материнство и Фредди – это то, что ей нужно, – сказала Джина, когда они ехали по Ковент-Гарден.
      – Да, мне кажется, это подойдет каждой женщине.
      Они притормозили перед домом Джины.
      – Огромное спасибо, Джерард, что подвез меня, – поблагодарила Джина, выходя из «Порше».
      – Ну, тогда услуга за услугу. Завтра я иду на концерт в «Альберт Холл». Ты не сможешь пойти со мной?
      – О, Джерард, воскресенье – это день, когда я отдыхаю за всю неделю. Я даже не тружусь одеваться. Но все равно, спасибо за приглашение. До свидания.
      Она закрыла дверцу машины и вошла в дом.
      Джерард какое-то время сидел в машине и думал о Джине. Ей не удастся опять так легко сбежать от него.
      В понедельник после спектакля Джина подписывала автографы поклонникам, как вдруг увидела Джерарда, стоящего на другой стороне улицы. Он подошел к ней, и она поняла, что в ловушке.
      – Я заказал столик в «Кетнер», мы можем опоздать.
      Он обнял ее за талию и просто заставил идти с ним.
      – Но я… – Джина пыталась протестовать.
      – Никаких но, мужчине нельзя все время отказывать. В конце концов, ты моя должница. Ведь если бы я не дал Чарли твой телефон, ты бы так и работала в том кафе.
      Джина провела прекрасный вечер. Джерард был очень компанейским и, к тому же истинным джентльменом. После обеда они пошли в «Анабель». Джерард отвез ее домой и, перед тем, как уехать, легко поцеловал в щеку.
      Когда на следующий вечер он опять появился в театре и предложил ей пойти в прекрасный китайский ресторан недалеко от театра, Джина сказала «Да». То же самое повторилось и на третий день. Всю неделю они встречались каждый вечер. Он и пальцем до нее не дотронулся, ни разу. И чем больше она проводила с ним времени, тем больше он ей нравился.
      Через две недели в полдень раздался звонок по телефону. Это была Линдсей, ее агент.
      – У меня хорошие новости. Тебя выдвинули на награждение в категории «Самая перспективная молодая актриса» за роль Кристины.
      – Линдсей, это фантастика!
      – Плюс Шейла Холл в категории «Лучшая актриса» за роль матери Кристины и «Ангел в аду», как лучшая пьеса.
      – Чарли будет счастлив, спасибо, что позвонила, Линдсей.
      Джина тут же попыталась дозвониться Джерарду в офис, но он был на деловом ланче, и появится не раньше трех часов.
      Джину поразило, что она автоматически первому позвонила Джерарду. Было над чем задуматься. Неужели она так увлеклась, что и сама не заметила? Почему она чувствует растерянность, когда после спектакля он не ждет ее, стоя у сцены? Она стала ходить по комнате взад и вперед. Она думала о Чарли, с которым у нее установились такие близкие дружеские отношения, и попыталась понять свои чувства к нему. Она любила Чарли, в этом не было никакого сомнения. Он был похож на старшего брата, которого у нее никогда не было. Их связывали и артистические, и эмоциональные чувства, которые зародились еще в те годы, когда они пытались освободиться от тяжелых цепей их прошлой жизни.
      Но дальше этого отношения никуда не шли, и Джина решила, что для Чарли она не более, чем хороший друг. В конце концов, он никогда не намекал, что чувствует к ней что-то иное. Он просто друг. Она вздохнула. Чарли, вот что сдерживает развитие ее отношений с Джерардом.
      Джерард, как всегда, встретил ее после спектакля, и они направились в новый итальянский ресторан в Сохо.
      Когда Джина рассказала ему о награждении, Джерард заказал шампанское.
      – Что это за награда?
      – Награда общества «Театр Вест Энд». В английском театральном мире очень престижная.
      – Тогда за новую Вивьен Ли! – Джерард поднял свой бокал.
      Джина рассматривала его в неярком освещении зала. Он выглядел очень красивым в дорогом темно-синем блейзере. От своего отца он унаследовал классический профиль, у него были такие же сверкающие глаза, как у его матери и Бетины.
      После обеда они направились в «Ронни Скоте» послушать джаз. Позже он отвез ее домой. Выходя из «Порше», Джина несмело предложила:
      – Джерри, я думаю, если я получу эту награду, может быть, ты приедешь ко мне в воскресенье на ланч? – она почувствовала, что начинает краснеть.
      Лицо Джерарда просияло.
      – Джина, с удовольствием. В какое время?
      – Около трех.
      – Замечательно, встретимся в воскресенье. Спокойной ночи.
      Джина помахала ему рукой и исчезла в здании. Джерард посмотрел ей вслед. «Да», сказал он и завел машину. Включил погромче музыку и начал подпевать. Его терпение было вознаграждено.
      Он еще сомневался, когда каждый вечер проводил с ней вдвоем, нежно целовал ее в щеку перед уходом и, возвращаясь домой, засыпал один, мечтая о ней. Джерард не знал, когда он сможет страстно взять ее и почувствовать ее прекрасное тело рядом с собой.
      Но он понял, что должен ждать, пока она сделает первый шаг. И она сделала.

      Карьера Фрэнки стремительно шла в гору. Но настроение – нет. Джун отказалась ехать с ней на получение премии за последний фильм «Шок». Она извинилась и сказала, что если их увидят вместе, это погубит их.
      – Дерьмо! – обругала ее Фрэнки. – Ты просто не хочешь, чтобы любовничек знал о нас.
      Джун не спорила. Она спокойно сказала Фрэнки, что та параноик, и она возвращается к себе в квартиру, пока Фрэнки не станет более разумной.
      Джун всегда заставляла ее чувствовать себя испорченным ребенком. Она вытерла слезы, надела брючный костюм и поехала в город. У подъезда гостиницы она отдала ключи от «Мерседеса» дежурному, чтобы он поставил машину на стоянку, а сама вошла в «Ма Мезон». Она увидела, что отец уже сидит за столом и дожидается ее.
      – Привет, дорогая, – Даниэль встал и поцеловал ее. – Ты будешь пить?
      – Конечно. Большую порцию водки со льдом, пожалуйста, – Фрэнки села и сняла солнечные очки.
      Даниэль заметил ее покрасневшие глаза.
      – Фрэнки, что-нибудь случилось?
      – Нет, все прекрасно, папа, просто немного устала после недели съемок, наверное.
      – Почему ты не хочешь отдохнуть? Тебе было бы очень полезно уехать.
      – Возможно, – мысль о том, чтобы оставить Джун, была непереносима.
      – Когда ты переезжаешь в новый дом? Надеюсь, скоро?
      – Да, в конце следующей недели, когда уедут оформители.
      Фрэнки, воодушевленная своим агентом, решила часть денег вложить в покупку дома. Они с Джун посетили множество частных домов и нашли один, под названием «Вилла Орхидей» – у последнего владельца была теплица с орхидеями. По голливудским стандартам вилла была не очень большой – четыре спальни, две ванных комнаты, но зато был большой бассейн и место было укромным, с прекрасным видом.
      Самое главное, что дом очень понравился Джун. Они часами обсуждали декор, и работы были уже почти закончены. Но вдруг, неделю назад, Джун объявила, что не переедет в «Виллу Орхидей».
      – Какого черта, Джун? Почему нет?
      – Это значит, что мне придется ехать десять с лишним миль до студии. Ты же знаешь, какое ужасное движение в эти дни на дорогах. Я пока останусь в своей квартире на Милхолланд Драйв.
      С Фрэнки чуть не случился удар. Могла быть только одна причина, почему Джун изменила свое решение. Она изводила себя мыслями, что сплетни, носившиеся по Голливуду, были правдой. Они появились три месяца назад, когда Джун начала работать над новым фильмом. Кто-то на вечеринке заметил, что режиссер Нигел Фостер крутит роман с одной из гримеров. Говоривший не знал ее имени, но когда он описал ее внешность, Фрэнки сразу поняла, что это Джун.
      Фрэнки всегда предполагала, что Джун в молодости вышла замуж. Она спала с мужчинами точно так же, как и с женщинами, и была бисексуальной. С Фрэнки такого никогда не случалось, и ей трудно было понять Джун. Она решила выяснить правду.
      – Я ничего не понимаю, Джун. Ты же с самого начала знала, что это дальше от студии, чем твоя квартира.
      Фрэнки увидела на лице Джун только злость.
      – Я не верила, что ты собираешь сплетни! Ты, Фрэнки, именно ты, у которой отец каждую ночь проводит в постели с разными женщинами.
      – Но почему ты так неожиданно изменила свое решение?
      – Я говорила тебе. Пока я работаю над фильмом, хочу быть поближе к студии.
      – Я достану машину, чтобы она каждое утро заезжала за тобой.
      Джун покачала головой и выложила на стол красный перец.
      – Нет, Фрэнки, я приеду, когда смогу, но сейчас останусь здесь.
      – Ты просто не хочешь, чтобы твой любовник знал, что ты лесбиянка!
      – О, ради Бога, Фрэнки, прекрати глупить, пойдем есть, – Джун села за стол, а Фрэнки все еще расхаживала по комнате.
      – Так ты это отрицаешь?
      – Черт, конечно же, нет. Нигел стал моим хорошим другом, да, мы много времени проводим вместе, но, милая, если бы ты не была такой подозрительной, ты бы, наверное, заметила, что я – женщина для женщины. И эта женщина – ты.
      – Так почему же ты не переезжаешь со мной в дом, который мы выбрали?
      Джун вздохнула и отложила вилку.
      – Дорогая, извини, но пока ты немного не успокоишься, мы не будем обсуждать это, о'кей?
      Так и случилось. Джун была непоколебима. Фрэнки переехала на «Виллу Орхидей» одна. Даниэль наблюдал за дочерью.
      – Ты уверена, что все в порядке? Ты выглядишь ужасно бледной, и, по-моему, сильно похудела.
      Фрэнки кивнула головой. Она не хотела, чтобы ее проблемы заметили.
      – Да, папа. Я уже говорила, что очень устала.
      Даниэль не поверил ей. Хотя они никогда не были близки, он заботился о своей дочери. Он знал, что такое Голливуд. Люди здесь похожи на рыбу-пиранью, готовые съесть любого, кто не сможет удержать их в страхе.
      Даниэль подумал, уж не связано ли это с личной жизнью Фрэнки. Мими намекала ему, что его дочь – лесбиянка, и что она беспокоится, как бы эта новость не вышла на поверхность. Но Мими будет молчать, ей не хочется, чтобы даже маленький скандал коснулся успешной карьеры ее клиентки, и заодно, ее личных комиссионных от этого успеха. Прав он или не прав, но Даниэль не собирался совать нос в эти дела. Фрэнки, наверное, решила, что он будет шокирован, но он столько навидался за свою жизнь в Тинсел Таун, что решил – раз Фрэнки счастлива, то ему нет никакого дела до ее сексуальных предпочтений.
      – О'кей, дорогая. Просто, когда переедешь, отдохни немного. Не откладывай это, хорошо? Надеюсь, меня пригласят на обед по случаю новоселья?
      – Конечно, папа.
      – К сожалению, мне надо уходить. У меня в четыре интервью для четвертого канала. А ты останься и доешь салат. Ты к нему почти не притронулась. Сообщи мне свой новый телефон, – Даниэль поднялся из-за стола и поцеловал ее в щеку.
      – Хорошо, пока.
      Фрэнки ковыряла вилкой еду на тарелке. Она была красива, богата, удачлива и совершенно несчастна.

      Джерард подъехал к дому Джины и припарковал машину. Он нажал кнопку вызова, и входная дверь, щелкнув, открылась. С трудом сдерживая волнение, перепрыгивая через две ступеньки, он подошел к квартире. Джина, сияющая, в элегантном платье от Лоры Эйшел, встретила его у дверей.
      – Привет. Я купил бутылку шампанского.
      – Прекрасно! Входи.
      Джерард прошел за ней в квартиру. Стол был накрыт на двоих, из кухни доносился аппетитный запах.
      – Что-то вкусно пахнет.
      – Подожди, пока не попробуешь, – Джина засмеялась. – Что будешь пить? Есть пиво и вино.
      – Я думаю, надо открыть бутылку шампанского. Ведь сегодня праздник.
      – Прекрасно. Ты не возражаешь, если я разбавляю его апельсиновым соком?
      Джерард открыл шампанское и разлил его по бокалам, пока Джина возилась на кухне.
      – У тебя милое местечко.
      – Да, для меня одной слишком просторное, но мне нравится. Джерард, садись, пожалуйста, к столу. Я сейчас все принесу. Надеюсь, тебе нравится перец. Боюсь, я слишком много его добавила, – она улыбнулась и поставила перед ним тарелку.
      – М-м, вкус замечательный. Великолепный повар, как и блестящая актриса. За твою победу. Уверен, ты завоюешь ее.
      Они ели цыпленка в сметанном соусе, потом фруктовый салат и сыр.
      – Как прекрасно жить рядом с Сохо. Здесь в магазинах такой сказочный выбор продуктов. Уверена, что поправилась на целый фунт с тех пор, как переехала сюда.
      Джерард посмотрел на фигуру Джины.
      – Я так не думаю, Джина.
      Она вспыхнула.
      – Хочешь кофе?
      – Хорошая идея.
      Когда они пили кофе, Джерард предложил сходить в бар за пиццей.
      Они медленно шли по все еще оживленным улицам. Ноябрьский день был ясным, но к вечеру стал прохладным, и Джина немного продрогла. Джерард обнял ее, и она прижалась к нему. Они купили каштанов у какого-то старика-торговца и посмотрели последнее уличное представление. Когда они возвращались домой, Джина застенчиво взяла своей маленькой рукой Джерарда за руку.
      Джина повесила их пальто на вешалку. Джерард смотрел в окно на прекрасный вид, и Джина, войдя в комнату, стала рядом с ним. Он обнял ее, и они продолжали стоять и смотреть в окно.
      – Джина, ты можешь сказать «нет», я не обижусь, но мне очень хочется поцеловать тебя. Ты не будешь возражать?
      Она покачала головой:
      – Нет, не буду.
      И она оказалась в его руках.
      – О Боже, Джина! – простонал Джерард, когда они прервали поцелуй.
      Он увидел в ее глазах страх.
      – Послушай, это ничего не значит, если не хочешь… Я имею в виду, я…
      Она закрыла ему рот поцелуем, зная, что если он не возьмет ее сейчас…
      Он медленно раздевал ее, отчаянно стараясь сдержать свою страсть, которую он так долго испытывал к ней. Он любил каждую частичку ее прекрасного тела, покрывая его поцелуями. Когда он понял, что Джина достаточно возбуждена, он осторожно вошел в нее, и она застонала от наслаждения. Когда все закончилось, Джина утонула в его объятиях, все еще дрожа от сильного оргазма. На нее нахлынула волна благодарности к мужчине, избавившему ее от страха и сделавшему ее счастливой. Он заставил ее вновь почувствовать себя женщиной. Прошлое было вычеркнуто из памяти, когда она вернулась в мир естественного физического наслаждения.
      После первой ночи они стали неразлучны. Они проводили все время или на Ковент-Гарден или в квартире Джерарда на Нейтсбридж.
      Джерард пригласил Джину на Рождество в Лонгдейл Холл. Джине захотелось немедленно согласиться, но ей нужно было поговорить с матерью перед тем как дать ответ.
      Занятая развитием отношений с Джерардом, Джина несколько подзабыла о своих намерениях помириться с матерью как можно быстрее. Она постоянно звонила, но не получала ответа, сама не предпринимала попыток найти мать. Она позвонила из театра, когда не была занята в действии, и мать, наконец-то ответила.
      – Где ты была, мама? Я волновалась.
      – Здравствуй, Джина. Я, э-э, у меня была небольшая операция, и доктор посоветовал мне на время уехать из Лондона. Так что, я с другом была за городом.
      Джина не знала ни одного ее друга в деревне, но почувствовала облегчение, услышав голос матери.
      – У тебя сейчас все о'кей?
      – Да, я прекрасно себя чувствую.
      Монетки у Джины заканчивались, и ей надо было выходить на сцену.
      – Мама, мне надо идти, но завтра утром я приеду к тебе. Пока, – она положила трубку, чтобы Джойс не успела отказаться, и побежала на сцену.
      Джойс вымыла волосы и немного подкрасилась. Она выбрала большой мешковатый свитер, не нужно, чтобы Джина что-нибудь заметила. Она уже и так достаточно помучила дочь. Возможно, это последний шанс все исправить. Она пробыла два месяца в больнице, где проходила химиотерапию. Но опять сильно похудела и ослабела. Сразу же после Рождества ей опять нужно было сдавать анализы. Джойс не знала, как утаить это от Джины.
      Раздался звонок и Джойс направилась к двери. Когда она открывала дверь, руки у нее дрожали. И не болезнь была тому причиной, она твердо решила рассказать Джине все, что столько времени скрывала от нее.
      – Привет, мама, – Джина взглянула на худое лицо, запавшие глаза, которые не мог скрыть никакой грим.
      – Привет, Джина, заходи, я приготовлю чай.
      – Как ты себя чувствуешь? Ты уверена, что операция не была серьезной?
      – Нет, дорогая, это так, женские проблемы. Почистили меня немного и все. Присаживайся.
      Джина села за кухонный стол. Ничего не изменилось.
      – Вот, это тебе, я купила бисквиты, которые ты раньше так любила.
      Джина увидела бисквиты, любимое лакомство ее детства, и почувствовала в горле комок.
      – Как проходят спектакли? – спросила Джойс.
      – Очень хорошо. Меня выдвинули на награду, как самую перспективную молодую актрису.
      – Это хорошая новость, поздравляю!
      – Мама, – сказала Джина, не желая говорить о себе. – Почему ты ушла с работы?
      Джойс приготовилась к этому.
      – О, я решила, что после стольких лет занятия одним и тем же делом, нужно уйти и немного развлечься.
      Джину поразило, что слово «развлечься» было сказано ее матерью.
      – Я всегда могу вернуться, если захочу, но у меня есть небольшие сбережения, и я подумала, что пришло время потратить их.
      Хотя все это звучало правдоподобно, Джина прожила с матерью достаточно долго, чтобы полностью не поверить в это.
      Мать продолжала:
      – Послушай, Джина, может быть, я не слишком сильно изменилась с тех пор, как ты ушла из дома, но я извлекла из этого несколько тяжелых уроков… Я хочу сказать, что сожалею о своем отношении к Мэтью. Это было эгоистично, глупо. Прости меня.
      – О, мама, все о'кей. Давай забудем и простим друг друга. И постараемся все начать сначала.
      Джойс улыбнулась и кивнула.
      – Джина, мы с одним знакомым из церкви собираемся уехать на Рождество, но я решила, что нужно узнать сначала о твоих планах.
      Джина вздохнула с облегчением. Как бы ни изменилась мать, но мысль провести с ней вдвоем Рождество, не казалась очень привлекательной.
      – Вообще-то меня уже пригласил брат Бетины. Ты помнишь Бетину?
      Джойс кивнула.
      – Провести Рождество в Лонгдейл Холле.
      – Ты встречаешься с ним?
      Джина улыбнулась этой старомодной фразе.
      – Да, очень часто.
      – Это серьезно.
      – Да, мне кажется, – Джина вздохнула. – Дело в том, что я чувствую себя виноватой из-за Мэтью.
      – Джина, никогда не вспоминай прошлое. Люди, проживая свои жизни, стремятся, чтобы все изменялось, они тратят на это все свое время. Я хочу сказать…
      Момент настал. Джойс поняла, что надо им воспользоваться, но смелость покинула ее.
      – Да? – Джина выжидающе смотрела на мать.
      – Я хочу сказать… ты должна многое успеть сделать за свою жизнь, ведь так?
      – Да, это правда, – ответила Джина. Новая философия матери поразила ее.
      Момент прошел. Джойс упустила его. У нее не было ни сил, ни смелости попытаться снова.
      – К сожалению, мне пора уходить. В среду у нас дневной спектакль. Почему бы мне не заглянуть к тебе на следующей неделе с рождественскими подарками?
      – Нет, Джина, мы еще не приедем.
      – Хорошо. Тогда, может быть, как-нибудь встретимся в Новом году? Ты сможешь прийти ко мне в воскресенье на ланч?
      – Да, это было бы замечательно. Но, может быть, мы на некоторое время уедем, – Джойс проводила Джину до дверей.
      – Вы уже решили, куда поедете?
      – Э-э, да, в Шотландию, – это было первое, что пришло ей на ум.
      – Желаю хорошо провести время и счастливого Рождества! – Джина поцеловала мать.
      – Спасибо, и тебе, дорогая.
      Джойс смотрела вслед дочери, пока та не скрылась за поворотом и исчезла из виду. Она чувствовала, что больше никогда не увидит свою дочь.

      День выдался свежий и солнечный. Джина радовалась, что Рождество выпало на воскресенье, и ей не надо идти в театр.
      Джерард подъехал к ее дому к девяти утра, и они поехали по трассе к Лонгдейл Холлу. По дороге они остановились, чтобы полюбоваться рождественской елкой, украшенной яркими, сверкающими огнями.
      – Бетина рассказала мне, как суетилась твоя мама, чтобы найти подходящую елку, – сказала улыбаясь, Джина, когда вслед за Джерардом поднималась в комнату для гостей, гораздо просторнее той, в которой жила в прошлом году.
      – Да, разве она не великолепна? А сейчас припудри свой носик, или что там еще обычно делают женщины, и я провожу тебя вниз. Кстати, эта дверь ведет в мою комнату, – Джерард подмигнул ей, когда открыл внутреннюю дверь и исчез за ней.
      Джина повесила в шкаф свое выходное платье и новый костюм, который купила специально на Рождество. Причесала волосы и подкрасила губы помадой. Когда она спускалась вниз по лестнице, глядя на сотни рождественских открыток, развешанных повсюду, ее охватило чувство благополучия. Сегодня у нее будет такое Рождество, о котором она так долго мечтала.
      – Джина! Как я рада, что ты приехала, – закричала Бетина, когда Джина вошла в гостиную, полную народа, пьющего шерри. – Ма и Па пригласили несколько гостей на ланч. Ты, может быть, кого-нибудь знаешь со свадьбы. А сейчас выпей немного шерри и я познакомлю тебя с Себастьяном и Тоби, моими близнецами.
      Два малыша что-то весело лопотали под присмотром своей бабушки.
      – Очень рада видеть тебя опять, Джина. Поздравляю тебя с успешными спектаклями. Как только я соберусь в Лондон посмотреть на тебя, обязательно возникает что-нибудь неожиданное.
      Джина улыбнулась.
      – Леди Лонгдейл, я пришлю вам пригласительные билеты, если хотите.
      – О, это было бы очаровательно, тогда у Вильяма не будет никаких оправданий. И, кстати, дорогая, зови меня Хенри, сокращенно от Генриетты, меня все так называют.
      – Фредди, посмотри, это Джина.
      – Привет, моя дорогая, с Рождеством тебя, – Фредди поцеловал Джину.
      – У вас прекрасные сынишки, Фредди.
      – Милая девочка, спасибо за добрые слова, но лично я должен ответить… что полностью согласен с тобой. Они восхитительны.
      – Так же восхитительны, как и моя малышка, – Джина услышала голос Джерарда и почувствовала его руку у себя на талии.
      Фредди откашлялся и удивленно поднял брови.
      – Я вижу, вы хорошо знаете друг друга.
      – Джина, – обратилась к ней, перебивая его, Бетина. – Надеюсь, Джерри тебе сообщил, что вечером будут рождественские танцы. Это очень старая традиция. По-моему, соберется весь Йоркшир. Ты привезла с собой лучшее платье?
      – Да, он предупредил меня. Костюмер из театра дала мне одно.
      – О, хорошо.
      Джерард предложил:
      – Пойдем, дорогая, что-нибудь съедим в буфете. Я жутко проголодался, думаю, и ты тоже, – он повел ее в буфет.
      – Джерри, старина, рад тебя видеть, – лорд Лонгдейл похлопал сына по спине и обратился к Джине:
      – Мисс Шоу, счастлив видеть вас опять.
      Джина посмотрела на лорда Лонгдейла. Ей трудно было тепло относиться к мужчине, который так сурово обошелся со своей дочерью. Она подумала, что ему повезло, что Бетина до сих пор уважает его.
      – Спасибо за приглашение на Рождество.
      – Нам очень приятно, моя дорогая. У меня есть мнение, что в нашем доме всегда было недостаточно красивых женщин.
      Джина покраснела и отошла.
      Платье из розового сатина и тюля, которое предложила костюмер, шло Джине необыкновенно.
      В дверь ее комнаты постучали, и вошла Бетина.
      – Джина, ты выглядишь, как сказочная принцесса!
      – Мне тоже нравится твое платье, Бетина, – Джина восхитилась изумрудным велюровым платьем Бетины.
      – Да, это Ив-Сен Лоран. Я купила его в прошлом году в Париже. Наконец-то, мне удалось влезть в него, – рассмеялась Бетина. – Уверена, Джерри не стоит спускать с тебя глаз, местный народ еще никогда не видел такой девушки, как ты, – она подошла к прикроватному столику. – Ты ведь добра к моему брату? Я знаю, он потерял из-за тебя голову, а я не вынесу, если увижу его несчастным.
      – О, Бетина, я в жизни не обижу его.
      – Ты любишь его, Джина? – она увидела в зеркале серьезное лицо Бетины.
      – Ну, я, да, мне кажется.
      Лицо Бетины засияло.
      – Спасибо тебе, Господи, за это, потому что я знаю, как он любит тебя. Пошли, будущей леди Лонгдейл лучше спуститься вниз и поприветствовать гостей!
      «Будущей леди Лонгдейл…», – эти слова звенели в голове Джины, когда она спускалась по лестнице. Джерард никогда не упоминал о свадьбе. Наверное, романтичный ум Бетины опережает время…
      Джерард стоял у входных дверей, рядом с отцом, приветствуя гостей. Он обернулся, чтобы посмотреть, что там такое на лестнице, куда уставились все. Он затаил дыхание, когда увидел Джину в потрясающем розовом наряде, словно плывущую по ступенькам к нему. Она улыбалась ему, Джина! Его Джипа! Он дотронулся до маленькой коробочки в кармане пиджака. Это успокоило его. К концу сегодняшнего вечера, она должна быть его навеки.
      Все тут же окружили Джину, каждый хотел поговорить с талантливой молодой актрисой, чье лицо не сходит с газетных страниц.
      – Я видел ваш спектакль, мисс Шоу, я думаю, вы очаровательны. Можно пригласить вас на следующий танец?
      Джину постоянно кто-нибудь приглашал танцевать, а она все время думала, как иронично, что все эти богатые титулованные особы интересуются ею, незаконнорожденным ребенком из маленькой церковной квартирки в Хорнси.
      Танцевальный зал, украшенный великолепными канделябрами, освещающими традиционно одетых гостей, казался величественным. Джина действительно почувствовала себя Золушкой. После постоянных приглашений на танец, она отыскала своего принца. Заметив его, она извинилась перед полковником, с которым танцевала, и направилась к нему.
      – Дорогая! Наконец-то! Мне казалось, ты никогда не уйдешь с танцевальной площадки, – Джерард стоял с группой своих друзей.
      – Надеюсь, апельсиновый сок и чуть-чуть шампанского охладят тебя, – Джерард протянул ей бокал.
      Очаровательная девушка в коротком черном коктейльном платье, висела на плече у Джерарда.
      – Так вы и есть та самая знаменитая Джина? – протянула она. – Мы все до смерти рады познакомиться с вами.
      – Это Камилла Гамильтон, дочь старинного приятеля отца, – Джерард восхищенно посмотрел на Камиллу. – Она только что заключила контракт на выпуск новой партии косметики.
      Джина взглянула на свежую кожу и красивую фигуру девушки и почувствовала первые признаки ревности.
      – Если у тебя будет время перевести дыхание после танцев с каждым мужчиной в этой комнате, я, надеюсь, буду иметь удовольствие танцевать с тобой первый танец за этот вечер? – Джерард широко улыбнулся ей и повел на танцевальную площадку.
      – У меня сегодня еще не было случая сказать тебе, как ты великолепна, – Джерард ближе прижал ее к себе.
      – Спасибо, дорогой. Мне кажется, что твоя знакомая Камилла очень красива.
      – О, Кэм неплоха. Ей столько же лет, сколько и Бетине, и раньше, в школьные каникулы, мы часто ездили на прогулки на лошадях. Она была моей первой девушкой. Осталось пятнадцать минут до Рождества. Хочется выйти на свежий воздух. Не хочешь присоединиться ко мне?
      Джина кивнула и вышла с Джерардом через ту же дверь, через которую убежала в прошлом году.
      Ночь была морозной, но небо ясным, и звезды ярко сверкали. Руки Джерарда обвили ее.
      – О, Джина, помнишь, как в прошлом году мы стояли тут с тобой вместе. Ты плакала и просила отвезти тебя немедленно в Лондон, – Джерард улыбнулся ей. – Мне кажется, я тогда влюбился в тебя и ничего не мог с этим поделать. И вот сейчас, дорогая, я прошу тебя выйти за меня замуж.
      Джерард достал из кармана пиджака маленькую коробочку. Он открыл ее, внутри оказалось кольцо с переливающимся сапфиром и маленькими бриллиантами. Он взял ее левую руку и надел кольцо на четвертый палец.
      – Джина, пожалуйста, скажи что-нибудь.
      Джина смотрела на небо, вспоминая Мэтью и думая, видит ли он ее сейчас. Потом она подумала, как хорошо иметь рядом человека, который всегда будет тебя любить. Человека, который даст тебе безопасность и уют, которых так мало было в ее жизни.
      – Любимая, если тебя беспокоит твоя карьера, можешь не волноваться. Нет никакой причины бросать работу, пока я работаю в Лондоне, а Па здесь играет роль воспитанного лорда.
      – Да, Джерард, я согласна выйти за тебя замуж.
      Он обхватил ее руками и поднял.
      – С Рождеством тебя, моя любовь.
      – С Рождеством тебя, Джерард.
      – Пойдем, я хочу ошеломить этой хорошей новостью всех до их ухода.

      Это Рождество в Лонгдейл Холле Джина будет вспоминать всю свою жизнь. Оно было сказочным.
      Когда часы пробили полночь, Джерард попросил тишины и объявил всем о помолвке. Раздались громкие возгласы и аплодисменты, все окружили их.
      – Джина, я была права, – Бетина крепко обняла свою подругу. – Поздравляю и, добро пожаловать в нашу семью.
      Джина краем глаза заметила, что лорд Лонгдейл что-то говорит сыну. Ее сердце заколотилось, когда она вспомнила, что случилось с Бетиной, пытающейся выйти замуж за человека, не подходящего для этой семьи. Лорд Лонгдейл повернулся к ней. Она с трепетом смотрела на его торжественное лицо.
      – Джина, кажется, я остался здесь единственным мужчиной, который еще до сих пор не поцеловал невесту моего сына… – он взял ее за руки и поцеловал. – Сегодня днем Джерард сказал мне, что собирается сделать тебе предложение, я дал ему свое благословение. Мне кажется, из вас получится прекрасная леди Лонгдейл. Я сказал ему, что это очень напоминает мне историю с Рейнером и Грейс Келли.
      Он засмеялся, и Джина немного расслабилась.
      Конечно, здесь не Монако, и далеко не самое теплое место в мире, но нам нравится. Очень рад, что ты войдешь в нашу семью, Джина.
      – Спасибо, лорд Лонгдейл, я…
      – Зови меня Вильям, – он улыбнулся.
      – Спасибо, Вильям, – Джина покраснела от смущения. – Обещаю сделать все, чтобы Джерард был счастлив.
      – Это как раз то, что нужно. Думаю, мой сын начинает меня ревновать, так что желаю тебе счастливого Рождества. Встретимся завтра утром в церкви.
      – О, это так романтично, – Хенри подошла к Джерарду и поцеловала его и Джину. – Надеюсь, вы будете чрезвычайно счастливы вместе.
      – Спасибо, Ма. Уверен, будем. Правда, Джина?
      – Да, Джерард, – ответила она с улыбкой.
      Позже Джерард прокрался к ней в комнату через соседнюю дверь, и они занимались любовью.
      – Я так счастлив, дорогая. Я готовился к сегодняшнему вечеру целую вечность, – он поцеловал ее и украдкой вернулся в свою комнату.
      Джина не могла заснуть. Она все время размышляла, почему их брак с Джерардом был полностью одобрен этой семьей, а Бетине запретили выходить замуж за Марка. Это показалось ей лицемерием, и она почувствовала себя неуютно. В конце концов, Марк не должен был унаследовать титул, который получила бы Бетина. Наверно то, что произошло с Золушкой, очень редко происходит с мужчинами. Она удивилась, почему так происходит в мире, стремящемуся к равенству.
      Рано утром Джерард разбудил Джину, и они опять любили друг другу. Затем поехали в церковь, где сидели на передней скамье, а после окончания службы, рука об руку вышли из церкви. Джина спросила, знает ли Джерард, что она католичка.
      – Конечно, – ответил он, помогая ей сесть в «Порше». – Я расспросил Бетину, чтобы убедиться, что ты не член какой-нибудь странной секты, разрешающей иметь пять мужей сразу. Если хочешь, чтобы на церемонии присутствовал католический священник, я думаю, это легко можно будет организовать.
      – Мне кажется, ты уже обо всем подумал, дорогой.
      – Банковская служба научила меня тщательно подходить ко всему, – Джерард улыбнулся.
      Когда все вернулись в Лонгдейл Холл, в гостиной уже ждали подарки и подогретое вино. Джина даже смутилась, когда каждый член семьи сделал ей подарок. Она открыла сверток от Джерарда, и нашла золотую подвеску с выгравированными на ней изящными буквами: «Д, Я Т Л, Д».
      В час к ланчу приехала Камилла со своей семьей.
      – Я не смогла поздравить вас вчера вечером. Надеюсь, вы будете счастливы, – голос Камиллы звучал без энтузиазма.
      Праздничный стол в обеденной комнате уже ждал. Главной темой разговора стало обсуждение даты свадьбы Джины и Джерарда.
      – Не хочешь прогуляться, дорогая? Здесь очень душно. Думаю, нам надо немного пройтись.
      Джина кивнула, и они вышли из дома.
      – Нам надо обсудить кое-какие планы.
      – Догадываюсь.
      – Когда ты хочешь обделать это грязное дельце? – спросил Джерард. – Я думаю, чем скорее, тем лучше.
      – Мне придется поговорить с моим агентом, чтобы она на некоторое время освободила меня от спектакля, иначе, через час ты станешь соломенным вдовцом, – Джина засмеялась.
      – Как насчет начала апреля? У нас впереди три месяца. Уверен, что Ма будет счастлива заняться приготовлениями, кстати, она в этом очень преуспела.
      – Апрель – это замечательно. К тому времени я уже закончу играть «Ангела в аду» и приступлю к новой пьесе Чарли. Думаю, можно устроить свадьбу где-нибудь в середине месяца.
      – Послушай, Джина, я хочу сказать тебе одну вещь.
      – Да?
      – Я знаю, это звучит странно, но не могла бы ты опустить перед моим отцом тот факт, что собираешься продолжать работать актрисой? Просто он немного консервативен. Потом он свыкнется с этой мыслью, но я думаю, сейчас лучше об этом не упоминать, – Джерард смущенно посмотрел на Джину.
      – Надеюсь, ты не сказал ему, что я собираюсь оставить карьеру актрисы.
      – Нет, но я думаю, что он это предполагает.
      – Я не могу этого сделать, Джерард. Сейчас, когда все только наладилось.
      – Да, Джина, я знаю. Но, когда мы поженимся, уже ничего нельзя будет изменить. Главное, что я буду абсолютно счастлив жить в тени твоей славы и прославиться как мистер Шоу.
      Они направились к дому.
      – Все нормально, но мне не нравится ложь.
      – Это не ложь, просто не надо кричать об этом всему миру. Все, давай сейчас забудем об этом. Отец пообещал помочь нам с покупкой нового дома в Лондоне. Если я продам свою квартиру, мы действительно сможем подыскать себе что-нибудь миленькое. И мне бы хотелось заняться этим, как только мы вернемся в Лондон.
      В эту ночь, когда Джерард вернулся в свою комнату, Джина размышляла о вещах, о которых не сказала Джерарду. Она незаконнорожденный ребенок совершенно неизвестного отца. Она работала в одном из Лондонских клубов. Ее изнасиловали, она была беременна и пыталась убить себя. Она поежилась и решила все рассказать Джерарду, но у нее не хватило смелости.
      По возвращении в Лондон Джина позвонила Фрэнки.
      – Так, так, так, – протянула ее подруга. – Это меня не удивляет. Джерард воспылал любовью к тебе еще на свадьбе у Бетины. Он не терял зря времени.
      – Фрэнки, надеюсь, ты не думаешь, что я слишком тороплюсь с этим?
      – Нет, не думаю. Жизнь слишком коротка. Если ты счастлива, делай это, но не думай, что я начну расшаркиваться и заискивать перед титулованной особой.
      – Ты думаешь, Мэтью не будет возражать? Мэтью умер, а вот тот, кто еще жив, думаю, не очень-то обрадуется. Ты сказала ему?
      – Кому?
      – Только не разыгрывай передо мной глупенькую. Конечно, Чарли.
      – О, не думаю, что Чарли будет возражать, пока я играю в его пьесе.
      – Ну, если ты так думаешь, малышка… Надеюсь, мне не придется опять надевать наряды с рюшками и цветами?
      – Нет, но я хочу, чтобы ты была здесь.
      – Конечно, и удачи тебе при награждении.
      – Спасибо, но я не думаю, что получу ее.
      – Поживем, увидим. Я позвоню тебе, о'кей?
      Джина положила трубку и попробовала дозвониться до матери. Ответа не было. Она достала почтовую бумагу, написала Джойс о своей помолвке с Джерардом и по пути в театр отправила письмо.
      После спектакля, выходя из гримерной, Джина столкнулась с Чарли.
      – Как прошло Рождество? – спросила она.
      – Хорошо, а у тебя?
      – Прекрасно. Брат Бетины, Джерард Лонгдейл сделал мне предложение.
      Джина смотрела на выражение его лица, но реакции не было никакой.
      – Поздравляю, мне нужно идти. Я сегодня встречаюсь с Харольдом, чтобы обсудить мою новую пьесу. Хочется верить, что ты будешь продолжать свою работу.
      – О, да. Ничего не изменится.
      – Ну, тогда спокойной ночи, Джина.
      – Пока, встретимся на церемонии награждения.
      – Да.
      Чарли вышел из театра и сразу же зашел в бар через дорогу. Он заказал себе двойной джин, проглотил его в два глотка и заказал новую порцию. Он опять потерял ее! Боже, как ему хотелось кричать, стучать кулаками, и, вообще, убежать куда-нибудь от бессилия и злости. Ему хотелось прижать к себе Джину, сказать ей, что он любит ее так сильно, как никто и никогда не будет ее любить. Сколько раз он писал ей эти слова, но так никогда и не смог сказать девушке, которую знает уже четыре года, что любит ее.
      Чарли уныло повесил голову. Он знал, что теперь никогда ни одним словом не обмолвится о своих чувствах. Он потерял Джину во второй раз, и теперь уже навсегда. Он вспомнил о письме, которое получил в то самое утро. Возможно, это не такая уж глупая идея.
      В следующее воскресенье все светила английского театрального мира собрались в «Кафе Рояль». В этот вечер присуждались награды за профессионализм. Весь состав «Ангела в аду» сидел за одним из центральных столиков. Сразу было видно, кого выдвинули на награждение. Они ничего не ели, отдавая предпочтение большому количеству вина. В «Кафе Рояль» в этот вечер находились восемь актерских трупп, Харольд Кидд, менеджер компании, дизайнеры по свету и декорациям.
      – Осталось недолго, Джина, – сказала Шейла Холл, нервно глядя на нее. Она играла мать Кристины, и была представлена в номинации «Лучшая актриса».
      – Слава Богу, я буду просто счастлива, когда все это кончится. А ты, Чарли?
      Чарли молча кивнул головой. Он проходил по трем номинациям: «Лучшая пьеса», «Лучший режиссер», «Самый перспективный начинающий», в этой номинации он соревновался с Джиной.
      В компании шутили, что, по закону равновесия, Чарли нужно получить только две награды, а Джина знала, что Чарли уверен только в одной номинации – «Лучшая пьеса». Она грустно посмотрела на него. Прекрасные отношения, построенные таким тяжелым трудом, опять разрушены до основания. Они с таким нетерпением ждали этого дня, а теперь почти не разговаривают друг с другом.
      Все замолчали, когда известный телевизионный ведущий приветствовал всех собравшихся.
      Занавес поднялся, и объявили награждение в номинации «Лучший мюзикл».
      У всех, сидящих за столиком «Ангела в аду», заколотились сердца, когда были объявлены победители в следующих номинациях. Шейла Холл завоевала награду, как «Лучшая актриса».
      – Награда «Самый перспективный начинающий» присуждается…
      Наступила мучительная пауза, когда вскрывали конверт. Джина хотела взять Чарли за руку, но не нашла ее.
      – Джина Шоу!
      Она вышла на сцену под гром аплодисментов.
      – Спасибо, леди и джентльмены. Это награда не только моя, но и всей компании «Ангела в аду», которая помогала мне и воодушевляла меня в моей работе. И, особенно, Чарли Деверокса, который написал эту удивительную пьесу и предоставил мне возможность играть в ней. Спасибо тебе, Чарли!
      Джерард смотрел церемонию по телевизору. Он видел ее взгляд, когда она благодарила Чарли. Он подумал… нет, конечно, ему просто показалось. Все актрисы в таких случаях очень эмоциональны. Он выкинул эму мысль из головы.
      Джойс смотрела церемонию в больничной палате. Слезы счастья текли по ее лицу. Миссис Таб, ее соседка, навестила ее сегодня, и принесла почту. Джойс с радостью прочитала, что ее дочь выходит замуж за мужчину, которого любит. Хотя, когда Джойс смотрела церемонию, ее удивило, почему Джина выходит замуж за Джерарда, когда она влюблена в писателя. Джойс ясно прочла это на ее лице.
      Джина вернулась за столик, когда объявили награду Чарли за «Лучшую пьесу».
      – Мне хочется поблагодарить всех, кто работал над «Ангелом в аду». Если бы не такой прекрасный актерский состав, я бы не стоял сегодня здесь. Спасибо вам.
      Джина крепко обняла Чарли, когда он вернулся за столик. Весь вечер он старался держаться от нее подальше, зная, что не может доверить себе говорить с ней.
      Почему-то Чарли всю следующую неделю не приходил в театр смотреть свою пьесу.

      За девять недель до свадьбы, которая была назначена на двенадцатое апреля, жизнь Джины превратилась в сумасшедшую круговерть. Она была счастлива, что Хенри почти все заботы взяла на себя.
      – Что скажешь, Джина, если у вас на свадьбе будет лосось, как на свадьбе у Бетины?
      – Это будет просто замечательно.
      – Как тебе нравится твое платье?
      – Оно великолепно.
      – Хорошо. Какого цвета ты хочешь, чтобы были в церкви цветы? Я думаю о нежно-розовых и желтых, такие свежие, весенние оттенки.
      Такие разговоры велись почти каждое утро. Так же, как и поиски квартиры. Джина продолжала шесть раз в неделю играть в спектакле.
      – Я знаю, ты устала, дорогая, – сказал Джерард за ужином у него в квартире. – Но, как ты думаешь, ты сможешь завтра в половине десятого посмотреть со мной еще один дом в Глеб Плейс? Понимаю, это рано, но, если мы не примем решение на этой неделе, мы потеряем его.
      Джина неохотно кивнула.
      – О'кей.
      Они уже посмотрели много домов, любые молодожены с удовольствием бы жили в любом из них. Посмотрев еще один, Джина была очарована.
      – Тебе нравится?
      – Очень, Джерри.
      – Хорошо, думаю, нам этот подойдет. Цена сравнительно невысокая, и место превосходное.
      На следующее утро они приехали к агенту согласовать все требования, которые выдвигал Джерард при покупке дома. Потом Джерард отвез Джину на Честер Сквер к Бетине.
      – Встретимся позже, дорогая. Мне нужно еще кое-что сделать.
      Пока миссис Итон, няня, гуляла с малышами, Бетина и Джина, сидя на кухне, пили чай и разговаривали.
      – Я просто не понимаю поведения Чарли. Он почти перестал говорить со мной.
      – О, Джина, не будь такой наивной. Этот парень ревнует. Он влюблен в тебя. И, по-моему, всегда был влюблен.
      Джина покачала головой.
      – Мне кажется, ты ошибаешься, Бетина. Он никогда не говорил мне о своих чувствах.
      – Ну, тогда ты так же глупа, как и слепа, – Бетина улыбнулась. – Не принимай это всерьез. Он переживет это.
      – Я тоже так думаю, Бетина. Мне ужасно нравится Чарли. Я не хочу потерять его, как друга.
      – Надеюсь, не так сильно нравится?
      – Конечно, нет.
      – Хорошо. Кстати, я хотела с тобой кое о чем поговорить. Надеюсь, ты не подумаешь, что я вмешиваюсь, или что-нибудь?
      – Конечно, нет, Бетина. В чем дело?
      – Я просто хочу спросить, в какой мере ты осознаешь свое будущее положение. Однажды, ты станешь леди Лонгдейл, и уже не сможешь играть. Надеюсь, ты об этом знаешь?
      Джина кивнула.
      – Да. Мы уже обсудили это с Джерри, но я уверена, пройдут годы, прежде чем я стану леди Лонгдейл.
      – Хорошо бы. Но когда это случится, даже Джерри будет вынужден оставить работу. Все время он посвятит управлению поместьем. И у тебя, как его жены, будет такая же роль. Меня беспокоит, что, если твоя карьера будет стремительно расти, и вдруг, неожиданно тебе придется все бросить, то ты будешь несчастна до конца своих дней. Извини, Джина, но я должна была тебе это сказать, это все.
      – Это была настоящая речь.
      – Знаю. Но, Джин, у тебя пока нет никаких понятий о тех ограничениях, которые появятся в твоей жизни, как только ты войдешь в нашу семью. Тебе придется быть очень – даже не знаю, как сказать – очень осмотрительной во всем, что ты будешь делать и что говорить. Мне уже этого хватило, но ведь я только дочь этой фамилии, а ты будешь леди Лонгдейл. Поверь мне, Джина, это будет не очень легко.
      Наступила тишина. Бетина уставилась на свои руки. Вдруг она встала.
      – Извини, Джин. Я уверена, что он любит тебя, и у вас все будет прекрасно. Ведь ты любишь его?
      – Конечно, люблю. Я обдумала все, что ты мне сказала. Я начинаю понимать, что меня ждет, так что спасибо и не волнуйся.
      – Ты не думаешь, что я вмешиваюсь?
      – Не волнуйся. Я просто благодарна, что у меня будет такая свояченица. Ты всегда мне дашь совет, если наступят тяжелые времена.
      – Папа постоянно сравнивает тебя с Грейс Келли, а она, по-моему, прекрасно справляется. Ну, ладно, перейдем к более практическим делам. Мама хочет, чтобы ты надела фамильную тиару…
      Джина из такси помахала Бетине рукой. Ее подруга была права. Ей было над чем подумать.

