Бери заставил своих обитателей жить на более широкую ногу, чем они привыкли; Дороти Истон все это не понравилось: «Все было по-другому... теперь уже не совершались прогулки, как в Дартмуре, а после ленча нужно было играть в теннис или крокет». Хью Уолпол нашел, что Бери «действительно очень красивый дом с жемчужно-серым фасадом и видом на лужайки, переходящие в открытое поле. Внутри дом очень чистый и сияет, как внутренность ореха; стены дома повсюду украшены картинами племянника Голсуорси. Все очень артистично и исполнено в свободном стиле. И все это очень похоже на оформление одной из книг Джона». Ознаменовала ли покупка Бери окончательное поражение Голсуорси? Стал ли он, который в молодости отверг образ жизни Форсайтов, уйдя в море на «Торренсе», дружил с Конрадом и молодыми Сондерсонами, а затем написал свой острый сатирический роман «Остров фарисеев», собственником, как Сомс? Два красивых фешенебельных дома, в которых жили они с Адой, были важны для него не как частная собственность, а как символ жизни, не очень отличавшейся от жизни его родителей в их поместьях в Кумбе, в Суррее, которую он теперь принял. Кроме того, он стал неким «отцом-благотворителем», причем не только для членов своей семьи, но и для маленькой общины в Бери. И, что самое главное, он навсегда оставил надежды на интеллектуальную или духовную эволюцию в послевоенном мире. Его произведения, мысли и образ жизни были всецело связаны с предвоенной Англией. Рудольф Саутер стремился к тому, чтобы жизнь в Бери – и в семейном кругу, и в кругу близких друзей – не была чужда радостям. Существовала одна довольно необычная игра, которая очень нравилась Голсуорси и в которую время от времени играли все домашние (кроме Ады) и гости; на спинке стула устанавливалась пробка, а игрок, сидя на своих руках, должен был губами ее переместить. Кончалась игра обычно тем, что игроки теряли равновесие, и Рудольф вспоминает случай, когда все присутствовавшие, включая Гилберта Мюррея – строгого профессора Оксфордского университета, – с хохотом валялись на полу гостиной.

Составной частью жизни в Бери были и менее экстравагантные игры, такие, как теннис и крокет, и, конечно, участие в деревенской крикетной команде. Летом на уикенд съезжалось множество гостей, среди них лорд Понсонби, Дж. М. Барри, Арнольд Беннетт, Хью Уолпол, Грэнвилл-Баркер, Филипп Гуедалла[129] и Джон Дринкуотер. Голсуорси в Бери вели «роскошный» образ жизни, а для писателей – его современников – такое существование было исключением. Как-то Арнольд Беннетт приехал к ним в гости на «роллс-ройсе», заметив при этом Ви Саутер: «Вы знаете, я никогда не думал, что меня увидят в такой мертвой штуке, как эта, и все же вот я в этом огромном «роллсе»». Он имел также свою яхту. У Дж. М. Барри в Стенуэе в Глостершире был огромный загородный дом (и еще два в других местах), и здесь каждое лето он принимал великое множество гостей, проводя сезон игры в крикет. (Иногда в числе его гостей были супруги Голсуорси.)

Один из уикендов в Бери описан сразу двумя гостями – Арнольдом Беннеттом и Хью Уолполом. Арнольд Беннетт писал:

«Душой этого дома был Джон, аккуратный во всем и всегда спокойный, говоривший хотя и мало, но всегда весомо, рассудительный, справедливый, добрый, придерживавшийся широких взглядов. Хозяйство вела жена его племянника; Ада занималась садом (они держали пятерых садовников). Она также занималась Джоном (в качестве его секретарши; он говорил мне, что терпеть не может секретарей), а Джон был здесь богом. Но он и заслуживал того, чтобы быть богом. Похоже, что он работал всего два – два с половиной часа в день. С 7.45 утра он ездил верхом. Завтрак в 9.30. Затем до 11 он разбирал почту. После работал до ленча, который начинается в 13.30. После ленча Джон занимался спортом (теннис и крокет), неспешно что-нибудь делал или читал. Его внешний вид соответствовал возрасту – неполным шестидесяти двум годам, но в спортивных играх он всегда меня обыгрывал. Могу заверить, что иногда он ворчал на своих близких, но всегда очень вежливо. Он сама доброжелательность. Но очень сдержан. Он уже почти лысый, с огромным лбом, высокий, тонкий; одет не слишком изысканно, но вполне прилично».

