Закулисные игры

В дверь позвонили. Он подождал секунду и медленно с колотящимся сердцем пошел открывать. Она пришла вовремя. Ну что ж, она его получит, королевский секс! Он распахнул дверь, приветливо улыбаясь.

Эта сука притащила с собой кого-то еще! Девицу. Он попытался скрыть свое безумное разочарование и пригласил их войти. Надо избавиться от этой девицы! Что Фред тут устраивает — деловую встречу?

— Привет, мистер Либра, — нежно сказала Фред. — Познакомьтесь с моей подругой, Бонни Паркер.

Бонни Паркер! Не стриптизом ли занимается эта идиотка? Не похоже! Такая же высокая, как и Фред, стройная блондинка с огромными невинными синими глазами и нежным мягким лицом. Может быть, модель.

— Привет, — сказала Бонни Паркер тихим, едва слышным голосом, скромно потупив глаза. Она была похожа на молодую испуганную лань, и Либра заинтересовался бы ею, если бы не сходил с ума по Фред…

— Вы не пригласите нас сесть? — поинтересовалась Фред.

— Да, конечно. Проходите, садитесь.

Девушки сели на диван рядышком, скрестив ноги. Их мини-юбки туго натянулись. Самые красивые девушки Нью-Йорка, — решил Либра.

— Бонни только что приехала в Нью-Йорк, — начала Фред. — Она хочет стать моделью. Мне кажется, у нее большое будущее, даже больше, чем у меня. Я не скромничаю… Я знаю, что из-за своего голоса не могу быть никем кроме модели. Но Бонни могла бы сниматься в кино. Поэтому я и привела ее к вам.

— А я кто? Актерская биржа? — он уставился на Бонни. Та снова потупила глаза. — Как тебя зовут на самом деле?

— Меня?

— Да, тебя.

— Бонни Паркер.

— Ну ладно, — сказал Либра. — Мы все смотрели этот фильм. Как тебя звали раньше?

— Алмаз, — прошептала девушка.

— Не удивительно, что ты сменила имя. Ты уже работала моделью?

— Нет. Но она принесла свои снимки, — вмешалась Фред, доставая альбом и открывая его. — Посмотрите. Только посмотрите!

Фред стояла очень близко. От нее пахло мылом и у Либры голова шла кругом. Он с жадностью принялся рассматривать фотографии. Они были великолепны. Даже он понимал это. В девушке определенно что-то было аура… какой-то невинной чувственности. Вид целомудренной и в то же время развратной покорности. Одежда сидела на ней безупречно. Она не была такой худенькой и узкокостной как Твигги. Ее лицо было лицом молодой женщины, а не ребенка.

— Сколько тебе лет? — спросил он.

— Восемнадцать.

— Громче. Как ты собираешься сниматься в кино с подобным бормотанием? — Я думала, у них есть микрофоны.

Он рассмеялся. Она не сказала ничего смешного, хотя явно была остроумной, но говорила с такой прямолинейной откровенностью, что фраза прозвучала комично. Она будет давать блестящие интервью…

— А зачем ты явилась ко мне? Почему бы просто не обратиться в агентство? — спросил Либра.

— Потому что она способна на большее, — заявил Фред. — Займитесь ей, мистер Либра, будьте умницей. Вы хотели заняться мной, но и вы и я знаем, что из меня ничего больше не сделать. Вы еще будете мне благодарны.

Так вот в чем дело. Фред предлагала ему замену. Ему стоило догадаться самому. Вот ведьма! Дарит ему Бонни, одновременно давая понять, что с ней самой у него ничего не выйдет. Ну и черт с ней! Трахнем Бонни!

Либра поднялся.

— Ладно, Фред, я подумаю. А теперь оставь нас с Бонни. Нам надо поговорить о ее будущем…

Фред победно улыбнулась Бонни и встала, потом протянула свою прохладную руку и наградила Либру крепким рукопожатием.

— Вы — душка, мистер Либра.

«Душка!» Все прекрасно понимали, что происходит. Он надеялся, что и Бонни тоже.