      Чарли погасил в пепельнице десятую за день сигарету. Он должен принять решение. Он все время избегал Джину, но теперь, когда Харольд дал добро на постановку его новой пьесы «Устав от жизни», он просто не сможет дальше избегать ее. Харольд хочет, чтобы Джина через месяц закончила «Ангела в аду» и, через две недели после этого, приступила к работе над новой пьесой. И пока он будет режиссером, ему не удастся избежать муки видеть ее каждый день. Он не был уверен, сможет ли это выдержать. Но не только Джина беспокоила его. Его очень удручало, что Харольд просил его переписать кое-что в пьесе. Тогда это закончится просто, как еще одна коммерческая пьеска Вест Энда рассчитанная на дешевый эффект. Это он сказал Харольду два дня тому назад.
      – Задницы на местах, мой мальчик, вот о чем мы говорим. Первая сцена не совсем удачна. Иди домой и попробуй еще раз.
      Чарли, вполне довольный оригинальной версией своей пьесы, все ночи просиживал, уставившись на пустой лист. Он выдвинул ящик, достал письмо из канадского посольства и прочел его в сотый раз. В его теперешнем состоянии предложение казалось ему очень соблазнительным. Работать с группой актеров, специально подобранной им. Проводить время, с самого начала придумывая пьесу в стиле Майка Лея и Питера Брука. Полный артистический контроль. Оплата от Канадского правительства. Все это будет предоставлено ему, как только он подпишет контракт на пять лет.
      «Какого черта!» – подумал он и набрал номер, указанный в письме. В конце концов, нет никакого вреда от того, что он встретится с атташе по культуре и все узнает подробнее. По крайней мере, это был выход. Если он не может иметь Джину, то он не будет ходить кругами и смотреть на того, кто это делает. Он поговорил с секретарем посольства, и назначил встречу с атташе через два дня. Он зажег очередную сигарету и сделал глубокую затяжку. Он надеялся, что судьба поможет ему принять решение.
 
      – Джина, моя любовь, прости меня, что разбудил тебя в такое неурочное время, – голос Джерарда звучал напряженно. – Па. У него сердечный приступ. Я должен поехать к нему прямо сейчас.
      – Джерри, мне очень жаль. Он очень плох?
      – Из того, что сообщила мне мать, он… – голос Джерарда надломился. – Его шансы невелики. Послушай, я позвоню тебе из больницы в Харрогейте, когда что-нибудь узнаю. Я люблю тебя.
      Джина положила трубку и посмотрела на будильник. Было половина пятого утра. Она встала с постели и пошла приготовить кофе. Было маловероятно, что она еще уснет. Она сидела на кухне, пила горячий кофе и наблюдала восход солнца над Ковент-Гарден. Вчера за ланчем она обсуждала с Линдсей свой контракт на пьесу «Устав от жизни». До свадьбы оставалось меньше четырех недель. С тревогой думала она о своей работе, если лорд Лонгдейл умрет… нет, она не должна так думать. Нехорошо думать о себе, если Джерард так сильно страдает. Она молилась, чтобы его отец остался жив. Когда она видела его в последний раз, он выглядел вполне здоровым, к тому же медицина сейчас творит чудеса.
      В половине девятого она приняла душ и надела свое лучшее нижнее белье. Она собралась на последнюю примерку своего свадебного платья, и модельер сурового вида всегда заставляла Джину робеть.
      Телефон не звонил, Джине не терпелось самой позвонить в больницу перед уходом, но об этом лучше было не думать. Если будут новости, он тотчас же позвонит, сказала она себе и закрыла за собой дверь.
      – Вы выглядите великолепно. Этот цвет слоновой кости, не чисто белый, очень идет к вашей бледной коже. Она выглядит не такой пугающе белой.
      Джина стояла перед большим зеркалом, пока Элизабет, модельер, вносила последние поправки в ее платье. Оно было необычным, сшито из тяжелого кремового сатина с плотно облегающим корсажем, обшитым сотнями маленьких жемчужин. Платье было в меру приталенным, чтобы не обрисовывать полностью, а только подчеркнуть ее стройную фигуру.
      Джина смотрела на себя в зеркало, и в голове у нее проносились разные мысли. Конечно, все будет отменено, если… Она уже послала приглашение матери, но ответа не получила. Она продолжает звонить ей, но Джойс не отвечала. Джина сделала себе в памяти пометку позвонить днем еще раз.
      – Все, Джина, вы можете снимать платье. Я позвоню вам, когда оно будет готово, возможно, на следующей неделе. Мы можем привезти его сразу к вам, но мне хотелось бы, чтобы вы еще раз его примерили.
      – Благодарю, Элизабет. Оно просто великолепно.
      – Как бы мне хотелось, чтобы все мои клиенты так же отзывались о моей работе, как вы.
      Джина переоделась и на такси поехала к Джо Аллену на встречу с Линдсей.
      – Ты довольна? Мне кажется, ты должна быть очень довольна.
      – Очень, – Джина ковыряла вилкой в салате «Волдорф», стоящим перед ней.
      – Денег почти в два раза больше, чем ты получила за «Ангела в аду», и у тебя есть двухнедельный перерыв перед началом репетиций. Так что, ты можешь выходить замуж и уплыть куда-нибудь за границу на медовый месяц. Они тоже согласны, часок поторговались, и поставили твое имя над заголовком.
      – Я поражена, Линдсей.
      – Я старалась, ведь мне идет пятнадцать процентов от твоих заработков. Конечно, агенты должны оправдывать свои комиссионные, – она улыбнулась.
      – Мне осталось только три недели играть в «Ангеле».
      – Да, ты будешь грустить по Кристине?
      – Обязательно. Я думаю, Кристина заняла особое место в моем сердце.
      – Хотя, я думаю, ты согласишься, что роль Сары более вызывающая.
      – Без сомнения. «Устав от жизни», заберет много сил.
      – Да, ты действительно, что называется, «изюминка» в настоящий момент. Они согласились передвинуть репетиции на неделю, так что у тебя будет две недели на медовый месяц. Но они хотят, чтобы через неделю на их столе был уже подписанный и скрепленный печатью контракт. Ведь это не проблема, не так ли? – Линдсей увидела, что Джина нахмурилась.
      – Думаю, нет.
      – Джина, что-то случилось?
      – Отец Джерарда, лорд Лонгдейл. Прошлой ночью у него был сердечный приступ.
      – О, Джина, мне очень жаль.
      – Я чувствую себя такой бесполезной, находясь в Лондоне.
      – Джерард поехал к нему?
      – Да.
      – Джина, это может повлиять на твою карьеру?
      – Если честно, Линдсей, я не знаю. Я говорила тебе раньше, если лорд Лонгдейл умрет, Джерард унаследует титул, и мы будем жить в Лонгдейл Холле.
      – Давай не будем опережать события. Я уверена, все обойдется.
      – Надеюсь, ты понимаешь, что я сначала хочу поговорить с Джерардом, перед тем, как подписывать контракт.
      – Прекрасно, вот тебе экземпляр, покажи ему. Если ты приедешь его подписать в следующую среду, у нас еще будет неделя все обсудить. Дай мне знать, как идут дела у отца Джерарда.
      – О'кей.
      – Попытайся не волноваться, Джина. Я уверена, он выберется из этого.
      – Я тоже надеюсь на это, Линдсей. Я действительно этого очень хочу.
      Телефон зазвонил на следующее утро в половину четвертого. Джина дрожащей рукой сняла телефонную трубку.
      – Джина, это я. Он умер двадцать минут назад.
      – О Боже, дорогой! Мне очень жаль. Я могу что-нибудь сделать?
      – Нет, но нам нужно как можно скорее поговорить. Мне придется завтра остаться здесь, помочь Ма уладить обычные неприятные формальности. Я вернусь в Лондон забрать тебя после спектакля.
      – Дорогой, мне хотелось бы быть там, с тобой.
      – И мне тоже, Джина, и мне тоже. Встретимся завтра вечером.
      – Хорошо. Пожалуйста, береги себя, и веди машину осторожно.
      – Да, спокойной ночи, дорогая.
      – Спокойной ночи, Джерард.
      Джина медленно опустила трубку.
      – О, Джина, я просто не верю в то, что случилось, – Джерард упал на диван, и Джина подала ему большой стакан виски. – Все так хорошо начиналось и…
      – Как справились с этим Бетина и твоя мать?
      – Они очень страдают. Это произошло так ошеломляюще быстро. В один момент Па завязывал шнурки, а в другой уже лежал на полу без сознания. С ними сейчас Фредди, поддерживает их дух и силы до моего возвращения. Ма хочет, чтобы похороны прошли как можно быстрее. Это будет на следующей неделе либо во вторник, либо в среду. Джина, посиди рядом со мной, – он освободил для нее место. Она села, Джерард повернулся к ней и взял ее за руки. – Любимая, ты знаешь, что означает смерть моего отца?
      Джина кивнула, не позволяя себе говорить.
      – Ма настаивает, чтобы свадьба состоялась, как и планировали. Она действительно твердо на этом настаивает. И кроме этого, о, дорогая, я не знаю, как сказать, Джина…
      – Не надо ничего говорить. Я все понимаю.
      – Ты понимаешь, что ты не сможешь больше продолжать свою карьеру? Это абсолютно невозможно. Мне придется жить в Лонгдейл Холле, управлять поместьем и вообще, вести семейные дела. Боюсь, что роль моей жены будет точно такой же. Особенно в ближайшие месяцы. Я пытался думать о том, чтобы уехать в свадебное путешествие. Я утешал себя мыслью, что ты будешь играть в новой пьесе, но уверен, что будут появляться все новые и новые препятствия, – Джерард вздохнул. – Тебе решать, Джина. Я пойму тебя, если ты не захочешь выйти за меня замуж. Эти слова разбивают мое сердце, но это будет самым важным решением, которое ты когда-либо сделаешь. Это надо сделать прямо сейчас, – Джерард провел рукой по волосам. – Боже, какой кошмар! Но все равно, я прошу тебя сегодня вечером сказать мне о твоем решении. Я хочу, чтобы ты все обдумала. О, Джина, я пытаюсь относиться к этому спокойно, но… – он закрыл лицо руками и застонал.
      Когда стоны стали громче, она пододвинулась к нему и обняла. Он опустил голову ей на колени, а она гладила его по голове и шептала слова утешения.
      – Ты нужна мне, Джина, больше, чем когда-либо. Пожалуйста, не покидай меня.
      Недостаток сна, шок, эмоции взяли над ним верх. Как бы ни было ей горько и тяжело, а Джерард должен быть утешен, накормлен и положен спать. Она убрала виски, зная, что это только усугубит его депрессию, и заменила виски большой чашкой горячего чая.
      – Пожалуйста, дорогой, съешь это. Ты почувствуешь себя гораздо лучше, – она кормила его, как ребенка, тостами с маслом, а потом настояла, чтобы он пошел в спальню и постарался заснуть. Она заботливо укрыла его и села рядом с ним на кровать.
      – Джина, прости, мне абсолютно не хочется подвергать тебя эмоциональному давлению. Я хочу, чтобы твое решение было как можно более беспристрастным.
      Она ласково погладила его по голове. Как она сможет уйти от него сейчас?
      – Дорогой, я люблю тебя. И когда я говорила, что выйду за тебя замуж, я принимала во внимание и тот факт, что когда-нибудь мне придется оставить свою работу. Просто это произошло намного быстрее, чем я ожидала, вот и все.
      Выражение муки немного сошло с лица Джерарда.
      – Я хочу быть с тобой, где бы ты ни был.
      – Пожалуйста, Джина, у тебя еще есть время. Если ты не уверена…
      – Я уверена, – Джина поцелуем заставила его замолчать.
      – Ты все еще хочешь выйти за меня замуж?
      – Да.
      – Спасибо тебе, Господи! Мне казалось, что я потерял тебя так же, как и отца. Я бы сошел с ума!
      – А сейчас закрой глаза и постарайся немного поспать.
      Джерард взял Джину за руку.
      – Я люблю тебя, дорогая. Я сделаю все, как ты хочешь, обещаю.
      Он заснул.
      Джина выключила свет и на цыпочках вышла из комнаты. Она вошла в гостиную и села в свое любимое кресло у окна. Она только что принесла себя в жертву самой великой любви в своей жизни.

      В следующий вторник Джерард забрал вечером Джину из театра, и они поехали в Лонгдейл Холл. Похороны были назначены на одиннадцать утра в среду.
      В Лонгдейл Холл они приехали за полночь, но Бетина дожидалась их.
      – Джина, рада видеть тебя. Спасибо, что ты приехала. Это очень много значит для нас.
      Втроем они пошли в гостиную, где их ждали кофе и тосты.
      – Как мама?
      – Заснула с помощью нескольких таблеток. Сегодня ей было лучше. Я все время спрашиваю ее о свадьбе. Думаю, это заставляет ее отвлекаться.
      – Мне кажется, это заставляет отвлекаться нас всех, – Джерард сильно сжал руку Джины.
      Проверив все приготовления к следующему утру, Бетина сказала Джерарду, что он выглядит уставшим и должен немного поспать.
      – Все в порядке, намек понял, – Джерард улыбнулся. – Спокойной ночи, Бетина, спокойной ночи, дорогая, – и он закрыл за собою дверь.
      – Джина, мне бы хотелось поболтать с тобой, завтра у меня будет полно забот, а тебе нужно сразу после похорон уезжать в Лондон. Мне хочется убедиться, что ты действительно счастлива.
      – А почему я не должна быть счастлива?
      – Джина, ты же знаешь, что тебе придется принять дьявольски серьезное решение. Запомни, ведь я знаю тебя с того дня, как ты пришла в школу драмы. И мне известно лучше, чем Джерри, что для тебя значит карьера актрисы.
      – Бетина, конечно, было нелегко решиться, но уж так случилось, что я полюбила твоего брата.
      – Ведь он не шантажировал тебя своим теперешним состоянием? Он не сделает этого специально.
      – Нет, он ничего такого не делал, и, кстати, Джерард был невообразимо добр. Он сказал, что вполне поймет меня, если я захочу отменить свадьбу.
      – О'кей, Джина, я не вмешиваюсь в ваши дела, но я очень люблю вас обоих. Особенно, после того, как ты сделала свой выбор. Сейчас я могу тебе сказать, что была бы настоящая катастрофа, если бы ты не решилась на это.
      – Пожалуйста, Бетина, я очень устала. Ты можешь быть полностью уверена, что я не намереваюсь стать жертвенным ягненком, хотя, католическую вину, может быть, чувствую.
      Бетина вспыхнула.
      – Обещаю тебе, что больше ни словом не обмолвлюсь по этому поводу. Наверное, я не совсем беспристрастна, но уверена, что ты сделала правильный выбор.
      Джина легла в постель и поблагодарила Бога за то, что она актриса.
      Похороны были печальными и мучительными, и Джину успокаивало то, что ей нужно торопиться сразу из церкви на поезд в Лондон. На следующее утро она позвонила Линдсёй и сказала, что ей необходимо встретиться с ней.
      – Конечно, Джина, я не могу тебе сказать, что я довольна, но это твое решение, и ты, очевидно, ясно себе представляешь, что делаешь. Какой выбор тебе приходится делать! – вздохнула Линдсёй.
      – Да, это было нелегко, но я уже сделала это, так что, вот так. Позвони Харольду и расскажи ему все. Пожалуйста, передай ему мои извинения. Это ужасно, что я так подвожу его, особенно после того, как он дал мне такой большой отдых после «Ангела».
      – Я позвоню ему сразу же, как только ты уйдешь. Он будет в большой растерянности, ведь ты была, так сказать, частью команды. А как же Чарли?
      Джина не могла себе представить, как она скажет ему об этом.
      – Я позвоню ему сама. Только отложу это до завтра. Мне очень страшно говорить с ним.
      – Могу тебя понять. Вы были так близки, мне кажется, для Чарли ты была вдохновением. Для него будет огромной потерей, что ты не будешь играть в спектакле. Позвоню тебе позже и расскажу о разговоре с Харольдом. И запомни, когда бы ты ни захотела вернуться, позвони мне. У директоров театров всегда найдется время посмотреть на «леди».
      – Спасибо Линдсёй. Встретимся на свадьбе, – Джина поцеловала ее. – И спасибо тебе за все.
      «Скоро актриса станет леди», – сообщали на следующее утро все газеты. В «Дейли Мейл» писалось, что Джина оставляет многообещающую карьеру актрисы и выходит замуж за нового лорда Лонгдейла. «Мисс Джина Шоу, которая пришла ниоткуда, чтобы завоевать награду общества «Театры Вест Энда» «Самый многообещающий новичок» за свою первую роль в спектакле «Ангел в аду», дает в воскресенье свой последний спектакль и уходит со сцены, чтобы двенадцатого апреля на пышной свадебной церемонии выйти замуж за лорда Лонгдейла. Поговаривают, что на свадебной церемонии будут присутствовать принц и принцесса Уэлльские».
      Джина с ужасом прочитала статью. Чарли! Она с того момента, как проснулась, набиралась смелости позвонить ему. Если он уже видел статью… Она сняла трубку и набрала номер. Но слышались только гудки.
      Когда Харольд позвонил Чарли и сообщил, что Джина не будет играть в новом спектакле, Чарли ушел из дома и сильно напился. Он возвратился из бара, упал на диван и уснул мертвым сном. Проснулся он от омерзительного похмелья и от телефонного звонка. Чарли не успел подойти к телефону. Он выпил несколько чашек крепкого черного кофе, принял душ и оделся. Теперь он знал, что должен делать. Он позвонит в канадское посольство и примет их предложение. Затем встретится в офисе на Вардор Стрит с Харольдом.
      – Мне кажется, Чарли, мой мальчик, что ты дурак. Послушай меня, женщины этого не стоят. Ты не передумаешь?
      – Извини, Харольд, но я уже все решил.
      – Значит так. Ну что ж, тогда, я полагаю, больше не о чем говорить. Ты – талантливый дурак. Сообщи мне, когда закончится твое затворничество. Я даже могу опять поставить твою пьесу.
      Весь день Чарли готовился к отъезду. Он купил билет на самолет в воскресенье, так что за несколько дней он сможет обрубить все концы. Нет никакой причины оставаться в Лондоне дольше, чем необходимо. Теперь, когда решение было принято, он хотел как можно скорее послать все к чертям.
      Что касается Джины, его долго не было, и возможно, она звонила. Он подумал, что может поехать в театр, попрощаться с ней… но нет, он не мог позволить себе видеть ее. Что он может ей сказать? Что улетает за тысячу миль от Лондона, потому что она выходит замуж за другого мужчину? Навряд ли.
      Он потерял ее навсегда. И слова сейчас бессмысленны.

      Последний раз опускался занавес после «Ангела». «Мой последний спектакль в жизни», – подумала Джина, когда получила от труппы огромный букет роз. Она надеялась, что Чарли встретит ее за сценой, чтобы попрощаться и выпить за ее свадьбу. Но не удивилась, когда не увидела его.
      Шампанское не освежило, как обычно. «Я бы променяла все это на то, что у тебя будет», – сказала Салли, ее дублерша, которая теперь будет играть роль Кристины.
      Джина попрощалась со всеми и ушла в гримерную. Она собрала свою косметику и карточки, висевшие вокруг зеркала. Печально закрыла за собой дверь и вышла в коридор.
      – Пока, Билл, спасибо тебе за все, – сказала она дежурному по сцене.
      – До свидания, мисс, поздравляю вас. О, мисс?
      – Что?
      – Чуть не забыл. Кто-то принес вам письмо и сказал, что уверен, что я не забуду отдать его вам. Вот оно.
      Она взяла коричневый конверт и засунула его в карман.
      – Пока, – сказала она театру, и медленно пошла по Шафтсбери Авеню. Яркий солнечный день затуманился из-за ее слез.
      Джина пришла домой и с облегчением обнаружила, что Джерард все еще не вернулся. Ей не хотелось, чтобы за пять дней до свадьбы он видел ее такой несчастной. Он приедет в Лондон через два дня, увезет ее в Лонгдейл Холл, и у нее начнется совсем другая жизнь.
      Джина взяла бутылку водки и налила себе большой стакан. Тут она вспомнила о письме, которое ей дал Билли перед уходом из театра. Она вернулась в спальню, достала из кармана пальто конверт и удобно устроилась в своем любимом кресле. Она сделала глоток безвкусной жидкости и почувствовала, как та обожгла ее, когда она вскрыла письмо.
      Во-первых, письмо не было подписано, Джина не могла даже предположить, от кого оно. Она прочла его заново. Медленно все становилось ясно. Ее руки дрожали, когда она одним глотком осушила остатки водки в стакане.
      «Пять штук, мисс Ля Ди Да, иначе завтра все газеты на Флит Стрит получат копии, разоблачающие тебя, когда ты снималась на видео какое-то время назад. Завтра, одиннадцать утра, станция «Виктория», седьмая платформа. Принеси деньги, и все копии будут твои. Не пытайся ничего предпринять. Ведь тебе же не хочется, чтобы лорд Любовник знал, что он женится на шлюхе?»
      Джина издала тихий стон. Она открыла ящик и достала книжку, чтобы посмотреть, сколько у нее лежит на счету социального страхования. Она также проверила сумму на ее текущем счете. В общей сложности, у нее было шесть тысяч четыреста шестьдесят пять фунтов. Достаточно, чтобы заплатить Джонни и купить билет в один конец, чтобы уехать из Англии. Она не сомневалась, что надо делать. Если позвонить в полицию, Джонни обязательно отправит одну копию семье Лонгдейлов. Она не хотела подвергать этому Джерарда, и она не сможет остаться, выйти замуж и жить в постоянном страхе, что в один день ее ужасное прошлое выйдет наружу. Ей придется жить в постоянной лжи. Она была проституткой. А проститутки не выходят замуж за членов самых уважаемых семей Англии. Она поняла, что все слишком хорошо, чтобы происходить с ней.
      К сожалению, никто и никогда не сможет избавиться от своего прошлого. Никогда.
      Без десяти одиннадцать такси остановилось у станции «Виктория». У Джины было с собой три больших чемодана, и она попросила шофера подождать. Она подошла к почтовому ящику и опустила письма для матери и Джерарда. Подошла к седьмой платформе, посмотрела на часы и удостоверилась, что конверт надежно спрятан в ее сумочке.
      Она увидела его с большой сумкой в левой руке. Он тоже увидел ее и улыбнулся.
      – Значит, ты получила мою записку?
      – Отдай мне пленки. Вот деньги.
      – Открой конверт и покажи, что там.
      Джина открыла конверт и показала пачку банкнот. Джонни, казалось, был удовлетворен. Он схватил конверт и сунул его в карман своего пиджака. Потом отдал ей сумку.
      – Разумная девочка. Может быть, устроим это еще раз, а? – он оскалился.
      Джина уставилась на него.
      – Предупреждаю тебя, если ты провел меня, и где-нибудь обнаружится хоть одна копия этой пленки, а ты будешь пытаться использовать ее, я достану тебя из-под земли. Я истрачу последний пенни, чтобы убедиться, что остаток своей жизни ты проведешь за решеткой. Думаю, за изнасилование, порнофильмы, наркотики и шантаж тебе прибавят срок. Ты получил эти деньги только потому, что я не хочу делать больно любимому человеку. Но с настоящего момента я одна. Так что, остерегайся, Джонни.
      Джина повернулась и поспешила к такси. Она увидела мусороуборочную машину, своими железными челюстями жующую все, что выбрасывают люди. Она остановилась, на секунду задумалась и подошла к ней. Она бросила сумку на самый верх фургона и подождала, пока ее не проглотят железные челюсти. Удостоверившись, Джина села в такси.
      – Аэропорт Хитроу, пожалуйста.
      Машина проезжала по оживленным улицам. Может быть, надо было проверить, что это действительно те пленки, за владение которыми она заплатила пять тысяч фунтов. Но она не смогла бы сделать этого. Это совсем убило бы ее.
      – Слава Богу, Фрэнки, что ты дома! Слушай, боюсь, что планы немного изменились. Свадьба отменяется. Что? О, да, это связано с отцом Джерарда, но я объясню тебе все, когда приеду к тебе. Что? Да, я сейчас в аэропорту. У меня билет на двухчасовой самолет в Лос-Анджелес. Ты сможешь встретить меня? Прекрасно. Тогда до встречи.
      Самолет поднялся в воздух, и Джина сквозь вуаль облаков смотрела на исчезающие знакомые очертания. Она надеялась, что не увидит их еще долгое, долгое время.
      Кое-кто за облаками в это же время думал о том же самом. Рядом сидела Мэрилин, накачанная наркотиками, едва осознававшая, что происходит.
      – За твою подружку, – Джонни поднял бутылку с пивом. – Чертовски повезло, что увидел ее фотографию в газете. Париж – единственное место для таких творческих натур, как я, – он оскалился в улыбке. – Там начнется наша жизнь, Мэрилин. Это то, чего мы ждали.
      Две огромные стальные птицы высоко над облаками уносили далеко от поля сражения предателя и преданную.

      – Как я рада видеть тебя! – Фрэнки прижала к себе Джину.
      Высокий мужчина рядом с Фрэнки взял чемоданы и понес к выходу.
      – Лимузин на улице. Мне хотелось встретить тебя в лучших старых традициях Тинсел Тауна, – Фрэнки широко улыбнулась.
      – Боже мой! – сказала Джина, когда они сели на заднее сиденье белого «Мерседеса». – Это твой?
      – Нет, отца, но я одолжила его, чтобы встретить самую яркую звезду Вест Энда во время ее первого визита в Голливуд.
      Наступила пауза. Фрэнки внимательно смотрела на свою подругу. Лимузин медленно отчалил от аэропорта и направился в Голливуд.
      – У тебя все о'кей, милая? Джина смотрела в окно.
      – Да, все в порядке.
      – Когда ты позвонила, я уже, можно сказать, сидела на чемоданах, чтобы отправиться в Англию на твою свадьбу, и вот, ты уже в Лос-Анджелесе. Что случилось?
      – Это длинная история, Фрэнки.
      – Свадьбу отложили из-за отца Джерарда?
      – Нет, тут все вместе.
      – Дорогая, – Фрэнки посмотрела на неподвижное лицо Джины и решила, что лучше оставить эту тему. – Ну, все равно, так здорово, что ты приехала. Я очень соскучилась по тебе, малышка, – она сильно сжала руку Джины.
      Они подъехали к «Вилле Орхидей» на закате солнца.
      – Фрэнки, разве это не прекрасно? – воскликнула Джина, с восхищением глядя на прекрасный вид над долиной.
      – Да, неплохая маленькая норка. Пойдем в дом, я проведу тебе экскурсию.
      «Вилла Орхидей» была просторной и элегантной. Покрытый плиткой пол и огромные окна придавали ей что-то средиземноморское.
      – Ты, наверное, стала настоящей звездой, если живешь в таком месте, – заметила Джина, когда они пили свежеприготовленный дайкири, сидя у бассейна.
      – Конечно, не как Мэрилин Стрип, но близко, – рассмеялась Фрэнки.
      По правде говоря, карьера Фрэнки стремительно росла. Сейчас Мими присылала ей по две роли в неделю, и у нее была возможность тщательно отбирать будущие контракты. Съемки ее следующего фильма, в котором она будет сниматься вместе со своим отцом, должны начаться через шесть недель. А вся ее остальная жизнь… Джун опять уехала в Рим на съемки с натуры. Она все еще работает с Нигелом Фостером. Фрэнки не хотелось думать об этом.
      Девушки ели чили, красный перец и салат, приготовленные домохозяйкой Фрэнки, Хуанитой, и провели вечер, расслабляясь за вином, у камина. Фрэнки хотелось спросить Джину, что же именно ее привело в Лос-Анджелес, но она видела, что подруга не хочет об этом говорить, и оставила эту мысль.
      Через несколько часов у кровати Фрэнки зазвонил телефон. Она посмотрела на часы. Была половина восьмого утра. Фрэнки сняла трубку.
      – Хелло, говорит Фрэнки Дюваль.
      – Джина с тобой?
      – Привет, Бетина.
      – Она с тобой?
      – Да.
      – О!
      Наступила короткая пауза.
      – Ты знаешь, что произошло? – голос Бетины звучал напряженно и устало.
      – Боюсь, что нет. Она прилетела только сегодня вечером.
      – Она что-нибудь говорила?
      – Нет, Бетина, пока нет. Но уверена, что скажет, когда придет время.
      – Джерард просто потерял рассудок.
      – О Боже, – Фрэнки сжала губы.
      – Я ничего не понимаю. Когда я видела ее в последний раз, с ней было все нормально. Не понимаю, почему она сбежала от него.
      – Послушай, Бетина, я знаю не больше, чем ты.
      – Она выглядит расстроенной?
      – Да.
      – Сегодня утром Джерард получил от нее письмо, она пишет, что хочет продолжить свою карьеру, но это так не похоже на Джину.
      – Абсолютно. Начинаю думать, что у нее была какая-то серьезная причина, чтобы сделать такое. Мы должны доверять ей.
      – Я стараюсь, Фрэнки, поверь мне. Но ты представить себе не можешь, какой шум тут поднялся. Я уже разорвалась на части. Я люблю Джину, но, Фрэнки, ты бы видела моего брата… – голос Бетины задрожал.
      – Я ничего не могу сказать. Все, что я могу предложить, это позвонить тебе, если Джина заговорит. Но сейчас, мне кажется, ей нужен друг, а не следователь.
      – О'кей, Фрэнки. Мне бы хотелось, чтобы Джина не знала о моем звонке. У меня сразу было предчувствие, что она поехала к тебе.
      – Я не скажу ей. Береги себя и своего брата. Как ты думаешь, он может приехать сюда?
      – Я должна позвонить ему и сказать, где Джина. Я должна, Фрэнки.
      – Да, конечно. Только позвони мне, если он соберется приехать.
      – Позвоню. Спасибо, Фрэнки.
      Бетина положила трубку и набрала номер Джерарда. Никто не ответил. Она набирала опять и опять весь вечер. В час ночи она пошла спать.
      Всю следующую неделю Фрэнки показывала Джине все, что может предложить Голливуд. Они ходили по магазинам на Родео Драйв, обедали у Иви и в «Ма Мезон», потом шли на коктейль в отель «Беверли Хиллс». Джина восторгалась этим великолепным городом.
      Казалось, что Фрэнки знают все. Джина была поражена и горда известностью, которой пользовалась ее подруга. Администраторы предлагали ей лучшие столики, продавцы из Сакса и Ив-Сен Лорана боролись за право обслужить ее.
      – Честно, Фрэнки, мне просто не верится, что ты знаешь так много известных людей.
      Они сидели за легкой вечерней выпивкой в «Поло Лондж». К ним подошел Майкл Кейн, поцеловал Фрэнки и поинтересовался ее отцом.
      – О, Майкл когда-то качал меня в коляске. Они с отцом огромные приятели, оба англичане, и все такое. Завтра мы найдем тебе какую-нибудь потрясающую одежду. В воскресенье вечером я возьму тебя на твою первую голливудскую вечеринку, мне хочется, чтобы ты выглядела шикарно.
      На следующий день Фрэнки повела Джину к Маджин, где они нашли галаносский саронг, Фрэнки прекрасно произносила это название, и она настояла купить его для Джины.
      – Я не могу позволить тебе сделать это, Фрэнки, это стоит больше двух тысяч долларов, и…
      – Джина, заткнись. Мне казалось, мы уже все выяснили в школе драмы. Я куплю тебе это, и все тут.
      Вечеринка проходила в роскошном доме на Белл Эйр. У входа их остановил одетый в униформу швейцар, спросил их имена и сверился со списком.
      – О'кей, мисс Дюваль. Берни припаркует вашу машину. Приятного вечера.
      – Бог мой, Фрэнки, это не дом, это – дворец!
      – Да, милое местечко. Когда-то здесь жил Кларк Гейбл. Пойдем.
      Фрэнки ввела Джину по лестнице в богатый зал, освещенный огромной хрустальной люстрой.
      – Фрэнки, дорогая, как великолепно, что ты пришла! А это твоя подруга, о которой мы так много слышали? Ты не представишь нас, Фрэнки? – разливалась какая-то женщина в пестром ярко-лиловом хитоне, увешанная бриллиантами.
      – Мелисса, это Джина Шоу. Мы вместе учились в Лондоне в школе драмы.
      – Добро пожаловать, Джина, вы прекрасно выглядите. А сейчас, Фрэнки, отведи эту молодую леди к бассейну, где мы пьем шампанское. Приятно провести время, Джина.
      – Спасибо. Очень мило с вашей стороны, что пригласили меня.
      – Друзья Фрэнки – наши друзья. Увидимся позже, – Мелисса направилась приветствовать новых гостей.
      Фрэнки провела Джину через множество великолепных комнат, и они вышли на освещенную прожектором террасу.
      – Мелисса – жена Генри Блюмберга, самого известного телепродюсера в городе. В наши дни фильмы и телевидение смешались. Хотя, десять лет назад, люди из кино никому не позволили бы даже умирать рядом с ними. Но сегодня у телевидения здесь большая сила. Выпей немного шампанского, – Фрэнки подняла свой бокал и выпила его залпом.
      – Ну, с кем из важных людей ты бы хотела, чтобы я тебя познакомила? – Фрэнки засомневалась. – Конечно, они все верят, что непревзойденные, но… а, я вижу, к нам идет Джек. Он директор мыльных опер, которые мы ловим по телевизору каждый вечер. Их рейтинг падает, и они подумывают убрать их вообще, – закончила Фрэнки шепотом.
      – Привет, Джек, как дела? Познакомься с Джиной Шоу. Джина, это…
      К двенадцати часам Джина познакомилась со столькими людьми, что у нее голова пошла кругом. Казалось, здесь собрался весь Голливуд.
      Играл небольшой джазовый ансамбль, и Фрэнки танцевала. Джина потягивала шампанское, и вполуха слушала разговор двух молодых актеров, которые жаловались, что вот уже лет сорок нет приличных мужских ролей. Медленно пройдя по террасе, она остановилась у самого края, облокотилась на перила и уставилась в темноту перед собой.
      Ее охватило чувство одиночества, усиливающееся обаянием окружавших ее людей. Она бежала от мук и боли, в надежде, что все возможно забыть и оставить позади, но теперь поняла, что боль находилась в самой глубине ее сердца, и куда бы она ни бежала, ей не удастся от нее освободиться.
      На другом конце террасы за Джиной наблюдали двое мужчин.
      Даниэль, только что приехавший с молоденькой девятнадцатилетней звездочкой, в изумлении смотрел на одинокую фигуру, освещенную лунным светом. Бланш вернулась.
      Дон Стейнер изучал Джину с той глубиной и напряженностью, которая с годами превратилась в профессиональную привычку рассматривать человека, словно через лупу. Он почувствовал в себе какую-то оживленность. Она была совершенна, просто совершенна.
      – Джина, ты должна попробовать! – Фрэнки большими шагами ходила вокруг бассейна. – Никто, понимаешь, никто не отказывается от предложения попробовать себя на второй главной роли в фильмах Дона Стейнера! Особенно, если ты будешь работать со мной, – она остановилась и уставилась на Джину.
      – Послушай, Фрэнки, я понимаю, о чем ты говоришь, но я совершенно не знаю, чем мне хочется заниматься в данный момент.
      Фрэнки в отчаянии подняла руки к небу.
      – Мать моя женщина! Да миллионы девушек с огромным желанием скрутятся в Нотр-Дамского горбуна, только чтобы попасть на пробы к Стейнеру, миллионы, но не Джина Шоу. Дон встречает тебя на вечеринке, даже не поговорив с тобой, на следующее утро в половине девятого звонит Мелиссе, чтобы узнать, кто ты такая. Он немедленно хочет попробовать тебя, а тебе на все наплевать. – Фрэнки села, обхватив голову руками, и глубоко вздохнула. – Послушай, Джина, я не могу тебе больше ничего сказать, но это так глупо отказываться от пробы. Бог мой, тебя ведь никто не заставляет играть эту чертову роль, если даже они тебе ее предложат. В этом городе возможность приходит лишь однажды, если вообще приходит, – она встала. – Меня ждет отец к ланчу, мне надо идти. Ты уверена, что не хочешь пойти со мной? Может быть, ему удастся образумить тебя.
      Джина покачала головой.
      – Спасибо за приглашение, но я останусь здесь. Передавай ему мою любовь.
      – Развлекайся и отдыхай. Мне бы хотелось, чтобы к моему возвращению ты приняла правильное решение, о'кей?
      Джина улыбнулась и кивнула головой.
      – О'кей, я подумаю над этим.
      – Хорошо. А сейчас искупайся. Может быть, это прибавит тебе здравого смысла. Увидимся позже.
      Джина смотрела, как белый спортивный «Мерседес» исчезает за поворотом. Она знала, что Фрэнки права, но после бессонной ночи, она решила вернуться в Англию. Она не знала, чем будет там заниматься, но, конечно, не вернется на сцену. Она обдумала возможность вернуться в колледж далеко от Лондона и начать всю жизнь заново. Ей хотелось неизвестности и покоя.
      Джина нырнула в бассейн. Прошлой ночью эта идея ободрила ее. Все выглядело безопасным и безболезненным. Она несколько раз переплыла бассейн. Прохладная вода начала прояснять ее мысли. Физическая нагрузка освободила ее голову от неприятных мыслей, и она вышла из воды, освеженная и бодрая.
      Джина села на бортик бассейна, закрыла глаза и наслаждалась ощущением, когда маленькие холодные капельки высыхают на ее теле. Мысль о возвращении в Англию, когда она находится в Голливуде, и ей предоставляются такие прекрасные возможности, сейчас показалась ей смешной и нелепой.
      Джина встала и пошла в дом. Она остановилась перед большим зеркалом и посмотрела на свое отражение. Светлые волосы, уже слегка выгоревшие на солнце, стройное, гибкое, прекрасно сложенное тело, голубые глаза, ярко сверкающие на ее нежном красивом лице.
      – Джина Шоу, вы выглядите действительно великолепно, – сказала она зеркалу.
      Потом она подошла к бару в углу гостиной и нашла полбутылки холодного шампанского. Налив себе, она вернулась к зеркалу и, подняв бокал, обратилась к своему отражению.
      – За вас, Джина Шоу! – и выпила его одним глотком.

      – Вы представляете ее? Если нет, то я позвоню человеку, который займется этим.
      – Я представляю ее. Фрэнки Дюваль нас познакомила вчера, – проговорила Мими по телефону. – Кажется, у вас есть хорошие новости?
      Дональд Стейнер нетерпеливо мерил шагами просторную гостиную, портативный телефон болтался на шее, в одной руке – бутылка пива, в другой – сигарета. Почему эта чертова женщина никак не успокоится? Он ненавидел заигрывать с агентами. Большинство из них были девушки из провинциальных городков, закончили какую-нибудь школу секретарей и постепенно перешли к бизнесу. Они считали себя незаменимыми в офисе и в постели, постепенно их имена прилегали к списку режиссеров, а потом, к названию агентства. Его раздражала мощь, которой они обладали. Деньги и искусство никогда не были приятными партнерами в постели, но он знал, что одно всегда связано с другим, особенно в этом городе. Мими была представителем именно тех трех человек, которые были ему необходимы для удовлетворения собственной страсти.
      – Для тебя хорошие новости, моя дорогая. Они касаются комиссионных, которые ты назначила за этих бедных талантливых артистов. Я хочу, чтобы Джина Шоу снималась в «Рози».
      Мими улыбнулась – представление сразу трех главных актеров в новом фильме Дона Стейнера было очень удачным ходом, чрезвычайно удачным ходом. Она говорила как можно небрежнее.
      – Если она согласится на это, каковы будут условия?
      – Об условиях подробно мы поговорим позже, но ты ведь знаешь, компания не поскупится, даже если мне все вечера напролет придется спаивать их шампанским и уговаривать взять никому не известную девушку. В принципе, мне необходимо только ее согласие, о'кей?
      – Едва ли «никому не известная», Дон. Она играла главную роль в самом успешном спектакле Вест Энда через три года после получения диплома, – осторожно наступала Мими. Она понимала, насколько необычно было для Дона Стейнера, режиссера такого масштаба, лично обсуждать актера. Обычно все звонки делались одним из многочисленной компании секретарей отдела контрактов. Все-таки, ей хотелось столько, сколько она могла получить. Это – ее бизнес.
      – О'кей, Мими, позвони мне в пять и дай знать, если она согласна.
      Телефон в ее руке замолчал.
      – Джина, улыбнись маленькому милому фотографу, – процедила Фрэнки сквозь зубы. Даниэль в ресторане ни на шаг не отходил от Джины и своей дочери. Администратор тут же провел их к столику.
      – Мне кажется, бутылка «Дом Периньон» подойдет для этого случая, Жак, – улыбнулся Даниэль.
      – Конечно, мистер Дюваль, – официант поспешно ушел и вернулся с бутылкой холодного шампанского.
      – Прекрасно, первый тост за Джину, за то, что она только три недели в этом городе, и уже получила великолепную роль в фильме. За успех, Джина! – Даниэль поднял свой бокал. – А это за наш общий успех в фильме. Впервые прессе не удастся обвинить меня в том, что я кручу роман с моей партнершей, – они все рассмеялись.
      – Еще две недели и веселье закончится. Мы начнем ненавидеть костюмера, обливать грязью оператора и кричать до изнеможения, чтобы срочно заменили режиссера, – сказал Даниэль. Конечно, он говорил это не в буквальном смысле, а имел в виду то, что двадцать четыре часа работы с оравой распирающихся от собственной важности субъектов, в ограниченном пространстве, могло быть действительно нестерпимо трудным.
      – Мими всегда говорит, что самый лучший день в жизни актера – это день, когда ему предложили роль. А потом все покатится под гору. Я думаю, у нее есть основания так говорить. Конечно, Джина, это все еще незнакомо для тебя. Ты рада?
      – Да. Но я боюсь, что не справлюсь, и они раскритикуют меня, когда выйдет фильм.
      – Очень сомневаюсь. Дон Стейнер не делает ничего наобум. Я видел пробы, и не думаю, что у тебя будет много проблем, дорогая. Но ты должна научиться игнорировать прессу. Они возвышают тебя, чтобы потом снова сбросить. Если верить газетам, у меня пятнадцать незаконнорожденных детей всех цветов и вероисповеданий. Четыре раза я стоял одной ногой в гробу из-за ужасного пьянства. Я переспал с сотней моделей, и, в то же время у меня есть тайный партнер, я прячу его в сказочном доме в горах и встречаюсь с ним три раза в неделю. Серьезно, Джина, просто будь осторожна. Эти люди могут быть очень жестокими, и, если ты не привык к этому, это может сильно ранить. Вот поэтому у нас всех есть пресс-агенты. Мими уже подыскала кого-нибудь для тебя?
      – Да, – вставила Фрэнки. – С ней, так же, как и со мной, будет работать Лони.
      – Хорошо. Лони иногда бывает невыносимым маленьким дерьмом, особенно, когда звонит тебе в четыре утра, чтобы проверить какую-нибудь историю, но он один из лучших. Он позаботится о тебе.
      – Во всяком случае, у тебя большое преимущество, что тебя окружают такие няньки, как мы, – сказала Фрэнки. – Мой тебе совет: держи рот на замке, не задирай головы и больше не кури.
      Глаза Джины расширились от удивления.
      – Но я не курю, Фрэнки.
      – Прекрасно, тогда и не начинай, потому что в этом ты можешь найти не только табак, поняла?
      Джина кивнула головой, пытаясь запомнить все, что ей говорят. С тех пор, как две недели назад закончились пробы, ей казалось, что она живет, как во сне. Когда позвонила Мими, сказала, что роль – ее и назвала цифры гонорара, Джина с трудом поверила ей. Они собирались заплатить ей почти сто тысяч долларов. Для других актеров эта сумма была каплей в море, но для Джины она означала безопасность и уверенность в своей жизни.
      Фрэнки творила чудеса, помогая ей сдержать напор прессы, когда они узнали, что Джина будет сниматься в фильме. В английской прессе о ней тоже появились статьи. Джина понимала, что это будет доказательством того, что она написала в письме Джерарду. Конечно, она не думала, что все так получится, но теперь ничего не могла поделать.
      – Ну и что ты теперь думаешь о Голливуде, Джин? – голос Фрэнки оборвался, когда она заметила группу людей, входящих в ресторан. Краска сошла с ее лица. Джина видела, как Фрэнки, пытаясь овладеть собой, подняла свой стакан. Ее руки дрожали, она поставила его на стол.
      Одна из женщин, вошедших в ресторан, подошла к их столику. Это была блондинка с ярко-голубыми глазами, невысокого роста и с полной фигурой. Она поцеловала Даниэля, а потом Фрэнки.
      – Привет, как вы поживаете? – она говорила глубоким резким голосом.
      Даниэль ответил раньше, чем Фрэнки успела открыть рот.
      – Прекрасно, у нас все прекрасно, а ты?
      – Устала. Мы только пару часов назад вернулись из Рима, ты же знаешь, что такое пища в самолете, поэтому сразу же из аэропорта направились сюда, – она внимательно посмотрела на Джину. – Ты должно быть, Джина Шоу. Фрэнки очень много рассказывала о тебе, и мне кажется, что я уже знакома с тобой. Поздравляю с ролью в фильме, – женщина положила руку на плечо Фрэнки.
      – Я позвоню тебе завтра, – мягко сказала она. – Чао.
      Она направилась к своему столику в другой части ресторана.
      Фрэнки подозвала официанта, и он наполнил ее стакан вином.
      Джина так напряженно смотрела на Фрэнки, что даже не понимала, что ей говорит Даниэль.
      – Извините, что вы сказали?
      – Я сказал, юная леди, что всем начинающим звездам нужен прекрасный сон. Точно так же, как и старым звездам, которые не хотят, чтобы «печальная страница времени» упоминалась в отзывах об их последнем фильме.
      Он взглянул на Фрэнки.
      – Мне кажется, нам пора трогаться.
      Джина лежала ночью и удивлялась, почему Фрэнки так странно вела себя в ресторане. Возвращаясь на «Виллу Орхидей», Фрэнки всю дорогу молчала, и сразу же пошла спать, когда они вернулись домой.
      Джина повернулась и закрыла глаза. Она уже почти заснула, когда услышала еле различимый звук, доносящийся откуда-то в доме. Как будто котенок плакал по своей маме. Она встала с кровати и накинула халат, открыла дверь своей спальни, выглянула в освещенный холл, пытаясь различить, откуда доносятся эти звуки. Это был не котенок, это была Фрэнки.
      Джина открыла дверь в комнату Фрэнки и тихонько вошла. Фрэнки сидела, еще полностью одетая, посередине своей огромной кровати, окруженная множеством носовых платков, переполненными пепельницами и почти выпитой бутылкой виски. Тушь растеклась под глазами и образовала круги, как у панды. Она выглядела таким ребенком и такой убитой горем, что Джине захотелось обнять ее и утешить. Она подошла к кровати. Фрэнки подняла голову и с испугом посмотрела на Джину. Какое-то время она смотрела молча, и Джине показалось, что она сейчас заговорит, но вместо этого Фрэнки разразилась бурными слезами, икая и вздрагивая.
      Джина подошла к ней и обхватила ее руками. Она крепко прижимала ее к себе, пока всхлипы не затихли. Джина утешала подругу нежным материнским голосом:
      – Не надо так плакать, лучше расскажи мне, что случилось, пока мы не утонули в слезах.
      У Фрэнки на лице появилось некоторое подобие улыбки.
      – Давай, давай, расскажи все тетушке Джине, – она погладила Фрэнки по голове и убрала с лица волосы.
      – Но ведь тетушкой всегда была я, – голос Фрэнки был слабым и обиженным.
      – Но не сегодня, милая. Руди всегда советовал нам меняться ролями, так что, прими это, как упражнение, повышающее твое актерское мастерство. О'кей?
      Фрэнки шмыгнула носом.
      – О'кей. Но я не могу тебе сказать. Я не могу никому это сказать.
      – Послушай, мадам, ты всегда заставляла меня рассказывать обо всем, и я очень обижусь и не расскажу тебе самой малости о своей жизни, если ты сама не можешь ничего рассказать своей лучшей подружке. Ты видишь, я уже большая девочка и сумею понять, что бы это ни было. Я в последние годы сама через многое прошла. Иногда случалось такое, что мне хотелось умереть. Кстати, однажды я была на волоске от смерти.
      Это заставило Фрэнки поднять голову и посмотреть на Джину.
      – У нас есть много чего рассказать друг другу. Если ты скажешь мне о своих проблемах, я объясню тебе, почему я здесь. Мне кажется, справедливый обмен, а?
      – Наверное, – пожала плечами Фрэнки.
      – Хорошо, я буду первой.
      Джина вкратце рассказала Фрэнки, что привело ее в Лос-Анджелес. Она пыталась не давать волю эмоциям, хотя пару раз комок поднимался к горлу, и ей приходилось останавливаться и собираться с мыслями.
      – …вот и вся история. Я верю, что ты никогда не расскажешь это ни одному живому существу. Никто больше не должен знать.
      Фрэнки давно прекратила плакать и с ужасом слушала и смотрела на Джину.
      – Боже, Джина, как я после этого могу думать, что у меня действительно проблемы? Какого черта ты не связалась со мной, когда все это происходило? Если когда-нибудь мне попадется в руки этот ублюдок Джонни, клянусь, я убью его. Лично мне кажется, что тебе следовало обратиться в полицию.
      – Я же объяснила, почему не могла этого сделать, Фрэнки. Это отразилось бы на всей семье Лонгдейлов. Они так блюдут честь своей семьи. И после смерти отца Джерарда я не могла рисковать, подвергнув их нападкам прессы, если бы этот ублюдок публично заявил обо всем.
      – Что ты написала в письме Джерарду?
      – Просто, что изменила мнение и решила продолжить свою карьеру. Мне казалось, он поверит в это и не будет искать меня.
      – Бедная Джина. Как это жестоко!
      – Могу себе представить, что думают обо мне в Англии, когда я собираюсь сниматься в этом фильме. Наверное, я кажусь безжалостной бессердечной сучкой. Уверена, Бетина больше никогда не захочет со мной разговаривать. Хотя, – Джина вздохнула, – мне очень повезло, что представился такой шанс здесь. Ну, ты готова рассказать мне о своих проблемах?
      – О, Джина, дорогая, я действительно не…
      – Это мужчина?
      Фрэнки тут же опять зарыдала. Джина решила, что она угадала.
      – Фрэнки, ты мне всегда говорила, что мужчины – дерьмо, и я должна сказать, что склонна согласиться с тобой, ведь это еще не конец света, если он…
      – Джина, это не мужчина! Мне бы хотелось, чтобы это был он, – она упала на кровать и зарыла голову в подушку. – Извини меня, я знаю, ты многое пережила, но ты действительно меня не поймешь. Почему бы тебе не пойти спать? Завтра я буду в порядке.
      – О'кей. Считаю, это несправедливо. Я тебе полностью открылась, но раз ты так хочешь, я уйду, – Джина решила использовать последнюю попытку. – Это как-то связано с той женщиной в ресторане?
      Фрэнки резко подняла голову. Она глубоко вздохнула и с неохотой произнесла.
      – Да, это связано с той женщиной в ресторане. Так получилось, что я безнадежно и до смерти влюблена в нее. Я – лесбиянка, гомосексуалистка, чьим объектом любви всегда была женщина. А сейчас ты можешь собрать свои вещи, вызвать машину и бросить свою бывшую подругу, женщину-пожирательницу, одну, с ее тайными извращениями.
      Фрэнки сидела тихо и спокойно, не осталось и следа слез на ее лице. Джина задумчиво смотрела на нее.
      – Хорошо, если я оставлю тебя одну, ты обещаешь мне, что не будешь устраивать этих жутких истерик, или, хуже того, выбрасываться из окна?
      – Нет, со мной все будет в порядке. Советую тебе остановиться в «Беверли Хилтоне». Там хорошие номера, – сказала Фрэнки ровно и спокойно.
      – О'кей, я поеду туда.
      – О'кей.
      – Но только если ты поклянешься не плакать, пока закипит чайник, – она пошла на кухню и вернулась с двумя чашками чая.
      В глазах Фрэнки появилось спокойствие и облегчение.
      – Выпей. Англичане всегда в критический момент пьют чай, – Джина отпила свой чай. – Я даже могу поклясться, что когда «Титаник» шел ко дну, все англичане, которые были на борту, держали в руке чашку чая.
      – Так ты действительно не имеешь ничего против того, что у твоей подруги несколько другие пристрастия, и она предпочитает женщин?
      – Фрэнки, за последние годы я начала думать, что это, может быть, гораздо безопаснее, – Джина улыбнулась. – Я предлагаю тебе подвинуться и очистить место от носовых платков. Я устроюсь поудобнее, и ты расскажешь мне все с самого начала.
      – И тебя не пугает лежать на одной кровати с лесбиянкой? – не веря своим ушам, спросила Фрэнки.
      – Нет, потому что ты не мой тип, но, даже, если бы и была им, я взяла себе за правило не спать со своими друзьями.
      Фрэнки улыбнулась.
      – Джина Шоу, вы становитесь леди.

