Было практически невозможно вычистить сточные канавы или прибрать в залах, пока там находилось столько людей, не говоря уже о том, что этих людей надо было еще и накормить: И вот, наконец, вся утварь – горшки, кастрюли, котлы, тарелки и кубки – были упакованы; постели разобраны и вместе с матрасами и бельем погружены на телеги; столы, стулья, подставки и подушки аккуратно, со знанием дела, связаны и уложены на повозки.

Винчестерский замок опустел, остались лишь отбросы и грязь, да еще крестьяне, связанные хозяйством, в обязанности которых входило поддержание порядка и чистоты в замке. Теперь у них будет время, чтобы прочистить сточные канавы, вытряхнуть все коврики, очистить их от гниющего мусора и паразитов, выгрести золу из каминов, надраить до блеска каминные решетки и вертела, на которых жарилось мясо, словом, привести все в порядок к возвращению королевской свиты.

В те времена у лордов было заведено в течение года выезжать вместе с домашними, челядью и скарбом на некоторое время жить в другом замке на территории своих владений. Обычно в главном замке жили всего несколько месяцев, но иногда, если семья была немногочисленной и небогатой, она постоянно жила в своей резиденции, не покидая ее, за исключением нескольких недель весной и осенью, когда все выезжали с тем, чтобы замок можно было тщательно вычистить и убрать. Богатые семьи выезжали регулярно. Это было разумно и экономно – ведь легче переместить людей к источникам пищи, чем везти к ним зерно, овощи и стада животных на мясо, которое от этого станет постным и жестким. Более того, это было отличной возможностью для лордов быть в курсе всех событий, происходящих в их обширных владениях, поохотиться на новых землях, и выслушать жалобы, и свершить правосудие.

В отличие от лордов, богатых и не слишком, двор выезжал очень часто. Так как людей при дворе было гораздо больше, чем в замках лордов, запасы продовольствия истощались довольно быстро. Кроме того, выезды были необходимы королю – в его обязанности входило время от времени являть себя перед народом. И еще выезды были одним из способов сокращения расходов. Ведь когда королевская свита «наезжала» в один из замков какого-нибудь лорда, то истощались именно его запасы продовольствия и уничтожалась его дичь. Но, поскольку поместья лордов в большинстве своем были не настолько обильны и щедры, как королевские, свита останавливалась на короткое время в разных замках, чтобы совсем не разорить хозяина. Но для Ричарда было очень важно, чтобы в самом начале его правления никто из лордов не был бы обижен. Поэтому он без особого сожаления взял на себя расходы по содержанию толпы нетитулованных мелкопоместных дворян.

Королевская свита прибыла в Солсбери, и там состоялась церемония бракосочетания Изабель де Клер и Вильяма Маршала. Элинор даже расплакалась, но не оттого, что теряла подругу, а они успели сблизиться настолько, насколько это было возможно за столь короткое время. Элинор знала, что они будут видеться часто и встретятся уже через несколько недель, третьего сентября, на коронации Ричарда в Лондоне. Нет, она плакала оттого, что не смогла осуществить свои планы и ни на йоту не продвинулась ближе к достижению своей цели. Шли дни, король объявлял помолвку за помолвкой, и все шло к тому, что если Элинор выкажет предпочтение Саймону, его отстранят от опекунства.

Свадьба Джона и Изабель Глостерской состоялась в Марльборо. На этот раз Элинор не плакала. Она даже была довольна: молодожены – два сапога пара. Элинор даже позлорадствовала бы по этому поводу, если бы не власть, которой был наделен Джон, и которого Изабель могла настроить против нее. Джон же не преминул бы пустить эту власть в ход.

Тем не менее, она весело танцевала. Первым, как всегда, был Саймон, затем – сын графа Хантингтонского, затем молодой Валеран Лестерский, после чего она решила отдать дань приличиям и обещала танец Бигоду, а за ним – де Боуэну. После этого она вновь подошла к Саймону. На ее щеках играл румянец, в глазах плясали смешинки, она была такая оживленная, что что-то затрепетало в груди у Саймона, и он ощутил странное чувство легкости и счастья.

