— И все? Ты уверена?

— Еще как!

— Луи! — рявкнул герцог. — А нука живо зайди сюда, черт побери!

Немного позже, когда Дейзи поела, они лежали на кровати, отдыхая и любуясь закатом солнца, обменивались поцелуями и признаниями в любви. Этьен вдруг спросил:

— А что, если у тебя будет от меня ребенок? Что тогда?

— Не будет.

— Почему ты так уверена? Такие вещи случаются.

— Не сейчас, — она посмотрела ему в глаза. — Это значит, что я принимаю коекакие меры предосторожности.

— Ты не хочешь моего ребенка? — Это простое объяснение неожиданно больно задело герцога.

— Сейчас не хочу.

— Ну а если обстоятельства изменятся?

Она пожала плечами и вздохнула.

Она была права… по крайней мере, сейчас.

— А если все же изменятся? — повторил он.

— Если это произойдет, я буду рада иметь твоего ребенка.

— Нашего ребенка, — поправил он.

— Нашего ребенка, — прошептала она.

На восходе солнца они услышали настойчивый стук в дверь для прислуги.

— Который час? — спросила Дейзи сонным голосом. Отвернувшись от теплого тела Дейзи, Этьен посмотрел на часы.

— Пять. Давай спать дальше. — Он сказал это спокойно, но стук внизу, столь ранний и необычный, будил тревогу и призывал немедленно подняться. Спустив ноги с кровати, он встряхнул головой, чтобы прийти в себя, и быстро встал.

Одев зеленый китайский халат, он спустился вниз. С тех пор как он стал свидетелем вчерашнего визита Изабель, Этьен испытывал постоянное чувство тревоги, он откровенно боялся за Дейзи. Интуитивно он ощущал беду.

Стук вдруг прекратился. Он почти был у входной двери, когда из кухни выбежал Луи. При виде выражения лица камердинера у герцога бешено забилось сердце.

— Ваш вороной мертв! Его убили!

Это Изабель, тут же подумал Этьен, он чувствовал это. Гореть ей в аду!

— Ты уверен? — он должен был это спросить, хотя жалобного выражения на лице Луи было достаточно.

Присев на мраморную ступеньку, Этьен почувствовал почти физическую боль от потери этой лошади. Бедное животное, беспомощная жертва человеческих махинаций! Он мертв, потому что, на свою беду, был лучшим конем в его конюшне.

— Кто нашел его? — спросил Этьен. Мрачным тоном Луи ответил:

— Ирландский конюх, ваше сиятельство.

— Приведи его ко мне, я хочу с ним поговорить. Вороной воспитывался в его конюшне с самого рождения. Этьен лично обучил его всему, что тот умел. Конь обладал необычными качествами. Их связывали взаимные любовь и привязанность. Марокко выигрывал все скачки, в которых участвовал последние два года, и без особых усилий мог выиграть и в этом сезоне. Этьен планировал участвовать с ним в Золотом кубке Англии через три недели. Проклятая Изабель! Как она могла сделать это ради мести? Ему хотелось кричать.

Полумрак в комнате усиливал его подавленное состояние. Подойдя к окнам, герцог поднял тяжелые занавески, чтобы позволить утреннему солнцу осветить комнату. Он все еще стоял напротив окна позади своего стола, когда Луи вошел вместе с конюхом. Этьен обернулся, лицо его выражало отчаяние. Он хотел услышать подробности происшедшего.

— Пожалуйста, присядь и расскажи мне все, что ты знаешь.

Он наклонился вперед в кожаном кресле, казалось, для того, чтобы лучше слышать о случившемся.

Чистокровного скакуна баловали все, кормили морковью с сахаром, он был доверчив и позволял всем подходить к себе. Поскольку конюшня специально не охранялась, то туда мог зайти любой. Ктото вошел, сделал небольшой надрез на артерии, и лошадь медленно истекла кровью. Ужасная смерть!

Огромный конь пробовал несколько раз подняться на ноги, уже после того как упал. Отважное, храброе сердце! Стены денника и подстилка были в крови.

