Когда он снял плащ, она внимательно осмотрела его, заметила кровавое пятно на его одежде и сразу же посоветовала, к какому лекарю обратиться за помощью. Сердце Седрика просто растаяло от благодарности к Элинор за то, что казалось ему заботой о своих людях. На деле же Элинор так относилась ко всему, что принадлежало ей, – будь то человек или собака. Все, что служило ей, должно быть хорошо накормленным и ухоженным. Ведь если с людьми и животными, принадлежащими ей, плохо обращаться, они скоро не будут приносить пользу и не смогут служить в полную силу – так учил ее дедушка. Поэтому для Элинор было одинаково – спрашивать у ветеринара, что может помочь больной лошади, или советовать лекарства больному вассалу.

– Я привез письма, леди.– Он вытащил из-за пазухи пакет, завернутый в кусок кожи, смазанной маслом, чтобы предохранить содержимое от влаги.

– Ты видел моего господина?

– Да, леди. Он лично передал мне письма.

– Как он выглядел?

– Похудел, мне кажется, но очень смеялся над тем, что Вы ему написали, и казалось, был в хорошем настроении.

– А что сказал Бьорн?

Седрик закрыл глаза и стал по памяти пересказывать Элинор все, что сказал ему Бьорн. Слова легко слетали с его губ, так как, боясь забыть или выпустить хоть слово из послания Бьорна, Седрик не раз проговаривал его по пути к своей госпоже. Через полчаса Элинор уже знала, чем занимались воины каждый день, что они ели, где они спали, а также получила детальный отчет о каждом порезе и каждой царапине Саймона и о том, как его лечили. Однако ничего не было сказано о женщинах, с которыми он спал. И это не было деликатностью или преднамеренной скрытностью со стороны Бьорна. Просто он считал, что спит Саймон с женщинами или нет – не имеет большого значения, так же, как и то, спит он на простынях или на земле.

– Отлично, спасибо тебе, – похвалила Элинор. В кошельке, подвешенном к поясу, она нащупала серебряную монету и дала ее Седрику. Седрик потерял дар речи от такой щедрости.

Элинор приказала:

– А теперь ступай, отдохни и найди лекаря, чтобы залечить рану. Послезавтра придешь ко мне. Я передам тебе письма, а ты отвезешь их моему господину.

Как только он ушел, Элинор нетерпеливо развернула пакет.

Она быстро пробежала глазами строчки письма Саймона и с удовлетворением отметила, что с ним все в порядке, его люди тоже в порядке, поход проходил успешно, и он надеялся, что у короля и королевы тоже все хорошо. Элинор подняла глаза к небу и еще раз поблагодарила Господа за то, что она предусмотрительно послала Бьорна, умного и преданного, возложив на него обязанность сообщать все подробности о Саймоне и походе вообще. Затем она взглянула на запечатанное сургучом письмо и с трудом удержалась от ревности. Наверное, Саймон все новости приберег для королевы. Как можно быстрее, пока эта мысль не укрепилась в ее сознании и не отразилась на лице, она поспешила вниз по проходу, ведущему в резиденцию Эдуарда Исповедника. Там королева разместилась в одном из залов, оставив более новый и просторный Белый Зал для Ричарда, который два дня назад вернулся из путешествия по стране.

Она была рада, что у нее появился достаточно серьезный предлог, чтобы побеспокоить королеву. Сразу после коронации Ричарда Элинор была занята тем, что писала многочисленные письма друзьям и родственникам королевы, описывая щедрое празднество, а в душе скрывая свое негодование, потому что всем придворным дамам не было разрешено присутствовать на торжествах. Испытывая внезапный прилив религиозного фанатизма и женоненавистничества, Ричард отдал приказ, чтобы женщин и евреев не допускали ни на коронацию, ни на празднества, последовавшие за ней.

