ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Элинор не обращала внимания на то, что слышала в комнатах дам, и не пыталась найти зерна истины в кучах отбросов. Не успел наступить вечер, а уже стало понятно, что Изабель успеет выйти замуж и несколько раз стать матерью, прежде чем Элинор сумеет получить правдивые сведения. Возможно, ей надо побыть среди матрон постарше, которые прислуживали королеве? Да, именно так! Это было прекрасным местом для того, чтобы по крупицам отбирать факты и, кроме того, решало проблему скуки.

Загоревшись этой идеей, Элинор была готова броситься на поиски Саймона, чтобы поделиться с ним своим блестящим планом, но вовремя одумалась. Она вдруг поняла, что Саймон не только не будет в восторге, а вообще запретит ей это делать. Он просто скажет: «Ты собираешься шпионить за королевой?!» Ну что ж, призналась Элинор в душе, именно так это и называется. Но она тут же решила, что Саймон – просто благородный дурак. Если королеву волнует благосостояние ее собственное, ее сына или даже всего королевства, то почему она, Элинор, не имеет права позаботиться о благе собственном и ближнего! И потом, она ведь не пустая сплетница: от нее никто не узнает о том, что происходит. Будет знать только она, чтобы поступить должным образом.

Этим же вечером Элинор предприняла первые шаги к выполнению задуманного. Она откровенно флиртовала с двумя кавалерами, которые просто мечтали о ее обширных владениях, но практически не имели шансов заполучить желаемое. Оба они были младшими сыновьями могущественных магнатов, печально известные легкостью, с которой меняли преданность одному монарху на преданность к другому. Роджер Бигод имел густые черные брови и такие же мрачные амбиции, в чем походил на своего деда. Без сомнения, ему бы нашлось место в огромных отцовских поместьях, но мало кого могла порадовать такая перспектива. Мило де Боуэн больше походил на придворного щеголя: он элегантно одевался, сыпал любезностями, но он ни разу не посмотрел в глаза Элинор, а когда все же смотрел, избегая ее взгляда, рот его становился неприятно влажным и расслабленным.

К удивлению Элинор, Саймон никак не реагировал на ее флирт, даже тогда, когда она предпочла танцевать с довольно ухмыляющимся Бигодом, а не с ним. Он натянуто поклонился и отступил, хотя был так переполнен ревностью, что не рискнул открыть рот. Оба кавалера вполне подходили для флирта, подумал он, хотя, с его точки зрения, никто не был достоин Элинор.

Повторное использование этой тактики за утренней трапезой не принесло желаемого результата, и, поломав голову над тем, как встретиться с Саймоном, Элинор уже отчаялась что-либо придумать. Но неожиданно она столкнулась с ним у лестницы, ведущей на женскую половину. Прежде чем Саймон успел сердито отвернуться, она схватила его за руку.

– Ох, ты как каменный столб, – пожаловалась она, – но именно тебя я хочу видеть больше всего на свете.

– С чего это вдруг? Что за причина? – проворчал Саймон, пытаясь высвободить руку.

Но Элинор буквально приклеилась к нему:

– Твои дела – вот причина, а вернее, дела твоего друга. Идем куда-нибудь, чтобы нас не подслушали.

Саймон с недовольным видом, наконец, освободил свою руку, прошел к нише окна и уселся, сложив руки на широкой груди. Элинор встала прямо перед ним.

– Я считаю, что мне бесполезно нахваливать Вильяма Маршала перед Изабель де Клер, когда он подпирает стенку как приклеенный, а она не успевает танцевать со всеми охотниками до ее приданого, какие только есть в зале.

– Ты что, обвиняешь ее в нескромности? – процедил сквозь зубы Саймон.– Ее поведение – сама невинность по сравнению с твоим, которое я имел неудовольствие наблюдать.

– Ага, значит, ты не одобряешь такого поведения, не так ли? А я уж было решила, что здравый смысл покинул тебя. Ну и как, ты уже жаловался королеве на меня?

– Я? Выдать твое поведение королеве? Какой же я тогда опекун…

И тут до него дошло:

– Что ты имела в виду, когда сказала, что здравый смысл покинул меня? – спросил он, повышая голос.

