Брэддок-Блэк (№1) - Пламя страсти

— У тебя не хватит слов, чтобы убедить меня! — Терпение Хэзарда лопнуло. — Можешь изображать из себя оскорбленную будущую мать сколько тебе будет угодно. Смотри на мир этими огромными глазами Мадонны, лей слезы стыда и раскаяния… Попробуй поупражняться на кучере, когда мы доедем до Сент-Джозефа. Но умоляю, избавь меня от этого спектакля!

— Ты просто невозможен! — с досадой воскликнула Венеция.

Хэзард нахмурился.

— Невозможен наш союз. — Он небрежно пожал плечами, как часто делал в первые дни ее пребывания в хижине в качестве заложницы. — Я сказал это сразу, как только ты явилась ко мне на шахту. Я был прав тогда — и прав сейчас.

— А что же в промежутке? — многозначительно напомнила ему Венеция.

На этот раз на его лице отразилось явное желание поскорее закончить этот разговор.

— Я просто ошибся.

— Как ты можешь называть нашу любовь простой ошибкой?

— После того, как я пять дней провел под землей, а потом обнаружил твою записку, дорогая жена, у меня было больше чем достаточно времени, чтобы все переосмыслить. Такого рода переживания перевесят любую любовь. А твоя любовь смертельна, как укус гадюки.

— Говори что хочешь, а я не уеду после того, как ребенок родится, — упрямо заявила Венеция. — Я покинула тебя не по своей воле и никогда больше с тобой не расстанусь. Я говорю тебе об этом для того, чтобы между нами не осталось никаких недоговоренностей. В наших отношениях было достаточно ошибок и недоразумений, и я хочу избежать еще одного.

Их взгляды встретились, и Венеция не отвела глаза. Хэзард сразу же вспомнил юную девственницу, которую он уговаривал уйти несколько месяцев назад. Тогда она так же посмотрела на него и тоже заявила, что останется… Этот твердый взгляд принадлежал неукротимой Венеции Брэддок, жене Джона Хэзарда Блэка. И этот знакомый взгляд пробил первую брешь в недоверии Хэзарда. Его доспехи дали трещину, которую он сам еще не заметил.

— Достаточно честно, — признал он. — Что ж, ты меня предупредила. — И, вероятно, для того, чтобы избавиться от возникшего в его душе теплого чувства, Хэзард цинично добавил: — Я надеюсь, что вы поладите с Голубым Цветком.

— Ублюдок!

— Это эпитет бледнолицых, — усмехнулся Хэзард. — Попытайся еще раз.

— Я просто выцарапаю ей глаза! Она надолго не задержится, — уверенно заявила Венеция.

— Тогда мне придется ее защищать.

— Я предлагаю тебе позаботиться и о себе тоже. Черные брови Хэзарда чуть приподнялись, улыбка стала шире:

— Это угроза, дорогая?

— Понимай как знаешь, мой дражайший муж, — нежно пропела Венеция.

Она была преисполнена решимости не допустить свадьбы Хэзарда и Голубого Цветка. Если он полагает, что она будет делить его с другой женщиной, то он просто обманывает самого себя. Она не собирается покорно отдать своего мужа другой женщине!

Если бы Хэзард задумался над своими собственными чувствами, он бы признал, что и сам испытывает такое же чувство собственника. Венеция принадлежала ему, и ни один мужчина на свете не имел права прикасаться к ней. Но Хэзард не желал признавать, что основной причиной его поездки на восток было именно это самое чувство собственника.

Они сели в поезд у Ниагарского водопада. Хэзард зарезервировал спальное купе в новом пульмановском вагоне, роскошном и удобном, но запирал дверь всякий раз, когда куда-нибудь выходил.

— Я не собираюсь от тебя убегать, — запротестовала Венеция, когда Хэзард вернулся после первого выхода на разведку.

— Тебе это и не удастся, — спокойно сказал он, убирая ключ в карман. — Но я рад, что хотя бы по одному пункту мы пришли к согласию.

— Мы бы договорились и о многом другом, если бы ты не был настолько нетерпимым.