Как бы оправдывая себя, конюх произнес:

— Я должен был бы спать с ним. — Тяжесть утраты отражалась в его покрасневших глазах. — Я не должен был оставлять его одного. Если бы я был там, Марокко был бы сейчас жив.

— А ты был бы мертв, ведь мы не знаем, кто это сделал. И никто из нас не может даже предположить убийцу. Так что не вини себя. Ты в этом не виноват.

Но ктото ведь виноват, подумал Этьен в сердцах. Мог ли он предотвратить такую ситуацию? Возможно ли защитить все, что ему дорого? Невозможно, решил он. Но коекакие меры безопасности необходимо предпринять. Пока не случилась большая беда, чем потеря лошади.

Возвращаясь в спальню, после того как сделал необходимые распоряжения, герцог придумал правдоподобную историю о серьезно заболевшей лошади, чтобы удовлетворить любопытство Дейзи. Он сказал, что не будет играть в поло в течение оставшихся дней пребывания Дейзи в Париже, потому что желает быть все время с ней. Герцог боялся, что предположения о том, что Изабель виновата в смерти Марокко, не беспочвенны. После этой ужасной истории он не хотел оставлять Дейзи одну.

Если раньше он не хотел ее отъезда из Парижа, то сейчас он не сомневался в его необходимости. Нежелание разлуки с Дейзи компенсировалось сознанием того, что в Монтане она недосягаема для обезумевшей Изабель.

В этот день они никуда не выходили, остались дома вдвоем, наслаждаясь общением друг с другом. Этьен полагал, что с ним Дейзи защищена от неизвестных злобных намерений Изабель.

В полдень, когда Дейзи отдыхала в саду, Луи передал ему записку, доставленную слугой Изабель.

Изабель, как всегда, использовала свои любимые бледнолиловые чернила. Розоватый лист бумаги содержал два коротких предложения:

«Вы не упоминали о Вашем вороном, когда диктовали мне свое предупреждение. Я надеюсь, что Вы потеряли его».

Этьен скомкал бумагу в руке и отдал ее Луи:

— Сожги это! И проверь, чтобы пистолеты были заряжены и лежали в верхнем ящике моего бюро.

Пять дней спустя герцог провожал Дейзи в Гавр, чтобы посадить на пароход, отплывающий в Америку. Он помогал ей расположиться в каюте. Беседа их была бессвязна и отрывиста — обмен банальностями перед разлукой. Он напишет, он телеграфирует… Она тоже напишет, как только будет время.

Она желала ему удачи с Бурже, он надеялся, что ее судебные дела пройдут гладко. Обними за меня Гектора, попросила она, и он обещал ей, что сделает это обязательно. Море выглядело неспокойно, но коньяк должен помочь расслабиться, советовал он, и она улыбалась, напоминая ему, что провела годы на спине у лошади, так что качки она не боится. Когда они обняли друг друга, раздался свисток — последнее предупреждение для провожающих.

— Мне пора уходить. — Сказал Этьен, но не двинулся с места.

— Поедем со мной в Монтану, — сказала Дейзи. Но это было скорее декларацией чувств, чем просьбой. Она знала, что Этьен сейчас не может этого сделать, и грустно улыбнулась, понимая невозможность выполнения своего желания.

Он колебался.

— Я не могу.

— Я знаю.

Что ж, они взрослые, разумные люди и понимают всю степень своих обязательств перед другими людьми, а также то, что обстоятельства не позволят им потворствовать собственным желаниям. Они обменивались своими планами на будущее, но в глубине души не были уверены, что это будущее наступит.

Герцогу предстояло иметь дело с. Изабель, а она была готова на все. Возвращение Дейзи в Монтану устраняло опасность для нее. Но герцог волновался за своего внука, учитывая то, что последнее время Изабель стала непредсказуема.

Слушания о разводе могут тянуться бесконечно долго. Вся надежда на Бурже.

