1

ЛЕДОВЫЙ ТУМАН

Через семь дней они увидели на тропе кровь — пять ярких капель на старом сером снегу. Кровь не была свежей, но могла показаться такой тому, кто не привык охотиться в зимнее время. Обычно пролитая кровь сразу чернеет и испаряется, оставляя за собой только железо и медь, но в морозную погоду все по-другому. Кровь, падающая из разрубленной шеи лося, застывает алыми бусинами. Райф и Дрей в свое время клали такие бусины в рот. Они таяли на языке, сладкие, как свежая трава, и соленые, как пот. Вкус зимы, вкус клана.

Но кровь на тропе была не лосиная.

Райф посмотрел вперед, на пригорок, где поднимались прямо вверх в тихом воздухе столбы белого дыма. Они весь день шли в гору, но источника этих дымов до сих пор не обнаружили. Здешняя почва, твердая, но хрупкая, состояла из базальта и черного сланца. На востоке утесы, высокие и прямые, как крепостные стены, ограждали острые, как ножи, горы. На западе виднелся край Буревого Рубежа — его скалы и морены, заметенные снегом, отсюда выглядели, как круглые холмы. Дальше тянулись прибрежные льды, а за ними лежало море. На западном горизонте собирались штормовые тучи, и ледяные поля под ними отливали серебром.

— Что здесь произошло? — спросила Аш. Голос ее звучал звонко, но между словами она делала слишком большие промежутки.

— Кто-то из суллов вскрыл себе жилу.

— Откуда ты знаешь?

— Когда убиваешь зверя, крови бывает гораздо больше — даже если сделать это очень чисто. — Райф потрогал красные пятнышки, вспоминая замерзшие туши и погнувшиеся на морозе клинки. Тем Севранс смеялся над своими сыновьями, когда они, пытаясь спустить убитого лося со склона, спихнули его на озеро. Лось проломил лед и потонул. Когда Райф заговорил снова, его голос стал совсем тихим. — Кроме того, она не била струей, а капала.

— Почем ты знаешь, что кровь человеческая?

Райф резко встал, испытывая невольный гнев против Аш и ее вопросов. Они оба знают ответ — зачем же она вынуждает его говорить?

— Слушай, — сказал он.

Стоя бок о бок, они прислушались к звуку, на который шли с самого утра. Впереди что-то шипело и потрескивало — словно молния, попавшая в воду.

— Они были здесь, Арк Жилорез и Маль Несогласный, — сказал Райф, пересчитывая дымы. — Они слышали то же, что слышим мы, и видели дым. — (И знали, что здесь опасно, потому и пролили кровь, чтобы умилостивить своих богов.)

Аш кивнула, как будто услышала то, что он не произнес вслух.

— Быть может, и нам следует уплатить дань?

Райф покачал головой.

— Это не наша земля и не наш обычай. Здесь мы никому ничего не должны.

Он надеялся, что это правда.

Семь дней шли они по следу сулльских воинов. След вел их на северо-запад от Полой реки, в край, через который Райф ни за что не решился бы идти сам, если бы не оставленные на снегу метки. Неглубоко зарытый лошадиный навоз, человеческие волосы на коре засохшей сосны, отпечаток ноги на свежем льду. Суллы оставляли за собой «след, который даже кланник способен прочесть». Райф стискивал зубы, вспоминая эти обидные слова, сказанные Арком Жилорезом. «Обычно мы следов не оставляем, — хвастливо заявили суллы, — но для тебя постараемся это сделать». Их высокомерие возмущало Райфа до глубины души, но он понимал, что должен быть им благодарен. Ни один кланник не ступит на замерзшее озеро и какой-либо другой незнакомый лед, не будучи уверенным, что кто-то уже прошел здесь и пометил дорогу.

Путешествие их было нелегким. Дни стояли короткие, а ночи долгие и полные тишины. О чем им было с Аш разговаривать? Райф думал об этом каждый раз, обдирая кору для ночного костра. Только не о Пещере Черного Льда и не о том нечто, вышедшем вместе с ними на свет из-под ледяного покрова реки. Райф видел только тень, ничего более, но под шагами теней не хрустит сосновая хвоя... и кричать они тоже не могут.

Райф содрогнулся. Что бы это ни было, теперь оно ушло. Убежало. Больше они с Аш ничего такого не видели и все-таки знали, что мир изменился.

