— Никакой грязи, герцогиня, — сказал Фелис с выражением, развитым многими годами общения с богатыми людьми, которые, однако, не превосходили его в уме. — Это все в прошлом. И у меня очень аккуратный камердинер.

Они никогда не стояли так близко друг от друга, хотя довольно часто виделись на светских приемах. Вблизи она оказалась гораздо ниже ростом, очень неплохо сохранилась, но глаза у нее были хищные.

— От грязи вам никогда не избавиться, месье Бурже. Все его достижения и успехи в жизни были перечеркнуты одной фразой.

— Вы можете передать герцогу, что ваш визит ничего не меняет. Монтеньи не допускают разводов.

И она резко дернула шнур звонка.

Никто из известных Фелису аристократов не позволял вести себя более предосудительно, чем герцогиня де Век. Высокомерная, невежливая, непочтительная, она твердо верила в то, что ей и ее классу Богом даны особые права.

— Я предлагаю вам подумать, герцогиня.

0н окинул взглядом позолоченную комнату, украшенную, как частный салон, и достаточно большую для дюжины семей. — Чтобы, — добавил он с вкрадчивой полуулыбкой, — застраховать себя и сохранить за собой, по крайней мере, эту собственность.

Он умел изящно раскланиваться, оплатив в свое время уроки лучших преподавателей этикета, но не поклонился геоцогине. Фактически впервые он позволил себе показать свой гнев.

— Герцог не собирается менять своих решений, так что сообщите Лэтэву, что мы направим официальный запрос.

Изабель присела за стол, сосредоточившись на письме, как будто Бурже больше не существовал. Если она и слышала его, то не сочла нужным ответить, подчеркивая этим, что не обязана его слушать.

Как мог герцог так долго терпеть эту женщину, подумал Фелис, поворачиваясь на звук открытой слугой двери. В ней, кажется, полностью отсутствует какаялибо добродетель.

Злость после этой утренней встречи осталась в Фелисе, напоминая ему о давнем прошлом. Даже поздним вечером, уже несколько часов копаясь в дебрях законодательства, от чего он получал искреннее наслаждение, после обеда и театра, Бурже все еще ощущал эту занозу. Герцогиня возродила в нем ощущение отчаянной бедности. Всем своим поведением она подчеркивала, что они не равны и что он не достоин ее внимания.

Ну что ж, герцогиня де Век приобрела кровного врага.

Двумя днями позже герцога посетил его шурин Шарль. Это не было неожиданностью. Бурже начал дело быстро и усердно.

Герцог показал Шарлю свои апартаменты в Куй дю Лувр, предложил коньяк. Когда слуга удалился, их пустая беседа ни о чем прекратилась.

— Ну, говорите, Шарль, — сказал Этьен с приятной улыбкой. — Мы знаем друг друга достаточно долго можете быть откровенны.

— Сегодня утром вы представили свое ходатайство председателю суда.

Это был первый шаг перед началом суда. Этьен представил ходатайство персонально, даже без помощи адвоката. Теоретически председатель суда в палатах мог принять решение без созыва совещания.

— Де Гок посоветовал мне. Вы, конечно, это знали.

— Вы серьезно намерены жениться на этой молодой женщине? — спросил шурин, хотя вопрос был скорее риторическим. Для развода, действительно, имелись причины. Этьен и Изабель жили каждый своей жизнью в течение многих лет. Но брак с экзотической мисс Блэк? Конечно, это несерьезно.

— Я очень серьезно настроен, — сказал герцог, отчего брови Шарля высоко поднялись. — И не читайте мне лекцию об обязанностях. Я наслышан обо всем от де Гока. — В его голосе чувствовалось раздражение. — Я отдал Изабель двадцать лет своей жизни и не хочу отдавать остальные.

— Я завидую вам, Этьен, — сказал Шарль искренне. Его интерес к собственной жене давно сменился интересом к карточной игре. Хотя, как гласит пословица, все богатые наследницы красивы, единственной красотой МариЛуизы было ее богатство. — Но… — он пожал плечами.