– Саймон, – Элинор вздохнула, заметно теряя терпение.– Ты хотел, чтобы королева узнала о том, что Изабель предпочитает Вильяма другим претендентам, разве нет? Но как она узнает об этом? Сама Изабель не может ей сказать. Конечно, ты можешь дать королеве понять, что Вильям хотел бы жениться, и королева поймет, что ты передаешь его желание, но как ты можешь говорить за Изабель? Разве она может хотя бы намекнуть тебе об этом?

– Я вообще не вижу смысла говорить о чувствах Изабель. Вряд ли это поможет, так как королева, без сомнения, будет настаивать на том, что Болдуин – наилучшая партия для Изабель. И вообще, если ты хочешь, чтобы королева знала о сложившейся ситуации, как обстоят дела, попроси у нее аудиенции. Тебе она не откажет. Элинор в гневе топнула ногой.

– Нет, я, в самом деле, считаю, что ты выжил из ума. Во-первых, если королева поддерживает Болдуина, ее не обрадует мое вмешательство. Более того, если я заявлю, что хотела бы поговорить с ней об Изабель, будь уверен, она окажется слишком занятой, чтобы принять меня сегодня, а завтра найдется другой предлог. Во-вторых…

– А я говорю тебе, что это не имеет смысла. Если королева желает видеть Болдуина первым претендентом на руку Изабель, ни твои слова, ни чувства Изабель не играют никакой роли.

– Ты к ней сейчас несправедлив. Я не утверждаю, что королева передумает, узнав о чувствах Изабель, но она добра. И она должна узнать то, что ты знаешь о Болдуине. Если она поймет, что Изабель далеко не безразлично, кто ее жених, и что она почувствует себя вдвойне несчастной, если ее вынудят выйти замуж против ее воли, – я считаю, это заставит королеву хотя бы задуматься. Ведь несчастливая женщина может доставить много хлопот.

– Может, ты и права, но что-то я не пойму, какое это имеет отношение к тому, что тебе нравятся Роджер Бигод и Мило де Боуэн.

– Нравятся? Кому это они нравятся? Они просто опасны. Ты даже не смог предостеречь меня…

– Я не смог? Не смог? – буквально прорычал Саймон, вскакивая на ноги и сжимая кулаки.– Ты что, считаешь, я боюсь Бигода или де Боуэна?

– Сядь и успокойся, – зашипела в ответ Элинор, толкая его. Если бы она толкала гранитный монумент – эффект был бы тот же. – Ты что, хочешь, чтобы все в замке узнали об этом? Разумеется, я не думаю, что ты можешь бояться любого из этих идиотов. Но слово твое, слово королевского опекуна, будет воспринято как пренебрежение к ним со стороны короля.

В этом была горькая истина. Саймон упрямо сжал челюсти.

– Ты поступаешь глупо. Ты затеваешь опасную игру.

– Нет, если королева проверит мое поведение, а я снова вернусь к девичьей скромности.

Саймон покачал головой. У него стоял шум в ушах. Он провел рукой по лицу. Глаза его теперь смеялись.

– Ты что, флиртовала с этими типами только для того, чтобы королева сделала тебе замечание, и ты после этого прекратила заигрывать с ними? – Он снова провел рукой по глазам, как бы снимая с них пелену.– Ты сведешь меня с ума своими выходками!

– Но, Саймон, – проговорила Элинор примирительно, – в самом деле, в этом есть смысл. Если ты скажешь королеве, что я упряма и не подчиняюсь тебе, а королева поверит этому…

– И не без оснований…

– Ах, Саймон, это совсем не так! Я всегда послушна тебе, кроме тех случаев, когда ты хочешь, – чтобы мы ввязались во что-нибудь, не думая о последствиях. Ну ладно, не обращай внимания, – быстро проговорила Элинор, видя, как он задохнулся от негодования.– Не затевай спор со мной из-за пустяков. Ты можешь, кроме того, сказать королеве, что не хочешь противостоять Бигоду и Боуэну без ее приказа. Ну, и тогда королева призовет меня к порядку.

