Ее волосы должны были бы быть не золотистыми и кудрявыми, а черными и гладкими, а кожа — более смуглой. Почему эта белая женщина лежит на шкурах бизона? Пришлось напомнить себе, что мисс Венеция Брэддок — его страховка от смерти. Во всяком случае, на какое-то время. Благодаря ей он пока еще владеет своими участками, хотя ему следовало бы ее ненавидеть, как он ненавидел все, что она собой воплощала, — привилегии богатства, пустые разговоры, жажду наживы.
Однако Венеция лежала на шкурах совершенно естественно, словно провела так всю жизнь, — одна рука под головой, другая вытянута вдоль тела, одна нога чуть согнута в колене.
— Так что ты делал, когда был маленьким? — повторила она свой вопрос, решив, что Хэзард ее не слышал, — настолько он выглядел отстраненным и чужим.
— То же, что и все дети.
Хэзарду вдруг стало грустно. Было что-то нестерпимо знакомое в том, как лежала Венеция. Хэзард вспомнил другую женщину, лежавшую так же в его вигваме на одном из горных пастбищ много лет тому назад… Но он не хотел, чтобы Венеция Брэддок стала еще одним неотвязным воспоминанием. Она и так заняла слишком много места в его настоящем. Она — его заложница, гарантия того, что он увидит утро следующего дня, а теперь еще и любовница… Хэзард понимал, что, раз уступив, он не сможет больше противиться собственному желанию. Но если так, нужно пользоваться тем, что послали ему духи. Хэзард по-прежнему верил, что без их воли в этой жизни не совершается ничего.
— Иди сюда, — он протянул Венеции руку. — Садись ко мне на колени и лучше сама расскажи мне о своем детстве. В моем не было ничего особенно интересного.
Он обнимал женщину, вполуха слушая ее рассказ. Мелодичный звук ее голоса прогонял прочь страшные призраки прошлого. Она казалась ему теплым живым талисманом против злых духов.
А Венеция говорила, не в силах оторвать глаз от его лица. Никогда еще она не видела такого красивого человека. Протянув руку, она провела пальцами по его щеке и неожиданно произнесла:
— Ты знаешь, а я ведь люблю тебя.
Эти простые слова потрясли Хэзарда. Он почувствовал, что привычное спокойствие покидает его, а этого никак нельзя было допустить.
— Ты сама не понимаешь, что говоришь, — медленно ответил он, осторожно выбирая путь между ответственностью и совестью. — Молодым девушкам часто кажется, что они любят своего первого мужчину…
— Того, кто лишил их девственности?
— Я хотел сказать, который занимается с ними любовью.
— Неужели?
На ее лице появилось скептическое выражение, Хэзард быстро добавил:
— Во всяком случае, я слышал об этом. Венеция неожиданно улыбнулась.
— Меня не интересуют другие. Я люблю тебя. Но тебе не о чем волноваться, — спокойно добавила она. — Я не жду, что ты тоже полюбишь меня.
Венеция была новичком в любви, но интуиция подсказывала ей: никогда не стоит давить на мужчину и добиваться скорого ответа.
— Ты, надеюсь, понимаешь, что отец скоро заберет тебя отсюда и мы больше никогда не увидимся. Ты выйдешь замуж за молодого человека, равного тебе по положению и состоянию, будешь воспитывать детей…
— Я могу остаться здесь, — парировала Венеция.
— Зачем? — выпалил Хэзард, и это прозвучало невежливо.
— Ну, например, чтобы наблюдать за папиными рудниками…
Венеция не обиделась на его грубость: это все-таки было проявлением чувств и устраивало ее куда больше, чем холодная отстраненность.
Хэзард усмехнулся:
— А заодно и за моими?
— Как тебе не стыдно?! — возмутилась Венеция. — хочу тебе помочь.
— Я знаю. Прости. Ты и так помогаешь мне.
Его губы прижались к ее губам. Он не хотел говорить о шахтах и о бледнолицых, о том, что они будут делать через год, через месяц, через неделю… обо всех препятствиях и неприятностях. Он не хотел ни о чем вспоминать. Он хотел забыться хотя бы на одну ночь.
