Закулисные игры

— О… — выдохнула Бонни и засмеялась.

— А сейчас вам очень полезно брать уроки актерского мастерства. Не ждите, когда придется играть в фильме и вы наделаете ошибок. Сэм Лео Либра очень проницательный человек. У кого вы будете заниматься?

— У Саймона Будапешта.

— Не воспринимайте его слишком серьезно. Он старый самовлюбленный болван.

— Дик! — воскликнула Джерри.

— Я просто его не люблю, — продолжил Дик. — Но это не важно. Заниматься с ним лучше, чем вообще не заниматься.

— Вы считаете его плохим учителем? — обеспокоенно спросила Бонни.

— Нет… нет, он не плох. Не волнуйтесь насчет этого. Только не давайте ему эмоционально давить на вас.

— На Бонни никто не давит, — вмешалась Джерри.

Бонни устремила на Дика свой знаменитый взгляд: прямо в глаза, не отрываясь, позволяя ему тонуть в ее огромных синих очах. Она часто рассказывала Джерри, что стоит ей посмотреть так на мужчину, и мужчине конец. Джерри было забавно наблюдать сейчас, как она проделывает свой знаменитый трюк с Диком, но с другой стороны ей хотелось, чтобы Бонни прекратила свои эксперименты.

— Пошли из этой парной бани, — сказал Дик. — Бонни, может ты к нам присоединишься?

Бонни взглянула на Джерри, и та кивнула.

— Да, — согласилась Бонни.

Бонни была в брюках, и поэтому они отправились в небольшой ресторанчик, но достаточно модный и шикарный, несмотря на его невзрачный вид. Когда Дик вместе с двумя девушками появился в зале, все посмотрели на них, в особенности на Бонни. Джерри уже привыкла к этому: Бонни всегда вызывала волнение, где бы она не появилась. Во-первых, потому что она была потрясающе красива, а во-вторых, очень высока — не заметить ее было просто невозможно.

За угловым столиком Джерри увидела Питера и Пении Поттер в окружении своих друзей. Когда Пенни их заметила, ее глаза расширились, и она резко отвела их в сторону. Дик притворился, что не видит ее.

Бонни была в восторге — в ресторане подавали спагетти. Она могла есть спагетти трижды в день и ни капли не толстела. Дик и Джерри остановились только на холодных блюдах, и он заказал вино. В основном говорил Дик, а Бонни только сидела и пристально его разглядывала, испытывая власть своих глаз.

— Ты понимаешь, надеюсь, что я хотел сказать тебе о фильме? — продолжил он. — Я не хотел тебя обидеть. Я только хотел тебя предупредить, что бы ты была готова к отказу — такое случается сплошь да рядом. И это ничего не значит.

— О, я не стану переживать, если не стану звездой, — сказала Бонни. — Я просто хочу выйти замуж и родить ребенка. Стать матерью или отцом, это не важно.

— Я вижу тебя только в роли матери, — серьезно сказал Дик.

К ним приближалась Пенни Поттер, направлявшаяся в женскую комнату. Дойдя до их столика, она остановилась. Впервые Пенни удосужилась обратить внимание на существование Джерри. И Джерри прекрасно понимала, что сделала она это из-за присутствия Дика. На голове у нее красовался очередной шедевр мистера Нельсона под названием «Летний ужас» — масса кудрей, украшенных маргаритками. На ней было надето творение Франко: белое просвечивающее мини-платье с нашитыми на стратегически важные места комическими персонажами мультфильмов. — Привет, Дик, — сказала она.

— Привет, Пенни. Ты знакома с Джерри Томпсон и Бонни Паркер?

Все поздоровались. Пенни не сводила глаз с Дика.

— Как дела?

— Отлично, спасибо. А у тебя?

— Прекрасно. Нам не достает тебя на наших вечеринках. Тебя уже слишком давно не видно.

— Я был очень занят, — ответил Дик.

— Понимаю, — Пенни перевела взгляд с Джерри на Бонни, очевидно решая, кто из них занимал Дика.