В письме своему племяннику Беннетт описывает этот уикенд еще живописнее: «У Дж. Г. 5 садовников, 10 000 000 цветов, 3 собаки, 3 кота, 2 лошади и несколько марок по-настоящему хорошего хереса».

Вспоминает Хью Уолпол:

«Чудесное время: кроме нас, там были только Арнольд Беннетт с супругой...

Имели место две «драматические» ситуации: первая – когда Арнольд, заикаясь (но не из скромности), поведал Аде Голсуорси, как он за свою журналистику получал сначала по шиллингу за слово, затем один шиллинг шесть пенсов, затем по два шиллинга, а теперь зарабатывает по полкроны. Это был настоящий «гимн расценкам», произнесенный его хриплым, грубым голосом, который поднимался все выше и выше, пока не перешел в пронзительный крик: «И мне она (журналистика. – К.Д.) нравится – нравится!» Ада, слушая об этих коммерческих успехах, становилась бледнее и бледнее, но старалась держать себя в руках.

Второй раз Дж. Г. проиграл в крокет, чего он пережить не мог. Игра не является для него источником веселья. Для него это борьба за справедливость, и когда он проиграл, это выглядело так, как если бы мы прямо здесь, на лужайке, у него перед глазами, сыграли пьесу «Правосудие». Вообще же он очень милый – благородный, честный, справедливый, старается ничем не напоминать о своих нынешних успехах. Как тяжко для Арнольда было услышать за обедом, что за первое издание «Собственника» у Ходжсона только что заплатили 138 фунтов; но он перенес это, лишь упомянул свою «Повесть о старых женщинах» да сказал мне, что мой галстук по цвету совершенно не подходит к костюму».

В Бери Голсуорси продолжал заниматься благотворительностью. Миссис Дин, чей муж работал у Голсуорси, пока тот жил в Бери, вспоминает, как каждую пятницу она разносила по домам местных жителей конверты. В этих конвертах содержались небольшие суммы – пять или десять шиллингов, которые он еженедельно раздавал особенно бедным людям или семьям. Впервые он начал это делать в 1910 году. «Беседовал с семьей старой миссис Чинз. Они в очень стесненных обстоятельствах, поэтому назначил им ренту в пять шиллингов, которую отныне буду им регулярно выплачивать», – писал он в своем дневнике в ноябре того года; а в январе 1911 года он вновь возвращается к этой теме: «Помог человеку по фамилии Дрюэлл открыть фруктовую лавку». Кроме этих рент, Голсуорси построил в Бери немало прекрасных коттеджей для работавших у него людей; они сохранились до сих пор. Мне рассказывали, что работа в Бери-Хаузе не была в тягость благодаря прекрасным условиям; более того, все эти люди были счастливы и очень преданы семье Голсуорси.

Теперь Голсуорси писал, больше следуя многолетней привычке, чем из желания поведать что-либо миру; он не мог отказаться от установленного распорядка дня, более того, твердый график был опорой для человека, который привык все в своей жизни упорядочивать и систематизировать.

Для Голсуорси, который очень любил все «раскладывать по полочкам», весьма характерен следующий «анализ» своего дня (и ночи):

РАСПОРЯДОК ДНЯ

Сон в постели

– семь часов

Размышления в постели

– один час

Попытки не уснуть на стуле

– полчаса

Еда и выслушивание чужих раз говоров

– два часа

Игры с собаками

– четверть часа

Игры без собак (по телефону)

– четверть часа

Одевание, раздевание, прием ванны, гимнастика

– час с четвертью

Физические упражнения на воздухе (пешие или верховые прогулки)

– два часа (по меньшей мере)

Физические упражнения в Лондоне (прогулка)

– один час (самое большее)

Пустопорожнее фантазирование и попытки отразить его на бумаге:

в деревне

– четыре часа

в Лондоне

– три часа

Переписка и попытки собраться с мыслями:

в деревне

– два часа

в Лондоне

– четыре часа

Просмотр газет

– три четверти часа

Принудительное чтение и другие попытки заняться делом

– один час

Приятное чтение

– полчаса

Напрасная правка старых и новых вещей

– один час

Обучение самой жизнью

– все остальное время

Это можно назвать днем с восьми до двадцати одного часа.

Дж. Г.