— Я не ожидал иного, Шарль. Она ваша сестра. Я понимаю.

— Если вы настаиваете на необходимости развода, — продолжил Шарль, — Изабель может затянуть слушания в суде на годы. — Он вздохнул. — Она будет делать все, чтобы обвинить мадемуазель Блэк как виновницу развода. Она мстительна, мы оба знаем это. Мне искренне жаль.

— Не надо пессимизма, — сказал герцог. — Я никогда не был так счастлив, а в конечном счете Изабель одумается. Деньги ее всегда интересовали.

Опустив свой бокал, Шарль слегка подался вперед и прочнее тщательно выговаривая слова:

— Я не хочу вас расстраивать, Этьен, но она не согласится. Она скорее убила бы вас, если б могла.

Впервые оптимизм герцога был поколеблен. Шарль всетаки лучше знал сестру.

Герцог уже не молод, чтобы совершить такую глупость и влюбиться, сказали бы в его кругу. И его жена никогда не согласится на развод. Никогда. Их союз был династическим браком с самого начала. Не было ничего необычного в том, что все это время Изабель не замечала измен своего мужа. В то время как гражданские законы считали прелюбодеяние достаточной причиной для развода, уголовное право все еще допускало оправдание мужа за убийство жены и ее любовника, но не жены за убийство мужа. Так что особый стиль досуга герцога был привилегией исключительно мужской.

Молодая женщина, очаровавшая его, слишком смугла и к тому же иностранка без титула, да еще… адвокат. Все это было немыслимо для старинного семейства де Веков.

Да, они могут любить друг друга (или, как цинично бы выразились некоторые, она может любить его), но не более того. Наблюдая Этьена все эти годы, многие полагали, что он вряд ли может быть влюблен, но никто и никогда не мог ожидать того, что с ним происходило в последнее время.

Дейзи временами нервничала и плакала.

Герцог говорил себе, что нет ничего худшего, чем старый дурак. Но эта женщина дала ему почувствовать, что жизнь для него снова приобрела смысл. Как в юности.

Он осушал ее слезы поцелуями, нежными и благодарными поцелуями влюбленного юноши.

— Я не могу просить тебя об этом, Этьен, — шептала Дейзи, глотая слезы. Никто не видел ее раньше такой ранимой, сердце ее было разбито.

— Я получу развод, даже если мне придется отдать ей все, — сказал он. — Чертова Изабель, — сердился он.

Как будто он не знал ее характер все эти двадцать холодных лет! Как будто имело значение то, что она останется герцогиней де Век. У нее столько же денег, сколько и у него. Дети выросли. Жюли замужем, у нее собственный ребенок.

Он подумал о Гекторе, которого так любил, о его солнечной, теплой улыбке. Ему хотелось, чтобы Дейзи увидела его. Он хотел… Он мечтал, наверное, нелепо, глупо, чтобы Дейзи родила ребенка, его ребенка. Дурак, думал он тысячный раз за день. Проклятый старый дурак.

Дейзи хотела сама переговорить с Бурже, поэтому герцог устроил им встречу. Фелис был предупрежден, что не следует упоминать об упорном сопротивлении Изабель. Он действительно имел намерение выиграть дело: если не для герцога, то для собственного удовлетворения.

После обмена любезностями Дейзи перешла к обсуждению специфических особенностей дела.

Как скоро назначена вторая встреча заинтересованных сторон? Может ли Гок взять показания у Изабель? Могут ли Гок или Шарль отсрочить вызов в суд? Имело ли место встречное ходатайство от Изабель?

Ответы Бурже были краткими. Задержки ожидаются; нет уверенности в том, будет ли Изабель оспаривать прошение или подавать встречный иск; Гок намеревается взять показания у Изабель через три недели.

— Три недели? Он дал ей столько времени для ответа?

— Вероятно, Гок должен будет оказать министру ряд услуг. Мы надеемся заполучить Дэлами для организации предварительных слушаний.