Не успели они выполнить первые несколько фигур танца; как неизвестно откуда взявшийся паж потянул Саймона за рукав и сказал, что король хочет его видеть.

– Я пойду с тобой, – сказала Элинор, заметив поклонников, ожидающих своей очереди.– Я подожду где-нибудь в укромном уголке, если король хочет поговорить с тобой наедине. В любом Случае я не останусь здесь одна, на растерзание этим стервятникам, которые, чего доброго, снова впутают меня в какой-нибудь скандал. Только полюбуйся на них!

Саймон посмотрел туда, куда показывала Элинор. Да, если один партнер не уступит ее другому после танца – быть беде, а одного раза, когда Бигод и де Боуэн не поделили ее, было более чем достаточно. Конечно, можно было бы оставить Элинор под присмотром королевы, но ее не было в зале. Взгляд Саймона скользнул по танцующим и ожидающим. Он заметил, что многие влиятельные лорды тоже отсутствуют. Саймон нахмурился. Было ли это простым совпадением, или вызов короля означал что-то более серьезное, чем приглашение к беседе? Если это так, королева велит Элинор уйти.

– Ну, ладно, будь, по-твоему, пошли! – согласился Саймон.

Они уже вышли из круга, вызвав протесты танцующих, потому что участвовали в построении танцевальных фигур, которые могли не получиться без них. Но при упоминании пажем имени лорда Ричарда все замолчали. Теперь Саймон и Элинор могли спокойно следовать за пажем. Беспокойство Саймона возросло, когда они вышли из Парадной залы, прошли двор и вошли в дом лорда, где остановился король.

В малой зале они увидели королевскую семью в сборе, главных баронов и лордов из пограничных земель между Англией и Уэльсом. Все это было похоже на тайное собрание.

Чувствуя неловкость от того, что вторглась туда без приглашения, Элинор остановилась в дверях. Саймон же поспешил вперед и что-то сказал королю, который засмеялся, затем – королеве, которая покачала головой, но обернулась и сделала Элинор знак рукой, чтобы та подошла к ней.

– Я прошу прощения, Сир, мадам, – начала было Элинор, приседая в реверансе, – но…

– Да, мы не можем постоянно устраивать шумные скандалы в танцевальной зале, – поддразнил ее лорд Ричард.

– Твое присутствие не помешает, – заметила королева, – даже наоборот, ведь набор в войско касается твоих вассалов так же, как и других, о чем они узнают завтра. Стань здесь, дитя.

И Элинор встала за спиной королевы. Ее губы беззвучно повторили «набор в войско», но вслух она не произнесла ни звука. Набор в войско ее вассалов означал, что грядут военные действия. Но какие?

Ответ на этот вопрос не заставил себя ждать. Саймон был последним из тех, кого вызвали на это совещание, и, когда все были в сборе, Ричард объявил, что Мортимер привез известие о восстании в Уэльсе.

– Как они посмели! – возмущался Мортимер. Но никто из присутствующих ему не ответил.– Они что, думают, что я новичок в подавлении бунтов?

Джон громко рассмеялся, и Элинор увидела, как напряглись лица баронов. Хьюго Мортимер и Вильям Браозе посмотрели на Джона, затем друг на друга, и снова на королеву.

– Вздор! – резко произнесла королева и, увидев, что Ричард в шоке, добавила:

– Конечно, мой господин, я не имела в виду усомниться в Ваших способностях. Я имела в виду слово «восстание». Ведь это воистину вздор! Валлийцы не бунтуют. Они ведут себя нормально.

Лорды из пограничных земель согласно кивнули головой.

– И по этой причине мой брат должен проигнорировать это оскорбление? – усмехнулся Джон.

