Глава 4

Вскоре после отъезда Вильяма из Марлоу, Элис и Раймонд также собрались покинуть крепость. За завтраком Элис пыталась убедить отца в том, что не стоит Раймонду расхаживать по их владениям одному, так как он ни слова не говорил по-английски, а крепостные и вассалы – по-французски. В самой крепости большинство слуг хорошо владели обоими языками, но за ее стенами люди говорили только по-английски. Таким образом, возможность недоразумений между молодым человеком высшего сословия (а Элис все больше и больше убеждалась, что Раймонд был не простым рыцарем) и крепостными, привыкшими сторониться тех, кто вмешивается в их дела, была вероятной, и нельзя было не принимать этого во внимание.

Элис, конечно, не было необходимости сопровождать Раймонда. Она могла бы приказать Диккону, начальнику стражи, поехать с ними. Однако представлялась отличная возможность больше разузнать о Раймонде. К сожалению, начало путешествия было неудачным. Раймонд удивился желанию дочери Вильяма сопровождать его, и это рассердило Элис.

– Я отлично знаю эту местность и людей, – сказала она ледяным тоном. – Так как мой отец большую часть времени отсутствует, управлять хозяйством приходится мне. Что же в этом удивительного?

– Но, женщина… – неблагоразумно запротестовал Раймонд.

– Никогда не замечала, чтобы бык был умнее коровы или жеребец умнее кобылы, как раз наоборот. Самцы, стремящиеся к хвостам самок, способны на всякие глупости. Женщина не глупее мужчины, даже если она не умеет размахивать мечом, но зато ее не сводят так легко с ума хорошенькие жены и дочери. Поэтому отец доверяет мне больше, чем управляющему. Вы должны знать, если хотите служить моему отцу, что большинство дел здесь веду я.

Бедняга Раймонд только открывал рот от изумления. Во-первых, ни разу в жизни, ни одна леди так с ним не разговаривала. Во-вторых, его мать и сестры были слишком знатными дамами, чтобы их беспокоили домашние дела, а что касается управления хозяйством, то они упали бы в обморок от отвращения, попробуй кто-нибудь из крепостных приблизиться к ним.

Он слышал, как Элис приказывала подготовить для него верховую лошадь.

– Вы думаете, что я не могу сесть на своего коня? – возмутился Раймонд, хотя еще не решил, стоит ли ему оскорбляться или беспокоится по поводу того, что ему предлагают взять чужую лошадь.

Элис посмотрела на него презрительно.

– Не имею понятия, – огрызнулась она, – но если ваш зад такой же ущербный, как ваши мозги, не представляю, как вы заслужили звание рыцаря. Вы полагаете, что много узнаете, если все ваше внимание будет направлено на то, чтобы сдерживать жеребца? Отец и тот ездит на этой лошади. Вы лучше его?

– Почему мне понадобится сдерживать жеребца? – спросил Раймонд.

– Просто вы не имеете представления, как объезжаются владения, – сказала Элис, смерив его взглядом сверху вниз. – Разве в вашей стране не принято объезжать владения? Разве ваши крепостные не подбегают к вам, особенно дети? Нет, я вижу по вашему лицу, вы удивлены тем, что я говорю. Да, таково положение дел. И я не хочу, чтобы ваш жеребец потоптал людей отца.

Раймонд открыл было рот, намереваясь резко возразить – это будет их собственной виной, если они недостаточно осведомлены, что нужно держаться подальше от боевых лошадей, но вовремя вспомнил, кем здесь является и слова сэра Вильяма: не только обычаи, но и люди здесь другие, чем во Франции. Раймонд считал дурным тоном, если лорд защищал крепостного, но уловил предупреждение в голосе Элис. По какой-то причине она не разделяла его точку зрения, и Раймонд решил, что неразумно настраивать ее против себя.