– Гнев королевы не так легко вынести, Элинор. Я бы предпочел…

Она протянула руку и коснулась его щеки, взглянув на него так нежно, что от неожиданности голос Саймона замер, а сердце чуть не остановилось.

– Она не разгневается, – сказала Элинор мягко, благодарно улыбаясь за его заботу о ней.– Это всего лишь глупая девичья ошибка – я ведь впервые при дворе. Я сразу же раскаюсь и пообещаю немедленно изменить свое поведение, – и вот тогда у меня будет прекрасная возможность поговорить об Изабель и рассказать, как ее губит ее же собственная скромность. И, между прочим, я тоже так считаю. И почему это Вильям Маршал не танцует с ней и даже не беседует? Она же не может подойти к нему сама!

– Он не умеет танцевать. И, как только он пытается завести с ней разговор, обязательно возникает какой-нибудь галантный кавалер и уводит ее танцевать у него из-под носа.

– А что мешает тебе? Ты великолепно танцуешь. Ты что, не можешь научить его?

– Вильям знает, как надо танцевать, но он не может. Наступила очередь Элинор удивляться:– Что ты имеешь в виду: знает, но не может? Он что, дал клятву не танцевать?

– Ну, конечно же, нет. Он сильно пострадал в переделке на корабле. У него сломаны ребра, и он едва может нормально ходить, не испытывая боли, не то что танцевать.

– И он ничего ей не сказал? – взвизгнула от возмущения Элинор.

– А зачем? Если она испытывает к нему нежные чувства, она будет только переживать за него. А если это не так, она посчитает, что он хочет вызвать у нее жалость. И вообще, он никому не рассказывал, кроме меня, и появился при дворе, как будто ничего не произошло, не желая показывать врагам свою беспомощность.

– Но Изабель никому не скажет, а я не сплетница. Что же, теперь, когда мы всё выяснили, я думаю, Саймон, ты прав. Мне лучше самой все рассказать Изабель, а за меня ты не бойся. Только ты должен поговорить с королевой, или я, в самом деле, попаду в беду.

Следующие несколько часов Элинор провела, буквально дрожа от нетерпения, гадая, выполнит ли Саймон ее план и не решит ли он в последний момент, что все это нужно делать не так. Из всех переживаний Элинор была только одна польза: Изабель де Клер, заметив, как та выбрала неподходящую по цвету нить, как сделала стежок не там, где надо, вышивая воротник для Саймона, как чертыхалась, исправляя работу, наконец, не выдержала и, подойдя к Элинор, поинтересовалась, не может ли она чем-нибудь помочь.

С радостью, ухватившись за так вовремя подвернувшуюся возможность, Элинор воскликнула:

– Я вовсе не заслуживаю помощи. Я расстроена, потому что я – бездушная эгоистичная маленькая негодяйка. Я и сама это понимаю, но еще больше сержусь.

Изабель, не привыкшая к такой откровенности, была заинтригована.

– Вы очень честны, – проговорила она тихо. Элинор побаивалась спугнуть девушку, но вместо этого Изабель подобрала нитку и стала вдевать ее в иголку Элинор.

– Вот так будет хорошо, – подбодрила она Элинор.

– Только я не хороша для этой работы, – сказала Элинор, криво улыбнувшись.– Зато Вы такая мастерица. Пожалуйста, вышейте этот лепесток за меня, а я Вам все расскажу.

И она кое-как, не слишком убедительно, поведала историю о том, как Саймону не удалось присутствовать, хоть он и обещал, в некоем месте – непонятно, правда, в каком – Элинор не сумела придумать ничего подходящего. Однако причина его отсутствия была названа достаточно ясно – Саймон был вынужден провести время с другом, который неважно себя чувствовал.

– Не могла же я требовать, чтобы Саймон отказал в помощи и поддержке такому рыцарю, как Вильям Маршал. Этого я и вообразить не могла бы – не настолько эгоистична уж я. Тем более, трудно встретить более прекрасного и милого кавалера, чем Вильям. Вы согласны со мной, Изабель? – невинно спросила Элинор.

– Да, разумеется, но что с ним? – Изабель задохнулась от волнения.– Я видела его сегодня, он беседовал с королевой.