— Ты еще пожалеешь, — сказал Либра, провожая Фред к двери. — Я бы много мог для тебя сделать.

— Сделайте это для Бонни, — сказала она с улыбкой и ушла.

— Хочешь выпить? — обратилась она к Бонни.

— А у вас кола есть?

— Конечно.

Он откупорил бутылку и налил ей стакан, добавив льда. Либра стоял со стаканом у стойки и ждал, когда она сама к нему подойдет. Бонни встала и направилась к нему маленькими шажками как гейша. Надо научить ее ходить, а то это слишком искусственно. Когда она приблизилась, Либра почувствовал запах своего любимого мыла. Это что, Фред ее научила? Он внимательно посмотрел на корни ее волос — не крашенные ли они, но они были естественного цвета. Заглянул в уши, посмотрел на шею и воротник блузки везде было чисто. Белое виниловое платьице искрилось чистотой. И белые туфли на высоких каблуках выглядели так, будто их только что вынули из коробки. На одной щеке она нарисовала крохотную мушку, в остальном ее лицо было чистым, как фарфор, или косметика была наложена очень искусно. Губы тоже не накрашены — это ему тоже понравилось. Чудная девочка. Сердце учащенно забилось. А его сердце находилось в области чуть ниже ремня. Ему захотелось прикоснуться к ней. Он взял ее руку — она оказалась на удивление жесткой, но ногти были безупречны, как удовлетворенно отметил Либра.

— Надо пользоваться лосьоном, — сказал он, — а еще лучше спать в перчатках, предварительно смазав руки кремом.

— Хорошо, — тихо сказала Бонни.

— Итак, ты хочешь быть звездой.

— Никогда раньше и не мечтала, что это возможно.

— Видимо, тебя кто-то убедил.

— Фред. Она замечательная подруга.

— Надеюсь, между вами ничего нет? — спросил он, пристально глядя на нее.

Девушка была искренне изумлена.

— О, нет, что вы! Я не лесбиянка!

— Просто проверка, — ответил Либра.

Бонни потягивала колу, кокетливо поглядывая на Либру из-под полуопущенных век. Похоже, она уже была готова. Он даст ей еще двадцать минут, или пятнадцать, а потом уложит в постель. Хорошо, что Лиззи ушла к Элейн и спальня в его распоряжении, хотя это и рискованно. В будущем надо сказать девочке, чтобы она принимала его у себя. Он надеялся, что она живет не с родителями.

— В любом случае тебе надо связаться с агентством. Они обеспечат тебя заказами, а я сделаю тебе карьеру.

— У меня есть одно предложение. Фред устроила.

— Быстрая работа.

— Фред так много делает для меня.

— Поразительно, — сказал Либра. — Поразительно, что она не завидует. — Мы совершенно разные типажи, — ответила Бонни. — По-моему, Фред — самая красивая в мире.

— Ты тоже не так уж плоха.

Бонни ответила очаровательной улыбкой. Он дотронулся до ее шеи. Девушка не шелохнулась. Рука поползла дальше, к щеке. Она продолжала улыбаться и поднесла стакан к губам. Он взял у нее стакан и поставил на стойку бара. Девушка тут же отскочила от него в сторону фута на три и остановилась с робкой улыбкой. Он бросился к ней, но Бонни была уже у окна.

— Какой чудесный вид, — сказала она.

— Ты думаешь?

Он схватил ее у окна. Бежать было некуда. Только вниз, а это довольно высоко. На ней была одна из штуковин, надеваемых на талию — эти тощие модели вечно бояться выглядеть полными.

— Зачем ты это носишь? — поинтересовался Либра.

Девушка вздрогнула, словно он сказал какую-то непристойность. Глаза ее расширились, и она ничего не ответила. Он скользнул пальцами к ее груди. Девушка отскочила и чуть не бегом кинулась к бару, схватила свой стакан колы и принялась пить, глядя на Либру через край своими огромными синими глазами. Поистине лакомый кусочек. Нежная как мясо цыпленка. Ему безумно хотелось кусать эти нежные полные губы.