— Какова вероятность, что это произойдет? Бурже пожал плечами и улыбнулся.

— Вероятность? Довольно большая вероятность, я бы сказал. Дэлами довольно часто выступает за предварительные слушания.

Во всех ответах Бурже сквозила какаято недосказанность. К любому из них конкретно придраться было нельзя, но в совокупности они оставляли у Дейзи чувство неудовлетворенности. Бурже считал, что некоторыe процедурные действия Изабель сомнительны. Это стало ясно после того, как Бурже поговорил с Лэтэвом. Дейзи почувствовала в себе необычную агрессивность после того, как задала дюжину вопросов Бурже, как если бы она представляла в суде противоположную сторону.

— Простите, — наконец сказала она. — Мне бы не хотелось, чтобы вы сочли это предвзятостью. Дело в том, что ваш гражданский кодекс существенно отличается от нашего, в Штатах.

Это вынудило Фелиса принести свои извинения. Прекрасная мадемуазель Блэк из Америки была не только экзотически красива, но и весьма проницательна. Она отметила противоречия в его ответах.

— Монтеньи имеют большие связи, что вынуждает использовать против них специфическую методологию, — он улыбнулся, — немного более гибкую. Вы не должны чувствовать свою предвзятость. Мы очень рады вашему участию в процессе и готовы воспользоваться вашим опытом.

Дейзи улыбнулась,

— В штате Монтана, где я живу, местное правительство ввело закон о разводе на первой неделе территориальной законодательной сессии. Дело в том, что количество женщин в пределах Территории Монтана было столь мало, что нетрудно догадаться — мужчинамизаконодателями двигали чисто эгоистические побуждения. Наши законы о разводе приспособлены к нашим местным условиям. Моя методика, боюсь, здесь бесполезна. Но в любом случае спасибо за предложение.

— Вы закончили обсуждение подробностей? — вмешался герцог. Ему были безразличны подробности. Он доверял Бурже, он верил в то, что тот так или иначе сломит сопротивление Изабель. Но он был согласен с Бурже, что это займет определенное время.

— Повашему, мы занимаемся переливанием из пустого в порожнее? — спросила Дейзи, улыбнувшись.

— Вполне может быть, — медленно произнес герцог

— Он не умеет работать, он только играет в поло — сказала Дейзи Бурже. В последнее время она ничего не знала о том, чем занимается герцог. — Мы надоели вам с нашими вопросами? — спросила она у адвоката.

Бурже посмотрел на герцога, чтобы увидеть его реакцию. Мадемуазель из Америки не интересовалась имуществом и положением герцога.

— Когда я сажусь на лошадь, ты называешь это игрой; когда твой отец и братья часами учат верховой езде молодое поколение — это работа. — Зеленые глаза Этьена горели азартом спора. — Я не вижу разницы.

— Они ездят верхом, зарабатывая себе на жизнь. Разъезжают среди золотых, медных и сапфировых шахт.

Это объясняет, откуда у мадемуазель на платье сапфиры величиной с голубиное яйцо, решил Фелис. Раньше он думал, что это подарок герцога.

— Спасибо вам за потраченное на нас время, Бурже, — герцог встал.

— Герцога ожидают его пони для поло, — объяснила Дейзи с усмешкой. — Это святое.

Была как раз середина сезона поло, длившегося с 15 апреля по 13 июля, и Этьен тренировался с Валентином и его друзьями каждый полдень.

— Бог с тобой, дорогая, при чем тут «святое»? Не хочешь ли составить мне компанию сегодня?

— И ты каждые пять минут будешь смотреть на часы? Нет, спасибо, — сказала Дейзи снисходительно. Она имела возможность убедиться в этом во время похода по магазинам вместе с Этьеном.

Этьен и так был обеспокоен: изза него команда потеряла этот день для тренировок. Герцог подал Дейзи руку, чтобы помочь подняться. Его глаза светились смехом.