      Поначалу съемки «Рози» были настоящим кошмаром, пока Джина пыталась освоить техническую сторону, практически незнакомую ей, как сценической актрисе. Во время первой недели она была уверена, что Стейнер назначит дополнительные пробы, «срез», как он это называл. Он подошел к ней, обнял за плечи и увел со съемочной площадки.
      – Послушай, моя любовь, тебе придется запомнить, что оператор сидит у тебя почти на носу и фокусирует каждую волосинку на твоей голове. Постарайся все уменьшать. Не играй, и все будет нормально. О'кей, попробуем все сначала.
      Они снимали опять и опять. Так что к концу недели Джина уже не знала, что делать. Ее спас Даниэль.
      Джина сидела в студийной столовой и без удовольствия пила остывший чай, как вдруг услышала:
      – Ой, уж не Джина ли это Шоу, новая звезда в фильме Стейнера «Анютины глазки»?
      Каждый день Даниэль придумывал фильму какое-нибудь новое цветочное название.
      – Мне нравится это название. Мне кажется, оно подходит ко всем, кто работает над фильмом. Не возражаешь, если я присоединюсь к тебе?
      Джина кивнула. Даниэль сел напротив нее, положил голову на руки и стал похож на гнома.
      – Ты пойми, ты не единственный актер в мире, которому пришлось перейти от света рампы к объективу камеры. Поверь, мне было так же трудно, как и тебе. Пока мне не дали один совет. Хочешь услышать его?
      Джина снова кивнула.
      – Это было, когда я снимался в своем первом фильме, и режиссер уже почти разочаровался во мне. Однажды, один известный актер пришел на съемочную площадку. Его звали Чарльз Лотон. После просмотра одного эпизода он шепнул что-то продюсеру и указал на меня. Конечно, у меня упало сердце, и я был убежден, что он спросил, какого черта меня до сих пор не вышвырнули отсюда. Но потом Лотон подошел ко мне и положил руку на плечо. «Ощущай все своей печенкой, и пусть это отражается в твоих глазах, мой мальчик. Это секрет одного великого актера», – сказал он и похлопал меня по плечу. Больше я его не видел. Вскоре он умер, но для меня его слова стали границей между успехом и поражением. Подумай об этом.
      Даниэль встал, улыбнулся и вышел из столовой.
      Совет сработал. Она не знала почему, но почувствовала разницу, и неожиданно у нее стала получаться сцена всего лишь после нескольких дублей. Ее уверенность в себе возросла, и Стейнер стал гораздо больше улыбаться. Она забыла о том, что собиралась все бросить и начала наслаждаться тем, что уже в первом дубле играет отлично. Она справилась со всем.
      Джина смирилась с тем, что она делает. С Даниэлем начали завязываться крепкие дружеские отношения. У них оказалось много общих тем для разговоров. В фильме была сцена, когда ей нужно было поцеловать Даниэля. Она была совершенно смущена, но Даниэль отпускал глупые шуточки, подмигивал ей перед каждым дублем, и вскоре она расслабилась. Они вместе ходили в столовую на ланч. Иногда к ним присоединялась Фрэнки, хотя обычно она встречалась с Джун, которая работала в другой студии. Джина не совала нос в чужие дела, но заключила, что у них все наладилось после того, как Фрэнки провела не одну ночь в квартире Джун. Джина очень скучала по ней одна на вилле, но была рада видеть Фрэнки счастливой.
      Обычно Джину привозили домой из студии на лимузине в половине девятого. Она принимала душ, готовила себе что-нибудь поесть, чаще всего это был какой-нибудь разрекламированный продукт, который можно быстро разогреть в микроволновой печи. Во время еды она смотрела телевизор. Потом ложилась в постель и просматривала текст к съемкам следующего дня. В половине одиннадцатого Джина выключала свет и засыпала. Будильник звонил в половине пятого, и в пять ее уже ожидал лимузин, чтобы отвезти на студию. Дорога занимала полчаса.
      Без четверти шесть Джине уже надо было находиться в гримерной, где начинался длительный процесс мытья и укладки волос и тщательного нанесения макияжа. В семь она шла в столовую на завтрак. Потом – в свой трейлер, где уже был готов костюм, в котором она будет сниматься в этот день.
      Уже одетая она садилась и ждала, пока ее не вызовет помощник, бегающий вокруг их городка с громкоговорителем. Иногда ей приходилось тут же идти на съемочную площадку, но бывали дни, когда ее вызывали только к четырем часам дня.
      Поначалу эта скука, когда слоняешься без дела и все время только и делаешь, что опять и опять прогоняешь свои слова, сводила ее с ума. Но зато у нее было много времени на размышления. Вскоре она обнаружила, что по телевизору показывают дневные мыльные оперы, и очень быстро пристрастилась к ним.
      Иногда заскакивала поздороваться Фрэнки, но она была почти все время на съемочной площадке, и Джина могла только стоять и восхищаться великолепной игрой своей подружки.
      В фильме молодая девушка, которую играла Джина, влюбляется в отца своей лучшей подруги, которого играл Даниэль. Фрэнки играла Рози, главную роль. Это был ее фильм, и в центре внимания была ее жизнь, разбитая вдребезги после того, как она понимает, что между ее отцом и лучшей подругой возникла любовь, они заняты только друг другом, а она отодвинута на задний план.
      Фрэнки сюжет этой истории нервировал. В реальной жизни Джина была ее лучшей подругой, и она со смешанным чувством наблюдала, как развиваются отношения между ее отцом и Джиной. Хотя, после того, как она помирилась с Джун, Фрэнки чувствовала себя виноватой, что оставила Джину одну, и поэтому не обвиняла Даниэля, который, казалось, взял Джину под свое крылышко.
      После того вечера, как они встретились с Джун в ресторане, Фрэнки поехала прямо к ней домой. Она требовала правды об ее отношениях с Нигелом Фостером.
      – Ради всего святого, Джун! Не надо обращаться со мной, как с идиоткой! Я слышала все о вашей вечеринке в отеле по случаю окончания съемок. Ты занималась с ним любовью прямо в бассейне на глазах у всех.
      Джун не ответила.
      – Я не удивлюсь, если ты скоро оденешь опять это чертово обручальное кольцо.
      Джун продолжала молчать. Фрэнки упала на стул и обхватила голову руками.
      – Значит, все так и было, раз ты ничего не отрицаешь. Почему, Джун? Почему?
      – Мне очень жаль, Фрэнки. Я не думала, что так получится. Ты ведь знаешь, что такое съемки с натуры. Ты ведь тоже была на них.
      – В буквальном смысле этого слова, – простонала Фрэнки. – А ты представляешь, каково мне было тут без тебя слушать все эти сплетни. Я так страдала. Я чувствую себя дурой, особенно потому, что я никогда не смогу быть с мужчиной. Скажи мне, ты моя или нет?
      – Да. И я люблю тебя, Фрэнки, – из глаз Джун покатились слезы. – Я не могу объяснить, почему была с ним. Мне абсолютно не доставляло никакого удовольствия спать с ним.
      Фрэнки вздрогнула.
      – Я иду домой. Не могу больше ничего слышать об этом.
      – Пожалуйста, Фрэнки, не уходи. Ты нужна мне. Обещаю, я сделаю для тебя все. Этого больше никогда не повторится.
      – Как ты можешь говорить так?
      – Я знаю, этого больше не будет, вот и все. Мне никогда не захочется заняться этим опять. Вся эта история только показала мне, как я люблю тебя.
      – О Боже! – Фрэнки расплакалась. Она понимала, что ей нужно уйти отсюда к дьяволу и уберечь себя от новых страданий. Но она не могла жить без Джун.
      Джун подошла к ней и крепко обняла.
      – Пожалуйста, не плачь, Фрэнки. Мне очень жаль, что я причинила тебе боль, правда.
      Губы Джун коснулись рта Фрэнки. Поначалу она пыталась сопротивляться, но язык Джун пробился сквозь ее плотно сжатые губы и скользнул внутрь. Фрэнки ничего не оставалось делать, как ответить Джун. Руки Джун скользили по телу Фрэнки под свитером. Кончиками пальцев она медленно ласкала ее соски.
      – Пойдем в спальню, Фрэнки. Позволь мне показать, как я люблю тебя.
      Фрэнки позволила отвести себя в спальню. Джун осторожно сняла одежду с Фрэнки, а потом разделась сама.
      – Повернись, дорогая, тебе нужно расслабиться.
      Фрэнки легла на живот, и Джун села на нее. По телу пробежали мурашки, когда она почувствовала прикосновение тела Джун. Руки Джун массировали ее плечи, растирая их маслом с великолепным запахом, разжигая и без того разгоряченную Фрэнки. Джун перешла к спине, целуя ее ягодицы и осторожно опуская руку к самым интимным местам. Она перевернула Фрэнки и начала массировать грудь.
      Джун опускалась все ниже и ниже, пока ее руки не коснулись маленького заветного язычка. Они скользнули между бедер и раздвинули ноги Фрэнки. Голова Джун припала к влажному влагалищу. Фрэнки застонала. Джун стала страстно ласкать ее языком. Фрэнки закричала от удовольствия и тяжело дышала, пока Джун доводила дело до конца.
      На следующий день Фрэнки приехала на студию бледная и уставшая. Она чувствовала себя выпотрошенной. После того, как они опять занялись любовью, она согласилась еще раз испытать их отношения. Она знала, что ее одержимость не даст ей ничего, кроме новых страданий, но она не могла сопротивляться.
      Даниэль был на седьмом небе. Порой ему приходилось щипать себя, чтобы прекратить называть ее Бланш. Нет, не потому, что она была на нее похожа. А потому, что она так же жестикулировала руками, когда хотела что-то сказать, потому что ее глаза так же сияли, когда Даниэль хвалил ее игру, и то, как она осторожно и мягко начинала его дразнить, по мере того, как проникалась к нему доверием. Конечно, он понимал, что она не Бланш. Бланш умерла и похоронена почти двадцать лет назад.
      Он удивился, что никто не замечал сходства между ними. Хотя, все это было очень давно, к тому же, Бланш всегда предпочитала держаться в тени и редко выходила с ним в свет. И, конечно, когда она погибла, он собрал и спрятал все фотографии, где они были вдвоем.
      Он все больше начинал ценить Джину за ее сообразительность, образованность и, конечно, за ее талант. Он знал, к чему идет Джина, и молился, чтобы это не испортило ее.
      Каждую ночь, лежа в постели, он пытался представить, что бы было, если бы она лежала рядом с ним. Ему казалось странным, что желание обладать ею при их первой встрече, сейчас казалось ему просто нелепым. Его поразило то, что он действительно не хочет ее физически. Ему хотелось просто быть с ней, любить и оберегать ее, но он не хотел ее тела. Он знал, так не должно быть.
      Дон Стейнер вышел в центр съемочной площадки. Суровым взглядом обвел всю компанию.
      – О'кей, сворачиваемся. Поздравляю всех!
      Все бросились обнимать и целовать друг друга. Каждый почувствовал огромное облегчение оттого, что наступил конец тяжелой и напряженной работы на протяжении трех месяцев. Особенно это почувствовала Джина. Стейнер подошел к ней и поцеловал.
      – Поздравляю, Джина, мы сделали это! – он крепко обнял ее. – Вспоминай обо мне, когда станешь денежным мешком, а я все еще буду зарабатывать деньги на свое существование, – Стейнер улыбнулся и пошел искать Фрэнки.
      – Прекрасно, милая, – Даниэль пожал руку Джине, а потом обнял ее. – Ведь мы сделали это, не правда ли?
      Джина улыбнулась, кивнула в ответ и побрела к своему трейлеру собирать вещи. Еще ни один мужчина в жизни так не смущал ее.

      Первый месяц после съемок Джина отдыхала и расслаблялась на «Вилле Орхидей». Иногда звонила Мими и предлагала ей встретиться с режиссером или продюсером, но за этим никогда не следовало никаких предложений. К третьему месяцу дни начали казаться нескончаемыми. За ланчем она встретилась с Мими и сказала, что уже начинает волноваться, что у нее нет работы.
      Мими разубедила ее.
      – Милая, надо дождаться, пока выйдет фильм, и тогда мы устроим тебе выставку.
      – Мне кажется, у меня сейчас очень мало проб.
      – Частично, это моя вина. Я могла бы посылать тебя на все пробы, но я не хочу делать свою работу нечисто. Мне кажется, впереди у тебя блестящая карьера, и очень глупо разрушать ее, хватая все, что само идет в руки. Терпение, Джина, дождись выхода фильма. И даже после того тебе надо быть очень осторожной. Ведь в этом городе люди убеждены, что твой первый фильм может быть просто счастливой случайностью, просто удачей. А вот после второго фильма о тебе действительно заговорят всерьез.
      – Наверное, ты права, но я себя не очень хорошо чувствую от безделья.
      – Милая, наслаждайся свободой, пока есть такая возможность. Через четыре месяца состоится премьера. Фильм должен получить «Оскара», ты войдешь в круг знаменитых актеров и, когда у тебя не будет ни секунды свободного времени, ты вспомнишь этот момент.
      Мими оказалась права. После премьеры «Рози» в декабре, Джину буквально засыпали просьбами дать интервью для прессы или сфотографироваться. Фильм получил разные отзывы от критиков и от публики. Но это был тот фильм, который все обсуждали и рекомендовали посмотреть своим друзьям, чтобы обо всем судить самим. Но все, кто видел фильм, сошлись на одном: Фрэнки Дюваль – непревзойденна, а большинство были убеждены, что она получит «Оскара». Джину тоже хвалили, критики прочили ей большое будущее.
      Джине предложили главную роль в мини-сериале и в телевизионном фильме. Мими запретила ей соглашаться ни на одну из них.
      – Извини, дорогая, но они совсем не подходят тебе. Надо подождать, пока попадется что-нибудь стоящее. Терпение, только терпение.
      Джина ждала и терпела. Но почти все время она была одна на «Вилле Орхидей», а Фрэнки все время проводила с Джун у нее дома.
      Она обратилась к Даниэлю – они раз в неделю вместе ходили на ланч.
      – Как прошла неделя? – спросил он, пока официант обслуживал их в «Иви».
      Джина пожала плечами.
      – Ничего, наверное.
      – Ну, моя дорогая, я вижу, блеск этого города нагнал на тебя тоску.
      – Неужели это так заметно?
      – Да.
      Официант принес бутылку белого вина во льду и содовую. Даниэль наполнил бокалы.
      – Что случилось?
      Джина сделала небольшой глоток.
      – Просто мне скучно. Мими убеждена, что мне не надо делать ничего, пока она мне не найдет «отличного судна», как она это называет.
      – Это комплимент, Джина, поверь мне. Значит, она уверена, что тебе уготовлено большое будущее, иначе она впихнула бы тебя в какой-нибудь мини-сериал, быстрее, чем ты успела бы глазом моргнуть. Мими знает, что делает, Джина. Доверься ей.
      – Да, Даниэль. Но она все время посылает меня на встречи с людьми и разжигает мой аппетит. Два дня назад мне предложили роль в фильме «Магнаты». По крайней мере, я буду хоть три месяца занята работой.
      – Это всего лишь телевидение, моя дорогая. Даже, если это сериал, занимающий первое место в рейтинге. А Мими хочет, чтобы ты заявила о себе в кино.
      – Я знаю, но когда я хожу на пробы, мне кажется, что здесь в три раза больше красивых блондинок, чем в Лондоне. Не останусь ли я позади или совсем забытой, если Мими будет продолжать говорить «нет»?
      – Ты сейчас сама же ответила на свой вопрос. В этом городе миллион красоток, но Мими считает, что у тебя настоящий талант, поэтому и старается держать тебя отдельно, придать тебе исключительность.
      – Извини, Даниэль, я не собиралась жаловаться на Мими, она всегда очень хорошо ко мне относилась. Если честно, я не уверена, что создана для Голливуда. Кажется, меня здесь знают столько людей, но никого нет, кроме тебя и Фрэнки, кому я могу позвонить и поболтать. Понимаю, я в этом городе многое получила, но до сих пор не знаю, нравится ли он мне.
      – Не одна ты себя так чувствуешь. Я тоже чертовски ненавижу этот город, но, к сожалению, я слишком стар, чтобы менять свою жизнь, и, к тому же, я действительно больше ни на что не годен, кроме как на то, чтобы сниматься.
      – А если вернуться в театр?
      – Театр – моя первая любовь, но если быть честным, дорогая, я привык чувствовать себя в безопасности, если не удался первый дубль, можно сделать второй. Сейчас я бы окаменел на сцене. И каждый разорвал бы меня в клочья, поэтому я играю там, где безопасно.
      Джина вздохнула.
      – Понимаю. Но все равно, хотя мне и понравился мой опыт в съемках «Рози», я предпочитаю гул живой публики. Не уверена, что хочу сниматься в кино до конца моей жизни.
      – Джина, взгляни на кучу голливудских актеров, которые раньше играли на Бродвее. В наши дни ты можешь сочетать свою работу. Если ты станешь известной в кино, тебе будут предлагать лучшие роли в театре. Очень многие люди здесь, включая меня, уверены, что в один прекрасный день ты взойдешь на вершину.
      Джина покраснела.
      – Спасибо тебе, Даниэль. Конечно, ты прав. Просто в последние годы у меня было слишком много проблем, но с детства я мечтала быть актрисой и играть великие роли. Моя мать была вне себя, когда узнала, что я собираюсь в школу драмы.
      – Почему?
      – Если честно, я не знаю, Даниэль. Много лет я пыталась разобраться в этом. Мне кажется, она возненавидела меня с того самого момента, когда я родилась. Думаю, это как-то связано с моим отцом.
      – Ты знаешь, кто он?
      – Нет. Мать никогда не говорила о нем. Но, должно быть, он причинил, ей много боли и страданий. Я всегда клялась, что не закончу жизнь так сурово и одиноко, как Джойс, моя мать.
      – Твоя мать никогда не была замужем?
      – Нет.
      – Мне кажется, что для конца пятидесятых это необычная ситуация.
      – Да, но я не знаю, почему. Она никогда не рассказывала мне о своем прошлом.
      – Тебе никогда не хотелось узнать, кто твой отец?
      – Когда была младше – хотелось. Я мечтала, что когда вырасту, то найду его, и он будет похож на папулю Ворбакса из «Сиротки Энни». Потом я выросла и поняла, что если бы он захотел видеть меня, то обязательно бы нашел, и я решила забыть о нем точно так же, как он забыл обо мне. Больше мне нечего сказать. Я даже не знаю его фамилии.
      – У твоей матери тоже фамилия Шоу?
      – Нет, это мое сценическое имя. У матери фамилия Шорт. Кстати, это Фрэнки изменила Шорт на Шоу еще на первом курсе школы. Она сказала, что так звучит гораздо артистичнее.
      – Ты сказала, что имя твоей матери Джойс, не так ли?
      – Да, а что?
      – Нет, ничего… Просто давно у меня был знакомый по фамилии Шорт. Послушай, Джина, мне нужно уходить… У меня… У меня интервью для «Лос-Анджелес Таймс». Я совсем забыл об этом. Извини, что бросаю тебя. Увидимся, – Даниэль поспешно вышел из ресторана, оставив за столиком ошеломленную Джину.
      Он допил пятый стакан виски. Невыносимые воспоминания поглотили его. Он знал, что винить некого. Он должен страдать от этой боли, так же, как страдал бы любой человек, который убил другого человека и страдает от угрызений совести. Он двадцать с лишним лет скрывался от наказания. Воспоминания одолевали его, и он не мог остановить их. Они все больше уводили его в прошлое.

      Даниэль Дюваль томился от скуки. От однообразной задачи наливать бесконечный кофе в маленькую экспресс-кофеварку голова болела, словно от оглушительной музыки.
      Шел сентябрь 1955 года, бар «Рай и ад» в лондонском Сохо, как всегда, был заполнен. Даниэль работал там официантом и к тому моменту, когда он туда прибыл, буквально валился с ног. Большинство обслуживающего персонала были такие же, как он, безработные актеры и актрисы.
      Обычно он работал наверху, в «Раю». Приятная музыка и белые облака на потолке. Внизу, в «Аду», было темно, играла громкая музыка и черные стены были разрисованы красными языками пламени. Сегодня один из официантов позвонил и сказал, что болен. Скорее всего, этот ублюдок отправился на пробы, предположил Даниэль. Так что, в этот день его поставили работать в «Аду». Как похоже на «Шестнадцать тонн» Эрни Форда, думал он, проклиная в очередной раз проигрыватель.
      А еще он ругал этот «Ад», потому что он сможет сегодня обслужить эту девушку с голубыми глазами, которая начала посещать «Рай» две недели назад.
      Ему казалось, что это самая прекрасная девушка, которую он когда-либо видел. У нее были длинные светлые волосы, которые, по убеждению Даниэля, не стали такими от перекиси водорода, и огромные голубые глаза. Она выглядела такой невинной со своей челкой и белыми вязаными носочками.
      У Даниэля никогда не было проблем с женщинами. Он знал, что все официантки влюблены в него, и не упускал возможности воспользоваться своей внешностью. Черные волосы, карие глаза и улыбка, от которой у женщин начинали трястись коленки. Он был очень красивым мужчиной.
      Но эта девушка была совсем другой. Даниэль старался изо всех сил, применял самые лучшие разговорные фразы и улыбки – так улыбаться он тренировался перед зеркалом целых два года – но девушка ни на что не обращала внимания. Она улыбалась ему, когда он отпускал шутки, но сразу же возвращалась к разговору со своей подружкой. Конечно, если бы она опускала перед ним ресницы или смотрела на него, падая от его чар, он бы быстро потерял к ней интерес. Скорее всего, он просто переспал бы с ней и забыл. Но, так как его красота не производила на нее никакого впечатления, он решил, что влюблен.
      Может быть потому, что он как раз читал «Как важно быть серьезным», он решил, что из нее получится прекрасная Сесили, конечно, если он будет играть Джека. Он был художник, а художники всегда безнадежно влюблены в красивых девушек, которые почти не замечают их существования.
      Из обрывков ее разговоров он понял, что она учится в колледже секретарей, за углом. Он решил, что единственно правильным было отираться возле колледжа, как Фредди из «Пигмалиона».
      Так, в половину пятого, когда закончилась его смена в баре, он пошел к Тотенхее Корт Роуд и встал напротив выхода из колледжа.
      Через несколько минут она вышла и пошла по тротуару, болтая с подружкой. Он пристроился позади них. Они прошли по Кэмбридж Площади и свернули на Шефтсбери Авеню. Даниэль держался от них на безопасном расстоянии. Когда девушки вышли на площадь Пикадилли, они остановились поглазеть на витрину магазина «Сван и Эдгар» и Даниэлю пришлось замедлить шаг. Девушка со светлыми волосами показала на что-то на витрине. Они весело рассмеялись и исчезли внутри магазина.
      Даниэль вздохнул и пошел к метро на электричку до Клэпхеме, где он снимал угол. Он поставил пластинку с песней «Настоящая любовь» на свой старый граммофон и слушал ее до тех пор, пока сосед не заколотил в дверь.
      На следующий день девушка в «Раю» не появилась. Он даже поменял рубашку ради нее. Он опять пошел к колледжу и стал ждать ее появления. Без четверти пять девушка появилась, и пошла прямо ему навстречу.
      – Привет, – нерешительно сказала она.
      Впервые за свою жизнь Даниэль Дюваль от растерянности не мог сказать ни слова. «Привет» – это все, что он смог пробормотать.
      Она стояла и ждала, когда он скажет что-нибудь еще, но он молчал. Тогда она улыбнулась и прошла мимо него.
      В ту ночь, лежа в постели, Даниэль решил, что завтра пригласит ее куда-нибудь. Завтра он скажет ей, что он не просто официант, а лучший Гамлет, которого когда-нибудь видела английская школа драмы. Все так говорили. Ну и что с того, что он сейчас не работает? Даже у Лоуренса Оливье, который сейчас играет в «Макбете» в театре Шекспира на Средфорд, были трудности, когда он только закончил школу драмы. Даниэль прочел, что Оливье тогда посылал в рекламные полосы газет «Стейдж» и «Дейли Телеграф» такое объявление: «Лоуренс Оливье. Свободен».
      Эта история утешала Даниэля. Он чувствовал, что далеко пойдет. Просто ему нужен один шанс, и все.
      На прошлой неделе он ходил на пробы в бирмингемский театр. У него была репутация театра, который ставит на ноги молодые таланты – сам Оливье свою первую профессиональную работу получил там. Все прошло хорошо. Даниэль чувствовал, что это хорошее предзнаменование.
      Он всегда старался быть на виду, зная, что если отступит хоть на шаг, они возьмут кого-нибудь другого. Он торопился на красный свет светофора, пока большой красный автобус не преградил ему путь, потому что если автобус пройдет первым, то он не успеет на поезд в Бирмингем. То же самое он чувствовал по отношению к этой девушке – если она станет его, он получит работу.
      На следующий день она, как обычно, вышла из колледжа. Даниэлю показалось, что она выглядит еще красивее, чем он ее запомнил. Он был уверен, что она красится помадой. Она посмотрела в его сторону и быстрым шагом пошла по дороге. Даниэль понял, что сегодня удача на его стороне, потому что она была одна. Он догнал ее и пошел с ней рядом. Девушка посмотрела на него и поздоровалась. Он поздоровался в ответ и опять почувствовал себя совершенно нелепым.
      Они подошли к метро. Девушка сказала «до свидания» и пошла к эскалатору.
      Даниэль действовал моментально и схватил ее за руку.
      – Послушай, пожалуйста, не уезжай сейчас. Пойдем со мной, выпьем кофе. Моя жизнь подвергается опасности.
      Она улыбнулась, высвободила свою руку и начала спускаться вниз. Даниэль набрал в легкие воздуха. Или сейчас, или никогда.
      – Ну, неужели ты покинешь меня сейчас, – продекламировал он, окрыленный уроками Руди по постановке голоса. – Я должен уйти из этого мира и забрать свою жизнь!
      Все вокруг обернулись и уставились на него. Кроме одной девушки, для которой все это устраивалось.
      – Другими словами, я люблю тебя, и если ты не пойдешь со мной пить кофе, я выброшусь из окна!
      Она уже спустилась с лестницы. Повернулась и посмотрела на него. После минутного замешательства она начала подниматься по лестнице к нему. Подойдя к Даниэлю, девушка остановилась.
      – Как вас зовут?
      – Джойс Шорт.
      – Я люблю тебя, Джойс Шорт. Как насчет кофе?
      Даниэль встречался с ней каждый день две недели подряд. Он был уверен, что влюблен в нее. Только через три дня Джойс разрешила ему взять ее за руку, еще через четыре дня она позволила себя поцеловать в кино, когда они смотрели «Высшее общество».
      Они ходили смотреть Тони Стилла в двадцать первый экспресс-бар и Джойс постепенно перестала быть такой стеснительной. Она смеялась и улыбалась, приглашала Даниэля танцевать с ней. На последнем танце он близко прижал ее к себе, она обняла руками его шею и дышала ему в плечо. По дороге к нему домой, Джойс разрешила дотронуться до ее маленьких розовых грудей. Но потом настаивала на том, чтобы уйти домой. Прошла еще неделя, прежде чем он совершил путешествие к ней под юбку и дотронулся до начала ее чулок. Это было в кино, во время фильма «Ночь охотника». Охваченный страстным нетерпением он, наконец-то, проник в ее трусики. В этот день он сказал ей, что получил работу в бирмингемском театре. Он упрашивал Джойс после кино зайти в бар, купить спиртного и отпраздновать это великое событие. Джойс немного опьянела. Когда они вернулись к нему в комнату, он медленно раздел ее, но к тому времени, как он вошел в нее, он был так переполнен долгим томлением, что опозорился.
      Даниэль чувствовал себя полным ничтожеством. Она была девственницей, а он обращался с ней, как со шлюхой. Чтобы как-то загладить свою вину перед ней, он сказал:
      – Ты же знаешь, Джойс, я люблю тебя. Поехали со мной в Бирмингем.
      На следующий день Джойс пришла в колледж и подала заявление об уходе. Родителям она написала, что любит Даниэля, и они поженятся, как только у них появится достаточно денег. Она знала, что совершенно бессмысленно ехать домой в маленькую деревушку Ворвикшир и пытаться все объяснить. Она сломала все правила и приличия. Но Даниэль этого стоил. Джойс была уверена в этом.
      Даниэль был в шоке, когда она сказала ему, что сделала. Он не думал, что она поймет все так буквально, но уже ничего нельзя было сделать.
      Они сняли маленькую дешевую квартирку в пяти минутах ходьбы от театра. Она напоминала ему декорации из спектакля «Оглянись в гневе». Каждый день Даниэль ходил на репетиции своей маленькой роли Герцога Омерла в «Ричарде II». Джойс дополняла его жалкий заработок временной работой машинистки. У них было мало денег, но Джойс всегда улыбалась ему, когда он приходил после спектакля, и с охотой обучалась тому, как доставить ему удовольствие в постели.
      После шести месяцев работы в Бирмингеме Даниэлю предложили играть сезон в Шефилде. После Шефилда – Манчестер. Джойс ездила с ним, успокаивала его, когда он начинал волноваться, что никогда не привыкнет к театральной круговерти, говорила о том, какой он красивый и талантливый, когда местные газеты игнорировали его выступления.
      Но в Бристоле Даниэль изменился. Вместо того, чтобы после работы сразу идти домой, он с друзьями ходил в один из подпольных клубов, который работал до четырех утра. Домой он возвращался теперь только утром. Джойс нашла себе секретарскую должность, и теперь ей приходилось бывать на работе до половины девятого. Обычно, вернувшись домой, она ждала Даниэля до двенадцати и потом, расстроенная, ложилась спать.
      Иногда Даниэль будил ее, чтобы заняться любовью. Если он немного выпивал, то становился агрессивным. Он швырял вещи, и однажды ей показалось, что он ударит ее. Но когда он овладевал ею, его гнев затихал, и вся злость проходила. Она лежала молча, и ее тело было недвижимо, она ждала, пока он кончит. Потом Даниэль переворачивался на другой бок и засыпал пьяным сном, а она до рассвета лежала и сдерживала слезы. Джойс поняла, что начинает терять Даниэля. Ее глаза больше не улыбались, а лицо осунулось и похудело.
      В Бристоле Даниэль получил свою первую большую роль Мальволио в пьесе «Двенадцатая ночь». Его партнершей была Матильда Делайя с огненно-рыжими волосами и зелеными глазами. Даниэль еще никогда не встречал такой женщины. В свои двадцать четыре она уже сыграла в одном нашумевшем спектакле в Вест Энде и тотчас же прославилась.
      Но с тех пор карьера Матильды не сдвинулась с места. Она вышла замуж за очень известного импресарио, но через два года он развелся с ней из-за ее несносного характера. Ходили слухи, что она была «проблемой», а никто не хотел нанимать в свой театр проблему. Так что Матильду брали на работу только те режиссеры, которые знали, что скоро уйдут на покой, и которым нравился способ Матильды благодарить их.
      Однажды, когда после спектакля весь состав собрался в китайском ресторанчике, Даниэль почувствовал на своем бедре чью-то руку, которая двигалась все выше. Он посмотрел влево. Матильда оживленно беседовала с актером, сидящим рядом с ней.
      Ее рука осторожно расстегнула его ремень и скользнула в брюки. Прикосновение ее пальцев к его плоти было таким шоком, что Даниэль чуть не разлил свое вино. Он был доволен, что ресторанчик так слабо освещен, и почти все актеры постоянно пили. Она достала его плоть, и ее рука начала медленно двигаться вверх и вниз, прикасаясь именно там, где нужно. Матильда все еще разговаривала с актером рядом с ней. Ее рука двигалась теперь быстрее. Даниэль понял, что не в состоянии больше сдерживаться. Матильда повернулась к нему и, помахивая платком, сказала:
      – Даниэль, ты просил платок, дорогой?
      В ту ночь Даниэль не пришел домой.
      Джойс все знала, но старалась сохранять спокойствие. У нее не было выбора. Она любила его, и если бы потеряла, то у нее не осталось бы ничего. Все следующие месяцы, путешествуя с ним по стране, она молчала. После Бристоля его роли становились все больше и больше, и критики, наконец, стали замечать его.
      Весной 1957 года Даниэль пробовался в театре Шекспира. Ему предложили целый ряд хороших ролей на выбор на целый сезон. Они с Джойс переехали на Страдфорд-на-Эвоне, где сняли коттедж в десяти минутах быстрой ходьбы от театра.
      Однажды вечером Джойс решила сделать Даниэлю сюрприз и пошла в театр встретить его. Она дожидалась его у сцены. Через двойные двери она увидела, как Даниэль выходит из гримерной. Он повернулся спиной, не заметив ее, его руки обняли какую-то девушку, и он сильно поцеловал ее в губы.
      Джойс сидела на платформе, дрожа от холода. Поезд на Лондон опаздывал на двадцать пять минут. Джойс хотелось разрыдаться, но она сдерживалась изо всех сил. Она вернется в Лондон, найдет работу и забудет о нем. Да, она любила его, и мысли о жизни без него были непереносимы. Но у нее была гордость. И она не смогла больше терпеть это. Подошел поезд. Джойс наблюдала, как входят пассажиры. Решимость покинула ее. Она подождала, пока поезд отъехал от станции, потом встала и побрела по пустынным улицам к коттеджу.
      Даниэль – это все, что у нее было.
      Новый сезон принес ему роль Гамлета и славу. Джойс видела, как газеты публиковали его вкусы и привычки, что он любит есть на завтрак и где покупает себе одежду. Но они никогда не упоминали о ней. Его новый агент, Аль Альперстейн, сказал Даниэлю, что его имидж портит тот факт, что он живет с любовницей. Аль хотел, чтобы каждая женщина, приходившая на спектакль посмотреть на Даниэля, верила, что он доступен.
      Джойс Аль не нравился. Он был одним из лучших агентов Лондона и всегда приезжал на спектакли Даниэля с каким-нибудь директором театра, но она не доверяла ему. Джойс не нравилось, как Даниэль ловит каждое его слово. Джойс знала, что Аль мечтает, чтобы они с Даниэлем расстались, Аль создавал новую звезду. А звезды создавались из сексапильности так же, как из таланта.
      Даниэль опять начал проводить почти все время вне дома. У него всегда находились какие-нибудь слабые извинения – «режиссер хотел пообедать со мной» или «мой агент сказал, что привез с собой парня из Голливуда, который хочет попробовать снять меня в кино». Джойс старалась всему верить и никогда не спрашивала его, почему ей приходится все время сидеть одной дома. По крайней мере, он приходил домой, и это было уже почти кое-что. Но она понимала, что постепенно уходила из его жизни, и не было ничего, что могло остановить его.
      Однажды, в начале декабря, во входную дверь их коттеджа кто-то постучал. Джойс открыла дверь и увидела на пороге свою сестру Бланш.
      Джойс испытывала смешанные чувства. С одной стороны, она была рада видеть свою сестру. А с другой… Ей было стыдно за ту мимолетную вспышку ревности, когда она увидела, какой красавицей стала Бланш.
      Джойс видела, как она грациозно вошла в комнату и сняла пальто, как прекрасно она сложена. У них была разница всего лишь в один год, но Бланш всегда привлекала к себе внимание. Когда они были детьми, люди всегда останавливали их мать и, не замечая Джойс, охали и ахали над Бланш. С натуральными светлыми волосами, голубыми глазами, нежной свежей кожей она действительно была похожа на ангелочка, как называли ее люди.
      Джойс хотелось ненавидеть ее, но Бланш была такой доброй и мягкой, что она просто не могла. За время их отношений с Даниэлем комплекс второсортности у Джойс постепенно сгладился. Она начала смотреть на себя в зеркало и поняла, что очень даже милая девушка. Но, когда она увидела Бланш, то опять почувствовала себя в тени ее красоты.
      – Джойс, ты не представляешь, как я рада видеть тебя, – сказала Бланш своим мягким голосом. – Я так по тебе соскучилась.
      – Как тебе удалось разыскать меня?
      – Мама и папа сказали, что ты сбежала, чтобы выйти замуж за Даниэля Дюваля. Я видела его имя во всех газетах, когда его выбрали на роль Гамлета. Мой колледж организовал поездку сегодня, чтобы посмотреть спектакль, и я объяснила учителю, что хочу навестить свою сестру и доберусь домой одна. Швейцар мне сказал твой адрес, и вот я здесь, – она улыбнулась.
      – О! – сказала Джойс. – Как поживают родители?
      – Хорошо. Мне кажется, отец еще не отошел от шока, что ты удрала с Даниэлем. Когда он получил твое письмо, он чуть не сошел с ума. Он сказал, что не хочет, чтобы ты опять появлялась в их доме. Мама была о'кей, но ей пришлось стать на сторону отца. Мне кажется, это жутко романтично. Из-за Даниэля я поступила бы точно так же. Мне кажется, он великолепен. Когда вы поженились?
      – Мы не женились. Мы э-э, решили подождать, пока его карьера станет прочнее, и он начнет зарабатывать больше денег. Возможно, это будет в конце этого сезона.
      Глаза Бланш расширились.
      – Живете в грехе? Боже, Джойс, так низко пасть! Я ничего не скажу отцу об этом, ты же знаешь, какой он ревностный католик, и все такое, – она понизила голос. – Он здесь?
      – Нет, Даниэль обычно не приходит домой между спектаклями.
      – Как хорошо, – Бланш не прятала свою растерянность. – Ведь я приехала навестить тебя. Как ты?
      – Хорошо, – солгала Джойс.
      – Боже, мне кажется, это так здорово, жить с известным актером. Уверена, что ты встречаешься с очень интересными людьми.
      Джойс кивнула.
      – Да, иногда.
      Глаза девятнадцатилетней Бланш заблестели.
      – Я изучаю сейчас драму. Правда, это местный колледж в Ворвике, но мне очень нравится. Когда я сказала своим друзьям, что моя сестра заму… живет с Даниэлем Дювалем, они все упали! Все девчонки влюблены в него!
      Джойс улыбнулась. А что она могла еще сделать?
      Наступила напряженная тишина. Бланш бродила по комнате. Она взяла одну из фотографий с камина.
      – Боже, девчонки сойдут с ума, если увидят фотографию моей сестры с Даниэлем Дювалем! Где вы снимались?
      – В Бристоле.
      – Можно я возьму ее показать?
      – Да, но только при условии, что вышлешь обратно.
      – Конечно. Мы можем встретиться с ним за сценой?
      – Если тебе хочется. Но он освободится только через два часа.
      – О'кей. Мы можем выпить чаю и поболтать. Я хочу услышать все твои новости.
      Джойс поняла сразу, что все потеряно, как только он взглянул на нее.
      Когда за сценой Бланш пожала ему руку, она перестала быть юной невинной школьницей и превратилась в женщину, перед которой ни один мужчина, а уж Даниэль тем более, не мог устоять.
      Даниэль предложил втроем сходить в «Грязного утенка» выпить. Джойс сидела и молчала, в то время, как Бланш и Даниэль обсуждали театр. Бланш рассказала ему о спектакле, в котором играла в колледже.
      – Просто необходимо увидеть это, Джойс, – отметил Даниэль.
      – Неужели вы придете? – с волнением спросила Бланш.
      Джойс ушла в туалет. Когда она вернулась, они уже надевали пальто.
      – Мне надо успеть на поезд до Ворвика, – объяснила Бланш.
      – Я провожу ее на станцию. Тебе нет необходимости идти с нами, Джойс, – сказал Даниэль.
      – Береги себя, дорогая, очень рада была повидать тебя. Теперь мы должны держаться вместе. До свидания, – Бланш поцеловала ее на прощание.
      – Увидимся дома, дорогая.
      Джойс вернулась в коттедж одна.
      Даниэль пришел через полчаса, восхищался, какая Бланш милая малышка, потом повел Джойс в кровать и занимался с ней любовью. Больше Даниэль не упоминал имени Бланш, и Джойс подумала, что, наверное, она все преувеличила.
      Гамлет заканчивался, и Даниэль предложил ей остаться в коттедже, пока он не решит, подписывать ли очередной контракт на сезон в Страдфорде, пли принять одну из тех ролей, которые для него нашел Аль. Для этого ему необходимо съездить в Лондон и обсудить свои дела с Алем.
      – Послушай, дорогая, я пробуду там всего лишь несколько дней. Я бы взял тебя, но тебе там будет скучно, ведь я все время буду исчезать по делам. Мне кажется, будет лучше, если ты останешься здесь.
      Джойс, как всегда, согласилась.
      – Береги себя, дорогая. Я позвоню тебе, как только смогу. Люблю тебя, – Даниэль поцеловал ее, попрощался и поехал на вокзал к поезду на Лондон. Он не вернулся через несколько дней. Он даже не звонил. Через две недели Джойс позвонила нескольким его друзьям в Лондоне, но они не видели его. Она постоянно пыталась найти Аля, но он всегда был на «встрече». Она передавала его секретарю, чтобы он позвонил ей, но никто так и не позвонил.
      Через месяц после того, как Даниэль уехал в Лондон, авиапочтой пришло письмо.
      Джойс узнала его почерк. Ее руки так дрожали, что она с трудом смогла открыть конверт.
       «Дорогая Джойс,
       Это, пожалуй, самое трудное письмо, которое мне приходилось писать в своей жизни.
       Во-первых, ты должна знать, что я все еще люблю тебя. Ты должна понять, что я никогда не хотел причинять тебе боль, но то, что произошло два месяца назад, очень важно для меня. По крайней мере, ты заслуживаешь того, чтобы знать правду.
       Я почувствовал, что безнадежно, безумно влюбился в Бланш, как только в первый раз увидел ее. А она в меня. Поначалу мы старались не замечать этого чувства. Но оно было слишком сильным для нас, чтобы мы могли противостоять ему. Мы встретились в Лондоне, и все решилось.
       Мне предложили большую роль в Голливуде и контракт на пять лет. Я и Бланш решили, что мне стоит принять это предложение, и она поедет со мной. Мы подумали, что в силу сложившихся обстоятельств, нам лучше уехать, это даст нам шансы устроить нашу жизнь. На следующей неделе мы поженимся в Лас-Вегасе.
       Мы чувствуем себя ужасно виноватыми за то, что сделали. Но, Джойс, ты молодая и красивая, у тебя еще вся жизнь впереди. Я уверен, что ты очень скоро встретишь кого-нибудь другого.
       Я высылаю тебе немного денег. Если тебе понадобится еще, пожалуйста, свяжись с Алем в его офисе. Он знает, что ты можешь позвонить и передаст мне, если ты позвонишь.
       Пожалуйста, прости нас.
       С любовью, Даниэль».
      Через три дня Джойс пошла к врачу взять какое-нибудь снотворное. Он настоял на полном обследовании. И через пять дней ей сообщили, что она беременна. Она позвонила Алю и спросила адрес Даниэля. Он сказал, чтобы все письма она отправляла ему, а он потом передаст их Даниэлю. Когда пришло ее письмо, Аль вскрыл его и прочел. Он задумался на секунду, порвал его и выбросил в корзину для мусора.
      В Штатах Аль получал пятнадцать процентов от заработка Даниэля, а Даниэль подписал контракт с «Юнайтед Атистс» на пять лет на участие в четырех фильмах. Аль не хотел вылететь в трубу из-за какой-то бывшей подружки, которая, может быть, вовсе и не беременна.
      Когда Джойс не получила ответа от Даниэля, она собрала вещи, села на поезд в Лондон и отыскала себе в Хорнси церковную квартирку. 25 сентября 1958 года под материнским крылом Общей Северной Больницы она родила девочку.
      Девочку звали Джина Мери.
      Имени отца в свидетельстве о рождении не было.