Десять дней назад, в пещере под замерзшей рекой, они предполагали, что вернутся в клановые земли, найдут Ангуса и отправятся с ним в Иль-Глэйв, к Геритасу Канту. «Если вернетесь благополучно из Пещеры Черного Льда, я назову вам имена чудовищ», — пообещал тот. Но ни о каком благополучии теперь говорить не приходится. Райф больше не считал себя кланником, но старые навыки не покинули его, и он знал, когда надо бояться. Глубокое беспокойство, поселившееся в нем, держало его в настороженности и постоянной готовности. Заткнутый за пояс ледоруб, единственное его оружие, холодил кожу.

Он не мог сказать, кто из них решил идти за суллами на север. Еще одно, о чем они с Аш не говорили, и еще одно, что им хотелось бы узнать. Арку и Малю известно, кто такая Аш. Быть может, они скажут, что все закончено и что можно вернуться домой.

У них ушел час на то, чтобы преодолеть подъем. Аш шагала впереди, Райф следовал за тенью, которую она отбрасывала при полной луне. Все так же молча они окинули взглядом открывшуюся внизу долину. Двенадцать гейзеров били из-подо льда и щебня в сухом ледниковом русле. Каждый из них окружало кольцо голубого пламени, вокруг каждого образовался кратер, полный пепла и расплавленного камня. Это зрелище сопровождал оглушительный шум: треск лопающихся камней, шипение тающего снега, ровный гул горящего газа.

Ветер принес наверх запах гари и грозовой свежести. У Райфа не было слов для того, что он видел. Огонь и дым здесь, на стылом краю Буревого Рубежа, казались делом столь же невозможным, как мертвец, начавший вдруг дышать.

— След ведет туда? — спросила Аш, и Райф не смог взглянуть ей в глаза, которые из серебристо-серых стали густо-синими, как полночное небо. Сулльская синева.

— Да. Он пролегает через долину и уходит к морю.

— И мы тоже должны там пройти? — Земля под ними качнулась, и новая струя пара вырвалась из-под нее, расшвыривая снег и камни.

Итого тринадцать. Жар подземного взрыва пахнул Райфу в лицо. Ему вспомнилась история Мурдо Черного Града, Вождя-Воителя, который вел своих людей на войну через Ступени. Когда они уже спустились с горы, она вдруг изверглась, выбросив поток раскаленной лавы. Мурдо ехал во главе отряда на своем огромном жеребце Черном Барре. Его панцирь воспламенился, а когда воины стащили с вождя горящие латы, кожа и мускулы Мурдо отошли вместе с ними. Вождь умирал два дня, за которые привел своих воинов к победе над кланом Тралл и зачал со своей женой их единственного сына. Бессу, его жену, доставили к мужу с завязанными глазами и залепленными воском ноздрями — так ужасны были вид и запах его обожженного тела.

— Придется, — состроив гримасу, сказал Райф.

Газовые огни ярко светились в сумерках. Аш смело шла между ними — к одному кратеру она подошла так близко, что могла бы напиться из него талой воды. Райф не останавливал ее, хотя и видел, что это опасно. Неведомая сила, заключенная под полом долины, давила на него изнутри, корежа древние камни. Эта дорога между огнями и столбами дыма могла бы показаться даже красивой, но Райфу она напоминала преддверие ада, о котором он наслушался в детстве.

Они продолжали идти и ночью. Райф не хотел останавливаться, пока газовые факелы не останутся далеко позади. На следующий день солнце едва поднялось над горизонтом, и его свет только с натяжкой мог называться дневным. Новый день был еще более темным, и идти по следу суллов стало еще труднее. К вечеру Райф стал замечать следы присутствия других людей: кости, санные борозды, собачью шерсть и пятна зеленого китового жира. Снег сделался мерзлым, а воздух таким сухим, что даже легкие пылинки виднелись в нем.

Уже ночью они прошли Китовые Ворота — челюсти кита высотой с двух человек и шириной с четырех. Ворота одиноко стояли среди потрескавшихся от мороза камней и сухих трав, отмечая вход в чьи-то владения. Райф, сняв зубами рукавицы, потрогал кость голыми руками. Она шелушилась, по краям торчали остатки китового уса. На кости были выжжены рисунки. Под дельфинами, играющими среди звезд, проглядывали более древние изображения чудищ, пожирающих людей.