Дик посмотрел на мужа Пенни в конце зала.

— Передай привет Питеру от меня.

— Передам. Он тоже по тебе скучает. Позвони нам. — Она что-то нервно теребила на своем плече. Когда Пенни убрала руку, Джерри вдруг увидела маленький медвежонок на булавке — брошка из золота и бриллиантов, безумно похожая на соловья, подаренного Диком Силки.

«Так вот оно что!» — подумала Джерри. Как же она раньше-то не додумалась? Пенни Поттер — старая любовь Дика. И она, очевидно, до сих пор не оправилась от нее, иначе не носила бы знаменитый «прощальный поцелуй» на глазах собственного мужа. — Молю Бога, чтобы Дик никогда не подарил мне ничего подобного», — подумала Джерри.

— Какая изумительная брошь, — воскликнула Бонни.

— Благодарю, — сказала Пенни, взглянув на Дика, и снова отвернулась. — Было приятно с вами увидеться, — добавила она и ушла.

«Может быть брошь — просто случайность, — подумала Джерри. Может, это — подарок мужа или она сама себе ее купила. Ведь не один Дик покупает своим возлюбленным украшения у Девида Вебба. Но интуиция подсказывала: брошь от Дика. Об этом же говорил и взгляд Пенни. Она уже много знала о Дике, о чем предпочитала не думать.

— Ну и пигалица! — заговорила Бонни. — Хуже не бывает! А Макияж! смешать все цвета — коричневый, белый, бежевый, розовый и тщательно размазать по физиономии, чтобы никто ничего не заметил. Старое наштукатуренное лицо. Еще шматок грима — и она уже не смогла бы поднять голову. А платье-то! Только одного комического персонажа не хватало — ее самой.

— Будь добрее, — сказал Дик.

— А вот брошка у нее чудесная, мне очень понравилась.

— Будешь хорошей девочкой, может и тебе кто-нибудь подарит такую, сказала Джерри. Она вовсе не собиралась подкалывать Дика, просто само с языка сорвалось. Она чувствовала себя усталой, и вино не улучшало ее состояние. Достаточно было и того, что она весь день работала и сражалась в офисе, чтобы вечером вернуться домой и сражаться за мужчину. Она уже хотела, чтобы Дик принял решение, но подозревала, что он никогда этого не сделает, а если она начнет намекать, то он просто исчезнет.

Бонни размазывала спагетти по тарелке, едва к ним притронувшись. Казалось, Дик ее заворожил. Джерри знала, что Бонни льстит внимание Дика, нормального мужчины, но на самом деле она испытывает к нему не больше интереса, чем к любому другому. Все что ей было нужно, как часто она повторяла Джерри, это, чтобы мужчины хотели ее. Достигнув желаемого, Бонни переставала ими интересоваться. Вся ее любовная жизнь сводилась к борьбе за признание, за которым ничего не следовало.

«Зачем мне продолжение? — часто повторяла она Джерри. — Выйти замуж и завести аквариум с золотыми рыбками? Когда я и он поженимся, то можем прямо поехать к Вулворту и выбрать себе детей». Поэтому в конце концов мужчина наталкивался на холодное безразличие Бонни и ретировался, смущенный и подавленный, гадая, что же он сделал не так.

После обеда Дик пригласил их к себе. В квартире было изумительно прохладно. Дик смешал им коктейли. Джерри гадала, что же будет дальше. Раз Бонни осталась, то ей и Джерри придется уходить вместе. Если уйдет одна Бонни это будет выглядеть некрасиво. Что это с Диком? Конечно, вовсе не обязательно заниматься любовью каждый раз, когда выходишь с любовником в ресторан. Но Дик сам завел такую традицию. И теперь Джерри чувствовала себя как бы отвергнутой. Играла музыка. Дик продолжал говорить. Кажется, это на долго. Джерри посмотрела на Бонни, — та увлеченно слушала. Джерри посмотрела на Дика. Его лицо было непроницаемым, как обычно. А как она сама выглядит? нервной? неуверенной? неблагодарной? Дело не в том, что она именно сегодня хотела лечь с Диком в постель. Хотя, конечно, хотела. Последний раз они виделись два дня назад. Рядом с Диком она всегда думала о постели. А раньше до встречи с ним не думала практически никогда. Конечно, она хотела быть в его постели именно сейчас, а не сидеть в кругу друзей за светской беседой.