— Сегодня вечером я приглашаю тебя на «Аиду». Несмотря на то, что я не попал на сегодняшнюю игру, я 6уду слушать с тобой Верди.

Взяв герцога под руку так, словно проделывала это всю жизнь, Дейзи повернулась к Фелису и сказала:

— Может быть, вы присоединитесь к нам сегодня вечером? Вопреки мнению Этьена, Верди захватывает.

Этьен был откровенно удивлен. Несмотря на относительную либеральность герцога, круг его друзей был строго ограничен. В этом отношении Америка была более свободна в своих нравах — страна, основанная на капиталах разных размеров, не пропитанных запахом старых денег, как в Париже. Но Этьен сдержал свое удивление.

— Нам это будет приятно, — сказал он.

— Спасибо, но у меня на вечер другие планы, — ответил Бурже, соглашаясь с мнением герцога относительно Верди и не ощущая особого удовольствия от посещения оперы. Он предпочитал французскую комедию.

Мадемуазель Блэк ни на кого не похожа, подумал он, когда дверь за ними закрылась. Редко встретишь женщину такой красоты и столь редких способностей. В общем он понимал герцога. Опустив голову на сцепленные пальцы, он задумчиво смотрел в окно, думая о весьма открытых отношениях герцога с мадемуазель Блэк. Если бы «Аида» интересовала его больше, он бы принял приглашение и посмотрел на реакцию оперных завсегдатаев.

Наэлектризованная тишина встретила герцога де Век и мадемуазель Дейзи Блэк под сводами зала оперы «Шантель». Новость о поданном вчера прошении о разводе распространилась мгновенно, в свете были весьма заинтригованы, и многим не терпелось воочию посмотреть на его причину. Что ж, они смотрелись очень интересной парой: он — в вечернем костюме, она — в великолепном шелковом рубинового цвета платье. Оба были высоки, смуглы, изящны и, повидимому, не осознавали обращенного на них внимания. Заметила ли их его жена? Все головы повернулись, чтобы увидеть реакцию герцогини, занимавшую свое обычное место в ложе де Веков.

Герцогиня, сопровождаемая кузеном архиепископом, своим братом, министром юстиции, и его женой, вошла в ложу с надменным видом. Она, по обыкновению, была в белом тюле, украшенном позументом, с бриллиантами в ушах и на шее.

Мгновенно по залу пронесся легкий шепот. Сохранит ли она эти бриллианты после развода? Выиграет ли герцог процесс? Уже прошел слух, что герцог вышел из приемной Гока очень расстроенным. Он не принадлежал к числу тех людей, которые спокойно относятся к препятствиям.

Герцог, как и его жена, был внешне спокоен. В данном случае их объединяло только то, что они являлись предметом живейшего обсуждения. Когда герцог повернулся к своей смуглой очаровательной мадемуазель с какимто шутливым замечанием, для чего убрал с ее обнаженного плеча волну ниспадающих волос, присутствующие замерли в напряженном внимании. Для всех этот его жест был равнозначен общественному обнародованию их связи.

Американка вела себя непосредственно и независимо. Она, чуть прикрыв кончиками пальцев рот, очень непосредственно рассмеялась в ответ на его реплику. Но воспитание в племени абсароки научило ее замечать все подробности происходящего вокруг. Пусть смотрят, подумала она, видя направленные на них многочисленные лорнеты и слыша шепот в зале. Она не разрушала брака по любви, в этом союзе с самого начала любви не было.

Герцог знал, что будет в центре внимания сегодня вечером. Он знал, что в опере будет Изабель. Он решил, что прятаться не станет, у него не было для этого никаких причин, но волновался за Дейзи. Насколько откровенной будет грубость, с которой ей придется столкнуться, насколько неприкрытым любопытство? Как воспримет она косые взгляды, бросаемые на нее?

— Я надеюсь, что Верди умерит тот горячий интерес, который мы, кажется, вызываем. Скоро погаснет свет.