— Это не нетерпимость, а всего лишь практичность. Я слишком хорошо помню все твои сладкие речи. Кстати, как насчет ленча? — холодно поинтересовался Хэзард и протянул ей сандвич с таким безразличием, что в купе надолго повисла гнетущая тишина.

Хэзард никуда не выпускал Венецию, но и сам старался лишний раз не выходить из купе. Янси Стрэхэн наверняка бросился в погоню, а такие люди никогда не действует в одиночестве. Трусы всегда находят компанию.

На следующий день у Венеции случился один из редких приступов утренней тошноты. Поэтому, когда Хэзард принес ей поднос с завтраком, она только взглянула на еду и тут же бросилась в крошечную ванную комнату. Когда она вышла оттуда, еле держась на ногах, Хэзард без лишних слов подхватил ее на руки, отнес на кровать и подложил под голову подушки.

— Тебя часто тошнит? — с тревогой спросил он.

— Нет, — слабым голосом ответила Венеция. — Очень редко. Я думаю, что это из-за поезда. Хэзард-младший возражает, — заметила она со слабой улыбкой.

— Мне очень жаль, — спокойно сказал Хэзард.

— Что есть Хэзард-младший?

— Нет, об этом сожалеть слишком поздно. Мне жаль, что тебя тошнит. Если я могу что-то для тебя сделать…

Его забота казалась вполне искренней. Венеции захотелось сказать: «Прости меня за все — за горнорудную компанию, за мать, за Янси…» Но она не осмелилась, чувствуя его сдержанность.

— Не приноси завтрак раньше десяти, — вместо этого сказала она.

— Это больше не повторится, биа, — ответил Хэзард с привычной улыбкой, но тут же отвел глаза, сообразив, как только что назвал Венецию.

Он резко поднялся, пересел на свое место и погрузился в мрачное молчание, в котором пребывал большую часть времени. Когда несколько часов спустя Венеция пожаловалась на скуку, Хэзард на ближайшей станции купил ей несколько книг; когда она выразила недовольство его молчанием, он ответил:

— Я думаю.

На следующее утро Хэзард проснулся поздно и, потянувшись, повернулся на зелено-красном диване, превращавшемся на ночь в удобную постель. Ночью он вставал на каждой станции, проверяя, не сел ли в поезд Янси. Чем ближе они подъезжали к Сент-Джозефу, штат Миссури, тем вероятнее было появление Стрэхэна. На этой станции пассажиры, ехавшие на запад, делали пересадку, и Янси знал об этом. Вообще-то в Монтану существовало несколько путей, но часть из них уходила слишком далеко на юг, а другие проходили по территории племени лакота. Если бы Хэзард был один, он скорее всего выбрал бы последний вариант, но с беременной женщиной на руках он не мог на это решиться.

Так что оставался только один выход — пересесть в Сент-Джозефе на поезд, идущий на запад. Хэзард понимал, что Янси сообразит, каким путем они поедут, и именно поэтому он так мало спал прошлой ночью.

— Поговори со мной, — попросила Венеция. — Мы в этом поезде уже два дня, а ты не произнес и десятка слов…

— Нам не о чем говорить, — отрезал Хэзард, явно не собираясь менять свой стиль поведения.

Но в планы Венеции не входило провести еще один день в молчании.

— Мы пересядем на другой поезд? — не унималась она.

— Вполне вероятно, — Хэзард опирался на локоть, его голос был таким же ленивым, как и поза.

— Я слышала, что прошлой ночью ты выходил чаще, чем обычно. Почему?

Хэзард наконец сел, опустив ноги на роскошный ковер. Он понял, что на этот раз ему, судя по всему, не удастся отмолчаться.

— Я проверял, кто садился в поезд.

— Ты видел Янси?

— Пока нет.

— Ты и в самом деле думаешь, что он будет нас преследовать? Разве не разумнее ему было бы остаться в Бостоне и спокойно тратить мои деньги?

— Янси никогда не казался мне разумным человеком, а при его жадности и мстительности… Я уверен, что он будет преследовать тебя, меня и нашего ребенка.