Это явилось источником еще одного потока писем, но уже более серьезного содержания. Расценив этот приказ, как одобрение того, что ненавистное племя израильтян, которые занимались ростовщичеством, должно быть сметено и выслано из Лондона, люди подняли бунт, громя, убивая и грабя евреев. Ричард пришел в ярость. Он не был настолько фанатичным, чтобы не видеть пользы от израильтян, которых привез сюда еще его прапрадедушка и сделал ростовщиками. Они не только были банкирами королевской семьи, но и после смерти кого-либо из них их собственность, находившаяся под охраной короля, полностью переходила в казну, если у наследников не хватало денег для выкупа права на наследство.

Ричард отправил юстициариев и войска для подавления восстаний, которые уже шли повсеместно. Кроме того, каждый, кто хоть немного умел писать, был занят переписыванием приказов, посылаемых во все владения королевства, извещавших о том, что евреи все еще находятся под охраной короля.

Однако к концу сентября ситуация немного стабилизировалась. Крупные бунты были уже подавлены, а с мелкими шерифы и юстициарии могли справиться на местах. После путешествия Ричарда по стране пошли слухи о том, что не все довольны его методами руководства государством. Дело в том, что король продавал государственные должности. В целом все были относительно удовлетворены теми назначениями, которые король сделал на заседании Большого Совета. Может, кто-то и был недоволен, но все признали, что граф Эссекский и епископ Даремский были совершенно справедливо назначены главными юстициариями. Также справедливым было назначение Вильяма Маршала и еще четырех придворных судей советниками юстициариев.

Много недовольства было вызвано назначением Вильяма Лонгкемпа, епископа Илийского, канцлером. Лонгкемп был маленьким уродливым человечком, что само по себе было противным у человека, не обладающего благородным происхождением. Кроме того, он также плохо знал Англию и ее традиции. Но никто не выступил против этого назначения открыто. В конце концов, сам король плохо знал английских баронов и их жизнь. И вполне естественно, что он хотел иметь преданного слугу, облеченного властью. Если Лонгкемп будет прислушиваться к мнению графа Эссекского, епископа Даремского и Вильяма Маршала, то все будет хорошо. Все также понимали, что королева возьмет это дело в свои руки.

Из письма Изабель де Клер, которой муж доверял больше, чем Элинор могла предположить, она одна из первых узнала о новых назначениях и реакции баронов. Когда Вильям и Изабель в октябре вернулись ко двору, стало известно немного больше о неблаговидных поступках короля. Оказалось, что все должности были проданы за золото.

Конечно, было обычно, что король принимал дары, соразмерные с должностью, которой он награждал. Никто не жаловался – таков был обычай. Король выбирал человека и давал ему должность. Если подарок королю не устраивал его, он мог сказать об этом. Иногда он открыто говорил, сколько стоит одна или другая должность, и, за исключением случая с Лонгкемпом, назначал того, кто давал наивысшую цену.

Само по себе это было неприятно, но за этим последовало худшее. Король дал ясно понять, что перетрясет всех чиновников снизу доверху и назначит новых, а также заявил открытым текстом, что продается управление государством.

Сначала Элинор пожала плечами. Она не думала, что чиновники, которых назначит Ричард, будут менее продажными, чем те, которых Генрих назначил в последние годы своего правления. Из всего этого Элинор вывела мысль о том, как защитить себя и своих людей. Когда Изабель сказала ей, что Вильям предложил пятьдесят монет за должность шерифа Глостерского, у Элинор возник план; как можно использовать жадность Ричарда в своих целях. Она может купить должность шерифа Сассекского для Саймона. Конечно, Сассекс – богатое графство и будет стоить немало, но ее дедушка был очень бережлив, а Элинор не тратила почти ничего, кроме того, что шло на содержание ее воинов и вассалов. В сундуках Роузлинда кое-что накопилось. Лучше уж отдать это королю с определенной целью, чем у тебя это заберут чиновники, назначенные королем.