— Я была единственной женщиной в юридическом классе и к тому же еще единственная абсароки. У меня иммунитет на любопытных наблюдателей. Может быть, ты хочешь уйти? Хотя… они все твои приятели. — Она слегка коснулась его руки. — Я не хотела бы подвергать тебя, — она оглядела толпу, чей интерес все еще был сосредоточен на них и на Изабель, — такому жестокому испытанию.

Он окинул взглядом блестящее общество, задержав взгляд на Изабель и ее окружении.

— Мы не можем уходить отовсюду, дорогая. Я не намерен изменять свою привычную жизнь. Хотя Верди, — добавил он с улыбкой, — это только ради тебя.

Решив послушать сегодня оперу, он хорошо понимал, что здесь будет не только его жена, но еще и тысяча любопытных глаз. Неудивительно, что Аделаида была удивлена, узнав об этой поездке в оперу. Прилив нежности охватил Дейзи.

— Спасибо, — просто сказала она. — Ты делаешь меня счастливой. Это очень приятно.

Герцог был благодарен ей за радость, привнесенную в его жизнь.

— Изабель пригласила Гока, — тихо сказал Валентин, наклонившись через жену к Этьену. — Бог мой, посмотри, кто еще в ее ложе. Это Дэлами. Ты думаешь, она случайно назначила ему встречу здесь сегодня вечером?

— Шарль организовал эту встречу. Я говорил ему, что собираюсь посетить «Аиду» на этой неделе. Я сомневаюсь, что Роше все еще остается беспристрастным, — с сардонической усмешкой процедил герцог. — И Лебле тоже.

— А Греви и Карл тоже свято верят в жизнь по святому писанию, — заметила Аделаида. — А что Лебле? Большинство членов магистрата принадлежат к аристократии, законы фактически принимаются узким кругом семейств, правящих Францией веками.

— Лебле избран членом суда в этом году, — сказал Валентин.

— Как Баберо и Дескев… Не могли бы мы оставить все это Бурже? — мягко сказал Этьен. — Я нахожу этот список утомительным. Шарль назначил много консервативных и воинственных сторонников папской непогрешимости в магистрат. Бурже уже начал платить в магистрате тем, кто верит не в Бога, а в законность. Оставьте это ему. Кстати, он мог сегодня присоединиться к нам, — добавил герцог.

— Присоединиться к нам? — переспросила Аделаида.

— Дейзи пригласила его, но у него оказались другие планы, — сказал Этьен с улыбкой. — Я думаю, что у него достаточно хороший вкус, чтобы также считать Верди скучным.

— Хорошо, Этьен, его нужно пригласить тогда, когда вы одобрите композитора, — шутливо ответила Аделаида.

Дейзи знала некоторые из имен, названных в беседе, и уловила ее суть. Этьену будет непросто добиться справедливого решения. Позиции Изабель подкреплены консервативностью взглядов аристократии и положением ее брата. Можно ли выиграть этот процесс? Дейзи впервые задалась этим вопросом, вспоминая недавнюю уклончивость ответов Бурже. Она ведь нанесла внезапный удар по устоявшимся традициям вельможных семейств Франции.

Даже великолепное зрелище костюмов и декораций оперы Верди не могло избавить ее от ощущения надвигающегося скандала. Выбор «Аиды» сегодня вечером был явно символичен. Душераздирающая история трагической любви Радамеса и Аиды была весьма близка к ее собственной.

— Ненавижу самопожертвование, — сказал герцог, когда занавес опустился после печального финала. — Это не правда, любимая, — добавил он, увидев слезы на ее глазах. — Это мелодрама. — Он взял ее руки в свои и коснулся их губами. — Не плачь.

— Аида и Радамес были обречены с самого начала. Это судьба, — сказала она. Ее индейское воспитание развило в ней ощущение фатальности мира.

— Человек хозяин своей судьбы. — Голос Этьена успокаивал.

— В пределах возможного, — ответила Дейзи и подумала, что иногда существуют границы, которые нужно преодолеть, обойти или принять, и выбор не всегда легок.