– Нет, конечно, – спокойно предложил Саймон, – но стоит ли говорить о войне или подавлении восстания, поднимая незначительное оскорбление до уровня настоящей угрозы. Если валлийцы брыкаются как младенцы, то они заслуживают хорошего шлепка.

– Я не собираюсь прощать даже мелкие обиды, – резко ответил Ричард.

– И правильно сделаешь, – согласилась королева спокойно, но Элинор показалось, что руки у нее слегка дрожали, когда Джон своим едким замечанием пытался вызвать агрессивную реакцию брата, подстрекая его к войне. Однако когда она заговорила, и руки, и голос ее были спокойны:

– Я думаю, Саймон прав. За оскорбление надо мстить, но месть может выражаться и в презрении.

Это было обращено к Ричарду, который вопросительно взглянул на мать.

Саймон успел обменяться взглядами с королевой, и Элинор, наблюдавшая за ними, почувствовала, что они успели многое сказать друг другу. Этого, как ей показалось, не заметил никто. Элинор вдруг поняла, как остро она чувствует каждый взгляд и жест Саймона.

– Во-первых, – предложил Саймон, – Вы, Ваше Величество, должны дать ясно понять, что у Вас есть более важные дела, чем этот бунт.

На лице Ричарда появилась неодобрительная гримаса:

– Иными словами, ты вежливо и учтиво предлагаешь мне ничего не делать?

– Отчасти, да. То есть, я хочу сказать, что не поверю, чтобы Вы своей собственной персоной возглавили карательную экспедицию.

– Не возглавить свой отряд, идущий на войну? – засмеялся Джон.– Хорошее же впечатление он произведет на баронов, которые еще не знают его.

Но тут вмешался Мортимер:

– Простите, мой господин, но ведь речь идет не о войне. И мы все прекрасно знаем о мужестве и отваге лорда Ричарда. Ему нет необходимости доказывать нам это. Действительно, Ваша милость, – продолжал он, повернувшись к королю, – небольшого отряда, вместе с отрядом моих людей и людьми Вильяма, будет вполне достаточно, чтобы загнать весь этот сброд обратно в горы. Если собрать большое войско, то это будет пустой тратой людей и денег и, кроме того, будет означать, что Вы уделяете слишком много внимания вещам, которые выеденного яйца не стоят.

– Более того, это отсрочит день твоей коронации, – напомнила сыну королева Элинор.– Подумай, что возомнят о себе валлийцы, и как они будут хвалиться тем, что им удалось приостановить коронацию короля.

Это высказывание королевы, пожалуй, разрешило сомнения Ричарда. Ричард нахмурился, обдумывая сказанное. Но Элинор пришло в голову, что Ричарда больше задело возможное ликование валлийцев, а не отсрочка коронации.

– Хьюго абсолютно прав, – сказал Вильям Браозе, – нет необходимости снаряжать огромное войско, да и вассалы пойдут туда без особой охоты. Вот помню, когда…

– Извините, милейший, – перебила его королева.– Я с Вами согласна, а Вам, Ричард, хотела бы заметить, что, если Вы намерены снабжать провизией огромное войско, в замке не останется припасов, чтобы устроить праздник в честь коронации. Может сложиться неблагоприятное впечатление, что король беден.

– Ваша милость, – добавил Саймон, – я верой и правдой служил Вашему отцу и не раз участвовал в сражениях с валлийцами. Должен сказать, что у них в крови желание привлечь к себе внимание. И если Вы доставите им такое удовольствие, Вам никогда с ними не справиться.