С момента встречи с Дейзи герцог не слишком активно занимался делами. Управляющий и секретарь ожидали его в Гавре со стоящими на повестке дня неотложными проблемами. В результате существенные вопросы были решены. Этьен умел быть реалистом. Но он также был влюблен, и не было ясно, что из всего этого получится. Дейзи смотрела на ситуацию иначе: ее волновала близость — как географическая, так и духовная. Вне всякого сомнения, она любила Этьена. Опасность, исходящая от Изабель, была настолько реальна, что заставляла ее беспокоиться. Их взаимоотношения не укладывались в рамки обычного романа, каких у Этьена было много, думала Дейзи. А если говорить откровенно, она не знала, может ли мыслить разумно, когда это касается Этьена. И не представляла, сможет ли жить без него.

Я не стану плакать, уговаривала она себя, не стану. Если это было одно из многих приключений Этьена, к которым он привык, то не нужно позориться.

Боже мой, думал Этьен, а вдруг Изабель сдержит слово, и мы будем разводиться всю жизнь. Он стоял какоето время, обняв Дейзи и пытаясь вобрать в себя это ощущение, вдыхая аромат ее духов, пытаясь запомнить мельчайшие подробности лица и волос, ее последние слова… перед разлукой, за которой смутно маячило маловероятное будущее.

— Поцелуй меня, — сказала Дейзи, так как она не могла справиться с собой. Скоро он уйдет, и ей было необходимо, чтобы он поцеловал ее еще раз. Глаза были полны слез, когда она подняла голову. Слезы катились по щекам, несмотря на ее твердое решение контролировать себя, на ее репутацию хладнокровной и благоразумной женщины, а также на ее попытку сердечно, но без чрезмерных эмоций попрощаться с Этьеном.

Этьен мгновение помедлил, прежде чем его губы коснулись ее, он подумал, что мог бы снять ее с парохода, привезти в Кольсек и тем самым уберечь от Изабель вопреки интересам ее семейства, а может быть, даже ее собственной воле. Он всерьез подумывал о похищении, так как не знал, сможет ли перенести ее отсутствие.

Слезы катились по лицу Дейзи, печаль тяжелой утраты была в душе герцога. Их губы встретились, соприкоснулись и мягко растворились друг в друге… Время для них исчезло.

Настойчивый стук в дверь резко вернул их к реальности.

— Трап поднимается, — крикнул мужской голос.

— Пиши мне, — сказал герцог.

— Думай обо мне.

— Каждую секунду.

Дейзи улыбнулась, согретая его ответом.

— Тебе надо идти…

— С тобой будет все в порядке? Она кивнула.

Он вытер слезы с ее лица, нежно коснувшись его пальцами.

— Береги себя, — прошептал он. Когда возле двери он обернулся, чтобы последний раз посмотреть на нее, Дейзи улыбнулась.

— Я люблю тебя, — прошептала она. Его глаза долго удерживали ее взгляд.

— Ты заставила меня поверить в любовь, — сказал он взволнованно. И он очень надеялся, что это для него не слишком поздно.

Проблема безопасности Гектора была решена без вмешательства Этьена, он не стал передавать дочери своих опасений относительно жены. В конце концов Изабель была ее матерью. И это соображение заставило его не думать о причастности жены к смерти Марокко.

В день, когда его чистокровного рысака настигла смерть, Жюли и ее семья отдыхали на море в Трувилле, на безопасном расстоянии от Парижа. Прежде чем герцог принял какоето решение, Жюли и ее муж Анри обрадовали его своим неожиданным визитом в тот вечер, когда он вернулся из Гавра.

Луи провел молодую пару в библиотеку, где Этьен отдыхал после обеда. Глядя на реку, он пил коньяк, чувствуя какуюто отстраненность от мира, как будто был полностью изолирован от остального человечества.

Суматошная молодежь развеяла его одиночество. Луи включил газовые рожки. В библиотеке стало светло, Жюли и Анри радостно улыбались. Их приезд отвлек его от грустных раздумий. Жюли болтала без умолку.