— Сигарету? — спросил он.

— Я не курю, спасибо.

— Травы?

— О нет.

— Я пошутил. У нас здесь этого нет.

— Я не возражаю, — пожала она плечами.

— Ты не возражаешь против того, что ее нет, или против того, что она есть?

— Мне все равно.

— У тебя есть парень?

— Ничего серьезного.

Она, улыбаясь, смотрела в пол.

— Ты была когда-нибудь в Калифорнии?

— Нет. Но очень хотела бы.

— Может быть я возьму тебя с собой.

— Правда?

— А почему нет? Если мы поладим. Как ты выглядишь в бикини?

Она улыбалась и молчала. Он сделал несколько небрежных шагов в ее сторону. Девушка не двигалась. Он был уже перед ней, когда она проскользнула мимо и оказалась в противоположном конце комнаты. Это было недостойно и неприлично — бегать за ней! И вдруг он заметил, что Бонни смеется. Он бросился к ней, схватил ее за плечи и впился в ее рот.

Что за губы! О такой мягкости он и не мечтал. Он терзал их до тех пор, пока она не стала задыхаться. Вот теперь его сердце действительно билось — он едва дышал. Крепко держа ее за талию, чтобы она опять не сбежала, он задрал подол ее мини-юбке и, отталкивая в сторону ее дрожащие руки, сопротивлявшиеся ему, устремился страстными пальцами в заветное пространство между ее ног. Черт побери! Да это же парень!

Глава 8

Когда Винсент Абруцци был маленьким мальчиком, он обожал играть в куклы, а поскольку родители запрещали ему это делать, он переименовал их в «Марионетки». «Я пойду наверх, поиграю в марионеток», — говорил он. И его мать только улыбалась и продолжала заниматься делами. У себя он часами изобретал и шил костюмы своим куклам, придумывал им судьбы. Все куклы были только девочками.

Винсент был скромным красивым и воспитанным мальчиком. Он был поздним ребенком. Родители его уже смирились с мыслью о своей бездетности, когда он появился на свет. Они так радовались, что у них растет такой хороший мальчик, что не удосужились узнать, о чем думает их сын. Он любил играть с девочками, потому что девочки играли в его любимые игры. Девочки любили его за мягкость и вежливость. Взрослые, видя как много времени он проводит с девочками, только смеялись, и шутливо называли дамским угодником. Он был так обаятелен, что его не дразнили. Даже в школе только несколько парней, не уверенных в своих собственных мужских достоинствах, цеплялись к нему. Остальные считали, что он приносит удачу. Из-за шумов в сердце он не занимался физкультурой, но с удовольствием посещал все соревнования по бейсболу, баскетболу и футболу. Все его любили.

Винсент жил в Ирвингтоне, в Нью-Джерси, на обнищавших окраинах, которые вполне могли считаться трущобами. Его родители имели лучший дом в квартале, и мальчик никогда не осознавал своей нищеты. Если ему чего-то хотелось, он обычно умудрялся получить это, если что-то из его вещей нравилось его другу, он спокойно отдавал. Его сознание представляло собой странную смесь взглядов обитателей трущоб и представлений хозяина райского сада.

В старших классах все мальчики, склонные к гомосексуализму, уже знали, кто они такие и имели некоторый опыт. Винсент же так и не понимал, кто он. Он был уверен, что нормален, хотя девочки приводили его в ужас. Он назначал свидания бывшим подружкам по играм в куклы, как делало большинство его приятелей. Встречался с ними. Но безумно боялся их провожать. Он знал, что за ним наблюдают: решится он или нет поцеловать девочку. И еще на полпути к дому Винсент начинал жаловаться на головную боль, а у двери дома, где жила девочка, со словами «Хорошо провели время» спешил пожать ей руку и убежать. Их макияж казался Винсенту отвратительным.

Трое из его друзей, проводив своих девочек, звонили ему по очереди, предлагая встретиться за последней чашкой кофе. Винсент часто к ним присоединялся, но никогда не занимался с ними сексом. Он уже занимался с ними сексуальными экспериментами лет в четырнадцать, но не считал это извращением. Однако теперь это представлялось ему несколько иначе.