В укромной долине за воротами мерцали едва различимые огоньки. Пар от дыхания сгущался в белые призрачные фигуры.

— След кончается здесь. — Райф не помнил, когда говорил в последний раз, и собственный голос показался ему чужим и грубым. Он смотрел на деревню, если это была деревня. Кучи камня не выше одного фута располагались кругом около дымящей костровой ямы. Обсидиан, базальт и другие черные породы, из которых они были сложены, слабо поблескивали при свете звезд. Это напомнило Райфу дхунские курганы. Двенадцать тысяч клановых воинов похоронены там, и над каждым стоит свой каменный могильный холм. Так лежат они три тысячи лет, давно превратившись в прах. Визи и Колодезь не сохранили истории этого побоища. Инигар Сутулый однажды назвал это место «Ценой Оседлости», но у вождей и воинов есть для него другое имя, произносимое шепотом у ночных костров: Каменное Поле.

Райфу вдруг очень захотелось взять Аш за руку и увести ее... куда? Если бы он знал хоть одно безопасное место.

Но Аш уже ступила за ворота, и ему волей-неволей пришлось идти за ней вниз, к деревне.

Собаки, почуяв их, подняли лай. Но еще до того, как огни в хижинах вспыхнули ярче, Райф увидел, что у первого каменного холмика стоит кто-то и поджидает их. Маль Несогласный — Райф узнал его по мощному сложению, по плащу из росомахи, трепещущему на ветру, по торчащей из-за плеч рукояти большого двуручного меча. Воин стоял не шевелясь, тихий и страшный на фоне звездного неба.

«Суллы не такие, как мы, и нас не боятся». Эти слова, не раз слышанные им в клане, пришли на память Райфу, когда он поднял руку, приветствуя Маля. Но это были старые слова, и произносили их зачастую те, кто ничего не знал о суллах. Не зная, что и думать теперь, Райф смотрел, как Маль опускается на колени.

Маль Несогласный, сын суллов и Землепроходец, стоял на коленях, пока Аш и Райф не подошли достаточно близко, а затем простерся ниц на снегу.

О боги. Вот оно, начинается.

Шевельнув могучими плечами под мехом, воин раскинул руки крестом. Райф увидел десятки белых кровопускальных шрамов на его костяшках, когда Маль зарылся голыми пальцами в снег, и понял внезапно: я тут ни при чем. Ни один сулл не стал бы воздавать таких почестей кланнику без клана.

Аш молча стояла над Малем в своей рысьей шубке, и волосы ее шевелились от легких дуновений ветра. Ее лицо не выражало ни усталости, ни страха... и удивления тоже не выражало.

— Встань, Маль Несогласный из народа суллов. Мы старые друзья, которые встретились в дальнем краю, и я хочу говорить, глядя тебе в лицо, а не в спину.

Дрожь пробежала по Райфу при этих ее словах. Как мог он так долго путешествовать вместе с ней и не понять, что это она все время указывала дорогу?

Молча, тихо звякнув серебряными цепочками и крючками на поясе, Маль поднялся на ноги и стряхнул снег с губ. Глаза его, светлые, как лед, и еще более холодные, ни разу не взглянули на Райфа — они смотрели только на Аш.

— Снег обжигает, — сказал он.

Райфа проняло холодом. Он вспомнил тринадцать дымовых столбов в снежной долине и всеми забытую песню, которую пел их старый ведун: «Снег обжигает, часы бегут, души погибшие в мир идут».

Аш глубоко вздохнула и промолчала.

К ним приближались люди, несущие копья с наконечниками из вулканического стекла, горящие ярким пламенем. Маленькие и смуглые, они шли плавной, беззвучной походкой охотников, привыкших скрадывать добычу на льду. Вместо доспехов они использовали ребра моржей и тюленей, надетые поверх незнакомых Райфу мехов. Расположившись оборонительным полукругом позади Несогласного, они воткнули древки копий в снег.

Райф смотрел на них, а они на него. Ему, пожалуй, следовало испытывать признательность за то, что хотя бы они считали его более опасным, чем его спутницу, но слова сулла поселили в нем страх, и Райфу было не до местных жителей.