Теперь Элинор мучил вопрос, как это все устроить. Не может же она сама пойти к королю и сказать, что она хочет купить должность. Женщины, за очень редким исключением, не могли быть шерифами. Она знала, что нельзя написать Саймону, чтобы он обратился к королю с этой просьбой. Во-первых, если письмо будет идти долго, к тому времени, когда просьба Саймона придет к королю, должность уже может быть обещана другому. Во-вторых, Саймон может оскорбиться, потому что он не считает честным покупать должность, как купец. Изабель сказала Элинор, что Вильяма тоже это беспокоило, но она убедила его в том, что, каким бы плохим ни было средство, он будет честным шерифом и принесет пользу не только себе, но и всему графству.

Кроме того, Элинор была уверена в том, что Саймон ни за что не возьмет у нее деньги, а у самого вряд ли найдется необходимая сумма, брать же в долг было не в его правилах. В ее интересах было сохранить эту должность для Саймона, а не ждать, пока король даст ее какому-нибудь жадному шерифу, который установит высокие налоги для нее и ее людей, чтобы выжать максимальную выгоду для себя.

Элинор видела единственную возможность – обратиться к королеве, но она не хотела начинать говорить о Саймоне без веской на то причины. Она не забыла тот странный взгляд королевы и ее слова: «сэр Саймон очень оберегает тебя». Однако сейчас найден хороший предлог, и время для разговора тоже подходящее: король был в Лондоне, и королева была меньше занята делами. Элинор вошла в покои королевы и присела в грациозном реверансе:

– У меня письма от сэра Саймона.

– Из Уэльса?

– Да, мадам.

– Саймон прислал к тебе гонца из Уэльса? – резко спросила королева.

«Да, я была права, что не стоило затевать разговор о Саймоне без явной на то причины», – подумала Элинор. Ее не застал врасплох вопрос королевы, она знала, как ответить на него.

– Нет, мадам. Это я послала своего человека к Бьорну, командиру моих вассалов, который сражается вместе с Саймоном. И я решила использовать моего гонца полностью.

– А что ты хотела сообщить командиру своих вассалов?

– Я хотела знать, что делают мои люди и как их используют, – твердо произнесла Элинор.

Королева внимательно посмотрела на нее, затем улыбнулась и кивнула.

– Я бы сделала то же самое. Где письмо? Элинор протянула ей письмо и наблюдала, как королева сломала сургуч. Через некоторое время она подняла глаза на Элинор:

– Ты тоже получила письмо?

– Да, мадам.

– Дай его мне.

Элинор протянула ей письмо, которое королева внимательно прочла и вернула ей.

– Интересно, – сказала королева задумчиво.– Зачем он вообще пишет письма? Обычно в его письмах только «все в порядке», и не более. Я чувствую, что, если я снова увижу в его письмах слово «хорошо», мне станет плохо.

Элинор еле сдержала смех.

– Это не его вина, Ваше Величество. Ведь, кроме того, что они промокли и голодают, о чем не стоит писать, писать больше не о чем.

– А откуда тебе известно, что они промокли и голодают?– недоверчиво спросила королева.

– Ваша светлость, мой дедушка не был большим любителем писать письма. И когда он был далеко от дома, бабушка обязательно посылала с ним преданного человека, который запоминал, куда они направлялись, что делали и тому подобное. Вспомнив об этом, я тоже попросила Бьорна рассказать посыльному все, что происходит.

– Ты очень заботишься о добродетели своих воинов, – сухо заметила королева.

– И о добродетели сэра Саймона, – сказала храбро Элинор, а сердце у нее ушло в пятки.– Я очень заинтересована в его добродетельном поведении, особенно сейчас.

– Что ты хочешь этим сказать?

– То, что я вижу в сэре Саймоне надежду на безопасность и выгоду для себя и моих людей.

Это удивило королеву. Она широко раскрыла глаза.

– Безопасность, да. Но надежда на выгоду? От Саймона?