— Папа, с каких это пор ты сидишь в темноте? Луи, чай для меня и бренди для Анри. Папа, ты не представляешь, какое неожиданное счастье нам привалило. Сейчас я все тебе расскажу. Можно немного чегонибудь сладкого, Луи? Лучше шоколад. Включи все светильники… Ненавижу полумрак. То, что Дейзи уехала, не значит, что ты должен хандрить. Она скоро вернется, я уверена. Или ты сможешь навестить ее, потому что… Анри, расскажи отцу о твоем новом предприятии.

Во время своего монолога она уютно устроилась на маленьком гобеленовом диване и побеспокоилась о том, чтобы муж сидел рядом с ней. Потом расправила складки на нарядном зеленом клетчатом платье и поправила выбившийся из прически локон.

— Но сначала мы должны посоветоваться с тобой, папа, — продолжала она, не давая мужу открыть рот. — Нам надо знать твое мнение.

Сидя рука об руку с высоким светловолосым Анри, она радостно улыбалась отцу.

— Это касается лошадей для поло. Никто в мире не знает о них больше, чем ты.

Этьен улыбнулся ее энтузиазму, ему был приятен ее искренний комплимент.

— Может, объяснишь, что означает это твое возбужденное щебетание?

Честно говоря, он удивился, что муж Жюли вообще интересуется каким бы то ни было бизнесом. Этьен всегда думал о нем как о любящем муже и отце, но никогда как о деловом человеке. Анри обычно играл третьим номером в их команде. Он был отличным, напористым игроком и теперь, когда можно было ездить вместе с Гектором, принимал участие во всех играх сезона, разъезжая по континенту и Англии, как он это делал до женитьбы. Для развлечения и… чтобы чемто занять себя.

— Вы знаете Суантеса? — спросил Анри.

— Вы собираетесь предпринимать чтото вместе с ним? Даже до того, как я услышу подробности, я могу сказать, что это серьезный человек, с ним можно иметь дело. Никто не разводит пони лучше, чем Суантес. Я догадываюсь, вы собираетесь устроить конный завод во Франции?

— Не во Франции, папа, а в Кентукки, — вмешалась Жюли. — Здорово, правда?

Далековато — это была первая мысль Этьена. Он будет очень скучать без внука. Но зато дети будут далеко от Изабель. Это была его вторая мысль.

— Да, хорошо. Суантес уже начал осуществлять свой проект или он дожидается твоего решения, Анри?

— В принципе, я согласен, — сказал Анри, — но жду вашего компетентного мнения.

— Думаю, что ты здесь не прогадаешь. Суантес выращивал и поставлял пони на каждый чемпионат поло, начиная с восьмидесятых годов. А мне будет скидка на мои покупки? — лукаво спросил герцог. — Какникак, а я родственник.

— Безусловно, папа. Ты ведь наш банкир, — улыбка его дочери была лучезарной и напомнила ему время ее детства, когда она делилась с ним своими секретами.

— Да, думаю, деньги вам понадобятся, — тепло улыбнулся он ей.

Анри, являясь владельцем СенЖореса, был достаточно обеспечен, но разведение лошадей требовало больших капиталовложений в течение нескольких лет и вначале не приносило доходов. Суантесу потребуются деньги де Веков.

— Сколько хочет Суантес?

— О, совсем немного, — вмешалась Жюли.

— Это крупная сумма, — тихо сказал ее муж, — пять миллионов франков.

Не так уж много, подумал герцог. Более низкие цены на землю в Америке позволяли обходиться меньшими суммами на начальном этапе.

— Утром встретитесь с Лежером, он уладит ваши денежные вопросы.

— Спасибо, папа, — Жюли радостно улыбнулась отцу, она знала, что он согласится. Сумма в пять миллионов франков не вызывала у нее смущения. — Поехали с нами осмотреть нашу собственность. Ты сам всегда говорил, что Кентукки — лучшее место для лошадей, и мы используем твой совет. И… — ее глаза засветились от энтузиазма, — когда Жюстен в Египте, Дейзи уехала в Америку, а теперь и мы уезжаем, тебя ничто здесь не задерживает.

Если не считать деловых интересов, действительно ничто, кроме развода, огорченно подумал герцог. Но Жюли была счастлива, и он был рад за нее.