Она встала и направилась в ванную. Будь он проклят, такой аккуратный, самоуверенный. На мраморной полочке выстроился ряд дорогих одеколонов. Всюду только его вещи. Ни для кого другого ни в квартире, ни в душе Дика просто не было места. А его чертов халат на вешалке на двери ванной всегда идеально белоснежный, и благоухающий свежестью. У него, наверное, их целая дюжина. А этот несчастный аквариум на подоконнике, специально освещенный и бурлящий от пузырьков. Если бы не он, можно было бы найти место и для косметики. Не удивительно, что ему никто не нужен — сразу станет слишком тесно.

«Золотые рыбки», — подумала Джерри, глядя на аквариум Дика, и вдруг рассмеялась.

Она вышла из ванной и обнаружила Дика в одиночестве. Он раздраженно смешивал новую порцию напитков. — А где Бонни?

— Испарилась.

— Ты хочешь сказать, что она ушла даже не попрощавшись?

Он пожал плечами.

— Просто ушла. Сказала «пока» и убежала.

— Она рассердилась?

— На что ей сердиться? Просто почувствовала себя лишней.

— Что значит «лишней»?

— Видимо ты дала ей это почувствовать.

— Я? — воскликнула Джерри удивленно.

— Ты. Кто же еще. Не я же!

— Может быть у нее свидание, — сказала Джерри. — Она часто уходит по вечерам.

— Еще хочешь выпить?

— Нет, спасибо. Я лучше пойду.

— Да?

— Спасибо за обед.

— Всегда рад тебя видеть. Смотри, чтобы тебя не ограбили. — И он отвернулся.

«Негодяй, — подумала Джерри и направилась к двери. Потом остановилась. — Негодяй вдвойне!»

— Ну давай, Дик, говори. В чем дело?

Он посмотрел на нее с невинным видом, хотя и с явным раздражением.

— Ты что не заметила, что весь вечер была просто несносна?

— Нет. Я была слишком занята, наблюдая за тем, как несносен ты.

— Я? Я думал, что был более чем обходителен с твоей педерастичной подружкой.

— Ты был само очарование. Только почему ты так злишься на то, что она ушла?

— Это испортило вечер, — ответил Дик.

Джерри посмотрела на часы.

— Я не собиралась оставаться здесь на всю ночь. Завтра на работу. Да и тебе тоже.

— Не знаю… Я просто подумал, было бы интересно посмотреть, что получится…

— Например?

Он посмотрел на нее, а затем отвел взгляд.

— Ну, например… что-нибудь.

— Как например, что, Дик! — Но она знала. И вдруг она ощутила прилив ненависти к нему.

— Вы занимались этим с Бонни?

— Конечно, нет.

— Я просто так спрашиваю. Просто любопытно. Она любит тебя.

— Он любит меня. А я люблю его. Но он — голубой. И он не занимается любовью с девушками. Он боится их до смерти. А я не занимаюсь лечением гомосексуалистов, слава Богу.

— А у меня никогда не было мальчика, — задумчиво сказал он.

— Отлично. Если ты хочешь Бонни, куда звонить — знаешь. — Сказала Джерри, кипя от ярости, и одновременно ощущая боль утраты — она теряла Дика. И это было как удар кулаком в солнечное сплетение.

— Но нельзя же все время делать одно и то же.

— Я тебе наскучила? — спросила Джерри.

— Конечно нет. А я тебе?

— Пока еще нет, — зло бросила Джерри.