– Ну, – Элинор помедлила.– По крайней мере, возможность избежать потерь.– Она прямо взглянула в глаза королеве и сказала:

– Вы знаете, что Изабель де Клер и я – подруги. Ее муж доверяет ей и много ей рассказывает, а Изабель доверяет мне. И я никогда не рассказываю никому, что доверяет мне Изабель. Я думаю, что ему не навредит то, что я скажу Вам. Изабель сказала мне, что он заплатил 50 монет, чтобы стать шерифом Глостерским.

– В этом нет никакого секрета, – ответила королева. – Если он говорит об этом, это его дело.

Королева выглядела слегка озадаченной, не уловив пока связи между назначением Вильяма и Саймоном.

– Я бы хотела, чтобы Саймон стал шерифом Сассекса, – быстро сказала Элинор.– Я заплачу сто монет за графство.

От изумления королева сначала ничего не ответила, затем посмотрела внимательно на девушку и ответила:

– Где же ты возьмешь столько денег?

– Есть много источников. У меня есть фамильные драгоценности, которые можно заложить. Я могу взять в долг у моих вассалов. Для такой цели, надеюсь, я найду у них поддержку, и они будут рады иметь справедливого и честного шерифа.

Элинор не собиралась говорить королеве о том, что в ее сундуках легко наберется требуемая сумма даже без чьей-либо поддержки. Вообще-то она собиралась попросить помощи у вассалов, так как считала, что не стоит ей одной выбиваться из сил ради того, что принесет пользу не только ей, но и им.

Немного подумав, королева кивнула головой в знак согласия. Она решила, что Элинор действительно сможет заплатить за то, что просит. И она перешла к сути дела.

– А почему Саймон сам не попросит? И откуда ты знаешь, что он желает этой должности?

– А я не говорила, что он желает ее. Он ничего не знает об этом.

Королева сначала уставилась на Элинор, а затем рассмеялась.

– Элинор, да ведь он убьет тебя!

– Возможно, – согласилась Элинор, тоже смеясь.– Но меня больше волнует благополучие моих земель и вассалов, чем несколько синяков, полученных от сэра Саймона. Я знаю, он не откажется от должности, если король пришлет ему назначение, и мои земли и вассалы будут в безопасности.

Королева стала серьезной.

– Я вижу, что ты не лжешь, но ты никогда не говоришь всю правду. Не хочешь ли ты этим назначением отлучить Саймона от двора?

– О нет, что Вы, мадам, конечно, нет! – воскликнула Элинор так искренне, что этому невозможно было не поверить.

– Выполняя свои обязанности шерифа, он ведь часто будет находиться в отъезде, и твоя выгода…

– Будет еще больше. Извините, Ваше Величество, что я Вас прервала, но я хорошо знаю Саймона. Если я заплачу за это назначение, он не будет спорить со мной – при условии, что я предложу ему человека, который будет его доверенным лицом.

«Маленькая хитрая плутовка, – подумала королева.– Она использует имя Саймона, чтобы заключить выгодную сделку с королем, а какой-нибудь ее ставленник будет пожинать плоды, за которые не нужно будет отчитываться. Она достаточно умна, и заслуживает того, что просит».

– Да, конечно, он не станет спорить с тобой – по крайней мере, если человек будет подходящий, – предупредила она.

– Сэр Андрэ отлично устроит сэра Саймона, а меня даже еще больше.

Довольная тем, что Саймон получит такую дорогую награду не в ущерб королевской казне, королева улыбнулась.

– Очень хорошо. Я передам твою просьбу королю и добавлю кое-что от себя. Я думаю, можно считать это дело решенным.

Она вновь загадочно улыбнулась.

– Хотела бы я знать, хорошую или плохую службу я сослужила Саймону, сделав его твоим опекуном, – хотела бы я знать…

На следующее утро, за несколько часов до того, как королева вызвала Элинор для подтверждения назначения и установления дня, когда должны быть выплачены деньги, в Уэльсе Саймон отдавал распоряжения на тот случай, если его убьют.

– Не говорите об этом, мой господин! – запротестовал Иэн.