— Я приеду чуть позже, дорогая, после того как Бурже уладит вопросы между мной и твоей матерью.

— Большое спасибо, отец, — сказал Анри, — мы вам, правда, очень благодарны, — и протянул ему руку.

— Я чертовски рад, что буду иметь доступ к лучшим в мире пони, — ответил Этьен, принимая руку Анри для крепкого рукопожатия. Еще больше он был рад, что семья Жюли будет вне досягаемости непредсказуемой Изабель. — Когда вы уезжаете? — спросил он, надеясь на скорый отъезд.

— Мы забронировали места на следующей неделе, папа.

— Это не моя идея, — быстро вставил молодой супруг. — Жюли сделала заказ, не уведомив меня. Она была уверена и сказала… Ну, вы знаете Жюли. Ято понимаю, как это много — пять миллионов франков… А Жюли… Жюли не…

— Ничего не смыслит в бизнесе?

— Думаю, что так.

— Папа, в самом деле, иногда Анри так обращается с деньгами, как будто у нас их нет. Я говорила ему, что у меня денег более чем достаточно, но он сказал, что мы должны беречь их для детей.

— Детей? — удивился герцог. Жюли покраснела и, прежде чем ответить, взглянула на мужа.

— Еще рано быть совершенно уверенной, но мы думаем, что скоро у Гектора будет брат или сестра. Именно поэтому, — продолжала она, — нам на какоето время надо гдето обосноваться.

— Если у Жюли будет ребенок, я некоторое время не смогу играть, — сказал Анри, сжимая руку жены и с нежностью глядя на нее. — Так что предложение Суантеса подоспело как раз вовремя.

Герцог даже позавидовал этой любящей паре. Как хорошо, что они вместе разделяют радость и надежды на следующего ребенка! Изабель встретила новость о беременности и появление детей с нескрываемым раздражением.

Весело глядя на отца, Жюли сказала:

— Ты знаешь, Анри живет ради поло, прямо как ты, папа. Когда у нас будет второй ребенок, даже если Анри не сможет ездить на игры изза работы с Суантесом, он все равно будет играть в Кентукки как только подвернется случай.

— Я не живу ради поло, — запротестовал герцог.

— Конечно, живешь, папа. За год ты не пропустил ни одного матча.

Кроме этой недели, подумал он. Ради Дейзи.

— Кроме этой недели, — эхом отозвалась его дочь. — Почему ты позволил Дейзи уехать? — спросила она, как будто читая его мысли.

По той же причине, по которой желаю твоего отъезда, подумал он.

— У нее деловые обязательства в Штатах, — сказал он вслух.

— А когда она вернется?

— Пока не знаю.

— Ты собираешься навестить ее?

— Нет. До тех пор пока не уладится все с разводом.

— Это она тебе сказала? — Жюли понимала щекотливость положения отца.

— Нет.

— Ну, тогда ты должен изменить свое решение. И нас навестишь по пути в Монтану.

Этьен улыбнулся решительности своей дочери, нарушающей социальное табу. Как будет выглядеть его визит к одинокой молодой женщине, если он приедет будучи еще женатым. Даже после того как Дейзи убеждала его, что никто не будет коситься на него. В Париже он был очень могуществен и мог защитить Дейзи от всех и вся. Почти от всех, исправил он себя, вспомнив Изабель. В штате Монтана провинциальные традиции, и ее семья вряд ли благосклонно расценит его интерес к Дейзи.

— Может, и поеду… когданибудь, — произнес герцог, не оченьто уверенный в том, что это произойдет скоро.

— Ты рассказала матери о своих планах? — он изменил тему.

— Мама в Англии… Леди Уилкомб пригласила ее на скачки Аскота. Анри разговаривал с Суантесом в Трувилле после того, как мама уехала. У него там небольшой конный завод, ты же знаешь.

После закрытия сезона поло в Париже сливки общества переехали в загородные летние дома, многие уехали в Трувилль, к морю.

— Я напишу ей в Англию, — сказала Жюли, — и расскажу о наших планах.

Она не стала распространяться о том, что Изабель ни за что не прервет свой светский визит, чтобы проводить их, даже если получит телеграмму.