— Я люблю тебя, — прошептала Венеция, когда Хэзард оторвался от ее губ.
— Я знаю. И ты нужна мне…
Он очень осторожно усадил ее в большое кресло у очага, нежно поцеловал теплые, мягкие губы, убрал волнистые волосы с лица. Потом раздвинул ей ноги и медленно, так, что Венеция задрожала от предвкушения, опустился на колени между ними. Нагнувшись, Хэзард взял в рот ее розовый сосок, и она почувствовала, как волны желания расходятся от груди по всему телу. В какой-то момент Венеция поняла, что, если он сейчас же не овладеет ею, она просто умрет.
— Чего ты ждешь? — прошептала она, вцепившись в его плечи. — Я хочу тебя! Сейчас!
— Не торопись. Боюсь, твой муженек еще от тебя натерпится, красавица, — поддразнил ее Хэзард. — Но, надеюсь, у него хватит выносливости. Ты так любишь отдавать приказания… А что, если тебя не станут слушаться?
— Но я всегда получаю то, чего хочу!
— Получала, — насмешливо поправил ее Хэзард.
— Ты меня утомляешь, — нахмурилась Венеция. — Почему с тобой всегда приходится бороться?
— Потому что ты не научилась быть покорной, киска, — прошептал он. — Тебе хочется всеми руководить, а я никогда не подчиняюсь приказам — особенно женским.
— Я не хотела приказывать тебе, — невинный взгляд ее голубых глаз растопил бы и камень. — Тебе больше понравится, если я подожду, пока ты сам меня попросишь?
Хэзард рассмеялся. Он смеялся над ее наивностью, над своими неуместными угрызениями совести, над этой маленькой авантюристкой, которую он просто обязан был укротить.
— Ах, черт возьми! — сдался он наконец, и его улыбка сразу стала мягкой, обезоруживающей. — Какая заметная разница…
Когда Хэзард резко поднялся и одним мощным движением вошел в нее, они оба почувствовали, как мир покачнулся.
Много времени спустя, поглаживая темноволосую голову, лежащую у нее на коленях, Венеция негромко напомнила:
— Вода уже согрелась.
— Теперь я слишком устал. — Хэзарду и в самом деле казалось, что он не сможет даже пошевелиться. — Вовсе не обязательно принимать ванну каждый день.
— А мне казалось, что абсароки — это самые чистоплотные люди в мире, — поддразнила его Венеция.
— Почему женщины так любят вызывать у мужчин чувство вины?! — прорычал он, но не шевельнулся.
— Не засыпай!
Венеция потрясла его за плечо, Хэзард поднял голову, потом медленно встал. Он был совершенно без сил.
— Куда больше ванны мне нужен хороший сон.
— Мы быстренько искупаемся! — взмолилась Венеция.
— Если я влезу в ванну вместе с тобой, никакое «быстренько» у нас не получится.
— Как мило…
— Ты чертовски утомительна, ты знаешь об этом?
— Но очень привлекательна, — парировала Венеция.
Хэзард улыбнулся, его глаза засветились нежностью.
— Но очень привлекательна, — согласился он.
— Я налью воды? — предложила она. Хэзард вздохнул.
— Я сам налью. — Он сделал два шага, потом остановился. — Если пообещаешь мне кое-что.
— Все, что угодно, — радостно воскликнула Венеция.
— По крайней мере, не говори больше «еще» до следующей полуночи.
— Обещаю, — улыбнулась Венеция.
Ванна оказалась приятной и освежающей. Хэзард откинулся на подголовник, удовлетворенно вздохнул и покрепче обнял Венецию. Она сидела у него между ног, прижимаясь спиной к его груди.
— А ты когда-нибудь раньше купался вместе с женщиной?
— Нет, — легко солгал Хэзард.
— Почему? Это так приятно.
— Не было времени, — снова солгал он.
— По-моему, ванна для двоих — гениальное изобретение!
— Этому изобретению, дорогая, по меньшей мере четыре тысячи лет. Секс вообще весьма неоригинален.
