— Я рисовала море, волны, — объяснила она, — увлеклась, а когда увидела, что надвигается шторм, то быстро собралась и хотела уйти, но было уже поздно. Я решила, что ближе всего добираться сюда. Но по пути я совсем промокла.

— Я вижу, — сказал он таким знакомым низким голосом, что по телу ее опять прошел озноб.

Это изза того, что я промокла, сказала она себе.

— Этьен, не смотри на меня так. Я стараюсь бороться с собой, с твоим влиянием на меня, — прошептала Дейзи.

— Не нужно было бороться прошлой ночью у Надин, — пробормотал он.

— Да… я пытаюсь… Этьен, не подходи ко мне так близко, пожалуйста… — в голосе звучала растерянность.

— Я тосковал по тебе каждый день и каждую ночь, с тех пор как ты уехала. Я не смотрел ни на одну женщину. Клянусь честью!

— Я не знаю, что делать, — еле слышно сказала она.

— Правда? А если честно?

Его вопрос смутил ее, на замерзших щеках появился румянец. Слова остались несказанными, потому что он был прав.

Они оба знали этот непроизнесенный ответ, свою ненасытную жажду друг друга.

Она попыталась отступить от него подальше, но он спокойно заметил:

— Нам некуда идти, Дейзи, некуда.

— Я не хочу, чтобы ты притрагивался ко мне, Этьен. Я хочу забыть тебя, прошлой ночью единственное, чего я хотела, — вернуться в Монтану, чтобы мне легче было забыть тебя. Я хочу найти другого мужчину, — продолжала она с горячностью, — мужчину, у которого нет жены, нет длинного списка любовниц, который живет там, где живу я, который будет помогать мне заботиться о моем народе, того…

Движимый невыразимой, сумасшедшей ревностью, сжигаемый гневом и страстью, он быстро подошел, как будто хотел схватить этого «другого мужчину», и закрыл ей рот поцелуем, останавливая этот мучительный поток слов. Его пальцы больно впились в тело, когда он резко притянул ее к себе.

— Ты лжешь, — пробормотал он, оторвавшись на мгновение от ее губ. — Ты лжешь! — Его глаза странным образом стали почти черными с зеленоватым отливом; наверное, это был цвет ревности. — Скажи, другой мужчина сможет заставить тебя так дрожать? Скажи, изза другого мужчины ты будешь терять сознание? Скажи, черт тебя подери, потому что я не спал ни одной ночи спокойно в течение этих двух месяцев и хочу услышать правду!

Дейзи уже не было холодно; на ней, кажется, стала сохнуть одежда — таким горячим стало ее тело. Внизу живота собиралась горячая тяжесть, и тепло разливалось по всему телу, а сердце колотилось с сумасшедшей скоростью.

— Ты прекрасно все видишь и знаешь, черт тебя подери, — сказала она. — Ты хочешь услышать правду? Я хочу любить тебя. Я хочу, чтобы ты занялся со мной любовью. Я хочу, чтобы мы друг с другом занялись любовью. Достаточно ясно?! — закричала она, хотя он стоял совсем близко.

— По крайней мере, честно, — сказал он. — Наконецто.

— Тогда еще немного правды. Я не могу заснуть по ночам, изза того что хочу тебя, и по утрам, потому что ищу тебя рядом, чтобы ты поцеловал меня на рассвете. Я ненавижу привлекательность Надин, я ненавижу всех Клар и Лили, ненавижу твою жену, забравшую двадцать лет твоей жизни. Я думаю о тебе, когда пытаюсь работать и когда пытаюсь отдыхать. Я думаю о тебе, когда вижу любого высокого мужчину, где бы это ни случилось, когда ктонибудь с темными вьющимися волосами идет мне навстречу по улице. Я думаю о тебе, когда вижу ребенка, когда вижу малышей. И я ненавижу тебя за то, что ты заставил меня все это переживать, все это чувствовать.

Последние слова она прошептала: у нее перехватило дыхание.