Винсент просто считал, что развивается медленнее остальных. Некоторые мальчики имели любовников, но Винсенту это казалось просто дружбой. В школе было несколько явных педерастов, которые фланировали по коридорам, пытаясь привлечь всеобщее внимание. Их периодически били. Но Винсента настолько все любили, что если в коридоре появлялись борцы с педерастами, мальчики окружали его плотной стеной и говорили: «Не бойся, Винсент, мы не дадим тебя избить только за то, что ты странный». «Я странный?» — думал Винсент. Он знал, что женственен. Может поэтому все и считали его «голубым». Он начинал плакать. Но он никогда никому не жаловался, просто уходил, чтобы побыть в одиночестве и наплакаться вволю, когда ему было плохо.

Чем старше он становился, тем больше предпочитал уединенность, оставаясь дома и играя с матерью в канасту, вместо того, чтобы шляться с другими ребятами. Он никогда не учился танцевать, но был прекрасным танцором и гордился этим. Если его приглашали на вечеринку, он не переставая танцевал с девушками, которые чувствовали себя смущенно и неловко, так как на него заглядывались и парни. На одном из таких вечеров незнакомый парень уставился на него так пристально, что это стало раздражать. А когда он ушел, Винсент почувствовал, что ему не достает его взгляда. Причину он никак не мог понять. Он расспросил своих друзей, где он может еще раз встретить того парня. Они понимающе закивали, а Винсент так и не смог догадаться, что они такого знали, чего он не мог понять.

Его родители, религиозные католики, не видели ничего странного в сыне, для них он был просто хорошим мальчиком. Они даже надеялись, что он станет священником. Но Винсенту эта мысль даже и в голову не приходила. Его волосы были очень светлыми, но, хотя он достиг нормального роста и имел значительных размеров пенис, судя по тому, что он видел у других в уборной, он так и не столкнулся с необходимостью бриться. Его лицо, как у девушки, покрывал лишь очень редкий, легкий пушок. И это все. Он решил, что это связано с его белокуростью. Он коротко стриг волосы и всю неделю носил джинсы, лишь по воскресеньям переодеваясь в костюм. Он считал себя привлекательным, но вовсе не красавцем. И ему было очень интересно узнать, будет ли он столь привлекателен, чтобы в будущем его кто-нибудь полюбил. Но он никогда не задумывался будет ли этот «кто-то» мальчиком или девочкой.

В гимнастическом классе Винсенту особенно нравился один парень. Его звали Баз. Он был прекрасно сложен, высок и имел светлые волосы. Атлетическая звезда школы. Он был старше Винсента, и был как бы его мужественной копией. От База Винсент узнал, как заниматься сексом с мальчиками и это ему очень понравилось. Ему никогда не приходило в голову изменять Базу — фланировать с педерастами по улицам или встречаться с кем-то. Винсент считал, что плохо уже то, что они оба мужского пола, но они по крайней мере любили друг друга. Баз сказал ему, что он похож на девочку, но обращался с ним как с парнем. Ведь Винсент и был парень и считал, что знает себя лучше, чем кто-либо другой.

Когда Баз уехал из колледжа, Винсент начал оплакивать свою утраченную любовь, чувство принадлежности кому-то. Он начал встречаться с другими мальчиками, но они никогда не становились для него лишь объектами, он всегда испытывал к ним искреннее чувство.

В семнадцать он еще ни разу не побрился и стал осознавать свою привлекательность — уж слишком много людей говорили ему об этом. Одним из его ближайших друзей в то время был парень по имени Флаш. Он был парикмахером и обслуживал соседских дамочек, которые делали прически по пятницам, и до следующей пятницы не удосуживались ни расчесать, ни вымыть волосы. Флаш презирал своих посетительниц, ему хотелось создавать шедевры, высокую моду. Он решил опробовать свой талант на самом себе. Он раскрашивал себе лицо, носил парики и платья и напоминал королеву трансвестов. Именно от него Винсент впервые услышал о трансвестах. Флаш пригласил его на бал трансвестов, и Винсент пришел вы восторг. Он считал, что они идут на маскарад; а когда все увидел, то решил, что это просто танцы, но Флаш объяснил, что все красивые девушки это переодетые мужчины. — А я могу стать такой девушкой? — спросил он у Флаша чуть ли не в слезах при мысли о том, как прекрасно будет наконец обрести свой образ.