Элинор притворно прикрыла рот ладошкой:

– Ох, мой болтливый язык! Изабель, ведь Вам нравится Вильям? Вы же не захотите навредить ему?

– Навредить? Как? Огромные глаза. Изабель наполнились слезами, стройная фигурка трепетала, но голос прозвучал на удивление уверенно. Элинор подумала, что она недооценивала Изабель де Клер. Возможно, если ее правильно направить, она сумеет постоять за себя.

– У всех великих мужей есть враги, а поскольку Вильям Маршал неподкупен, у него их более чем достаточно. Разумеется, все порядочные люди уважают его, но есть лицемерные, подлые негодяи. Если хоть один из них узнает, он… Изабель, Вы ведь никому не расскажете?

На лице Изабель отразилась борьба чувств: если то, что собиралась рассказать ей Элинор, было тайной, она бы предпочла даже не знать этого. Но, с другой стороны, это касалось Вильяма, и она не могла устоять против соблазна…

– Не в моих привычках передавать другим то, что сказано мне доверительно.

«Ага, – подумала Элинор, – она неравнодушна к Вильяму. Ну, так пусть же она узнает и поступит так, как сочтет нужным».

– Я также не приучена сплетничать, но это то, что, как мне кажется, Вам следует знать, Изабель. Я сама просто не могу не переживать из-за этого, поэтому у меня и сорвалось с языка. Дело в том, что, когда Вильям был в пути, чтобы освободить королеву, корабль попал в шторм, и у него были сломаны ребра. Он не подает и вида, что ранен, но на самом деле, конечно, он не в состоянии ни танцевать, ни ездить верхом. По правде говоря, он еле ходит, и ему даже больно долго разговаривать.

– Боже мой! – воскликнула Изабель.– Почему он вообще не лежит в постели?

Желая смягчить огорчившее девушку известие, Элинор к месту подсказала:

– Он появляется при дворе, чтобы поговорить с Вами, а когда Вы танцуете с другими, он просто любуется Вами.

Побледневшее от страха лицо Изабель вспыхнуло от смущения.

– Но это несправедливо, Элинор. Вильяму нет надобности танцевать со мной или вообще разговаривать, ведь ему уже обещаны мои земли.

Глаза Элинор расширились, когда до нее дошло, как ловко манипулировали Изабель. Сначала дали понять, что Вильяму были нужны только ее земли, потом намекнули, что новый король не одобрил ее нареченного и тем самым дал ей возможность выбирать из других претендентов, и, наконец, ей подсунули Болдуина, подчеркнув, что уж он-то и так богат и не нуждается в ее землях. Но ведь это была беспардонная ложь! Да, Болдуин был богаче, чем Вильям, но зато гораздо более широк в затратах на свой роскошный образ жизни. Но Изабель все это, конечно, не могло прийти в голову. Все это, вместе взятое, а также привычка Изабель к послушанию и должны были привести к исполнению желания лорда Ричарда – чтобы его друг смог воспользоваться состоянием девушки. «Ну, уж нет! – подумала Элинор.– Я должна ей помочь».

– Ах, Изабель, Вы же понимаете, что это не так. Я сама не раз наблюдала, как он пытался поговорить с Вами, а Вы отвергали его только для того, чтобы покружиться в танце с каким-нибудь зеленым юнцом. И я сама видела, как он не отрывал от Вас взгляда.

– Но почему же он тогда сам не сказал мне, что не может танцевать? Почему он просто не сказал: останьтесь, Изабель?

– Да потому, что он благородный человек. Он не хотел, чтобы Вы беспокоились или, что еще хуже, посчитали его слюнтяем, который хнычет над каждой царапиной. И… Изабель, я собираюсь сказать Вам что-то, что может подвергнуть меня и Саймона, да и Вильяма тоже, опасности и привести к суровому наказанию…

– Но…– начала Изабель.

Элинор заторопилась, игнорируя возражение Изабель. На сей раз ей не избежать знания того, что может быть неприятным.

– Так вот, Изабель, есть еще один претендент на Вашу руку, и, если Вы не объявите открыто при дворе, что Вы обручаетесь с Вильямом, то Вы достанетесь в невесты Болдуину Бетунскому.