Саймону повезло, что Ричард слушал советы вполуха и был занят размышлениями о том, кто из его советчиков важнее и кому можно доверять. Матери он доверял во всем без колебаний, кроме одного. Если бы она могла, не изменяя политической обстановки, помешать Ричарду отправиться в крестовый поход, она бы сделала это. Теперь Саймон. Он был вторым человеком, которому доверял Ричард. Еще когда Ричард был моложе, он всегда чувствовал, как Саймон пытался оберегать его и опекать, так же, как и мать. Но Саймону он тоже не мог полностью доверять, так как тот был настолько предан королеве, что готов был сделать все, чего бы она ни пожелала, не задумываясь о том, правильно это или нет. А что касается Джона, то при одной мысли о нем Ричарда затрясло. Он совсем не доверял брату и был уверен, что тот очень хитер, хотя это и не всегда проявлялось в его поступках. Если Джон не видел своей выгоды в чем-либо, его предложения в политических делах были точными и проницательными. Трудность заключалась в том, что было трудно понять, когда, как и что Джон намеревался использовать для своей выгоды.

Еще одну проблему представляли два лорда из пограничных с Уэльсом графств. Королю показалось странным, что они не настаивали на том, чтобы он сам повел большое войско и разрешил их трудности. Обычно бароны так не разбрасывались своими людьми и деньгами. Возможно, ответ заключался в том, что они чувствуют себя полновластными хозяевами в своих владениях, а посему предпочитают немного поиздержаться, чем позволить королю повести войско и оказывать на них давление так же, как и на валлийцев. Да, они попросили людей, но таких, которыми будут командовать сами, так что валлийцы поймут, что власть в руках Мортимера и Браозе. Кстати, его мать была права насчет коронации – осталось всего пять дней.

Занятый своими мыслями, Ричард не заметил, что королева и Саймон начали нести полный вздор.

А произошло все потому, что Браозе начал: «Я помню, как…», что ничего не означало для Ричарда, но королева и Саймон хорошо знали, о чем идет речь. Браозе намеревался рассказать об ужасной трагедии, которая разыгралась, когда Генрих повел войско в Уэльс, чтобы «раз и навсегда покорить валлийцев». Одного намека на то, что валлийцы наголову разбили войско его отца, было бы достаточно, чтобы завести Ричарда, и он бы отправился в поход, чтобы доказать, что он – лучший воин.

Если бы королева была уверена в успехе этой кампании, она бы предпочла, чтобы Ричард отправился туда, тем самым, надеясь, что у него пройдет «лихорадка» крестового похода. Война всегда опасна, но не так, как болезни и предательство на чужбине в Святой земле. Плата папе за освобождение Ричарда от данной им клятвы, какой бы дорогой она ни была, будет меньше, чем плата за сам крестовый поход. Королева волновалась за Ричарда еще и потому, что знала, что армии, которая не привыкла сражаться в горах, не победить опытных валлийцев. Валлийцы собрали весь свой скарб, стада и женщин и ушли в горы, где не было открытых равнин для заранее подготовленных сражений. Передвижение телег и повозок будет крайне трудным по непроходимым узким горным тропам. По дороге не будет много ферм, так что воинам придется голодать. В горных ущельях и узких долинах небольшие отряды валлийцев могут внезапно атаковать, и это, в конце концов, подорвет дух армии, так как валлийцы смогут быстро скрыться в лесах, которые они хорошо знают, прежде чем армия будет готова к ответному удару.

Ричард слыл великолепным военным стратегом, но с валлийцами требовалась другая тактика, которую он счел бы ненужной и недостойной рыцаря. Вдобавок ко всему, он бы вряд ли стал спрашивать совета у тех, кого хотел поразить своими способностями. Учитывая все это, в сознании королевы слияние двух понятий – Ричард и Уэльс – непременно означали беду.

Готовность Саймона прийти ей на помощь еще больше усилила тревогу королевы. Очевидно, он тоже считал, что лучше Ричарду держаться подальше от Уэльса.