      Эти далекие события с болью снова ворвались в его жизнь. Даниэль понял, что это слишком большое совпадение, что мать Джины звали Джойс Шорт. И то поразительное сходство между его умершей женой и Джиной, было достаточно очевидным. Ему придется позвонить.
      Аль ушел на пенсию много лет назад. Он был уже не молод, когда впервые стал агентом Даниэля, но он все еще был пока жив и, как всегда, пил много виски. Даниэль обычно приглашал его на обед, когда прилетал в Лондон.
      Он набрал номер. Несколько секунд телефон не отвечал. Но потом Аль все-таки снял трубку. Даниэль задал ему вопрос, которого Аль боялся больше двадцати лет. Аль почувствовал облегчение, когда передал информацию, которую должен был сообщить много лет назад. Он слушал неестественный, неистовый голос, ругающий его такими словами, которые он запомнит до конца своей жизни.
      Он их заслужил. Он знал это, и Даниэль это знал тоже.
      Но это была его профессия, и это они знали оба.
      Даниэль проснулся рано утром, все еще полностью одетый. Он решил допить оставшиеся полбутылки, стоявшие рядом с его кроватью, но подумал, что сауна будет гораздо полезнее. Когда жара очистила его тело, к нему вернулась способность соображать, ясно и четко мыслить. Не только у него появилась вторая дочь, а у Джины – отец, но у Фрэнки теперь есть сестра, и она должна знать об этом.
      Он не имел никакого понятия, какое имя отца, если оно вообще было, стояло в свидетельстве о рождении, но он точно знал, что Джине абсолютно ничего не известно об отце.
      Даниэль подумал, что, может быть, можно связаться с Джойс. Разве она до сих пор не поняла, что лучшая подруга Джины тоже была дочерью отца ее ребенка? Конечно, просто невозможно, чтобы Джойс не знала этого.
      Он решил пока не звонить Джойс. После того, что он сделал, она не захочет даже слышать его, в этом он был уверен. К ней он обратится в последнюю очередь, если только сам не сумеет доказать Джине, что он ее отец.
      Он вышел из сауны, принял душ и надел старый тренировочный костюм. Перепрыгивая через ступеньки, через потайную дверь он забрался на чердак.
      Даниэль включил свет и поискал старый чемодан. Переезжая в последний раз, он закинул его сюда.
      Он нашел чемодан и открыл его. Все тот же устойчивый запах любимых духов Бланш «Шанель № 5» опять окутал его. От волны нахлынувших на него воспоминаний у него перехватило дыхание. Даниэль начал доставать вещи, книги, фотографии. Он молился, чтобы только найти одну вещь, которая представит его новой дочери доказательство.
      Это была фотография Бланш с Даниэлем. Ужасный снимок, сделанный в день их свадьбы. Там же была фотография двух сестер, которых он развел в разные стороны. Даниэль знал, что это тоже будет доказательством для Джины, что его история – правда.
      Потом он нашел старую фотографию в рамке, где они с Джойс стояли обнявшись, ту фотографию, которую Бланш однажды взяла с камина в их коттедже в Страдфорде, и так и не вернула обратно. Он сложил остальные вещи назад в чемодан и спустился вниз, перебирая в руках фотографии. Потом в гостиной он взял с полки фотографию Джины и Фрэнки из фильма «Рози» и разложил все снимки в ряд.
      Джойс, Бланш, Джина, Фрэнки.
      Четыре женщины, на чьи жизни повлияли его самолюбие и эгоизм.
      Джойс, родившая ему дочь, которая из-за превратности судьбы была точной копией ее сестры, так бессердечно поступившей с ней.
      Бланш, которая не простила себе боли, причиненной сестре, которую очень любила.
      И Джина – невинная жертва греха ее отца.
      Можно ли как-то исправить вред, причиненный им? Он не знал, но знал, что должен попытаться. Во-первых, он попробует восстановить свои отношения с Фрэнки.
      Джина? Здесь он должен все тщательно продумать. Ему не хотелось причинять ей еще большую боль. Но, может быть, они установят отношения, и построят вдвоем мост к Джойс.
      Даниэль знал только, что он получил шанс все исправить, и твердо решил воспользоваться им.

      – Джина, это Даниэль. Фрэнки дома?
      – Привет, Даниэль. К сожалению, ее сейчас нет, но она должна скоро вернуться.
      – Ты не смогла бы передать ей, чтобы она позвонила мне, когда вернется домой? Я хочу ей сказать, что очень рад тому, что ее выдвинули на «Оскара».
      – Да, я знаю. Это замечательно, не так ли?
      – Она заслужила это. И спроси, не сможет ли она отложить все свои дела на сегодняшний вечер и встретиться со мной в восемь. Мне хочется отпраздновать с ней это событие, и я не приму ее отказа.
      – Хорошо, я передам ей.
      – Спасибо, Джина, пока.
      Реакция Фрэнки на просьбу отца была обычной.
      – О, Джина, я собиралась отпраздновать это с Джун. Она завтра уезжает на съемки, и я потом вечность не увижу ее.
      – Но ты ведь видишься с Джун каждый вечер уже столько времени. С тобой хочет отпраздновать это событие твой отец. Ты всегда мне жалуешься, что он не звонит, а теперь, когда он позвонил, ты начинаешь стонать.
      – О'кей, ты убедила меня. Я поняла, к чему ты клонишь. Ты признаешься в этом чисто и открыто, – Фрэнки улыбнулась. – Я позвоню Джун и скажу, что зайду к ней попозже.
      Джина вздохнула и вернулась к сценарию, который Мими принесла ей почитать.
      Фрэнки вошла в дом отца и нашла его в гостиной, сидящим перед шумно потрескивающим камином.
      – Привет, папа, как дела?
      Даниэль встал и сжал в объятиях свою дочь. Фрэнки пришла в замешательство от такого необычного проявления его любви.
      – Поздравляю, дорогая, я не могу выразить, как я потрясен! Ты заслуживаешь этой награды! Мы все знали, что это действительно твой фильм.
      Фрэнки села.
      – Да ладно, я ведь еще не завоевала ее.
      – Давай выпьем немного шампанского. Просто попасть в номинацию уже большое достижение для двадцатичетырехлетней девушки, – Даниэль улыбнулся. – За тебя, моя любимая, ты сделала своего отца очень гордым человеком, – Даниэль поднял свой бокал с шампанским. – За успех!
      Фрэнки сделала глоток.
      – Спасибо, папа.
      Даниэль глубоко вздохнул.
      – Фрэнки, послушай, я не знаю, как сказать тебе это, но я должен перед тобой извиниться.
      – За что?
      – Я чувствую, что не был для тебя таким отцом, каким должен был быть. Я очень люблю тебя, но никогда не знал, как выразить свои чувства. Мне просто хочется, чтобы мы стали ближе друг к другу. Я пойму тебя, если ты скажешь, что теперь это уже невозможно.
      Фрэнки уставилась на отца непонимающими глазами.
      – Ты ничего не знаешь о своей матери. Это полностью моя вина, как и боль говорить о ней, когда она… я просто не мог.
      Фрэнки пробубнила что-то похожее на «я понимаю».
      – Она была очень красива, и мы были так счастливы. О Боже! Фрэнки, я просто сходил с ума. Мне хотелось бежать от всего, что напоминало ее, а, так как ты была нашей дочерью, я сбежал от тебя и никогда не пытался вернуться. Мне очень жаль. Прости меня. Я был невероятным эгоистом, знаю, как бы рассердилась твоя мама за то, что я так плохо обращался с тобой. Но, Фрэнки, я действительно очень люблю тебя. Мы можем начать все заново?
      Фрэнки сидела молча и не двигалась, словно в шоке. Но вдруг, неожиданно, она оказалась в его руках, и они крепко обняли друг друга.
      – Фрэнки, если ты хочешь спросить что-нибудь о своей матери, я с удовольствием тебе расскажу.
      – Как она выглядела?
      Даниэль рассказал ей о Бланш и окончательно освободился от боли, мучавшей его так долго.
      – Я никогда, сколько буду жить, не полюблю другую женщину так, как любил твою маму, – закончил он свой рассказ.
      Фрэнки все начала понимать. Враждебность уступила место сочувствию, когда она поняла, что ее отец тоже страдал.
      – Папа, если бы ты все рассказал мне раньше!
      – Я знаю, Фрэнки, мы потеряли столько времени!
      Фрэнки кивнула.
      – Временами мне хотелось попросить у тебя помощи или совета.
      – Я чувствовал, что с тобой что-то происходило. Ты можешь мне рассказать об этом? – осторожно спросил Даниэль.
      Фрэнки пожала плечами.
      – Не думаю, что ты поймешь.
      – Мне кажется, что ты ошибаешься, дорогая. У меня такое чувство, что я прекрасно понимаю, что такое быть влюбленной. Особенно, если влюбляется такая женщина, как ты, – Даниэль напряженно ждал, как отреагирует Фрэнки.
      – Тебе рассказала Джина? Она поклялась, что будет хранить это в тайне. И…
      – Нет, Джина ничего не говорила мне. Я догадался, когда она подошла к тебе в ресторане в тот вечер. На твоем лице все было написано. Не волнуйся, об этом никто больше не знает.
      – Папа, это так тяжело…
      Даниэль слушал, как Фрэнки рассказывала ему о своих проблемах с Джун.
      – Завтра она уезжает на съемки с Нигелом на два месяца, и каждую ночь я буду болезненно переживать до тех пор, пока она не вернется.
      Даниэль посмотрела на свою дочь.
      – Фрэнки, у тебя есть выбор. Либо ты целыми днями не будешь находить себе места и чувствовать себя несчастной, а по ночам думать, как там ведет себя Джун. Я ничего не могу в этом случае для тебя сделать, даже если бы очень захотел. Либо ты просто соберешься и будешь, как можешь, развлекаться и отдыхать.
      Фрэнки кивнула.
      – Знаю. Я буду чертовски стараться как-то смириться с этим, но я безумно влюблена.
      Наконец-то в половине второго утра они пожелали друг другу спокойной ночи.
      – Спасибо, папа, что выслушал меня. Я рада, что рассказала тебе об этом.
      – Запомни, если у тебя возникнут проблемы, просто приди ко мне, и мы вместе попробуем их решить. И присматривай за юной леди, которая живет с тобой. Я знаю, раньше ты очень мало уделяла ей внимания.
      Фрэнки выглядела виноватой.
      – Да. Не беспокойся, теперь я буду уделять ей все внимание эти несколько недель.
      – А после того, моя девочка, когда ваш гример возвратится? – Даниэль удивленно поднял брови.
      – Я постараюсь, обещаю.
      Даниэль махал рукой, пока «Мерседес» не скрылся за поворотом.
      Первый шаг сделан.
      Сейчас он должен подумать, как рассказать правду своей другой дочери.

      – Фрэнки, даже не верится тому, что ты говоришь. Ты не пойдешь на, прием по случаю вручения «Оскара» только потому, что сегодня вечером прилетает Джун?
      – Да, что-то в этом роде, – упрямо заявила Фрэнки.
      – Неужели вы не сможете встретиться завтра? Ведь не умрешь же ты за одну ночь?
      – Джина, прости, но я не видела ее целых два месяца, и какой-то пышный прием – ничто по сравнению с ночью страсти с Джун.
      – Ну, тогда почему бы тебе не пригласить ее на прием?
      – Джина, прошу тебя! Ты ведь знаешь причину.
      – О'кей, но ты ведь можешь встретиться с нею после.
      Фрэнки покачала головой.
      – Я действительно ничего не понимаю, Фрэнки.
      Фрэнки пожала плечами и вдруг вся побелела, когда зазвонил телефон. Она, как сумасшедшая бросилась к нему, а Джина поспешно ушла из комнаты. Ей не хотелось быть рядом и слушать, как безнадежно влюбленная подруга шепчет телефонной трубке бессмысленные приторные словечки. Она наполнила ванну и добавила в воду ароматизированного масла.
      Джина сидела в ванной с закрытыми глазами и думала о предстоящем торжестве. Выйдя из ванны она высушила волосы и накрасила лаком ногти. Потом в халатике зашла в гостиную и увидела, что Фрэнки сгорбленная, с опущенной головой сидит на диване, крепко прижимая к себе подушку.
      – Что? – с удивлением спросила Джина. – Что случилось?
      С трудом встав, Фрэнки подошла к бару и налила себе полный стакан водки.
      – Хочешь? – печальным голосом спросила она.
      – Нет, спасибо. Ну что, Фрэнки, что тебе сказала Джун?
      – Немного. Просто она очень устала, и ей кажется, что она подхватила какую-то желудочную инфекцию. Я увижу ее только завтра. Сегодня она рано ложится спать, я тоже, – и Фрэнки налила себе еще водки.
      Джина села.
      – О'кей, теперь у тебя нет никаких причин пропускать вечер, так что иди и выбери себе платье. Ты пойдешь туда, даже если мне придется тащить тебя за волосы.
      – Нет. Я не могу это сделать. Я пообещала Джун рано лечь спать сегодня.
      – Наплюй на Джун.
      – Если бы я только могла.
      – Помилуй, Фрэнки! Ты неисправима! Ты хочешь, чтобы твоя лучшая подруга тащилась совсем одна на это веселье? Да, тоже мне подруга!
      Фрэнки виновато взглянула на Джину.
      – Послушай, – продолжала Джина. – Я понимаю, для тебя я ничто по сравнению с Джун, но как же те времена, когда мы еще учились в школе драмы, о чем мы мечтали в такие же ночи, как эта? А теперь тебя выдвинули на «Оскара», ради Бога, Фрэнки, просто подумай, что уже на следующей неделе эта статуэтка может оказаться на чьем-нибудь другом камине. Лучше тебе оказаться одной из этих «других», ведь если упустишь эту возможность однажды, кто вспомнит потом об этом? Никто, клянусь тебе.
      – Это была достойная речь, мисс Шоу, и меня, конечно, выдвинули по крайней мере, на награду, даже если я и не получу ее, – Фрэнки вздохнула. – Ты права. Я вела себя, как первоклассное дерьмо. Прости меня. Ты победила. Я пойду одеваться.
      Когда она исчезла в своей комнате, Джина с облегчением вздохнула. Через полчаса Фрэнки вышла, одетая в черное платье, все обшитое бисером и сверкающее при каждом движении. Ее голову плотно облегала шапочка из такого же материала.
      – Боже, Фрэнки! – у Джины перехватило дыхание. – В этом наряде ты станешь сенсацией сегодняшнего вечера!
      Фрэнки скромно улыбнулась.
      – Ну, малышка, ты сама не так уж плохо выглядишь.
      На Джине было узкое, подчеркивающее фигуру, платье цвета сумерек и жемчужное ожерелье. Волосы она элегантно собрала и закрепила их заколками.
      Они сели в «Мерседес» Фрэнки. И, перед тем, как завести мотор, Фрэнки повернулась к Джине и взяла ее за руку.
      – Спасибо, малыш. Мне нужен был этот разговор. Я очень люблю тебя, ты ведь знаешь.
      – И я тебя люблю! «Мерседес» завелся, и они поехали.
      По крайней мере, сто человек собрались в зале дома Вильяма Роззи. Он был одним из самых преуспевающих голливудских продюсеров, и его недавний фильм получил сразу три «Оскара».
      Джина заметила Даниэля, и поспешила пробраться к нему. Она подошла и чмокнула его в щеку.
      – Привет, дорогая, как поживаешь? – он ответил ей дружеским поцелуем. Словно бабочки танцевали у нее в животе. Это чувство она теперь испытывала постоянно, когда Даниэль целовал ее.
      – А, вот и две моих любимых звезды вместе! – промурлыкала Мими.
      Она подошла поближе к Джине и шепнула ей на ухо:
      – Я тебя сегодня хочу кое с кем познакомить. Этот человек пишет грандиозный сценарий, в котором есть прекрасная роль для тебя. Так что, когда я буду знакомить вас, пожалуйста, надень самую сексуальную улыбку на лицо. О'кей?
      Джина кивнула и постаралась перестать хихикать. Она все еще не могла поверить, что находится в Голливуде. Каждый здесь проводил гораздо больше времени, играя в реальной жизни, чем на экране.
      Джина заметила, что Фрэнки окружена мужчинами, ее обожателями. Она играла непревзойденно, и мужчины были в восторге. Джина опять удивилась, до чего же иронична жизнь.
      Фрэнки думала об этом же. Ей очень нравилось поклонение мужчин, но она не могла избавиться от чувства отвращения, когда они прикасались к ней. Ей было бы в сто раз приятнее сейчас есть пиццу вместе с Джун, чем быть в центре внимания всех этих мужчин. Но она твердо решила взять себя в руки и весело проводить время, и ей это почти удалось, как вдруг она увидела Джун, вплывающую в двери под руку с «ним». Джун обманула ее, потому что хотела прийти с ним. Фрэнки извинилась перед своими поклонниками и направилась в бар. Она заказала двойной коктейль «Кровавая Мери», потому что это полностью соответствовало ее состоянию: мерзкое. Она осушила стакан и заказала еще.
      Был только один выход. Куй железо, пока горячо. Настало время выйти из укрытия и показать Джун, что Фрэнки Дюваль тоже может вести грязную игру.
      Она флиртовала со всеми без разбора, и к двенадцати часам, любой мужчина, которого она бы выбрала, мог быть ее сегодня вечером. Она остановилась на Роне Берини, худощавом, интеллигентном молодом актере, с которым она когда-то работала. Она обнаружила, что он привлекателен и предложила ему подвезти его домой.
      Она проплыла мимо Джун и помахала ей на прощание рукой. Руки Рона крепко обнимали Фрэнки. Джун побледнела, стало ясно, что она раньше не заметила Фрэнки.
      Они сели в «Мерседес» и поехали. Фрэнки чувствовала себя виноватой, что не попрощалась с Джиной, но она знала, что Даниэль доставит ее домой.
      Они приехали на виллу. Фрэнки налила два стакана бренди. Потом села рядом с Роном. Она знала, что ей надо действовать быстро, иначе вся решимость исчезнет.
      Она крепко поцеловала его и позволила его рукам бродить по своему телу. Она спешно втащила его в спальню и сбросила с себя одежду. Он был возбужден, она видела, как его маленький дружок весь напрягся и встал. Она взяла его в рот, смутно представляя себе, что делать, ведь у нее не было такого опыта. Рон, казалось, ничего не замечал и стонал от удовольствия.
      – Боже, ты великолепна! Ты не представляешь, как я мечтал об этом!
      Фрэнки не знала, или ей было наплевать, и она быстро закрыла ему рот поцелуем. Что умела делать Джун, то умела делать и она.
      Его руки массировали ее груди. Фрэнки закрыла глаза и попыталась представить себе мягкие, женственные кончики пальцев Джун, нежно ласкающих ее соски, но у нее ничего не получалось.
      Ему с трудом удалось войти в нее. Она была абсолютно невозбужденной. Наконец, это ему удалось, и он принялся выполнять серию каких-то движений, напоминающих ей отжимание на руках. Фрэнки чувствовала только боль. Она испустила крик, похожий на рев, и Рон принял этот крик за крик удовольствия.
      – Я сейчас кончу! – закричал он. – Давай вместе, малышка, ну давай же!
      Рон в изнеможении упал рядом с ней.
      – Тебе было так же хорошо, как мне? – он погладил ее бедро.
      Фрэнки пробормотала «да». Сейчас она могла думать только об одном – забраться под душ и соскрести все это со своего тела.
      Она встала и увидела на белой простыне кровавое пятно. Рон тоже увидел его.
      – Эй, да ты со странностями. Многие девушки не любят заниматься любовью во время этого периода. А мне очень нравится. Это придает остроту ощущениям, если ты понимаешь, что я имею в виду.
      Фрэнки изобразила улыбку и поспешила в ванную. Пусть думает, что хочет. Вряд ли стоило ему говорить, что он только что освободил ее от девственности.
      Она с отвращением терла губкой свое тело, но, вернувшись в спальню, все еще не чувствовала себя чистой.
      Рон спал. Она побрела в гостиную и жадно схватила бутылку бренди. Она пила стакан за стаканом, а потом начала негромко плакать. Когда бутылка наполовину опустела, ей непереносимо захотелось принять душ еще раз. Она неуверенно поднялась на ноги и, пошатываясь, подошла к двери ванной, но потом остановилась. Нет, душа недостаточно.
      Ей захотелось всю себя погрузить в холодную чистую воду.
      Она накинула пальто и взяла ключи от машины.
      Мотор ожил. Фрэнки неуверенно держала руль.
      Ближний пляж был погружен в темноту. Фрэнки перешла через дюны. Мягкий, нежный, дразнящий звук волн манил ее. Не замечая промозглый февральский ветер, она подошла к берегу океана, сняла туфли, платье и голая вошла в воду.
      Течение относило ее все дальше и дальше от берега. Она перестала грести, легла на спину и долго смотрела в черное небо. Потом закрыла глаза, и волны подхватили ее.
      Фрэнки услышала голос, нежный, красивый. Он звал ее по имени.
      Она поняла, чей это голос, и лежала на воде, ощущая спокойствие и безопасность места, где начинала свою жизнь.
      Напряжение покинуло ее тело.
 
      – Даниэль, ты не видел Фрэнки? – спросила Джина, только что заметив Джун.
      – Мне кажется, я видел, как она исчезла в дверях некоторое время назад. По-моему, она была с кем-то.
      – Может быть, она поехала домой. Могу понять почему. Ты видел, кто здесь, и с кем?
      – Да, и я беспокоюсь, Джина.
      – Я тоже. Бог его знает, как Фрэнки перенесет это. Я поеду домой и посмотрю, в порядке ли она. Ты не подвезешь меня, если здесь нет машины Фрэнки?
      – Конечно.
      Шофер остановил лимузин у «Виллы Орхидей», и Джина вышла.
      – Если будут проблемы, позвони мне.
      – Хорошо. Спокойной ночи, Даниэль.
      Джина вошла в дом и с волнением на цыпочках подошла к двери спальни Фрэнки. Но успокоилась, когда услышала, что там кто-то сопит. «Слава Богу» – прошептала она и ушла в свою комнату.
      Джина проснулась от громкого стука. Она открыла глаза. Стук продолжался и стал еще громче. Она накинула халатик и пошла узнать, в чем дело. Она подошла к входной двери и открыла ее. На пороге стоял полицейский, другой сидел в патрульной машине.
      – Это дом Франчески Дюваль?
      – Да, а что, что-то случилось?
      – К сожалению, случилось.
      – Я сейчас позову мисс Дюваль. Думаю, она еще спит.
      – Извините, мэм, но мне кажется, вы обнаружите, что ее нет, – ответил полицейский.
      – Я пойду и посмотрю, – Джина побежала в спальню Фрэнки.
      Она постучала и открыла дверь. Голый мужчина, протирая глаза, стоял посередине комнаты.
      Джина посмотрела на кухне, в ванной и в бассейне. Фрэнки нигде не было видно. Она вошла в гостиную. Там уже были двое полицейских, они рассматривали фотографию Фрэнки.
      – Ее здесь нет, не так ли? – обратился один из них к Джине.
      – Нет. Пожалуйста, скажите мне, что случилось?
      – Вы родственница мисс Дюваль?
      – Нет, но я ее близкая подруга, я живу с ней.
      – Нам очень жаль говорить вам это, но сегодня утром нам позвонил какой-то мужчина и сказал, что обнаружил тело голой женщины на пляже в трех милях отсюда. Мы предположили, что «Мерседес», оставленный недалеко от пляжа, должно быть, принадлежит жертве. Следователь опознал тело по фильмам. Мы запросили компьютер и обнаружили, что машина принадлежит также мисс Дюваль. Конечно, мы проведем полное опознание, но…
      Все слова слились, Джина пыталась уловить их смысл. Фрэнки умерла на пляже? Нет, они должно быть, ошиблись. Она же хорошо плавала.
      – Не может быть. Это, наверное, кто-то другой.
      Полицейский сочувственно кивнул головой.
      – Возможно, но мы совершенно уверены, что это она. Как мы уже сказали, нам нужны ее родственники для опознания.
      – О, мой Бог! – Джина обхватила голову руками.
      – Вы уже связались с ее отцом?
      – Нет. Мы пришли прямо по адресу, по которому зарегистрирована машина. Думаю, вам лучше позвонить ему. Есть кто-нибудь еще в доме?
      Джина вспомнила о незнакомце в спальне.
      – Да, мужчина, мне незнакомый, в ее комнате.
      Офицер кивнул.
      – Думаю, с ним надо поговорить. А вы, мисс, извините, я не знаю вашего имени?
      – Шоу. Джина Шоу.
      – Вы можете связаться с ее отцом? Боюсь, ему придется поехать с нами в морг для опознания.
      Джина кивнула. Она сняла трубку и дрожащей рукой набрала номер Даниэля.
      Через час они прибыли в морг. Джина настояла на том, чтобы ехать в морг с Даниэлем, который был бледен и в шоковом состоянии.
      Даниэль подписал свидетельство о смерти, и они с Джиной поехали домой. Они не разговаривали. Они просто не могли. Они просидели вместе много часов. Даниэль крепко прижимал к себе свою живую дочь, Джина скорбела по своей лучшей подруге, не зная, что потеряла гораздо большее – сестру.

      – Награда «Лучшая актриса» присуждается… – пожилой актер, звезда кино, вскрыл конверт. – …Фрэнки Дюваль.
      Все присутствующие, как один, встали. Даниэль вышел на сцену получить награду вместо своей погибшей дочери, слезы катились по его щекам. Прошло пять минут, пока публику удалось уговорить сесть на места. Потом выступил Даниэль.
      – Леди и джентльмены, я принимаю эту награду вместо своей дочери Фрэнки, – его голос дрогнул. Он собрался с силами и начал опять. – Я принимаю эту награду вместо своей дочери Фрэнки Дюваль. Которая, как вы все, наверно, знаете, трагически погибла неделю назад. Каждый из вас, кто знал мою дочь, согласится со мной, что она была отзывчивой, щедрой, прекрасной личностью и… – он сделал паузу, чтобы вытереть глаза. – И вот она ушла от нас.
      Голос Даниэля окреп.
      – Я уверен, что, если бы она была жива, она стала бы одной из самых великих актрис нашего времени. Нельзя и представить себе наилучший способ признания блестящего, но трагически короткого пути ее жизни, чем получение этой награды, о которой мечтают многие, но награждаются избранные. От имени своей дочери, Фрэнки Дюваль, я говорю вам «Спасибо» и «До свидания», да благословит вас Господь.
      В зале стояла тишина, пока Дюваль спускался по ступенькам. Но потом грянул шквал аплодисментов, как будто приветствовали девушку, которую уже больше никогда не увидят.
      Джина молча сидела на своем месте. Когда вернулся Даниэль, ока крепко обняла его, гордая за свою подругу, которая, к сожалению, не сидела рядом с ней на свободном стуле.
      Прошедшая неделя была кошмаром. Даниэль едва был способен говорить, и Джина организовала похороны, Джина принимала поток цветов и открыток с соболезнованиями, приходивших ежедневно, Джина приняла убитую горем Джун, которую Даниэль отказался видеть. И Джина настояла на том, чтобы Даниэль пошел на церемонию вручения «Оскара» и получил награду, если Фрэнки ее завоюет.
      Она разбиралась с полицейскими, которые поначалу подозревали, что эта смерть не была случайной, и приказали вскрыть труп. Патолог обнаружил в крови Фрэнки большую дозу алкоголя и никаких следов на теле. В заключении написали, что она заплыла слишком далеко, и ее подхватило сильное течение. Следователь зарегистрировал смерть, как несчастный случай, и дело закрыли.
      Для Джины и Даниэля большой загадкой оставался молодой актер, который находился в то утро в спальне Фрэнки. Он поклялся, что они занимались любовью, а потом он заснул. Этот случай, конечно же, сразу стал известен и замечательно описан в газетах. Это значило, что имидж Фрэнки, как секс-символа, был сохранен, и она забрала свою тайну с собой в могилу.
      После окончания церемонии вручения «Оскара», Джине и Даниэлю только через час удалось уйти из театра. Когда они наконец приехали на «Виллу орхидей». Джина пригласила Даниэля на чашку кофе.
      – Налей мне, пожалуйста, большой стакан коньяка, дорогая, – попросил Даниэль, опускаясь на диван.
      Он взял стакан из рук Джины, которая подошла и села рядом с ним. Даниэль молчал.
      – Даниэль, пожалуйста, выслушай меня. Ведь мы все любили ее, но ты совсем изводишь себя. Что бы сказала Фрэнки о таком поведении? Она бы не хотела, чтобы ты так страдал, – Джина опустила руку ему на плечо и поцеловала его в щеку. – Я собираюсь пойти поспать. Ты можешь остаться здесь. Мне нужно отдохнуть, думаю, и тебе тоже.
      Даниэль повернулся и проводил ее взглядом, пока она не исчезла в своей комнате. Он взял со стола тяжелую статуэтку «Оскара» и провел пальцами по ее контуру. Одна из его дочерей умерла, так и не узнав, что у нее есть сестра. И сейчас, когда он потерял одну дочь, он опасался, что, рассказав Джине всю правду, он потеряет и другую.
      Но Даниэль знал, что ему придется решить эту проблему. Это неизбежно. Джина должна знать. И не потому, что она должна узнать правду, которую Джойс не рассказала ей, и, он очень сомневался, что когда-нибудь расскажет, а потому, что он должен ей те чувства, которых она так долго была лишена, и которые вот так неожиданно в нем открылись. Если он потеряет ее, это будет платой за его грех.
      Он дожидался ее возвращения из комнаты, как человек, осужденный на смертную казнь. Его сердце часто забилось, когда она вернулась вся такая уставшая и бледная в своем шелковом халате. Эта неделя для нее тоже была очень тяжелой. Сейчас или никогда. Он встал ей навстречу.
      – Джина, я…
      Она с удивлением смотрела на его взволнованное лицо.
      – Что?
      – Послушай, садись. Мне надо тебе кое-что сказать. Дело в том, что я…
      Зазвонил телефон. Джина сняла трубку.
      – Хелло.
      – Э, можно мисс Джину Шоу.
      – Джина Шоу слушает. Что вам угодно?
      – М-м. Да. Извините, что беспокою вас, дорогая, но ваш агент дал номер телефона Фрэнки Дюваль. Она сказала, что вы живете здесь…
      – Пожалуйста, скажите, кто вы?
      – Миссис Таб, соседка вашей матери.
      Лицо Джины оставалось непроницаемым, пока она слушала, что мисс Таб говорила ей. Она записала номер телефона на клочке бумаги.
      – Спасибо, что позвонили мне. Я свяжусь с вами, как только сделаю все необходимые распоряжения, – она положила трубку и рухнула в кресло.
      – Что случилось, Джина?
      – Мне придется ехать в Лондон. Моя мать умерла.

      Страх потерять Джину освободил Даниэля от его летаргического состояния. Он заказал два билета первого класса на ближайший рейс в Лондон. Ему необходимо быть с ней. Это последнее, что он мог сделать.
      Он был не в состоянии рассказать Джине о ее рождении. Она выглядела такой уставшей и бледной, и он подумал, что эта новость может вообще сломить ее. Но, по крайней мере, он может выполнить свои отцовские обязанности, даже если она ничего не знает, и помочь ей похоронить женщину, которая родила ее, его дочь.
      Похороны проходили в маленькой католической церкви, которую Джина еще ребенком посещала каждое воскресенье. Присутствовали всего несколько человек.
      На похоронах Джина была словно парализованная, не способная ни на какие чувства. Но когда начала разбирать жалкие вещи матери, то горько зарыдала. Она оплакивала женщину, с которой провела так много времени, пытаясь доставить ей радость. Она оплакивала те годы, которые они провели врозь, и жалкое существование Джойс. Она умерла так же, как и жила – одна. Джина чувствовала свою вину за то, что не была с ней рядом, не утешила ее в эти ужасные минуты. Они могли бы быть друзьями, если бы Джойс была другой. Но с Джойс что-то произошло, что-то, уничтожившее ее способность любить.
      Сдав все вещи Джойс в местное благотворительное общество, Джина бродила по опустевшим комнатам маленькой квартирки в последний раз. Все. Поздно вспоминать о прошлом и сожалеть о том, что не сделано.
      Джина с грустью закрыла за собой дверь, поймала такси и поехала в отель «Хилтон», где остановился Даниэль. Она все решила.
      Даниэль сидел в баре, дожидаясь Джину. С тех пор, как они прилетели в Лондон, Даниэль, затаив дыхание, ожидал, что Джина предъявит ему доказательства, которые должна найти на самом дне какого-нибудь ящика стола.
      Он видел, что она приближается к нему. Все мужчины в баре оглянулись и посмотрели на нее, когда она садилась напротив Даниэля.
      – О'кей, купи мне водки с тоником. Я уже все закончила, так что мы сможем завтра возвратиться.
      Даниэль заказал спиртное.
      – Это хорошая новость. Я знаю, как было неприятно.
      – Да. Я чувствую себя ужасно виноватой перед матерью. Она была умной женщиной. И могла так много сделать в своей жизни. То, что с ней произошло, убило в ней желание наслаждаться жизнью, и я не чувствую ничего, кроме горечи за то, как она относилась ко мне.
      Даниэль обрадовался, когда принесли спиртное. Он поднял свой бокал:
      – За будущее!
      Джина улыбнулась ему:
      – За нас, – она осушила свой бокал. Ей сегодня понадобится немного женской смелости. Она первая должна сделать шаг навстречу. Из-за всех трагедий последних недель привязанность между Даниэлем и ею возросла. И Джине теперь хотелось большего.
      Они спустились вниз и пошли в «Трейдер Вик». В конце трапезы Джина собрала всю свою смелость.
      – Не хочешь ли ты подняться в мой номер и выпить? Мне так не хочется сейчас быть одной!
      Даниэль кивнул.
      – Конечно.
      Они вышли из лифта, и Джина открыла двери. Она почувствовала нервную дрожь.
      Джина щедро налила два больших стакана виски и села рядом с Даниэлем на диван.
      – Мне хочется сказать, как я благодарна тебе, что ты поехал со мной. Я действительно не пережила бы этого всего без тебя, Даниэль, – она посмотрела ему прямо в глаза и наклонилась вперед.
      Даниэль, будучи профессионалом в любовных играх, сразу же должен был заметить этот взгляд ее глаз. Но он не мог видеть ничего, кроме красивой дочки, улыбающейся ему. И когда она со всей силой и страстью крепко поцеловала его, ему пришлось буквально вырвать себя из ее объятий и издать шокирующее: «Н-е-е-е-т!» Он быстро отодвинулся от нее и сел в соседнее кресло, обхватив голову руками. Когда он поднял голову, Джина с ужасом и стыдом смотрела на него.
      – Мне очень жаль… Я просто не подумала… Послушай, пожалуйста, уходи. Это моя вина. Пожалуйста, уходи, – она начала плакать.
      Он хотел утешить ее, как отец, но не мог. Так и остался сидеть, не зная, что делать.
      – Пожалуйста, уходи. Я всегда знала, что ты не испытываешь того, что испытываю к тебе я. Я переживу это. Я всегда так делаю.
      – Джина, я очень тебя люблю. Я люблю тебя больше, чем кого-либо. Но я… Я… – Даниэль подыскивал слова.
      – Ты просто не хочешь, чтобы я была с тобой. Я поняла.
      – Нет, Джина, ты действительно ничего не понимаешь, – Даниэль собрал всю свою волю и силы. Время настало. Она должна знать.
      – Джина, я расскажу тебе историю, которую ты должна была знать давным-давно. Я расскажу тебе все так честно, как смогу, не утаивая ничего, и потом ты выскажешь свое личное мнение. Поверь, пожалуйста, всему, что я скажу. Я расскажу тебе это потому, что очень люблю тебя, а не рассказывал раньше, потому что был старым эгоистом, и очень боялся тебя потерять.
      Он рассказывал ей правду и видел, как меняется выражение ее лица: от изумления до шока и потом гнева. Когда он закончил рассказ, они некоторое время сидели в тишине. Потом Джина встала.
      – Я верю тебе. Мне не нужно и не хочется смотреть эти фотографии, потому что даже такой ублюдок, как ты, не сможет сочинить такую историю, – ее глаза сверкали, как молнии. – Ты разрушил жизнь моей матери и почти разрушил мою жизнь. Так что, папочка, дорогой, я обещаю тебе одну вещь, – каждое ее слово было как удар. – Если ты еще когда-нибудь попытаешься найти меня, я сообщу всему миру, какой ублюдок Даниэль Дюваль на самом деле. «Я не знал, что у меня есть ребенок», – должно быть, самая древняя строчка из книги. Конечно, раз уж ты притворяешься наполовину актером, мог бы придумать что-нибудь пооригинальнее!
      Джина подошла к нему и ударила его по лицу.
      – Убирайся из моей комнаты и из моей жизни сейчас же!
      Даниэль встал и вышел.
      Джина упала на пол и зарыдала. Это было самым лучшим ее представлением за всю жизнь. Ей так хотелось броситься в его объятия и наверстать все, упущенное за эти годы. Но она не могла. Она была дочерью своей матери. И, так же, как мать, любила его.
      Когда на следующее утро Даниэль проснулся, ему сообщили, что мисс Джина Шоу уехала. Ему оставалось только одно.
      Он поехал в аэропорт «Хитроу» и сел в самолет, летевший в то место, к которому он уже привык.

      На следующее утро в половине девятого Джина вышла из отеля «Хилтон», остановила такси и дала адрес своего банкира в Лондоне. Банк открывался в половину десятого. Джина зашла в соседнее кафе и прочитала газету. Она оказалась первым посетителем банка.
      Попросив о встрече с управляющим, она села у него в офисе и сказала, что хочет немедленно закрыть свой счет. Управляющий банком подтвердил, что «мисс Шоу» имеет на своем депозитном вкладе девяносто тысяч фунтов.
      – Я могу закрыть ваш счет, но нам понадобится двадцать четыре часа, чтобы собрать необходимую сумму денег. Если вам действительно срочно нужны деньги, я могу вам выдать пять тысяч наличными и чек на остальную сумму. Но, естественно, вам придется заплатить штраф за срочное изъятие денег. Вы уверены, что не можете подождать?
      – Да, я уверена, мне нужны деньги сегодня. Пять тысяч фунтов и чек меня вполне устроят. Я хочу, чтобы чек был выписан на имя Мери Шорт, – она написала имя. – Это мое настоящее имя, а не сценическое. Вот мое удостоверение личности, – Джина показала управляющему документ.
      В час дня Джина сидела в купе вагона первого класса в поезде, отбывающем в Лидз. Деньги и чек лежали в сумочке. Ей поскорее нужно уехать из Лондона, а название «Лидз» выглядело таким неизвестным и безопасным.
      Она так и не попала туда. Поезд прибыл в Лейкстер, и всех попросили выйти и подождать следующего поезда до Лидз, прибывающего по расписанию через два часа. Джина пошла в буфет и выпила чашку еле теплого чая. К ней подошел какой-то неряшливо одетый молодой человек и сел напротив. Он так пристально смотрел на нее, что ей захотелось спрятаться от этого изучающего взгляда. Беспокоясь об огромной сумме денег, лежащих у нее в сумочке и чувствуя себя ужасно усталой, она вышла на улицу и нашла стол объявлений, чтобы узнать название ближайшей гостиницы. Клерк сообщил, что в двадцати минутах ходьбы от вокзала есть гостиница «Гранд Отель».
      Джина нашла гостиницу, заказала номер на сутки и попросила администратора положить ее деньги и чек в сейф. Носильщик проводил Джину в номер. Она вошла и в изнеможении упала на кровать.
      Когда она проснулась, было уже девять часов утра следующего дня. Чувствуя себя отдохнувшей и очень голодной, она заказала в номер плотный завтрак, который можно заказать только в английских отелях.
      После ванны ей захотелось немного прогуляться по свежему воздуху. Пройдя минут десять по Гриньби Стрит, Джина подошла к огромной красивой лужайке.
      Она села на скамейку и попыталась собраться с мыслями.
      Вчера единственным ее желанием было уехать из Лондона, как можно дальше от Даниэля. И вот сейчас она в городе, с которым ее ничего не связывает и не знает, чему бы посвятить оставшуюся жизнь. Она была уверена только в одном. Бизнес в искусстве развращает. Он приносит людей в жертву деньгам и славе, выкачивает из них все, используя до тех пор, пока их любят и знают, а потом выбрасывает.
      Джина думала, что он сделал с ней. Что он сделал с Фрэнки, ее матерью и отцом. Ей не хотелось больше этого.
      Она просидела на скамейке еще очень долго.
      Возвращаться было некуда. Ей опять придется начинать все сначала. Как? Что ей делать?
      У нее было достаточно денег, чтобы начать новую жизнь. Каким умением она обладает еще? Она вспомнила, что ее мать и монашки советовали ей поступить в бизнес-колледж. Результаты ее экзаменов показывали, что у нее неплохие способности к цифрам.
      Где она будет жить? Джина окинула взглядом этот красивый парк и пожала плечами. Она решила, что здесь так хорошо, как нигде.
      Она вернулась в отель и оплатила номер до конца недели. Это позволит ей, как следует осмотреть Лейкстер. Больше всего она не хотела, чтобы кто-нибудь узнал ее.
      Она зашла в парикмахерскую и попросила подстричь ее волосы коротким ежиком. Затем зашла в аптеку и купила краску для волос. Вернувшись в отель, она выкрасила волосы в каштановый цвет и сделала темными брови.
      Когда Джина посмотрела на себя в зеркало, она была поражена переменой.
      – Здравствуйте, Мери Шорт, – сказала она себе. На следующий день она открыла в банке счет на имя Мери Шорт и положила на него свой чек и почти всю сумму наличных, оставив себе только на текущие расходы.
      Как ей жить дальше?
      После посещения главной библиотеки в центре города, у нее появился список всех местных курсов в колледжах. Он выглядел достаточно привлекательно. Шел март, и все курсы давно уже начались. Женщина из библиотеки сказала, что она может начать учебу только в сентябре.
      – Почему бы вам не пойти на вечерние курсы? Их очень много, и туда набирают каждый семестр, – женщина дала ей список курсов и Джина, вернувшись в отель, принялась изучать его. Она решила попробовать поступить на основной курс машинописи на один семестр. Такие навыки всегда пригодятся, и будет очень приятно опять вернуться в мир учебы.
      Следующая ступень – найти, где жить. Она нашла милую квартирку на Строунгейт, в десяти минутах езды от города, подала заявление на курсы и въехала в новую квартиру.
      Все дни Джина проводила в поисках дома на продажу. Она решила жить в городе постоянно, и ее привлекала мысль о владении собственным домом, в целях безопасности.
      После месяца поисков она нашла красивый дом с террасой, в стиле короля Эдуарда, с видом на парк. Конечно, требовался ремонт и полное обновление интерьера, но она купила его за тридцать пять тысяч фунтов и заплатила наличными.
      Следующие три месяца она наблюдала за работами по отделке дома. Джине хотелось вернуть ему его изначальную красоту. Когда строители провели центральное отопление и газ на кухне, Джина переехала жить в дом. Она обошла множество антикварных и комиссионных мебельных магазинов в поисках недорогой, но интересной мебели, чтобы дополнить интерьер.
      Она добросовестно ходила на курсы машинописи, ей очень нравилось это занятие. Она почувствовала себя достаточно уверенно, чтобы поступить на полный бизнес-курс в местный колледж для высшего обучения.
      В сентябре началась учеба, и Джина обнаружила к ней большой интерес. Ей нравилось приходить домой и проводить вечера у камина в своей уютной гостиной, погрузившись в учебники.
      Однажды ноябрьским субботним днем она сидела в чайной и любовалась гравюрой, которую только что купила в соседнем магазине, как вдруг девушка, сидевшая напротив, громко выругалась:
      – Дерьмо!
      Джина подняла голову. Девушка с необычным, но красивым лицом растерянно смотрела на нее. У нее была очень бледная кожа, а ярко-красная помада еще больше выделяла эту бледность. Зеленые, близко посаженные глаза, каштановые волосы достают почти до пояса.
      – Тупица!
      – Что случилось? – спросила Джина.
      – Я забыла свой кошелек в прачечной, – девушка вытряхнула все содержимое своей сумки на стол. Она покачала головой. – Интересно, они разрешат мне помыть посуду?
      Джина засмеялась.
      – Ты заказала только одну чашку чая. Я могу одолжить тебе денег.
      – Правда? Я возьму твой адрес и вышлю тебе деньги.
      – Не волнуйся, я думаю, что могу позволить себе заплатить за тебя тридцать центов.
      – Нет. Я всегда отдаю долги. Вот, запиши здесь свой адрес, – она протянула Джине лист бумаги и огрызок карандаша. – Кларендон Парк Роуд, 31. Это – как раз за углом? Если ты сегодня вечером дома, я принесу деньги вечером.
      – Да, я буду дома, но действительно, не надо беспокоиться – сказала Джина, когда расплатилась с официанткой за два чая.
      – Меня зовут Хилли О'Нил. Я приду к тебе в семь с бабками. Еще раз спасибо.
      Хилли вышла, а Джина направилась домой, не ожидая еще когда-нибудь встретиться с этой девушкой.
      В половине седьмого в дверь позвонили. На пороге, вся промокшая из-за сильного дождя, стояла Хилли.
      – Вот деньги.
      – Спасибо. Но тебе не стоило волноваться. Тем более, в такую ужасную погоду. Может, зайдешь и подождешь, пока закончится дождь?
      – Если ты не возражаешь.
      Хилли зашла в дом и обсыхала в гостиной, пока Джина готовила чай. Хилли болтала о своих курсах в местном политехническом колледже, где она учится на модельера-художника вязаной одежды. Потом о своей семье.
      – Я единственная девочка, все остальные ребята. Четыре старших брата. Это здорово. Они обращаются со мной, как с маленькой куколкой.
      Джина налила еще чаю и слушала о пилоте авиалиний, журналисте, работающем в Южной Африке, актере в Канаде и самом младшем, который был полицейским. Она обнаружила, что Хилли – Близнецы по гороскопу, поэтому она постоянно меняла свое мнение обо всем, начиная с кавалеров и заканчивая цветом обоев в своей комнате.
      В десять часов вечера Хилли взглянула на часы.
      – О, дорогая, как летит время, когда хорошо его проводишь, не правда ли? Я, пожалуй, пойду, спасибо за чай. Послушай, почему бы тебе не прийти завтра ко мне? Я сегодня почти не дала тебе и слова сказать за целый вечер.
      Джина засмеялась.
      – Мне нравится эта идея. Я с удовольствием завтра приду к тебе.
      – Прекрасно. В восемь часов, о'кей? Пока, Мери.
      Джина пошла спать, с нетерпением ожидая новой встречи с Хилли, а вечером следующего дня подъехала к дому, где жила Хилли и еще четыре студентки колледжа.
      Девушки начали встречаться регулярно. Хилли была болтушкой, и Джина все больше расслаблялась в ее компании. В конце января Джина предложила Хилли переехать в свободную спальню в ее доме и жить там, как съемщик комнаты. Та немедленно согласилась, и через неделю подъехала к дому Джины во взятом напрокат «Жуке», набитом вещами.
      Дом, всегда такой тихий и спокойный, ожил с переездом Хилли. Она влюблялась и бросала кого-нибудь каждую неделю. И каждый короткий роман сопровождался какой-нибудь песней. Для этого у Хилли была кассета под названием «Я их любил». Когда она чувствовала себя подавленно, то слушала Ричарда Клайдермана или «Лед Зеппелин».
      Увлеченная и эксцентричная по натуре, Хилли всегда говорила то, что думала, независимо от того, где находилась. Она была очень талантлива, хотя ей был всего только двадцать один год. Джина видела несколько ее работ. Это были по-настоящему оригинальные и самобытные модели.
      – Что ты будешь делать после окончания курсов? – спросила Хилли однажды вечером. – Я не хочу тебя обидеть, но совершенно не представляю тебя за столом конторской машинистки. Имя Мери тоже тебе не подходит, а мое, в действительности, Хильда, вот так. Подумай об этом.
      Мысль о том, что Хилли при крещении получила имя Хильда рассмешила Джину.
      – Я пока не знаю, – весело ответила она. – Хотя, у меня есть еще четыре месяца на обдумывание. Ведь еще только март. И вообще, мне нравится этот курс. А ты чем будешь заниматься?
      Хилли пожала плечами.
      – Ну, я не думаю, что попаду на какое-нибудь большое предприятие, чтобы начать с нуля и через три недели быть сожранной, потому что не работаю с акрилом. Я думаю, что, наверно, организую свое дело, заведу маленький магазинчик, где буду продавать свои изделия. Беда в том, что у меня нет ни гроша, чтобы вложить в дело, и я не знаю, с чего начинать, когда коснется формальной стороны дела.
      В ту ночь Джина лежала в своей кровати и думала об этом разговоре. Хилли права. Ей уже скоро придется решить, чем она хочет заниматься. Она подумывала о поступлении в Университет на юридический факультет. Но Хилли только что подала ей идею.
      Джина навела предварительные справки и решила, что пришло время спросить мнение Хилли.
      Джина заказала столик в местном ресторане и за обедом обрисовала свою идею.
      – Ну, что ты думаешь?
      – Мери, ты же просто описала мою мечту. Как ты думаешь, что я могу сказать?
      – Так тебе нравится эта затея?
      – Это безумие, но мне нравится.
      – Ты только пока не нервничай. Я проверила все очень тщательно.
      – Знаю, знаю. Но, о, это будет великолепно.
      – Да, это действительно будет великолепно.
      Идеей Джины было открытие небольшого магазинчика, где они будут продавать небольшое количество вязаных изделий, разработанных Хилли. Каждое изделие будет единственным в своем роде. На следующей неделе Джина пошла на встречу с управляющим банка, бухгалтером и несколькими агентами по продаже недвижимости. С помощью бухгалтера она составила первоначальную смету, тщательно проверяя и перепроверяя все цифры. Так что, если проект пойдет, ей понадобятся все ее деньги в банке. Было опасно, но все подсчеты были проверены и реальны.
      Джина верила, что у Хильды был настоящий талант, который при правильной организации дела обеспечит им безбедное существование. Мнение Джины подтвердилось, когда Хильда получила в колледже награду «За лучшую оригинальную работу» и две тысячи фунтов. Вскоре после этого ей предложили работу в большом универсальном магазине в отделе вязаных изделий. Джина поняла, что настало время вынести окончательное решение.
      – О'кей, Хилли, устраивайся поудобнее и слушай, что я тебе скажу. Ты знаешь, что я не финансовый эксперт. После окончания курсов я собираюсь учиться на деле. Мне хочется, чтобы мы начали с малого. Первый год может показать нам, на что мы способны. Если у нас получится, у нас будут все шансы на успех. Бухгалтер предложил организовать компанию с ограниченной ответственностью с равной долей вклада каждого из компаньонов. Я не могу обеспечить тебе надежности и безопасности, как та работа, которую тебе предложили, но ты будешь сама себе начальником.
      – Мери, насколько я вижу, другого выбора действительно нет. Если дела пойдут неважно, я уверена, что в будущем смогу найти себе работу в большом магазине. Но только после того, как я попытаюсь сделать что-нибудь здесь. И, кстати, у меня есть кое-что для общего котла, – она помахала перед лицом Джины чеком на две тысячи фунтов. – Как мы будем финансировать дело?
      – Если ты вложишь две тысячи фунтов, я внесу такую же сумму. У нас будет стартовый капитал в сумме четырех тысяч фунтов. Я также планирую дать беспроцентную ссуду на сумму двадцать тысяч фунтов из моих сбережений.
      – Значит, ты хочешь дать мне шанс?
      – Если ты хочешь этим заняться.
      Джипа открыла бутылку холодного шампанского.
      – Значит, ты не оставишь эту идею в любом случае, – Хилли улыбнулась.
      – Нет, я думаю, это будет нашим утешением, если мы конечно, не откажемся. Значит, за… о, Хилли, мы ведь еще не придумали название!
      – Черт, мы забыли об этом важном моменте. У тебя есть идеи?
      – Как тебе нравится «Милли»? Оно соединяет наши имена и звучит молодо и звонко.
      Хилли произнесла это имя несколько раз.
      – Мне нравится, Мери, ну значит, за «Милли Лимитед»!
      Они подняли бокалы.