1927 год – первый с момента покупки Бери-Хауза – небогат событиями. В декабре предыдущего года Голсуорси в сопровождении Саутеров уехали на зиму в Южную Африку и вернулись в Англию лишь в конце марта. Большую часть года они провели в новом доме, где Голсуорси работал над последней частью своей трилогии – «Лебединой песней». Вторая часть трилогии, «Серебряная ложка», повествует о событиях в жизни дочери Сомса Флер. Ее муж Майкл Монт бросает издательское дело, начинает заниматься политикой и участвует в работе парламента, где он проповедует собственную политическую теорию – милый сердцу самого Голсуорси фоггартизм, суть которого состоит в идее, что будущее Англии зависит от ее земельной политики, которая должна дать стране возможность производить больше продуктов питания. Тем временем Флер, считающую, что положение ее мужа дает ей возможность стать хозяйкой великосветского салона, обвиняют в снобизме. Возникает скандал, приведший к суду, и Сомс вынужден увезти любимую дочь в кругосветное путешествие, пока не улягутся слухи и сплетни.

Темой нового романа «Лебединая песня» становится возвращение Джона Форсайта и его жены в Англию. Флер, которая во время всеобщей забастовки работала в столовой, случайно встречает Джона и делает все, чтобы соблазнить его и вернуть себе. Но долг чести и верность жене помогают Джону освободиться от ее чар: он решает никогда больше не видеться с Флер. Обезумев от горя, Флер роняет в доме Сомса в Мейплдерхеме непогашенную сигарету, что становится причиной пожара. Сомс, пытавшийся спасти дочь, сам смертельно ранен.

Убить Сомса Форсайта было для Голсуорси трудным и очень ответственным решением. Сомс – это «талисман» Голсуорси, принесший ему счастье, герой, без которого «Собственник» и «Сага» не состоялись бы. В апреле 1927 года он пишет Грэнвиллу-Баркеру: «Нет, сэр, Сомс переживет эту книгу. Я намереваюсь в финале убить его, и все же, я думаю, он меня переживет (он пока еще очень молод, ему, знаете ли, всего семьдесят два)».

Но 12 августа он писал тому же адресату: «Я закончил свой роман, и теперь «Le Roi est mort»[130] – это я Вам сообщаю по секрету, поскольку Вы этим интересовались». И в постскриптуме к тому же письму: «В воскресенье мне шестьдесят. Я очень стар!»

Решение расстаться с Сомсом было, пожалуй, весьма закономерным; и шестидесятилетие автора сыграло здесь не последнюю роль. Хотя никто – ни родные Голсуорси, ни его читатели – не признавали этого, он начал утрачивать свое писательское мастерство. Его трилогия «Последняя глава» очень слаба, хотя и в ней есть черты того писателя, которым Голсуорси был когда-то, особенно в обрисовке образа Динни Черрел и в сюжетной линии, касающейся Уилфрида Дезерта. Трагедия Голсуорси заключалась в том, что он должен был встречать неудачи один на один, в то время как его близкие и литературный мир продолжали упорно твердить о его успехах.

Была ли «Лебединая песня» задумана как вообще его последняя книга? Ведь «лебединая песня» – «последнее произведение поэта или композитора, созданное незадолго до его смерти» (OED)[131]. Этот роман, безусловно, был последней хорошей книгой, написанной Голсуорси. Его друзья восприняли ее с восторгом. Каннингэм-Грэхэм[132] назвал ее «последним камнем в монументальном здании, воздвигнутом Вашим гением», а Гилберт Мюррей писал: «Образ Сомса – настоящая удача. В нем постоянно ощутимо его прошлое – всепоглощающая страсть стяжателя, сжигающая его в «Собственнике», превращается в бескорыстную любовь, которая почти в той же степени владеет им в конце. Это великое искусство».

Но для писателя почти невозможно прекратить писать, и если, позволив Сомсу погибнуть, Голсуорси действительно решил навсегда отложить перо, то исполнить это решение он не сумел. Во время зимнего отдыха в феврале 1929 года в Биаррице он написал две пьесы, которые хотел поставить вместе со своим старым коллегой по театру Лионом М. Лайоном. «Я только что закончил пьесу, которую вычитал лишь наполовину, и сразу принялся за работу над другой. Сообщите мне о Ваших планах, нужна ли Вам еще новая пьеса, и если нужна, какова вероятность ее постановки». (Напомним, что, работая над «Побегом», он считал, что это будет его последнее драматическое произведение.) Две новые пьесы, о которых шла речь в письме, были «Изгнанник», поставленный в Уиндхэмз-тиэтр в июне 1929 года, и «Крыша», которая после пробного просмотра в Голдерз-Грин в ноябре того же года пошла в театре «Водевиль»; обе пьесы успеха не имели и очень скоро были сняты со сцены.