– Ты понял все, что я тебе сказал? – строго спросил Саймон.– Ллевелин – внук Оуэна Гвинедда, старший сын его старшего сына. Бог милостив к нам. У нас есть то, что может принести мир или, по крайней мере, приблизить нас к миру в Северном Уэльсе.

– Но после боя…

– Если мы победим, то будет безопаснее отправиться после боя, – сказал Саймон холодно.– Но это «если» слишком велико. Тебе я скажу – я сомневаюсь. Но если мы проиграем, и ты не уйдешь с пленником далеко, мы потеряем и его. Нет, Иэн. Когда мы найдем тропу, ведущую к лагерю, ты и двадцать воинов, которых я отобрал, должны быстро отправиться на восток. Попытайтесь добраться до Честера. В Шрусбери тоже будет безопасно, но если вы двинетесь на юг, парень может попасть в руки Риса ап Граффида, а это кончится плохо для всех нас.

– А если мы доберемся до Честера?

– Сообщи королю или лорду Джону о том, кто ваш пленник.

– А затем можно мне вернуться к Вам, мой господин?

Это был самый трудный вопрос для Саймона.

– Боюсь, что нет, Иэн, – ответил Саймон.

Он привязался к этому молодому человеку и хотел помочь ему достойно избежать опасности, исходившей от Элинор и короля Ричарда.

– Господин, – сказал Иэн, глотая слезы.– Чем я обидел Вас?

Конечно, Иэн не подозревал о причинах, по которым Саймон хотел отправить его подальше от себя. Иэн знал о пороке гомосексуализма, но он не связывал его с королем, который мог получить любую женщину, которую только пожелает, а его восхищение Элинор было таким чистым, что ему даже и в голову не приходило, что Саймон будет считать это опасным. Если бы Саймон испытывал невинные желания по отношению к Элинор, он смог бы понять то, что чувства Иэна на данном этапе не принесут никому вреда.

Саймон заскрежетал зубами:

– Не глупи, Иэн. Ты ничем меня не обидел. Мне будет очень тяжело без тебя. Но иногда нужды государства бывают выше и важнее наших собственных нужд и желаний.

Было бесполезно уверять Иэна в том, что дружба с лордом Ллевелином и знание поведения лорда Джона пригодятся ему. Собственный жизненный опыт заставлял Саймона презирать свою выгоду по сравнению с преданностью королю, но для Иэна Саймон видел преимущество в его положении. Он считал, что нужно научить Иэна: его долг – служить и быть послушным. Сказать же, что он отсылает его подальше от опасности, значит увидеть бунт вместо слез.

– Твоя задача заключается в том, чтобы заставить Ллевелина доверять тебе. А также…– Саймон немного помедлил.– Он не принадлежал к тем, кто говорил плохо о членах королевской семьи, но у Джона был такой характер, что пара глаз и ушей при дворе не помешают королю или королеве.– Лорд Джон не всегда заслуживает того доверия, которое необходимо при его положения.

Иэн кивнул. Все знали, как изменилось отношение Джона к Генриху, когда тот поделил земли так, что Джон получил наследство. У Ричарда были другие отношения с отцом. С ним обошлись несправедливо, и если он и был слишком жесток, то это было обычным явлением у Анжуйских.

– Вот чего я не могу понять, – сказал задумчиво Иэн, отвлекаясь от своего отчаяния, – почему король сосредоточил такую власть в руках Джона. Он и так приближен к королю, являясь графом многих земель на юго-востоке и в Мидленде.

– Боюсь, что я тебе не отвечу, так как сам не понимаю, хотя вижу на то две причины. Дело в том, что лорды приграничных с Уэльсом земель – не совсем послушные вассалы. Сейчас они рады послужить королю, потому что он делает то, что им надо. Но если их планы расстроятся, никакие угрозы не остановят их от союза с валлийцами и нападения на Англию. Возможно, король отводит Джону роль посредника между Уэльсом и центральными землями Англии. Хотя и Джон может заключить союз с Уэльсом и даже заманить Ричарда в Уэльс до того, как он отправится в крестовый поход. Ведь в Уэльсе легко умереть от случайной стрелы.