Это казалось абсолютно логичным. Раймонд кивнул головой, вдруг осознав, что как он и его отец время от времени останавливались в своих владениях, в особых случаях навещая своих вассалов (женитьба или посвящение в рыцари сына), так и Элис, дочь меньшего вассала, наносила визиты в лачуги, чтобы оказать честь своим слугам. Знай он положение вещей, это не показалось бы для него таким неприемлемым. Раймонд начал спрашивать о сроках владения землей, о ренте, о числе крепостных и вассалов. Элис с готовностью отвечала.

Возвращаясь обратно, они уже весело спорили о преимуществах взимания ренты деньгами или натурой, использования труда крепостных или свободных крестьян. Время от времени Раймонд терял нить их рассуждений, засмотревшись на свежие розовые губки, с которых так легко слетали слова.

Элис совсем не терялась в разговоре, потому что хорошо разбиралась в таких вопросах и ее мысли едва ли на половину были заняты поиском нужных аргументов. Остальное время она размышляла о Раймонде. В том, что он отпрыск знатного рода, больше не было сомнений. Оценивать размер ренты в марках, а не в пенсах, отдавать предпочтение рыцарской службе, а не севу и жатве – это могло быть свойственным только сыну знатной особы.

Элис, однако, нисколько не приблизилась к пониманию намерений Раймонда. Он не выказывал ни презрения, ни равнодушия к тому, что она рассказывала. И его интерес не казался ей притворным. Похоже, он был целиком поглощен разговором, но иногда был каким-то рассеянным. Причина была очевидна, это читалось в его глазах и отражалось на лице. И от этого он становился для Элис все привлекательнее. Глаза Раймонда горели от восхищения, но ни одного слова похвалы или мольбы не слетело с его уст. В свою очередь сдержанность Раймонда восхищала Элис, а живость его ума действовала на нее освежающе. Все больше и больше Элис находила его самым очаровательным молодым человеком из тех, кого она когда-либо встречала.

Если бы только она могла узнать, каковы его намерения – намерения короля. Если недобрые, Элис заставила бы себя относится к Раймонду с такой неприязнью и недоверием что он вскоре уехал бы. Но Элис страстно наде-ялась на чистоту помыслов Раймонда. Она желала общества какого-нибудь молодого человека из своего сословия. Она скучала по Гарольду, с которым они ездили на соколиную охоту и играли. Было бы так замечательно, если бы…

Чтобы обуздать свои предательские чувства, Элис решила сообщить о своих наблюдениях отцу сразу по возвращении в крепость. Он был там, где она надеялась его увидеть, поглощенный окончанием своего письма к Ричарду Корнуолльскому.

– Раймонд не простой рыцарь, папа, – сказала она сразу, как только закрыла за собой дверь.

Вильям поднял на нее глаза.

– Нет, я так не думаю. Рассказывал ли он тебе…

– Он мне ничего о себе не рассказывал, но я показала ему все наши владения, как ты…

– Ты показала ему! – взорвался Вильям, бросив перо и скомкав бумагу. – Я считал что у тебя хватит ума не ездить одной с человеком, о котором мы ничего не знаем. Какого черта…

– О, папа, не будь таким глупым. Что он мог мне сделать, сидя верхом на лошади? Кроме того, я не такая уж дура. Я ехала на Витесс, а его заставила взобраться на Бонте.

Это рассмешило Вильяма, хотя он был все еще рассержен на Элис. Ему пришлось согласиться, что никакая опасность ей не угрожала. Старому мерину никогда уже не вернуть былую скорость. Элис вряд ли можно было поймать, и все же…

– Что заставило тебя поехать с ним? Он уже в том возрасте, когда могут объезжать хозяйства в одиночку и не заблудиться.