— Но я не собираюсь надолго оставлять тебя хандрить в Париже, — улыбнулась она отцу. — Жди телеграммы каждую неделю, а если не приедешь, то письма каждый день, пока не решишь приехать. Гектор будет ужасно по тебе скучать. Видишь, ты всем нам нужен. И Анри нуждается в твоей помощи, не так ли, дорогой? — обратилась она к мужу.

— Конечно, отец. — Молодой муж, в отличие от жены, побаивался герцога. Не потому, что тот был лучшим игроком в поло во Франции, хотя уже это было достаточным условием, чтобы произвести на Анри впечатление, но и в жокейклубе и в клубе охотников у герцога была завидная репутация наиболее популярного мужчины в Париже. Его имя было на слуху и в спортивном мире, и в мире бизнеса. — Вы удостоили бы нас высокой чести, — почтительно сказал Анри, — если бы согласились взять в свои руки управление фермами.

— Спасибо, Анри. Возможно… позднее, — герцог улыбался мужчине, который сделал счастливой его дочь, и сожалел о собственном безвозвратно ушедшем времени.

— Обещай, что приедешь, папа, — настаивала Жюли. — Теперь на переезд из Гавра в НьюЙорк уходит всего несколько дней.

— Приеду, как только смогу, — улыбнулся он. — Договорились?

В тот самый вечер, когда Жюли уговаривала отца пересечь океан, Дейзи сидела за капитанским столом, слушая жену богатого промышленника из Чикаго, которая говорила о необходимости «великого переселения».

— Да на них смотреть противно, — уверяла она, — это как раз по пути к озеру, где находится наш летний загородный дом. Мы вынуждены проезжать мимо этих… ну… ужасного района на окраине города. Я считаю, что вполне можно было бы переселить всех этих отвратительных нищих, — она неопределенно махнула рукой, украшенной драгоценностями, — куданибудь подальше.

Ее бриллианты вполне могли бы прокормить всех нищих района в течение, по крайней мере, месяца, думала Дейзи, насмотревшаяся на чикагские трущобы во время учебы там в адвокатской школе. Она потратила немало времени и сил, вместе с Джейн Адаме пытаясь помочь городской бедноте.

— Вопервых, всем этим иностранцам должен быть запрещен въезд в страну, — сказала другая матрона. — Мой муж ходатайствовал перед нашим сенатором по поводу введения квоты для всех темнокожих. Ее муж — судья из Филадельфии, города братской любви, — образец демократа, с горькой иронией подумала Дейзи.

— Не в обиду вам, конечно, будет сказано, мисс Блэк, — добавила жена судьи. Она любезно улыбнулась, предварительно оценив бриллиантовое колье Дейзи, поистине королевской цены.

— Между прочим, я в меньшей степени иностранка, чем вы, миссис Лоуэл, — любезно ответила Дейзи. — Мой род живет в Америке уже больше тысячи лет.

Бессмысленная дискуссия продолжалась. Дейзи поймала себя на том, что ей абсолютно неинтересны все эти богатые матроны из Чикаго, Филадельфии или Бостона. Ее мысли были заняты Этьеном. Когда подали десерт, она покинула стол и вернулась в свою каюту.

Ей физически не хватало герцога, его улыбки, его заботы, его поддразниваний. Этот человек умел игнорировать их непохожесть и обращал внимание только на то, что их объединяло, — упоительную страсть и любовь. Она нуждалась в нем, как в свежем воздухе.

В ту ночь, одиноко лежа в своей постели, Дейзи плакала. С глазами, полными слез, она была не в состоянии заснуть, мечтая, чтобы он оказался рядом. Как желала она, чтобы с единственным мужчиной, которого она искренне любила, ее не разделяло расстояние, равное половине земного шара. Если даже он любит ее и сумеет преодолеть расстояние, разделяющее их, то все равно он женат на женщине, которая не собирается его никому уступать. От одной этой мысли ее сотрясали рыдания.