      Следующие четыре месяца Джина и Хилли жили, дышали и волновались только о «Милли».
      Джина нашла помещение с пристройками на недавно организованной рыночной площади в центре города. И, хотя плата за аренду была несколько больше, чем хотелось бы, но месторасположение будущего магазина было очень удобным: вокруг стояло множество маленьких магазинчиков и лавок, на площади всегда толпилось много народа, так что в их магазин всегда будут наведываться, проходя мимо.
      Пока Джина, вместе с дизайнером занималась интерьером будущего магазина, Хилли, устроившись в маленькой студии над магазином, принялась за работу. Для начала они решили, что Хилли изготовит десять свитеров, совершенно разных фасонов и уникальных в своем роде. Хилли предпочитала яркие, сочные цвета и замысловатые узоры. Они купили одну вязальную машину и поставили ее в студии. Если бизнес пойдет удачно и придется расширяться, девушки планировали нанять еще нескольких вязальщиц для работы на дому.
      – Как ты думаешь, сколько может стоить один свитер? – спросила однажды вечером Джина.
      Хилли пожала плечами.
      – Ну, не знаю. Над одним свитером я работаю два дня, а над другим – неделю. Мне кажется, и цена должна быть соответствующей.
      – Но мы не можем делать цены безумно дорогими, иначе мы сразу отпугнем покупателей. А с другой стороны, мы ведь предлагаем покупателю уникальную вещь, значит, мы должны заставить его оценить ее по достоинству, следовательно, и цену надо назначить больше, чем в обычном магазине. Надо равняться на материальное положение студентов и молодых работающих женщин. Давай примем сорок фунтов за среднюю цену.
      Хилли кивнула головой.
      – Да, это нормально. Качество пряжи, которую мы используем, хорошее. Будем надеяться, что, купив наш свитер однажды и посмотрев, как он носится, они вернутся и купят еще одну вещь.
      К концу августа ремонт и оформление магазина были почти завершены. Рабочие закончили работы неделю назад, и Джина завершала последние штрихи. Она попросила Хилли спуститься вниз и посмотреть.
      – Ну, что ты думаешь, Хилли?
      Хилли бродила по магазину. Помещение было светлым, стены кремового цвета дополняли портьеры пастельных тонов на окнах и в примерочной, сосновый пол без покрытия и везде корзины с сухими цветами.
      – Такое ощущение, что я нахожусь в деревенском домике.
      Джина была довольна. Именно этого эффекта она и добивалась.
      – Ты не думаешь, что здесь слишком наивно?
      Хилли покачала головой.
      – Нет, Мери, не думаю.
      – Когда я училась на бизнес-курсе, на одной из лекций говорилось, что это очень существенно – найти свой имидж. Ты изготавливаешь свитера из натуральной шерсти, и интерьер соответствует нашему товару. Каждый, кто придет сюда, ощутит это. Мне кажется, это придаст магазину нужный имидж.
      – Серьезно, Мери, мне кажется, что это сказка. Мне действительно очень нравится.
      – Это будет выглядеть еще сказочнее, когда мы развесим свой товар.
      Открытие магазина было назначено на двадцатое сентября. Были разосланы приглашения.
      – Ты действительно готова к этому? – нервничая, спросила Хилли Джину.
      Вечером, без десяти пять, девушки стояли на пороге своего магазина в свитерах, украшенных эмблемой «Милли».
      – Так, как никогда.
      Джина глубоко вздохнула и открыла двери магазина. Она выглянула на улицу. Площадь была пустынна.
      – Надеюсь, они не придут все вместе, – заметила она.
      В половине седьмого они сидели в магазине одни.
      – Хочешь стакан игристого? – Джина окинула взглядом тридцать бутылок, выставленных в ряд в баре.
      – Почему бы и нет? – угрюмо ответила Хилли. Они в секунду осушили свои стаканы, и Хилли опять наполнила их.
      – Где все?
      Джина пожала плечами.
      – Не знаю. Терпение, Хилли, я уверена, что они придут.
      Джина оказалась права. В семь часов пришла подружка Хилли и еще семь человек.
      Джина с облегчением вздохнула. К половине восьмого магазин был заполнен людьми.
      В девять пришел последний человек. Они продали почти все свитера.
      Девушки крепко обняли друг друга и закружились в танце по магазину.
      – Мы добились!
      – Они без ума от моих работ.
      – Кто сказал, что будет трудно? Посмотри на пустые полки! – закричала Джина.
      В этот вечер они отправились спать, мечтая, что скоро о «Милли» узнает весь мир.
      На следующий день им пришлось спуститься с небес на землю. Джина просидела целый день в магазине и обслужила только четырех посетителей, трое из которых не купили ничего. Следующие две недели прошли в том же духе.
      – Не волнуйся, я уверена, что холода приведут сюда людей за свитерами.
      Джина покачала головой.
      – Не знаю, Хилли. Надо, чтобы из десяти покупателей, хоть один сделал покупку. Кажется, им очень нравятся изделия, – она вернулась к подсчетам. – Необходимо, чтобы каждый день через нас проходило человек пятьдесят. Тогда в день мы будем продавать по пять свитеров. Это покроет затраты и начнет приносить доход. Но дело в том, что ежедневно мы продаем либо слишком мало, либо ничего. Получение дохода займет у нас больше времени, чем мы рассчитывали.
      Две недели превратились в три месяца, а торговля все еще шла очень медленно. Джина решила на время приостановить работу. Она предложила Хилли больше не заказывать шерсть, использовать все, что у нее осталось, и остановиться на этом.
      За все приходилось платить. Деньги утекали, как вода сквозь пальцы, когда Джине приходилось платить за рекламу, аренду, электричество, телефон, налоги и еще бесконечное количество счетов.
      Джина понимала, что, если вскоре дела не поправятся, они смогут протянуть еще только шесть месяцев. Она испробовала все, что было в ее силах, только что подходила к людям на улице и силой не затаскивала их в магазин. Оставалась последняя надежда.
      – Нам просто нужно сделать выставку. И тогда торговля пойдет быстрее, я уверена.
      Однажды субботним вечером девушки коротали время за большой бутылкой дешевого вина.
      – На следующей неделе у меня заканчивается шерсть. Что я буду делать потом? – спросила Хилли.
      – Можешь прийти ко мне в магазин, и играть со мной в игру «Я шпион», чтобы убить долгие часы безделья и скуки.
      Январская распродажа немного увеличила их оборот, но в феврале Джина уже начинала подумывать о закрытии магазина.
      – Мне очень жаль, Хилли. Наверное, это моя вина. У меня не было никакого опыта. Я думала, что деньги, которые у нас были, закончатся не так скоро, как это получилось. И я не ожидала, что торговля пойдет так плохо. Мы протянем еще до начала марта, а потом, наверное, нам придется закрыться.
      Хилли печально кивнула.
      – Мери, ты сделала все, что могла. Это не твоя вина. Если уж кто и виноват, так только я. Должно быть, людей не привлекает мой дизайн. Но, во всяком случае, мы сделали попытку.
      В следующую среду в магазин вошла молодая девушка.
      – Привет, – поздоровалась она с Джиной. – Я из театра в Лейкстере. Мне в полит-колледже рассказали о вашем магазине. И я пришла узнать, сможете ли вы нам помочь.
      – Мы постараемся, – ответила Джина.
      – Мы ставим мюзикл, и режиссер хочет, чтобы каждый актер был одет в свитер с индивидуальным рисунком на груди и своим именем на спине. Но это коротко. Я могу объяснить все подробнее, если у вас есть возможность помочь нам. Они должны быть изготовлены из очень тонкого хлопка, потому что под светом прожекторов становится невыносимо жарко.
      Джина кивнула, как будто понятия не имела об этом.
      – Думаю, мы сможем вам помочь. Может быть, вам подняться наверх и встретиться с Хилли? Она наш художник, и если вы ей объясните, что именно хотите, она сможет вам чем-нибудь помочь.
      – Прекрасно. У наших театральных костюмеров совершенно нет времени. Нам нужно двадцать разных свитеров, и они должны быть готовы через две недели. Это возможно?
      Девушка поднялась к Хилли, а Джина, затаив дыхание, дожидалась ее в магазине.
      – О'кей. Хилли придет сегодня вечером в театр на встречу с режиссером. Она думает, что изготовит их к назначенному сроку. Я могу с вами обговорить цену?
      – Да, но давайте подождем встречи Хилли с режиссером и точно узнаем, чего он хочет.
      Четыре недели спустя состоялась премьера мюзикла. Он получил прекрасные отзывы. Свитера Хилли смотрелись потрясающе. Джина поместила в программке на целый лист рекламу и отложила закрытие магазина до следующего месяца.
      Через неделю после представления маленькая струйка покупателей превратилась в большой постоянный поток. За апрель Джина заработала больше денег, чем за все шесть месяцев с момента открытия «Милли». Всем хотелось иметь такой же свитер со своим именем, как у актеров в мюзикле.
      До сих пор Хилли обходилась одной вязальной машиной. Но спрос рос, они дали объявление в газете, где приглашали опытных вязальщиц. У некоторых есть возможность работать на дому. Лейкстер был городом вязальщиц, и поэтому девушки быстро нашли пять женщин, производящих вещи хорошего качества и имеющих вязальные машины.
      Джина наняла очень приятную молодую девушку по имени Софи помогать ей в магазине, и у нее появилось больше времени на постепенно возрастающую бумажную работу.
      Дела пошли быстрее, когда Хилли попросили изготовить новую партию свитеров для показа этого мюзикла в Вест Энде.
      – Если дела пойдут так и дальше, через год мы уже можем получать постоянный доход, – торжественно сказала Джина однажды вечером. – Мюзикл положил начало цепной реакции, и люди начнут преодолевать большие расстояния, чтобы купить свитера в «Милли».
      – Ты пойдешь на премьеру, Мери? Мне кажется, ты должна.
      Джина покачала головой. Она была еще не готова вернуться в мир театра.
      – Нет, спасибо; Хилли. У меня по уши новых заказов, и на следующей неделе мне надо сходить к бухгалтеру. А ты поезжай и хорошо проведи время.
      – Негодная девчонка, – пробурчала Хилли.
      – Тебе нужно подыскивать себе помощницу. У нас уже скопилось пятьдесят невыполненных заказов, все хотят уникальный свитер, и все больше заказчиков приходят каждый день.
      – О'кей, в следующем месяце я съезжу в магазин моды. Уверена, что мне удастся найти кого-нибудь.
      Хилли нашла молодого парня, чьи идеи были схожи с идеями ее самой. Джине понравился спокойный застенчивый Ари, который, казалось, готов был работать целый день, так же, как и Хилли. Только через месяц, неожиданно подняв голову от кассовой книги, она вдруг поняла, что между Ари и Хилли завязался роман.
      Джина теперь скучала по тем вечерам, которые она провела вдвоем с Хилли. Но зато у Хилли повысилась работоспособность, и она отдавала работе почти все свое время.
      У Джины созрел большой план.

      Через год после того, как «Милли» открыла свои двери, Джина заказала в ресторане «Гранд отель» шампанское.
      – Это так необычайно трогательно, Мери, – восхитилась Хилли.
      – Я думаю, мы заслужили это. В прошлом месяцы мы уже получили доход.
      Хилли и Ари оживились.
      – У меня есть еще кое-что для вас, – Джина протянула большой коричневый конверт Хилли, которая тут же открыла его и проверила содержимое. Ее глаза загорелись.
      – Ари, посмотри, это план магазина на Ковент-Гардене. О, Мери, плутишка, почему ты ничего не сказала мне?
      – Потому что сначала хотела убедиться, что это возможно. Я ведь знаю, как бы ты расстроилась, если бы это провалилось. Нам невероятно повезло с помещением, ведь в Лондоне поощряется частный бизнес, и там есть все возможности для его расширения, так что мы можем получить лицензию за очень приемлемую цену. Сейчас, когда экономика на подъеме, самый подходящий момент расширяться. И банк с удовольствием возьмется помочь нам. Конечно, мне нужно получить твое согласие, как совладельца компании, прежде чем подписать.
      – Да, да, да! – закричала Хилли, хотя Джина и так знала, что та будет согласна.
      – На организацию уйдет уйма времени. Если получится, мне бы хотелось открыть новый магазин в марте. Что вы думаете о переезде в Лондон? Над магазином есть большая комната, из нее получится прекрасная мастерская для работы.
      – Ну, я думаю, нам это подходит, – засмеялся Ари.
      – А я останусь здесь, и, когда освободится комната над этим магазином, мне больше понадобится личный кабинет, чем третья спальня.
      – Прекрасная идея! – Хилли была воодушевлена. – А мы с Ари снимем себе квартиру в Лондоне.
      – Надеюсь, вы не возражаете против переезда? Я просто подумала, что будет лучше иметь по одному представителю нашей компании в каждом магазине.
      – Я согласна. Но ты ведь часто будешь приезжать в Лондон, Мери? – спросила Хилли.
      – Конечно, мне кажется, мы можем поручить Софи управление магазином в Лейкстере. Она добросовестна, и я могу положиться на нее. Также нам придется нанять ей в помощь человека. Я не буду разрываться между двумя магазинами и смогу сконцентрироваться на ведении дел.
      – Думаю, нам понадобятся помощник и управляющий и для магазина в Лондоне, – задумчиво сказал Ари.
      – Да, кстати, я собираюсь нанять двух человек на полный рабочий день и двух на полдня. Затем, если понадобится, мы можем расширить штат. Но вам необходимо принять во внимание высокий уровень краж в Лондоне.
      – Мери, конечно, мы будем удваивать выпуск изделий?
      – Я долго и напряженно думала об этом. В настоящий момент мы выпускаем двести свитеров в месяц. Я хочу предложить изготавливать по два образца одного и того же свитера для продажи здесь и в Лондоне. Как вы на это смотрите? – спросила Джина.
      – Мне кажется, что это единственное, что мы можем пока сделать. Хотя, это будет означать, что каждое изделие потеряет свою индивидуальность, – сказала Хилли.
      – Но я не представляю, как мы еще справимся своими силами. У нас нет пока возможности нанять еще двух художников. Что ты думаешь, Ари?
      – Я согласен с тобой, Мери. У нас и так в обрез времени на то, чтобы разработать новые модели на уже имеющиеся заказы. Давайте попробуем дублировать продукцию. И посмотрим, как она пойдет.
      – Ну что ж, давайте попробуем, а там будет видно, – согласилась Хилли.
      – Тогда я хочу предложить тост за «Милли» на Ковент-Гарден, – улыбнулась Джина.
      Лондонский магазин открылся точно в срок, в марте 1987 года. Джина продолжала работать в старом магазине и была приятно удивлена огромным количеством дел, которыми ей пришлось заняться в первые же несколько месяцев.
      В октябре она поехала в Лондон на встречу с Хилли. Они пошли на ланч в одно кафе на Ковент-Гарден.
      – Нам нужно серьезно решить, куда двигаться дальше, либо мы будем расширять сеть магазинов «Милли» по всей стране, либо оставим все, как есть. Если мы будем расширяться дальше, вся идея «Милли» изменится.
      – Я не знаю, как ты, Мери, но я и Ари не хотим этого.
      – Согласна. Думаю, что качество продукции, которая принесла нам успех, пострадает. Если мы будем расширяться, придется подумать о маленькой фабрике. Хотя с постоянно растущей экономикой, мне кажется, это будет трудно. Я думаю, что нам нужно открыть магазин в южной части Лондона и на этом остановиться. Я видела прекрасное место в Бас, оно должно нам подойти. А что касается Ари, я хотела спросить у тебя, как ты смотришь на то, что он будет директором? Мы его уже очень давно знаем, и ему тоже принадлежит часть успеха «Милли».
      – Мери, он будет потрясен. К тому же мы собираемся быть вместе до конца нашей жизни.
      – Вы собираетесь пожениться?
      – Да, но не раньше конца следующего года.
      – Поздравляю, Хилли! Отличная новость, – Джина тут же купила бутылку шампанского и подняла тост за Хилли. – С таким доходом, как сейчас, мне кажется, пришло время собирать плоды нашего труда. За вас!
      После того, как открылся магазин в Бас, Джина решила продать свой дом и начала поиски нового дома. Ей хотелось, чтобы он был немного больше. Она нашла старый, немного несуразно построенный деревенский дом и купила его за низкую цену, потому что дом требовал полной реставрации. Он находился в маленькой деревушке в нескольких милях от Лейкстера, окруженный маленькими деревенскими домишками. Она наняла бригаду строителей для ремонта дома и уже через месяц въехала в него.
      Прошло два месяца. Джина проснулась утром в своей солнечной милой спальне, и вдруг почувствовала усталость. Всю следующую неделю чувство пустоты росло в ее душе. Впервые, с тех пор, как она переехала в Лейкстер, воспоминания о прошлом опять начали возвращаться к ней. Иногда она замечала, что сидит за столом, глядя застывшими глазами перед собой, вспоминает Фрэнки и то прекрасное время, которое они провели вместе. Ее сестра. Как бы ей хотелось, чтобы Фрэнки узнала об этом до своей смерти. Слезы текли из глаз, когда она вспоминала тот вечер, когда Даниэль сказал ей, что он ее отец и ту злость, которую она испытала к нему за все, что он сделал. Сейчас это чувство исчезло, и его медленно заменяла глубокая печаль по тому, что могло произойти в ее жизни.
      Джина поняла, что что-то потеряно. Она вычеркнула любовь из своей жизни. Она одинока.

      – Не говори об этом так печально, Мери. Ты же не на свои похороны собираешься. Просто будешь почетным гостем на моем обеде. Это ведь твой день рождения, Мери.
      – Извини, Хилли. Я только что вернулась из Кембриджа и немного устала. Конечно, я приду.
      – Хорошо, увидимся в восемь. Это будет необычный вечер, мой брат приезжает из Канады. Если он тебе не понравится, он привезет с собой своего друга. Писателя, или что-то такое, очень известного в Канаде, так что, кто знает. До встречи!
      Джина положила трубку. Если было что-то, что ей больше всего не хотелось, так это сидеть рядом с незнакомым мужчиной и вести с ним вежливый разговор.
      Хотя, ради такого случая, она не будет такой суровой. В конце концов, это был ее тридцатилетний юбилей. Она рано ушла из офиса и погрузилась в горячую ванну. Она решила надеть новое платье от Николь Фари.
      В половину седьмого она села в недавно купленный «Гольф» и поехала в Лондон.
      В четверть девятого она уже звонила в дверь квартиры Хилли в Фулхеме.
      – Проходи, проходи, именинница, и выпей канадского шампанского!
      Хилли представила ее своему брату Бену.
      – Рад познакомиться с вами, Мери. Хилли мне много о вас рассказывала.
      – Чарли открывает шампанское на кухне, – сказала Хилли. – А вот и Чарли. Познакомься, Мери Шорт.
      Ощущение, будто время остановилось, пронзило Джину, когда она взглянула на мужчину напротив нее. Казалось, прошла вечность, хотя прошло только несколько секунд, пока Чарли не сказал: «Привет, Мери».
      – Привет, Чарли.
      – Ну, а сейчас, когда с формальностями покончено, давайте выпьем немного шампанского, – предложила Хилли.
      – Послушайте, Мери, мы не встречались с вами раньше? – Чарли пристально смотрел на нее. – Да, это было пять лет назад, но… дайте мне вспомнить.
      Джина затаила дыхание.
      – Вспомнил. Это было на двадцатипятилетии сестры Крессинды Фитцхоф в Глостере. Мери приехала туда с Филлисом Смитом. Я прав, Мери?
      – Э-э, да.
      – Хорошо. Я горжусь своей способностью никогда не забывать лица. Вам шампанского, Мери?
      Чарли за обедом всех веселил и вел нелепый разговор о той вечеринке в Глостере.
      Джина спросила его, что он делает в Лондоне.
      – Мери, дорогая, добрый и щедрый Совет английского искусства нашел очень удобным пригласить меня и мою группу счастливых актеров, один из которых Бен, в Лондон на международный фестиваль в «Национале». Извините, вам, как не актрисе, это должно быть известно, как Национальный театр, – он откашлялся. – Но нам приходится сокращать наши спектакли, чтобы спасти многоуважаемых старых актеров.
      – Знаете, вы напоминаете мне одну актрису, которую я когда-то знал. Хотя у нее были длинные светлые волосы и глаза немного уже, чем ваши. Прекрасная девушка. И очень талантливая. Она уехала в Голливуд сниматься в фильме, а потом и вовсе пропала с поверхности земли. Жаль. У меня было предчувствие, что она станет великой актрисой. Кощунство так впустую тратить свой талант. Я часто думаю, что с ней сталось сейчас, – Чарли внимательно посмотрел в глаза Джины. Потом он перевел их на Хилли. – Спасибо за великолепный вечер, но мне пора укладываться в свою кроватку. Всем спокойной ночи.
      С этими словами он вышел из комнаты.
      Джина провела ночь в свободной комнате Хилли в метаниях и раздумьях. И не потому, что произошло то, что обязательно когда-нибудь произошло бы, и она встретила человека из своей прошлой жизни, а потому, что Чарли задел какие-то струны в ее душе. Она лежала и вспоминала те времена, которые они проводили вместе. Неужели он чувствовал к ней то же самое? Она испытала к нему сегодня вечером очень сильное физическое влечение. Джина пыталась заставить себя не думать о нем. У него, должно быть, уже жена и трое малюток.
      Весь следующий день она провела в Лондонском магазине, подпрыгивая от каждого телефонного звонка. Чарли не выходил из ума. В конце концов, так и не сумев ни на чем сосредоточиться, она вышла побродить по Ковент-Гарден. Она любила Чарли. И наконец-то поняла, что всегда любила. Джине было непонятно, почему она раньше не понимала этого.
      Неужели уже слишком поздно? Она подумала, что он тоже любил ее, но… Джина медленно брела назад в магазин. Она была тогда такой наивной и молодой, и только сейчас, повзрослев, увидела всю правду.
      К пяти часам она окончательно решила, что Чарли, выйдя за дверь, ушел из ее жизни навсегда.
      Мысль об еще одной неделе одиночества расстроила ее. К тому времени, как она вышла из магазина и поехала назад в Лейкстер, ее настроение было окончательно подавлено. И в довершении всех бед, на дороге произошла авария, и домой она вернулась только к половине десятого. Она с неохотой выбралась из машины и пошла к входной двери. Но не успела вставить в замок ключ, как дверь распахнулась.
      – Знаешь, тебе не мешало бы быть осторожнее и закрывать окна на первом этаже. Сюда может влезть кто угодно.
      Джина смотрела на него.
      – О, Чарли! Я думала… мне казалось…
      – Я прекрасно знаю, что ты думала, моя дорогая, потому что я думал так же. И именно поэтому мне пришлось устроить весь этот маскарад и, как вору, проникнуть в твой дом. Ну, давай же, входи. Надеюсь, ты не возражаешь, что я налил немного джина с тоником. Еще я заказал столик в ресторане, который мне порекомендовала толстушка на почте.
      Они проехали две мили до ресторана и сели за столик.
      – Ну, мисс Мери Шорт. Господи! Откуда ты откопала это имя, Энид Блайтон? Съешьте ваше филе, а потом мы приступим к действительно интересному рассказу о том, почему ты избавилась от своих прекрасных волос, уже не говоря о твоих бровях цвета грязи, – он посмотрел на нее сквозь вилку, на которую был нацеплен кусочек форели. – Кажется, странствующий рыцарь еще раз вернулся в твою жизнь, пока не стало слишком поздно.
      И Джина рассказала ему все. Это заняло остаток ужина, дорогу домой на машине, которую вел Чарли, так что Джина могла сосредоточиться, и полбутылки бренди, выпитую, сидя перед камином. Она рассказала об изнасиловании и о том, что Джонни пытался шантажировать ее, о смерти Фрэнки и своей матери, а закончила признанием Даниэля. Рассказывая, она почувствовала огромную печаль и сожаление. Она разрыдалась. Чарли нежно обнял ее, и она плакала у него на груди.
      – О, Чарли! Я всю жизнь мечтала иметь отца, и вот теперь, когда я нашла его, я была так переполнена злостью за то, что он сделал, что никогда больше не захочу видеть его. Я потеряла его навсегда, а ведь мы так нуждаемся друг в друге. Он любил Фрэнки так же сильно, как я.
      Молча Чарли слушал, как Джина изливает ему свою боль, которую она держала в самой глубине своего сердца. Он знал, что поможет ей сейчас только освобождение от этих горьких мыслей и воспоминаний.
      – Мне казалось, что, начав новую жизнь, я смогу забыть о прошлом, но от него невозможно убежать, ведь так? – Джина подняла голову и робко взглянула на него.
      Чарли улыбнулся ей и погладил по голове.
      – Нет, мой ангел, не убежать, но, свернув с пути, по которому ты шла, ты сделаешь гигантский шаг в правильном направлении. Моя бедняжка, если бы ты только рассказала об этом раньше, ведь ты знаешь, я бы помог тебе. Ты со многим справилась сама, – он нагнулся очень близко к ее лицу. – Джина, я сейчас хочу сделать то, о чем мечтал еще с тех пор, как впервые увидел тебя, маленькую брошенную девочку, от всего сердца рыдающую о другом мужчине, десять лет назад. Я хочу поцеловать тебя.
      В первый раз он нежно поцеловал ее в губы, затем сильнее. Он с трудом сдерживал себя от того, чтобы не сорвать с нее одежду. Но он так долго ждал этого, что ему хотелось насладиться каждой секундой. Он поднял ее на руки и понес наверх.
      Медленно раздевая ее, он нежно целовал и прикасался к этому прекрасному телу, о котором мечтал так много лет.
      Джина молила Чарли войти в нее, пока она окончательно не сошла с ума. Позже она лежала в его объятиях и слушала пение птиц на заре.
      Джина знала – она наконец-то вернулась домой.

      После недели, наполненной страстью и счастьем, Джина и Чарли с ужасом думали о расставании. В воскресенье вечером Чарли необходимо было уезжать в Лондон, чтобы к девяти утра быть на репетиции.
      – Мой ангел, мысль о том, что придется покинуть тебя, приводит меня в ужас.
      – И меня тоже, – вздохнула Джина.
      – Как часто ты бываешь в Лондоне по делам?
      – Обычно, раз в неделю.
      – Дорогая, мне будет очень трудно вырваться к тебе следующие несколько недель, ведь премьера в «Национале» уже очень близко. Но, с другой стороны… – Чарли взглянул на нее, свернувшуюся клубочком у него на коленях. Он нежно провел рукой по ее волосам. – Ты можешь попросить своего босса, чтобы он перевел тебя в лондонский офис?
      – Чарли, я сама себе босс.
      – Точно. У меня есть замечательный маленький домик, который я снимаю у моего друга из «Националя». Могу обеспечить тебе проживание.
      Джина повернулась к Чарли и посмотрела на него.
      – Ты просишь, чтобы я переехала в Лондон и жила с тобой?
      – Я знаю, это слишком поспешно с моей стороны, ведь я знаю тебя всего лишь десять лет, но короче – да.
      Джина откинулась назад и задумалась над его предложением. Деловая мудрость подсказывала ей, что управлять делами из Лондона будет очень легко. И к тому же, это замечательно – быть с Чарли каждый вечер и каждую ночь. Но не слишком ли все быстро? Нет, как сказал Чарли, десять лет – достаточный срок, и она не хотела больше терять ни одной минуты.
      – Сэр, я смиренно принимаю ваше предложение предоставить мне крышу над головой. Я присоединюсь к вам в Лондоне, как только смогу.
      – Джина, дорогая! Ты не пожалеешь об этом, обещаю! – Чарли крепко прижал ее к себе.
      Джина прижалась губами к его губам.
      – Я люблю тебя, Чарли.
      – И я тебя, мой ангел.
      Хилли была в некотором замешательстве, но очень обрадовалась, когда через неделю после того обеда Джина объявила, что переезжает в Лондон, и будет жить с Чарли.
      – Что я могу сказать, Джина? Ты ведь от меня ничего не скрываешь?
      Джина поняла, что пришло время рассказать Хилли всю правду. И не только о Чарли, но и о ее реальной личности. Она заказала столик в китайском ресторанчике недалеко от их магазина на Ковент-Гарден и заказала Хилли большую порцию джина с тоником.
      – Я собираюсь рассказать тебе одну историю. Она несколько эксцентрична, но, надеюсь, ты поймешь. Меня не всегда звали Мери Шорт. Раньше я была актрисой, и мое имя было Джина Шоу. Я играла на сцене Вест Энда и в Голливуде снялась в одном фильме. Чарли я знаю с девятнадцати лет, мы вместе учились в школе драмы в Лондоне. Он был режиссером и автором спектакля «Ангел в аду», в котором я играла несколько лет назад главную роль. Мои волосы действительно не каштановые, а светлые.
      Хилли допила свой джин с тоником большими глотками.
      – Я чувствовала, что твое лицо мне очень знакомо. Джина Шоу, о мой Бог! Дай мне подумать, – Хилли замолчала. – Вспомнила! Не собиралась ли ты замуж за лорда? Мне помнится, об этом писали все газеты.
      – Да.
      – Ну, Мери, то есть, Джина, тогда мне придется спросить тебя, какого черта ты делала в бизнес-колледже в Лейкстере и во всех этих местах?
      – Надеюсь, ты представляешь, что это очень длинная история, и чтобы все объяснить, понадобится больше часа. Честно говоря, я очень разочаровалась в профессии актера. Со мной произошла не очень приятная история. Мне хотелось коренным образом изменить свою жизнь.
      – Настолько коренным, что тебе пришлось проститься со своими замечательными длинными волосами, – проворчала Хилли.
      Джина улыбнулась, благодарная Хилли за то, что она не пытается вторгнуться в самые глубины ее прошлого.
      – Значит, ты собираешься вернуть свое имя и свою личность, или останешься Мери Шорт, которую все знают и любят в «Милли»?
      – На работе я буду Мери Шорт. Думаю, наши работники будут несколько смущены, если узнают мое настоящее имя?
      – Согласна. Надо сказать, Джина Шоу, что я принимаю все очень близко к сердцу, и ты должна мне за это еще одну порцию джина с тоником.
      Джина переехала к Чарли за день до премьеры в «Национале». Он умолял ее прийти на премьеру, но она решительно отказалась.
      – Если ты не обидишься, то я не приду на твою знаменитую премьеру.
      – О чем ты беспокоишься, Джина, дорогая? Это было так давно. Никто и не вспомнит тебя, – дразнил он ее.
      После этих долгих лет желания обладать ею, ему с трудом верилось, что она хотела того же. Чарли еще никогда не был так счастлив. Джина сейчас совсем не похожа на ту девушку, которую он знал много лет назад. Он всегда воспринимал Джину как девушку редкой красоты и таланта. Сейчас она была деловой женщиной, которая добавила к своим прекрасным качествам еще и богатство.
      При виде ее у него захватывало дух.
      Однажды вечером Джина вышла из магазина и остановила такси. Через полчаса она уже сидела в ложе театра Оливье. Свет погас, и Джина смотрела, как завороженная.
      Талант Чарли, как драматурга, превзошел все ожидания. Его постановка была трогательна и прекрасна по исполнению. Как отозвалась о нем на прошлой неделе «Санди Таймс», он один из величайших талантов нашего времени за последние тридцать лет.
      Джина гордилась им. А он гордился ею.
      Они были безумно счастливы вместе. Страсть, которую они испытали при первой встрече, не умерла, а стала еще сильнее. Доверие, понимание и радость еще больше укрепляли их привязанность.
      Джине приходилось уходить из дома в магазин рано утром, когда Чарли еще спал. Он, как только просыпался, звонил ей, и они встречались за ланчем.
      К тому времени, когда Джина возвращалась домой, Чарли уже был в театре. Она готовила ужин, долго принимала ванну и ждала, когда в замке повернется ключ. Это было их самым любимым временем. Они обсуждали дела «Милли» и как прошел спектакль этим вечером.
      – Прекрасная роль для тебя, не правда ли? – однажды вечером заметил Чарли.
      – Это уже однажды было, дорогой. Сейчас я – деловая женщина, а не актриса.
      – М-да. Я бы сказал, что это то же самое, что и твои волосы. Ты только посмотри, как легко будет вернуть им естественный цвет.
      – Чарли, я сейчас счастливее, чем я…
      – Бьюсь об заклад, ты не выдержишь долго, и, признайся честно, что немного завидовала главной героине, когда смотрела спектакль?
      – Ты действительно так думаешь?
      – Нет, глупыш, я не то имел в виду. Я хотел сказать, что она была там, на сцене, ходила с важным видом, а ты сидела в зале.
      Джина вздохнула.
      – Не знаю. Ну, хорошо, я завидовала. Но, конечно, я не завидовала из-за боли, которую вызвал у меня спектакль.
      Чарли заметил, что Джина совсем расстроилась.
      – О'кей, оставим это. Я просто не могу видеть, как такой талант растрачивает себя впустую, вот и все, – он обнял ее и прижал к себе. – Я люблю тебя, дорогая, – и поцеловал кончик ее носа. – Я каждый день благодарю Бога за то, что мы, наконец-то, вместе.
      – Я тоже, – и с нетерпением последовала за ним наверх в спальню.
      Солнечным июньским днем они пошли на свадьбу Хилли и Ари. Бракосочетание происходило в маленькой церквушке недалеко от Свиндона, где жили родители жениха. Чарли сильно сжал руку Джины, когда Ари надел кольцо на палец Хилли. Они всю ночь провели в отеле, а утром поехали в Лондон, по дороге остановившись на ланч в баре.
      – Джина, любовь моя, – Чарли поставил перед ней белое вино.
      Палило солнце, и они сидели в красивом садике за баром.
      – Что дорогой?
      – Нам надо кое-что обсудить. «Националь» спросил меня, не напишу ли я для их театра пьесу. Я также буду и режиссером. Меня посетил Харольд Кидд, помнишь его?
      – Конечно, помню.
      – Он хочет поставить одну из пьес в Вест Энде. Сказочные деньги, и я должен написать что-то новое, но…
      – Это не имеет марки «Националя».
      – Затруднительное положение. Но дальше еще сложнее. Компания в Канаде хочет возобновить со мной контракт, и, к тому же, состоялся разговор о том, чтобы экранизировать «Ангела в аду».
      – Боже, Чарли, сколько неожиданно приятного за один месяц, – рассмеялась Джина.
      – Все случилось буквально за два дня. У меня голова идет кругом.
      – И что бы ты хотел предпочесть, дорогой? Мне кажется, Канада не годится, потому что я не смогу управлять делами из Торонто.
      – Конечно, нет, мой ангел. Я уже почти согласился написать эту пьесу для «Националя», но, когда Харольд назвал мне несколько цифр, я подумал о том, сколько часов смогу провести с тобой вместо того, чтобы всю ночь жечь полночную свечу…
      – Не поэтому, Чарли. Номер один – у нас много денег и номер два – я не могу жить, чувствуя вину за то, что я отвергла мир шедевров Чарльза Деверокса.
      – Спасибо, дорогая, за этот вотум доверия. Конечно, ты права. Когда я жил в своей каморке на Финсбери Парк, я часто мечтал, чтобы «Националь» попросил меня написать пьесу. Хотя, существует одно условие.
      – Какое?
      – Что ты поклянешься не входить в комнату, пока я пишу.
      Джина выглядела обиженной.
      – Почему?
      – Потому, моя любовь, что все литературные мысли будут напрочь забыты, как только ты войдешь, – он наклонился и поцеловал ее.
      Они, держась за руки, вернулись к машине, и не торопясь, поехали по дороге, любуясь прекрасным деревенским ландшафтом.
      – Думаю, ты можешь взять отпуск недели на две в начале июля?
      Джина вспомнила, что с тех пор, как открылся «Милли», у нее не было и дня свободного.
      – Думаю, смогу. Хилли и Ари уже вернутся к тому времени.
      – Хорошо. В театре моя пьеса заканчивается двадцать первого этого месяца. И, пока я еще не удалился за ширму писать следующую страницу литературной истории, я намерен взять женщину, которую люблю в долгое запоздалое путешествие.

      Посмотрев внимательно колонку путешествий в «Санди Таймс» и сделав несколько телефонных звонков, Джина и Чарли полетели в Истамбул.
      Они остановились в отеле «Хилтон», в прекрасном номере-люкс с видом на Босфор, за два дня посетили Голубую Мечеть, музей Топкапи и побродили по знаменитому восточному базару.
      Потом прибыли в аэропорт «Даламан» на юге страны и взяли такси до Калькана.
      – Я слышал, это одно из самых прекрасных мест на побережье, – сказал Чарли.
      Такси по извилистым дорогам подъехало к живописной рыбачьей деревушке, и они увидели Средиземное море в солнечных бликах. Оно уходило далеко за горизонт и сливалось с небом.
      В центре деревушки стояла гостиница «Эйша». Джина и Чарли вышли из такси и понесли чемоданы наверх по узкой лестнице. Али, хозяин гостиницы, был похож на разбойника. Он устроил им радушный прием и пригласил в бар, расположенный на крыше, выпить чего-нибудь.
      – Чарли, ты только посмотри, что за вид отсюда, это потрясающе! – воскликнула Джина, не в силах отвести взгляда от залива.
      Али отвел их в одну из комнат. Она была удивительной. Каменный пол, потолок, отделанный темным деревом, и маленькое окно, выходившее на мощеную улицу внизу.
      – Я ничего подобного никогда не видела.
      – Положись на дядюшку Чарли, моя любовь. Один мой друг отдыхал здесь. Несомненно, наш хозяин совсем не такой, каким кажется.
      Они занимались жаркой страстной любовью на удобной кровати. Когда палящее солнце медленно опускалось за горизонт, они вышли побродить по деревушке. Улицы были мощеные, дома выкрашены белой краской, крыши покрыты пурпурными ветками сухой виеллы. Они сели у гавани, пили пиво и любовались великолепным закатом.
      – Чарли, это просто волшебное место!
      Он кивнул головой, соглашаясь.
      Вечером они сидели в ресторане у самого моря, тоже принадлежащем Али. Ресторан был заполнен людьми. Казалось, Али знал всех, кто был там и, когда Джина и Чарли закончили ужин, Али пригласил их выпить в маленький бар в углу ресторана.
      – Спой для нас, Али, – потребовал кто-то.
      – Да, пожалуйста, – подхватили все, сидящие в баре. И Али запел.
      Сосед Джины повернулся к ней и шепнул:
      – Не правда ли, он великолепен? Он был самым выдающимся певцом Турции. Пять лет назад он все бросил и стал управляющим гостиницей и рестораном.
      Чарли обнял Джину, они сидели и слушали пение Али.
      – Просто удивительное место, правда, дорогая?
      Джина взглянула на белую, круглую луну, сияющую над заливом. Ее заполнило чувство такого счастья, какое она еще никогда не испытывала.
      Всю следующую неделю они поздно просыпались, и долгие часы жарились на солнце, к полудню возвращались к сиесте.
      – Солнце что-то творит с моим либидо, – Чарли лежал голый на кровати рядом с Джиной, обвившейся вокруг него. Он пальцем провел по ее позвоночнику.
      К семи вечера они одевались и шли в бар, любоваться закатом и пить джин с тоником. Потом медленно брели по мощеным улицам к морю в ресторан Али.
      С приближением окончания отдыха, Джина с тоской думала о возвращении в реальный мир. Она должна была сразу лететь в Милан, так как думала о возможности расширения их деятельности в Европе, а в Милане проходила очень большая выставка вязаных изделий, на которой ей хотелось побывать. Чарли возвращался домой и садился за новую пьесу.
      В последний раз они любовались закатом. В баре никого не было, и Чарли о чем-то договорился с мальчиком за стойкой, а потом сел рядом с Джиной.
      Зазвучали песни Паваротти. Мальчик принес бутылку шампанского в ведерке со льдом. Наполнил два бокала и отошел, оставив их одних.
      – Чиерз!
      – Да, чиерз! За скорое возвращение сюда, – сказала Джина.
      – Ты выглядишь очень несчастной, дорогая.
      – Да, – глаза Джины наполнились слезами.
      – Не плачь, любимая. Что случилось?
      – Здесь было так прекрасно. Я была по-настоящему счастлива. Мне хочется, чтобы время остановилось.
      – Моя дорогая, у нас еще так много впереди – вся жизнь.
      – Чарли, правда, здесь замечательно?
      – Да. У тебя, как у актрисы, и у меня, как у писателя, есть ощущение времени и места. И ты должна знать, о чем я собираюсь тебя спросить.
      Она посмотрела на него.
      – Джина, ты согласна?
      – Да, – ответила она.