— Роди мне ребенка, — очень мягко попросил Этьен. Впервые в жизни в нем говорили чувства, которые не поддавались никакому контролю.

— Не надо просить меня об этом, — прошептала в ответ Дейзи.

— Ты знаешь, сколько малышей было сегодня на пляже? — продолжал он. — Еще полгода назад я не обратил бы на это внимания. — Он втянул в себя воздух. — Это мания, наваждение. Пока в моей жизни не появилась ты, со мной просто не могло такого случиться.

— Обстоятельства против нас, Этьен. Нельзя принимать в расчет только наши чувства.

— Роди мне ребенка, — повторил он, не слыша ее слов.

— Это не так просто, — запротестовала она, но не оттолкнула его руки, его ладони согревали ее грудь.

— Это просто, очень просто. — Он легко целовал ее губы. — Остальное сложно.

Но чуть позже они забыли обо всех сложностях, обо всем на свете: их страсть, их желание были так велики, их любовь смела все преграды на пути друг к другу.

— Если у меня будет ребенок, — шептала Дейзи, когда он спустил с ее плеч рубашку, — это будет твоя вина, — но в ее голосе была слышна радость.

— Я напомню тебе об этом позже.

Она потянулась вверх и поцеловала его, обвив руками шею. Ее поцелуй был сладким, как мед. Они стояли, прижавшись друг к другу. Боже, как они соскучились, как соскучились их тела! Они несли любовную чепуху и наслаждались взаимным теплом.

— Тебе холодно?

— Уже нет, — улыбнулась Дейзи. Он шагнул к двери и слегка приоткрыл ее, впустив немного света.

— Чтобы лучше тебя видеть. Сняв свою рубашку, Этьен расстелил ее на полу. Сверху сухой стороной положил куртку.

— Если бы я мог быть более сдержанным, то подождал бы лучших условий, но после столь долгого ожидания…

Они раздели друг друга. Шторм бесновался вокруг, но они забыли обо всем, подчиняясь собственному ритму движений. У них был свой собственный мир, и окружающее доходило в него слабыми отголосками. Они лежали на грубом ложе, вдыхали запах мха, и их телам было жарко, несмотря на непогоду, бушевавшую за пределами их пристанища.

Они очень истосковались за прошедшие недели и теперь гасили свою жажду, наслаждаясь радостью обладания. Все, что сейчас с ними происходило, было как первый раз, какбудто они только что встретились, никогда не целовали друг друга, не прикасались друг к другу. Это было какоето волшебное ощущение, стремительное и романтичное, полное страсти и поэзии.

— Делать детей утомительно, это опустошает, — пробормотал Этьен после сладкого и страстного последнего мгновения. Дейзи лежала на его груди, он крепко прижимал ее к себе.

— Герцог, вы очень высокомерны. А откуда такая уверенность, что будет ребенок?

— Я слышал барабаны судьбы.

— Или своего сердца, — мягко сказала она, прижимаясь к нему и слыша под своим ухом мерный ритм его сердца.

— Или твоего.

— Или моего, — согласилась она, вдруг почувствовав, что могла бы проспать целый месяц, так она устала.

— Выбирай имя.

Она чтото сонно пробормотала.

— Тогда выберу я, если с ним, конечно, согласятся абсароки.

Но Дейзи уже спала, измученная страстью и предыдущими бессонными ночами. Она заснула счастливая. Его любовь была с ней и хранила ее.

Герцог не спал: безграничная радость охватила его, он был уверен, что обнимает мать своего будущего ребенка. Ее любовь была с ним и давала ему счастье.

Этьен держал Дейзи на руках, возвращаясь верхом в Ньюпорт. Ее лошадь шла сзади. Их беседа была беззаботной, а будущее представлялось радостным и бесконечным. Он сказал, что мог бы поехать с ней в Монтану, чтобы посмотреть на строительство железной дороги. Герцог собирался отправиться с Жоржем на Восток, но подготовка к экспедиции не требовала его присутствия, так что можно задержаться в Америке. Дейзи улыбнулась, и он в сотый раз поцеловал ее.