Иэн затаил дыхание, а Саймон продолжал:

– Вот поэтому тебе надо наблюдать и слушать. Лорд Джон может искать пути к Оуэну через Ллевелина. Я хочу знать, так ли это. Я также хочу знать, не собирается ли он приблизить к себе Ллевелина. Это не так страшно, но это – перспектива на будущее. Однако, несмотря на свой возраст, Ллевелин не так глуп.

– Но, мой господин, – запротестовал Иэн, проводя рукой по волосам, неосознанно повторяя движение Саймона, – как я все это узнаю?

– От Ллевелина, который, если ты будешь искусно играть свою роль, обязательно попросит у тебя совета. Мы не причиним Ллевелину и его людям вреда. Мы только хотим, чтобы они жили в мире и прекратили набеги на пограничные города.

Было бы хуже, если бы Ричард решил захватить Уэльс; но Саймон был уверен, что ничто не сможет отвлечь Ричарда от крестового похода. Если он будет и дальше действовать в соответствии со своими планами, все, что сказал Саймон, подтвердится.

– Поэтому, – продолжал он, – твой совет Ллевелину должен быть честным. Ты должен оправдать его доверие. Ты уже хорошо поработал, ведь именно ты успокоил его и выразил ему сочувствие, когда он узнал, что случилось с его людьми из-за того, что его дядя Дэвид не оказал им поддержки. Именно ты показал ему, что с пленными обращаются хорошо – настолько, насколько это возможно в наших условиях. И ты единственный, кого он знает при дворе. Ты был добр к нему, когда он полностью находился в твоей власти, и для него будет вполне естественным обратиться к тебе за помощью.

– Надеюсь, я оправдаю Ваше доверие, – ответил Иэн без особой радости в голосе.– Я могу охранять Вас, как Вы меня учили, быть слева от Вас в бою, но…

– Ты умный парень, Иэн. И это у тебя тоже получится.

Саймон встал и потер затекшие колени.

– Я становлюсь слишком стар, чтобы возиться в сырости, – сказал он с отвращением.– Иди, разбуди Ллевелина и спроси, не хочет ли он попрощаться со своими людьми. Лучше ему сделать это сейчас, пока их не связали. Я не хочу, чтобы он помнил эту жестокость, хотя это и вынужденная мера. С ними останутся наши тяжело раненные воины, но…– Он обнял Иэна.– Ступай с Богом.

– А когда я выполню это задание, могу я все-таки вернуться к Вам? – настойчиво повторил Иэн.

К тому времени король наверняка покинет страну. А где будет Элинор? Саймон отогнал от себя эту мысль и улыбнулся.

– Если тебя не произведут в рыцари и не дадут другое задание, конечно, можешь. «Это самое лучшее, что я мог сказать», – подумал Саймон. Иэн обнял его с глубокой признательностью. Пока Иэну невдомек, к чему может привести его дружба с принцем Уэльским, он будет выполнять задание с легким сердцем. Саймон устало провел по лицу рукой и присел на корточки поближе к огню. Он ненавидел такое время, когда все необходимое было сделано и оставалось только ждать. Единственное, чего он сейчас хотел, – обнять Элинор, говорить с ней, но так как это невозможно, то можно хотя бы написать ей.

Но что он мог ей сказать? То, что в каждой женщине, которую он обнимал, он видел Элинор? Что он так отчетливо видел ее во сне, что даже просыпался по ночам? Что ветер, качающий деревья, доносил ее голос, а пение птиц напоминало ее смех? Даже если бы он и нашел такие слова, чтобы выразить свою любовь, лучше их не произносить. Разлука научила их быть в отдалении друг от друга, вряд ли любовные письма сделают их ближе. Даже если его убьют, послать такое письмо будет непростительным поступком. Горе Элинор будет неутешным, а нежелание выходить замуж за другого – непреклонным.