Ему не нравился интерес, проявляемый Элис к молодому рыцарю. Возможно, ему следует выбросить из головы мысли выдать ее замуж за Обри. Эгоистично с его стороны желать замужества дочери только потому, что она останется жить рядом с ним. Казалось, можно не спешить с замужеством, так как он никогда не видел в Элис ни малейшего интереса к кому-либо из мужчин, молодых или постарше, проезжавших через Марлоу. Однако, если ее сердце созрело для любви, лучше попросить Ричарда о подходящей для нее партии. Кроме того, Обри и Элис, должно быть, не подходят друг другу. Они были очень дружны, но всегда соперничали в том, кто должен верховодить, и Элизабет говорила… Сердце Вильяма дрогнуло при мысли о ней.

– В чем дело, папа! – воскликнула Элис. – Сэр Моджер сказал, что Раймонд опасен для нас?

– Нет, совсем нет, – ответил Вильям, сердясь оттого, что не смог бы объяснить свою несдержанность. – Это не имеет к нему никакого отношения. А почему тебя это так беспокоит и почему просто Раймонд, а не сэр Раймонд? Я хочу знать, почему ты решила выехать с ним?

– Потому что он совсем не говорит по-английски, папа. Что тут плохого? Почему я должна называть сэром Раймондом того, кто не намного выше слуги в нашем доме? Я предпочла поехать сама, а не посылать Диккона или кого-нибудь из мужчин, так как хотела узнать о нем побольше. И… и он не тот, за кого себя выдает. Он не знает вещей, в которых разбирался даже Гарольд, и знает то, в чем ему разбираться не следовало бы. Можно я выпровожу его, папа? Я могу сделать это при помощи…

– Нет, – прервал ее Вильям, успокоенный желанием Элис отделаться от Раймонда. – В том, что рассказал Моджер, нет ничего бросающего тень на Раймонда, хотя Моджер именно это имел в виду. Я расскажу тебе об этом позже. Что касается положения Раймонда в прошлом, я думаю так же, как и ты. Его манеры, изящество говорят о хорошем воспитании.

– Что он тогда здесь делает? Почему он солгал нам?

– Не думаю, что он нам лгал, – ответил задумчиво Вильям. – Он не сказал ничего, кроме желания найти место в моих владениях, и я верю, это правда. Думаю, для его семьи настали тяжелые времена. Возможно, они разорились из-за своего честолюбия или пороков, но наиболее вероятно, из-за того, что впали в немилость во Франции.

– Понятно. Конечно, он бы стыдился этого и не захотел ничего рассказывать нам или кому бы то ни было. И это веская причина для того, чтобы покинуть свою страну, где его знали и могли отказать в доверии или испытывать жалость. Да. Вполне возможно, папа. Но что же сказал сэр Моджер?

– О, он ничего не знает о Раймонде. По-видимому, Раймонд не был при дворе до его отъезда. Моджеру не понравилось то же, что и всем нам – все возрастающая подозрительность Генриха ко всем и всему.

Элис вздохнула.

– Тогда он может быть шпионом. Он…

Вильям расхохотался.

– Шпионить за чем? Сколько рождается ягнят? Элис, будь хотя бы немного благоразумнее. Ты знаешь, я не могу влиять на события в Винчестерской епархии и у меня нет никаких прочных связей в Уэльсе.

– Уэльс? Что…

Стук в дверь остановил ее, а Вильям крикнул:

– Входите!

За открывшейся дверью стоял Раймонд.

– Извините, что помешал вам, сэр. Посыльный, о котором вы осведомлялись, ждет ваших распоряжений. Мартина не было, поэтому я…

– Хорошо, – сказал Вильям, а потом добавил раздраженно: – Хорошо, пригласите посыльного и приходите сюда сами. Нет, присядьте на минутку. И ты, Элис, тоже. Позвольте мне только добавить пару слов в этом письме и запечатать его.