— Конечно. Ты будешь здорово выглядеть. Я сам тебя одену, — ответил Флаш.

Он дал Винсенту светлый парик, научил краситься, объяснил какую покупать косметику, рассказал как заботиться о коже, и даже вместе с ним отправился покупать платье. Однажды вечером они с Флашем, переодевшись, отправились в бар педерастов, и Винсент стал звездой вечера. Все мужчины принимали его за девушку. Он был так счастлив, что разрыдался.

Его волосы отрасли и Флаш подстриг его под Твигги. Он стал ходить в гриме постоянно, копируя все, что встречал в «Воге» и «Харпер Базар». Потом Винсент решил выбрать себе новое имя для нового образа и назвал себя Алмаз, сочтя, что это очень классно. Винсент не был пижоном, для него переодевание — было серьезным делом. Он чувствовал себя гораздо лучше в облике девушки, чем молодого человека. Он и выглядел лучше в женском обличье. В образе девушки он был просто невероятно красив. Но он всегда отдавал себе отчет, что он переодетый парень. Например, он никогда не носил сумочку, считая это смешным, и запихивал деньги в трусы. Он не носил накладного бюстгальтера, это было просто неудобно. Да и плоскогрудые девушки довольно часто встречались. Он никогда не пользовался помадой, только вазелином. Кроме выходных и вечеринок он обычно носил мужскую одежду, однако старался спрятать свой член между ног, чтобы он меньше выделялся. В обычные дни он не красился, разве что накладывал тушь на ресницы. И часто слышал, как люди за спиной не могли понять мальчик он или девочка. А потом вдруг восклицали: «Да, конечно, девочка. О чем разговор!». Он был настоящим чудом красоты, созданным природой.

Часто в баре мужчины приглашали его танцевать, принимая за девушку. Он всегда объяснял, что он парень, нисколько не заблуждаясь на свой счет, но его все равно приглашали. Иногда его друзья по колледжу приглашали Винсента на вечеринки специально переодетым, выдавая его за свою подружку. Такие праздники Винсент просто обожал. Он знал, что он — самая красивая девушка вечера, и никто не догадывается об обмане.

Винсент много времени проводил, общаясь с другими переодетыми мужчинами, танцуя и кокетничая до тех пор, пока не садилось солнце. Но домой возвращался всегда один. Он все еще мечтал как настоящая девушка о любви и серьезных отношениях.

Когда его родители впервые увидели сына в гриме, они были поражены и огорчены. В первое время Винсент не надевал платье дома — уносил его в сумке и переодевался у кого-нибудь из своих друзей-трансвестов, но когда понял, что родители не собираются выгонять его из дома, то осмелел, и стал выходить из дома прямо у них на глазах в полном женском облачении. Вскоре ему стало казаться, что родители начали относиться к нему, как к дочери, хотя они, конечно, отказывались называть его Алмаз, да он, впрочем, и не просил их об этом. О себе он думал как об «Алмаз» и называл себя «она», когда переодевался. А когда ходил в обычной одежде, считал себя мужчиной и называл Винсентом.