— Я могла бы приехать в Париж, после того как завершится наш судебный процесс с Ханном. — Она улыбнулась ему. — Скажем, месяца через три.

— Вместе с Джейн и ее семьей из Кентукки я мог бы уговорить Жюстена приехать в Штаты на Рождество. Это не больше недели на моей яхте.

— Я не знала, что у тебя есть морская яхта.

— И еще много такого, о чем ты не знаешь.

— Наша жизнь должна быть интересной.

— Надеюсь на это.

Счастье отражалось в каждом их слове.

Они пытались согласовать свои планы со своими обязанностями и долгом перед семьями.

Герцог набросил на Дейзи свою кожаную куртку, чтобы уберечь от холодного вечернего воздуха, а туман, наползавший с моря, скрывал их от любопытных взглядов, когда они ехали по городу.

— Я отвезу тебя к Рэдфордам, чтобы ты показалась родителям, заеду к Надин переодеться к обеду и вернусь за тобой в девять. — Поцеловав ее в ухо, он спросил: — Где ты хочешь провести сегодняшний вечер?

Обретя Дейзи вновь, он смотрел на будущее как на персональный рай.

— Лили устраивает танцы, — быстро сказала она. Он вздохнул.

— Импресс говорила, что у Гарднеров сегодня любительский спектакль.

— Хорошо, я могу украсть у тебя поцелуй, когда погаснет свет. Выбираю Гарднеров.

— У Надин на сегодня приглашен интересный квартет из Лондона.

— Нет.

Она была рада услышать раздражение в его голосе.

— Мы пойдем к Гарднерам. Ты тоже можешь участвовать в спектакле, если захочешь. Элла любит открывать новые имена.

— Мне сегодня и так предстоит лицедействовать: буду играть роль джентльмена, хотя предпочел бы дать выход своей животной страсти.

— Позже, — прошептала Дейзи.

— Где? Не у Надин же. Ненавижу, когда ломятся в дверь!

— Почему ты остаешься у нее сегодня? Я скажу Трэю, чтобы он подыскал тебе комнату с дверью на террасу, и смогу навестить тебя попозже.

— Этот международный турнир по поло приобретает новый и очаровательный смысл. Я выиграю завтра решающую встречу для тебя.

— Это означает, что отец и Трэй проиграют?

— Тогда я проиграю для тебя решающую встречу, — сказал Этьен с улыбкой.

Влюбленный герцог был готов выполнить любое ее желание.

Этьену так и не удалось принять участие в решающей встрече. Срочная телеграмма от поверенного в делах ожидала его у Надин. Его партнеры объединились с Изабель и попытались завладеть железнодорожной компанией, которой он управлял как крупнейший акционер.

Он вернулся к Рэдфордам через час, одетый в свитер, а не в вечерний костюм, уже готовый отбыть на свою яхту.

Когда Дейзи спустилась и увидела его, она сразу спросила:

— Ты возвращаешься?

Она прочитала это на его мрачном лице, поняла по беспокойному поведению.

— Я должен. Поедем со мной.

— Что случилось? Ты получил известие от Бурже?

— Нет, у меня много разных поверенных по разным вопросам. Бурже занимается только моим разводом.

Он рассказал ей о махинациях Изабель, и она почувствовала горечь.

— Поговори с Бурже, Этьен. Ты используешь его в деле о разводе, но он в основном специалист по банковскому делу. Он может помочь.

— Поедем со мной. Поговори с ним сама. Он хотел, чтобы она была с ним, он не хотел длинной разлуки. До прихода к Дейзи он уже отправил телеграмму обоим своим партнерам, рассчитывая не доводить это дело до рассмотрения в суде.

«Господа, вы дерзнули водить меня за нос. Судиться с вами я не буду, так как закон слишком неповоротлив для этого. Я разорю вас. Искренне ваш де Век».

Значит, в эту авантюру включилась Изабель. С самого начала Бурже предлагал борьбу за акции, но Этьен отказался. Ему претили методы борьбы, достойные простолюдина, которые предлагал Бурже. Но адвокат был прав. Хватит! Как только он приедет в Париж, он наймет частных детективов следить за Изабель.