«Убив» Сомса, его создатель почти тотчас же пожалел об этом: «Трудно так сразу и окончательно расстаться с теми, с кем давно сжился», – писал он в кратком предисловии к своей следующей книге «На форсайтской бирже» – «сборнику достоверных историй о Форсайте», опубликованной 3 октября 1930 года. Вернувшись в мир своих Форсайтов, Голсуорси вновь обрел легкость пера: рассказы не блестящи, но они лучше, чем что-либо другое, написанное им в это время, и пользовались огромным успехом у читателей.

3 июня 1929 года имя Голсуорси появилось среди награжденных орденом «За заслуги» в день рождения королевы; Голсуорси полагал, что это совершенно другое дело, чем дворянский титул, который ему хотели пожаловать одиннадцать лет назад, и что подобную награду писатель может принять. Поздравления посыпались со всех сторон.

Голсуорси получил орден в Сент-Джеймс паласе[133] 9 июля. Очень странно, что Ада накануне этого события отправилась в их обычное путешествие за границу.

В октябре 1930 года Голсуорси завершил первую часть своей новой трилогии – «Девушка ждет». «Я начал работу с другим семейством – Чаруэллами (или, правильнее, Черрелами), представителями более старого типа семьи, с приверженностью традициям и чувством долга большими, чем у Форсайтов. Я закончил первый роман о них и, если мне повезет, надеюсь написать трилогию», – писал он Андре Шеврийону.

«Если мне повезет...» Хотя ему было всего шестьдесят три года, он чувствовал, что силы его на исходе. У него всегда было исключительное здоровье – он редко посещал врачей и никогда не лежал в больнице. Жизнь Ады была бесконечной чередой болезней, лечений и выздоровлений, и, может быть, именно реакцией на это стал страх Джона перед необходимостью обращаться к врачу. Он гордился, что поддерживает форму, ежедневно делал зарядку, ездил верхом или совершал прогулки пешком и, когда представлялась возможность, играл в теннис или крикет. Он даже ежегодно записывал их с Адой физические данные, фиксируя даже малейшие отклонения от нормы! По словам Рудольфа Саутера, в 1930 году у него на лице появилось пятно, очень его беспокоившее; ему сказали, что это застарелая язва и ее можно вылечить облучением, но беспокойство у Голсуорси осталось.

Но, несмотря на эти тайные страхи, 1931 год стал для Голсуорси годом беспрецедентного, бурного успеха. В декабре 1930 года семейство отправилось в обычное зимнее путешествие, на сей раз опять в Соединенные Штаты. Они остановились в Туксоне, штат Аризона, где жизнь скоро вошла в свою колею: «Пять раз в неделю Р., В. и я совершаем с 7.30 до 8.30 конные прогулки. Я обнаружил здесь милый невысокий холм. В 9.30 я сажусь за роман и работаю над ним до ленча. Если все будет так идти и дальше, я надеюсь привезти с собой половину продолжения романа «Девушка ждет»!» Последние три недели в Америке были довольно суматошными: Голсуорси читал лекции и посетил Принстонский университет, где ему присвоили почетное ученое звание. В Англию они вернулись 15 апреля. В мае Голсуорси был избран почетным иностранным членом Американской академии наук и искусства; в том же месяце он прочел в Оксфордском университете курс лекций по романским литературам, и 26 мая университет присвоил ему почетную степень доктора литературы.

Голсуорси удалось завершить все романы трилогии о семье Черрелов: «Девушка ждет», «Пустыня в цвету» и «Через реку». Динни Черрел – главная героиня трилогии – стала для Голсуорси последним воплощением женского идеала, сочетающего гордое достоинство Ады с юношеской живостью и жизнерадостностью, которые он нашел в Маргарет Моррис. Цинтия Асквит писала: «Рыцарское отношение к женщинам в Голсуорси не уменьшилось ни на йоту. Его жена совершенно меня ошеломила, сказав мне в присутствии его самого, что прообразом Динни – героини его последнего романа «Девушка ждет» – была я, а он лишь слегка поклонился в подтверждение этих слов. Я сказала Барри, что не знала, как на это реагировать, какое выражение придать своему лицу. «Вы, несомненно, должны были сделать реверанс», – сказал он».