— Я никогда не стал бы заниматься этим наедине только с мальчиком, продолжал он. — Но втроем… это другое дело. Бонни так похожа на девочку. «А если ее раздеть, то получится мальчик», — подумала Джерри. Но она ничего не сказала, а только смотрела на Дика. Она старалась убедить себя, что он отвратителен, старалась оживить в себе первые впечатления о Дике, еще до того, как влюбилась в него и перестала воспринимать объективно. Она ненавидела его, но не могла заставить себя уйти.

— Я просто шутил, — сказал он. — Хотел послушать, что ты скажешь.

— Думаю, что в твоем мире привычно разыгрывать сценки. В моем — нет. — Я больше не собираюсь это обсуждать, — подытожил Дик. — Забудь об этом.

— Если мы не договорим, я не смогу об этом забыть.

— Не глупи.

— О, Дик, ну почему ты не можешь быть таким, как другие люди? Испытывать настоящие чувства…

— Я их испытываю, — сказал он. — Я люблю тебя.

Он сказал это впервые. Она так долго этого ждала, мечтала, представляла, как это произойдет. И вот он это говорит, а ей это все равно.

— Если бы Бонни осталась и мы занялись любовью, я женился бы на вас обеих, — с серьезным видом произнес он.

— И мы с Бонни могли бы сшить себе одинаковые свадебные платья, сказала Джерри. Ей очень хотелось плакать, или броситься в ванную и опорожнить желудок, или убежать, но она просто стояла.

— Пошли ляжем, — сказал он устало, и направился в спальню.

Она любила и ненавидела его. Она знала, что ей лучше уйти. Она знала, что если уйдет, утром он пришлет ей цветы и извинения. Но она знала, что ни цветы, ни извинения не будут означать ничего, как ничего не означают все красивые жесты Дика. Она прошла в спальню. Дик уже разделся и лежал под простыней. Не говоря ни слова она разделась и легла, не касаясь его. Он выключил свет.

В трудных ситуациях она всегда спасалась при помощи сна, и сейчас уже через две минуты она погрузилась в забытье. Когда она проснулась утром, Дик брился в ванной. Она не стала разговаривать с ним.

Когда он закончил, она прошла в ванную и умылась. Она не удосужилась даже накраситься. Когда она вышла, Дик уже был одет. Она быстро оделась, пытаясь не смотреть в его сторону.

— Поспеши, — сказал он. — Я вызвал одно такси на двоих.

Увидит ли она его снова? В душе у нее все замерло и похолодело.

— Я не хочу испортить твои отношения с Бонни, — сказал он. — Я знаю, что вас связывает теплая дружба. И это важно. Я не хочу стать яблоком раздора между вами.

«Именно этого ты и хочешь», — подумала Джерри. Но отпускать сейчас двусмыленные шуточки было неуместно.

— Не волнуйся, — сказала она.

— Пообедаем завтра вечером, — предложил он.

— Втроем?

— Как ты хочешь. Это не важно.

— Вдвоем.

— Отлично.

Она первой вышла из машины. Он ехал дальше. Он не поцеловал ее на прощанье. Она знала, что надо привыкать к мысли о разлуке, но думать пока еще об этом не могла. Либра оказался прав. Он был Дик Девойд. Дик Лишенный. Лишенный чувств. Она всегда считала себя неспособной на настоящие чувства, но Дик значительно превзошел ее в бесчувственности. Он просто был мертвым. Интересно, что же случилось с ним в жизни, что сделало его мертвыми. Был ли он когда-нибудь молодым влюбленным идеалистом?

Она знала, что-то повернулось у нее внутри, и она перестала его любить. Старый инстинкт самосохранения. Но она знала, что пока Дика ей не изгнать из себя. Когда же наконец осознание всего происшедшего обрушиться на нее? Она очень надеялась, что с ней не случится истерика прямо в офисе.