— Ты не можешь поехать со мной? — спросил он. Выражение лица у Дейзи было таким же встревоженным и грустным, как у него. — Я понимаю, — добавил он искренне.

— Прости, — мягко сказала Дейзи. — У меня дело, над которым я работала почти полгода, до отъезда в Париж и после. Это споры по рудничным вопросам, но сюда вовлечены большие деньги. Это как твои железные дороги. — Она взяла его руку и положила себе на талию. — Возвращайся, как только сможешь. — Ее улыбка была грустной и немного жалкой. — Посмотрим, как скоро ты сможешь.

Герцог, крепко обнимая Дейзи, думал, сколько неприятностей причинила ему Изабель за эти годы.

— Сейчас у меня сложности. Но я люблю тебя. В этом нет сомнения. Поцелуй меня, и я пойду. Двигатель на яхте запущен уже час назад.

Поцелуй получился какимто вялым, он был омрачен предстоящими сражениями за их будущее. Уже в дверях герцог, опомнился, быстро вернулся, схватил Дейзи в объятия и на несколько минут замер. Затем мягко коснулся ее губ и прошептал:

— У нас опять украли время, когда мы могли бы быть вместе.

Герцог ни за что не понял бы таких чувств раньше, ни за что. Когдато он признавал в любви только быстропреходящую страсть, которая вспыхивает и быстро сгорает. И не понял бы, как это он хочет быть с женщиной всю жизнь, всегда.

— Любовь — это, наверное, одна из разновидностей безумия? — спросил он.

— Нашел кому задавать вопросы, — ответила Дейзи, слабо улыбнувшись. — У меня изменились все прежние жизненные принципы. Ты полностью разрушил ясность моего мышления.

— Я люблю тебя. Я ни о чем другом не могу думать.

— Мы с тобой сомнамбулы.

— Да, мы с тобой несчастные сомнамбулы.

Он улыбался, когда говорил это.

Дейзи закрыла глаза руками, по ее лицу медленно текли слезы.

— Не забывай обо мне, — прошептала она.

Она вдруг испугалась, что Изабель заберет его навсегда. Изабель лучше знала его. Она хитростью заберет его душу для своих черных целей и сделает невозможной их любовь в будущем.

В течение шестидневного плавания через Атлантику у герцога было достаточно времени, чтобы определить свои дальнейшие действия. Сойдя на берег в Гавре, он немедленно связался с Бурже. Из телеграмм, полученных на борт яхты, он узнал, что Изабель заключила контракт на распоряжение его собственностью. Его состояние было в опасности.

Бурже пришел в парижскую квартиру герцога и ждал его там. Герцог прибыл через три часа. Бурже не терял времени: на столе были разложены бумаги, которые он внимательно изучал.

— Спасибо, что подождали меня, — сказал Этьен. — Этот выпад с железными дорогами весьма неожиданный, даже для Изабель.

— Вы приехали очень быстро.

— Теперь расскажите мне о ваших расследованиях. Следующие полчаса они обсуждали возможную степень ущерба, который может нанести Изабель; указания, которые надо дать людям, нанятым следить за ее действиями; уточняли, кто среди управляющих и директоров предприятий, где герцог имел инвестиции, является порядочным, неподкупным человеком.

— Я закрою свои банковские счета в ближайшие несколько дней и переведу их в банки Лондона и Амстердама, передам свои акции железных дорог доверительному обществу, не зависящему от нашей совместной собственности. Мое личное состояние, отдельное от нашего общего состояния, принадлежит только мне. А у нее имеется свое, принадлежащее только ей. Не могли бы вы, Фелис, заняться моим состоянием, в том числе и железными дорогами? Все нужно проделать очень быстро. Я не знаю, какие у нее планы по продаже остальных железнодорожных акций.

— Шарль мог ей помочь заключить этот контракт?

— Не знаю. Это имеет значение?