— В самом деле? — отшутилась Венеция. — Ты хочешь сказать, что мы не первые?
— Возможно, мы первые на этой стороне горы в хижине на участке 1014, но и только.
— Какой же ты холодный, расчетливый прагматик!
— Жизнь делает тебя таким, крошка. Она разрушает все иллюзии. Чаще всего это происходит при помощи оружия… Разумеется, я не могу говорить от имени богатых девушек из Бостона. Вы, очевидно, утрачиваете иллюзии по другим причинам. Например, если отец подарит вам кольцо и изумруд на нем окажется меньше голубиного яйца.
— Не издевайся надо мной!
— Прости, ты права. Как бы то ни было, сегодняшний вечер полон иллюзий и очарования. — Его пальцы коснулись изгиба ее бедра.
— Между прочим, девушки из высшего общества не только считают драгоценности. У нас много и других дел, — обиженно заявила Венеция.
— О, я уверен, что вы приносите немало пользы! — усмехнулся Хэзард. — Ладно, давай говорить серьезно. Я просто умираю от голода и мечтаю о хорошей пище. Скажи мне, котенок, ты в самом деле сможешь приготовить шоколадный кекс, если я раздобуду для тебя поваренную книгу? Мне так хочется шоколадного кекса…
— Неужели больше, чем меня?
— Ни в коем случае, биа, — Хэзард был истинным джентльменом. — Ты — мой любимый шоколадный кекс, и тебя я предпочитаю всему остальному.
— Развратник! — Венеция рассмеялась и, повернувшись, плеснула ему в лицо водой.
— Это ты во всем виновата, — сказал Хэзард с напускной строгостью и снова прижал ее к себе. — Я просто ничего не могу с собой поделать.
— А кто тебя об этом просит? — ласково пропела Венеция.
Хэзард фыркнул.
— Ты самая нахальная женщина из всех, кого мне доводилось встречать!
— Неужели я нахальнее, чем Люси Аттенборо?
— Безусловно, — твердо сказал Хэзард.
— Отлично! — Венеция выглядела очень довольной. — Я подумала… Если только я смогу правильно это объяснить… — У нее подергивались уголки губ от сдерживаемого смеха, в ее голубых глазах светилось желание. — Я не хотела предлагать ничего неразумного, но, учитывая то, как ты хорошо отдохнул… Только еще один раз, — прошептала она.
Намного позже Хэзард перенес очень сонную, очень довольную молодую женщину на постель из шкур, уложил ее там и укрыл одеялом. Венеция уснула прежде, чем ее голова коснулась подушки, а он смотрел на прелестное личико в ореоле шелковистых кудрей и безотчетно улыбался. До этого вечера Хэзард даже не подозревал, как нужна ему женщина рядом…
Отогнав опасные мысли прочь, он обернулся и посмотрел на лужи воды, разлитые по сосновому полу. Конечно, можно было оставить весь этот беспорядок до утра, чтобы Венеция потом убрала. Но станет ли она это делать? Хэзард улыбнулся своим мыслям. Традиции его народа предполагали, что все обязанности по дому ложатся на плечи женщины. Впрочем, такой же точки зрения придерживались все знакомые ему мужчины вне зависимости от расы.
— Черт побери, — пробормотал Хэзард и потянулся за тряпкой.
Через десять минут пол был насухо вытерт, вода из ванны вылита на улицу, все мокрые полотенца сушились на перилах крыльца. Хэзард улегся рядом с Венецией и наконец-то заснул крепким сном.
19
Хэзард проснулся рано, следуя поговорке абсароков: «Не следуй за сном до конца, просыпайся в тот момент, когда надо действовать». Он оставил Венецию досыпать, а сам взял одежду и вышел на улицу. Дверь он запирать не стал.
Венеция проснулась позже, и первым ее чувством было разочарование. Хэзард ушел, а ей так хотелось проснуться рядом с ним, пожелать ему доброго утра, согреться от его теплой улыбки… У него была неподражаемая улыбка, ни один знакомый Венеции мужчина не умел так улыбаться. Это медленная чувственная улыбка начиналась с глаз, потом изгибала уголки красивого рта и проникала вам в душу — так, словно, кроме вас, никого на свете больше не существовало, словно он протянул руку и обнял вас.