Изабель отвела взгляд в сторону, и Элинор поняла, что она прекрасно осознает свое положение.

– Вот Вам и вторая причина, по которой Вильям так сдержан, – продолжала она.– Он опасается, что Вы будете несчастны, если увлечетесь им, а король потребует, чтобы Вы выбрали Болдуина.

– Хотелось бы мне верить Вам, – вскрикнула Изабель, заламывая руки.– Хотела бы я вообще знать, чему верить!

– Я ничего не знаю о Болдуине Бетунском, кроме того, что Саймон, который относится ко мне с большим уважением и порядочностью, всегда отводит глаза в сторону, когда речь заходит о Болдуине, чтобы я не догадалась по его глазам, что он о нем думает. Я знаю репутацию Вильяма, знаю также, что даже те, кто его не выносит, вынуждены признать, что это – человек чести и не опустится до лжи. Я не заставляю Вас поверить мне, Изабель, – продолжала Элинор.– Вам достаточно пожертвовать одним танцем, остаться рядом с Вильямом и просто спросить, правда ли то, что я сказала.

И тут, как бы в награду за свой добрый поступок, Элинор была призвана к королеве, и ей не пришлось выслушивать сомнения Изабель. В покоях королевы все прошло также гладко. Хотя Элинор знала, что ее не накажут чересчур сурово, она думала, что королева устроит ей настоящую головомойку. Должно быть, Саймон превзошел себя, убеждая королеву быть помягче с Элинор. Королева всего лишь напомнила Элинор, что именно она сама отказалась от идеи замужества, и указала на опасность и безрассудство ее поведения.

– Ты не так глупа, Элинор, как хочешь казаться, – произнесла королева, в конце концов.– Почему же ты так ведешь себя?

– Дьявол ищет жертву среди бездельников, – со вздохом ответила Элинор.– Мне очень жаль, Ваша милость. Я исправлюсь, но… но лучше отправьте меня домой, в Роузлинд.

– Отправить домой? – произнесла королева без всякого выражения, но с растущим подозрением. Роузлинд был последним местом на земле, куда бы она отправила Элинор. В тот момент королева была готова убить Элинор за то, что девушка добавила еще одну проблему к тем, что и так обременяли ее.

– А как другие мои придворные дамы относятся к тебе? – поинтересовалась королева, используя, как наживку, наименее вероятную причину недовольства, чтобы вызвать Элинор на откровенность. Хотя, конечно, нельзя было исключить того, что Изабель Глостерская и ее приспешницы могут доставить неприятности любому. Но королева была уверена – Элинор не обращала внимания на них.

– Ах, нет, – ответила Элинор, – но, знаете ли, мадам, они, в самом деле, истинные леди и привыкли в беззаботному времяпрепровождению. Они умеют заполнять долгие часы чем-нибудь приятным. Я же привыкла быть занятой с утра до вечера. Дома я должна была присматривать за работой прислуги, разбирать жалобы и наказывать, если надо, инспектировать фермы и корабли, вести счета, отправлять распоряжения моим вассалам. Мадам, умоляю, не считайте меня неблагодарной, это совсем не так, но я схожу с ума от скуки. Мне просто необходимо чем-то заниматься.

– Моя бедная девочка! – воскликнула королева. Все ее подозрения растворились в волне сочувствия и симпатии к Элинор. Разве сама королева Элинор чуть не сошла с ума от скуки в те первые ужасные месяцы заточения? Конечно, она не была под замком, и с ней нормально обращались. Она располагала такой же свободой, как Элинор сейчас. Но на самом деле, хотя она и научилась заполнять пустые долгие часы и даже сумела наладить отличный сбор сведений, все равно до последней минуты своего заключения она была в тисках изнурительной апатии.

– Бедное дитя, – повторила королева.– Мне и в голову не приходило, что ты будешь скучать. Но я не могу тебе позволить уехать до возвращения короля. Ты должна лично присягнуть ему на верность. Кроме того, я знаю, что Саймон посчитает своим долгом сопровождать тебя, а он обязан быть здесь, когда прибудет Ричард. Саймон был воспитателем Ричарда – наставником и телохранителем одновременно, – когда тот был совсем юным. Иногда у них были разногласия, потому что Ричард ведет себя скорее опрометчиво, чем благоразумно. Видишь ли, Саймон не получил того, чего достоин. Крайне необходимо, чтобы Ричард, прежде чем я умру, увидел Саймона глазами взрослого, равного ему по опыту мужчины, а не глазами мальчика.