Он проводил долгие часы, ухаживая за своей кожей при помощи разнообразных кремов и увлажнителей. Он занимался этим больше, чем иная девушка. К счастью, его никогда не мучили юношеские угри. Он с отличием закончил колледж, но после этого целый день просиживал дома, смотрел телевизор, спал или просто думал. Иногда слушал музыку. Он никогда не читал ни книг, ни газет. Да это и не удивительно — в доме ни одной книги не было. Он читал лишь модные журналы, и иногда журналы для трансвестов, если там были фотографии кого-нибудь из знакомых. Он не хотел работать. Да какую работу он мог получить? Он отказывался искать работу, на которую требовались мужчины, а на женскую — не отваживался. Иногда кто-нибудь из парней, которым он нравился, покупал ему принадлежности женского туалета, а Флаш снабдил его париком. И его родители выдавали ему немного денег. Но главная причина, по которой Винсент просиживал весь день дома, состояла в том, что он выбрал себе жизнь ночного человека. Все трансвесты жили на таблетках, весь день спали, а всю ночь шлялись по барам. У них было несколько своих клубов, работавших до самого утра. А иногда они ездили даже в Манхэттен. Там клубы были шикарнее и больше.

Хотя Винсент посещал все балы трансвестов, он никогда не принимал участия в конкурсах красоты, объясняя это тем, что слишком беден для приобретения необходимого платья и парика. Он знал, для того, чтобы победить, нужно выглядеть соответствующе, и хотя его друзья уверяли, что равных ему нет, он знал, что для победы нужно многое.

Часто его мучила депрессия. Потом она приобрела форму апатии. Он часами мог сидеть на диване, свернувшись калачиком, и ни о чем не думать. Так проходили дни. Он спал урывками, как зверек. Иногда убирал в доме, помогал матери готовить обед. Он любил помогать. Иногда он шутил, что ему стоит найти миллионера и выйти за него замуж, из него получилась бы прекрасная жена, но на самом деле он не знал, что с ним будет дальше. Хотя сейчас ему было восемнадцать, это еще не казалось столь важным. У него еще было много времени чтобы серьезно подумать о своей жизни.

А потом однажды в Манхэттене на балу трансвестов он встретил Фред. Сначала он решил, что она тоже трансвест, такая она была шикарная и красивая, или лесбиянка. Если она была трансвестом, то она ему нравилась, если же лесбиянка, то это его пугало. Винсент ненавидел лесбиянок. Фред пришла на бал с парикмахером по имени Нельсон, чопорным педерастом, который мог не опасаясь шататься по клубам гомосексуалистов, так как был знаменит. На бал трансвестов он ходил только с девушками, делая вид, что выше этого. Винсент знал, что Нельсон из тех, кто без устали прочесывает улицы и бани, когда доходит до отчаяния. Винсент не переносил фальши и не любил Нельсона, и Нельсон платил ему взаимностью, так как Винсент делал то, что Нельсон только хотел делать, но в открытую не отваживался. Нельсон делал вид, словно стоит ему прикоснуться к Винсенту, и он чем-нибудь заразится.

Зато Фред откровенно восхищалась Винсентом, называла его Алмаз, повторяла как «она» красива, как похожа не девушку, и даже давала советы, как выглядеть более натурально. Она решила, что Винсент должен стать моделью. Фред оказалась совершенно нормальной и к концу вечера Нельсон оттаял, и даже позволил Фред уговорить себя сделать для Винсента новую прическу и макияж.

А дальше все было как в сказке. Они пришли к Фред и, напившись кофе, четыре часа экспериментировали с гримом и париками. А Фред без устали повторяла, что из Винсента выйдет изумительная, великая модель, потому что у него «абсолютно новое лицо в мире моделей». Фред разрешила Винсенту примерить все ее платья, и даже два подарила, уверяя, что они ей не очень идут. После всех экспериментов Нельсон остановился на стиле Твигги, хотя Винсент мечтал о гриве волос, как у Фред.

— Ты должен быть маленькой нежной девочкой, — объясняла Фред и объяснила ему разницу между едва заметным макияжем и гримом трансвестов. Винсент не мог дождаться следующего вечера, чтобы появиться дома в Ирвингтоне в своем новом обличье. Вечером он отправился фланировать по барам, и его дружки чуть не умерли от зависти. Все словно пчелы вились вокруг него, повторяя, как он красив. По прошествии года Винсент потерял какие бы то ни было связи с нормальным миром. Он не выходил с девушками. Нормальные люди пугали его. Фред водила его по магазинам, одолжив ему деньги на одежду, подбадривала Винсента, приглашала в рестораны на ланч и обращалась с ним как с девушкой. И постепенно Винсент проникся к ней нежной любовью, хотя и чисто платонической. Уж лесбиянкой он точно не был, он знал, что живет в безумном мире, населенном извращенцами и мечтателями. Но кому еще он мог доверять? Нормальные люди для него казались марсианами. Пока он не познакомился с трансвестами, ему вообще не с кем было разговаривать. Безумный мир все-таки лучше, чем никакой. Себя он тоже считал довольно ненормальным, больным, учитывая свое стремление выглядеть девушкой.