Глава 12

Барри Гровер, четырнадцатилетней президентке клуба фанатов Шального Дедди в Кью-Гардене было чем заниматься на летних каникулах. Во-первых, альбомы для статей и фотографий о своем любимце. У нее их было уже три. Она влюбилась в него сразу же, как только увидела на телевизионном экране. Он казался ей воплощением секса. Он был именно таким, с кем бы она хотела заниматься тем, чем занимались старшие девочки. Хотя никакого сексуального опыта у нее пока не было. Мысль об этом даже приводила ее в ужас. Она была слишком робкой и слишком юной. Она знала, что время для мальчиков еще наступит, когда она станет старше. Иногда она даже представляла себе своего будущего мальчика, копию Дедди, и эти мысли сводили ее с ума. А пока Шальной Дедди был ее единственной любовью. Вся дверь ее комнаты была оклеена его фотографиями, ее туалетный столик был уставлен десятицентовыми рамочками с изображениями кумира, и по стенам были развешаны вырезки из журналов с портретом любимца. Перед тем как ложиться спать она целовала каждую фотографию в губы и посылала мысленные послания любви и страсти.

Он так и не ответил на письмо, которое она подсунула под дверь гостиничного номера в гостинице «Плаза». Барри предполагала, что кто-то выбросил его еще до того, как оно могло попасться на глаза Дедди. Как он мог быть так близко и в то же время так далеко? Она не пропускала ни одной его программы, и ей казалось, что он обращается только к ней. Она несколько раз ходила к телевизионной студии и видела, как целые толпы ребят стоят на дорожке в ожидании появления своего кумира. Она знала, что они ждут часами, но он так и не появляется. Наверное, ускальзывает от поклонников через черный ход. В телефонной книге его не было, иначе бы она часами простаивала бы около его дома. Ей никогда не приходило в голову, что Шальной Дедди может быть зарегистрирован в телефонной книге под другим именем. Несмотря на маленький рост и трагическое, с ее точки зрения, отсутствие бюста, во всех остальных отношениях Барри считала себя обычным подростком. У нее были обычные скучные родители, которых легко было обмануть, и обычный скучный старший брат Густи, который встречался с девушкой, мечтавшей стать моделью. У нее были две божественные подруги Донна и Мишель, которые относились к Дедди так же как и Барри… по крайней мере — сначала. В последнее время они стали уделять клубу гораздо меньше внимания, чем следовало, так как у них завелись собственные мальчики.

Раньше, когда подружки ночевали вместе, они после ванны сидели в постели, расчесывали волосы и до бесконечности обсуждали Дедди. Потом болтовня сосредоточилась на мальчиках, кто с кем гуляет, кто из девчонок принимает противозачаточные таблетки, стоит ли заниматься этим с мальчиками, которых любишь, и можно ли незаметно украсть пилюли у своей собственной мамочки. Донна и Мишель были на год старше Барри. Им было уже пятнадцать. У них уже были большие груди и они давно пользовались тампаксами. Обе они были девственницами, как и Барри, но многое другое уже пробовали. Донна любила мальчика по имени Херб, с которым познакомилась в храме. Мишель подцепила своего Джонни в церкви и встречалась с ним регулярно, хотя он ей и не очень нравился. Мечта всей жизни Джонни сводилась к желанию как две капли воды походить на своего кумира Дастина Хофмана. Барри была атеисткой и в церкви не ходила. Она знала, что Донна и Мишель тоже были атеистками или по крайней мере агностиками, потому что они обсуждали это; молиться же они ходили лишь потому, что в церквях можно было познакомиться с новыми мальчиками.

Раньше по субботам девушки отправлялись на поиски Дедди, чаще всего в «Плазу», или на студию и ждали, ждали, ждали. Они уже не надеялись встретить его, но само ожидание было актом любви. Теперь же по утрам в субботу Донна отправлялась на встречи молодежной группы при храме и своим Хербом, а Мишель спала до полудня, а остаток дня приводила себя в порядок, готовясь к вечернему свиданию с Джонни. Барри все больше и больше времени проводила одна.