«У этого человека репутация соблазнителя», — напомнила Венеция самой себе. Он сам говорил, что моралисты из племени белых называют развратом совершенно естественные вещи. Абсароки всегда предоставляли свободу как мужчинам, так и женщинам. В их обществе царило равноправие, женщины владели собственностью, родство определялось по материнской линии. Женщины, как и мужчины, могли выбирать себе любовников, имели право уйти от мужа и снова выйти замуж. «Во всяком случае, теоретически», — добавил тогда с улыбкой Хэзард. И это в то время, когда во всем мире женщины занимали подчиненное положение.
Слова Хэзарда звучали очень убедительно, но Венецию абсолютно не устраивало, что какая-то другая женщина может выбрать его самого. Венеция Брэддок намеревалась заполучить Джона Хэзарда Блэка для себя одной!
Она села на шкурах и оглядела комнату. Вернется ли Хэзард завтракать, или он уже взял еду с собой? Этого она сказать не могла, но заметила, что на полу не было луж, ванна стояла пустая, а мокрые полотенца исчезли. Совершенно невероятно! Что заставило Хэзарда так поступить? Неужели он тоже любит ее? Или он всего-навсего галантный джентльмен, рыцарь в подлинном значении этого слова? Ни один мужчина на Восточном побережье не стал бы убирать за женщиной. Они испытывали к такой работе презрение, да и приросту не были приспособлены к ней. Но Хэзард совсем не такой. И он никогда не проявлял презрения к другому человеческому существу. И он все умел. Вот каким был человек, которого она любила!
Найдя рубашку, Венеция оделась и оглядела кухню, гадая, стоит ли приступать к приготовлению завтрака. И тут она заметила, что дверь приоткрыта: тонкий золотистый луч солнца лег на неровный пол. Венеция сделала несколько неуверенных шагов к двери — так узник, проведший долгие дни в темнице, не решается ступить на зеленое поле. Она открыла дверь пошире, немного подождала и наконец вышла на низкое крыльцо.
Окружающий ее залитый солнцем мир показался Венеции прекрасным — вершины гор на горизонте, темно-зеленые сосны, светлые осины, свежий аромат чистого ясного утра. Неуверенная в своем будущем, неуверенная в своем любовнике, Венеция все равно была счастлива. Именно сейчас она находилась там, где ей хотелось находиться больше всего на свете! И в одном, по крайней мере, можно было не сомневаться: она в самом деле любила Хэзарда.
Сойдя с крыльца, Венеция обошла хижину кругом, наслаждаясь неожиданной свободой. Она осторожно ступала босыми ногами по острому гравию, потом остановилась на мгновение в мокрой холодной траве под дикой вишней и пошла по тропинке вниз — туда, где несколько дней назад ее ждал Хэзард. Сланец был теплым под ее ногами, утренний бриз играл волосами и задирал полы рубашки. Думая о том, как может измениться человечская жизнь за самое короткое время, Венеция подошла к самому краю выступа.
— На твоем месте я бы дальше не ходил, — раздался вдруг знакомый и очень суровый голос.
Венеция вздрогнула и резко обернулась. Она и не подозревала, что последние несколько минут за ней наблюдали. Обведя взглядом склон, она обнаружила Хэзарда у входа в шахту примерно в трехстах ярдах от нее. Он стоял рядом с каким-то непонятным орудием и, судя по всему, не собирался шутить. Глубоко вздохнув, Венеция направилась к нему.
— Что это такое? — легким кивком головы она указала на пушку.
— Орудие Гатлинга.
— Выглядит устрашающе…
— Так и есть.
— Неужели ты бы стал в меня стрелять? — негромко спросила Венеция.
— Я обязан быть осторожным, — уклончиво ответил Хэзард. — Пока не узнаю тебя получше.
Венеция удивленно подняла брови, и он улыбнулся.