Всякому ожиданию приходит конец. Пришел конец и ожиданию Саймона, когда вошел Бьорн и сказал, что все готово и что он поможет ему надеть доспехи. После быстрой проверки, все ли знают детали плана, Саймон повел войско к посту караула. Люди были напряжены и настроены решительно, держали щиты в руках, так как в лесу их могли встретить градом стрел.

Однако на этот раз лучники их не потревожили. Саймон был благодарен за это судьбе, даже учитывая то, что в лагере окажется больше людей. В любом случае его отряд был настолько велик, что несколько лишних противников не делали погоды.

Когда они подъехали к посту караула, догадки Саймона подтвердились. Там было очень много вытоптанных троп со следами конских копыт. Саймон решил двигаться по самой широкой тропе. Конечно, возможность попасть в засаду была велика, но люди Саймона были не из пугливых и были готовы к этому. Они получили приказ, поэтому есть засада или нет, приказ должен быть выполнен. А приказ был: не останавливаться; если нужно будет нанести удар в качестве самозащиты, делать это на ходу; не атаковать и не преследовать!

– Запомните, – предупреждал их Саймон, улыбаясь, – вы сражаетесь за обед, а обслужить вас могут только внутри лагеря валлийцев.

Однако засады не было. Хотя было прохладно, по лицу и шее Саймона струился пот. Он облизал сухие губы и сжал зубы. Лагерь должен быть где-то впереди. Дороги куда-то же ведут! Но валлийцев может и не быть в лагере. Если они узнали, что набег провалился, то могли покинуть лагерь. Если это так, миссия Саймона закончена.

Небольшая победа прошлой ночью обострила чувства воинов. Если сейчас они не увидят противника, и их будут ждать только голод и неудобства, дух армии резко упадет.

Когда они проехали вперед, где лес поредел, сердце Саймона упало. На фоне начинавшего светлеть неба был виден лагерь, обнесенный острым частоколом. Внутри они увидели что-то темное, возвышающееся над землей, – навесы или хижины. Но нигде не было света – ни свечи, ни фонаря, ни костра. А там, где нет огня, нет и людей.

Разочарованный, Саймон все же решил действовать по заранее разработанному плану. Он проехал вперед и остановился на небольшом расстоянии, его люди подъехали с двух сторон, образуя длинный полукруг, параллельный частоколу.

– Господин, – прошептал рядом Бьорн.– Они ушли?

– Я…– начал Саймон, но остановился.

– Возможно, они так торопились, что не все забрали с собой? – с надеждой в голосе спросил Бьорн.

Саймон подумал о том, что у валлийцев не было никакой необходимости спешить. Люди, которые участвовали в набеге, вскоре должны были понять, что Саймон не преследовал их. Даже если они думали, что Саймон выжидает, охраняя пленников и раненых, у них было более чем достаточно времени, чтобы предупредить своих в лагере. Если была необходимость все бросить и уйти, валлийцы так и делали, но они ни за что не оставили бы свое добро, зная, что оно попадет в руки врага.

Значит, это была еще одна ловушка, очень искусная. Саймон так привык к опустошенным деревням и фермам, что сначала не увидел разницы. Фермы и деревни не представляли ценности ни для одной стороны. Валлийцы не сжигали их, потому что надеялись вернуться. Иногда из-за расстройства своих планов люди Саймона сжигали фермы или деревни, но обычно они были рады возможности переночевать под крышей и оставляли деревни нетронутыми. В лагере же было все по-другому. Люди, находившиеся там, были в более выгодном положении, потому что лагерь был удобным для обороны. Только глупец мог покинуть хорошо укрепленный лагерь, чтобы сразиться с более слабым отрядом, у которого не было ни пищи, ни крыши над головой. Может быть, Оуэн Гвинедд и был коварным и не очень хорошим дядей, но он не был ни глупцом, ни трусом.