Мишель и Джонни иногда приглашали ее с собой на так называемые свидания «в слепую», но Барри обычно уклонялась, соглашаясь лишь в экстремальных ситуациях, когда надо было идти на танцы или на вечеринку, куда приглашались пары. Один мальчишка из класса как-то пригласил ее на свидание, но она отказалась, сославшись на занятость. Она еще не чувствовала себя созревшей для встреч с мальчиками. У нее еще будет достаточно времени для свиданий в будущем. На самом деле она просто боялась забеременеть. А при мысли о браке ей физически становилось плохо. Пару раз на вечеринках она целовалась с мальчиками, и в ней вспыхивало странное желание и отвращение одновременно. Чем сильнее было желание, тем сильнее отвращение. И она говорила себе: «Я еще просто ребенок. Мне только четырнадцать. Я не готова. У меня еще все впереди».

Ее мать больше опасалась как бы не забеременела подружка Русти. Беременность — это единственное, о чем могут думать родители. Барри знала, что мать втихаря роется в ее столе. Что она там ищет? Доказательства, что дочь уже потеряла невинность? Свидетельства беременности?

Противозачаточные пилюли? Коробку тампаксов вместо котексов, которыми приказывала пользоваться Барри мать? Барри просто бесилась от этого. Однажды она даже подложила в ящик стола мышеловку. А в другой раз накопала в парке червей, засунула их в баночку от аспирина из непрозрачного темного стекла, содрав предварительно этикетку. В результате ее мамаше пришлось открыть банку и вытряхнуть червей прямо к себе в ладонь.

— Зачем ты хранишь червей? — поинтересовалась она в тот же вечер.

— Червей?

— Ты меня слышала. Червей. Я их нашла. Что с тобой?

— А кто тебя просил рыться в моих вещах?

— Я просто клала чистое белье.

— Незачем было это делать. Мой шкаф — это моя собственность. Я сама могу поменять белье.

— Вам никогда не угодить, — пожаловалась мать. — Я все стараюсь для вас сделать, а вы только орете на меня.

— Я специально подложила червей, чтобы ты перестала лазить в мои вещи.

— Если ты не хочешь, чтобы я там копалась, значит тебе есть что прятать.

— Да ничего у меня нет.

— Что ты от меня прячешь?

— А почему ты мне не доверяешь? — закричала Барри.

— Прекрати кричать!

— Почему ты не можешь оставить меня в покое?

— А мышеловка! На прошлой неделе я нашла мышеловку! Ты — просто глупый ребенок. Когда ты наконец повзрослеешь?

— А почему ты не даешь мне повзрослеть?

— А фотографии этого актера в твоей комнате! От них просто тошнит. Ты должна встречаться с мальчиками.

— Но мне всего четырнадцать лет!

— Ты уже достаточно большая, чтобы быть взрослой.

— Я не повзрослею, если ты будешь подглядывать за мной.

— Я твоя мать.

И что это значит? Что мать имеет право на любые безнравственные, грязные поступки, потому что она мать? Мать это что, крыса? Не удивительно, что чернокожие мальчики обращались к девочкам «ну, мать», словно это самое худшее, во что вы можете превратиться.

Но на самом деле она не испытывала ненависти к своей матери. Она ее просто не замечала, пока та не вмешивалась в ее жизнь. Только вот вмешивалась она очень часто. С ней, к примеру, нельзя было просто посидеть и поговорить о чем-нибудь умном, о политике или о войне во Вьетнаме. Ее мамаша была архиконсервативна. Она называла всех участников любых маршей протеста хулиганами, даже священников, монахов и монахинь.

Священник-хулиган. Ее папаша был еще хуже и обожал Никсона.

По правде говоря, Барри не особенно то и интересовалась политикой, но не говорить же с родителями о морали, сексе и мальчиках! Но родители вероятно считали, что родились на этой земле для того, чтобы наставлять и запрещать, и с ними ни о чем нельзя было спокойно и интеллигентно поговорить — они тут же вступали в яростный спор, что было стыдно с точки зрения Барри, так как родители были старше, умнее и могли бы принести большую пользу, если бы не судили обо всем предвзято. Они не желали опускаться до ее уровня и не желали поднимать ее до своего, так что единственное, что оставалось, это по возможности избегать их.