— В конце концов, ты ведь моя заложница. Кто может быть уверен, что ты не задумала сбежать? А узнать тебя я жажду с величайшим нетерпением…
Хэзард поздно принялся за работу в то утро. Никогда раньше он не занимался любовью рядом с орудием Гатлинга. Утреннее солнце подогрело их чувства, страсть вспыхнула с новой силой, и им обоим показалось, что мир вокруг исчез.
— Сколько времени мы еще будем сидеть и ждать возвращения полковника?! — Янси ударил кулаком по столу. Он пил уже второй стакан бурбона после ужина, а это всегда дурно сказывалось на его характере.
Миллисент сидела напротив него, собранная, но спокойная. Остальные члены группы уехали обратно в Бостон: они скупили почти все участки и решили, что их дальнейшее присутствие в Виргиния-сити едва ли можно считать необходимым. Всем было известно, что Билли Брэддок всегда сам решает свои проблемы и не терпит вмешательства извне. А Янси сумел убедить партнеров, что, если полковнику понадобится помощь, он сможет ее организовать.
— Теперь, когда друзья Уильяма уехали, мы можем больше не ждать, — невозмутмо произнесла Миллисент.
Взгляд Янси вдруг стал хищным и тревожным.
— Вы хотите сказать, что один мертвый индеец теперь не будет иметь значения? — он едва заметно улыбнулся.
Миллисент налила себе еще чуть-чуть хереса и, выпив, поставила рюмку на стол.
— Я полагаю, что нас больше устроит другая последовательность событий — несчастный случай с Уильямом, а потом смерть одного индейца. — Она посмотрела на своего визави и вопросительно подняла одну бровь. — Вы меня понимаете?
— Мне очень нравится ваша мысль, — ответил Янси с широкой улыбкой.
— Я уверена, что вы найдете людей. Еще одно убийство никого здесь не удивит.
— Но потребуется время, чтобы разыскать Билли в этих горах.
— А почему бы не дождаться его возвращения? Немного подумав, Янси кивнул.
— Мы можем разбить небольшой лагерь на северной тропе и подстеречь их, когда они подъедут поближе к городу.
— Сколько на это потребуется времени? — деловито поинтересовалась Миллисент — она говорила так, словно речь шла о расписании поездов.
Янси в этот момент задумался о том, сколько пройдет времени, прежде чем он сможет жениться на богатой вдове полковника, так что на вопрос Миллисент ответил не сразу.
— Полковник уехал давно, он должен довольно скоро пуститься в обратный путь — с посредником или без него. Я думаю, самое большее через неделю Брэддок будет здесь.
— Великолепно, — улыбнулась Миллисент. — А теперь, я полагаю, нам следовало бы обсудить, сколько людей и оружия вам понадобится, чтобы захватить участки этого индейца. Если вы назовете мне точную сумму, то я завтра же получу золото. Вам нужно что-нибудь еще?
— Миллисент, нужны только деньги. Мы с вами об этом знаем. Все остальное приложится.
— Мой отец всегда говорил точно так же. Вы очень на него похожи, Янси. Мне это нравится. Подойдите сюда и сядьте рядом. Вы не прикасались ко мне с самого утра.
20
Неделю спустя в предрассветный час Неутомимый Волк заглянул в окно хижины и поджал губы. В конце концов он оказался прав насчет Хэзарда и этой женщины, но с Хэзардом никогда ни в чем нельзя быть уверенным.
Когда Неутомимый Волк переступил порог хижины, Хэзард потянулся было за пистолетом, который он всегда держал под рукой, но тут же расслабился, услышав мягкую поступь ног в мокасинах. Он прикрыл Венецию одеялом и натянул штаны.
— Скажи мне, в какой день это случилось, и тогда я узнаю, кто выиграл пари, — вместо приветствия произнес по-индейски Неутомимый Волк. Хэзард нахмурился.
— Я уже и забыл, что ты и твои приятели — просто кучка сплетников. Постыдился бы заключать пари на старого друга.
Неутомимый Волк пожал плечами и многозначительно посмотрел на Венецию.