Первый роман, «Девушка ждет», – книга сравнительно слабая, не имеющая единого стержня. Главная ее тема – обвинение, предъявленное брату Динни Хьюберту Черрелу, в том, что он во время экспедиции в Южную Америку застрелил человека за жестокое обращение с мулами. Правительство Боливии принимает закон о выдаче убийц стране, гражданами которой те являются.

Спасают Хьюберта усилия Динни, которая смогла предъявить суду его дневник, подтверждающий невиновность брата.

Второй роман, «Пустыня в цвету», из всех трех, пожалуй, самый интересный. Уилфрид Дезерт уже появлялся на страницах «Белой обезьяны» как человек, влюбленный в Флер, с которым у нее чуть не возник роман. Сейчас, проведя несколько лет на Востоке, он возвращается в Англию, и они с Динни Черрел влюбляются друг в друга. Но Уилфрид опозорен: под дулом пистолета он отказался от христианской религии и стал мусульманином. Этот поступок в глазах родных Динни выглядит как «предательство Британской империи» и делает невозможным счастье Уилфрида и Динни. На самом деле за этим не совсем убедительным сюжетом скрывается более глубокий смысл. Уилфрид Дезерт действительно потерял веру, но не в религию, а в самого себя.

Мне кажется, что этот ужасающий портрет разочарованного и отчаявшегося человека является последним автопортретом самого Голсуорси: «По лицу Уилфрида казалось, что он навсегда отрешен от счастья... Это было всего через два года после окончания войны, и теперь Динни понимала, какое беспросветное отчаяние владело им тогда, какое крушение всех надежд он переживал».

Его душевная опустошенность и отчаяние приводят к тому, что он не видит возможности остаться с Динни и бежит от нее и от себя самого: «Вам это покажется смешным, но у меня такое чувство, будто из меня выцедили всю кровь. Я хочу уехать туда, где ничто и никто мне не будет обо всем этом напоминать». «Меня толкнуло к Динни одиночество. И оно же отталкивает меня от нее».

Этот страдающий человек – самый сильный, резко очерченный характер, созданный Голсуорси со времен Ричарда Шелтона из «Острова фарисеев». Но, если ненависть Шелтона направлена на внешний мир, Дезерт ненавидит то, что существует внутри него самого. Не случайно Голсуорси дал ему имя Дезерт[134]. Он вынужден отказаться от Динни и вернуться на Восток, к своему духовному одиночеству. Боль, которую испытывает Динни, должна была напомнить Голсуорси о страданиях, которые они с Маргарет Моррис перенесли двадцатью годами раньше. «Динни лежала на спине с сухими глазами, то и дело вздрагивая и думая о том, чьей же злой воле понадобилось, чтобы она испытывала такую боль! Люди, убитые горем, не ждут помощи извне – они ищут ее в себе. Она никому не покажет, какую переживает трагедию! Это отвратительно! Но свежесть ветерка, бегущие по небу тучки, шелест листвы, звонкие голоса детей – все это не могло не подсказать ей, как скрыть свою боль, как начать жить снова».

Роман «Через реку» вновь возвращает нас к теме несчастливого брака, на сей раз героиней становится сестра Динни, Клер, с которой ужасно обращается ее муж Джеральд Корвен. Она бежит от мужа и обретает счастье, соединившись со своим новым возлюбленным Тони Крумом. Другая сюжетная линия повествует о том, что Динни, узнав о смерти Уилфрида в дальних краях, выходит замуж за положительного, но нелюбимого Юстаса Дорнфорда.

В романах «Пустыня в цвету» и «Через реку» есть отдельные места, свидетельствующие о том, что Голсуорси все еще может писать с фантазией и большим мастерством, однако лишь в тех случаях, когда в повествовании затрагиваются проблемы, близкие ему самому. Как справедливо сказал писатель о себе: «Сломленные ищут помощи не извне, а внутри себя». Если бы только он почаще разрешал себе писать именно об этом «внутри»! Уилбер Кросс в своей книге «Четыре современных романиста»[135] цитирует следующее высказывание Голсуорси: «О пьесах Шоу можно сказать, что он создает героев, выражающих чувства, которые они не испытывают. О моих произведениях можно сказать, что я создаю героев, наделенных чувствами, которые они не способны выразить». Голсуорси имел в виду постигшую его трагедию писателя-творца.