С друзьями события в мире она тоже не обсуждала. С друзьями можно было говорить о чувствах, потому что они испытывали такие же и понимали ее. Друзья нужны для того, чтобы не чувствовать такого страха и одиночества. Донна и Мишель же теперь говорили только о своих мальчиках. Они, правда, часто обсуждали случай с одной девочкой, которую убили прямо на глазах соседей, которые даже не удосужились вмешаться. Эта история приводила их в ужас, и они снова и снова возвращались к ней.

— Да в этом мире нельзя ждать помощи от других, — говорила Мишель. — Надо иметь своего мальчика и повсюду ходить только с ним, чтобы он мог тебя защитить. Будешь ходить одна, тебя обязательно убьют. Я рада, что у меня есть Джонни.

— Такой коротышка? — язвила Барри.

— Зато у него есть нож. И запомни, пожалуйста, если только кто-то попытается меня изнасиловать, Джонни не замедлит им воспользоваться.

— Ну да?.. — с благоговением выдохнули девушки.

— А еще он после школы занимается карате. Росту в нем, конечно, маловато, но он не дурак.

— А Херб исповедует ненасильственные меры противления, — заявила Донна. — А через год, когда ему исполнится восемнадцать, он собирается сжечь свою призывную карточку.

На девочек это произвело впечатление. Сжечь свою призывную карточку это еще круче, чем носить нож и заниматься карате.

— А что Херб будет делать, если на тебя кто-нибудь набросится на темной улице? — поинтересовалась Мишель.

Донна задумалась.

— Убежит? — не сдавалась Мишель.

— Думаю, что он будет защищать меня, — сказала Донна. — Он не будет драться с полицейскими, а с убийцами и хулиганами — будет.

— А меня защитит Шальной Дедди, — заявила Барри.

— О, Шальной Дедди, Шальной Дедди, — сказала Донна. — Да его просто нет. Он не существует. Он лишь звезда. Почему ты не заведешь себе настоящего парня?

— Терпеть не могу эти два квартала с автобусной остановки до дома, сказала Барри, чтобы сменить тему разговора. Она не любила, когда девочки начинали относиться к ней отчужденно. — Именно там убили эту девушку. Терпеть их не могу!

— Заведи себе парня, — не отставала Мишель.

— Я буду бояться его не меньше, чем хулиганов, — призналась Барри.

— Но почему? — изумилась Донна. — Тебе же не нужно сразу ложиться с ним в постель. Я же не сплю с Хербом, и он от меня этого и не ждет. Я вообще с этим делом собираюсь подождать до двадцати одного года.

— Ты думаешь, что сможешь? — спросила Мишель.

— Конечно.

— Я не занимаюсь этим с Джонни, потому что не люблю его. Но если бы я любила его так сильно, как ты любишь Херба, я бы не утерпела.

— Меня вообще секс не очень волнует, — ответила Донна. — Мне нравится Херб, но я не хочу с ним спать. Не хочу!

Разговор переключился на девочку, которая решилась переспать со своим парнем, а потом поделилась своими ощущениями с лучшей подругой, заядлой сплетницей. Теперь об этом знали все. Все решили, что она поступила не скромно, особенно учитывая, что мальчик не любил ее. Идти на такой риск можно лишь в том случае, если тебя действительно любят. А иначе оказываешься в глупом положении. А один из учителей рассказал о той девочке ее матери, и пообещал, что девочка собьется с пути, если мать не будет как следует за ней смотреть. Какой кошмар! Только представить себе как учитель беседует о тебе с твоей матерью как о подопытном кролике! Как унизительно!

— Девушка всегда в проигрыше, — заявила Барри. — Если у нее есть мальчик, то он требует, чтобы она занималась с ним любовью. А если у нее нет мальчика, то кто же ее защитит, когда она возвращается из школы домой? — А почему ты не попросишь брата встречать тебя у автобусной остановки? — спросила Донна.

— Русти? Ты шутишь? Он вообще ни о ком не думает, кроме себя и свиньи, с которой он встречается.