Менее чем через неделю герцог снова был в Гавре, провожая Жюли и ее семью в Америку. Ее каюта была заполнена цветами, которые принес герцог и прислали друзья, а игровая комната Гектора была завалена игрушками.

— Ты как считаешь, у твоего внука достаточно игрушек? — подтрунивая спросила Жюли, глядя на отца, СИдящего на полу и играющего с Гектором.

— Игрушек никогда не бывает слишком много, — ответил отец, оторвав взгляд от механического циркового фургона, который он купил внуку. — Думаю, что надо больше клоунов, чтобы заполнить фургон полностью, — улыбнулся он Гектору.

— Хочу больше клоунов, — тут же отозвался Гектор, сидя посреди разбросанных фигурок цирковых зверюшек.

— Вот видишь, — усмехнулся Этьен дочери.

— Ты неисправим, — рассмеялась Жюли.

— Вероятно.

Она посмотрела на своего отца и на сына, сидевших бок о бок, всегда обожавших друг друга, и ее губы задрожали.

— О папа, как я буду скучать по тебе! Этьен резко встал и обнял ее.

— Это ненадолго, дорогая, я скоро приеду посмотреть на вашу зеленую страну.

— Обещаешь? — Жюли подняла голову и пристально посмотрела ему в глаза, совсем как в детстве. Она стала взрослой, сама уже была матерью, но для него все равно оставалась его маленькой девочкой с темными кудряшками, обрамляющими лицо, с румянцем на щеках, как у ребенка, и огромными зелеными глазами, такими ясными и наивными. Как он хотел, чтобы эта наивность из ее глаз никогда не исчезла!

— Обещаю, — прошептал герцог, как всегда не в силах отказать ей ни в чем. — Вытри мордочку, — сказал он, протянув ей платок. — Анри вернется с лимонадом и будет гадать, что я тебе такое сказал, что заставил плакать.

— Он знает, что я буду ужасно скучать по тебе, папа.

— Ты счастлива с ним? — спокойно спросил герцог.

— Да, очень! Он любит меня, даже больше, чем свое поло. А ты знаешь, что это означает. — Это улыбнулась уже не девочка, а женщина. — А ты правда любишь Дейзи? — вдруг спросила она.

— Да, и гораздо больше, чем поло, — мягко отшутился он.

— Я думаю, что Бурже добьется твоей свободы, — оптимистически добавила она.

— Я тоже уверен. — Было не время говорить, что перенос дела в Кольсек блокировано и слушание уже в третий раз откладывалось.

Анри появился с холодным лимонадом, и беседа перешла в русло бизнеса и последних светских сплетен.

Когда герцог наконец собрался уходить, он решил в последний раз обнять Гектора.

— Хочешь поехать со мной, дедушка? — спросил Гектор, глядя на Этьена зелеными материнскими глазами. Его личико было очень серьезно. — Дедушка, хочу чтобы ты поехал, — уговаривал он.

Герцог едва сдерживал непрошеные слезы, представляя, как трудно ему будет в течение всех этих долгих месяцев не видеть Гектора ежедневно.

— Я не могу поехать сейчас, но я скоро приеду.

— Нет, поехали сейчас, сейчас! Мама, скажи ему, — Гектор с надеждой посмотрел на мать. Взяв его на руки, Жюли сказала:

— Дедушка не может ехать сейчас, но скоро приедет, любимый.

Маленький человечек разразился слезами, когда увидел, что Этьен уходит.

— Нет! Дедушка, поехали с нами! Дедушка, не уходи!

Его слезы были для герцога настоящей пыткой. Он не мог на них смотреть. Быстро обняв внука и улыбнувшись на прощание дочери и Анри, он буквально выскочил из каюты. Прошло некоторое время, прежде чем в тихом коридоре герцог немного пришел в себя и смог покинуть отсек первого класса. Он облокотился на полированную деревянную панель и глубоко вздохнул. В течение одной недели ему пришлось расстаться со всеми, кого он так любил, и это было невыносимо больно.

Ничего, уговаривал он себя, это расставание ненадолго. Он навестит семью Жюли, как только сможет. Жюстен вернется из Египта через месяц. Но Дейзи…

Он вспомнил свою встречу с Бурже после полученного отказа.