Они тем временем расступились и пропустили вперед крошечного старичка с кожей наподобие коры старого дуба и белыми от снежной слепоты глазами. Скулы у него выпирали, как крабьи клешни, а на месте ушей чернели глубокие шрамы. Их прикрывали воткнутые в бронзовый ворот перья стервятника, на плечах лежал мех, сохранивший живой блеск и гладкость.

— Инуку сана ханлик, — сказал он тонким старческим голосом.

— Слышащий племени Ледовых Ловцов приветствует вас в этом селении, — перевел Арк Жилорез, стоящий за спиной старика. Его прищуренные глаза смотрели угрюмо. Он был в чешуйчатых доспехах на стеганой шелковой подкладке с наброшенной поверх мантией из тяжелого меха. Запястье обнаженной по локоть левой руки окаймляла кровь. Он не заткнул ранку перед тем, как идти нас встречать, — он хотел, чтобы мы ее видели, подумал Райф. Вместе с этой мыслью пришла усталость. Лечь бы на снег прямо здесь и заснуть. Райф не хотел здороваться со стариком, не хотел знать, кто это такой.

Слышащий заговорил снова, и Райф понял, что тот еще сохранил какую-то способность видеть, потому что старик смотрел прямо на него.

— Мор Дракка. — Сказав это, старик повернулся и пошел прочь. Окрепший ветер швырнул в лицо Райфу снежную крупу, и она обожгла постоянно мокнущее место под носом. Райф, сам того не сознавая, поднял руку к вороньему клюву у себя на шее, но нащупал только холодную кожу и влажную шерсть. Он забыл, что отдал свой амулет Аш.

— Слышащий просит вас следовать за ним. — Арк отошел в сторону, уступая дорогу. Райф взглянул на него и заметил, что единственный кусочек его кожи, не тронутый кровопускальным ножом, — это впадина у горла. Он понял, что сулл перевел только жест старика, но не его слова. Старик говорил на неизвестном языке, но последние два слова явно предназначались для Райфа — и приглашения куда-то пройти в них не содержалось.

Глаза Арка и Райфа встретились, и Райф, сам не зная почему, дохнул паром ему в лицо и столь же безотчетно положил руку на плечо Аш.

Арк почти ничем не выдал своей тревоги, когда увидел цвет ее глаз. Под нетронутой кожей у него на горле напряглись мускулы, и он нашел взглядом своего хасса. Маль утвердительно наклонил голову, и Райфу стало ясно, что синева, наполнившая глаза Аш, что-то значит для них.

Он продолжал сжимать ее плечо, пока они шли к самому дальнему из каменных холмиков. Люди в доспехах из моржовых костей стояли вдоль дороги, прижав большие пальцы к углублениям на древках своих копий, и смотрели на пришельцев с недоверием. Они все уже немолоды, заметил Райф, хорошо чувствовавший угрозу в их поведении. Воины помоложе, наверно, ушли на запад, во льды — охотиться на тюленя.

При свете, льющемся из жилища Слышащего, стали видны ямы с золой и застывшей кровью. Сам Слышащий стоял позади источника света и манил к себе Райфа пальцами, черными и скрюченными, как у мертвеца.

Райф так привык обходиться без тепла, что жара в землянке ошеломила его. В глазах потемнело, и он вспомнил, что два дня ничего не ел. Запах моржового мяса, похожий на запах свинины, вызвал у него тошноту.

Слышащий снял свою шубу и положил на скамью из черного камня, а затем жестом пригласил Аш и Райфа сесть туда, рядом с маленькой лампой из мыльного камня. Стены, законопаченные клочками шерсти и кожи, странно поблескивали. Райф понял, что у него «оттаивают мозги», как говорили в клане, когда всерьез задумался, не пошли ли уши Слышащего на затычку одной из трещин.

Они сидели молча, пока Арк не вошел в землянку и не закрыл за собой дверь. Ручной ворон, раскачиваясь вниз головой на насесте из китовой кости, что-то шамкал — этой птице прижгли железом голосовые связки, как только она вылупилась из яйца. При виде Райфа он сел прямо и уставился на него своими черными бусинами. Райф от неловкости сказал первое, что пришло в голову:

— Утром мы отправимся в дорогу. Пойдем на восток, пока погода еще держится.

— Ты не знаешь дороги на восток, кланник. — Арк налил воды под дверь, закупоривая землянку на ночь.