Никто не предложил Барри попросить отца встречать ее после школы. Об этом даже помыслить никто не мог. Отец, ждущий тебя на остановке, еще хуже, чем быть убитой воображаемым насильником.

— Хотя, знаешь, я даже представить себе не могу, что бы кто-нибудь захотел тебя изнасиловать, — заявила Мишель, с критическим видом разглядывая неразвитые формы Барри.

Девочки принялись листать последние журналы, посвященные прическам. Но Барри в это время думала о куда более серьезных вещах. Мир был полон насилия! Людей убивали прямо на улице, полицейские избивают молодежь во время мирных демонстраций протеста, войны, бомбы сбрасывают прямо на детей, а чудак, который сжег самого себя перед зданием ООН! А дети, не намного старше ее, которые покончили с жизнью всего лишь из-за плохих отметок в колледже. А сколько хиппи поубивали в Гринвич-Вилледж в прошлом году. Полицейские ищейки, горящие дома, люди с лицами, залитыми кровью… все обезумели. И именно в этот мир все так хотели поскорее ее выпихнуть. Почему бы им всем не оставить ее в покое? И зачем нужно быстрее взрослеть? Чтобы попасть в этот глупый мир насилия? Если бы жизнь была похожа на шоу Шального Дедди, с его маленькими невинными друзьями и с ним самим — чудесным, добрым, любимым, привлекательным, лучшим, самым красивым мужчиной в мире. Она чувствовала себя такой беспомощной. Конечно, она хотела бы завести себе мальчика… но это должен быть только Шальной Дедди. Она так его любила и так ему доверяла. С ним жизнь будет именно такой, какой она должна быть: мирной, веселой, счастливой, полной любви. Когда-нибудь ей удастся с ним встретиться. Она взрослеет с каждым днем, и скоро перестанет быть девочкой, которую мужчины просто не замечают. Ей было так одиноко и грустно. Все ее «большие и умные» разговоры о самозащите были просто бравадой. Она не хотела быть одна. Она была такой маленькой. Иногда ей хотелось провести всю жизнь, сидя перед телевизором и мечтая о Шальном Дедди. А временами, как например сейчас, ей безумно хотелось быстрее стать взрослой, и по-настоящему познакомиться с ним, рассказать ему о своей любви и своих желаниях.

Она смотрела на своих подружек, уткнувшихся в модный журнал. Они Бог знает сколько времени проводили перед зеркалом, но все равно оставались маленькими прыщавыми девочками-подростками. Такими же как сотни других девочек. Все, кого она знала, были похожи друг на друга. Лишь она одна была другой. Она выглядела интересно. Она тоже часами сидела перед зеркалом и знала, что она выглядит интересно. Может быть когда-нибудь она встретится с Дедди и понравится ему. Ведь никто не говорил, что он женат. Может все ее мечты когда-нибудь сбудутся!

Глава 13

Сэм Лео Либра ненавидел лето, потому что летом жарко и люди потеют. Можно мыться хоть пять раз в день, и все равно не чувствуешь себя чистым. Он взял на прокат лимузин с шофером и кондиционером. В жаркой уличной толпе он проводил не более десяти минут в сутки. Остальное время скрывался в лимузине и все равно мечтал, чтобы лето быстрее закончилось.

Арни Гарни выступал в новом клубе в Рено. Отправить туда Лиззи на десять дней в роли своего эмиссара не составило ему особого труда. Она обожала валяться на солнце. С ней отправилась и Элейн Феллин с дочкой. Отношения между Элейн и Дедди ухудшились и Либра стал опасаться, что это неблагоприятно скажется на его работе. Поэтому он и решил услать Элейн куда подальше. Либра заронил эту идею в голову Лиззи: мол она должна помочь лучшей подруге отдохнуть от треволнений хотя бы десять дней, а то и больше, если потребуется. Он также выдал Лиззи пять тысяч долларов на азартные игры. Такой суммы должно было хватить ей на год. Сам Либра ненавидел азартные игры (кроме игр в бизнесе), но он глубоко уважал способности Лиззи. Она прекрасно знала, что делает и никогда не проигрывала.