Он взял перо, обмакнул его, быстро прочитал то, что уже написал, – рассказ Моджера о Дэвиде и Груффиде – и дописал «Скорее всего вы уже знаете обо всем этом, а если нет, то это означало бы, что вас специально держат в неведении. Сэр Моджер может ошибаться относительно части или даже всех фактов, но он очень любит собирать всякие слухи, а его сын служит у графа Херфордского. Оба обращения Дэвида к папе и этот слух об освобождении Груффида, если он достоверен, грозят мне неприятностями. Надеюсь, Моджер все же ошибается, а если так, откуда берутся все эти выдумки? Стоит держать ухо востро. Пишу в спешке. С любовью к вам и уважением к леди Санции. Вильям.»

Он свернул пергамент, запечатал его воском и тесьмой, затем протянул посыльному:

– Графу Ричарду, как можно быстрее. Думаю, он все еще в Уоллингфорде. Отдайте только ему лично.

Человек поклонился и вышел. Раймонд готов был расплакаться. Он так надеялся, что подозрения короля необоснованны, а теперь это… письмо, которое должно быть доставлено лично в руки графу Корнуолльскому. Это значило, что содержание его следовало хранить в тайне от посторонних глаз. Но что же секретного мог сообщить графу простой рыцарь?

– Я только что получил некоторые известия от сэра Моджера, – сказал Вильям, как бы отвечая на мучавший Раймонда вопрос. – Это касается вашей службы у меня, Раймонд.

– Кто такой сэр Моджер? – с удивлением спросил молодой человек. – Никогда не слышал о нем раньше.

– Нет, вы не можете его знать. Он мой сосед (его владения за рекой), который проводит добрую часть своего времени при дворе. – Вильям снова начал рассказывать историю, которую описал Ричарду. – Видите ли, – закончил он, – если один из них прав, очень вероятно, что это означает войну с Уэльсом.

Элис так громко вздохнула, что Раймонд стиснул зубы, ожидая воплей возмущения или истерики. Вильям, однако, не счел нужным бросить встревоженный взгляд в ее сторону. Отец Раймонда непременно сделал бы это в подобном случае. Невозможно представить, чтобы его отец сделал такое сообщение в присутствии жены или дочерей.

Глаза Вильяма оставались прикованными к Раймонду, и он продолжил говорить очень спокойно:

– Если случится война, очень вероятно, что вам придется участвовать в ней, если, конечно, вы останетесь служить у меня. За право владения Марлоу и крепостью Бикс я должен представить двух рыцарей и семьдесят пеших Ричарду Корнуолльскому, моему сюзерену. Очевидно, король обратится за поддержкой к своему брату, и если Ричард пойдёт на войну, пойду и я. Да, война в Уэльсе очень тяжелое дело.

– Война всегда тяжелое дело, – с горечью сказала Элис.

Вильям улыбнулся.

– Ты заблуждаешься, моя дорогая. Я не виню тебя. Ты видишь в ней лишь горькие стороны и никаких положительных. Мужчины находят в войне свои достоинства, если она ведется приемлемыми методами, но, как я сказал, война в Уэльсе часто идет не по правилам и может оказаться очень тяжелой работой. Не вижу причин впутывать вас в подобную историю, Раймонд.

– У вас есть основания, сэр, ставить под сомнения мою смелость? – спросил Раймонд.

– О Боже, нет! – воскликнул Вильям, подавив улыбку, которая могла бы показаться Раймонду оскорбительной. – Я и не думал усомниться в вас. Если бы я услышал, что Ричард отправляется в Нормандию или в Гасконь, то не раздумывал бы. Но в Уэльсе, кроме тяжелых ударов, ничего не получишь. Если мы возьмем какую-нибудь уэльскую крепость, то это будут только голые камни, а если войдем в английскую, оставленную уэльсцами, то все, что в ней останется, если вообще останется что-нибудь, будет принадлежать королю или одному из приграничных лордов. Просто мне кажется несправедливым, что вы будете так тяжело сражаться даже без надежды на добычу или выкуп. Раймонд опустил глаза, покусывая губы. Он уже готов был спросить надменно, что заставляет сэра Вильяма говорить о том, будто он станет воевать только ради добычи или выкупа. Но это было бы величайшей глупостью и совсем не соответствовало исполняемой им роли.