Когда королева и Саймон закрыли брешь, которую Браозе пробил в стене молчания, окружавшей поражение короля Генриха в битве с валлийцами, Джон стиснул зубы от негодования. Он знал, какой бы эффект это произвело на Ричарда, и уже предвкушал удовольствие от того, что войско Ричарда будет разгромлено дикими, невежественными племенами. Если бы они еще и убили Ричарда! К сожалению, он сам не решился сказать о том событии Ричарду по трем причинам. Во-первых, Ричард, хотя и не отличался особой проницательностью, мог догадаться, что его просто хотят завести. Во-вторых, его мать, которая, напротив, была чрезвычайно проницательна, могла догадаться, что он собирается сделать. И, в-третьих, Джон осознавал, что может всплыть наружу его незавидная роль, которую он сыграл в поражении его отца во время той Уэльской кампании. Его мать может открыто заявить, что он виноват в поражении его отца, и тогда у ее любимого Ричарда не возникнет желания сделать больше, чем смог его отец.

Не замечая того, как наэлектризован воздух мыслями присутствующих, Ричард думал, что важнее: провести вовремя коронацию или усилить свои позиции в Уэльсе. Он знал, что надо прекратить бунт (а он считал это бунтом) немедленно. Он также знал, что и коронация – дело не одного дня.

После нее последуют торжества, а затем бароны и прелаты будут созваны на огромной площади, чтобы присягнуть на верность королю.

Наконец, король принял решение: человек, который возглавит войско, чтобы наказать непокорных валлийцев, должен быть представителем короля, а не выходцем из Уэльса или лордом из пограничных владений. Естественно, он сразу подумал о Вильяме Маршале. Нет, не то. Вильям еще не оправился от ран и, что еще хуже, Изабель де Клер – графиня Пемброкская, а Пемброкшир – огромное графство в Уэльсе. Ричард ни минуты не сомневался в том, что Вильям не воспользуется своим положением, чтобы соперничать с королем во власти. Но, к несчастью, люди будут считать его своим, независимо от цели похода, так как он стал хозяином владений де Клер, лордом Пемброкским, и не будут видеть в его лице представителя королевской власти.

Ричард обвел глазами толпу рыцарей. Те, кто не имел никакой связи с Уэльсом, были либо стары, либо опасны, либо просто неопытны. Затем его взгляд остановился на Саймоне.

– Саймон, поскольку все согласились на том, что мне не следует ехать, поедешь ты и защитишь честь короля, смыв это оскорбление.

Ни один мускул не дрогнул в лице Саймона, но не было никакого сомнения в том, что он был польщен предложением короля.

– Да, милорд.

Элинор почувствовала, как королева расслабилась, и возмущенно подумала: «Ее сын будет в безопасности, а мой возлюбленный пойдет на войну!» Она не питала иллюзий по поводу военных действий и их возможных исходов, так как в течение года наблюдала все это, когда ее вассалы защищали замок от нападок претендентов на ее руку. Но возмущение не покидало Элинор. В любом случае, Саймону придется отправиться в Уэльс, и она вспомнила, что рассказывал ей дедушка о валлийцах. Ей пришло в голову, что Саймону будет спокойнее, если он сам поведет войско, чем быть в подчинении у короля, жаждущего славы и побед.

Тем временем король пытался после сделанного объявления угадать по лицам уэльских лордов их настроение. Он с удовлетворением отметил, что они были несколько разочарованы тем, что король не предоставил им самим возможности решить этот вопрос, но на лицах не было гнева или протеста. По-видимому, они давно знали Саймона и были согласны принять его руководство. Если кампания окажется успешной, надо будет подумать о достойной награде для Саймона. Ричарду придется исправить ошибку отца, ведь Генрих так несправедливо обошелся с ним.

Между тем рыцари принялись за обсуждение набора в войско. Ричард вновь почувствовал, что он снова не согласен с ними. Они настаивали на том, что крупные военные силы не нужны. Перебивая друг друга, они с жаром высказывались за то, что в такой местности, как Уэльс, необходимы отряды лучников и легко вооруженных пеших рыцарей. Ричард почувствовал, что он правильно поступил, отказавшись возглавить эту кампанию – если это можно было назвать кампанией. Это не предвещало триумфальных атак, сборов больших выкупов, уважения и славы. Мелкие, убогие вылазки против кучки жалких, грязных горцев!