— Да. Если дело дойдет до суда, то судьи имеют широкие полномочия.

— Завтра я хочу все, что имею, осторожно перевести за границу. Тогда можно будет сконцентрироваться на борьбе за железные дороги. Я не хочу идти в суд. У меня нет времени.

— А развод?

— Найдите чтонибудь против нее. Тогда мы завернем гайки. Я давно должен был воспользоваться вашим советом относительно детективов.

— Абсолютно добродетельных женщин не бывает, — спокойно сказал Бурже.

— Ну, со мнойто она точно не спала все эти годы. Хотя она вышла из очень набожной семьи, воспитывалась в монастыре и любит общаться со священниками, можно предположить, что ее порочность проявляется в чемнибудь другом.

— Вполне возможно.

Бурже, по роду своей деятельности знакомый с частной жизнью аристократов, был циником. Священники, подумал он. Интересно.

— А какого возраста эти священники?

— Не знаю. По мне, они все на одно лицо. Этьен перебирал бумаги, которые требовались для продолжения бракоразводного процесса. Действительно, священники и Изабель? Он на минуту задумался.

— Нет, этого не может быть. Вы не знаете Изабель. — Ему было неудобно говорить, что Изабель — единственный человек, который никогда не употреблял слов «заниматься любовью». — Интересная гипотеза.

— Мы это выясним достаточно скоро, — сказал убежденным голосом Бурже. — Я рад, что вы… — он сделал паузу, — решили снять белые перчатки.

— Иногда это необходимо.

— Часто, — добавил Бурже. — Я считаю, что, если жена всеми силами пытается обобрать мужа до нитки, самое время начать вести себя соответственно.

— Вы можете составить мне компанию, поработав с деловыми бумагами?

— Охотно.

Согласие Бурже обрадовало герцога. После того как Бурже ушел, герцог сидел в кресле, откинув голову. Он был утомлен, физически утомлен от борьбы с Изабель.

Огромные изменения произошли в его жизни после того, как он встретил Дейзи. Он никогда не жалел об этом, но бывали моменты, такие как теперь, когда он был полностью разбит. Вспомнив о Дейзи, он улыбнулся. Возможно, она была права: слишком долго его жизнь была чрезвычайно легкой. Но если это и так, то теперь он расплачивается за это сполна.

Он выпрямился и протянул руку к шнурку звонка. Сначала завтрак. А затем разберемся с моими очаровательными деловыми партнерами, Изабель оставим на десерт. По крайней мере, намечалась перспектива получить удовольствие от десерта.

Следующие три недели Этьен и его поверенные потратили на то, чтобы, объясняя ситуацию, купить акций больше, чем у Верлайна и Мервиля. Это была тяжелая и скрупулезная работа. Герцог был благодарен Бурже, который успел все сделать до того, как Изабель попыталась объявить их своими. Члены правления предпочли новому закону традиционные французские законы, по которым только муж мог контролировать общую собственность. Здесь Шарль и его судьи не могли ничего сделать. Так что железные дороги были спасены. Изабель больше не угрожала его доходам.

С Верлайном и Мервилем было сложнее. Многоступенчатая запутанная интрига через подставных лиц вынудила их поехать в Амстердам посмотреть на алмазы из южноафриканской шахты, существовавшей только на бумаге.

На вопросы герцога относительно детективов Бурже отвечал:

— Требуется время, чтобы проверить. Мы собираем информацию и скоро будем иметь коечто существенное, но, для того чтобы идти в суд, нужны надежные свидетели.

Почти месяц прошел, как Этьен оставил Ньюпорт. За это время он не принимал приглашений и не ходил никуда, кроме как по делам спасения своих железных дорог. Часто его навещал Валентин, полезный советчик и иногда компаньон по спиртным напиткам.

Наступила осень, вечерами стало холоднее. Этьен ожидал теперь вестей о Верлайне и Мервиле — клюнули ли они на приманку?

Он дал Бурже еще две недели в надежде, что в деле о разводе появится прогресс. Это задерживало его возвращение к Дейзи.