— Я не верю в эти ограничения.

— Ты успокаиваешь меня, Этьен, — она сделала попытку улыбнуться, — мне хочется надеяться, что ты прав.

Обращаясь к Валентину, герцог сказал:

— Расскажите ей, как покупаются и продаются члены городского магистрата и как лояльность к Шарлю всегда согласуется с их собственной выгодой. Как забывают даже о Боге, если цена достаточная. Расскажите ей, Валентин, что я могу купить каждого, черт подери, из них, если потребуется. — Он повернулся к Дейзи, его глаза горели. — Послушай его. Он знает.

— Изабель может отстрочить и затянуть процесс. Но она не может, в конечном счете, победить, — согласился Валентин, глядя на Изабель и ее свиту. — Этьен прав. Каждый из них имеет свою цену.

— Возможно, Изабель — самую большую, — добавила Аделаида.

— Мне все равно, сколько это будет стоить, — сказала Изабель, поднося лорнет к глазам и сосредоточив взгляд на Дейзи. — Он никогда не получит ее. — Опустив лорнет, она пристально поглядела на брата и добавила тихо, чтобы никто не слышал: — Предоставь мне завтра отчет о долгах каждого из судей. Я выкуплю их векселя. Думаю, это будет мудро.

— Этого не потребуется. — Он улыбнулся Гоку поверх головы своей сестры. — С отсрочками слушание может продолжаться бесконечно долго. Этьену надоест эта женщина… как до этого было со всеми остальными. — Шарль гораздо меньше склонен был обвинять герцога, чем Изабель. Как мужчина, он считал, что это просто очередное любовное увлечение Этьена.

— Этого недостаточно, Шарль. Я хочу сделать их послушными своим желаниям. Подробный бухгалтерский отчет, пожалуйста; мои деньги будут хорошо потрачены.

Этьен никогда раньше не сопровождал жену в оперу, и гнев Изабель при его появлении сегодня вечером в компании этой американки был беспределен. Она вполне серьезно сказала, что ее не заботит, сколько будет стоить подкуп судей. Хотя, конечно, это было не так. Деньги в семье Монтеньи должны были прежде всего накопляться и расти, для этого, собственно, и заключались подобные брачные союзы. Хотя, в соответствии с законом, Этьен и мог распоряжаться некоторой частью ее собственности он никогда не делал этого. В отличие от многих мужей, промотавших состояние своих жен, герцог де Век сделал все для того, чтобы приумножить их общее богатство. Поэтому было бы глупо расходовать собственные деньги на подкуп чиновников.

Ее брат вздохнул. Проклятое безумное увлечение Этьена прибавляло ему много утомительной работы.

— Если ты настаиваешь, Изабель, я поручу это завтра своему секретарю.

— Что с детьми? Они еще остаются несовершеннолетними в течение нескольких месяцев. Могу ли я требовать опекунства? Этьен основал для них доверительные фонды.

— Бог с тобой, Изабель, — зашипел Шарль. — Они контролировали эти фонды самостоятельно в течение нескольких лет. Это вызовет раздражение не только у Этьена, но и у Жюли и Жюстена. Имей это в виду на будущее, ради Бога.

— Я и имею это в виду, Шарль, а ты не должен повышать на меня голос, — сказала она холодно, — я не допущу этого развода, ты должен это понять так же, как и то, что мне необходима семейная поддержка.

— Ты ее имеешь, Изабель, только будь любезна иногда соблюдать некоторые рамки законности. Никакой судья, даже обязанный нам, не тронул бы трастовые фонды ваших детей, после того как они управляют ими со знанием дела в течение двух лет. И никакой судья не согласится с твоим безжалостным способом мести.

— Месть? — Ее голос снова накалился. — Я не должна быть мстительной, после того, что он делает по отношению ко мне?

— Случается, что люди разводятся, Изабель. — Хотя Шарль был уверен, что Этьен передумает, если американская мисс останется с ним и без развода.