— Ни один человек в здравом уме не упустит такой прекрасный повод. Тем более что всем нам отлично известна твоя репутация.
Понимая, что Неутомимый Волк не отстанет от него, пока не получит точного ответа, Хэзард сдался.
— Восемь дней назад, — заметив, что Венеция не спит, он улыбнулся ей и сказал своему приятелю: — А теперь давай-ка сменим тему. Не стоит говорить при ней. Она не понимает нашего языка, но твой плотоядный взгляд слишком красноречив.
Неутомимый Волк продолжал улыбаться как ни в чем не бывало.
— Значит, выиграл Красный Медведь. Лично я не думал, что ты так долго продержишься. Я утверждал, что это случится сразу после моего ухода.
— Спасибо тебе за доверие.
— Проклятье, Хэзард, да какое отношение имеют высокие моральные принципы к занятию любовью? Одно другому не мешает. Любовь только приближает нас к небесам. Кстати, твое небесное создание мне нравится. Когда она тебе надоест…
Хэзард рассмеялся: на Неутомимого Волка невозможно было долго сердиться: он никогда не принимал жизнь всерьез.
— Не надейся. От такой женщины нельзя устать.
— У нее богатое воображение?
— Она полна неожиданностей. — Его глаза засияли от удовольствия, а губы изогнула улыбка.
— Ну а когда за ней придут, что ты станешь делать? Хэзард сразу перестал улыбаться. В последние дни он частенько ловил себя на том, что забывает о существовании полковника Брэддока и об их уговоре.
— Кто-нибудь видел ее отца? — резко спросил Хэзард. — Роза сказала, что он отправился в горы на поиски нашей летней стоянки.
— Поговаривают, что он уже мертв, — осторожно ответил Неутомимый Волк.
Хэзард почувствовал, что у него на лбу выступил пот. «Все кончено!» — это первое, что пришло ему в голову. Если полковник Брэддок мертв, то все правила игры полетели к чертям.
— Кто это говорит? — быстро спросил он.
— Шурин Одинокого Сердца видел тело.
— Он уверен? Может быть, это был другой белый человек?
— Все может быть. — Неутомимый Волк пожал плечами и улыбнулся. — По-моему, все белые на одно лицо.
— Проклятье!
— А что, с этим какие-то проблемы?
— Могут появиться. Полковник был единственным человеком, с которым мне наверняка удалось бы договориться. А чего ждать теперь, я не знаю.
— Почему бы мне просто не прислать тебе воинов? Скажем, двадцать или тридцать молодых парней…
— Этого я не хочу. Сюда могут вызвать армию, а после войны между штатами каждый исполненный амбиций офицер мечтает галопом промчаться по северным равнинам и начать войну с индейцами. Я не хочу стать причиной военных действий.
— Но мы могли бы за себя постоять при помощи твоей пушки. — Неутомимый Волк был отличным тактиком, и его глаза разгорелись, стоило ему представить, какие возможности для боя дает местоположение артиллерийского орудия Хэзарда.
— Мы долго не продержимся и в конце концов потеряем эти участки, — нахмурился Хэзард.
— А ты уверен, что они для нас так уж важны? Наш клан всегда процветал. Зачем нам иметь больше того, что мы имеем сейчас?
— Бледнолицых будет становиться все больше: золото для них — лучшая приманка. А бизоны когда-нибудь кончатся. Мы с тобой не в первый раз говорим об этом.
— Есть люди, которые с тобой не согласны, — заметил Неутомимый Волк.
— Пусть они будут не согласны, — миролюбиво ответил Хэзард, — а я пока нарою для них побольше золота.
— Джон, — вдруг раздался мелодичный голос Венеции, — может быть, я попытаюсь приготовить какой-нибудь завтрак?
Неутомимый Волк сразу перешел на английский, который знал так же хорошо, как и Хэзард. Их воспитывали как братьев, и Рэмсей Алонсо Кент, английский баронет, был добрым дядюшкой им обоим.
— Благодарю вас, мисс Брэддок, — Неутомимый Волк галантно поклонился. — Я бы с удовольствием позавтракал.