Потеряв интерес к обсуждению, Ричард предложил всем пройти в зал для танцев, так как давно уже было пора вернуться туда. Невеста может неправильно понять их отсутствие и обидеться на то, что многие гости, включая ее мужа, удалились. Было назначено время встречи на следующий день для обсуждения вопросов, связанных с предстоящей кампанией.

Как только королева прошла вперед, опираясь на руку сына, Элинор направилась к Саймону. Тот осторожно взглянул на нее, не зная, не будет ли она негодовать по поводу выбора короля использовать его, Саймона, который, по мнению Элинор, принадлежал только ей. Но у Элинор уже было время, чтобы справиться со своими чувствами, и она думала сейчас только о том, может ли она хоть чем-нибудь уменьшить опасность, которой будет подвергаться Саймон.

– Не могу сказать, что меня обрадовало это известие, – начала она мягко.– Мне будет не хватать тебя. Однако, – быстро добавила она, пока Саймон не успел ничего возразить ей в ответ, – эта кампания решит и одну из моих проблем.

– Вообще-то предполагается, что я решаю твои проблемы, – сказал, смеясь, Саймон. Ему льстило предложение Ричарда, так как это лишний раз доказывало доверие короля. И, нисколько не сомневаясь в том, что Ричарду не было равных в ведении открытого боя или в организации осады, Саймон знал, что ему скорее, чем Ричарду, удастся успешно подавить мятеж в Уэльсе, так как он лучше других знал особенности местности и тактику малого боя. Но это удовлетворение не мешало ему, однако, быть в некоторой растерянности от того, как все это воспринимает Элинор. Ее замечание – Саймон снова в душе поблагодарил лорда Рэннальфа за ее воспитание – он воспринял с таким облегчением, что даже почувствовал легкое головокружение.

– Ну конечно, это зависит от тебя, – согласилась Элинор.

За разговором они прошли во двор замка, где легкий ветерок, доносивший душистый аромат ночных цветов из сада, кружил головы. Элинор сжала пальцами запястье Саймона. Она заслуживала поощрения за то, что соблюла все правила игры и не выдала своих чувств, когда король резко заметил, что она довольна своим опекуном.

– Пойдем в сад, ночь такая чудесная, – предложила Элинор.

– Элинор, – начал Саймон с подозрением.

– Нет, нет, – запротестовала она.– Я думаю, ты одобришь то, что я собираюсь предложить, но в деле военных действий, ты же знаешь, я тебе не судья.

Да, это было так, она никогда не вмешивалась в военные дела Саймона. Саймон послушно последовал за ней. Он был счастлив от мысли о том, что увидит глаза Элинор в лунном свете, – это останется у него в памяти и будет согревать его в недели и месяцы военного похода.

Когда Элинор остановилась у клумбы с лавандой, он остался стоять, не приближаясь к ней. Этот сад, и ночь, и аромат лаванды, и близкая разлука – все было опасным соблазном. Птицы молчали, но раздавалось пение цикад, и в этом таинственном мраке все казалось покрытым серебром, даже лицо Элинор, освещенное луной. Когда она подняла на него свои глаза, они были бездонными темными озерами, в которых можно было утонуть. Саймон еле сдерживал себя от желания.

– Если мое предложение совпадает с твоим желанием, мой господин, я напишу сэру Андрэ, чтобы он отправил дополнительный отряд вооруженных рыцарей из замка Роузлинд. Куда и когда – это скажешь ты, – сказала Элинор ровным, бесстрастным голосом, каким она всегда обсуждала деловые вопросы.– Так как я нахожусь под опекой короля и думаю, что королева будет держать меня при себе, нет необходимости в большом отряде для защиты замка Роузлинд. Воины только едят и пьют, не зная, чем занять себя, ссорятся или притесняют серфов. Я думаю, будет разумно послать их с тобой в Уэльс.