– Я приехал служить у вас не ради этого, – сказал он. В его словах была абсолютная правда, но Раймонд был встревожен. Уж не пытается ли сэр Вильям отделаться от него? Если так, то что навело этого человека на подозрения? С другой стороны, подумал Раймонд, почувствовав облегчение, если он не дал повода для подозрений (он не мог вспомнить ничего необычного в сделанном или сказанном им), в словах сэра Вильяма не стоило искать никакого другого смысла. Для тактичного человека было естественным предупредить того, кто, как он считал, испытывал нужду, в не прибыльности предстоящей кампании.

На лице Элис появилась гримаса недовольства, когда Раймонд сказал то, что она считала проявлением исключительно мужской глупости. Однако она знала: бесполезно возмущаться страстью мужчин к сражениям. Ее мать плакала и причитала, умоляя отца нанять рыцаря, который сражался бы вместо него. Она посылала ему грустные письма с плохими новостями в надежде вернуть его домой. Этим она добилась только одного: отец стал скрывать от нее некоторые вещи.

– Но это еще не точно, – с надеждой сказала Элис. – Откуда сэр Моджер мог знать, что делал принц Дэвид, а чего не делал?

– Я не сказал, он знает, – возразил Вильям. – Это слух, распространяемый при дворе.

– Кем? А может быть, это попытка Вильяма Савойского отвлечь внимание от бед Вальтера Рэйли?

– Элис! – воскликнул Вильям. – Это нелепость, и, ради Бога, не смей говорить это Ричарду, если он приедет сюда.

– Дядя Ричард приезжает? – обрадовалась Элис, сразу забыв о военных делах.

– Может приехать, если он еще в Уоллингфорде и пока не слышал о том, что я вам рассказал.

– О Господи, – заволновалась Элис, – возьмет ли он с собой графиню Санцию?

– Разве я могу сейчас тебе это сказать? – спросил Вильям, снисходительно улыбаясь. – Я не знаю даже, приедет ли Ричард. Если он пожелает провести здесь ночь, то даст нам знать об этом с посыльным. Но, Элис, я говорю серьезно. Ни слова об этой затее с Вильямом Савойским.

Раймонд едва сдержал возглас изумления, но Элис это не удалось. Единственное, чего не предусмотрел король, – Ричард Корнуолльский мог привезти свою новую жену, которая приходилась теткой Раймонду, в крепость своего друга. В самом деле, если Санция увидит Раймонда, он не сможет сохранить свое происхождение в тайне. В таком случае ему придется подыскивать объяснения своего пребывания тут. Раймонд подумал, что хорошо хоть сэр Вильям и Элис, увлеченные разговором, не обращают на него внимания, а то бы их заинтересовало, почему при упоминании жены Ричарда Санции их наемный рыцарь покраснел как маков цвет.

Но Раймонд недооценил сэра Вильяма, чей острый глаз уловил и его напряжение, когда имя Санции было произнесено впервые, и яркий румянец на лице. Предположения Вильяма получили подтверждения. Может быть, Санция знала Раймонда еще в те времена, когда его семья жила в достатке. Вильям был недоволен собой – он забыл упомянуть о такой возможности в письме Ричарду, чтобы тот мог предупредить жену. Но он не упомянул Раймонда в своем письме и не объяснил, как тот появился в Марлоу. Несмотря на увлечение новой дамой сердца, поведение Ричарда отличалось величайшей осмотрительностью в противостоянии Генриху, когда дело касалось гонений короля на Вальтера Рэйли. Однако тон последнего письма Ричарда говорил о его анжуйском темпераменте, который брал верх и над сердечным увлечением и над жизненным опытом.