– Сэр Саймон внимателен ко мне, – ответила Элинор тихо, опустив глаза, чтобы не выдать тот интерес, который вызвало у неё последнее замечание королевы.– Я бы не хотела препятствовать его продвижению, но… Хорошо, я постараюсь больше не попадать в неприятности.

– Может, тебе почаще выезжать верхом? – предложила королева.

– С кем? – вспыхнула Элинор.– И главное, для чего? Чтобы присмотреть гостинцы на ярмарке? Мадам, в гавани Роузлинда пристают крупные суда со всего света, даже из Китая. Я видела разнообразные шелка и пробовала специи прежде, чем они попадали на Лондонский рынок. Что же может заинтересовать меня здесь?

Горькое разочарование, прозвучавшее в голосе ее юной собеседницы, вызвало новую волну симпатии, но вместе с тем и разбудило чувство осторожности в королеве. Элинор следует удержать в Лондоне, во что бы то ни стало, но ее надо окружить заботой и вниманием. Хватаясь за первое, что пришло ей в голову, королева спросила:

– А ты бы не хотела научиться читать и писать, как я?

Она была удивлена, увидев, как девушка выпрямилась и с нотками негодования в голосе произнесла:

– Мадам, я не ребенок. Я знаю грамоту с девяти лет!

– Неужели? Я не знала об этом, – королева заколебалась, еще больше обеспокоившись. Мгновение она изучала недовольное выражение лица Элинор.

Эта юная девушка была опасна только потому, что она не знала, чем себя занять. У нее не могло быть политических претензий, но она могла доставить неприятности, ощущая себя ненужной. «Лучше, чтобы она была у меня на глазах, – решила королева.– Это других может обмануть ее невинный девичий вид, но мало кто знает, как чертовски целеустремленна, может быть эта девушка». Королева подавила улыбку, вспомнив, как расстроен был Саймон, когда просил ее поговорить с Элинор. Он считал, что женщине легче управиться с этим своенравным ребенком. Теперь она позволила себе улыбнуться: да, она постарается, чтобы у Элинор больше не было свободной минуты.

– Элинор, как ты посмотришь на то, чтобы стать моим писцом?

– Вашим писцом? О, мадам, я с удовольствием, но… но я не знаю латыни. Мне очень жаль, но…

– Латынь не понадобится. Если ты будешь понятно писать на французском, этого будет вполне достаточно.

«Мой план сработал, – подумала Элинор, – и намного лучше, чем я могла мечтать!» Импульсивно она преклонила колени и поцеловала руку королевы.

– Мадам, я так благодарна Вам. Спасибо, Ваше Величество. Вы спасли меня от черной скуки, которая чуть не поглотила меня полностью. Я буду верно служить Вам, клянусь!

– Твоя работа будет долгой и трудной. У тебя совсем не останется времени кокетничать с кавалерами, – поддразнила ее королева.

– Бедные кавалеры! – воскликнула Элинор и рассмеялась.– Нет, у меня будет достаточно времени на это. Вы же всегда присутствуете при вечерних развлечениях. И я смогу воспользоваться этим, чтобы повеселиться.

Но на деле это было не так легко, потому что королева быстро нашла, чем Элинор должна заняться сразу же.

Однако Элинор понадобилось гораздо больше времени, чем она рассчитывала, на то, чтобы сделать несколько копий, которые требовались. Работая над ними, она виновато вспомнила своих клерков, которых она не раз ругала за их медлительность, а сейчас у нее сводило судорогой руку, и болела спина от переписывания писем. Разумеется, это не были письма о государственных делах, нет, она писала личные послания королевы к дочерям, женам своих вассалов, аббатисам и аббатам. Но, тем не менее, в этих письмах было много новых сведений. Кроме того, все, что делала или говорила королева, имело определенную политическую подоплеку.