В один из вечеров, после долгих уговоров, он решил составить компанию Валентину и Аделаиде и пойти на выставку молодого художника, ставшего совсем недавно знаменитостью. Он сделал недавно блестящую эмблему французского шампанского, и ее с восторгом приняли поклонники символики и женского эротизма.

— Ты можешь приобрести несколько приятных литографий с обнаженными купальщицами, — сказал Валентин с улыбкой.

— Ты думаешь, Дейзи это понравилось бы? — спросил Этьен со слабой улыбкой. — Я распрощался со своими прежними привычками покупать такие вещи для собственного удовольствия.

— В прессе говорили о том, что Боннар внес новую струю в решение «женского вопроса». Такой независимой женщине, как Дейзи, он мог бы и понравиться.

— Думаю, если сенатор Бергер попадет на выставку, он будет вести себя, как начальник полиции нравов. Это может оказаться забавным.

— Ты пойдешь?

— Да. Я куплю несколько открыток для Дейзи.

Сенатор Бергер действительно был на выставке. Этьен, стоя у самых дверей, наблюдал за ним и видел, как бусинки пота выступили на его лице, когда он осуждал ослабление цензуры относительно показа эротизма и сексуальности. Рене Бергер говорил, что такая откровенная и провокационная демонстрация сексуальности разрушает мораль общества.

Этьена эти высказывания откровенно развеселили. А как быть со всепоглощающей женственностью, сексуальностью и эротизмом Дейзи, которая возродила его к жизни?

Через секунду улыбка исчезла с его лица: он увидел Изабель, которую раньше закрывала от него группа посетителей. На ее шее сверкали фамильные изумруды де Веков, и она прекрасно выглядела. Они не виделись с тех пор, как Изабель неожиданно посетила его квартиру. Все это время переговоры велись через поверенных.

Когда толпа начала расходиться, Этьен увидел компаньона Изабель — молодого студента семинарии. Его сутана была сшита у модного парижского портного. Судя по всему, он был из богатой аристократической семьи. Лицо его было знакомым. Может быть, он бывал раньше у них дома? Но все эти молодые белокурые священники были для Этьена на одно лицо.

Герцог отступил за драпировку у входа в зал и мог наблюдать происходящее, оставаясь незамеченным. Изабель медленно водила рукой вдоль спины молодого священника, движение было и ласкающим и подталкивающим. Поскольку они не стояли на месте, а переходили от картины к картине, ласка была частично замаскирована, но оставалась недвусмысленной.

Такого просто не может быть, я ошибся, решил герцог. Он немного понаблюдал за этой странной парой и дальше, но больше ничего не заметил.

Вернувшись домой, ночью, сидя за письмом к Дейзи, он рассказал о своем наблюдении. Он написал также, что высылает ей прекрасные изображения купающихся женщин.

«Я даю себе еще две недели и, если не будет прогресса в деле развода, приеду в Монтану.

Я одинок, и тебя нет рядом — сбываются мрачные предсказания Изабель. Насколько для нее самой было бы лучше, если бы ее религиозное усердие поступилось ради более чувственного, человеческого восприятия жизни.

Целую. Спокойной ночи. Хочу послать личное сообщение через твоих ночных духов.

Этьен».

В этот самый вечер Дейзи, Хэзэрд и Трэй обсуждали дневные слушания в суде, как вдруг она неожиданно замолчала.

Увидев, как у нее участилось дыхание и на верхней губе выступили капельки пота, Хэзэрд спросил:

— Ты больна?

— Немного закружилась голова, — прошептала она.

— Сходи за матерью, — сказал Хэзэрд Трэю, выходя изза стола.

Трэй быстро встал со стула и, посмотрев в глаза сестре, сказал:

— Я вызову доктора.

— Нет, — сказала Дейзи, еле переводя дыхание, — только Блэйз.

Темные глаза Хэзэрда встретились с глазами сына.

— О дорогая!

Через секунду оба мужчины кинулись к Дейзи, которая начала сползать со стула.

— Я побуду с ней, — сказал Хэзэрд. — Приведи мать наверх.