— Так вы говорите по-английски! — воскликнула Венеция. — Как это приятно… Хэзард, почему ты мне ничего не сказал?
— Вероятно, у вас было не слишком много времени для разговоров, — негромко произнес Неутомимый Волк на своем наречии, и Хэзард нахмурился.
— Очень остроумно! — резко ответил он и повернулся к Венеции. — Моя тетка была замужем за белым человеком, так что мы оба еще в детстве выучили английский.
Венеция выглядела так соблазнительно, лежа в постели, что Хэзард вдруг разозлился на Неутомимого Волка, бросавшего на женщину похотливые взгляды.
— Пока ты будешь готовить завтрак, мы искупаемся, — коротко заметил он и вполголоса добавил после того, как Неутомимыми Волк вышел за дверь: — Не забудь надеть брюки. Вечно ты расхаживаешь в одной моей рубашке.
— Они разорвались, когда я их стирала, — прошептала в ответ Венеция.
— Тогда надень мои.
— Они слишком большие. Я могла бы надеть одно из платьев, которые принес Джимми…
— Нет уж! Надень брюки, — он подчеркнул каждое слово. — Мы раздобудем тебе одежду очень скоро, а сейчас никаких игр, Венеция. Я хочу, чтобы к моему возвращению ты была в штанах.
— Слушаюсь, сэр, — пробормотала себе под нос Венеция, поняв, что Хэзард ревнует.
Ее подозрительная покорность насторожила Хэзарда, и он погрозил ей пальцем.
— И рубашку не забудь!
Когда мужчины вернулись некоторое время спустя, Венеция жарила бекон на сковородке. Бросив быстрый взгляд на ее стряпню, Хэзард с удивлением обнаружил, что бекон вопреки обыкновению не сгорел, а лишь чуть-чуть зарумянился. Венеция надела одну из его рубашек и заправила в его же штаны, подвернув их и подвязав на тонкой талии ремешком. Обрадовавшись, что она впервые в жизни последовала его указаниям, Хэзард не обратил внимания на то, что молодая женщина выглядит как сирота из приюта.
— А яйца остались? — поинтересовался он, уже привыкнув помогать ей готовить завтрак.
— Ты сам жарил их вчера, — отозвалась Венеция. — Я не помню.
Усевшись у стола, Неутомимый Волк насмешливо поинтересовался:
— Неужели ты тоже учишься готовить, Черный Кугуар?
— Хэзард мне так хорошо помогает! — воскликнула Венеция, прежде чем он сам успел открыть рот. — Если бы не он, мы бы просто умерли с голода.
— Когда вернешься домой, ты обязательно продемонстрируешь нам свои достижения.
— Это вряд ли, — нахмурился Хэзард.
Он чувствовал, что Неутомимый Волк веселится вовсю, хотя лицо его оставалось неподвижным, как маска, и догадывался, что в следующий приезд в лагерь ему не дадут прохода шутками о стряпне.
— А еще он моет посуду и вытирает ее, и убирает после… Ну, в общем, по вечерам, — быстро закончила Венеция, услышав, как Хэзард предостергающе кашлянул. Она так гордилась его галантностью, но, повернувшись к нему, поняла, что Хэзард чувствует себя очень неловко, и немедленно извинилась: — Прошу прощения. Я совершенно забыла о ваших мужских предрассудках.
— Ничего страшного. Теперь он сможет всех поразить во время летней охоты, — невозмутимо произнес Неутомимый Волк, но в глазах у него плясали смешинки.
Перехватив убийственный взгляд, брошенный Хэзардом на своего друга, Венеция решила вмешаться:
— А что такое летняя охота? Я об этом ничего не слышала.
— Расскажи даме об охоте, — предложил приятелю Неутомимый Волк, от души наслаждаясь сложной ситуацией, в которой оказался Хэзард.
Тот неохотно подчинился.
— Ничего особенно интересного в этом нет. Несколько кланов собираются вместе, чтобы поохотиться и пообщаться.
— Как мило! Это, наверное, напоминает большой пикник. И много ли соберется ваших родственников?