— Но мы сможем добраться до Монтаны? — забеспокоилась Венеция.

Хэзард пожал плечами.

— Мы попытаемся.

— Если в поезде находиться опасно, мы могли бы поехать верхом…

— Только не теперь.

— Но я всего лишь на четвертом месяце!

— Это не будет увеселительной прогулкой, — отрезал Хэзард. — Ты не сможешь проводить по восемнадцать-двадцать часов в седле. Это слишком опасно для ребенка. Я не могу рисковать… снова.

В глазах Хэзарда вдруг появилось выражение боли, и Венеция почувствовала, что за его словами скрывается какая-то тайна.

— Снова? — выдохнула она.

Хэзард словно очнулся, увидел зелено-красную обивку дивана, большеглазую женщину напротив и просто сказал:

— Существует множество способов избавиться от ребенка. У каждого народа они свои. Абсароки многое умеют, но подобные действия всегда противны воле духов.

— Твоя жена?.. — прошептала Венеция, вдруг вспомнив аккуратно сложенные платья.

Хэзард не двигался и, казалось, почти не дышал. Когда он наконец заговорил, его голос звучал как будто издалека.

— Она нанесла смертельный вред себе и нашему ребенку… Моему ребенку. — Хэзард помолчал: воспоминания были слишком яркими — как пятна крови на белом снегу. — Ей было шестнадцать лет, она была сильной и здоровой, — продолжил он уже спокойнее. — Черная Голубка умирала неделю. Я держал ее за руку и смотрел, как она уходит от меня. — Хэзард снова увидел перед собой лицо жены, словно это было вчера, увидел, как она умирала в страшных мучениях. — Мы были молоды, и я очень ее любил. После свадьбы мы почти не разлучались, она даже ездила со мной за лошадьми. Когда моя жена узнала, что беременна, то ничего не сказала мне: я больше не взял бы ее с собой. Она постаралась сама избавиться от ребенка — и, как выяснилось, очень жестоким способом. — Хэзард поднял глаза, столкнулся с расширившимися от ужаса глазами Венеции и мягко сказал: — Так что не делай глупостей, не говори мне о том, что проедешь верхом весь путь до Монтаны, чтобы только опередить Янси. Я тебе не позволю.

— Прости меня! Я не знала… Я бы никогда не заговорила об этом, если бы только знала.

«Прошу тебя, Хэзард, не надо ненавидеть меня из-за ошибки другой женщины», — добавила она про себя.

Хэзард вздохнул и взглянул на проплывающий за окном пейзаж.

— Не могли бы мы остаться хотя бы друзьями? — взмолилась Венеция. Ей так хотелось обнять его, успокоить.

— Я попытаюсь, — медленно ответил Хэзард.

«Не слишком много, но все-таки уступка, — решила Венеция, — Хэзард всегда держал свое слово, значит, он на самом деле попытается».

Остаток дня прошел лучше. Они смогли немного поговорить, а, запирая ее, Хэзард извинился и даже слабо улыбнулся. Это была первая настоящая улыбка с тех пор, как они встретились в Нью-Йорке.

38

Когда Янси вернулся в Бостон и сообщил Миллисент, что Венеция исчезла, миссис Брэддок совершенно вышла из себя. Она от всей души надеялась, что Хэзард не успеет вовремя добраться до мадам Рестел, а скорее вообще не найдет ее. Миллисент даже вообразить не могла, что Хэзард не только встретится с Венецией, но и увезет ее у них из-под носа.

— Ты просто чертов дурак, Янси Стрэхэн! — воскликнула она вне себя от негодования. — Я не думаю, что смогу пойти с тобой под венец, если ты ее не найдешь!

— Хэзард специально приехал за ней, — резко ответил Янси. — И найти их будет не так-то легко.

Угрозу Миллисент он воспринял как должное: при подобных обстоятельствах он сам поступил бы так же.

— Сколько тебе нужно? — рявкнула миссис Брэддок. — Скажи мне, сколько это будет стоить?

Они были партнерами в авантюре, где на кону стояли двадцать два миллиона долларов, и не желали сдаваться. Миллисент и Янси знали, что нуждаются друг в друге: на его стороне была сила, на ее — деньги. Они далеко не сразу стали союзниками и еще в Монтане вели себя как дуэлянты, прощупывая друг друга. Миллисент и Янси перебрасывались пробными камешками, меняли позиции, как профессионалы, и только потом объединились. Каждый признал силу другого, каждый понял, что им лучше быть партнерами, а не противниками. Они испытывали странное уважение друг к другу, смешанное с сильным эротическим влечением. Так порок всегда тянется к пороку.

— Мне понадобятся люди, лошади, снаряжение, — заявил Янси. — Этот индеец меня опередил, но, если я сумею нанять Хайда в Сент-Джозефе, он от нас не уйдет. Хайд выследит любого.

— Назови мне сумму — и иди укладывать вещи. Когда ты спустишься вниз, банковский чек будет тебя ждать. На этот раз они не должны от нас убежать. Ты понял?

Янси коротко кивнул. Он отлично все понял.

— Насколько они тебя опередили? — спросила Миллисент, направляясь к бюро.

— Они будут опережать меня примерно на день к тому времени, как я соберусь. Но с Венецией Хэзард не сможет двигаться слишком быстро.

Шелковая юбка Миллисент зашуршала, когда она резко обернулась к Янси.

— Почему ты так уверен, что они направляются на запад?

— Потому что он индеец, — ответил Янси, как будто такой ответ объяснял все.

39

Именно Венеция настояла на том, чтобы они провели ночь в Сент-Джозефе. Она жаловалась на усталость, на головную боль и действительно выглядела не лучшим образом.

— Я так устала, Джон! — твердила Венеция. — Неужели одна ночь так много значит? — В этот день они сделали две пересадки, и путешествие начало утомлять Венецию.

Они стояли в тени рядом с почтовой станцией, и вокруг них сновали обитатели Сент-Джозефа. Хэзард почувствовал бы себя в безопасности только в том случае, если бы они немедленно наняли карету и выехали через пять минут. Но он посмотрел на Венецию, заметил темные круги усталости под глазами, побледневшие щеки и, быстро просчитав в уме все возможные варианты, согласился остаться.

Он не ожидал, что Венеция обнимет его, — иначе обязательно уклонился бы от ее объятий: ведь удавалось же ему всю дорогу избегать любовного прикосновения. Но Венеция успела прижаться к нему, и ее теплое гибкое тело было таким знакомым, что Хэзард не выдержал. Он обнял ее в ответ и почувствовал, что в нем, как прежде, просыпается желание.

— Спасибо, — прошептала Венеция, подняв на него глаза.

— Не за что, — отозвался Хэзард, стараясь подавить свои чувства.

Он стоял посреди бела дня в самой оживленной части города, его преследовали, его жизнь была под угрозой, а думать он мог только о рыжеволосой женщине, которую сжимал в своих объятиях! Это было просто безумие; Хэзард понимал, что должен срочно что-то предпринять.

— Здесь небезопасно, — сказал он и резко отстранился от нее. — Здесь нас будут искать в первую очередь. Я знаю одно спокойное место недалеко от города. Поедем туда.

В карете они молчали. Венеция поняла, что Хэзард отталкивает ее, хотя он не произнес ни слова. Это ее задело, и она отвернулась к окну, чтобы он не увидел струящихся по ее щекам слез. Хэзард явно все просчитал, и подступиться к нему оказалось невозможно. Впервые после их встречи в Нью-Йорке Венеция засомневалась в том, что она сможет вернуть его любовь…

На маленькой ферме к северу от Сент-Джозефа Хэзард представил свою жену пожилой женщине в опрятном белом переднике. Покорная, молчаливая, более бледная, чем обычно, Венеция выглядела удручающе маленькой и хрупкой рядом со здоровяком Хэзардом.

— Стыдись, Хэзард! — укорила его Лидия Бэйли, как только они с Венецией познакомились. — Бедная девочка падает от усталости. Я не знаю, почему вы, мужчины, никак не можете уразуметь, что с женщиной нельзя обращаться, как с индейской лошадью.

Хэзард на мгновение оторопел, а потом глубоко вздохнул.

— Вероятно, ты должна мне время от времени об этом напоминать, — признался он, виновато наклоняя голову.

— Так оно и есть. — Лидия Бэйли, которая даже в свои шестьдесят была почти одного роста с Хэзардом, мрачно посмотрела на него. — Давай выгружай багаж, потом поешь, — приказала она. — А я тем временем уложу малышку.

— Как ты думаешь, с ней все будет в порядке? — встревожено спросил Хэзард, коря себя за глупость и неосторожность.

— Разумеется. Хороший отдых и хорошая еда быстро поставят ее на ноги. — Лидия положила руку на руку Хэзарда и ощутила вздувшиеся мышцы. — Расслабься, Хэзард. Все будет хорошо. Еда на плите, где тарелки, ты знаешь. — И она увела за собой Венецию.

Следующие двадцать минут Лидия сновала взад и вперед, готовила поднос с едой, наливала теплую воду. Только однажды она обратилась к сидевшему на ступенях Хэзарду через сетчатую дверь:

— У нее есть багаж?

— Нет. У меня с собой только какие-то мелочи. А что? — он обернулся и привстал.

— Не важно. Ешь, Хэзард, я тебе приказываю.

— Спасибо, Лидия, я поем, — отозвался он, но не двинулся с места.

Много позже Лидия позвала его:

— Теперь можешь зайти к ней.

Венеция лежала на пуховой перине в ночной рубашке Лидии и послушно пила теплое молоко.

— Можешь поговорить с ней, Хэзард, но не больше пяти минут. А потом девочка будет спать. Пять минут. Понял?

Лидия дождалась его кивка и отправилась на кухню той же энергичной походкой, которую Хэзард видел еще десять лет назад, когда ее муж Джоэл разбил торговый лагерь недалеко от Паудер-ривер.

Хэзард остановился на пороге, головой почти касаясь притолоки, а плечами косяков.

— Прости меня, — пробормотал он. — Я не понял, насколько ты устала.

— Все в порядке, — вежливо ответила Венеция, держа чашку обеими руками и от души желая, чтобы они наконец перестали вести себя как чужие. — Это… как-то неожиданно навалилось.

Она выглядела трогательно-юной — вся в белом, медно-рыжие кудрявые волосы свободно рассыпались по плечам, рубашка велика на несколько размеров, рукава подвернуты. Впервые после Нью-Йорка Хэзард вдруг понял, что это Венеция, его жена. Он подошел к окну, выходящему в сад, и уставился на ровные ряды яблонь. В желтой листве пламенели ярко-красные осенние яблоки. Неужели он совершил ошибку, приехав за ней? Хэзард чувствовал, что не может относиться к Венеции только как к женщине, носящей его ребенка. Это казалось так просто, когда он был в Монтане и лишь собирался ехать на восток… Но теперь, когда Венеция была с ним рядом, все оказалось намного сложнее.

— Ты, должно быть, тоже устал.

Он обернулся, отвлеченный от своих мыслей звуком ее голоса, и Венеция вспомнила тот день в хижине, когда его силуэт возник на пороге, освещенный сзади полуденным солнцем. Сейчас Хэзард был одет в черное, как полагалось в мире белых, но казался таким же высоким и мощным на фоне освещенного солнцем окна, как это было в тот первый день в горах. Только его взгляд изменился…

— Я в порядке, — машинально ответил он. Это была привычка, выработавшаяся с годами во время изнурительных переходов и многодневных рейдов за лошадьми, а также требование мужского кодекса поведения. — Но теперь тебе нужно поспать. Лидия так сказала.

— Значит, я должна спать?

— Непременно, — он слегка улыбнулся. — Я, например, никогда не решался с ней спорить.

— Ты ее боишься? — Венеция удивленно подняла брови.

— Сказать по правде, я многого боюсь.

— Но только не меня.

— О нет, тебя я тоже боюсь, биа, — негромко отозвался Хэзард. — А теперь спи… Я проверю лошадей.

Хэзард ушел, а Венеция послушно допила молоко, вспоминая его последние слова. На этот раз в них не было ни сарказма, ни гнева. С ней снова говорил прежний Хэзард — честный, открытый, — и его слова согрели ее душу. Она спокойно уснула впервые за много недель, и ей снилось, что они с Хэзардом стоят рядом где-то в горах над бурным ручьем и Хэзард держит на руках маленького рыжеволосого мальчика…

После того как Венеция уснула, Хэзард наконец поел, а потом они с Лидией уселись на заднем крыльце, которое выходило на дорогу. Хотя Хэзард не ждал погони, осторожность еще никому не мешала.

— Ты не сможешь путешествовать с ней в том темпе, в котором привык, — заметила Лидия.

— Я знаю. Но я не могу и слишком задерживаться.

— Почему? За тобой гонятся?

Несколько мгновений Хэзард молчал — он смотрел на свои руки, потом перевел взгляд на бесконечные поля кукурузы.

— Как всегда, — его ответ прозвучал мрачно в теплом вечернем воздухе.

— Неужели родственники убитого мужа? — Лидия видела траурное платье и первые признаки беременности, но ни о чем не спросила Венецию.

Хэзард покачал головой.

— Это траур по отцу.

— А муж у нее есть? Хэзард усмехнулся.

— Во всяком случае, он за нами не гонится.

— Тогда кто же вас преследует?

— Одна алчная женщина, начисто лишенная материнских чувств. А также ее приятель, который ради денег убьет даже собственную мать, не то, что чужую.

— Прелестное сочетание.

— Несомненно. И это заставляет нас путешестовать достаточно быстро.

— Куда ты ее везешь?

— Обратно к моему народу.

— Она в самом деле твоя жена? Хэзард кивнул и отвернулся.

— Какие-нибудь проблемы? — спросила Лидия — она не могла не заметить мрачное настроение Хэзарда. — Это твой ребенок?

— Да. — На этот раз Хэзард посмотрел ей прямо в глаза.

— Если бы ты захотел выслушать совет старухи, которая сорок лет была замужем за гневливым торговцем мехами, то я бы тебе сказала, что ты со всем можешь справиться… если захочешь.

— Спасибо за совет. Я подумаю об этом, — Хэзард рассматривал пыльные носки своих сапог.

— А знаешь, девочка тебя любит… — задумчиво произнесла Лидия и поспешно добавила, когда Хэзард вопросительно посмотрел на нее: — Нет, мне она этого не говорила, но достаточно увидеть, как малышка на тебя смотрит. Это любовь, Хэзард, и я надеюсь, что ты не настолько большой дурак, чтобы этого не знать. Она нуждается в тебе. И теперь, когда она носит ребенка, — больше, чем когда-либо. Уж я-то знаю. Я родила восьмерых.

Хэзард вздохнул с облегчением. Ему было трудно отвечать на простые вопросы Лидии, но теперь мог перевести разговор на другую тему.

— Как твои дети? — спросил он, зная, что об этом Лидия может говорить бесконечно.

Хэзард знал всех ее детей, хотя многие были старше, чем он. Вся семья Лидии жила по соседству, и мальчики часто сопровождали отца в поездке за мехами. Поэтому Хэзард вежливо задавал вопросы, а Лидия с удовольствием отвечала.

Они все еще сидели на крыльце и предавались воспоминаниям о прошлом, когда в дверях появилась Венеция.

Она босиком прошла по деревянному полу, отполированному до блеска ребячьими ногами, и разговор на крыльце немедленно смолк. Ночная рубашка Лидии волочилась по полу, и на мгновение перед Хэзардом предстала Венеция-девочка, которой он не знал и какой она была задолго до встречи с ним.

— Качалка! — Венеция пыталась говорить непринужденно, хотя голосок ее дрожал от печальных мыслей. — Мне так нравятся качалки… — Она прошла мимо Хэзарда и Лидии и села в тени виноградных лоз, обвивавших заднее крыльцо. — Джон, ты помнишь бал в Виргиния-сити? Там тоже была качалка на террасе.

Подобрав подол рубашки, Венеция качнула кресло маленькой босой ногой. Ступня была изящная, с высоким подъемом и с нежной розовой кожей на пятках. Хэзард вспомнил, как любил целовать эти почти детские ножки…

— Я все помню, — спокойно ответил он.

Лидия никогда не слышала, чтобы кто-то называл Хэзарда «Джоном». И она ни разу не видела такого выражения в его глазах.

— Почему бы вам тут вдвоем не предаться воспоминаниям, а я пока приготовлю ужин, — сказала миссис Бэйли, но они даже не заметили ее ухода.

— В ночной рубашке Лидии ты выглядишь как маленькая девочка, — заметил Хэзард.

Ему бы следовало сказать что-нибудь более нейтральное, упомянуть о погоде или о спелых виноградных гроздьях, светящихся в лучах заходящего солнца, но он думал именно об этом, и слова сами сорвались с его губ.

— А мне кажется, что я очень взрослая. — Венеция улыбнулась. — И очень беременная! Я надеюсь, ты не разлюбишь толстую жену? А ты, кстати, выглядишь в своем черном наряде как заряженное ружье, совершенно неуместное на этом залитом солнцем крыльце. Как тонкое ружье… Что ж, мы составим отличную пару!

Венеция говорила как всегда открыто, откровенно, и Хэзард сразу вспомнил их жизнь в хижине.

— Когда-то нам это было нетрудно, — невольно вздохнул он.

— А теперь это не так?

— Нет.

— А если я захочу?

Он улыбнулся своей неотразимой улыбкой, хотя глаза его оставались печальными.

— Ты всегда этого хотела. Но сейчас у нас нет повода. — Его улыбка погасла, Хэзард снова спрятался за броней недоверия. — Я не хочу ничего начинать сначала. После взрыва у меня было достаточно времени подумать, и я не нашел ни одной веской, логичной причины для нашего союза.

— А как насчет такой нелогичной причины, как любовь?

— Пора тебе вырасти, Венеция. Ты употребляешь не то слово. Наш союз — это только проблемы.

— Я с тобой не согласна!

— Ты никогда со мной не соглашаешься, принцесса. И это еще одна проблема. — Хэзард встал и отодвинул качалку. — Я собираюсь прогуляться перед ужином.

Легко перескочив через перила, он пошел прочь от дома.

40

— Может быть, я могу вам чем-нибудь помочь? — спросила Венеция, входя в кухню. — А впрочем, не буду скрывать. Мне нужен совет.

Лидия повернулась к ней. В окно она видела, как Хэзард широким шагом направился к реке.

— Поссорились?

— Если бы все было так просто!

Венеция коротко описала все то, что случилось с ними за последние несколько месяцев. Лидия долго молчала, покачивая головой.

— Но ведь Хэзард все-таки за тобой приехал, — сказала она наконец.

— Не за мной. Он приехал за своим ребенком.

— Он просто себя в этом убеждает. — Лидия могла распознать любовь, когда видела ее, и понимала, что Хэзардом движут отнюдь не только отцовские чувства.

— Но он даже не подходит ко мне.

— Это вполне объяснимая осторожность. Он ведет себя как волк, однажды попавший в капкан.

— Вы так думаете? А вот я не уверена, что Хэзард еще любит меня. В поезде мне пришлось просто устроить сцену, чтобы он со мной поговорил.

— Нет, он тебя любит.

Венеция улыбнулась и прижала ладони к мгновенно вспыхнувшим щекам. У нее стало теплее на душе.

— Если он меня еще любит… — прошептала она.

— И не сомневайся в этом, дитя мое. Он смотрит на тебя так… В общем, я еще ни разу не видела, чтобы Хэзард так смотрел на женщину.

— А вы давно его знаете?

— Мы познакомились, когда ему было лет пятнадцать. Он приходил со своим отцом и отрядом индейцев, когда мы торговали на Паудер-ривер. Обычно абсароки редко встречались в тех местах, но они услышали, что у Джоэла есть хорошие часы с репетиром. Хэзард даже тогда выделялся в толпе юнцов. Абсароки — самые красивые люди на равнинах, но Хэзард был все-таки чуть выше остальных, чуть красивее, а одет так, что можно было умереть на месте. Ни одно племя не может соперничать с воинами абсароков, когда они надевают свой боевой наряд. От мальчика просто невозможно было отвести взгляд.

— Неужели вы это помните? — удивилась Венеция. — Через столько лет?

— Конечно, помню. Хэзард купил у нас свои первые часы и просиял этой своей неподражаемой улыбкой. Потом мы несколько лет его не видели. Говорили, что Хэзард женился, потом его жена умерла. А затем он снова появился на Паудер-ривер года четыре спустя — с подстриженными волосами, уже одетый как белый. Хэзард попросил Джоэла помочь ему добраться до Бостона: его отец хотел, чтобы он учился в университете для белых. Мальчик был очень несчастлив, когда уезжал: он ведь очень был привязан к своей земле и к многочисленным родственникам. А потом Хэзард каждый год навещал нас по дороге в университет и обратно. Однажды он так спокойно сказал, что любит нас, потому что доверяет нам. Хэзард не добавил больше ни слова, но я-то знаю, что всем остальным белым он не слишком доверяет.

Венеция кивнула, пытаясь представить себе Хэзарда в пятнадцать или в восемнадцать лет.

Лидия чистила фасоль к ужину, ее проворные руки так и летали.

— Я ему говорила, что все ваши проблемы можно решить, — заметила она. — Уж я-то знаю! За все эти годы у нас с Джоэлом возникало множество проблем, но как только мы с ними справлялись, мы тут же забывали о них. — Лидия пожала плечами. — По-моему, самое главное в браке — это как можно быстрее забывать все плохое.

— Это не наш случай, — вздохнула Венеция. — И никогда так не было. У Хэзарда слишком много обязанностей, потому что он вождь своего клана. А потом еще эта горнорудная компания, которая хочет отобрать у него прииски, и Янси, самый опасный из всех… У нашего союза слишком много врагов.

— Что ж, в моем доме вы можете забыть обо всем этом. Во всяком случае, на одну ночь.

Лидия подмигнула Венеции, и та улыбнулась в ответ:

— Это было бы замечательно!

— Мужу и жене очень трудно дуться друг на друга, когда они спят в одной постели.

— А что, если Хэзард не захочет?

— Сегодня захочет! — уверенно заявила Лидия. — А теперь давай займемся печеньем. Хочешь его сама приготовить? Мужчины часто привыкают именно к тому печенью, которое делает жена.

Венеция покраснела до корней волос.

— Я не умею готовить…

— Господи, девочка! — воскликнула Лидия. — Как же ты надеешься удержать его, если не умеешь готовить? Мужчины могут говорить что угодно о похоти и любви, но хорошая еда приручает их куда быстрее, чем шелковая ночная рубашка каждую ночь. Смотри внимательно, детка, и я покажу тебе, как делать самое лучшее печенье к западу от Миссисипи.

Венеция смотрела, слушала, что-то рассказывала о себе, а потом попробовала сама месить тесто и нарезать кружочки. Наконец Лидия осталась довольна.

— Очень хорошо. Тебе просто надо почаще этим заниматься, и у тебя все получится. А теперь иди вымой руки и наведи красоту. И выкини ты это черное платье! Моя Эбби приблизительно твоего роста — в отца пошла. В твоей комнате осталась пара ее платьев. Ничего модного, конечно, но все-таки куда лучше, чем черное. Я уверена, твой папа не обиделся бы на тебя: родители всегда больше всего на свете желают счастья своим детям.

Венеция ушла переодеваться, и очень скоро вернулся Хэзард. Он снова мог держать себя в руках, его волосы блестели и были еще влажными после купания.