Кровь бросилась Райфу в лицо. Сулл прав. Ни один кланник не знает этих мест и не знает, как из них выбраться. Он сам не понимал, зачем это брякнул. Они с Аш ни разу не говорили о том, что будут делать, когда доберутся сюда, и оба они нуждаются в отдыхе.

Но теперь ему хотелось одного: скорее уйти отсюда.

— Ты мог бы рассказать нам, как идти на восток, Землепроходец, — сказала Аш. Райф, хотя это и было сказано в его поддержку, не обрадовался, когда она заговорила. Безумное, горячечное ощущение нашептывало ему, что если она будет молчать и вести себя тихо, ее не заметят и не захотят забрать себе.

Сулл тяжело встал, и они увидели перевязь с ножами у него за спиной.

— Знание о путях суллов дается дорого. Хочешь, чтобы я выдал их задаром, будто это какие-нибудь оленьи тропы?

— Я хочу узнать, что здесь происходит, — выпалил Райф. — С чего это Несогласный распластался на земле, когда нас увидел? И почему у тебя на запястьях кровь?

— Это моя кровь, кланник, — когда хочу, тогда и лью. Может, ты еще будешь указывать, когда мне по нужде ходить?

Райф набрал воздуха, чтобы ответить, но тут безухий старичок прошипел что-то, могущее значить только одно: «Молчать!»

В наступившей тишине Слышащий разлил по трем роговым чашам какую-то дымящуюся жидкость. Райф благодарно кивнул, принимая одну из них. Жидкость пахла морской солью и брожением. Арк и Аш пригубили свои чаши. Старик, примостившись на полу, смотрел на Райфа и ждал, чтобы выпил он.

Напиток обжег Райфу язык. В густой жидкости плавали какие-то волокна, застревающие между зубами. Было так горячо, что Райф не разобрал вкуса. Он ожидал чего-то едкого, но то, что осталось во рту, отдавало только рыбой и чуть-чуть свинцом.

Слышащий снова наполнил его чашу, сказав:

— Оолак.

— Питье из перебродившей акульей кожи, — пояснил Арк. — Слышащий сам его делает.

Райф кивнул. Он хорошо знал, что такое напитки домашнего приготовления. Тем Севранс гнал такое зелье, что никто, кроме близких родственников, не соглашался его пить. Для Райфа и Дрея было делом чести смаковать его и стараться превзойти друг друга в похвалах. Тем ругал их за дурачество и ворчал, что не стоит человеку заводить сыновей.

Райф улыбнулся и хлебнул из чаши. Слышащий подлил ему в третий раз. Теперь Райф пил с жадностью: волшебное питье напоминало ему об утраченном, не принося при этом боли.

— Открой дверь, Райф, чтобы дым вышел, — донесся откуда-то издалека голос Аш. Райф поднял голову, чтобы посмотреть на нее, и заметил, как переглянулись Слышащий и Землепроходец. Райф смутно сознавал, что Арк не ответил ни на один из его вопросов, что главный здесь старик, а не сулл, и что кланнику здесь надо держать ухо востро. Он сознавал все это, но мысли его уже тяжелели. Акулье пойло, дым от лампы и жара замедляли движение его крови. Он все понимал, но сделать ничего не мог.

Он медленно поднялся на ноги. Под дверью наросла полоска мокрого льда. Райф взялся за дверное кольцо, но Арк опустил руку ему на плечо.

— Этой ночью поднимется мора ирит, ледовый туман.

Райф отпрянул — он знал, что это такое. Однажды ночью Кормак Полу-Бладд, старший сын Речного Вождя, нес караул на берегу Мелководной, и старый крозериец, нашедший поутру его тело, принял его за водяного, таким синим стал Кормак.

Райф уселся на место, и Слышащий опять наполнил его чашу. Когда Райф поднес ее к губам, Аш тронула его за ногу и шепнула:

— Будь осторожен.

Он видел, что она хотела бы сказать больше, но не может из-за чужих. Не умея разгадать, какое чувство таится в ее глазах, он выпил. Кто она такая, чтобы остерегать его? Снаружи поднимается ледовый туман, но дверь запечатана наглухо, и есть вещи похуже, чем сидеть в тепле и пить.

Это самое он и делал. Время шло, дым от лампы густел, морской лед за стенами землянки трещал и ломался. Никто не разговаривал. Слышащий опускал фитиль лампы все глубже в китовый жир. Райф привалился к стене и уронил тяжелую голову. Но спать становилось все труднее. Уже уплывая в забытье, он заметил, что Арк следит за ним холодными, всезнающими глазами.