— Узнайте, сколько Изабель заплатила судье, — коротко сказал Этьен, — и предложите этому подонку в десять раз больше. Этого для него будет достаточно, чтобы обеспечить себя на всю жизнь.

Он несколько раз писал Дейзи, предлагая ей встретиться где угодно и когда угодно, в любой части Америки. Вряд ли она согласится, думал он. Она говорила ему, что любит, но тем не менее уехала.

Герцог оттолкнулся от полированной стены и задумчиво пошел к трапу, чтобы покинуть пароход. Через десять минут он сидел в прибрежном баре с бокалом коньяка в руке. Дождался отплытия парохода и отправился на железнодорожную станцию, чтобы через три часа быть в Париже.

Хэзэрд встречал Дейзи на вокзале в Чикаго, у него были дела в этом городе.

— Как тебе удается выглядеть удивительно свежей в такую жару? — спросил ее отец по пути к экипажу.

— Это все мое воображение, папа, — улыбнулась она. — Я все время думала о наших прохладных горах.

— Завидую твоему воображению. Наши горы в трех днях пути на скором поезде.

— У тебе еще есть дела здесь?

— Немного, — ответил он. — Ты торопишься вернуться домой?

Она кивнула. Ее лицо было скрыто полями шляпы.

— Я могу уехать в любой момент, — незамедлительно решил он. — Ты решай.

Глядя на романтический наряд Дейзи из розового шифона, который раньше был для нее не характерен, Хэзэрд подумал, уж не герцог ли де Век выбирал ей это платье? И не он ли виновник слез на глазах дочери?

Вообщето он знал ответ на эти два вопроса. Хэзэрд был в курсе любовной истории Дейзи, у него были друзья в Париже, он был также в курсе писем, которые писала Аделаида Импресс. Он ничего не имел против, чтобы Дейзи любила кого ей захочется, но был категорически против того, чтобы его дочь была несчастна. А видимо, именно так и случилось. Вот тогда Хэзэрд решил, что герцог де Век заплатит ему за это.

— Мы уедем немедленно, — объявил он. Дейзи взглянула на него глазами, полными слез, и постаралась проглотить застрявший в горле комок. Откуда он узнал, что ей ужасно хочется домой, поближе к горам?

— Забери меня домой, папа, — прошептала она, уткнувшись отцу в грудь.

Нет, этот де Век ответит за то, что причинил боль его ребенку.

— Мы уедем сейчас же, любым поездом, идущим на запад, — сказал Хэзэрд и добавил: — Я хочу пристрелить его. Не плачь. Он не достоин тебя.

— Он не виноват, — прошептала Дейзи.

— Раз ты плачешь, значит виноват, — отрезал он, следуя отцовской логике.

— Я сама решила уехать.

Но он не попытался тебя остановить, мысленно добавил Хэзэрд. И за это он тоже заплатит.

— Я вижу, ты не очень рада своему решению, — мягко сказал он, пытаясь понять ее.

— Расставаться всегда нелегко.

— С тем, кого любишь? — погладил он ее руку. Дейзи кивнула.

— Он нужен тебе? — просто спросил Хэзэрд. — Значит, получишь.

Типичное решение настоящего вождя абсароки. Привыкнув решать глобальные задачи войны и мира, он не видел серьезной проблемы в том, чтобы привезти герцога де Век в горы.

Дейзи пристально посмотрела отцу в глаза.

— Нет… Это невозможно… для меня. Есть тысяча причин… А самая главная — его жена не хочет с ним разводиться. Не хочет, отец, и делает все возможное и невозможное. Этьен верит, что добьется своего. Он не видит истинного положения вещей, — Дейзи глубоко вздохнула. — Я вернулась домой, так как не было смысла оставаться. И, пожалуйста, не вмешивайся. — Она смотрела на него темными, мрачными глазами. — Папа, обещай мне, — впервые в жизни она назвала его так вместо привычного — отец. — Обещаешь, папа? — голос Дейзи был внешне спокоен.