— Я никогда не была такой слабой, — тихо сказала Дейзи, когда Хэзэрд поднял ее и на руках понес наверх. — Только благородные леди бывают слабыми, — сделала она попытку пошутить.

— Например, ктонибудь из герцогинь де Век, — поддразнил Хэзэрд. — Хотя, вероятнее всего, ты слишком много работаешь.

Спустя время, после того как Дейзи уложили в кровать, а Блэйз пошла делать чай на травах, Хэзэрд вошел в спальню дочери.

— Ты не слишком взрослая, чтобы я поцеловал тебя на ночь?

Она улыбнулась в ответ.

— Мне жаль, что ты ждал так долго. Блэйз, как маленькую, кормила меня в постели и никого не впускала.

— Ты поела? — Хэзэрд подошел к кровати.

— Немного яблок и сливки. Больше ничего не хочется.

— Яблоки и сливки — это здоровье. — Он наклонился и нежно поцеловал ее в лоб, одновременно поправив волосы.

— Блэйз сказала тебе? Он кивнул.

— Ты довольна?

Дейзи тоже молча кивнула. Ее губы задрожали, и она прикрыла их рукой.

— Папа…

Он взял ее на руки и посадил к себе на колени, как когдато в детстве, одинокую и напуганную смертью матери.

— Все рады за тебя, — сказал он мягко, слегка покачивая ее на руках.

— Я хочу видеть Этьена, хочу, чтобы он был здесь. Она посмотрела на отца.

— Тогда он должен быть здесь.

На некоторые вещи Хэзэрд смотрел просто. Он уже представил, как, получив это известие, Этьен покидает Париж.

— Я не должна просить его об этом. Он должен сам это решить. Он имеет…

— Он имеет обязанности по отношению к тебе, — перебил ее Хэзэрд.

— Он хочет ребенка, папа. Правда.

— Тогда ты лучше сама сообщи ему об этом. Мы пошлем телеграмму, — улыбнулся Хэзэрд, целуя дочь в переносицу.

— Я иногда чувствую свою вину, папа. Я заставила его от многого отказаться. Его предки — часть французской истории.

— Семья моего дяди Рамсея имеет высокий английский титул со времен римского завоевания Англии, но он оставил свой титул и наследство и нашел счастье и новую жизнь в нашем племени, у абсароки.

Дейзи помнила Рамсея, он учил ее английскому языку и рано умер во время эпидемии оспы, которая выкосила половину племени абсароки.

— Рамсей говорил: «Надо соблюдать некоторые обязательства, но необходим баланс между счастьем и ответственностью». Я думаю, он прав, — сказал Хэзэрд.

— Я говорила Этьену, что буду жить часть года в Париже.

Хэзэрд улыбнулся.

— Он надеется, что будешь. Ты не должна так перетруждаться.

— Я просто забыла сегодня поесть.

— Возможно, но я хочу взять заботу о твоих делах на себя. Маккини и граф Блюфокс займут твое место на скучных судебных заседаниях. А ты сможешь обсуждать с ними стратегию дел и будешь иметь время для отдыха в течение дня. Кстати, Блэйз утверждает, что будущий сын или дочь герцога де Века получат один из его многочисленных титулов.

— Вряд ли… Я все время думаю о его жене. Она для меня такая непонятная, нереальная фигура.

— К сожалению, очень реальная, — Он передернул плечами. — Кстати, о титулах. Они существуют для различия людей. В каждом социальном слое есть выбор, как прожить свою жизнь. Люди приспосабливаются, возможны варианты. Но мы можем отвечать только за свой собственный путь, каждый отвечает за свой выбор.

Дейзи улыбнулась терпимости отца, такой знакомой.

— Ты говоришь, «приспосабливаются»?

— Чтобы избежать худшего.

— И делают свой выбор?

Хэзэрд улыбнулся. Он был властным, влиятельным и храбрым человеком.

— Иногда, — сказал он.

Потребность в свободе и независимости была у нее в крови, и отец одобрял это.