Его многие спрашивали, но Винсенту никогда не приходило в голову изменить пол. Он был мужчиной и гордился этим. Ему нравились гомосексуалисты, а они не спали с девушками. Он знал нескольких ребят, сделавших себе операцию. Они продолжали ходить в бары гомосексуалистов, но им, бедным ничего не светило. Они стали мужчинами еще в большей мере, чем были до операции. Винсент знал, что никакая хирургия не превратит мужчину в полноценную женщину. Сменить пол — значит отрезать именно ту часть тела, которую голубые ценили больше всего. Ему, в отличие от гомосексуалистов, нравились обычные нормальные мужчины, но только в том случае, если они воспринимали его как красивого мальчика, переодетого в женское платье. Для Винсента, нормальным был любой, кто уверял его в нормальности до встречи с Алмаз или Бонни Паркер. Фред пыталась объяснить ему, что действительно «нормальные» мужчины даже не появляются в тех местах, где бывал Винсент. Но Винсент считал, что она говорит это назло ему. Фред не могла этого понять. Как же тогда ему удалось познакомиться с красивым нормальным парнем в кулинарии?

Наконец, после долгих наставлений и репетиций, Винсент был готов встретиться со знаменитым агентом Сэмом Лео Либрой. Фред охарактеризовала его как скота, который хочет ее трахнуть, но очень влиятельного скота. По словам Фред, Либра был готов на все для нее, и нужно добиться, чтобы Либра захотел сделать то же и для Винсента, которого она теперь совершенно естественно называла Бонни. Фред была замечательной. И Винсент искренне любил ее. Он даже не мог поверить, чтобы настоящая девушка делала ему столько добра, тратила на него свое время и помогала его карьере, не испытывая никакой зависти. Но Фред была настолько уверена в непоколебимости своего положения в мире моделей, столь убеждена, что Винсент никогда не перебежит ей дорогу, что была полна альтруизма. Она повторяла ему это миллион раз, но Винсент все никак не мог поверить. Мир, в котором он жил, был настолько пронизан конкуренцией, что Винсент никак не мог понять, как Фред может быть так уверена в завтрашнем дне. Но он ей доверял. Он знал, что Фред никогда не лгала ему и верил в то, что она его любила.

— Пожалуй, мне стоит сделать операцию и начать спать с тобой, — дурачась заявил он.

— Ну, если ты когда-нибудь станешь нормальным, то сможешь на мне жениться, — насмешливо ответила Фред.

— Я бы и вправду на тебе женился, если бы был мужчиной, — ответил он ей совершенно серьезно.

Она поцеловала его. Они целовались теперь совершенно естественно, в губы как сестры. Он чувствовал себя с ней так же свободно, как и с любым из трансвестов. Фред готовилась к встрече с Либрой как к решающему сражению. Сперва она отправилась с Винсентом к своему любовнику, «лучшему фотографу в мире». Через два часа он сделал две дюжины прекрасных снимков. Винсент был очень фотогеничен. Фред объяснила ему, как он должен стоять и с каким выражением лица. Фотограф заверил, что превратить Винсента в девушку не так уж сложно, главное не пользоваться контрастным светом.

Затем они направились в агентство Фред, прихватив снимки, и та заговорщицким голосом сообщила по секрету женщине из агентства, что Бонни станет двенадцатым клиентом Сэма Лео Либры, вместо знаменитой кинозвезды Дугласа Хенри, который только что умер. Женщина лишилась дара речи от таких новостей, а потом заверила, что для такой очаровательной девушки, как Бонни она легко найдет комнату и обеспечит небольшую рекламу. Винсент очень боялся, что она для проверки перезвонит мистеру Либре, но женщина ничего подобного не сделала. Похоже, нормальные люди были столь же доверчивы, как и его друзья по клубу.