«Суллы не такие, как мы, и нас не боятся».

Райф услышал голос клана и понял, что должен спасаться... но хмельной напиток неодолимо погружал его в сон.

Когда он очнулся два дня спустя, Аш уже не было.

2

ВДОВИЙ КАМЕНЬ

Кобылью мочу можно пить только залпом, поэтому Рейна зажмурилась, сморщилась и выпила. Еще теплая — гадость, конечно, ужасная, но Рейна знавала вещи, которые были и похуже на вкус. Брагу Тема Севранса, к примеру, и собственный страх.

И это, наверное, все-таки лучше, чей овечий навоз... или толченые жуки, настоянные на прокисшем молоке. Анвин Птаха горой стоит за овечий навоз, но она дочь овцевода и слегка помешана на овцах. Нет уж. Надежнее всего фамильные средства, те, что передаются шепотом сестрам, дочкам и племянницам. Средства, предотвращающие зачатие.

Рейна бросила ковш в ведро и встала. Пора уходить. Уже светает — скоро сюда придет Эуди Колло и другие красильщицы. Жену вождя не должны видеть здесь в одиночестве, рядом с недавно ожеребившимися кобылами. У Эуди глаза тусклые и руки прокрашены насквозь, но смотрят эти глаза зорко, а выше запястий начинается белая кожа скарпийки. Все красильщики и сукновалы происходят из Скарпа. Только им ведомы секреты поташа, мочи и щелока. Ни в одном другом клане не умеют получать такой густой, по-настоящему черный цвет.

Мейс привлек в Черный Град сотни скарпийцев, и они продолжают прибывать каждый день: мужчины на купленных в городе конях и женщины в тележках из ядовитой сосны. Дом Скарпа сгорел: тихие белозимние воины Орля подожгли его ночью, и пламя от дерновой, скрепленной бревнами кровли было видно по всему Северу. Каменные стены устояли, но обуглились — черноградцы говорят, что ночевать там не лучше, чем на сожженном поле. Кровельные балки были вытесаны из скарпийского дерева, ядовитой сосны, которая больше нигде не растет. Многие из них уцелели, но смертоносный дым от них унес больше жизней, чем быстро сгорающий дуб.

Рейна, сжав губы, закрыла за собой дверь красильни. К Скарпу она сочувствия не питала.

Родной клан Мейса для нее чужой. Йелма Скарп по прозвищу Ласка, их вождь, сама виновата в том, что их подожгли. Она не давала Орлю покоя, требуя спорных земель, построек и охотничьих прав, а затем, не менее острая на ум, чем на язык, натравила на этот клан Черный Град. Пять воинов нашли свою смерть на морозных западных землях, и среди них — внук орлийского вождя. Еще с десяток орлийцев погибло в пограничной стычке, где Скарп и Черный Град выступали заодно.

А после этого был убит сам вождь Орля.

Корби Миз со своими людьми нашел тела на старой Дороге Дреггов, в двух днях езды к западу от Дхуна. Одиннадцать воинов и с ними Спини Орль, все в знаменитых переливчатых орлийских плащах. Их черепа так глубоко вогнали в грудь, что разведчику сперва показалось, будто они обезглавлены. Но Корби Миз знал, что на Севере лишь считанные молотобойцы, включая его самого, способны нанести такие удары.

Содрогнувшись, Рейна направилась к вдовьему очагу на самом верху круглого дома.

Никто не знает, кто приказал убить орлийского вождя. Спини и его люди ехали по опасной дороге между воюющими кланами — поговаривали, будто он возвращался из Дхуна, где вел тайные переговоры с Собачьим Вождем. Рейне в это не верилось. Она знала Спини Орля и как-то в юности провела лето в их круглом доме. Градского Волка он не любил, это верно, но присяги своей ни за что бы не нарушил.

Здесь, на западной оконечности клановых земель, крепко помнят старые клятвы и старую дружбу. Кланы здесь старше, жизнь труднее, и вождь Града уже тысячу зим видит в вожде Орля своего человека.

— Госпожа...

Рейна, обернувшись, увидела внизу на лестнице Лансу Таннер.

— Вождь ждет тебя в своих покоях, — сообщила девушка, тряхнув золотыми кудряшками. Щеки у нее до сих пор еще горели. Глупое дитя — неужели разговор с Мейсом так ее взволновал?