— Ты всегда успокаиваешь и обнадеживаешь меня.

— Именно поэтому я здесь. А теперь спи. До завтра. — Он встал, уложил ее обратно в постель, поправил одеяло и сказал «доброй ночи» на языке абсароки. Задержавшись в дверях, добавил: — Утром отправь телеграмму Этьену. Ставлю лошадь, нового пони, — он будет здесь через две недели.

С такой приятной мыслью Дейзи должна заснуть спокойно. Именно этого и хотел Хэзэрд.

Дойдя через малоприметную дверь, помеченную только позолоченной надписью «Дом Ворта», герцог де Век надеялся убедить месье Ворта рассказать о посещениях Изабель и ее спутниках. Детективам Бурже удалось документально подтвердить несколько визитов Изабель к кутюрье в компании молодых священников, но не более. «Мы попрежнему нуждаемся в документах и свидетелях, готовых выступить в суде», — говорил Бурже.

Именно за этим герцог и прибыл сюда сегодня. Поприветствовав в дверях герцога, изысканно одетый молодой человек с английским акцентом проводил его по покрытой темнокрасным ковром лестнице, украшенной цветами, в салон второго этажа с коврами из тигриных шкур.

Герцог шел через знакомые комнаты. Избранный клиент в течение многих лет, сегодня он пришел один, без своих любовниц. Сколько платьев купил он в доме Ворта в качестве подарков женщинам, доставлявшим ему удовольствие! Гардероб своей жены он тоже оплачивал, поэтому считал, что имеет право получить информацию, которую хотел.

Миновав три различных по оформлению и отделке салона, Этьен вошел в приемную Ворта.

Два черных спаниеля смотрели на него с вельветовых кресел и, после того как герцог назвал их по имени, завиляли хвостами в ожидании ласки. Молодой человек, сопровождавший его, предложил на выбор чай или шампанское.

— Кофе с четырьмя кусочками сахара, — сказал Этьен и присел на стул возле окна с видом на улицу. Немного позже молодой человек вышел, оставив герцога с его кофе и тремя месье Вортами — ШарлемФредериком, отцом, и двумя сыновьями — ЖаномФилиппом и Гастоно.

Старшему Ворту было шестьдесят шесть, но, несмотря на возраст и неважное здоровье, он был одет в стиле старинного художника: берет из черного бархата, темное платье с кружевным воротником. Его сыновья были, как говорили многие, более талантливы, чем отец. Одевались они более современно.

Ворты знали, зачем он здесь. Бурже уже объяснил, им ситуацию.

Они все еще не пришли к согласию между собой, могут ли поделиться информацией, не подвергая опасности свой бизнес. В салоне Вортов происходило смещение социальных слоев, политических партий, супружеских пар. Порой Вортам удавалось предусмотрительно предотвращать их столкновения. Например, прошлым летом, когда герцог де Век был здесь со своей новой любовницей, мадемуазель Дейзи Блэк, а его жена, герцогиня де Век, делала примерку в одном из салонов под недремлющим оком ее последнего молодого священника.

После взаимных приветствий, после того как старший месье Ворт взял стул, а помощник налил ему чай и удалился, герцог сказал:

— Бурже сообщил вам о том, в чем я нуждаюсь. Моя жена бывала здесь, кажется, в сопровождении то одного, то другого священника.

— Как и другие клиенты иногда, монсеньор де Век, — ответил Гастон.

Брови Этьена вздернулись.

— Любопытная концепция, — сказал он спокойно, размешивая сахар в чашке. — Эта специфическая тема интересует меня только потому, что это относится к моей жене. Вспомните, пожалуйста, конкретные случаи, когда она бывала здесь со своим эскортом.

— Это трудно припомнить, — солгал ЖанФилипп: события месячной давности были слишком свежи в памяти.

— Мне нужен не просто свидетель, — сказал с нажимом герцог, — мне нужен свидетель, готовый выступить в суде, если потребуется. И я готов платить за информацию. Я не имею в виду вас, господа. Это может быть любой служащий.