— Люди — возможно, — сказала она с прохладной надменностью, — но не Монтеньи. Она — краснокожая индианка, Шарль. Можешь себе представить, что я чувствую? И она к тому же не так молода. Тереза Чезмон сказала мне, что ей тридцать лет. Он бросает меня ради женщины не намного моложе, чем я. Он дурак, Шарль, и, возможно, пять или десять лет судебных разбирательств помогут ему прийти к этому выводу самостоятельно.

Шарль искал возможные пути для отступления. Он согласен был сотрудничать в получении отсрочки, об этом его просили и мать, и кузен архиепископ, но он не симпатизировал поведению Изабель. Она буквально выдворила Этьена из своей постели двадцать лет тому назад и искусно ушла от своих обязанностей по воспитанию детей. В конце концов, она должна была предвидеть некоторые последствия своего поведения. В это время дали занавес. Шарль быстро встал и начал аплодировать.

— Я хочу получить список завтра, — сказала Изабель с улыбкой на лице. Когда он не сразу ответил, она как бы случайно коснулась его руки. — Завтра, — повторила она выразительным голосом.

— Не правда ли, Аида была сегодня великолепна. — сказала она, поворачиваясь к кузену архиепископу. — Поистине ангельский голос.

Дейзи стало несколько спокойнее после замечаний Валентина и Аделаиды о том, что не все судьи будут на стороне Изабель. Этьен тоже считал, что он сможет в конце концов заинтересовать жену материально и, поскольку Дейзи не знала Изабель лично, она верила ему.

Толпа, покидающая оперу, несла с собой праздничное настроение, серебристозвонкие женские голоса прерывались низкими голосами мужчин. Шелест роскошных платьев и сияние драгоценностей гармонировали с великолепием интерьеров и наполняли воздух ароматом богатства.

По пути в вестибюль герцог разговаривал с несколькими знакомыми. Аделида и Валентин иногда приостанавливались, чтобы обменяться шутками с друзьями. Они говорили на тривиальные темы: об опере, теплом весеннем вечере, о сотоянии команд по игре в поло на следующий день — самые обычные комментарии об обычных аристократических развлечениях. Взгляды провожали герцога и его прекрасную компаньонку, когда они двигались сквозь толпу. Молодая женщина чрезвычайно соблазнительно смотрелась в богатом шелковом платье. Ее темные волшебные глаза, классическая красота, способная вдохновлять на сонеты, низкое декольте притягивали взгляды абсолютно каждого мужчины. Рука герцога полуобняла ее плечи, чтобы оберегать от толпы, хотя многие расценили это как жест собственника.

Изабель со своей свитой шла несколько впереди, и любопытные наблюдатели задавались вопросом: как они поведут себя… если встретятся?

Один из членов духовенства и его знакомые задержались перед центральной лестницей, блокируя проход.

— Извините, монсеньор Данлоп, — вежливо сказал герцог, обходя их. — Поздравляю вас с новым назначением.

Прелат недавно был назначен посланником в Ватикан. В ответ Этьен получил только ледяной взгляд. Никто не ответил на его слова, как будто герцога не существовало.

Дейзи успела заметить, как мгновенно изменилось выражение лица Этьена, но он тут же овладел собой, приняв обычный невозмутимый вид. Как часто ему придется сталкиваться с проявлением такой грубости? Дейзи спрашивала себя, не устанет ли в конце концов герцог от всего этого? Она полагала, что поведение прелата требует извинений, но выражение лица Этьена удержало ее от проявления своих чувств. Ей нравилось его умение владеть эмоциями. Кто лучше ее знал, как это необходимо! В отличие Дейзи, потратившей часть жизни на то, чтобы научиться управляться с такими ситуациями, Этьен никогда не подвергался осуждению общества. Его семейство всегда обладало властью во Франции. Могла ли она, размышляла Дейзи в приступе самоосуждения, поступать с ним так? Ведь все это изза нее. Но он улыбался ей теплой, обожающей улыбкой. И она постаралась не думать об этом.