Волшебная ночь, сладкий пьянящий воздух, неземная красота Элинор в лунном свете так не вязались с ее ровным бесстрастным голосом, что Саймон разразился смехом. Обезоруженный, он подошел ближе. Элинор тоже сделала несколько шагов к нему, положила руки ему на грудь – и посмотрела на него в удивлении. Прикосновение ли, или движение рук, похожее на сопротивление, которого на самом деле не было, полуоткрытые губы, которые словно хотели спросить то, что так и не будет спрошено, – все это вихрем закружило Саймона и лишило его рассудка.

Его смех прервался внезапно, он наклонился к лицу Элинор, его губы жадно потянулись к ее губам.

Десять долгих дней и ночей после того поцелуя на поле кровавой битвы Саймон мучился от ужаса при мысли о том, что Элинор не может полюбить его, и от надежды, что она все же его любит. Но он старался отогнать эти мысли прочь. Саймон не обнял Элинор. Если она подарит ему прощальный поцелуй – это будет означать одно, но если она подарит ему поцелуй страстный – это будет уже совсем другое.

Для Элинор не было никаких сомнений, каким поцелуем ответить Саймону. Она подняла руки и обвила ими шею Саймона. Ей не надо было повторять, когда приоткрыть губы и что делать с языком. Она хорошо усвоила этот урок. Пока им было достаточно долгого поцелуя. Хотя Саймон хорошо знал, что такое страсть, любовь была для него таким же новым чувством, как и для Элинор. Впервые в жизни его больше заботило то, чтобы, прежде всего Элинор было хорошо.

Для Элинор это было удивительное повторение чуда. Часто, когда она танцевала с Саймоном, или разговаривала с ним, или просто смотрела на него через всю залу, полную людей, ее сердце трепетало в груди, но за этим не наступало обволакивающего чувственного томления плоти. Она уже начинала сомневаться в том, что бывают такие ощущения, считая, что это все придумывают. Сейчас у нее не было сомнений на этот счет. Тепло губ Саймона проникло в нее, руки стали вялыми и податливыми, но продолжали крепко сжимать шею Саймона. Затем теплая волна прошла вниз, по груди, животу, бедрам. У Элинор задрожали колени. Подчиняясь воле инстинкта и зову плоти, она буквально вдавила свое тело в тело своего возлюбленного.

На Саймоне в тот вечер не было военных доспехов. И он, и Элинор были одеты в легкие летние одежды. Тепло ее послушного тела возбуждало и зажигало его. Его руки мягко скользнули вдоль ее спины к ягодицам и сжали их, прижимая ближе к себе. Элинор раньше не приходилось наблюдать волнение мужской плоти, но она видела жеребцов, охотившихся за кобылами. И сейчас у нее не было сомнения по поводу того, что, пульсирующее и растущее, вжималось в нее. Но Саймон был слишком высок, и Элинор подтянулась повыше, так, чтобы направить это давление мужской плоти туда, куда она страстно желала. Это движение дало возможность Саймону на мгновение прервать поцелуй, чтобы сделать глоток воздуха. Жаждущие губы Элинор нашли его шею. Теперь даже тонкие шелковые одежды, которые разделяли их, были помехой. Нужно было подумать о том, как избавиться от них. И тут рассудок взял верх над зовом плоти и музыкой тела. Элинор не разрешит Саймону овладеть ею здесь, в этом саду. Кроме опасности, что на них наткнется еще какая-нибудь загулявшая парочка, будет не так-то легко объяснить такое долгое отсутствие на торжестве, а также пятна от земли и травы на платье.

Вдобавок ко всему, Саймон никогда не простит себе этого. У нее промелькнула мысль о том, не сдаться ли ей, а потом использовать свершившийся факт как орудие, которое поможет им пожениться. Но она тут же отмела эту мысль, зная, что она не сработает. Может, это и поможет им пожениться, но Саймона будет преследовать чувство вины, и, в конце концов, это может стать преградой их счастливой семейной жизни.