— Передай моему мужу, что я приду, как только поговорю с вдовами.

Девушка, приоткрыв губки, явно ждала чего-то еще. Косые лучи света из амбразур падали прямо на нее. Если человек не спешит на зов вождя, он должен по крайней мере представить какое-то объяснение. Не дождавшись его, девушка поджала губы, и на ее хорошеньком личике появилось не очень красивое выражение. Молча повернувшись, она направилась вниз.

О боги. Что же такое здесь происходит? Рейна, прислонившись к стене, посмотрела девушке вслед. Она ткала пеленки для всех девочек Таннер, и стирала эти пеленки, и расчесывала им волосы. Как Мейс ухитрился переманить их на свою сторону?

Звуки и запахи раннего утра сопровождали Рейну на всем пути к вдовьему очагу. Трещали загорающиеся дрова, шипела поджариваемая на них ветчина, в кузнице звенели молоты. Раньше у Рейны потекли бы слюнки от ветчинного запаха, и она ускорила бы шаги, торопясь встретить новый день, но теперь в ее жизни не осталось ничего, кроме тяжкого сознания своего долга.

Она жена вождя, первая женщина клана — этого Мейс у нее не отнимет.

Рейна толкнула серебристо-серую резную дверь весом в добрые четверть тонны, и ее встретил грохот ткацких станков.

Меррит Ганло, Бидди Байс и Мойра Лалл усердно ткали, а старая Бесси Флап, примазавшаяся к вдовам из отвращения к своему мужу, чесала шерсть. Остальные, сидя за столами, шили, вышивали, пряли или разглаживали. Освещение здесь было хорошее, и все тепло от бесчисленных очагов круглого дома тоже поднималось сюда, наверх. Низкий сводчатый потолок подпирали столбы кровавого дерева, выкрашенные яркой желтой охрой. Рейна, как всегда при входе в эту комнату, бросила взгляд на очаг.

Он называется Вдовьим Камнем, и говорят, будто бурое пятно на нем — это кровь Флоры Черный Град. Она была женой Мордрега, Кротового Вождя. Однажды поздней ночью в круглый дом прибыл гонец с известием, что Мордрег погиб под обвалом в Железных Пещерах, и Флора, обезумев от горя, взбежала на самый верх и закололась портняжными ножницами.

Глупая женщина. Гонец был чужой, не черноградец, и Мордрег тогда остался жив, хотя ему и отняли ногу по колено. Получив весть о смерти своей жены, он погоревал тридцать дней, а после взял себе новую. С тех пор комната, где умерла Флора, стала пристанищем для всех клановых вдов.

— Рейна! — окликнула ее Меррит Ганло, не переставая орудовать челноком. — Ты пришла как вдова или как жена?

— Как друг, хочу надеяться, — ответила ей Рейна.

— Я тоже хотела бы надеяться, что слова, которые говорятся здесь, не дойдут до Волка.

Здесь Мейса не слишком любили, и ни одна скарпийка не нашла еще дороги к Вдовьему Камню, хотя вдов среди них немало. Они знают, что им здесь не рады. У них даже вдовьи рубцы не настоящие, а татуированные. Скарпийки не надрезают себе кожу на запястьях, как черноградки. Им и горя довольно, говорят они — к чему причинять себе лишнюю боль?

Закатав рукава, чтобы показать всем собственные рубцы, Рейна сказала:

— Мы обе потеряли своих мужей на Пустых Землях, Меррит Ганло. Это должно роднить нас, а не сеять между нами недоверие.

— Ты весьма скоро нашла себе нового мужа.

Другие женщины согласно закивали, и кто-то прошептал Рейне в спину: «Точно сука в течке».

«О Дагро, зачем ты покинул меня и заставил терпеть все это?» Принудив себя оставаться спокойной, Рейна сказала:

— Жизнь продолжается, Меррит, и клану нужны сильные женщины, которые руководили бы им. Возможно, твое место здесь, за ткацким станком, но мое — нет. Я слишком долго была во главе, чтобы ограничиться шитьем и пряжей. Потеряв мужа, я не перестала быть собой, и ничто во мне не стремится к вдовьей доле, к привилегии сидеть у огня и стариться потихоньку.

Челнок в руке Меррит замедлил ход.