– Нет, – сказал Саймон так, чтобы его люди услышали его.– Они здесь. Они хотят обмануть нас и ждут, что мы, поверив в то, что в лагере никого нет, неосторожно подъедем к воротам. Выполняйте команду!

Слова быстро пролетели по шеренге. Лучники выехали вперед, достали кожаные мешки, которые были привязаны к их колчанам, и вытащили особые стрелы, которые отличались от обычных тем, что у них вместо наконечника была намотана пакля, обмоченная в смоле, а сами они были украшены яркими перьями. Каждый третий всадник достал по маленькому глиняному горшочку, из которых, когда сняли крышки, пошел сильный жар. Стрелы опускали в горшок, и пакля загоралась. Лучники быстро пускали их. Когда стрелы полетели в деревянный частокол, расплавленная смола, растекаясь по бревнам, подожгла кору, и вскоре то там, то тут уже виднелись языки пламени.

– Вперед! – приказал Саймон.– Попробуйте поджечь крышу!

Стон прошел по рядам. Под навесами должна быть еда и вино, а воины были так голодны, что готовы были встретить любую опасность, чтобы затем вознаградить свои желудки за долготерпение. Лучники проехали вперед и пустили горящие стрелы выше. Вскоре яркие вспышки пламени известили о том, что соломенная крыша занялась. Наконец Саймон увидел то, что ждал. Между огненными вспышками заметались в панике темные фигуры.

– Назад, в ряд! – скомандовал Саймон.– Огонь по стенам!

Сначала валлийцы не торопились разрушить представление Саймона о том, что в лагере никого нет. Никто не старался потушить огонь. И в этом был свой резон: во время дождей все промокло, и была надежда на то, что, когда смола сгорит, огонь не распространится дальше. Однако стало ясно, что даже это не заставит Саймона поверить в то, что в лагере никого нет. Сердитый гул голосов донесся до его слуха. Он взглянул на восток и усмехнулся. Он точно рассчитал время: заря только-только занималась.

Лагерь пришел в движение. Слышались крики, плач и шум воды, которой заливали огонь. Люди бегали, занятые больше тем, чтобы прекратить пожар, чем самозащитой.

– Половина лучников со стрелами – вперед!

Лучники, оставляя позади кожаные мешки и горшочки с углями, двинулись вперед, доставая из колчанов боевые стрелы и стреляя. Несколько криков прибавилось к общему шуму в лагере.

Небо на востоке посветлело. Рыцари Саймона нетерпеливо ерзали в седлах, ожидая команды к действию, но Саймон не торопился. Еще не их время.

Лучники осмелели, так как никто не отражал их ударов. Саймон внимательно следил за ними. Их удары все чаще и чаще поражали цель, о чем свидетельствовали внезапные крики. Частокол уже разгорался вовсю. Вдруг крик боли раздался совсем недалеко от Саймона. Валлийские лучники взбирались по частоколу там, где он еще не был в огне, и один из них попал в цель.

– Стена из щитов! – скомандовал Саймон. Каждый второй всадник спешился и отвязал от коня широкий, туго сплетенный из прутьев, щит. Затем они побежали к лучникам, чтобы те могли укрыться от стрел противника, сгруппировавшись вокруг рыцарей со щитами. Конечно, плетеный щит не мог остановить стрелу, но он мог ослабить ее удар. Более того, валлийцы могли попасть только в щит или в доспехи рыцаря, не пробиваемые стрелами.

Лучники противника посылали проклятия. Саймон смеялся. Многие лучники с огненными стрелами, пробираясь между щитов, смогли поджечь еще несколько построек в лагере. Шум в лагере нарастал. Не спуская глаз с ворот, Саймон достал меч и проверил, чтобы булаву и топор можно было легко вынуть из седельной луки. Он подумал о том, что если валлийцы останутся внутри лагеря, то его придется брать штурмом, а это – верная смерть для многих.