Потом Фред позвонила мистеру Либре и договорилась о встрече.

— Он может быть очень грубым, но ты не бойся, — убеждала она Винсента. — Не думаю, что он сможет что-нибудь понять по твоему голосу, многие женщины говорят еще ниже, чем ты. Но все равно, лучше много не болтать, пока он как следует тебя не рассмотрит. Тогда он поверит своим глазам, а не ушам.

С этим Винсенту было справиться легко. Он и так уже почти год все время молчал.

— Если представится возможность везти себя развязно, ставь его на место. Он это уважает. И кроме того, ты такой забавный, что на тебя нельзя сердиться.

— Ты считаешь меня забавным? — подозрительно переспросил Винсент.

— Дорогая, я говорю о чувстве юмора. У тебя изумительное чувство юмора. И ты хорошенькая, и все восхищаются тобой. Я уйду при первой возможности. Он, кстати, может наехать на тебя.

— О, Господи!

— Но если он это сделает, ты будешь в полной безопасности… Я уверена, что все будет хорошо. Флиртуй и дай ему понять, что не отвергаешь его. Не давай ему к тебе прикасаться, а потом дай себя поцеловать.

— Но зачем ему меня целовать? — изумился Винсент. — Ты же говорила, что он — ужасный старик.

— Глупышка, тебе же не придется ложиться с ним в постель. Только дай ему себя поцеловать, и оттолкни, если ему этого будет мало. Насколько я знаю Либру, он засунет руки тебе под юбку ты и до трех сосчитать не успеешь. Руку ты ему не сломаешь, ты слишком слабенькая.

— Но если он…

— Точно. Если его не хватит удар на месте, то он поймет, что мы ему предлагаем такую бомбу для рекламы, что до нее никто, кроме Сэма Лео Либры и не додумается. Это же розыгрыш. А он это обожает. Бонни, дорогая, если бы ты была только моделью, он бы и пальцем не пошевелил. Но для этого подлеца нет ничего лучше, чем надрать всех, заставив в тебя влюбиться. Он ведь никому не скажет, что ты — парень. Для этого он слишком умен. И тебе не придется нигде вкалывать, как мужику. Я слышала очень давно, что такое уже случалось в мире моды, но никто толком ничего не знает. Может просто сплетни. Но Либра обожает это. Это будет его личный прикол. Ему точно понравится.

— Он что, болен? — поинтересовался Винсент.

Фред дружелюбно улыбнулась.

— А мы что, нет?

Так Винсент встретился с мистером Либрой. Все шло точно по плану, даже его приставания. Когда Либра обнаружил под коротенькой юбочкой огромный член Бонни, его и правда чуть инфаркт не хватил. Винсент боялся, что он просто вышвырнет его в окно, или придушит, или еще того хуже… Но Либра после минуты тупого молчания вдруг разразился хохотом. И смеялся, пока из глаз не полились слезы.

— Это гран-ди-оз-но! — повторял он. — Гран-ди-оз-но!

Затем он бросился к машинке и отпечатал контракт. По нему Винсент не имел права нигде появляться в мужском обличье. Он не должен был никому говорить о том, что он — мужчина. Все его встречи будут происходить лишь в присутствии самого Либры или его ассистентки, Джеральдин Томпсон. Всякие сексуальные контакты ему запрещались сроком на год. И на этих условиях он в течение года будет эксклюзивным клиентом Сэма Лео Либры. Ему запрещалось также о чем-либо беседовать с репортерами, кроме обмена любезностями. Винсент прекрасно понимал, что год без секса он не протянет. Это противно природе. Но Либре говорить об этом он не собирался. Как-нибудь выкрутится. Все остальное его устраивало. Даже тридцать процентов, которые берет себе Либра в качестве комиссионных.