      Мэрилин потянулась и открыла глаза. Она выбралась из постели, чувствуя, что каждый ее мускул протестует. Прошлой ночью он опять бил ее. Руки дрожали. Ей нужно было поправиться. Он держал это в шкафу в гостиной. Конечно, все заперто.
      – Ублюдок! – вскрикнула она и, повалившись на пол, стала стучать кулаками по ковру.
      Каждый раз, с тех пор, как они приехали в Париж, она клялась бросить его. Но у нее не было ни друзей, ни денег, никого, кто бы мог помочь ей.
      Все время Джонни запирал дверь, когда уходил из квартиры. Все время она была такая заторможенная, что ей было на все наплевать. Когда сознание прояснялось, Мэрилин понимала, что нужно бежать, пока Джонни не зашел слишком далеко, и она не отправилась на тот свет.
      Сейчас Джонни был богат. Он стал удачливым кинорежиссером. Он все, что у нее было. Она не могла жить без того, что он ей давал. Она подошла к окну и посмотрела вниз, на оживленную парижскую площадь.
      – О, Господи, помоги мне, – простонала она, падая и в бешенстве катаясь по полу.
      Она знала, что ей никто не поможет. Наркотики вконец погубили ее.
      Недалеко от запертой двери дома Мэрилин, в открытом кафе сидел Джерард Лонгдейл.
      Он пробыл в Париже уже два месяца, и пришло время уезжать. Слишком долго для одного места, и к тому же, к нему возвращались воспоминания. Он не был в Англии с тех пор, как она покинула его. Он передал управление Лонгдейл Холлом в руки агента и семейного адвоката и уехал за границу шесть лет назад. Конечно, он чувствовал вину за уклонение от семейных обязанностей, но не мог вынести жизни в Англии без Джины. Хотя понимал, что нельзя всю жизнь быть в бегах.
      Он допил кофе и медленно побрел по оживленным улицам в свою квартиру, недалеко от бульвара Сен-Мишель. Квартира была великолепна и слишком велика для него одного, но она была свободна. Он позаимствовал ее у одного банковского приятеля, который переехал в Нью-Йорк и настаивал, чтобы Джерард полностью ею распоряжался.
      Сегодня последняя ночь в Париже. Он не знал еще, куда направится завтра. Может быть, он сядет на ближайший самолет и улетит куда-нибудь на Дальний Восток. Таиланд, Гонконг, Сингапур… направление не имело никакого значения. Ему просто было необходимо двигаться.
      Вечером он сопровождает на прием Камиллу Гамильтон. Они столкнулись в Каннах, куда он был приглашен Бетиной. Камилла стала французской топ-моделью и присутствовала на кинофестивале в Каннах. Несколько дней назад она позвонила Джерарду и попросила сопровождать на прием, устроенный ее другом-кинорежиссером.
      Немного вздремнув, Джерард принял душ и оделся. Он, как всегда, налил себе джин с тоником и стал размышлять о предстоящем вечере. Должно быть, он сильно напьется. Ему хотелось отказать Камилле, но та настояла.
      Джерард заехал за Камиллой на такси, и они поехали в ресторан, где проходил прием.
      Все говорили Камилле, как прекрасно она выглядит, но Джерард не мог отделаться от воспоминаний о девушке в классическом розовом вечернем платье, которая плыла по лестнице ему навстречу… нежная, мягкая и прекрасная женщина.
      Он взял напиток и опять последовал за Камиллой к группе «невероятно интересных людей».
      – Джонни, познакомься, это Джерард. Джерард, это Джонни Дантон, которого я умоляю дать мне роль в следующем фильме.
      Джерард слышал о Джонни Дантоне. Этот мужчина сделал несколько второсортных фильмов, привлекших внимание только определенных слоев студентов Франции. Джерард слышал, что его фильмы были на грани легкой порнографии, но у него был достаточно высокий имидж в газетном рейтинге. Джонни Дантон был высоким и худым, с длинными волосами и челкой, носил он грязные джинсы и потертый кожаный пиджак.
      – Здорово, приятель, рад знакомству, – его произношение кокни звучало очень странно в этой комнате, заполненной безупречной французской речью. Он предложил Джерарду марихуану.
      – Угощайся травкой, приятель. Очень хорошая. У меня есть связной в Марокко. Доставляет мне все, что надо. На, попробуй.
      Джерард покачал головой.
      – Не моя сцена, спасибо. Мне кажется, я предпочитаю напиваться, если это для вас одно и тоже.
      – Ой, Джерри, ты иногда бываешь таким скучным, – жаловалась Камилла, прикуривая сигарету с травкой.
      Джерард допил свой джин и вздохнул. Впереди еще длинная ночь.
      К полуночи все за столом Джерарда, включая и его самого, были либо пьяными, либо одуревшими от наркотиков.
      Камилла сидела на коленях у Джонни. Ее рука скользнула под его кожаный пиджак, она достала пистолет и протянула его Джерарду.
      – Держу пари, точно такой же пистолет есть в коллекции в Лонгдейл Холле, Джерри, дорогой.
      – Ой, Камилла, отдай-ка его.
      – Не глупи, Джонни, скажи Джерри, что это.
      – Что бы ты ни делал приятель, никогда не касайся предохранителя. Это «Вальтер ППК». Как тот, что был у Джеймса Бонда, Неплохая пушка, не так ли?
      Джерри отдал пистолет Джонни.
      – Да, хотя не слишком хорош для охоты на фазанов. Зачем тебе нужно таскать его всюду с собой?
      – Никогда, э-э, не можешь быть в безопасности в моем бизнесе.
      – Мне казалось, ты режиссер.
      – Да, среди прочего.
      – О, я понял, – неубедительно сказал Джерард.
      – Я скажу одному сварливому английскому малому, – Джонни приятельски обнял Джерарда за плечи. – Давай смоемся отсюда и махнем ко мне.
      – Если только вы подвезете меня домой, – недовольно протянула Камилла.
      – Конечно. Эй, Мэрилин, мы уходим.
      Высокая худая темнокожая девушка поднялась со своего места. Она весь вечер молча просидела за столом.
      Джонни остановил такси. Только выйдя на холодный воздух, Джерард понял, как он пьян.
      – Пока, дорогой, звони, – Камилла поцеловала Джерарда и вышла из такси, остановившееся перед ее домом. Джерард кивнул и тут же заснул.
      – Давай, старина, просыпайся и поднимайся ко мне в квартиру.
      Джерард ввалился в двери и рухнул на огромный кожаный диван в гостиной.
      – Сделай нам кофе, ладно, Мэрилин? А потом иди в кроватку и оставь мужчин одних.
      Мэрилин пошла на кухню и вернулась с двумя чашками горячего кофе. Она поставила чашки на стол и вышла.
      – Хорошо, – Джонни вставил пленку в видеомагнитофон. – Почти десятилетней давности. Сейчас мы посмотрим то, от чего у тебя увлажнятся глаза, – он нажал на кнопку.
      На экране появилась груда голых сплетенных тел. Джерард сделал глоток и поежился.
      – Я делал их, чтобы заработать несколько шиллингов после окончания киношколы. Искусство, чистое искусство. Через минуту ты увидишь одну мою старую знакомую леди.
      Джерарду не хотелось быть здесь и еще больше ему не хотелось смотреть порнографию с Джонни Дантоном. Он решил допить свой кофе и уйти.
      – Сейчас будет мой любимый. Любимый не потому, что в нем снималась Мэрилин, а потому, что за это мне удалось выкачать большие деньги из одной пташки-блондинки. Я получил пять тысяч, угрожая, что разошлю это во все газеты. Смотри, начали, вот – Мэрилин.
      Глаза Джерарда уставились в экран.
      – За что ты получил пять тысяч, Джонни?
      – О, она была подружкой Мэрилин, настоящее заглядение. Ты увидишь ее через минуту. Просто повезло. Я увидел ее фотографию в газете, она собиралась выходить замуж за какую-то шишку. Послал ей записку и пообещал пленку за пять штук. Она заплатила, а я по-быстрому смотался сюда, чтобы начать свою блистательную карьеру. Не знаю, что с ней сейчас. Наверное, вышла замуж за того парня и сейчас леди какая-то с тремя малышами, – Джонни оскалился в улыбке. – Смотри, вот она.
      Джерард увидел обнаженную девушку, привязанную к кровати за руки и за ноги. На ней лежал мужчина. Камера взяла девушку крупным планом. В ее глазах был ужас, она открыла рот и закричала.
      Это была Джина. Его Джина. Он ничего не понимал. Конечно же, она не могла этого сделать по своей воле.
      – Джонни, – Джерард пытался контролировать себя. – Девушка играет?
      – Черт, нет, конечно. Ты же слышал ее крик. Мэрилин сказала мне, что она раньше занималась этим, а оказалось, нет. Когда она приехала в студию, мы ей дали кое-что для расслабления. Она отъехала в самый решающий момент.
      – Значит, ты накачал ее и изнасиловал, а потом шантажировал, когда она собиралась выйти замуж?
      – Ну, я бы так не сказал.
      В следующую секунду Джерард вцепился в горло Джонни.
      – Ты знаешь, кто я? Ты знаешь? – Джерард швырнул его на пол, встал перед ним на колени и все сильнее сжимал руками его горло. – Я – лорд Лонгдейл, человек, за которого Джина Шоу собиралась выйти замуж. Ты, ублюдок! – Джерард освободил одну руку и стал колотить Джонни по лицу, пока оно не превратилось в кровавое месиво. Он не слышал криков Джонни, он продолжал бить, пока у него оставались силы.
      Наконец, он остановился. Джонни, казалось, был без сознания.
      Джерард неуверенно поднялся на ноги. О Боже, Боже, моя бедная Джина! Ему нужно выйти из этой квартиры и отыскать ее. Он должен немедленно ей сказать, что он все понял. Шатаясь, он прошел в кухню. Нагнулся над раковиной, и его вырвало. Потом включил холодную воду и стал смывать кровь со своих рук.
      Раздался выстрел. Ноги Джерарда подкосились, и он рухнул на пол.
      Джонни стоял в дверях. Он обернулся и увидел Мэрилин.
      – Мне нужно выпить. Посмотри, что этот ублюдок сделал со мной. Я думал, он прикончит меня. Дай мне выпить, Мэрилин. Сейчас!
      Он сел и положил пистолет на кухонный стол. Мэрилин вернулась из гостиной с большим стаканом виски. Она села за стол и пристально посмотрела на него.
      – Что мы будем делать, Джонни? По-моему, он мертв. Что мы…
      – Заткнись, глупая сучка! Чья, к черту, это была вина? Твоя, вот чья! Это тот чертов лорд, который собирался жениться на твоей подружке. Если бы ты не врала мне о ней, ничего бы не случилось. Ты во всем виновата! Ты, черная шлюха! Боже, что мы будем делать? – Джонни закрыл руками лицо.
      Мэрилин нагнулась и взяла пистолет. Она прицелилась ему в голову. Он опустил руки, увидел пистолет и презрительно усмехнулся.
      – Ты же не выпотрошишь мне кишки, любовь моя.
      Ее пальцы еще сильнее сжали пистолет. Она увидела страх в глазах Джонни.
      – Мэрилин, отдай мне пистолет! – он встал и потянулся через стол к ней.
      Она выстрелила.
      Джонни упал на спину. Кровь брызнула на стену.
      Мэрилин положила пистолет на стол. Она понимала, что срочно должна уехать из квартиры. Один выстрел еще могли не услышать, но два – обязательно.
      Она медленно перешагнула через тело Джонни, с трудом достала у него ключи из кармана. Пошла в гостиную, открыла сейф, взяла героин и две большие пачки французских банкнот.
      Затем пошла в спальню, положила героин, деньги и кое-что из одежды в сумку. Уже почти на пороге она вспомнила, что пленка осталась в магнитофоне. Она вернулась в гостиную, выключила магнитофон, достала кассету и поспешно вышла из квартиры.

      Чарли открыл входную дверь и внес свой чемодан в дом. Он уже очень соскучился по Джине. Они прощались в аэропорту Истамбула так, как будто расставались на долгое время, а не на четыре дня.
      Хотя, в каком-то смысле, это хорошо, что ее нет сейчас. Ему необходимо начать работу над пьесой, а Джина только бы отвлекала его. Так что у него будет целых четыре дня непрерывной работы. Он был необычайно счастлив. У него есть работа, о которой он мечтал, и любовь всей его жизни согласилась выйти за него замуж.
      Зазвонил телефон. Чарли снял трубку.
      – Хелло.
      – Здравствуйте, мне нужен Чарли Деверокс.
      – Да, я слушаю.
      – Чарли, это Бетина.
      – Боже мой, Бетина, как дела?
      – О'кей, спасибо, я с трудом дозвонилась тебе.
      – Значит, ты со мной хотела поговорить?
      – Да, ты слышал о моем брате?
      – Нет.
      – Невероятно, об этом писали на первых страницах все английские газеты.
      – Меня не было в Англии две недели. Что случилось?
      – Никто толком ничего не знает. Джерард устроил стрельбу в доме одного французского кинорежиссера. Режиссер мертв, а Джерард в коме. Я звоню тебе из Парижа.
      – Не может быть, Бетина, мне очень жаль!
      – Спасибо, Чарли. Боюсь, что прогнозы не очень обнадеживающие. Пуля застряла у позвоночника, и они не смогут извлечь ее, не причинив ему еще больших повреждений. Мы знаем, что, если он останется жить, а это еще под сомнением, он никогда не сможет ходить.
      – Ужасно, Бетина! Но чем я могу помочь?
      – Когда его привезли, он был в полубессознательном состоянии и все время повторял имя Джины. К тому времени, как мы с матерью прибыли в больницу, он был уже без сознания и с тех пор не приходил в себя. Я подумала, что, может быть, можно разыскать Джину и попросить ее приехать сюда. Может быть, она сможет помочь. Я ее уже очень давно не видела, и никто не знает о ней ничего. Чарли, ты последняя надежда. Ты знаешь, где она?
      – Да, вообще-то знаю.
      – Прекрасно! Где? – он почувствовал облегчение в голосе Бетины.
      – Она сейчас в Милане, в отеле «Хилтон».
      – Чарли, большое спасибо, Джерард так любил ее. Может быть, она сможет помочь ему.
      – Надеюсь, Джерард выкарабкается.
      – Спасибо, Чарли. Пока.
      – Пока, Бетина.
      Чарли сел в кресло в гостиной и просидел так очень долго. Он только что отправил любимую женщину в ее прошлое. Он пытался представить, что бы случилось, если бы никто не шантажировал Джину и она была бы уже леди Лонгдейл с оравой ребятишек. Он вышел на улицу, подошел к газетному киоску и спросил все газеты недельной давности. Уже дома он прочел статью о Джерарде. Имя режиссера было Джонни Дантон.
      – Джонни… Чарли хорошо знал, кто он такой. Все, что он мог сделать сейчас, это ждать, надеяться и молиться, чтобы не потерять ее опять.
      Лицо Бетины засияло, когда она увидела в аэропорту Шарля де Голля приближающуюся к ней Джину.
      – Огромное спасибо, что приехала, Джина. Мы с Ма никогда не забудем этого.
      – Какая удача, что я была рядом. Всего лишь час полета от Милана.
      – Возьмем такси. Если ты не возражаешь, мы сразу поедем в больницу.
      – Конечно. Были какие-нибудь изменения?
      – Нет, к сожалению, он все еще в коме.
      Они ехали молча. Столько событий произошло с тех пор, как они в последний раз видели друг друга. Джине было неудобно, она чувствовала себя виноватой. Но сейчас было не время и не место вспоминать прошлое. Главное было – Джерард и вопрос, поможет ли ее присутствие.
      Он лежал в маленькой палате, рядом с кабинетом медсестры и выглядел таким бледным и безжизненным, что Джине показалось – он умер, а никто не заметил этого.
      – Просто сядь рядом с ним и поговори. Кто знает, может быть, он услышит твой голос.
      Бетина вышла из палаты, а Джина села на стул рядом с Джерардом и взяла его холодную руку в свои ладони.
      – Джерри, я так сильно виновата перед тобой. Прости, что ушла от тебя и прости, что тебе пришлось встретиться с этим Джонни Дантоном. Не знаю, что произошло между вами. Было ли это как-то связано со мной? – шептала Джина.
      Она смотрела на его лицо, закрытые глаза, и молила Бога, чтобы он только смог ответить ей. Когда Бетина позвонила в Милан и рассказала ей о Джерарде и Джонни, она тут же побежала и купила газету «Геральд Трибюн». Лицо Джонни смотрело на нее с первой страницы газеты. И с этой секунды она снова оказалась в аду. Было ясно, что никто не имел представления, что же произошло. Скорее всего, Джерард узнал, что сделал с ней Джонни. Джина не знала, стоит ли рассказывать о своих подозрениях Бетине, но решила пока молчать и ждать улучшения состояния Джерарда.
      Через полтора часа она встала и вышла из палаты. Бетина сидела в комнате ожидания в конце коридора.
      – Что-нибудь случилось?
      Джина покачала головой.
      – Но это еще только начало. Ты только ведь появилась. Сейчас приедет моя мать из гостиницы и заменит тебя. Мы дежурим по очереди, так что все двадцать четыре часа с ним кто-нибудь есть. Я заказала тебе номер в «Плаза Афини», где остановились мы.
      – Спасибо тебе, Бетина. Он ужасно выглядит. Что сказали доктора?
      Бетина вздохнула.
      – Они не очень-то надеются. Он уже девять дней в коме, и еще не приходил в сознание. Когда они привезли его, он был в полубессознательном состоянии. Ты знаешь, он твердил твое имя, а один из врачей сказал, что он говорил что-то про видео. Но с тех пор он не приходил в себя.
      У Джины застыла кровь в жилах. Видео.
      – Самое плохое, что пресса постоянно охотится за нами. И, хотя он англичанин, этот Джонни Дантон очень известен здесь.
      – Как твоя мама переносит это?
      – Плохо. Как только мы выходим из больницы или отеля нас сразу же осаждают репортеры. И здесь, в больнице, дежурит полицейский, на случай, если Джерард очнется. Видишь его?
      Джина посмотрела в конец коридора и кивнула.
      – Полиция обнаружила отпечатки пальцев Джерарда на пистолете, из которого был убит Дантон. Но мне просто не верится, что Джерард мог кого-нибудь убить. Скорее всего, это была самооборона. Но что за причина? Между ними не было никакой связи. Мы знаем, что у Дантона была сожительница. Когда они ушли с вечеринки, она была с ними. В машине также была Камилла Гамильтон, она клянется, что девушка, ее звали Мэрилин, была с ними, когда Камилла вышла из машины. Может быть, это она и вызвала скорую помощь. Она исчезла, и полиция не может напасть на ее след.
      Мэрилин! Кошмар возвращается.
      – Ты можешь пробыть здесь несколько дней? Мы с мамой будем так благодарны тебе. Все, что может помочь Джерри выжить – это… – Бетина сжала губы. – Извини. Ты не представляешь, как это было ужасно.
      – Конечно, я буду здесь столько, сколько нужно.
      – Джина, я так боюсь, – слезы потекли по лицу Бетины.
      Зазвонил телефон, и Чарли поспешил поднять трубку.
      – Чарли, это Джина.
      – Привет, дорогая.
      – Прости, что не звонила раньше. Бетина сказала, что ты ей дал мой номер в Милане. Джерард, брат Бетины, был ранен и сейчас в тяжелом состоянии находится в госпитале. Может быть, ты читал об этом в газетах.
      – Да, читал. И то, что здесь замешан Дантон.
      – О Боже, Чарли! Я не знаю, что случилось, но чувствую свою ответственность за это. Я должна быть здесь и помочь, чем смогу. Ты можешь позвонить Хилли и все ей объяснить?
      – Конечно. Кстати, я не упоминал Бетине о наших отношениях. Мне казалось, будет лучше, если ты сама ей все расскажешь. Ты говорила кому-нибудь, что ты думаешь о связи Джерарда и Дантона?
      – Нет. Я не могу. Так случилось, что, когда Джерарда доставили в больницу, он что-то говорил о видео. Если я объясню им свои подозрения, они смогут обвинить Джерарда в убийстве Дантона.
      – Джерард будет жить?
      – Они не знают. Его шансы очень малы. Бедный Джерри! Мне надо идти, дорогой. Через пять минут я заменяю Бетину. Я люблю тебя, Чарли.
      – Я тоже люблю тебя, дорогая.
      Всю следующую неделю у постели Джерарда по очереди дежурили Джина, Бетина и мать. Разговаривать о прошлом не было сил. Без слов было ясно, сестра и мать очень благодарны Джине за то, что она была здесь.
      Иногда Джина с Бетиной выходили из больницы подышать воздухом и выпить кофе в ближайшем кафе, но большую часть времени они проводили у постели Джерарда.
      Улучшений не было.
      Прошла еще неделя, и они начали смиряться с тем, что, возможно, он никогда не очнется.
      Однажды днем Джина сидела рядом с Джерардом и читала книгу. Она держала его руку, потому что доктора сказали, что физическое прикосновение лучше всего вызывает ответную реакцию. Взглянув на стенные часы, она увидела, что уже просидела три часа, и ей был необходим перерыв. Когда она высвобождала свою руку, то вдруг почувствовала еле ощутимое пожатие. Джина сильно сжала руку Джерарда.
      Ответа не последовало. Она решила посидеть еще немного.
      Она нагнулась к нему и поцеловала Джерарда в щеку. Опять попыталась крепко сжать его руку. Ничего. Она устала. Может быть, ей просто показалось. Ее глаза закрывались.
      – Джина.
      Она открыла глаза и посмотрела на него.
      – Джина.
      Это было все, что ему удалось сказать, но и этого было достаточно. Джерард жив.

      – Чарли, это я. Джерард очнулся.
      – О, это очень хорошая новость, Джина. Значит, ты сможешь вернуться домой?
      – Нет, не сейчас. Тут крутится детектив, а бедняжка Джерард в сознании только несколько часов. Мне придется остаться, в случае, если я… я хочу поговорить с Джерардом. Лучше расскажи, как продвигается пьеса.
      – Все замечательно, спасибо.
      – Уверена, что это очень хорошо для тебя, что тебе некому мешать.
      – Может быть, но я бы предпочел, чтобы ты была рядом.
      – Ты объяснил все Хилли?
      – Да, мой ангел. Она сказала, чтобы ты не волновалась. Все под контролем. Я дал ей, на всякий случай, твой номер.
      – Спасибо, Чарли. Мне очень жаль, что все так получилось.
      – Не беспокойся. Только звони.
      – Я буду звонить. Пока, дорогой.
      Чарли положил трубку и ощутил себя виноватым – он не стал счастливее от новости, что Джерард жив.
      В тот вечер Бетина, Хенри и Джина ужинали в гриль-баре отеля «Плаза Афини». После ужина Хенри сказала, что очень устала и возвращается к себе в комнату.
      – Может быть, пойдем ко мне в номер, выпьем бренди, Джина? Мне кажется, пришло время нам поговорить, сейчас, когда мы знаем, что Джерард будет жить.
      Джина кивнула. На лифте они поднялись на этаж Бетины.
      Бетина налила бренди и подала один стакан Джине.
      – Я ужасно огорчена. Джина. Нет, это прекрасная новость, что Джерри будет жить. Но полиция подозревает его в убийстве. Ма связалась с нашим адвокатом в Лондоне. Он прилетит в конце недели, – Бетина сделала глоток.
      – Джина, ты можешь рассказать мне, почему ты ушла от Джерри, когда вы собирались пожениться?
      Она все время знала, что Бетина спросит об этом. Джина также понимала, какие могут быть последствия для Джерарда в полиции.
      – Должна предупредить тебя, Бетина, что если я расскажу тебе правду, это не улучшит твоего состояния и не улучшит положение Джерарда.
      – У меня такое ощущение, что есть какая-то связь между твоим уходом тогда и теперешним происшествием с Джерри. Пожалуйста, расскажи мне. Потом мы решим, что делать.
      Целый час Джина рассказывала Бетине всю историю.
      – Я не хотела позорить имя вашей семьи, особенно после смерти лорда. А Дантон осуществил бы свои угрозы. Он был очень коварным человеком.
      – Поверь, Джина, нашим фамильным привидениям твой маленький секрет показался бы детской игрой. Аристократия всегда вела себя вызывающе, – Бетина улыбнулась. – Но, тем не менее, ты права. Это подарит нам еще одну адскую проблему. Насколько я поняла, Джерард, должно быть, обнаружил, что сделал с тобой Дантон. О, мой Бог, Джина, ты думаешь, что Джерри выстрелил в него сгоряча?
      – Не знаю, Бетина, но одно я знаю точно. Если любой суд услышит мой рассказ, они очень скептически отнесутся к невиновности Джерарда.
      Бетина кивнула головой и поежилась.
      – Я знаю, как сильно любил тебя Джерри. Но вопрос в том, так ли сильно он любил тебя, чтобы убить?
      Вопрос повис в воздухе, никто не ответил на него. Бетина быстро переменила тему.
      – Ты все еще думаешь о Фрэнки, Джина? В то время я была в Каннах, ожидала появления Бенджамина, нашего третьего сына. И Фредди не сказал мне, пока я не родила, что она умерла. Я была просто убита, когда услышала. Я знаю, в газетах писали, что она утонула, но это звучало как-то не очень правдиво. Что произошло на самом деле, Джина?
      Джина вспомнила, как они были близки, и решила, что Бетина заслужила того, чтобы знать правду об обстоятельствах, приведших Фрэнки к трагической смерти. Глаза Бетины наполнились слезами, когда она слушала рассказ.
      – О, Джин, как ужасно! Значит, никто никогда не узнает, утонула ли Фрэнки случайно, или она свела счеты с жизнью.
      – Нет. Пропал такой талант. Фрэнки было для чего жить. Я все еще очень тоскую по ней, я ей так многим обязана. Она была замечательной подругой.
      – Думаю, она была бы рада увидеть двух лучших подружек снова вместе, даже при таких кошмарных обстоятельствах. Кстати, о них, ты могла бы еще задержаться здесь? Думаю, нам придется обо всем поговорить с Дэвидом, нашим адвокатом. Посмотрим, что думает он, – Бетина улыбнулась. – Мне кажется, все-таки появился свет в конце тоннеля. По крайней мере, это означает, что ты сможешь опять соединиться с мужчиной, которого любишь. Джерард потерял рассудок, когда ты ушла от него. И, конечно же, ему понадобится твоя помощь еще несколько недель.
      Джина подумала о Чарли, который ждал ее в Англии. Но ничего не смогла сказать Бетине. Джерард нуждался в ней.
      На следующее утро состоялась встреча с врачом Джерарда. Новости были не очень хорошими.
      – Последние анализы показали нам, что мы можем быть уверены только в одном. Пуля, застрявшая в позвоночнике лорда Лонгдейла, не позволит ему больше ходить. Вся его нижняя часть будет полностью парализована.
      Хенри залилась слезами, и Бетина обняла ее.
      – Разве нельзя сделать операцию и извлечь пулю? – спросила Бетина.
      – Нет. Пуля попала прямо в позвоночник и давит на аорту, главную артерию сердца. Мы не сможем извлечь ее, не причинив еще больше вреда. Скорее всего, мы можем вообще потерять лорда Лонгдейла.
      – Я понимаю.
      – Существует также риск, что пуля начнет двигаться. Как я уже сказал, сейчас она давит на стенку аорты, это приведет к мгновенной смерти.
      Женщины вздрогнули. Врач продолжал:
      – Самым лучшим итогом для лорда будет инвалидная коляска. По крайней мере, это сведет к минимуму его движения, и будет держать пулю в покое.
      – Пожалуйста, месье, вы действительно думаете, что движение пули может привести к смерти?
      – И да, и нет, леди Роддингтон. С тех пор, как мы сделали первый рентген три с половиной недели назад, она еще не двигалась, но ваш брат находился в абсолютно неподвижном состоянии. Все, что я могу сказать – он может прожить несколько недель или месяцев. В случае неудачи – даже несколько дней. Мне жаль, что приходится говорить вам об этом.
      – Спасибо, что сообщили нам всю правду.
      – Надо сказать, что лорду Лонгдейлу может очень помочь присутствие любимого человека. Когда он узнает, что не сможет больше ходить… вы сами понимаете. И полиция все время хочет допросить его, – врач поднял руки. – Это не будет способствовать его выздоровлению.
      Бетина вздохнула:
      – Я знаю.
      Они вышли из кабинета врача. Посмотрев на мать, Бетина предложила Хенри отправиться в отель.
      – Нам бы не хотелось, чтобы Джерри видел тебя такой, Ма. Джина, ты посидишь с Джерри до моего возвращения?
      – Конечно, – Джина пошла по коридору в палату. С тех пор, как сознание вернулось к нему, он был очень неспокоен, но этим утром в его глазах чувствовалась жизнь. Джина села рядом с ним на стул.
      – Привет, Джина.
      – Привет, Джерард. Как ты себя чувствуешь?
      – Ужасно. Но немного лучше, чем вчера.
      – Это очень хорошо.
      – Рядом с тобой я быстро поправляюсь, – он протянул ей руку, и Джина взяла ее в свои. – Я люблю тебя, Джина.
      Она не знала, что ответить.
      Он привлек ее ближе и шепнул:
      – Я знаю, что произошло. Почему тебе пришлось уйти от меня. Этот ублю…
      – Тихо, не расстраивай себя, Джерри. Когда тебе станет лучше, у нас будет много времени поговорить обо всем.
      – Я видел ту пленку, поэтому я избил его…
      – Джерри, пожалуйста, поговорим об этом, когда ты окрепнешь.
      – О'кей. Когда они разрешат мне встать и выйти немного погулять?
      У Джины пересохло во рту.
      – О, еще не скоро. Ты еще недавно пришел в сознание.
      Казалось, Джерард был удовлетворен таким ответом. Когда Бетина вернулась из отеля, они с Джиной выпили по чашечке кофе в комнате для ожидания.
      – Предупреждаю тебя, Джерри спросил меня, когда он сможет встать с кровати.
      – О, дорогая! Я не знаю, как он справится, когда узнает, что не сможет никогда.
      Невысокий полный мужчина средних лет подошел к ним.
      – Бонжур, мадам. Я сыскной инспектор Искоффи. Полагаю, вы сестра лорда Лонгдейла, леди Роддингтон. Я прав?
      – Да. А это Джина Шоу, друг нашей семьи.
      – И экс-невеста лорда Лонгдейла, если не ошибаюсь?
      Бетина удивленно взглянула на него. Детектив неплохо сделал свою предварительную работу.
      – Совершенно верно, – ответила Джина.
      – Мне понадобится поговорить с вами обеими через несколько дней. И, конечно, с самим лордом Лонгдейлом. Нет никакой информации о той ночи. Надеюсь, лорд Лонгдейл сможет пролить свет на этот эпизод. Оревуар, мадам.
      Детектив повернулся и направился по коридору.
      – Слава Богу, завтра приезжает Дэвид, – Бетина побледнела.
      Джина согласилась.
      Она уже собиралась выключить свет, когда зазвонил телефон рядом с кроватью.
      – Хелло.
      – Привет, дорогая, как дела?
      – Прекрасно, Чарли, а как у тебя?
      – О'кей, спасибо. Я позвонил узнать, когда ты думаешь вернуться домой. Я скучаю по тебе, ты же знаешь.
      – О, Чарли, я не могу сейчас приехать. Я нужна Бетине и Джерарду.
      – Тогда я могу прилететь к тебе на уик-энд?
      – Чарли, я ничего не сказала о нас Бетине.
      – Почему?
      – При таких обстоятельствах я подумала, что это может ее расстроить.
      – Прекрасно!
      – Пожалуйста, Чарли, пойми меня.
      – Все, что я могу понять, это то, что девушка, недавно согласившаяся стать моей женой, в сотне миль от меня со своим экс-женихом и хочет держать наши отношения в секрете.
      – Чарли, ты же понимаешь обстоятельства, и…
      – Джина, а как же наше будущее?
      – Пожалуйста, Джерард только что пришел в сознание. Он нуждается сейчас во мне.
      – Ты все еще любишь его?
      Наступила пауза.
      – Конечно, нет.
      – Тогда почему я не могу прилететь к тебе?
      – Нет, я… при сложившихся обстоятельствах, это не совсем подходящий момент.
      – Джина, что неподходящего в том, чтобы твой жених прилетел встретиться с тобой?
      – Это трудно объяснить. Просто мне кажется, это не очень хорошая идея, вот и все.
      – Тогда приезжай домой. Хотя бы на несколько дней.
      – Не сейчас. Я не могу оставить его.
      – Ну что ж, раз ты так чувствуешь, пусть будет так. До свидания, Джина.
      – До свидания, я люблю…, – но телефон замолчал в ее руке.
      Она легла на кровать и заплакала. Как она может оставить Джерарда? Она любит Чарли, но после того, что сказал врач, она не может отойти от Джерри ни на секунду.
      Чарльз положил трубку и тоже заплакал. Слезы разочарования. Он даст ей еще немного времени подумать о возвращении к нему.
      На следующий день Бетина поехала в аэропорт встречать Дэвида Ленокса, семейного адвоката. Она попросила Джину подождать их в гостинице, а в больницу отправилась Хенри.
      В комнате Джины зазвонил телефон.
      – Джина, ты можешь спуститься в ресторан? Дэвид уже здесь, и мы подумали, что за ланчем сможем немного поговорить.
      Дэвид оказался седовласым мужчиной с представительной внешностью. Джине он напомнил отца Бетины.
      – Рад познакомиться с вами, мисс Шоу. Бетина частично ввела меня в курс дела. Конечно, мне необходимо будет поговорить с Джерардом, но, как я понял, вы пролили свет на некоторые обстоятельства.
      Они заказали суп и омлет. Дэвид изучил лист вин и заказал «Шабле».
      – Джина, не расскажете ли вы мне сейчас все, что знаете?
      И Джина рассказала все то же, что и Бетине.
      – Когда я вчера разговаривала с Джерардом, он сказал, что Дантон показал ему ту видеозапись.
      Дэвид вздохнул.
      – Конечно, это не означает, что у лорда Лонгдейла были определенные мотивы. Рассказал ли он кому-нибудь из вас, стрелял ли он в Дантона?
      – Нет, если честно, Дэвид, никто не набрался смелости спросить его об этом.
      – Полиция уже беседовала с ним?
      Бетина покачала головой.
      – Нет. Они только задали ему несколько вопросов, но он был так плох, что доктор никого не подпустил к нему. Но детектив Искоффи очень хочет побеседовать с ним.
      – Очень хорошо, что вы позвонили мне. Я поговорю с лордом Лонгдейлом, и мы обсудим, что ему нужно сказать французской полиции. Мне также необходимо узнать, какими сведениями они располагают и как собираются искать доказательства. Может быть, они даже не заведут дело.
      – Будем надеяться, – вздохнула Бетина.
      – Днем я поеду в больницу и поговорю с Джерардом. Потом попытаюсь выяснить, как далеко зашло полицейское расследование, а вечером обо всем доложу вам.
      После ланча Бетина и Джина проводили Дэвида в больницу. Пока он беседовал с Джерардом, Хенри пригласила девушек выпить кофе в соседнем кафе.
      – Джерард сказал, что снял квартиру на бульваре Сен-Мишель. Он думает, что будет лучше, если мы втроем переедем туда. Это убережет нас от этих невероятных расходов на отель. И, к тому же, квартира большая и удобная, – сказала Хенри.
      – Прекрасная идея. Ма, почему бы тебе не взять такси и не поехать туда с Джиной посмотреть квартиру, пока я сижу с Джерардом?
      – Да, Джерри дал мне ключи и адрес.
      Джина и Хенри поехали смотреть квартиру, а потом в баре встретились с Бетиной.
      – Ну как? – спросила та.
      – Очень большая, просто шикарная. Четыре спальни. Уборщица приходит три раза в неделю, – ответила Хенри. – Думаю, мы должны переехать туда как можно скорее.
      – Хорошо. Мы уедем из гостиницы завтра, – Бетина увидела Дэвида, приближающегося к ним. – Ма, почему бы тебе не пойти и отдохнуть перед обедом? Мы с Джиной поговорим с Дэвидом и позже тебе все расскажем.
      – Если ты не будешь возражать, Бетина. Я чувствую себя ужасно уставшей.
      Хенри вышла из бара, а Бетина заказала виски с содовой для Дэвида и джин с тоником для себя и Джины.
      – Ну, что ты узнал?
      – Правильно, дела в первую очередь. Когда я разговаривал с Джерардом, все, что он смог сообщить мне, это то, что он поехал с Дантоном в его квартиру, смотрел видеопленку и избил Дантона. Потом, он говорит, потерял сознание. Он клянется, что та чернокожая девушка, Мэрилин, была с ними в квартире. Он соглашается, что был очень пьян. Я посоветовал ему ничего не говорить о пленке, пока я выясню, что известно полиции. Потом я пошел в полицейский участок и встретился с инспектором Искоффи.
      – Что им известно, Дэвид?
      – Парень был очень уклончив в ответах. Но, кажется, что пистолет, из которого стреляли оба человека, «Вальтер ППК». На нем много различных отпечатков пальцев. Идентифицированы только отпечатки Дантона и лорда Лонгдейла. Пистолет нашли на кухонном столе. В Дантона стреляли прямо в лоб, в то время как в лорда Лонгдейла – в спину и с расстояния. Хорошая новость, что они не обнаружили пленку. В настоящее время у них нет никаких мотивов, и только отпечатки пальцев на пистолете являются уликами. Но, к сожалению, один мужчина мертв, а другой найден живым в одной с ним комнате. Этого должно быть достаточно, чтобы подозревать Джерарда. Искоффи собирается завтра побеседовать с ним. Я советовал Джерарду настаивать на том факте, что в квартире была женщина, тогда полиция будет искать ее. Это даст нам немного времени, чтобы разработать план. Я хочу связаться с одним французским юристом, чтобы он помог мне. Система законов здесь не такая, как в Англии. Моя практика в Англии дала мне несколько имен хороших французских юристов. Конечно, я должен спросить у вас, можно ли мне продвигаться дальше. Я знаю, это будет недешево.
      – Любые деньги. Дэвид. Пожалуйста, не думай о затратах, – сказала Бетина. – Скажи, все выглядит не очень хорошо?
      Дэвид покачал головой.
      – Нет, но сейчас главное – молчать о кассете. Полиция не в курсе, что между Джерардом и Дантоном есть какая-то связь, и, уж тем более, между вами, мисс Шоу. Будем надеяться, что пленка не всплывет, так же как и та женщина. Но, если дела станут совсем плохи, мы сможем сослаться на то, что преступление было совершено в порыве страсти.
      – Но то, что ты говоришь, означает, что Джерри убил Дантона. Ведь мы этого не знаем, не так ли?
      – Да, Бетина, конечно, не знаем.

      – Хилли, это Джина.
      – Джина, что с тобой? Мы с Ари так волновались из-за тебя. Что там происходит?
      – Все очень сложно, Хилли, я тебе потом объясню. Как идут дела?
      – Прекрасно, никаких проблем. Ари взял твои обязанности на себя и мы наняли еще одного дизайнера мне в помощь. Это ничего?
      – Конечно, хорошо.
      – Джина, когда ты собираешься вернуться домой?
      – Если честно, не знаю. Мне жаль, что все дела пришлось переложить на вас но, действительно, не была другого выхода.
      – Чарли звонил несколько дней назад. Спрашивал, звонила ли ты мне. Он сказал, что ему ты не звонила, по крайней мере, уже недели две. Мне он показался не очень-то счастливым.
      – Спасибо, что сказала мне об этом. Я позвоню ему, как только смогу. И тебе тоже буду звонить. Береги себя и передавай привет Ари.
      – Хорошо, Джина, пока.
      Джина положила трубку.
      Она уже в Париже больше месяца и не разговаривала с Чарли последние две недели. Он даже не знает, что она переехала из отеля. Джина понимала, что должна поговорить с ним, но что она может сказать? Джерард очень болезненно воспринял известие, что больше никогда не сможет ходить. Он уцепился за Джину, как за последнюю поддержку, и не оставалось ничего другого, как быть рядом с ним в эти тяжелые минуты. Джерарда выписали из больницы. Врач сказал им, что сделал все, что было в его силах и, может быть, Джерарду станет немного лучше вдали от больничного окружения.
      Джина вздохнула. Завтра ей придется решить, как поступить дальше. Она была несправедлива к Чарли. Он заслуживает лучшего.
      Полицейское расследование не обнаружило больше никаких доказательств и свидетельств. Мэрилин как сквозь землю провалилась, и только по словам Джерарда, она была с ними в ту ночь. Дэвид думал, что полиция, должно быть, прекратит поиски.
      Рассказ Джерарда остался неизменным… Он сказал Дэвиду, что держал в руках пистолет на вечеринке, поэтому на нем остались его отпечатки пальцев. Камилла Гамильтон подтвердила это, к тому же ее отпечатки тоже были найдены на пистолете.
      – Джерард, ты, конечно, мог держать пистолет на вечеринке, но в глазах закона, к сожалению, ты также мог держать его и в квартире Дантона позже, когда стрелял в него. Дантон мертв, а ты жив, боюсь, полиции хочется подозревать тебя, вот в чем дело, – сказал Дэвид.
      – Эта Мэрилин была там, клянусь.
      – Я тебе верю, Джерард, полиция обнаружила на пистолете еще чьи-то отпечатки, соответствующие тем, что были сняты во всей квартире Дантона. Мы полагаем, что они принадлежали этой самой Мэрилин. Но это опять ничего не значит. Если Мэрилин там жила, вполне возможно, она держала в руках этот пистолет раньше, до той ночи. Мне очень жаль, Я понимаю твое беспокойство.
      Позже, когда Дэвид ушел, Джина села рядом с Джерардом. Он схватил ее за руку.
      – Они не верят мне, да Джина? А ты веришь?
      – Конечно, верю.
      – Я абсолютно уверен, я не стрелял в него.
      – Я знаю, дорогой, не волнуйся. Очень скоро они найдут Мэрилин, и она сможет помочь нам.
      Джина говорила эти слова с уверенностью, которой сама не испытывала.
      Дэвид спросил разрешения отвезти Джерарда в дом Бетины в Каннах, так как врач был уверен, что морской воздух очень хорошо подействует на больного. Детектив Искоффи покачал головой.
      – Очень жаль, месье, но мне не хотелось бы, чтобы лорд Лонгдейл в настоящий момент покидал Париж. Надеюсь, вы понимаете?
      Так что Джерард переехал в квартиру в сопровождении сиделки, которая будет находиться с ним и заботиться о нем. К счастью, лифт был приспособлен к инвалидной коляске.
      – Добро пожаловать домой, дорогой, – Хенри поцеловала сына, а Бетина открыла бутылку шампанского отпраздновать это событие.
      – За твое освобождение из больницы! – она подняла свой бокал.
      – А это за то, чтобы меня не заключили опять в ближайшем будущем, – криво усмехнулся Джерард. Все поняли, что он имел в виду.
      Через неделю в комнату Джины вбежала радостная Бетина.
      – Догадайся, что? Фредди прилетает завтра. Ма собирается домой на несколько дней и согласилась присмотреть за детьми в Лонгдейл Холле. О, Джина, я не могу дождаться, когда снова увижу его! Я так соскучилась по нему!
      Джина печально улыбнулась. Она знала, что такое скучать о ком-нибудь. А она так и не набралась смелости позвонить Чарли.
      Фредди прибыл утром следующего дня рейсом из Лондона.
      – Джина, как я рад встретиться с тобой опять после долгой разлуки! Как идут твои дела, дорогая?
      – Прекрасно, спасибо, Фредди.
      – Можно попросить тебя об одолжении. Мне хочется сегодня вечером сходить куда-нибудь пообедать с Бетиной. Ты не могла бы побыть с Джерардом?
      – Конечно, Фредди. Думаю, вечер за городом очень хорошо подействует на Бетину. Она была в таком ужасном настроении все это время.
      – Как и все вы. Очень все подозрительно, очень, – Фредди почесал подбородок.
      Вечером, когда Бетина и Фредди ушли, Джина с Джерардом сели поболтать в гостиной.
      – Ты не голоден, Джерри?
      – В общем-то, нет. Я бы с удовольствием выпил джина с тоником. Знаю, знаю, мне не следует, но маленький стаканчик не повредит.
      Джина согласилась и пошла приготовить напитки.
      – Чиерз! Боже, как вкусно! Джина, я… Я просто хочу сказать, как я благодарен тебе за то, что ты сейчас здесь. Я бы не вытянул без тебя, – Джерард взглянул в окно. – Ты знаешь, иногда я лежу без сна, пытаясь собрать воедино все моменты той ночи. Я не помню больше того, что сказал полиции. Но я уже начинаю сомневаться, неужели… неужели я действительно застрелил Дантона? Мне хотелось убить его, когда я смотрел ту пленку, – глаза Джерарда наполнились слезами. – О Боже, Джина, я боюсь!
      Она поднялась и стала на колени перед инвалидной коляской. Взяла его руки в свои.
      – Прости, что я причинила тебе эту боль. Если бы это не было для меня…
      Он положил палец на ее губы.
      – Моя любовь, твоей вины нет ни в чем, и ты не должна винить себя. Все, о чем я прошу тебя, не оставляй меня… никогда. Я не смогу опять без тебя. Сейчас мы сможем наверстать все те годы, которые провели врозь из-за этого ублюдка. Странно, но я совершенно счастлив. Это счастье вернула мне ты.
      Джерард притянул ее к себе ближе. Поцеловал ее нежно и осторожно, потом со всей страстью. Его руки обняли ее бедра.
      – Ты знаешь, самая удивительная вещь произошла только что, – он взял ее руку и опустил на выпуклость на брюках. – Я не такой парализованный, как все думают, – и они рассмеялись. Он целовал каждый ее пальчик. – Джина, может это странно спрашивать тебя сейчас об этом, но я должен спросить. Если вся эта ситуация прояснится, и я не загремлю в тюрьму до конца моей жизни, ты выйдешь за меня замуж? Знаю, я инвалид, но я люблю тебя так, как не способен любить ни один человек. Если ты согласишься, я перенесу весь этот кошмар. Ты нужна мне. Безумно. Ты согласна, Джина?
      – Да, конечно, – что другое она могла сказать?
      Когда сиделка уложила Джерарда в постель, Джина подошла к нему пожелать спокойной ночи и поцеловать. Он взял ее за руку.
      – Дорогая, если мы будем мужем и женой, ты не согласишься спать со мной?
      – Конечно, – улыбнулась Джина.
      – Нет, я имел в виду сейчас.
      – Э-э, не знаю. По-моему, это не очень хорошая идея, Джерри. Врач особо подчеркнул, как важно для тебя воздерживаться от движений.
      – О'кей, но, пожалуйста, дорогая, ляг сейчас рядом со мной.
      – Хорошо.
      – Ты не снимешь свою одежду, я просто хочу посмотреть на тебя? Обещаю, буду хорошо себя вести. Мне с трудом удастся изнасиловать тебя, ведь так? – хихикнул Джерард.
      Чарли… О Боже! Джина увидела умоляющие глаза Джерарда. Неохотно она сняла одежду и прилегла рядом с ним на большой кровати.
      – Обними меня, пожалуйста, дорогая.
      Джина обняла его, и он повернулся, чтобы поцеловать ее.
      – Дорогая, я никогда не смогу объяснить, как я тосковал по тебе и мечтал обнять тебя, – Джерард взял ее за руку и положил на свою возбужденную плоть. – Смотри, что ты делаешь со мной. Ты заставила меня чувствовать себя мужчиной, – он поцеловал ее и с трепетом положил руку на ее грудь, нежно лаская ее. – Джина, ни один мужчина не сможет любить тебя так, как я. Если попытаться, мы сможем заняться любовью?
      – Джерри, я действительно не думаю, что это будет хорошо. Доктор сказал…
      – Я знаю, что сказал доктор, но такой случай! – он улыбнулся и потрепал ее волосы. – Думаю, это придаст мне силы. Пожалуйста, – умолял он ее.
      Наступила пауза. Джина взглянула на Джерри.
      – О'кей, но предоставь все мне.
      Джина терпеливо и нежно трудилась над его полувозбужденным пенисом, пока он не был готов окончательно войти в нее. Осторожно, Нерезко она двигалась вверх-вниз, пока Джерард не закричал. Он сжал ее в объятиях.
      – Спасибо тебе, дорогая, ты не представляешь, как много это значило для меня!
      Джина поцеловала его.
      – Спи крепко, Джерард.
      Он уже почти дремал.
      – И ты, любовь моя.
      Джина выскользнула из комнаты и вернулась к себе. Она села в кресло, ее глаза увлажнились. Решение принято за нее. И она ничего не могла поделать. Она достала несколько листов писчей бумаги и написала Чарли. Она просила простить ее, но говорила, что у нее не было выбора. Она выходит замуж за Джерарда, потому, что нужна ему.
      Она подписала письмо и наблюдала восход над Парижем, когда прощалась с мужчиной, которого действительно любила.
      В это же самое время в Лондоне Чарли собирал свой чемодан. Оя дал ей целый месяц, а она даже не позвонила. Он знал, почему. Джина все еще влюблена в Джерарда. И сейчас она винит себя в том, что произошло. Он не мог ничего сделать. От того, что он будет сидеть и дожидаться ее, ничего не изменится. Если она не позвонила до сих пор, значит, она не собирается возвращаться.
      Чарли сел и написал ей письмо. Он писал, что всегда будет любить ее, но не может ждать больше ее возвращения домой. Он сказал, что понимает ее отношение к Джерарду, но для него невыносимо делить ее с кем-то еще.
      Следующим утром он вызвал такси и уехал в отель, где он будет жить, пока не найдет себе квартиру.
      Когда пришло письмо Джины, его уже не было в доме.
      Письмо Чарли пришло на адрес отеля «Плаза Афини». Из отеля оно было выслано обратно в Англию, по адресу, оставленному Джиной, когда она выписывалась из отеля.
      Оба письма так и лежали невскрытыми на пороге.
      На следующий день пришел Дэвид, рассказал им о своих достижениях и представил Лоренса Диана, французского юриста, помогающего ему.
      – Лоренс совершенно уверен в том, что Джерарда рано или поздно задержат по подозрению в убийстве. Он думает, что полиция ждет, пока Джерард поправится, так как английскому лорду не годится умирать под охраной французской полиции.
      Джерарду казалось, что он невозмутимо спокоен.
      – Сейчас, когда у меня есть ты, я могу вынести все, что угодно, – сказал он Джине.
      Джерард сообщил Бетине, что, если дела сложатся так, как они надеются, то по возвращении в Англию, он женится на Джине.
      – Честно, Джина, мне кажется, что ты единственное, что поддерживает его желание жить, – Заметила Бетина однажды днем, когда Джерард дремал.
      Прошло уже две с половиной недели с тех пор, как Джерри выписался из больницы, когда раздался пугающий стук в дверь.
      – Может быть, это Дэвид.
      – Может быть, – ответила Джина, хотя обе знали, что Дэвид никогда не приходит в девять утра.
      Бетина открыла дверь. На пороге стоял инспектор Искоффи.
      – Бонжур, мадам. Лорд Лонгдейл дома?
      Бетина кивнула.
      – Хорошо, я хочу проводить его в комиссариат полиции и посмотреть, помогло ли ему время, проведенное вне больницы, еще что-нибудь вспомнить.
      – Вы арестуете его?
      – Детектив почти в растерянности покачал головой.
      – Нет, мадам, не арестую, но предлагаю связаться с вашим юристом, так, на всякий случай.
      – Вы не могли бы допросить его здесь? – спросила Бетина. – Он еще не совсем оправился.
      – Мне очень жаль, мадам, но инструкции по такому виду дела обязывают меня допросить его в комиссариате.
      – Ну что ж, у меня займет некоторое время подготовить его к этому.
      – Я подожду, мадам.
      Пока Джина будила Джерарда, Бетина позвонила Дэвиду. Он сказал, что скоро приедет. Они сидели в тишине вместе с инспектором Искоффи и ждали, когда сиделка вывезет Джерарда в гостиную.
      – Как долго вы пробудете в комиссариате? – спросила Бетина.
      – Все будет хорошо, мы доставим обратно лорда Лонгдейла сегодня вечером.
      Джина и Бетина поцеловали Джерарда и смотрели вслед удаляющейся коляске, сопровождаемой жандармом.
      – Боже мой! Бедняжка Джерри! – зарыдала Бетина, как только дверь закрылась за ними.
      Через десять минут пришел Дэвид.
      – Без паники, леди. Все гораздо лучше, чем мы ожидали. Вполне возможно, они допросят его и отпустят. Я с Лоренсом пойду в комиссариат и посмотрю, что там происходит. Позвоню вам, как только что-нибудь узнаю.
      Джина и Бетина ожидали в квартире. Часы на камине медленно отсчитывали время. Уже было шесть часов, а звонка все не было.
      – Я сделаю себе такой крепкий джин, какой никогда не пила. Хочешь стаканчик?
      Джина кивнула, и Бетина подала ей стакан.
      – Я даже не смею предположить, что там происходит, и как это подействует на Джерри. Он не заслужил этого, Джина. Я все время прогоняю эту ситуацию в голове. То, как Джерри любит тебя… неужели он мог застрелить Дантона?
      – Не говори так, Бетина, мы просто должны найти Мэрилин.
      – Дэвид думает, что она все еще в стране.
      Зазвонил телефон.
      – Я отвечу, – Бетина сняла трубку. – Хелло, Дэвид. Они? О Боже! Да, хорошо, спасибо, что позвонил. Встретимся позже, – она положила трубку и упала в кресло. – Они обвинили Джерри в убийстве Джонни Дантона.
      Наконец, в десять часов вечера приехал Дэвид.
      – Дэвид, что происходит? – лицо Бетины было белым, как полотно, руки дрожали.
      – Всему свое время, Бетина. Сделай мне чашку крепкого черного кофе, и я расскажу вам все, что знаю.
      Кофе был готов, и две женщины сидели и слушали, что им рассказывал Дэвид.
      – Мне было разрешено встретиться с Джерардом перед моим уходом. Он держится молодцом. Он шлет вам свою любовь и просит, чтобы вы не волновались. Как я уже сказал по телефону, они обвинили его формально.
      – В чем?
      – Боюсь, в настоящем убийстве.
      – Боже, – прошептала Бетина.
      – Но, несмотря на это, есть и хорошая новость. Они готовы выпустить его под залог, учитывая состояние его здоровья. Они не хотят, чтобы он умер у них на руках. Ему не разрешено покидать Париж, и залог будет очень высок, но завтра мы обратимся в суд. Лоренс на девяносто девять процентов уверен, что суд разрешит его выпустить под залог.
      – Значит, завтра он будет дома?
      – Если вы найдете деньги для уплаты залога. Я подсчитал, это составит где-то двести тысяч фунтов, а может быть, и больше.
      Бетина присвистнула.
      – Я сейчас же свяжусь с Фредди и скажу, чтобы он позвонил в наш банк. Я думаю, мы сможем что-нибудь сделать. Нам придется.
      – Хорошо. Завтра же будет назначено время начала слушания дела в суде.
      – Это может занять месяцы, не так ли?
      – Нет. Скорее, это дело нескольких недель. Я обсудил все с Джерардом и Лоренсом, и мы решили, что лучшее оправдание стрельбы – самооборона.
      – Но в таком случае, ты принимаешь то, что Джерри убил Дантона, – негодующе сказала Бетина.
      – Вы должны помнить, что я представляю клиента, который не в состоянии дать полиции вразумительное объяснение, касающееся ночи убийства. Отпечатки пальцев обнаружены на орудии убийства, и известный мужчина мертв. Если бы они были в квартире не вдвоем, может быть, суд бы и поверил, что Дантон застрелил сам себя.
      – О Боже, если бы только можно было найти Мэрилин! – вздохнула Бетина.
      – Вот именно. Я еще раз связался с агентством. Кажется, она действительно исчезла.
      – Если Джерард будет настаивать на самообороне, тогда какие у него шансы?
      – Ну, Джина, если мы сможем убедить суд, что Дантон открыл огонь первым, тогда все замечательно.
      – А если они не поверят, что он стрелял в Дантона в целях самозащиты?
      – Тогда, боюсь, он пойдет по статье за убийство. Мы надеемся, что существует проблема с косвенными уликами, так что трудно предсказать исход дела.
      – Но ты же знаешь состояние здоровья Джерри, и что сказал доктор. Джерри умрет в тюрьме задолго до своего освобождения, – Бетина была в отчаянии.
      – Будем надеяться, что до этого не дойдет. Если мы настоим на самообороне, даю голову на отсечение, Джерри будет гулять на свободе.
      – Но ведь Джерри невиновен! – воскликнула Бетина.
      – Моя дорогая, я понимаю. Ситуация очень трагическая. Все говорит о том, что он невиновен. Я полагаюсь на то, что видеопленка, о которой мне рассказала Джина, не всплывет, иначе у Джерарда появятся для полиции отличные мотивы.
      – Но ведь это несправедливо!
      Дэвид кивнул:
      – Знаю, Бетина, знаю.
      Джерарда выпустили под залог – двести двадцать тысяч фунтов. Фредди стоило огромных усилий переправить такую сумму в Париж. По возвращении домой его уже ждала толпа фотографов и журналистов. История быстро распространилась. Дэвид поспешно вкатил коляску в дом.
      Произошла бурная встреча с Джиной и Бетиной.
      – Слава Богу, что ты уже не там, дорогой! – Бетина крепко обняла его.
      – Боюсь, что здесь организуется палаточный городок. Никто из вас ничего не говорит прессе. Поняли? – Дэвид через окно посмотрел на толпящихся внизу людей.
      – Конечно, – кивнула Джина. Она посмотрела на Джерарда. Он был изможденным и бледным. – Почему бы тебе не вздремнуть немного, дорогой? Ты выглядишь очень уставшим. К ужину мы разбудим тебя.
      Когда Джерарда уложили в постель, Джина и Бетина опять стали расспрашивать Дэвида.
      – Они уже назначили дату первого слушания дела Джерарда?
      – Да, через три недели. Это даст нам достаточно времени, чтобы разработать план его защиты. Конечно, последние два дня чертовски сказались на Джерри, а следующие недели могут быть еще хуже. Я поеду в Англию и постараюсь что-нибудь откопать про Дантона. Если мы установим, что он занимался нелегальными делами, как утверждает Джина, это может помочь нашему делу. Если в мое отсутствие возникнут какие-нибудь проблемы, вы позвоните Лоренсу.
      – Дэвид, почему бы тебе не рассказать обо мне и не раскрыть всю правду?
      – Абсолютно не годится, Джина. Это обнажит столько всего, и после твоей истории станет ясно, что у Джерарда были мотивы для убийства. Самый простой и подходящий выход в нашем деле – самооборона. Поверьте мне, пожалуйста.
      И две женщины молча кивнули.

      До появления Джерарда в суде оставалась одна неделя.
      Джина и Бетина уже привыкли к журналистам и фотографам, постоянно толпившихся у дверей дома. Каждый раз при выходе из дома их лица освещали вспышки фотоаппаратов, и журналисты засыпали их вопросами. Они никогда ничего не отвечали.
      Дэвид вылетел в Англию, когда ему позвонили и сказали, что раздобыта информация, касающаяся Дантона.
      – Все очень незначительно, но кое-что заслуживает внимания. Я вернусь дня через два-три, – сказал он по телефону.
      Напряжение росло по мере приближения слушания дела в суде. Джерард во всей этой ситуации сохранял удивительное самообладание и контроль над собой. Джина наблюдала за ним с восхищением и виной. С виной за все, что произошло из-за нее.
      Было уже почти девять утра. Джина провела еще одну бессонную ночь. Она вышла в кухню приготовить себе кофе. От запаха кофе она почувствовала тошноту и быстро села, чтобы побороть сильное головокружение. Все события последних месяцев отрицательно сказались на ее здоровье. Она поднялась и медленно вернулась с чашечкой кофе к себе в спальню. Проходя мимо входной двери, она захватила с коврика почту. Для нее было письмо.
      Джина легла на кровать и вскрыла его, заметив на конверте парижскую марку.
      «Джина, видеопленка у меня. Если ты не хочешь, чтобы полиция узнала, почему твой дружок убил Джонни, приходи в кафе «Пиаф» на Елисейских Полях к двум часам во вторник, двадцать первого.
      Принеси десять тысяч фунтов наличными».
      Первой реакцией Джины на письмо была улыбка. Сначала – Джонни, потом – Мэрилин. В этом было даже что-то трогательное. Но жизнь Джерарда была в опасности.
      Сколько раз она слышала от Дэвида, как важно, чтобы не нашлась пленка. Так старательно разработанная защита превратится ни во что, если полиция доберется до пленки.
      Джина все тщательно взвесила. Сегодня двадцать первое. Дэвид где-то в Англии и нет никакой возможности связаться с ним. Лоренс? Он будет настаивать на встрече с Мэрилин. Джерард? Он будет твердо уверен, что Джине не следует встречаться с Мэрилин и подвергать себя какой-нибудь опасности. Бетина? Она замечательная, но она не знает, как справиться с уже существующей ситуацией. Чарли? Боже, как отчаянно ей хотелось снять трубку и попросить его помощи и совета! Но она не могла.
      Джина поняла – она опять осталась одна. Решение за ней.
      Через полчаса она вбежала в пустую гостиную и набрала номер ее банка в Лондоне.
      Ровно в два часа Джина вошла в шумное кафе на Елисейских Полях. Она выскользнула из дома через запасной выход, и сразу направилась в банк по тому адресу, который ей сообщили из Лондона. Деньги уже ждали ее. Она три раза пересаживалась из машины в машину по дороге в условленное место, чтобы убедиться, что за ней не следят. Меньше всего ей хотелось, чтобы за ней увязался какой-нибудь газетчик.
      Мэрилин сидела в дальнем углу кафе. На ней были солнечные очки. Она выглядела истощенной и сильно постаревшей.
      Джина села напротив.
      – Привет, Мэрилин.
      Мэрилин сняла очки. Она, казалось, едва замечала присутствие Джины.
      – Принесла деньги?
      – А ты принесла пленку?
      Мэрилин кивнула. Подошла официантка, и Джина заказала два кофе с молоком.
      – Ну, так что?
      – Что?
      – Принесла деньги?
      – Перед тем, как я скажу тебе, мне хочется, чтобы ты ответила на несколько вопросов. Ты была там в ночь убийства, не так ли, Мэрилин?
      – Да.
      – Тогда почему же ты не пошла в полицию и не рассказала все, что тебе известно?
      – Не хочу вообще ввязываться в это.
      – Но ты уже ввязалась. Ради Бога, ведь ты же была там. Ты видела, что произошло?
      – Да.
      – Ты видела, как Джерард стрелял в Дантона?
      Мэрилин вздохнула.
      – Ведь я же была там, так? Я видела все.
      – Что же там произошло?
      – Не могу вспомнить. Давай просто обменяем деньги на пленку.
      Джина открыла сумочку и положила на столик конверт, накрыв его рукой.
      – Хорошо, Мэрилин. Вот они. Наличными. Передай мне пленку.
      Мэрилин положила на стол старую потрепанную сумку. Джина открыла ее и увидела внутри пленку. Тогда она отдала конверт Мэрилин. Та вскрыла его и попыталась пересчитать деньги. Казалось, она была удовлетворена.
      К ним подошла официантка с кофе, и Мэрилин быстро сунула деньги в карман пальто. Она встала, собираясь уходить.
      – На твоем месте, я бы не делала это, Мэрилин. Это выглядит очень подозрительно – заказать кофе и не выпить его. Никогда не знаешь, кто за тобой наблюдает.
      Мэрилин опять села.
      – Ты ведь знаешь, что тебя разыскивает полиция?
      – Надеюсь, ты не привела их с собой? Тогда я все расскажу им о пленке. Я расскажу им, что видела, как твой дружок стрелял в Джонни и…
      – Нет, не привела, но я просто предлагаю ответить тебе на несколько вопросов, если ты хочешь, чтобы все осталось, как есть. Ты видела, как Джерард стрелял в Джонни?
      Наступило молчание.
      – Я не могу вспомнить.
      – Ты думаешь, это справедливо, чтобы невиновный человек отправился в тюрьму за преступление, которого не совершал?
      – Да мне наплевать на это.
      – Так он сделал это?
      – Не знаю.
      – Но ведь ты же сказала, что была там. Полиция обнаружила на пистолете отпечатки пальцев, не принадлежащих ни Джерарду, ни Джонни. Может быть, это твои?
      – Заткнись, Джина. Ты ничего не знаешь. Осталась только я одна из тех, кто был там. Если они найдут меня, я просто скажу, что видела, как твой приятель нажал на курок.
      Джина потеряла над собой контроль.
      – Ты эгоистичная сучка! Бели ты сделаешь это, а это неправда, тогда ты ничем не лучше убийцы. Джерард не совершал никакого преступления, кроме того, что любил меня. А ты используешь шантаж, чтобы финансировать свои привычки и… – Джина поняла, что кричит и привлекает внимание людей, и понизила голос. – Единственная причина, почему я заплатила тебе, это то, что я не хочу причинять лишнюю боль и пытаюсь помочь человеку, который мне не безразличен и который, я верю, невиновен. Знаешь ли ты, какому аду подвергли вы меня со своим дружком несколько лет назад? Ты лгала мне, тогда, Мэрилин, ты лжешь и сейчас. Ты жалеешь себя, но то, что ты сделала, чуть не убило меня, а сейчас ты убиваешь другого. Неужели у тебя нет совести?
      Джина гневно смотрела в пустое лицо напротив. Все бесполезно. К такой не пробьешься. Она открыла сумочку и достала несколько франков, чтобы заплатить за кофе.
      – Ну что, получила, что хотела? Иди и купи себе еще наркотиков. И радуйся, глядя в лицо калеки, которого посадят в тюрьму из-за тебя, из-за того, что ты когда-то втянула меня в съемки этого грязного видео. Больше я от тебя ничего не жду, потому что ты, Мэрилин, жалкое существо. Еще один совет. Смотрись хотя бы иногда в зеркало. Тебе не понравится то, что ты там увидишь.
      Джина не оглядываясь вышла из кафе. Она перешла дорогу и пошла по Елисейским Полям, добралась до скамейки и присела, пытаясь собраться с мыслями.
      Теперь пленка была у нее. А это уже кое-что. Но ей так и неудалось достучаться до Мэрилин. Когда она выходила из дома, она была полна самых героических намерений. Она поговорит с Мэрилин, урезонит ее и убедит дать показания в суде.
      После встречи с Мэрилин Джина поняла, что та что-то скрывает о той ночи. Не стоит ли рассказать полиции об этой встрече?
      Джина решила вообще никому не рассказывать об этом. Пленка у нее, и на этом все закончено.
      Она остановила такси и поехала домой.
      Настало утро слушания дела. Прилетели из Англии Хенри и Дэвид. Дэвид летал в Лондон из-за того, что раскопал в биографии Джонни инцидент, который оказался всего лишь кражей со взломом, когда Джонни было шестнадцать лет. Ничего существенного, что могло бы помочь делу. Чтобы доставить Джерри в суд был нанят специальный минифургон с подъемником. Джерарда пришлось вывозить с заднего хода, потому что у парадного толпились журналисты. К сожалению, кто-то предугадал, что они могут так поступить, потому что, когда они вышли, их встретила живая изгородь из журналистов, засыпающих их вопросами и фотографирующих Джерарда, когда его усаживали внутрь фургона.
      То же самое творилось у Дворца Правосудия. Два репортера вместе с Дэвидом, Хенри, Бетиной и Джиной помогли поднять коляску по ступеням и поспешили следом за ними.
      – Боже мой, как будто мы на матче по регби, и все носятся за мячом, – прокомментировала Хенри.
      Как только Дэвид вкатил коляску в здание суда, Джерард подозвал к себе Джину, взял ее за руку и крепко сжал.
      – Не волнуйся, дорогая. Я очень люблю тебя. Спасибо тебе за то, что ты со мной, – он поцеловал ее. – Уверен, что это будет похоже на обыкновенный прием у дантиста. Не так плохо, как ты думаешь, и все закончится гораздо раньше, чем ожидаешь.
      Он улыбнулся Джине, и помахал ей, когда его повезли по коридору.
      Через несколько минут Хенри, Бетина и Джина вошли в зал суда и заняли свои места за Дэвидом, Лоренсом и Джерардом.
      Вошел судья и ударил молотком по столу. Он объявил, что суд в сборе.
      Все говорили по-французски, и Джина едва улавливала смысл говорившегося. Она закрыла глаза, и все голоса слились в монотонный поток звуков.
      – Он не делал этого. Я убила Джонни Дантона.
      Знакомые английские слова влились в непонятную французскую речь. Джина подумала, что она, должно быть, заснула. Она открыла глаза и увидела, что Дэвид, обернувшись, пристально смотрит на кого-то сзади.
      Она тоже обернулась, чтобы посмотреть. Мэрилин.
      Судья обратился к Лоренсу:
      – Что сказала эта женщина?
      Лоренс повернулся к фигуре, стоящей в проходе.
      – Вы можете повторить то, что вы только что сказали, мадам?
      – Я сказала, что он невиновен. Это я убила Джонни Дантона.
      Лоренс по-французски повторил ее слова суду. Громкий вздох пронесся над залом суда, а потом началась настоящая свалка. Все говорили одновременно.
      Судья ударил молотком по столу и попросил Лоренса подойти к столу. Тот подошел, переговорил с судьей, вернулся назад, к Мэрилин и что-то тихо сказал ей. Она кивнула и последовала за ним. Судья встал и вместе с Мэрилин, прокурором и еще одной женщиной проследовал в свой кабинет.
      Лоренс вернулся на свое место.
      – Что происходит?
      Лоренс объяснил Дэвиду, а тот все рассказал Джине, Хенри и Бетине.
      – Судья пригласил прокурора и леди, говорящую на английском и французском, к себе в кабинет, чтобы послушать, что скажет Мэрилин. Должен признать, что это самый невероятный поворот событий. Возможно, тебя снимут с крючка, мой мальчик, – Дэвид улыбнулся Джерарду.
      – Слава Богу! – ответил тот тихо.
      Казалось, прошла вечность, хотя на самом деле через полчаса Дэвида и Лоренса вызвали в кабинет судьи. Через десять минут они вышли, широко улыбаясь.
      – Мэрилин категорически заявляет, что она застрелила Дантона и описала все подробности. Они убедились, что это ее отпечатки пальцев были найдены по всей квартире и идентичны с отпечатками на пистолете. У меня были небольшие сомнения на этот счет. Советую вам, леди, ехать домой. Джерарду придется задержаться здесь со мной и Лоренсом, пока они допросят Мэрилин и вынесут приговор. Я вам позвоню и все расскажу. Не вижу причины сомневаться, что к концу дня Джерард станет свободным человеком.
      В половине шестого позвонил Дэвид и сообщил, что Мэрилин обвинили в убийстве Джонни Дантона. Он немедленно приезжает с Джерардом домой.
      Лилось рекой шампанское, всеобщая эйфория заполнила дом. Дэвид отвел Джину в сторону.
      – Прекрасно, милая леди. Скажите мне точно, что вы делали, пока я был в Англии, – глаза его сверкали.
      – Я встретилась с Мэрилин.
      – Я знаю. Она сказала мне. И просила передать вам следующее: она хорошенько посмотрела – та была права. Она также спросила, не встретишься ли ты с ней. Тебе, я думаю, не нужно идти. Ну, расскажи мне все.
      Джина спокойно рассказала обо всем, а потом достала пленку, спрятанную под матрасом.
      – Пожалуйста, Дэвид, возьми ее и уничтожь, ради меня. Казалось, она преследовала меня последние несколько лет.
      – Конечно, Джина. Ты не будешь возражать, если я расскажу Джерарду? В конце концов, он очень обязан тебе.
      – Хорошо, но больше никому. – Джина вдруг почувствовала сильную тошноту. Перед глазами все расплывалось, голоса доносились откуда-то издалека. Неожиданно она упала.
      Очнулась Джина в постели. На нее смотрел незнакомый мужчина.
      – Бонжур, мисс Шоу, – мужчина говорил с сильным французским акцентом.
      – Я рад, что вы пришли в себя. Меня зовут доктор Дидье. Если можно, мне хотелось бы задать вам несколько вопросов, ведь вы так долго были без сознания.
      Джина кивнула. Она чувствовала себя ужасно.
      – Вы часто испытываете головные боли?
      – Нет.
      – В последнее время вы хорошо питались?
      – Думаю, да.
      – Вы часто чувствуете тошноту?
      Джина кивнула:
      – Да.
      – В какое-то определенное время суток?
      – По утрам и иногда днем.
      – Когда у вас были последние месячные, мисс Шоу?
      Джина не могла вспомнить.
      – Не знаю.
      – Ну давно?
      – Думаю, да.
      – Вы не будете возражать, если я вас немного осмотрю?
      Джина покачала головой, и доктор измерил ей температуру, пощупал пульс, затем обследовал ее живот и сказал, что ему нужно осмотреть ее более тщательно.
      Когда он закончил и собрал в чемоданчик все инструменты, то присел на край кровати.
      – Мисс Шоу, у меня есть все основания предполагать, что у вас пять недель беременности. Это возможно?
      Джина пыталась вспомнить последние недели. С Чарли они не виделись с июля. Сегодня была уже первая неделя октября. Значит, это… Да, когда она в первый раз была с Джерардом. Это было как раз почти пять недель назад.
      – Да, возможно.
      – Поздравляю, мисс Шоу. Могу я пригласить к вам лорда Лонгдейла? Он так беспокоился о вас, когда вы были без сознания.
      – Конечно, – Джина лежала, пока доктор пошел за Джерардом, пытаясь осмыслить то, что ей только что сказал доктор.
      Джерард появился в комнате в сопровождении Бетины.
      – Как ты себя чувствуешь, дорогая? Ты так нас напугала, когда упала в обморок.
      – Все в порядке. Мне очень жаль, что я напугала вас.
      – Доктор сказал, что ты должна нам что-то сообщить.
      – Да, у меня пять недель беременности.
      Она увидела, как засияло лицо Джерарда. Он сильно сжал ее руку.
      – Пять недель. Это означает… О, Джина, дорогая, какой еще подарок может быть преподнесен в такой день, как этот? Ты счастлива?
      – Конечно, Джерри.
      – Мне кажется, я сейчас расплачусь, – сказала Бетина. – Я так рада за вас, – она крепко обняла их.
      На следующий день Джина настояла на визите к Мерилин. Дэвид проводил ее в комиссариат и ждал, пока она разговаривала с Мэрилин.
      Девушка выглядела жалко. Она дрожала, как лист на ветру.
      – Как ты, Мэрилин?
      – Мне нужна доза, но они мне ничего не дают.
      Дэвид предупредил Джину, что Мэрилин находится в состоянии стресса.
      – Спасибо тебе, Мэрилин, что ты так поступила. Я очень благодарна.
      – Прости меня, Джина, за то, что я причинила тебе. Я плохо поступила, я знаю.
      – Почему ты убила его?
      Глаза Мэрилин наполнились слезами.
      – Ты не знаешь, какой он был. Он был настоящим ублюдком. Он избивал меня и держал взаперти в квартире. Я не могла уйти от него потому, что мне нужны были наркотики, к которым он приучил меня. Я видела, как он выстрелил в твоего приятеля. Потом он стал называть меня всякими ужасными словами и говорил, что я во всем виновата. Я знала, что он опять будет бить меня. Что-то щелкнуло у меня в голове, я взяла пистолет и застрелила его. Он заслуживал этого.
      – Я знаю. Ты права. Он действительно заслуживал этого. Расскажи мне, что еще он делал с тобой.
      Джина слушала, как Мэрилин описывала свои страдания за последние годы.
      – Мэрилин, послушай меня. Я поговорю с Дэвидом, нашим юристом. Он ждет меня на улице. Я хочу, чтобы ты ему все рассказала, все, что рассказывала мне. Не поверю, чтобы никакой суд в мире не понял, почему ты убила этого человека. Я тоже готова прийти и дать показания.
      Глаза Мэрилин вспыхнули.
      – Неужели ты действительно сделаешь это для меня, Джина?
      Она кивнула.
      – И больше того, если будет возможно.
      – И еще одно, Джина. Конечно, это не имеет большого значения, но это я вызвала скорую помощь той ночью, когда ты пыталась покончить с собой. Я нашла тебя на полу, не знала, что делать, и вот, я позвонила, а сама сбежала.
      – Спасибо тебе, Мэрилин. Ты спасла мне жизнь. И Джерарду. Он бы умер, если бы его посадили. Мы постараемся помочь тебе.
      Мэрилин улыбнулась.
      – Спасибо, Джина.
      Джина поговорила с Дэвидом. Он встретился с Мэрилин и, вернувшись домой, решил посоветоваться с Джерардом.
      – Я очень беспокоюсь, что имя Джины опять будет фигурировать в этом деле. Она беременна, да и так уже достаточно натерпелась, – Джерард был серьезно обеспокоен. – Что, если я предложу заплатить за Мэрилин залог, и мы попытаемся определить ее в какой-нибудь реабилитационный центр для наркоманов? Ей действительно нужно как следует подлечиться, прежде чем предстать перед судом. Каковы шансы, что суд разрешит это?
      – В данной ситуации вполне вероятно. Это избавит государство от затрат на ее лечение, как только центр возьмет на себя такую ответственность. Я думаю, суд согласится.
      – Почему бы тебе не пойти к Мэрилин и сказать ей, что я заплачу за все, чтобы она только не упоминала имя Джины на суде?
      – Я, конечно, постараюсь.
      Мэрилин с радостью согласилась. Через два дня они с Дэвидом появились в суде. Джерард заплатил залог, и Мэрилин разрешили отправиться в реабилитационный центр, где она может находиться до суда.
      – Спасибо тебе, дорогой. Я знаю, она причинила нам много неприятностей, но это не ее вина. Это все из-за этого ублюдка Дантона.
      Джерард смотрел на Джину. Его глаза излучали любовь.
      – Давай теперь попытаемся забыть о прошлом. У нас впереди свадьба, ребенок, – и он крепко обнял Джину.
      Жизнь была прекрасна. Но он знал, как мало ее осталось.

      Чарли прочел о свадьбе Джины и Джерарда в одной из многочисленных газет, сообщавших об этом событии. Это произошло через три недели после из возвращения из Парижа, в церкви поместья Лонгдейлов в Йоркшире.
      Чарли смотрел на фотографию изможденного мужчины в инвалидной коляске и Джины рядом с ним. Она выглядела счастливой. Он обнаружил, что где-то в глубине души рад за них. Его подозрения о чувствах Джины к Джерарду оказались верными, хотя ему с трудом верилось, что любовь Джины к нему, когда они были вместе, была притворством.
      Чарли взглянул на законченную рукопись, лежащую перед ним на столе. Реальная жизнь была куда суровее той, какую он мог описать в своей пьесе.
 
      – Доброе утро, дорогой, как ты себя чувствуешь? – Джина поцеловала мужа в щеку и поставила поднос с завтраком на кровать. Как только они приехали из Парижа в Лонгдейл Холл, Джерард сразу же позвонил строителям. Кабинет был переоборудован в специальную спальню с ванной, приспособленной для людей с физическими недостатками. Из перестроенной комнаты открывался величественный вид в парк. В комнате были французские окна с выходом на террасу.
      – Великолепно, – Джерард потянулся. И он действительно так думал. Они женаты уже три недели, и каждый день был для них радостью, а расставание – болью…
      – А как поживают сегодня мои жена и малыш?
      – Прекрасно.
      – Ты выглядишь немного бледной. Ты уверена, что чувствуешь себя хорошо?
      – Действительно, замечательно, дорогой. Только в последнее время немного устаю. Наверно, из-за этого комочка, – Джина нежно погладила свой живот. – А сейчас мы поможем тебе встать и одеться. Сиделка придет после завтрака. Мы должны ехать в Харрогейт в одиннадцать.
      Джерард ехал в больницу на ежемесячный осмотр. Врач должен взять у него анализы и сделать рентген, чтобы проверить, не двигается ли пуля.
      – С нами поедет Хенри, и мы сходим с ней на ланч в Харрогейте, пока ты будешь в больнице.
      Они оставили Джерарда в больнице и поехали в ближайший ресторан.
      – Джина, как ты думаешь, Джерард хорошо себя чувствует? Кажется, он в последнее время похудел.
      – Да, Хенри. Он прекрасно питается, но вес не задерживается на нем.
      – Кажется, он много спит днем.
      – Да, доктор прописал ему обезболивающее и, мне кажется, это навевает на него дремоту.
      – О, дорогая, так что, боль становится все невыносимее?
      – Джерри никогда не жалуется. Он старается быть бодрым, но, я думаю, боль усиливается.
      – Как жаль, что мы ничем не можем помочь, – вздохнула Хенри. – Слава Богу, что он весь в ожидании ребенка.
      Джерард сидел в кабинете врача. Анализы и рентгеновский снимок были готовы.
      – Лорд Лонгдейл, с сожалением должен вам сказать, что пуля сдвинулась. Совсем немного, но и это плохо. Боль усилилась?
      – Да.
      – Тогда я настоятельно требую, чтобы вы, насколько возможно, находились в неподвижном состоянии. Любое неосторожное движение причинит вам невероятную боль, и, к тому же, вызовет дальнейшее продвижение пули. Вы также, кажется, немного похудели? Вы хорошо кушаете?
      – У меня нет большого аппетита, но я стараюсь есть три раза в день.
      – Прекрасно. Перед уходом я сделаю вам инъекцию с витамином. Несмотря на то, что вы потеряли в весе, давление у вас прекрасное, и электрокардиограмма хорошая.
      – Доктор, можно мне спросить у вас об одной интимной вещи?
      – Да, конечно.
      – Вы говорите, любое неожиданное движение опасно?
      – Да.
      – Насколько велика опасность, когда я занимаюсь любовью со своей женой?
      – Думаю, она занимает верхнюю позицию?
      – Да.
      – Конечно, это не рекомендуется, но, если вы будете очень осторожны, то большой проблемы не будет. Это напомнило мне. Ваши анализы из Парижа показали, что вы стерильны. Должно быть, это вызвано несчастным случаем, а может быть, было и раньше. Стерильность обуславливается разными причинами: эмоциональной травмой, болезнью или наркотиками. Боюсь, что вы никогда не сможете быть отцом.
      – Но… моя… – Джерард остановился. – Значит, я стерилен, по крайней мере, с момента выстрела?
      – Да. Разве доктор в Париже не говорил вам об этом?
      – Нет.
      – Ну, наверно, он решил, что лучше сказать вам об этом, когда вы оправитесь от травмы, э-э, несчастного случая.
      По возвращении в Лонгдейл, Джерард как всегда отправился в спальню, немного вздремнуть днем. Ему необходимо было подумать. Значит, ребенок не его. Целый час он боролся со своей совестью и решил никому не говорить о своем открытии. Он был не в силах потерять ее еще раз.
      Пока Джерард спал, Джина, как всегда, звонила Хилли, узнавала, как идут дела у «Милли», потом отправилась на прогулку. Красота Лонгдейл Холла и его окрестностей всегда вселяла в нее чувство покоя.
      Она находила свою теперешнюю жизнь трудной. Она привыкла жить в постоянном движении. И сейчас ей с трудом удавалось справляться с переменами в ее жизни. Как только она вернулась в Англию, она позвонила Хилли и сказала, что сейчас, в ближайшем будущем, ей не удастся вернуться в компанию. Хилли все понимала и заверила Джину, что ей не о чем беспокоиться, все под контролем.
      Джина поняла, что ушла из компании окончательно. Будучи леди Лонгдейл и ухаживая за мужем-калекой, у нее не оставалось времени вести дела. Она решила, что после Рождества поедет в Лондон и скажет Хилли о своем решении.
      Недавно она посетила свой домик в Лейкстере и забрала оттуда свои вещи. Она подумала о том, чтобы весною выставить его на продажу. Теперь он ей совершенно не нужен. К тому же, он вызывает столько воспоминаний о тех ночах, которые она провела там с Чарли. Джина не знала, где он сейчас, живет ли по-прежнему в их доме. Она прочла отзывы о его пьесе. Это был грандиозный успех. Она все еще любила его. Если бы только все повернулось по-другому…
      Джина направилась к дому. Она осторожно зашла в комнату Джерарда. Он крепко спал. Она пошла в библиотеку и поискала на полках какую-нибудь книгу почитать. И там, между Диккенсом и Ду Муре, лежала копия «Ангела в аду». Джина вспомнила, что Бетина купила ее после того, как посмотрела спектакль. Она сняла ее с полки, села за стол и открыла.
      На первой странице было посвящение Чарли: «Джине, моему вдохновению».
      На глаза навернулись слезы. Она перевернула страницу и начала читать.
      Позже в библиотеку вошла сиделка и сказал, что Джерард уже проснулся. Джина встала и, оставив книгу на столе, пошла к мужу.
      В тот же вечер Джерард нашел на столе книгу. Он заметил посвящение на первой странице и начал читать.

      – Бетина, как ты прекрасно выглядишь! Ну, как там, на юге Франции?
      – Великолепно, именно то, что мне было нужно. Как ты себя чувствуешь, Джерри? – Бетина с тревогой посмотрела на исхудавшую фигуру в инвалидной коляске.
      – Все нормально, Бетина, правда… – Джерард понизил голос. – Я немного волнуюсь о Джине.
      – Почему? Надеюсь, с ней все в порядке?
      Джерард покачал головой.
      – Да, и думаю, что поездка в Лондон на два-три дня не причинит ей какой-нибудь вред. Я купил три билета на «Лебединое озеро» и хочу, чтобы вы вместе сходили в «Ковент-Гарден». В понедельник она должна идти на первый прием к акушеру, и я подумал, что балет, может быть, ее немного взбодрит. Ей здесь так одиноко вместе со мной и Ма. Ты не возражаешь, Бетина?
      – Конечно, нет, Джерри. А как же ты?
      – Со мной будет все в порядке.
      – Ну, хорошо, я пробуду здесь до понедельника, так что смогу отвезти Джину в Лондон.
      – Прекрасно.
 
      – Джина, что сказали врачи, когда Джерард был на последнем приеме?
      Они сидели в маленькой гостиной вечером в воскресенье. Бетина немного беспокоилась.
      – Кажется, они удовлетворены его состоянием. Конечно, они все еще обеспокоены, но, практически, ничем не могут ему помочь, чтобы как-то улучшить его состояние.
      – Это ужасно.
      Джина печально кивнула.
      – Знаю. У меня разрывается сердце, когда я смотрю на него. А он так спокойно все воспринимает.
      – Думаю, все дело в том, что ему помогает твое присутствие. Но с тех пор, как я видела его в последний раз, он ужасно изменился. Меня поразило это. Врач сказал что-нибудь, как… о, дорогая, как долго ему осталось?
      – Точно ничего не известно. Но, думаю, это дело нескольких месяцев.
      – Ну, что ж, – вздохнула Бетина. – Думаю, нам надо постараться устроить ему самое великолепное Рождество в его жизни.
      Они молча сидели, глядя на огонь.
      Вечером Бетина зашла к Джерарду пожелать ему спокойной ночи. Но его не было в комнате. Сиделка сказала, что он в библиотеке, ищет что-нибудь почитать.
      Бетина нашла Джерарда в библиотеке, сидящего у потрескивающего камина и поглощенного чтением. Она подошла и опустилась рядом с ним на колени.
      – Что ты читаешь, Джерри?
      Он взглянул на нее и улыбнулся.
      – Кажется, это твоя? – он показал Бетине обложку книги.
      – Да, я купила ее в тот вечер, когда мы ходили на спектакль Джины.
      – Вы вместе учились в школе драмы с парнем, который написал ее, не так ли?
      – Чарли Деверокс? Да.
      – Какой он?
      – Один из самых лучших мужчин, которого я когда-либо встречала. Это он сказал мне, где найти Джину, когда с тобой в Париже случилось несчастье.
      Джерард равнодушно кивнул.
      – Действительно? Как интересно. Великолепная пьеса. Я вижу, она посвящена Джине. Он был влюблен в нее?
      – Безумно. Кстати, мне кажется, он мучился из-за нее еще в школе драмы. Но… она полюбила тебя.
      – Мне кажется, одна сцена просто блестяща. Тот эпизод, где настоящая мать Кристины пытается отвлечь привязанность Кристины от ее приемных родителей и завладеть ею, а потом говорит, что умирает. Ты помнишь эту сцену, Бетина? – он внимательно смотрел на нее.
      – Конечно, Джерри. Это одна из самых сильных сцен в пьесе. Но почему…?
      – Когда ее мать стоит одна на сцене и рассуждает, как плохо она поступила, пытаясь украсть любовь ее дочери у людей, которые любили ее все эти годы. И как клялась все возместить?
      – Да, Джерри.
      – Хорошо. Можно я прочту это тебе?
      Не успела Бетина ответить, как Джерард начал читать.
      – Слушай: Я знаю, что была неправа. Я любила ее, но моя любовь была мучительна и слепа к чувствам Кристины и к людям, которые любили ее раньше меня. Мое последнее желание – это дать ей свободу и вернуть ее людям, нуждающимся в ней. И, самое главное, я не хочу, чтобы она чувствовала себя виноватой за то, что не стала эгоисткой, когда я просила ее об этом. И вот сейчас настала ее очередь!
      Джерард положил книгу на колени.
      – Разве это не прекрасно, Бетина?
      – Да, Джерри, это настоящий шедевр.
      – Пожалуйста, поставь ее на полку. Думаю, ты не обидишься за то, что я подчеркнул этот абзац и еще несколько других?
      – Конечно, нет. Ты можешь взять ее себе, если хочешь.
      – Нет. Поставь ее обратно на полку.
      Бетина убрала книгу. Потом подошла к нему и поцеловала его в лоб. Джерард схватил ее за руки.
      – Спасибо тебе, сестренка, за все. Я так сильно люблю тебя.
      – И я люблю тебя.
      – И еще одно. Ты ведь будешь заботиться о Джине? Она заслуживает счастья после всего, чего натерпелась. Ты ведь поможешь ей, Бетина, найти его?
      – Ну конечно, Джерри. Я уверена, мы прекрасно проведем два дня в Лондоне.
      Джерард кивнул.
      – Ты собираешься возвращаться в свою комнату?
      – Да.
      Бетина вывезла его из библиотеки и повезла в спальню.
      – Береги себя, дорогой. Я приеду на Рождество со своим семейством. Джина вернется очень скоро. Спокойной ночи, Джерри.
      – До свидания, сестренка.
      Он посмотрел, как она вышла из комнаты, и достал из кармана носовой платок.
      – Привет, дорогой, как ты себя чувствуешь? – Джина забеспокоилась, когда Бетина сказала ей, что Джерард вел себя немного странно. Она потрогала его лоб и нахмурилась.
      – У тебя температура.
      – Я чувствую себя прекрасно, дорогая, все в полном порядке.
      – Не знаю, стоит ли мне ехать в Лондон.
      – Нет, ты должна, дорогая. Я очень расстроюсь, если ты не поедешь. Я специально для тебя купил билеты, а они такие дорогие. К тому же, это всего лишь один вечер, и тебе обязательно нужно проверить, все ли в порядке с малышом.
      – О'кей, но только, если ты обещаешь мне позвонить, если возникнут какие-нибудь проблемы. Я вернусь во вторник к ланчу.
      – Не торопись, любимая, развейся немного.
      Пока сиделка укладывала Джерарда в постель, Джина приняла ванну и надела ночную сорочку. Потом она забралась в постель и легла рядом с ним. Он обхватил ее руками и крепко прижал к себе.
      Ощущение близости ее груди разожгли в нем страсть, которую он всегда чувствовал к ней. Он нежно провел пальцем по ее соскам под шелком ночной сорочки и почувствовал, как они затвердели от его прикосновения. Он повернул к себе ее лицо и осторожно поцеловал, поднимая вверх сорочку, чтобы увидеть изумительное женское тело с уже заметным животиком. Он положил на него руку. Под рукой билась новая жизнь, и он любил ее.
      – Я хочу любить тебя, Джина, – прошептал он, зарывшись в ее прекрасно пахнущие волосы своим лицом.
      – Но, дорогой, ты же знаешь, доктор сказал…
      Он положил палец на ее губы.
      – Ш-ш, Джина, он просто сказал, чтобы мы были осторожны.
      Пальцы Джерарда медленно двигались по ее шелковистому холмику. Он почувствовал, как напрягся, и вздохнул, когда Джина взяла его в руки и ласкала до полной эрекции. Потом она села на него, и Джерард ощутил себя внутри ее. Она медленно двигалась. Он протянул руки, дотронулся до ее грудей, лаская их. Движения Джины стали быстрее. Он не мог больше сдерживаться.
      – Я люблю тебя, Джина! – крикнул он.
      На какое-то мгновение она опустилась ему на грудь, и его руки крепко обняли ее. Потом она легла рядом, прижавшись к нему.
      – О, Джина, спасибо тебе за то, что ты сделала мою жизнь такой прекрасной, – он поцеловал ее руку. – Пообещай мне одну вещь, дорогая. Если у тебя будут какие-нибудь проблемы, скажи об этом Бетине. Она тоже любит тебя и поможет, что бы ни случилось. Ты обещаешь мне?
      Джина услышала серьезные нотки в его голосе.
      – Конечно, дорогой. Но я ведь вернусь уже во вторник.
      – Я знаю, моя любимая. Я просто хочу, чтобы ты запомнила, ты всегда можешь доверять ей. Она займет мое место, когда меня не станет и будет заботиться о тебе, хорошо?
      Он потрепал ее за щечку и нежно поцеловал в нос.
      – Хорошо, спокойной ночи, дорогой.
      – Спокойной ночи, любовь моя. Спи крепко.
      – Я буду скучать по тебе, Джерри.
      – А я по тебе, – промурлыкал он.
 
      Доктор Даниелз выглядел до умопомрачения изумленным, когда изучил свои записи.
      – Все в порядке? – с тревогой спросила Джина, увидев его лицо.
      – О, да, абсолютно, леди Лонгдейл. Меня просто удивило кое-что, вот и все. Вы уверены, что у вас только три месяца беременности?
      – Да, совершенно уверена. В Париже доктор установил пятинедельную беременность, так что все подсчеты я веду от этого срока.
      – Мне жаль говорить вам, но доктор в Париже ошибся. Мои исследования показывают, что у вас совершенно развитый здоровый плод, по моим подсчетам, он через пять месяцев появится на свет. Простите меня, леди Лонгдейл, но вы носите плод, которому уже восемнадцать недель. Это возможно?
      – Да, возможно, но доктор в Париже…
      – Это был маленький срок, леди Лонгдейл. И было очень легко ошибиться. Но не теперь, когда плод уже начинает формироваться. Наверное, поэтому вы чувствовали себя такой уставшей. У вас уже почти половина срока беременности. Очень хорошо, что вы приехали ко мне. Нам нужно увеличить прием кальция и уже готовиться к рождению…
      Слова влетали в одно ухо и вылетали из другого.
      Она носила ребенка Чарли, а не Джерарда.
      Она поблагодарила доктора Даниелза, договорилась о следующей встрече и вышла в приемную, где ее ждала Бетина.
      – Джина, все о'кей? – Бетина заметила, что Джина бледна, как полотно.
      – Все просто прекрасно. Малыш здоров, и я тоже.
      – Ну, тогда пойдем. Сходим на ланч к Хародзу и приступим к важным рождественским покупкам.
      Ребенок Чарли. Джина думала об этом во время ланча и весь остаток дня.
      Когда они вернулись на Честер Сквер, Джина сказала, что немного устала и хочет вздремнуть перед тем, как пойти на балет.
      Ей было необходимо время, чтобы подумать.

      Джерард размашисто подписал документ и с облегчением вздохнул.
      – Джерард, это совершенно необычно. Джина беременна, и кто-то должен принять… Ну, естественно, если это будет девочка, то титул перейдет как обычно, конечно, к…
      Джерард поднял руку.
      – Дэвид, прошу тебя, я уже все решил.
      – Ты абсолютно уверен?
      – Абсолютно. Спасибо, что пришел. А сейчас, если ты закроешь дверь с той стороны, я буду тебе очень признателен. До свидания.
      – До свидания, Джерард. Береги себя.
      Джерард смотрел, как озадаченный адвокат выходил из комнаты. Он почувствовал себя лучше после принятия этого решения. Конечно, когда будут читать завещание, Джина будет очень расстроена. Но он молился, чтобы время показало ей, что он пытался сделать, и она все поймет.
      Он подъехал к шкафу в углу библиотеки, открыл дверцу, налил себе в стакан бренди и выпил его залпом. Больше он ничего не мог сделать.
      Он пытался все устроить, как можно лучше. Дать возможность Джине уйти к мужчине, чьего ребенка она носит, без ограничения титулами, вины и стыда. Это последнее, что она заслуживала. Он надеялся только, что его след увидят и пойдут по нему.
      Джерард написал сиделке записку с просьбой не беспокоить и приколол ее на двери своей спальни, выезжая из комнаты. Он проехал через кухню, выехал из дома через большие задние двери и обогнул конюшню.
      Лошади негромко заржали, когда, проезжая мимо них, он похлопал их по мордам. Он подъехал к последнему боксу. Красивая, гнедая верховая лошадь узнала своего хозяина. Джерард почувствовал комок в горле, когда вспомнил свою первую встречу с Джиной. Он стоял на этом же месте, чистил эту же лошадь, которая сейчас ласково тыкалась носом в его руки. Она тогда предложила ему свои перчатки.
      Он посмотрел на часы. Половина пятого. Замечательно.
      Боб, старый конюх, который жил в их семье еще задолго до рождения Джерарда, очищал конюшню от навоза в другой стороне двора.
      – Боб, – позвал он.
      Юноша по имени Стюарт, который помогал Бобу присматривать за лошадьми, вышел из-за угла.
      – Извините, сэр, Боб в последнее время стал туговат на ухо. Мне сходить за ним?
      – Да, Стюарт, я хочу поговорить с вами обоими.
      Стюарт пошел за Бобом.
      – Да, милорд, могу я вам чем-нибудь помочь?
      Джерард глубоко вздохнул.
      – Думаю, да. Я хочу, чтобы вы помогли мне сесть на Сержанта.
      – Но, милорд, вы думаете, что с вашим здоровьем, это хорошая идея? – Боб забеспокоился.
      – Абсолютно. Ведь я еще не совсем мешок. Не вижу причины, мешающей мне немного прогуляться верхом по двору.
      Конюхи были озадачены и с сомнением смотрели на него.
      – Ну, если вы так говорите, милорд.
      – Отлично. Я уже придумал, как вы поможете мне сесть на Сержанта. Оседлайте его и приведите в конюшню, туда, где хранится сено. В коляске есть специальная система. Так что вам будет достаточно легко поднять меня и усадить верхом. Поняли, что я имею в виду?
      – Э-э, да. Мы осилим это, но не скажу, что считаю это правильным. Бог знает, что скажет леди Лонгдейл, если она узнает.
      – Но ведь нет никакой причины, чтобы леди Лонгдейл узнала это, не так ли, – сказал Джерард, когда Боб вез его к конюшне. – Боб, ты должен понять, что значит для меня невозможность ездить верхом. Это такое разочарование, быть прикованным к этой штуковине.
      – Я понял все, милорд. Посмотрим, что мы можем сделать.
      Пока Стюарт седлал Сержанта, Боб обвязывал канатом блок под руками Джерарда.
      – Нормально. Держи крепче Сержанта, Стюарт, давай попробуем поднять.
      Боб осторожно потянул. Джерард поднялся из коляски.
      – Полегче, Боб. Опускай его.
      Управляемый Стюартом Джерард легко сел в седло.
      – Блестяще, Сержант, хороший мальчик, – Джерард потрепал его по загривку.
      Лошадь стояла спокойно. Стюарт придерживал ее. Боль пронзила спину Джерарда. Он ничего не сказал.
      – Вы уверены, что с вами все в порядке, милорд? – спросил Боб.
      – Как никогда. А сейчас, Стюарт, выведи Сержанта во двор.
      Движения лошади и тот факт, что спина осталась без опоры, сделали боль непереносимой. Но Джерард понял – или сейчас, или никогда.
      – Хорошо. Я чувствую себя совершенно удобно. Я проедусь на Сержанте до церкви.
      – Я поеду с вами, милорд. Проверить, что с вами ничего не случилось. К тому же, уже темнеет, – сказал Боб.
      – Нет! – Джерард почти выкрикнул это слово. – Со мной все будет нормально. Прекрати обращаться со мной, как с калекой! Сержант позаботится обо мне, ведь так, мой красавец? – он потрепал мягкую, шелковистую холку. – Я всего лишь минут на двадцать. Вы ждите меня здесь и поможете мне слезть, когда я вернусь, – и пока они не успели возразить, Джерард пришпорил Сержанта, выехал со двора и поскакал в сторону церкви.
      Оба конюха неуверенно пожали плечами и вернулись в конюшню.
      Джерард медленно ехал через поля к церкви. Когда он отъехал на приличное расстояние от конюшни, он повернул Сержанта и поскакал в противоположную сторону.
      – Тпру, Сержант, – Джерард осторожно натянул повод, и лошадь остановилась.
      Джерард оглянулся на раскинувшиеся вокруг зеленые поля. День быстро угасал. Настало время прощаться.
      – Я люблю тебя, Джина. Пожалуйста, пойми меня.
      Он ударил хлыстом Сержанта по спине.
      – Вперед, мальчик!
      Лошадь галопом помчалась по полям.
      Через час Сержант вернулся в конюшню без своего хозяина.