Венеция оживилась и была сейчас очень похожа на ребенка, которому пообещали новую игрушку.
— Я вряд ли сумею это выяснить: меня там не будет, — спокойно, но твердо ответил Хэзард, бросая свирепый взгляд на Неутомимого Волка, — он был недоволен, что друг вообще заговорил на эту тему.
Перейдя на родной язык, Неутомимый Волк заметил:
— Ты бы мог по дороге поискать ее отца.
— Если он жив, то сам найдет меня, — ответил Хэзард.
Неутомимый Волк пожал плечами и снова заговорил по-английски:
— Все будут скучать без тебя этим летом.
— Тут уж ничего не поделаешь.
Венеция осторожно переводила взгляд с одного мужчины на другого. Она прекрасно понимала, что ей не следует вмешиваться в жизнь Хэзарда, но в конце концов избалованность все-таки взяла верх над здравым смыслом:
— Но разве мы не могли бы поехать вместе? Прошу тебя, Хэзард, это было бы так весело!
— Нет.
— Почему же нет? — Венеция, как обычно, была совершенно невосприимчива к отказам. — Я никогда не видела ни индейской деревни, ни летней охоты, ни даже индейцев — если не считать тебя и Неутомимого Волка. Хэзард сурово нахмурился.
— Это не спектакль, который устраивают ради твоей забавы.
— Да не будь ты таким занудой, черт побери! Ты же понимаешь, что я говорила об этом совсем в другом смысле.
У Неутомимого Волка едва не отвисла челюсть. Он ни разу в жизни не слышал, чтобы кто-нибудь говорил с Хэзардом в таком тоне — тем более женщины. Неутомимый Волк ждал взрыва, но Хэзард довольно мягко произнес:
— Мы никуда не поедем, и это не подлежит обсуждению. Ты просишь о невозможном.
— Это из-за шахты? — Венеция уже начала жалеть о своей настойчивости.
— Да, — с готовностью согласился Хэзард.
На самом деле причина была в другом. Он прекрасно знал, что, если повезет ее на летнюю охоту, для него это станет настоящим испытанием. Они оба окажутся под постоянным пристальным наблюдением, и все сразу поймут, что его отношение к Венеции — не просто вожделение. А если его сородичи догадаются, как нужна ему эта белая женщина, то пострадает его авторитет вождя. Кроме всего прочего, большую часть времени ему придется провести на совете вождей, а потом он будет вместе с друзьями охотиться, играть, скакать наперегонки. Все это чисто мужские занятия. Венеции скоро станет скучно, и этим может воспользоваться кто-нибудь из клана — на летней охоте принято очень настойчиво ухаживать за женщинами…
— Тогда, может быть, в другой раз? — неуверенно предположила Венеция.
— Может быть, — ни к чему не обязывающим тоном ответил Хэзард.
Сразу после завтрака Неутомимый Волк уехал и увел с собой караван тяжело нагруженных лошадей. Больше Венеция о летней охоте не заговаривала.
21
Поужинав, Хэзард поднялся и пристегнул к поясу кобуру.
— Ты опять в город? — негромко спросила Венеция. Ей очень не хотелось отпускать его: поход в город ночью предполагал визит к Розе. И хотя в последний раз Хэзард отказался от услуг этой девицы, ревность Венеции вспыхнула с новой силой. Хэзард кивнул.
— Я только зайду за твоей одеждой, — взгляд его черных глаз оставался бесстрастным. — Не можешь же ты постоянно ходить в моих брюках.
— Меня здесь все равно никто не видит, — нахмурилась Венеция. — Не стоит из-за этого подвергать себя опасности.
Хэзард беззаботно улыбнулся.
— Ничего опасного в этой прогулке нет. В последний раз ни одна живая душа меня не заметила; надеюсь, никто не увидит и сегодня.
На самом деле Хэзард прекрасно знал, что о его последнем визите в город говорят, и, следовательно, весьма велика вероятность, что его будут встречать. И вряд ли с цветами. Он не напрасно оделся во все черное, за исключением мокасин, но такая обувь позволяла ему двигаться быстрее, чем в сапогах.