Что задумала Изабель? Этьен увидел жену и ее сопровождающих в ожидании экипажа у главного входа. Почему она не воспользовалась частным выходом, через который она всегда покидала оперу? Почему она вышла в вестибюль, хотя ненавидела столпотворение? Эти вопросы были риторическими, он знал на них ответ.

— Может, мы подождем на улице? — предложила Аделаида, чувствуя себя не в своей тарелке, как и герцог.

— Нет, — спокойно сказал Этьен.

По интонации этого единственного слова и направлению его взгляда Дейзи все поняла.

— Я не возражаю подождать снаружи, — сказала она. — Сегодня прекрасный вечер.

— Я не собираюсь давать Изабель повод… если вы не против, — сказал он, понимая, что его чувства отличались от чувств его друзей. Он не переваривал злобность Изабель, но его гордость была большей, чем гнев.

— Ее экипаж могут подать раньше, чем мой, — сказала Аделаида.

— У нее дикий блеск в глазах, — усмехнувшись, сказал Валентин, чтобы разрядить обстановку. — Я могу спасти тебя от нападения… Она нашлет на тебя своего Божьего человека, чтобы предать тебя адскому огню.

— Для начала лучше бы монсеньер исповедовал свою собственную совесть. Говорят, что еще две девицы, убирающие в резиденции архиепископа, носят его детей.

— Бог им поможет. — Валентин лениво растягивал слова. — Надо надеяться на это, так как архиепископ весьма скуп, когда речь идет о его собственных деньгах, как и остальные Монтеньи. Они ведь очень оберегают свое богатство, так старательно накопленное в течение столетий продуманно устроенными браками.

Экипаж принцев Шанталь был объявлен, и они все вместе пошли к выходу. Устроит ли она сцену, спрашивала себя Аделаида.

Эта мерзавка наверняка спровоцирует Этьена, думал Валентин, неосознанно подвигаясь ближе к Этьену и как бы прикрывая его.

Я не смогу идти под едкими взглядами толпы в ярко освещенном вестибюле, решила Дейзи.

Герцог знал, что прежде чем они достигнут выхода, он услышит полный яда голос жены.

— Она такая… темнокожая, Этьен, Не в вашем обычном вкусе, — сказала Изабель со значением. — Но у вас всегда было влечение ко всему… варварскому.

Одновременный вздох толпы завибрировал под блестящими люстрами, все глаза сосредоточились на сблизившихся двух группах людей. Дейзи почувствовала, что тело Этьена напряглось на мгновение, но его шаг не замедлился, он сделал вид, что не слышит замечания жены, когда они проходили рядом с Монтеньи.

Мягкое давление руки Этьена на плечах Дейзи одновременно защищало и сдерживало. Более высокий, чем другие мужчины, он смотрел на окружающих не только с высоты своего роста, но и, казалось, с высоты своего положения.

— Вы абсолютно правы, герцогиня, мисс Блэк не совсем в моем обычном вкусе. И поэтому я намерен получить благословение. — Он намеренно употребил эту фразу, стараясь задеть религиозность Монтеньи. Повернувшись к Дейзи, отошедшей вместе с его друзьями немного в сторону, он сказал: — Примите извинения за невоспитанность моей жены. Не обращайте внимания на эту варварскую грубость.

Вокруг немедленно прокатился подобный шелесту ропот. Хорошо одетая толпа демонстрировала широко открытые глаза за поднятыми лорнетами и облаченные в перчатки руки, прикрывающие многочисленные тайные улыбки мужчин. «Вы слышали это? Вы слышали его? Я не могу представить себе… рядом с архиепископом… Де Веку было все равно, даже если бы сам Бог стоял рядом с ней. Его предмет обожания прекрасен, не правда ли? Она молода, ее кожа подобна атласу. Она экзотически смугла. Посмотрите на Изабель, ее глаза пылают пожаром. Выведет ли ее Шарль? Архиепископ никогда не был в таком недоумении…»