      Джерарда похоронили рядом с его предками возле церкви, в которой шестью неделями раньше он женился. Его убитая горем сестра и вдова бросали розы на гроб, когда его опускали в землю.
      Матери на похоронах не было. В тот день, когда она услышала о смерти сына, ее хватил удар.
      «Таймс» опубликовала небольшой некролог, подробно описав трагическую смерть недавно женившегося лорда из-за смертельного падения с лошади во время катания верхом.
      И Бетина, и Джина были в шоке. Когда они вернулись в тот вечер из театра, управляющий дома сказал им, что звонила Хенри и просила немедленно позвонить в Лонгдейл Холл.
      Бетина позвонила матери и вернулась от телефона, бледная, как полотно.
      – Фредди, кажется, тебе придется срочно отвезти нас с Джиной в Йоркшир прямо сейчас. Кажется, Джерри решил немного покататься верхом на Сержанте. Лошадь вернулась назад, а Джерри нет.
      Когда они в три часа утра прибыли домой, им сказали, что Джерард до сих пор не найден.
      – Я не понимаю. О чем, во имя всех святых, думал Джерард. Зачем ему понадобилось кататься на лошади? Он ведь знал о своем состоянии! – Бетина нервно ходила по комнате, заламывая руки.
      – Я не знаю, Бетина, о Боже! Я просто ничего не понимаю, – Джина села и взяла Хенри за руку.
      – Полиция допросила Боба и Стюарта. Они вдвоем клянутся, что он настаивал на этой поездке и отказался, чтобы кто-то сопровождал его, когда он уезжал со двора, – сказал Фредди.
      – Если он поехал к церкви, почему же они не нашли его до сих пор? Если бы Боб и Стюарт подняли тревогу раньше. Боже, это все бесполезно! Они ни в коем случае не должны были помогать Джерри садиться на лошадь.
      – Бетина, не обвиняй их. Джерри мог им просто приказать. А когда Сержант вернулся без Джерри, они тут же поспешили на его поиски. Но, когда им не удалось найти ни одного следа, они сразу же вызвали полицию. Он, наверное, просто упал с лошади и был не в состоянии подняться из-за ног.
      – Да, но ведь падение с Сержанта могло быть смертельным для него.
      Полиция обнаружила Джерарда на заре. Он лежал в канаве в четырех милях от церкви. Они доставили его тело домой.
      – Но почему? После всех его страданий? Я понимаю, ему немного оставалось, но почему такая смерть? Это несправедливо после всех этих последних месяцев, – Бетина расплакалась.
      Все-таки, они как-то пережили это в течение следующих суток. Хенри хватил удар, скорая помощь отвезла ее в больницу Харрогейта. И опять Джина и Бетина оказались в палате неотложной помощи.
      – Джина, неужели над нашей семьей висит какое-то проклятие? Что мы сделали, чем заслужили эту трагедию?
      – Не знаю, Бетина, я действительно не знаю.
      Через неделю, когда Хенри была уже вне опасности, состоялись похороны Джерарда.
      На похоронах и поминках Джина была в оцепенении.
      Когда последний человек ушел, Бетина повернулась к Джине:
      – Слава Богу, все закончилось! Нам осталось только прочесть завещание.
      Джина молча кивнула.
      На следующее утро в половине двенадцатого приехал Дэвид. Бетина, Фредди и Джина, которые, не считая Хенри, были единственными наследниками, молча собрались в библиотеке.
      – Всем доброе утро, – Дэвид поцеловал Джину и Бетину. – А сейчас я прочту завещание, – Дэвид был немного обеспокоен. – Во время похорон я специально не сказал, что виделся с Джерардом в день его смерти. Он позвонил мне в офис и попросил немедленно приехать в Лонгдейл Холл. Причина этого вам станет ясна, когда я прочту завещание. Ну, приступим, – он надел очки и открыл большой конверт из плотной бумаги. – Во-первых, это завещание было продиктовано лордом Лонгдейлом и засвидетельствовано мною и управляющим, по-моему, двадцати восьми лет, утром двадцать шестого ноября, в день смерти Джерарда. Хочу также вас заверить, что он был в полном сознании и полностью отвечает за все, написанное здесь, – Дэвид откашлялся. – Я прочту все завещание сразу, а потом мы вернемся и уточним любой пункт, который вы не поняли.
      Дэвид начал читать, а они втроем молча слушали его.
      Через десять минут Дэвид закончил. Никто не знал, что сказать. Наконец заговорила Бетина.
      – Ты можешь объяснить ту часть, касающуюся титула? Я не совсем поняла.
      – Джерард обратился к королеве за разрешением, чтобы титул перешел к тебе, как единственной кровной родственнице. Когда твой старший сын достигнет совершеннолетия, титул перейдет к нему.
      – А как же Джина… ее ребенок?
      Дэвид покачал головой.
      – Поверь мне, Бетина, я сам очень удивился. Мне очень жаль, но все указания ясны и нет никакого упоминания о ребенке Джины.
      Бетина была поражена.
      – Но это же сумасшествие! Я имею в виду то, что это его родной ребенок. Естественно, что он должен был хотеть – передать титул своему ребенку, конечно, если родится мальчик?
      – Правильно, – согласился Дэвид.
      – А как же насчет того, что мы с Фредди унаследуем Лонгдейл Холл? Ведь Джина и ее ребенок должны жить здесь, пока…
      – Да, это самое странное, но Джерард настаивал именно на этом. Он сказал, что ни при каких обстоятельствах не хочет, чтобы Джина осталась жить здесь. Он, как я уже прочел, завещал ей дом в Челси и приличное содержание, в том случае, если она не захочет оспаривать завещание.
      Бетина повернулась к побледневшей Джине.
      – Мне очень жаль, дорогая. Я просто ничего не понимаю. Даже если там говорится о потере дома и содержания, мне кажется, ты должна оспорить завещание. Мы с Фредди все передадим тебе, ведь так, Фредди?
      – Именно так, дорогая.
      – Должен добавить, что у вас все шансы выиграть, Джина, – сказал Дэвид.
      Джина медленно покачала головой.
      – Нет. Если Джерард хотел, чтобы было так, значит, так тому и быть. Я не буду оспаривать завещание. А сейчас, если вы мне позволите, я выйду на свежий воздух.
      Она встала и направилась к двери. Как только дверь за ней закрылась, она бросилась через холл в ванную. Ее невыносимо тошнило.
      – О Боже, – простонала она, в холодном поту опираясь на стену ванной.
      Бетина и Фредди не понимали, почему Джерард изменил свое завещание, но она поняла. Он изменил его в день своей смерти. В то утро, когда она была на приеме у акушера. Вполне возможно, что Джерард позвонил узнать, все ли в порядке с ребенком, и врач сказал ему, что у нее не три, а четыре месяца беременности. Джерард понял, что ребенок не его и немедленно распорядился вычеркнуть Джину с ребенком из завещания.
      Вряд ли это было причиной того, что Джерард сел на лошадь и поскакал навстречу своей смерти. Хотя… Была ли она причиной его предсмертной муки?
      Она вошла в спальню и легла на кровать, которую делила вместе с Джерардом. Ей было ясно только одно. Она должна немедленно уехать. Джерард не хотел, чтобы она оставалась здесь.
      Она начала укладывать в чемодан свои вещи. В дверь постучали.
      – Войдите.
      Вошла Бетина. Она подошла и села на край кровати.
      – Как ты себя чувствуешь, Джина?
      – Немного устала, вот и все.
      – Послушай, пожалуйста, не беспокойся о завещании. Не могу сказать, что понимаю Джерарда, когда он решил изменить свое старое завещание, но я знаю, что он любил тебя больше жизни и не сделал бы ничего, чтобы обидеть тебя, – она остановилась. – Джина, мне неприятно говорить это, но вполне вероятно, что Джерард был немного не в себе, когда составлял завещание. Что бы там ни было, мы во всем разберемся… И, конечно же, это твой дом, и ты можешь жить здесь, сколько захочешь.
      – Спасибо, Бетина. Послушай, надеюсь, ты понимаешь, что мне нужно какое-то время побыть одной и подумать. Я уеду ненадолго в Лейкстер, в свой домик. Мне необходимо побыть одной.
      – Ты уверена, дорогая, что это хорошая идея? Быть одной в такое время?
      – Совершенно, Бетина. Мне нужно побыть одной. Я чувствую себя совершенно сбитой с толку.
      – Если тебе так хочется, Джина. Я могу понять, как это должно быть ужасно для тебя. Мы собираемся в Харрогейт к маме в больницу. Думаю, Стюарт может подвезти тебя до Лейкстера на «Бентли».
      – Это было бы хорошо, Бетина.
      – Не надо благодарностей, Джина. Ты леди Лонгдейл. По праву, здесь все, включая «Бентли», должно быть твоим, – Бетина поцеловала Джину. – Ведь ты вернешься к Рождеству?
      – Я пока еще ничего не планирую, Бетина.
      – Пожалуйста, не пропадай, звони.
      – Хорошо, буду.
      Джина помахала вслед Стюарту и вернулась в свой домик. Она вся дрожала. Отопление включалось только на два часа в день, и весь домик нужно было как следует прогреть. Она вошла в гостиную и разожгла камин.
      Дом был безупречно чистым. Миссис Смитон, уборщица, приходила раз в неделю вытирать пыль и пылесосить.
      Джина поднялась с чемоданом вверх по лестнице в спальню. Шифоньер был полупустым, большинство ее деловых костюмов были все еще в Лондоне.
      Один из свитеров Чарли аккуратно лежал на полке. Она достала его. Она все еще чувствовала знакомый запах лосьона после бритья. Джина закрыла глаза и крепко прижала свитер к себе.
      Все то прекрасное время, которое они провели вместе, возникло в ее памяти. Ведь это было всего лишь несколько месяцев назад, но, кажется, что прошла вечность.
      Она приняла душ и спустилась вниз сделать сэндвичи. Потом вернулась в гостиную и свернулась калачиком в своем любимом кресле перед весело потрескивающими дровами в камине.
      Ушел Чарли. Ушел Джерард.
      Но только теперь она не одна. У нее есть ее ребенок.
      Джина провела в своем домике тихий и спокойный уик-энд. И, впервые за последнее время, она хорошо ела и спала.
      В понедельник утром она подошла к телефону и набрала номер Хилли.
      – Джина! Мне сказали, когда я звонила в Лонгдейл Холл, что ты уехала в свой домик. Я пыталась дозвониться тебе прошлым вечером, но никто не отвечал. Я уже собиралась посылать поисковую группу.
      – Извини, Хилли. Я рано легла спать.
      – С тобой все в порядке? Бетина очень волнуется за тебя.
      – Да, все замечательно. Просто хотелось какое-то время побыть одной. После смерти Джерарда и… – она запнулась.
      – Я понимаю. Мне действительно очень жаль, Джина.
      – Я завтра приеду в Лондон. Мне кажется, нам нужно обсудить кое-какие дела. Можно мне заказать тебе ланч?
      – Конечно. Будет очень приятно увидеть тебя опять.
      – Хорошо. Я. буду в магазине к часу. Встретимся там.
      – С нетерпением жду. Пока, Джина.
      – Пока.

      Чарли прочел о смерти Джерарда в газетах. Несмотря ни на что, ему было ужасно жаль Джину. Ему хотелось знать, как она сейчас. Он не мог ничего поделать с собой и все еще думал о ней, хотя пьеса отнимала много времени, и было много других срочных дел. Его агент получил подтверждение написать сценарий фильма «Ангел в аду» для Голливуда. Его также взяли режиссером. Он мечтал, когда Джина была с ним, что она будет играть главную роль в этом фильме… но сейчас это было невозможно.
      Несколько раз ему звонила Хилли, пытаясь выяснить, что произошло. Он был неразговорчив, угрюм, и она, поняв все с полуслова, оставила его в покое.
      Через три недели закончится постановка пьесы в «Национале». И тогда ему придется решать свое будущее.
      – Расскажи мне обо всем, Джина. Я была очень терпеливой, не трогала тебя и не совала свой нос, но я хочу знать, почему ты и Чарли только что были вместе, и вдруг ты резко бросаешься под венец еще с кем-то.
      Джина вздохнула.
      – Хилли, это очень длинная история, и мне больно говорить об этом. Ты не обидишься, если…
      – О'кей, о'кей, я просто полюбопытствовала. Ведь Чарли тоже ничего не сказал.
      Джине хотелось спросить Хилли, давно ли она его видела.
      – Обещаю, я расскажу тебе когда-нибудь, но только не сейчас. Чего мне действительно хочется, так это поговорить о «Милли». Ты не представляешь, какой виноватой я себя чувствовала за то, что оставила вас с кучей нерешенных проблем.
      – Джина, сколько раз я твердила тебе по телефону, чтобы ты ни о чем не волновалась. Дела идут просто замечательно. Ари занимается финансовой стороной дела. Ему это очень нравится, и, кажется, у него неплохо получается. Нам нужно поговорить о нашем дальнейшем развитии. Блумингейл в Нью-Йорке предложил нам неплохие условия.
      Хилли с Джиной обсудили это предложение. Над ним следовало поразмыслить.
      – Хилли, я хочу немедленно приступить к работе. Конечно, мне придется быть осторожной и, когда родится ребенок, на какое-то время уйти в отпуск для ухода за ребенком, но…
      – Джина, ты – леди Лонгдейл. Мне казалось, ты пришла сказать, что элегантно удаляешься от дел и планируешь жить в особняке в Йоркшире и ожидать рождения ребенка. Ведь тебе теперь не нужно работать?
      – Ты права, не нужно. Но так случилось, что Лонгдейл Холл не перешел ко мне, хотя Джерард оставил мне хорошее обеспечение. Несмотря ни на что, я хочу заниматься делом. Мне еще только тридцать один. Не думаю, что уже настало время думать о пенсии.
      – Джина, пожалуйста, не сердись на меня, хотя я совершенно ничего не понимаю. Конечно, мы с Ари только обрадуемся, если ты вернешься. Но что будет, когда родится ребенок?
      – Мне придется на какое-то время уйти. И ведь существует такая вещь, как няня.
      – Да, думаю, существует.
      – Прекрасно. Значит, все решено. Я буду жить в своем домике. Я чувствую себя там уютно и смогу каждый день приезжать в офис в Лейкстере, как раньше.
      – Смотри, тебе нельзя много работать. Когда появится ребенок?
      Джина уже обдумала это и решила остановиться на первоначальной дате.
      – Через пять месяцев.
      – Бог мой, у тебя уже такой большой срок, Джина.
      – Да, – улыбнулась она. – Огромный.
      Когда Джина в тот вечер приехала домой, она набрала номер и позвонила Бетине.
      – Я надеюсь, что ты понимаешь, почему я хочу остаться здесь и вернуться к своей работе. Мне кажется, это будет полезным для меня и для ребенка, если я займусь делом.
      – Джина, если ты действительно хочешь. Хотя я считаю, что ты не должна много работать. Мы – будущие мамы, должны беречь себя.
      – Ты опять беременна?
      – Да, это выяснилось на прошлой неделе.
      – О, поздравляю, Бетина!
      – Спасибо. Ма вчера вернулась из больницы, и дела понемногу становятся лучше. Мы с Фредди пока собираемся жить здесь. Завтра Фредди привезет сюда всю нашу ораву. Джина, ты уверена, что у тебя все в порядке?
      – Да, все хорошо.
      – Пожалуйста, береги себя.
      – Хорошо. До свидания, Бетина.
      Бетина положила трубку и пошла сказать Фредди, что Джина собирается жить в Лейкстере.
      – О, Фредди, ей не следует сейчас быть одной. Она, наверное, очень мучается. Я чувствую себя такой бесполезной, Фредди, я просто не понимаю, почему Джерард так поступил, – Бетина покачала головой, Фредди обнял ее. – Я ничего не понимаю.
      – Ну, дорогая, должно быть, у него были на то причины. Болезнь не повлияла на его рассудок. Джерри сохранял свой острый ум.
      Бетина совсем растерялась, когда на следующий день поехала в Лондон на прием к акушеру, доктору Даниелзу. Он обследовал ее и сказал, что нет никаких причин для беспокойства.
      – А как дела у вашей милой своячницы? Я слышал о вашем брате. Мне искренне жаль. Надеюсь, леди Лонгдейл не слишком трудно это переносит?
      – Она переносит это удивительно стойко, принимая во внимание ее положение.
      – Полагаю, из-за этих трагических обстоятельств она не пришла на очередной прием. Ведь ей осталось ждать меньше четырех месяцев. Мне действительно нужно осмотреть ее как можно скорее.
      – Мне казалось, что Джине ходить еще пять месяцев. Ведь малыш не должен появиться раньше конца мая?
      – Нет. Я уже обсудил эту ситуацию с леди Лонгдейл, когда она была у меня в последний раз. Доктор в Париже ошибся. Малыш появится в середине апреля. Удивительно, что она не сказала вам. Но, тем не менее, не могли бы вы попросить ее позвонить мне и назначить встречу?
      – Конечно, доктор, спасибо. Встретимся через месяц.
      Бетина вышла от доктора и зашла в бар. Она пила кофе и делала подсчеты. Если то, что сказал Даниелз, было правдой, то ребенок был зачат в июле. Джина приехала в Париж в середине июля, а Джерард вышел из комы только в конце месяца.
      Джерард не мог быть отцом ребенка Джины.
      Все вставало на свои места.
      Возможно ли, чтобы Джерард узнал, что ребенок не его? Не потому ли он изменил свое завещание? Нет, конечно, как бы ни был Джерард расстроен тем, что ребенок не его, он бы никогда не унизил Джину. И Джина тоже знала, что ребенок не Джерарда. Поэтому она и не хотела оспаривать завещание.
      Бетине хотелось узнать, кто же настоящий отец ребенка. Кто может это знать? Конечно же Хилли, деловой партнер и подруга Джины. Бетина уже разговаривала с ней, когда Хилли звонила в Лонгдейл Холл и искала Джину, и записала номер ее телефона.
      Бетина направилась к телефонной будке. Она набрала номер, быстро переговорила с Хилли и на Оксфорд Стрит остановила такси.
      – Спасибо тебе большое, Хилли, что уделила мне внимание. Что ты будешь пить?
      Они назначили встречу в маленьком винном погребке, недалеко от их магазина на Ковент-Гарден. Бетина заказала белого вина.
      – Бетина, я очень беспокоюсь из-за Джины. Ей не следует жить одной, пока она беременна и, к тому же, после шока из-за потери мужа.
      – Я знаю, Хилли, ты хорошая подруга Джины, и мне необходима помощь. Когда Джина сказала, у нее должен появиться ребенок?
      – В мае. А что?
      – М-м. Мы с Джиной ходим к одному акушеру. Я только что была у него на приеме, и он сказал мне, что ребенок должен родиться в апреле.
      Хилли была озадачена.
      – Тогда почему Джина сказала мне, что…
      – Доктор, который в Париже установил ее беременность, ошибся. Джина сама узнала об этом несколько недель назад. Я сделала кое-какие подсчеты и убедилась, что это не может быть ребенок Джерарда.
      – О мой Бог! Тогда, должно быть, отец – Чарли.
      Наступила пауза, Бетина уставилась на Хилли.
      – Ты говоришь о Чарли Девероксе, писателе? – еле слышно прошептала Бетина.
      – Точно так. Я все эти месяцы пыталась выяснить, что же произошло. За два дня до отъезда в Париж, Джина позвонила мне из Милана и сказала, что они с Чарли решили пожениться. О, Бетина, они так любили друг друга. Если честно, я не могла поверить в то, что Джина выходит замуж за твоего брата. С тобой все в порядке, Бетина? Ты так побледнела!
      – Извини, все нормально, – Бетина сделала большой глоток вина. – Джина никогда не говорила мне о Чарли. Я понятия не имела. Это Чарли сказал мне, где можно найти ее, когда я искала Джину. Но он ничего не упомянул такого, чтобы я могла предположить об их свадьбе.
      – Я не знаю, что, черт возьми, происходило. Я несколько раз разговаривала с Чарли, но он мне ни слова об этом не сказал. Интересно, почему Джина не рассказала тебе, – удивление Хилли было искренним.
      – Теперь я знаю на все ответ. Вина. Добрая старая вина католической девушки, которой у Джины было в избытке. Она чувствовала свою ответственность за то, что произошло с Джерардом, и, скорее всего, никого не хотела расстраивать тем фактом, что любит другого мужчину. Очень благородно, но так глупо.
      – Значит, ты говоришь, что Джина вышла замуж за твоего брата из-за чувства вины?
      – Что-то вроде этого. Мне кажется, она невероятно беспокоилась из-за Джерри, но… – Бетина начала вспоминать кое-что, связанное с Чарли, о нем упоминал Джерард перед смертью. – Хилли, мне прямо сейчас нужно вернуться в Йоркшир. Пожалуйста, не говори о нашей встрече Джине. Мне необходимо кое-что проверить.
      – Конечно. Я не скажу ни слова. Держи меня в курсе, хорошо?
      – Да, спасибо, Хилли. Ты невероятно помогла мне. Я позвоню тебе. Пока.
      Ошеломленная Хилли смотрела, как Бетина поспешно покидала бар.
      Через четыре часа Бетина приехала домой и сразу же направилась в библиотеку. В поезде, по дороге в Харрогейт, она связала почти все обстоятельства воедино.
      «Пьеса-разгадка», – шептала она про себя, когда доставала томик из книжного шкафа. Джерард попросил поставить ее книгу на полку, так что она знала, где ее найти. Она быстро пролистала книгу, пока нашла абзац, который в тот вечер прочел ей Джерард. Он был подчеркнут его черной авторучкой.
      Она еще раз прочла его про себя, «…последнее желание – дать ей свободу и вернуть людям, нуждающимся в ней. И, самое главное, я не хочу, чтобы она чувствовала себя виновной… настала ее очередь…»
      Бетина откинулась на спинку кресла, и слезы покатились по ее щекам. Она оплакивала своего брата, которого она так сурово осудила, и девушку, которая так сильно любила его, что ради него пожертвовала своим счастьем.
      Теперь она все поняла. Джерард изменил свое завещание, чтобы дать Джине свободу, чтобы она могла жить своей собственной жизнью с мужчиной, которого любила, чьего ребенка носила. Не обремененная ответственностью за Лонгдейл Холл и титулом. Должно быть, Джерард знал, что ребенок был не его. Она вспомнила, как он спросил о Чарли и просил беречь Джину и следить, чтобы у нее все было в порядке. Он доверил своей сестре будущее счастье Джины.
      Бетина очень долго просидела в библиотеке, вся погруженная в мысли и, думая, как бы опять соединить Чарли и Джину. Джине необходимо знать, чего хотел Джерард. Ее ослепила ее собственная вина из-за смерти Джерарда, и она не могла разобраться сама, что Джерард пытался сделать для нее.
      Но должен быть путь…
      Через час Бетина отправилась на поиски Фредди.
      Она налила им два больших стакана бренди и усадила его поудобнее в гостиной.
      – Послушай, дорогой. Я хочу рассказать тебе одну историю. Она очень необычная, но ты увидишь, совершенно правдивая. И потом я скажу тебе, как я собираюсь устроить счастливый конец всему этому…

      Без десяти восемь Чарли прибыл в дом на Честер Сквер. Когда три дня назад ему позвонила Бетина и сказала, что хочет встретиться с ним и поговорить о Джине, он хотел сказать «нет», но не смог. Он позвонил в дверь, проклиная себя за свою слабость. Дверь открыла служанка.
      – Добрый вечер, мистер Деверокс. Пожалуйста, пройдите за мной. Леди Роддингтон просит ее извинить, но она немного задерживается. Можно предложить вам что-нибудь выпить, пока вы будете ждать?
      – Джин с тоником будет в самый раз, спасибо.
      – Очень хорошо, сэр.
      Служанка вышла из уютной гостиной. В камине горел огонь. Чарли сел в одно из огромных кожаных кресел и взял газету.
      Служанка принесла ему джин с тоником, и в дверь опять позвонили.
      Джина с неохотой ждала этого вечера. Она едва не отказалась, когда ей позвонила Бетина и настояла на встрече в доме на Честер Сквер, уверяя, что это очень срочно и связано с Джерардом. До Рождества оставалась неделя, и у «Милли» был самый напряженный период. Она выслушает Бетину и сразу же вернется в Лейкстер.
      Служанка Бетины открыла дверь.
      – Добрый вечер, леди Лонгдейл. Пожалуйста, пройдите за мной. К сожалению, леди Роддингтон задерживается. Могу я предложить вам что-нибудь выпить, пока вы будете ждать?
      – Нет, спасибо, – Джина следом за служанкой прошла в гостиную.
      Она увидела, что кто-то сидит в большом кожаном кресле и читает «Таймс». Кресло стояло спинкой ко входу, и она могла видеть только макушку. Но и этого было достаточно. Она прекрасно знала, кому принадлежит эта копна вьющихся волос. Он повернулся.
      Шло время, а они все смотрели друг на друга.
      Наконец Чарли положил газету и встал.
      – Здравствуй, Джина.
      – Здравствуй, Чарли.
      – Что-то подсказывает мне, что нам устроили эту встречу.
      – Да.
      Опять наступило молчание.
      – Ты пьешь?
      – Вообще-то я не собиралась, но…
      – Я выпью еще одну, – он позвонил в звонок, и опять появилась служанка.
      – Еще, пожалуйста, джин с тоником для меня и…
      – Стакан белого вина.
      Служанка вышла.
      – Тебя попросила прийти сюда Бетина?
      – Да, мэм, – кивнул Чарли. – Очевидно, чтобы поговорить с тобой. Кажется, она подумала, что нам нужна личная встреча.
      Джина села в одно из кресел.
      – Но как Бетина узнала о…
      – …нас? Ну, предполагаю, ты сказала ей, потому что я не знал о встрече, – Чарли пожал плечами и сел.
      – Я не говорила ей, но каким образом ей удалось выяснить?
      – Я не разговаривал с ней о… В общем, это не имеет значения.
      Когда служанка принесла напитки, оба сидели погруженные в молчание. Она нервно переминалась с ноги на ногу.
      – Только что позвонила леди Роддингтон, она сказала, что вы можете приступать к обеду без нее.
      – Неужели? А что, леди Роддингтон прибегла к телепатии, чтобы позвонить вам? Я не вижу здесь телефона и не слышал звонка.
      Служанка была растеряна и поспешно вышла из комнаты.
      Джина сделала глоток вина. Она ощутила удар в животе и подумала, неужели он понимает, что сейчас здесь присутствует его отец?
      Она смутилась. Для чего, в конце концов, Бетина устроила это? И как ей удалось узнать о… Хилли! Это, должно быть, Хилли. Джина знала, что они несколько раз разговаривали по телефону. Но, конечно же, Бетина не могла знать о ребенке.
      – Очень печально было узнать о смерти твоего мужа.
      Джина вздрогнула при слове «муж». Ведь Чарли был тем человеком, который однажды поверил, что станет им. Она не могла больше это терпеть и встала.
      – Я лучше пойду, – она направилась к двери. – До свидания, Чарли.
      – Джина, пожалуйста!
      Она обернулась.
      – Послушай, извини меня за то письмо.
      – Что? Я не получала от тебя никакого письма. Но хочу попросить у тебя прощения за свое.
      Чарли растерялся.
      – Ты не получила мое письмо?
      – Нет.
      – Но и я не получал от тебя никакого письма.
      – О, я послала его на наш адрес.
      – Возможно, я к тому времени уже уехал оттуда. Я послал тебе на адрес гостиницы «Плаза Афини».
      – Я уехала оттуда на следующий день после нашего разговора.
      – Когда прописывалась в гостиницу, ты дала наш адрес?
      – Да.
      Чарли улыбнулся.
      – Да, наверное, они так и лежат там, на пороге в компании друг друга. У меня есть ключи от дома, и я каждый месяц плачу за него, на случай, если ты захочешь вернуться. Может быть, мы сходим туда и прочтем, что мы сказали друг другу.
      – Что ты написал?
      – Что я оставляю тебя.
      – И я тоже.
      – Понятно, – вздохнул Чарли. Он задумчиво пощипывал свой подбородок. – Значит, я думал, что оставил тебя, а ты, что ушла от меня. Этого вполне достаточно для сюжета моей новой пьесы, – он улыбнулся ей.
      – Но почему, Чарли, ты решил меня оставить?
      – О, это забавно услышать от женщины, которая только что призналась, что сделала то же самое, – он радостно усмехнулся. – Ну, хорошо, я буду первым. Когда в тот вечер я поговорил с тобой по телефону, мне показалось, что ты все еще любишь Джерарда. Когда после этого ты не звонила мне три недели, я не захотел стоять преградой на пути вашей огромной любви, вот и написал тебе, а потом собрал вещи и ушел.
      Джине хотелось броситься в его объятия и объяснить всю ситуацию, в которой она оказалась, сказать ему, что он единственный мужчина, которого она по-настоящему когда-либо любила. Но не смогла. Теперь уже было слишком поздно.
      – Ну, а теперь твоя очередь рассказывать, почему ты ушла от меня. Хотя, ты можешь и не делать этого. Все и так стало предельно ясно, когда ты вышла замуж несколько недель назад.
      И опять разговор иссяк.
      – Послушай, Джина, я должен извиниться за свое последнее замечание. Это не было нужно. Ты должна понять, я немного раздражен оттого, что просил тебя выйти за меня замуж, а ты пошла под венец с другим человеком.
      – Ничего страшного, Чарли. Я заслужила это.
      – Когда родится ребенок?
      – В мае.
      – Ты отлично выглядишь. Беременность тебе идет.
      Опять появилась служанка.
      – Сэр и мадам, вы уже решили, будете ли вы обедать? Боюсь, обед пропадет.
      Чарли вопросительно посмотрел на Джину и кивнул.
      – Так как сэр попал сюда обманным путем и не ел с десяти утра, то да, я останусь. А вы, мадам?
      Джина пожала плечами.
      – Пожалуйста, Джина, останься, мне бы очень хотелось.
      – Хорошо.
      – Ведь от этого никому не будет вреда.
      Они пошли следом за служанкой в традиционную столовую. Стол был накрыт на двоих.
      – У меня такое чувство, что Бетина и не собирается показываться здесь сегодня вечером, – сказал Чарли, садясь за стол. – Джина, как ты думаешь, почему Бетина сделала это?
      Джина, кажется, поняла, но не могла объяснить Чарли.
      – О, прекрасно. Но раз мы уж здесь, почему бы нам не насладиться этими блюдами?
      Голова Чарли шла кругом. Должна же быть какая-то причина, почему Бетина захотела оставить их наедине.
      Во время обеда они почти не разговаривали, все слова были слишком не похожи на их чувства.
      «Я так сильно люблю тебя», – думала Джина.
      «Боже, как она прекрасна. Я никогда не смогу перестать любить ее», – думал Чарли.
      Служанка принесла кофе и два бренди.
      – Леди Роддингтон просила передать вам это вместе с кофе, – она положила перед каждым из них прямоугольный коричневый конверт.
      Чарли удивленно поднял брови.
      – Сюжет закручивается.
      Он вскрыл конверт и показал Джине копию «Ангела в аду».
      – И у меня тоже.
      – И записка от Бетины. Мне прочесть ее?
      Джина кивнула.
      – Она пишет: «Дорогие Чарли и Джина! Надеюсь, вам понравился мой обед. Прошу прощения, что не смогла присутствовать. Но, тем не менее, как послеобеденное развлечение, я подумала, что вам было бы неплохо немного освежить ваше актерское мастерство. Пожалуйста, откройте страницу 62 и прочтите выделенный отрывок, конечно, Джина читает за Кристину».
      Чарли поднял голову и посмотрел на Джину.
      – Что ты думаешь об этом? Кажется, мы уже зашли слишком далеко и должны доиграть эту маленькую игру до конца.
      – Хорошо, – пожала плечами Джина. Она открыла свою копию на странице 62.
      Чарли, как автор, прекрасно знал, что будет в этой сцене. Это уже не игра. Это уже жизненно важно. И пока Джина бегло просматривала страницу, Чарли начал читать за мать Кристины.
      Мать: Что такое, дорогая?
      Кристина: Мне хочется спросить тебя кое о чем.
      Мать: О чем угодно, дорогая, ты же знаешь.
      Кристина пересекла комнату, нервно заламывая руки.
      Кристина: Теперь, когда я нашла тебя, я хочу… я хочу спросить, кто мой настоящий отец.
      Джина уронила книгу на пол. Чарли сделал вид, что ничего не замечает и продолжал читать.
      Мать: О, дорогая, я…
      Она замолчала, и Кристина подошла к ней.
      Кристина: Мне кажется, каждый ребенок имеет право знать, кто его настоящие родители и после поисков…
      Джина запнулась.
      – Куда, в конце концов, клонит Бетина?
      Чарли уже знал.
      – Давай перейдет к другой части. Что написала Бетина в твоей записке?
      Джина поискала в своем конверте записку от Бетины.
      – «Дорогая Джина! Не могла бы ты открыть страницу 94 и прочесть те строки, которые подчеркнул Джерард накануне своей смерти? Это был его любимый отрывок в пьесе. И когда он мне читал в тот вечер, я поняла, что он предназначен тебе. Думаю, ты поймешь. С любовью, Бетина».
      Джина медленно открыла страницу. Спокойно и решительно она начала читать слова. Когда она читала, ее голос становился все громче, и она поняла, что слова, которые дают ей полную свободу, предназначены человеку, которого она любит.
      Она закончила и посмотрела на Чарли. А потом зарыдала.
      Чарли подождал, пока она выплачется, порылся в своем кармане и предложил ей носовой платок. Джина взяла его и вытерла глаза.
      – И почему я постоянно нахожу на своих платках следы твоей туши? – его голос был нежным. Он подошел к ней, опустился на колени и взял ее маленькие ручки в свои.
      – Это ведь мой ребенок, Джина?
      – Да.
      – Ты понимаешь, что Бетина сделала для нас сегодня?
      – Да.
      – И какой-то мужчина, твой муж. Должно быть, он сильно любил тебя.
      – Любил.
      – Тогда я поднимаю бокал и приношу свои извинения за все те слова, которыми называл его последние несколько месяцев, и благодарю его за то, что он опять вернул мне тебя.
      – Но, Чарли, ты не понимаешь. Я чувствовала себя такой виноватой, когда…
      Он положил палец на ее губы.
      – Тихо, Джина, всегда помни, что ты только что прочла. «Я не хочу, чтобы ты чувствовала себя виноватой», – он отчетливо произнес каждое слово. – Так что, как часть наследства твоего мужа, это слово тебе теперь официально запрещено произносить, – Чарли поближе подвинулся к ней и поцеловал. – В общем-то, это ведь не так уж плохо, а? Ведь ты не растворишься в дымке, и тебя не заберет в свое чистилище Дьявол?
      Джина улыбнулась ему.
      – Я люблю тебя, Джина.
      – И я люблю тебя, Чарли.

      На следующий день они опять переехали в их маленький домик. Чарли нашел на коврике у двери два письма и с удовольствием сжег их в камине.
      Джина все еще была ошеломлена.
      – Даже не знаю, как благодарить Бетину за то, что она сделала.
      – Можешь начать со слов, что ты выйдешь за меня замуж, и сделай это сейчас. Очевидно, Бетина хочет именно этого, – улыбнулся Чарли.
      – Предполагаю, что у нас будет тихая и спокойная церемония бракосочетания, – сказала Джина.
      – Абсолютно нет, моя дорогая. Может быть, у тебя и есть опыт в этих делах, но я еще новичок, и намерен устроить все на высшем уровне. Недалеко отсюда в Ноттинг Хилл есть церковь. Мне она очень нравится. Мы сходим туда и встретимся с настоятелем, – он улыбнулся ей. – При сложившихся обстоятельствах нам нужно сделать это как можно скорее. Ведь мы не хотим, чтобы в день нашей свадьбы появился малыш?
      Джина покачала головой.
      – Как ты думаешь, есть у кого-нибудь приличный выбор свадебных платьев для беременных?
      Чарли нежно поцеловал ее в щеку.
      – Я знаю, что в этот день ты будешь выглядеть прекраснее, чем когда-либо.
      До Рождества оставалось четыре дня. Чарли и Джина решили провести праздники тихо вместе в Лондоне.
      Чарли позвонил Бетине, которая в это время делала в Лондоне последние покупки к Рождеству. Он попросил ее встретиться с ним за ланчем за день до того, как она вернется в Лонгдейл Холл. Джина позвонила Хилли и сказала, что хочет встретиться с ней в полдень в магазине.
      В тот вечер Чарли пригласил Джину в ресторан на обед.
      – Джина, дорогая, мне хочется с тобой кое-что обсудить, – он выглядел очень серьезным.
      – Что Чарли.
      – Меня попросили написать сценарий к фильму по моей пьесе «Ангел в аду». Если им понравится сценарий, они разрешат мне быть режиссером.
      – Кто?
      – Студия «Уорнер Бразерс». Я хочу, чтобы ты играла Кристину.
      – Чарли, это очень мило с твоей стороны, но мне кажется, в сценарии не упоминается, что Кристина была беременна.
      – Не притворяйся глупенькой, дорогая. Работа над сценарием займет у меня, по крайней мере, полгода. А работа над фильмом начнется не раньше, чем через год. У малыша будет достаточно времени появиться на свет, – он с гордостью посмотрел на ее живот, – и набраться сил. Съемки будут проходить в Лондоне, и тебе даже не придется ехать ни в какой Голливуд, если ты этого не захочешь.
      Джина удивленно уставилась на него.
      – Не кажется ли тебе, что я несколько старовата для Кристины? И никто не слышал обо мне вот уже много лет. Уверена, они захотят, чтобы Кристину играла какая-нибудь известная актриса.
      – Джина, замолчи! Я – писатель и режиссер. А это дает мне право участвовать в наборе актеров. А насчет того, что ты старовата… Бог мой, ты ни капельки не изменилась с тех пор, как я встретил тебя, на том балконе, – он через стол дотянулся до ее руки. – Пожалуйста, дорогая, скажи «да». Я столько лет мечтал об этом.
      – А как же мой бизнес?
      – Уверен, что есть возможность справиться и с этим, – Чарли умоляюще смотрел на нее. – Я всегда буду рядом с тобой, моя любовь. Теперь ты никогда не будешь одна.
      – Ну, если ты уверен, что я смогу сделать это…
      – Совершенно уверен.
      – О'кей.
      – Любимая, ты только что сделала меня самым счастливым мужчиной в Лондоне. Обещаю оберегать тебя от всех неприятных воспоминаний. Мне придется время от времени наведываться в Голливуд для обсуждения наших дел. Тебе не нужно ездить со мной. Ты сможешь остаться в Лондоне. Как захочешь, мой ангел.
      Джина посмотрела на него.
      – Быть с тобой, где бы ты ни был, Чарли.
      Когда Чарли приехал в «Лонганс», Бетина уже сидела за столом. Она с волнением смотрела на него. Чарли сел за стол.
      – Привет, Бетина, с Рождеством.
      – С Рождеством, Чарли.
      – Думаю, тебе хотелось бы узнать, сработала ли твоя маленькая шарада, – лицо Чарли было печальным.
      Бетина опустила глаза.
      – Мне очень жаль, Чарли. Я подумала, что если свести вас вместе… – она вздохнула. – Вероятно, я ошиблась.
      – Это была очень жестокая шутка, Бетина. Я подумал, что Джина тут же родит, когда она увидела меня в кресле там, в гостиной.
      – Так ты с ней разговаривал? О, Чарли, что произошло?
      Чарли внимательно изучал лист вин.
      – Ничего особенного. Мы выпили, немного поели и решили пожениться. Но я думаю, мы разрешим тебе прийти на нашу свадьбу в наказание за то, что…
      – Чарли! Ты – мерзкий! Я думала, что все прошло ужасно. О, я так счастлива! – на глаза Бетины навернулись слезы. – Слава Богу!
      Он протянул через стол руку и взял ее за руку.
      – Спасибо тебе, Бетина. Ни я, ни Джина не знаем, как отплатить тебе за то, что ты сделала.
      – Не будь глупым, Чарли. Я ничего не сделала. Джерри хотел, чтобы Джина была с тобой, Чарли. Я только выполнила его желание.
      – Он был хорошим человеком, Бетина. Мы с Джиной никогда не забудем его.
      – Нет, – глаза Бетины наполнились грустью. – Так все же, где невеста?
      – Она будет здесь с минуты на минуту. Она пошла к Хилли в магазин обсудить кое-какие дела.
      Когда Чарли сказал это, он увидел, что к ним подходят Джина и Хилли.
      – Привет, дорогой, – Джина поцеловала Чарли. – Привет, Бетина, – в ее глазах была благодарность. – Надеюсь, ты знаешь Хилли.
      Чарли удивленно поднял брови и посмотрел на Хилли и Бетину.
      – Э, да, мы встречались раньше. Как дела, Хилли?
      – Прекрасно, Бетина, просто прекрасно.
      – Освободи место и дай этим криминальным партнерам сесть рядом.
      Подошел официант с бутылкой шампанского, открыл ее и налил шампанское в бокалы.
      – Прекрасно. Мы с Джиной решили, что раз вы вдвоем так заинтересованы нашей жизнью, вам придется взять на себя и официальную ее часть. Мы хотели бы, чтобы вы были нашими крестными на свадьбе.
      – Мы с удовольствием, не так ли, Хилли? – Бетина была очень довольна.
      – Для меня это будет честью, – улыбнулась Хилли.
      – Хилли, уверен, что Джина уже сказала тебе, что она будет играть главную роль в моем надвигающемся супербоевике «Ангел в аду». Знаю, ты потеряешь своего делового партнера, и очень извиняюсь за это, но не могу терпеть, когда вижу, как пропадает такой талант.
      – Уже все решено, Чарли. Ари возьмет на себя генеральное управление делами, а моя помощница заменит меня, чтобы я заняла место Ари. Джина останется в компании как неисполнительный директор. Так что она тоже будет принимать участие в решении наших проблем.
      – Бог мой, мне кажется, сегодня слишком много поводов для торжества, – сказала Бетина.
      Чарли поднялся.
      – Ты права. Мне хочется предложить тост. За тебя и Хилли, которым так удачно удалось взвалить на меня мою прекрасную будущую жену. С Рождеством вас и огромное вам спасибо.
      Они подняли бокалы, и Чарли продолжал:
      – И, конечно же, за Джину, которая сделала мою жизнь адом с того самого дня, когда я увидел ее на балконе квартиры Фрэнки, похожую на брошенную панду. И пусть она продолжает в том же духе, потому что… – он остановился и посмотрел на Джину. – Я не могу жить без нее. За нас! Всех!
      И они выпили за свое будущее.

      Чарли осталось сделать лишь одно, самое последнее дело перед тем, как наконец-то повести девушку, которую он любил к алтарю и сделать ее своею навсегда. За две недели до свадьбы он снял трубку и набрал номер.
      – Джина, машина уже приехала, – крикнула Хилли.
      – Я спущусь через минуту.
      Она повернулась к зеркалу и посмотрела на свое отражение. Она выглядела прекрасно в атласном платье цвета слоновой кости, которое сшила для нее Хилли. Оно было выполнено в стиле эпохи короля Эдуарда и сочеталось с накидкой, на которой настоял Чарли. Хилли удалось сшить его таким образом, что тяжелые складки, начинавшиеся выше талии, образовывали большой турнюр сзади и полностью скрывали выступающий живот.
      Джина не чувствовала вины, что шла к алтарю, неся в себе ребенка, ей даже нравилось, что их малыш будет с ними в такой прекрасный для них день. Она улыбнулась фигуре в зеркале и опустила на лицо кружевную вуаль.
      На секунду она остановилась, вспоминая тех людей, которых любила и потеряла. Фрэнки, любимую подругу и сестру. Свою мать, которая так много страдала, но по-своему заботилась о ней, Мэтью, трагически ушедшего таким молодым, и Джерарда, своим благородством сделавшего этот день возможным.
      Ей вспомнились слова из «Ангела в аду»: «Больше всего я не хочу, чтобы она чувствовала себя виновной…» Она достаточно настрадалась. Теперь ее очередь быть счастливой.
      Через десять минут они подъехали к Ноттинг Хилл. Она вышла на свежий январский воздух и медленно двинулась по короткой тропинке к церкви, сопровождаемая четырехлетней дочерью Бетины – Розанной, которая несла шлейф ее платья. Бетина ждала ее у входа.
      Фредди разговаривал с викарием. Было решено, что он будет выводить ее к алтарю.
      – Мой Бог, разве ты не прекрасна! – он поцеловал ее. – Удачи, моя дорогая, встретимся позже, – и он исчез в церкви.
      – Фредди! – закричала она своим лучшим сценическим шепотом. Но он уже ушел. Взволнованная, она повернулась к Бетине: – Куда он пошел? Он же должен меня выводить.
      – Я думал, это моя обязанность, – произнес знакомый голос.
      Джина обернулась и увидела его, стоящего за ее спиной.
      – Ты выглядишь невероятно красивой, Джина.
      Слезы в его глазах как в зеркале, отразились в ее глазах. Он подошел и взял ее под руку.
      – Мы идем?
      Она кивнула:
      – Да, папа, пойдем.
      Даниэль Дюваль гордо повел Джину по проходу, чтобы вывести к алтарю свою дочь, которую только что обрел.