Элинор развела руки и обняла ими лицо Саймона. На минуту он подался ближе, слепо ища ее губы, но только на минуту. Он открыл глаза; руки его беспомощно опустились. Он застыл, глядя на нее, он едва дышал. Элинор улыбнулась:

– Только не спрашивай: «Что я сделал?» – сказала она дрожащим голосом.– Ответ будет таким же: ничего. Ты мне ничего не сказал и не подарил мне взгляда, полного любви.

Саймон провел рукой по волосам.

– Нет, – сухо согласился он с ней.

В этом кажущемся спокойствии, с которым он согласился с ней, таилась опасность. Саймон не был человеком, спокойно принимающим то, что считает бесчестным. Элинор облизала свои немного припухшие губы.

– Не вини себя, – настойчиво прошептала она.– Единственное, что ты сделал, – был таким, как ты есть.

О, Саймон, если бы ты знал моего дедушку, ты бы понял, почему я полюбила тебя!

Что-то изменилось в его лице, которое до этого было непроницаемым. Саймон знал, что он еще не настолько стар, чтобы не любить молодых девушек. Их было более чем достаточно при дворе, и не одна возбуждала в нем интерес. Если бы Элинор была не такой, какая она есть, уверенная в своем месте и положении, волевая, умная и страстная – возрожденный образ королевы, который был с Саймоном вот уже сорок лет, – он бы тоже ее никогда бы не полюбил.

Такое совпадение, что она – его идеал, а он – ее, уже чересчур! Саймон не был религиозен, но не отрицал, что все на земле предопределено Господом. Он знал страсть, и знал, что он не раб этой страсти. Если на пути вставал вопрос чести, Саймон мог подавить эту страсть. Но если Господу будет угоден этот союз, если только эта мысль не просто успокоение для его больной совести…

– Мне следовало бы отвезти тебя ко двору сразу же, – начал он неуверенно.– Ты всю жизнь была окружена стариками, а тебе надо было узнать молодых мужчин, которые могут разбудить твои чувства! Элинор мягко засмеялась и взяла его за руку:

–Не говори глупостей. Я и не думала, что люблю тебя, пока мы не приехали ко двору, и я смогла сравнить тебя с другими. Только после того, как я имела удовольствие танцевать и разговаривать со всеми этими льстивыми, изысканно одетыми тупицами, я поняла, какая награда досталась мне. Уверяю тебя, я не слепо влюбилась в твое прекрасное лицо. И я не отношу себя к тем гранд-дамам, которые желают иметь при себе трубадура-воздыхателя. Саймон, лучше придумай, как мы можем пожениться!

К удивлению Элинор, Саймон не разразился гневными протестами. Он так яростно принялся кусать нижнюю губу, что Элинор, опасаясь, как бы он ее не оторвал, закрыла его рот своей рукой, и он поцеловал кончики ее пальцев… Но он не смотрел на нее, его взгляд устремился мимо, на темную тень, падающую от деревьев. И Элинор испугалась, подумав, что кто-то наблюдает за ними. Она тоже взглянула через плечо. Там никого не было, только листья мягко шелестели в лунном свете.

Наконец, Саймон нарушил молчание. Его голос дрожал.

– Нет, я ничего не буду делать. И даже думать об этом не буду. Если на то воля Божья, то я с радостью приму этот дар. Скорее всего, мне следует пойти к королеве и сказать, что я не оправдал ее доверия…

– Саймон! – воскликнула Элинор.– Я…

– Не угрожай мне, – предупредил Саймон, и было в его голосе что-то, что удержало Элинор.– Этого я тоже не сделаю, потому что в том, что между нами произошло, я чего-то не понимаю. Я оставляю это в руках Господних. Вреда не будет, если я не скажу об этом королеве. Завтра или, может быть, послезавтра я уеду…

Вспомнив об этом, Элинор затаила дыхание: