Хёрдис хмыкнула и пошла прочь. Все ясно. Только одну вещь в доме могут искать с таким испугом и смущением — огниво. Вернее, могли бы, потому что его еще никогда не теряли.

Ингвильда брела через двор, внимательно, но без надежды глядя себе под ноги, и пыталась собраться с мыслями. Она с детства любила порядок и никогда ничего не теряла. А потерять такую дорогую вещь, как огниво, ей казалось почти преступлением — ведь оно принадлежит не ей, а всему роду, всем потомкам! Ей было стыдно и тревожно. Конечно, она потеряла его не дома, а где-то там, на берегу или в ельниках. Ее сильно смущала мысль о том, что придется отвечать на расспросы. «Где ты была сегодня?» «А зачем ты туда пошла?» «Кто там с тобой был?» Как признаться отцу, что она бродила по долинам с Хродмаром? Как он это примет, что скажет, что подумает? Ингвильда не привыкла смущаться или бояться ответственности за свои поступки, и ее очень угнетало положение, которое, скажем, Хёрдис, привыкшая к чужому неудовольствию, перенесла бы с легкостью. Эти неизбежные будущие вопросы мучили Ингвиль-ду даже сильнее, чем сама потеря огнива. Но деваться было некуда.

Возле молочной она наткнулась ка мать.

— Ингвильда! Что с тобой? — воскликнула фру Альмвейг, увидев лицо дочери. — Ты не больна?

На ум ей мгновенно пришла «гнилая смерть»; одной рукой прижав к груди горшок со сливками, фру Альмвейг другой рукой пощупала у дочери лоб. Ингвильда покачала головой:

— Я… — Ей было трудно произнести вслух страшное известие, но душа ее уже изнемогала, хотелось поделиться с кем-нибудь этой тяжестью. — Я потеряла…

Она не договорила, но опустила глаза к груди, к цепочке. Фру Альмвейг проследила за ее взглядом, и глаза ее вдруг стали огромными — она заметила, что огнива нет.

— Ты потеряла огниво!

Ингвильда молча закивала головой, глаза ее наполнились слезами. Фру Альмвейг поставила горшок со сливками прямо на землю и всплеснула руками. Она тоже не находила слов. По лицу Ингвиль-ды потекли слезы, и фру Альмвейг поспешно обняла дочь, как будто хотела спрятать.

— Отец убьет нас! — сказала Альмвейг, торопливо оглядываясь, как будто искала здесь же, на дворе, какое-то средство спасения. — Ты хорошо поискала?

Ингвильда молча кивнула, вытирая слезы о плечо матери. Она перерыла всю свою лежанку, одежду и шкуры во всей девичьей. Но это были не поиски, а лихорадочная дрожь — она хорошо помнила, что огниво было с ней, когда она утром уходила с усадьбы, а значит, искать его дома бессмысленно.

— Надо сказать отцу, — решила фру Альмвейг. — Не знаю, что он сделает с нами, но он должен знать. Пусть он сам прикажет искать. Может, он знает, как заставить огниво вернуться. Ведь твоя бабка говорила, что оно само возвращается.

— Оно возвращается, только если украдено, — безнадежно сказала Ингвильда. — А если потеряно… то нет, вроде как… сами виноваты. Так оно и будет лежать где-нибудь под камнем, пока его не найдут тролли…

Фрейвид, узнав о произошедшем, помрачнел и нахмурился.

— Когда ты видела его в последний раз? — спросил он у Ингвильды, не обращая внимания на ее слезы.

— Утром, — выговорила она. — Когда я одевалась, оно было. А когда я пришла, его не было.

— Куда ты ходила?

— К Озерной долине.

— А там ты искала?

Ингвильда покачала головой. Фрейвид тут же велел созвать людей. Все население усадьбы, от мальчишек до стариков, от рабов до гостей-хёльдов отправилось на поиски. Фрейвид обещал нашедшему огромное серебряное блюдо, еще его отцом вывезенное из уладских земель. Все были наслышаны о знаменитом родовом амулете Смидингов, и толпа возбужденно гудела.

— Ты хоть сама помнишь, какой дорогой ты шла? — спросил Фрейвид у Ингвильды.

— Я шла по тропе… — неуверенно ответила она. — Где «смотрельные камни».

Свой путь она помнила, но ей было слишком неловко об этом говорить. Отец еще не догадался спросить, зачем она ходила рано утром к Озерной долине, но вот-вот догадается!

— Надо собаку! — завопил Хар, обрадованный пришедшей догадкой. — Я возьму Чуткого! Он сразу найдет, какой дорогой она шла!

— Молодец! — чуть прояснившись лицом, Фрейвид погладил Хара по волосам. Видно, и из младшего сына со временем выйдет толк, если он в десять лет уже такой сообразительный. — Скорей тащи его сюда!

Чуткий, черный песик с белой грудью, с острой мордочкой, ростом был едва побольше кошки, но отличался завидным нюхом и редким умом. Его ушки стояли торчком, в глазах горел охотничий азарт, крепкие лапки не знали усталости. Хар сам вырастил его и очень гордился своим песиком.

— Чуткий, нюхай! — велел мальчик, приведя пса к Ингвильде и ткнув носом в подол ее платья. — А теперь ищи!

Хар подтолкнул собаку к воротам усадьбы, и Чуткий, мигом поняв, что от него требуется, проворно побежал за ворота. Его нос не отрывался от земли, и лишь иногда он оглядывался, проверяя, идут ли за ним люди. Чуткий мог бы гордиться — за ним валила нешуточная толпа. Фрейвид запретил людям высовываться впереди собаки, чтобы не затоптать след Ингвильды, и Чуткий уверенно бежал вперед.

Вот он пробежал через Копье, вступил в Озерную долину. Вся усадьба шла следом, внимательно глядя под ноги и переворачивая камешки, но огнива нигде не было. Вот Чуткий выскочил на маленькую моховую полянку возле озерца, закружился у выступа елового корня. Здесь он уселся и поглядел на Хара с чувством выполненного долга.

— Искать здесь! — велел Фрейвид. — Дочь моя, ты правда здесь была?

Ингвильда молча кивнула. А Чуткий тем временем снова встал и побежал обратно. Хар пустился за ним.

— Это, должно быть, ее обратный след, — решил Фрейвид. — Ищите здесь, а я пойду дальше. Она могла уронить огниво и на обратном пути.

Чуткий, Хар, Фрейвид и еще несколько человек прошли до конца Копья, а там Чуткий уверенно повернул не к усадьбе, а в другую сторону, к старшему «смотрельному камню». Ингвильда слегка изменилась в лице: здесь она не была и не понимала, куда пес ведет теперь.

— Ты ходила к туда? — Фрейвид обернулся к дочери.

— Нет, — недоуменно сказала она. — Разве что…

— Что?

— Ничего… — ответила она совсем тихо. Теперь она догадалась, что за след взял Чуткий, и от этой догадки ей стало холодно.

— Да он ведет нас к Фьялльской отмели! — сообразил кто-то из работников. — Может, они были в Озерной долине?

Фрейвид поглядел на бледное лицо дочери. В глазах ее был ужас, как при виде огня над родной крышей, и он кое о чем догадался, но промолчал. Таких разговоров не заводят при младших детях и при челяди. Ингвильда опустила глаза: у нее не было сил смотреть на отца, его тяжелый взгляд придавливал ее к земле, как гранитная глыба. Ей казалось, что он видит ее насквозь, И уж конечно, не похвал ей следует ждать. «Не ожидал я от тебя такой неосторожности, дочь моя!» — только и скажет Фрейвид. Он никогда не тратил много слов на брань, но Ингвильда предпочла бы провалиться сквозь землю к троллям, чем услышать сейчас его голос.

— Ну что ж, если здесь были фьялли, мы теперь пойдем к ним! — невозмутимо решил Фрейвид, но Ингвильда слышала в его голосе и гнез, и осуждение. Не поднимая глаз, словно на казнь, она медленно шла вслед за всеми.

Еще издалека было видно, что на Фьялльской отмели возле землянки кипит жизнь. Над берегом поднимался дымок от костра, несколько человек чистили рыбу, над огнем висел закопченный железный котел с фьялльскими козлиными головками на заклепках дужки. Из дружины «Тюленя» оставались больны не больше пяти человек, остальные уже поднялись и достаточно окрепли, чтобы можно было думать о дороге домой.

Поодаль от всех сидел на песке высокий человек со спутанными волосами — Геллир. Он тоже был болен и выздоровел, но ослеп. И он первым обернулся з сторону подходящих квиттов, вскрикнул что-то, взмахнул рукой.

Из землянки вышел Модольз, на ходу затягивая пояс со своей золотой пряжкой. Оправляя ладонями волосы, он с тревогой смотрел на приближающихся квиттов. Появление такой толпы с самим хёвдин-гом во главе не обещало ничего хорошего.

А Чуткий, как по веревочке, подбежал к Хродма-ру, негромко торжествующе тявкнул на него и уселся рядом на песке, поджидая хозяев. Хродмар и другие фьялли с недоумением смотрели на маленького черно-белого остроухого песика.

— Сдается мне, Хродмар, что этот пес выслеживал тебя, — сказал Модольв.

Хродмар не ответил. За спинами квиттов он увидел Ингвильду, и вид ее бледного, потрясенного, испуганного лица мгновенно наполнил его самыми нехорошими предчувствиями. Близко была если не беда, то большая неприятность. Ее отец как-то узнал об их встречах. Конечно, никакого особого преступления они не совершили, но такой знатный и гордый человек не потерпит, чтобы его дочь встречалась с мужчиной наедине, да еще и без его ведома. При его заносчивом и неуживчивом нраве он может увидеть в этом оскорбление и потребовать ответа. И хотя Хродмар был готов отвечать как угодно, мысль о том, что имя Ингвильды будут трепать все языки в округе, дохнула на него тревожным холодом. Фрейвид вышел вперед и остановился на отмели, шагах в десяти от землянки. Модольв и Хродмар сделали несколько шагов ему навстречу. Квитты многоголовой толпой сгрудились позади Фрейвида и затихли. Несколько мгновений было слышно только шум близкого моря и легкое потрескивание поленьев в костре. Ветерок носил дым с запахом полуготовой рыбной похлебки.

— Не знаю, кому из нас надлежит первым приветствовать другого — ведь здесь наш дом, но твоя земля, — начал Модольв. — И все же я первым скажу тебе, Фрейвид хёвдинг, что я рад видеть тебя и твоих домашних в добром здоровье. Надеюсь, не беда привела тебя к нам в зтот час?

— Ты ошибся в своей надежде, Модольв ярл, — медленно ответил Фрейвид. Взгляд его блекло-голубых глаз и скрыто-враждебный голос не обещали гостям ничего хорошего. — А я хотел бы думать, что не ошибся, оказав вам гостеприимство и помощь.

— Никому из тех, кто принимал в гостях меня и мою дружину, не приходилось жалеть об этом! — ответил Модольв. Он тоже понял, что случилось что-то нехорошее. В чужой земле чистая совесть еще не служит щитом от бед. — Если в твоем доме беда, то не можем ли мы помочь тебе?

— В моем доме беда! — угрюмо подтвердил Фрей-вид. — Пропало то, что было мне дороже всех сокровищ.

При этом он невольно кинул взгляд назад, отыскивая дочь. Хродмар подобрался. Так и есть. Что может быть дороже для знатного хёльда, чем его честь и доброе имя дочери? Скорее бы уж он сказал, чего хочет, и дал Хродмару возможность ответить. Он не мог отвести взгляд от бледного лица Ингвильды с мокрыми от слез ресницами. Хродмар чувствовал на своем лице пытливый взгляд Фрейвида, знал, что выдает себя с головой, но ничего не мог поделать. И именно сейчас он с особенной силой и остротой ощутил, какую власть приобрела над ним любовь к Ингвильде. Теперь ему казалось, что он — самый близкий для нее человек, а ее родной отец — чужой, почти враг, и жаждал защитить ее от этого человека с холодными голубыми глазами.

— У тебя в доме много сокровищ, — сказал тем временем Модольв. — Не можем ли мы узнать, что именно ты почитаешь пропавшим? Может быть, мы и сумеем помочь тебе в поисках.

— Я уже вышел на поиски, и они привели меня сюда, — сурово сказал Фрейвид. — Больше всех сокровищ рода я ценил огниво, которое носила с собой моя дочь. Сегодня утром оно исчезло, и след его привел нас сюда.

На лице Хродмара отразилось такое облегчение, что Фрейвид даже растерялся.

— Я знаю, о чем ты говоришь, — сказал Модольв. — Я не раз видел огниво в руках йомфру Ингвильды. Не стану притворяться, будто мне неизвестны его волшебные свойства. Мы с йомфру Инг-вильдой не раз говорили о них. Я даже знаю то, что огниво само возвращается к хозяину, будучи украденным. Неужели ты считаешь меня глупцом, способным совершить бесчестный поступок, который заведомо не принесет мне пользы?

— Люди могут лгать или ошибаться, — ответил Фрейвид. Он уже нашел объяснение облегчению Хродмара — может быть, тот надежно спрятал украденное и не боится даже обыска землянки. — Но этот маленький пес, — Фрейвид кивнул на Чуткого, — не способен лгать. Он вел нас по следу моей дочери и привел сюда. Сама она не была здесь сегодня. Значит, собака шла по следу огнива.

— Скажи мне прямо, Фрейвид хёвдинг, — ты обвиняешь в краже кого-то из нас? — прищурившись, спросил Модольв. — Может быть, меня? Или моего родича Хродмара? Другие наши люди почти не бывали у тебя в доме.

Хродмар лихорадочно пытался вспомнить, видел ли он сегодня утром огниво на груди Ингвильды, и не мог, — ему запомнились только ее глаза.

— Я хотел бы, чтобы вы попытались объяснить мне эту пропажу, — холодно ответил Фрейвид. Все-таки Модольв и Хродмар были высокородными людьми, его гостями, — обвинить их в краже было не так-то легко.

Модольв хотел ответить, но вдруг смешался и посмотрел на Хродмара. Он вспомнил, что на самой заре лежанка Хродмара уже была пуста. Модольв не был слепым и отлично знал, куда мог направиться его племянник в столь ранний час. Конечно, заподозрить его в краже было нелепо, но, может быть, он и правда что-то знает?

— Мы не раз видели огниво у твоей дочери, но мы не знаем, где оно сейчас, — спокойно ответил Хродмар. — В этом я клянусь тебе Одином и Тором. Пусть Один никогда больше не даст мне победы, пусть Рыжебородый поразит меня Мйольниром, если я виновен в пропаже сокровища твоего рода.

Фрейвид молчал. Уверенный вид Хродмара убеждал против воли, да и имена богов не поминают просто так. Но Фрейвид был уверен, что Хродмар встречался с Ингвильдой, и это обстоятельство нужно было выяснить до конца. Внутреннее чувство — ведь он был сыном Сигнехильды Мудрой — говорило ему, что к исчезновению огнива фьялли непричастны, но Фрейвид доверял только рассудку. Он не сводил глаз с лица Хродмара и видел, что тот смотрит только на Ингвильду, старается что-то сказать ей взглядом. Между ними была какая-то связь, и Фрейвид почувствовал себя оскорбленным, почти обворованным. Ингвильда ведь не Хёрдис — он привык к тому, что младшая дочь, красавица и умница, его гордость и надежда, целиком в его власти и никогда не выйдет из его воли, не пойдет ему наперекор и только ему предоставит решать ее судьбу. Но все произошедшее этим утром открыло Фрейвиду глаза на опасность немногим меньшую, чем пропажа огнива. Его дочь Ингвильда доверилась чужаку, фьяллю. Этого Фрейвид не мог допустить. И как далеко зашло дело?

— Пусть твой родич поклянется, что не поднимал руки ни на одно из моих сокровищ, — четко выговорил Фрейвид, выразительно глядя на Хрод-мара и будучи уверенным, что тот его поймет. — Я предложил бы тебе, Модольв ярл, подтвердить мечом его правоту, но вы — на моей земле, вы мои гости, я взял вас под защиту и не могу выступить против вас с оружием в руках. Мы поступим иначе. Пусть боги ответят нам голосом рун.

На поясе рядом с оружием Фрейвид хёвдинг всегда носил небольшой кожаный мешочек с вышитыми на нем рунами «вуньо», «суль» и «даг» — тремя рунами Мысли, помогающими при ворожбе. В мешочке хранились двадцать четыре округлые бляшки из ясеневого дерева с вырезанными на них рунами. Отвязав мешочек от пояса, он вслед за Модоль-вом прошел к большому плоскому камню, который фьялли приспособились использовать как стол. На гладкой поверхности камня Фрейвид расстелил белый платок, который извлек из того же мешочка, высыпал на него руны и произнес, подняв глаза к небу:

Никто из домочадцев не смел подойти близко, только Модольв и Хродмар вдвоем встали с другой стороны камня, напротив Фрейвида, да еще Ингвильда, медленно подойдя, встала за плечом отца. Ей было мучительно неловко и тревожно, но стоять поодаль было еще тяжелее. Фрейвид слегка оглянулся на нее, но ничего не сказал и разровнял ладонью руны.

— Пусть Один и Фригг помогут мне в поиске потерянного мною сокровища! — произнес Фрейвид и взял с платка наугад одну из рун. — Первая руна пусть скажет мне, на верном ли пути я сейчас.

Он перевернул ясеневую бляшку. На него глянула перевернутая руна «ансу». Фрейвид покраснел, почувствовав себя в глупом положении. Боги как будто захотели посмеяться над ним! Перевернутая руна, чье имя — Послание, означала, что сейчас он ошибается и все понимает неправильно.

— Сдается мне, Один наводит на мысль, что ты не там ищешь твою пропажу, — мягко заметил Модольв, которому тоже была видна руна и который не хуже Фрейвида мог ее истолковать.

Хродмар через стол бросил повеселевший взгляд на Ингвильду. У нее тоже немного отлегло от сердца, но она не смела взглянуть на отца, боясь, что такое явное указание на ошибку рассердит его.

— Посмотрим, что скажут другие руны, — только и ответил он и взял еще одну. — Вторая руна пусть скажет мне, что мне ждать дальше.

— Похожа на то, что тебя, хёвдинг, ждут в ближайшее время неожиданности! — заметил Модольв, бросив взгляд на руну в руке хозяина. Это была руна «райд», тоже перевернутая.

Фрейвпд глянул на него, но ничего не сказал. А мысленно он добавил: перевернутая руна Пути может еще означать скорый разрыв с кем-то из близких. На ум ему сразу пришла Ингвильда, которую он может так или иначе потерять, и это так тревожило его, что об огниве он почти забыл. Молча он взял с полотна третью руну — ту, что дает совет. На него глянула руна «гебо». Еэ косой крест блеснул перед напряженным взором хёвдинга, как солнечный луч в ненастье. Руна Дара не бывает перевернутой и всегда несет только благо. И совет ее прочитать нетрудно: она зовет к дружбе и объединению. Сдается мне, что боги не хотят ссоры между нами, — сказал Модольв.

— Похоже, они советуют нам хранить и укреплять нашу дружбу, — весело добавил Хродмар. — Я не большой знаток рун, но эту руну трудно понять как-то иначе.

Фрейвид еще немного помолчал, хотя смысл третьей руны и вправду трудно было не понять. Его смущало то, что в своих подозрениях он оказался совершенно не прав. Фрейвид хёвдинг не привык к ошибкам или поражениям, и ему понадобилось какое-то время, чтобы взять себя в руки и достойно признать свою неправоту.

— Я рад, что не ошибся в своих гостях, — сказал он наконец. — Придется мне поискать мою пропажу в других местах.

— Как видно, духам вашего побережья кажется, что мы загостились! — заметил Модольв. — Но пусть они не гневаются — мы уже скоро отплывем восвояси.

— Не так скоро, будто я выпроваживаю вас! — ответил Фрейвид и бросил Модольву многозначительный взгляд. — У нас с тобой есть еще одно дело, ты о нем не забыл? То самое, что должно решиться в новолуние? Надеюсь сегодня вечером видеть вас всех в усадьбе. Пусть ни люди, ни боги не сомневаются, что я понял волю судьбы.

Модольв помедлил и кивнул. Он не забывал о железе, которое обещал ему Фрейвид. И до намеченного срока оставалось не больше двух-трех дней…

По дороге к усадьбе все домочадцы хёвдинга смотрели под ноги и по второму разу переворачивали камешки — ведь огниво так и не было найдено. Сам Фрейвид молчал, и лицо его, несмотря на примирение с фьяллями, было мрачным. Фру Альмвейг и Ингвильда шли впереди; хёвдинг часто посматривал на дочь, но ни о чем не спрашивал.

На небе блестел тонкий серпик ущербного месяца в последней четверти. Света от него было мало, но Хёрдис не заблудилась бы здесь и с закрытыми глазами. Как тень, она скользила между тонкими соснами на склоне горы, где не так давно повстречала Гримкеля ярла. Только теперь она была одна, Серый остался запертым на дворе усадьбы. В том деле, за которым шла сейчас, Хёрдис не доверяла никому. Даже Серому.

Добравшись до самой вершины горы, она метнулась к высокому плоскому обрыву. Казалось, какой-то великан ударил здесь лопатой и снес широкий пласт земли со склона. Возле обрыва стояло несколько сосен, две старые, толстые, и несколько молодых, тонких. Хёрдис отсчитала третью молодую сосну от правого края обрыва, спряталась за нее, прижалась к стволу и застыла. Она исчезла — ни один взгляд, обладай от хоть орлиной зоркостью, не сумел бы различить фигурку девушки возле ствола. Здесь было совершенно темно, желтые лунные лучи скупо падали только на поляну впереди. На миг Хёрдис стало страшно — она усомнилась, а есть ли она не свете? Или это только тень? Или чье-то воображение нарисовало ее изменчивый образ на склоне сосновой горы? Живет ли она или только смотрит на землю из высших миров, где душам не нужно телесного воплощения?

Все было тихо. Хёрдис опустилась на колени и стала копаться меж корнями сосны. В образовавшейся ямке среди хвои и земли ее пальцы коснулись железа. Хёрдис вытащила огниво Синн-Ур-Бер-ге, заботливо очистила его.

— Молодцы, тролли соснового склона! — бормотала она. — Хорошо берегли мое сокровище! Да и что еще вам делать — огонь спалит любого из вас, кто только посмеет протянуть волосатую когтистую лапку к моему огниву!

Зажав огниво в руке, Хёрдис заскользила вниз по склону. Теперь ее путь лежал к морю. Поодаль от усадьбы у нее было потайное местечко — вернее, одно из тех укромных мест, которые могли пригодиться и как укрытие, и как тайник. В тихой заводи вода была почти спокойна. Огромное море дышало соленой свежестью в лицо Хёрдис, но волны оставались там, за большими скользкими камнями.

Почти прозрачный обрезок луны выплыл из-за темных облаков, словно золотой серп, оброненный кем-то из богов. Хорошо было бы, если б они обронили круглое блюдо — но полнолуние миновало, а ждать нового Хёрдис было некогда. Фьялли уже приготовили своего «Тюленя» к плаванию, вот-вот они уйдут.

Хёрдис встала на колени на широком плоском камне, склонилась над водой. Навстречу ей из воды глянуло бледное девичье лицо с огромными глазами, а в глазах снова отражалась она сама — Хёрдис Колдунья. Хёрдис содрогнулась — мир пошатнулся и поплыл, и она не знала, какая Хёрдис настоящая: эта, на прибрежном камке, или та — в воде? Хёрдис-в-воде была сильнее. Она не звалась дочерью рабыни, не слушала попреков, не обижалась и не завидовала, — она была сильной и свободной, равной морским великаншам, дочерям Эгира*. На этом берегу ей было подвластно все по обе стороны от дрожащей кромки прибоя.

Подняв руку с зажатым в ней огнивом, Хёрдис-на-берегу ударила железом о камень. Мигом в воздух рванулся сноп сияющих красно-желтых искр, они осыпали широкий камень к долго тлели на нем, прежде чем погаснуть. Часть искр упала в воду, и вода наполнилась красноватым светом, словно искры и под водой продолжали гореть.

— Месяц, брат Солнца, возьми с собой мое лицо! — шептала Хёрдис. — Отнеси его к Острому мысу, к усадьбе Лейрингов! Найди там Гримкеля ярла, Гримкеля Черную Бороду! Скажи ему, что я зову его!

Она смотрела ка свое отражение, вспоминая Гримкеля и стараясь восстановить в памяти его лицо до последней черточки, вместе с морщинами на низком лбу и смешным подергиванием бровей. Пусть он увидит в этот миг то, что видит она — ее лицо. Пусть он узнает, что ему настало время вернуться.

Хёрдис медленно опустила в воду руку с золотым кольцом, подарком Гримкеля.

—Месяц, брат Солнца, возьми свет этого золота и освети мысли Гримкеля сына Бергтора, освети ему дорогу сюда, — шептала она. — Пусть он знает, что Хёрдис Колдунья зовет его!

Все силы ее души были зажаты в кулак вместе с огнивом. Хёрдис так пристально смотрела на свое отражение, как будто хотела взглядом вынуть его из воды и бросить вперед, послать плыть по волнам вдаль. И вдруг ее потянуло в воду — Хёрдис-в-воде была сильнее. Вцепившись обеими руками в скользкий камень, Хёрдис-на-берегу отпрянула назад; холодная волна, как жадный язык моря, взметнулась следом, лизнула камень и окатила колени девушки. Но Хёрдис вскочила и отпрянула подальше от воды. Всю ее наполнило жуткое ощущение: как огромно и могуче море и как мала перед ним она сама — что ему стоит слизнуть ее и поглотить? Вот сейчас накатит волна побольше…

Но волна мирно отошла назад, тихо шипя на камнях с ленью сытого дракона, и испуг Хёрдис сразу прошел. Отряхивая платье, она тихо смеялась от радости — опять получилось! Месяц взял ее отражение и понес его куда было сказано — к Гримкелю. Лукавый Мани* хотел было взять ее саму, но не так-то она проста! Теперь ему придется выполнить ее желание. Чернобородый ярл поймет, что его зовут, и скоро будет здесь. Конечно, если его слово хоть чего-нибудь стоит. А в своих силах Хёрдис была уверена. В себя надо верить, даже если весь мир будет против. А иначе не стоит и браться за дело.

Выйдя рано утром из девичьей, Икгвильда сразу столкнулась с отцом.

— Ты не видела Арне? — спросил Фрейвид. — Если увидишь, пришли его ко мне. Я думаю, пора послать человека в Тюрсхейм, к Сиггейру Голосу Камня.

Сиггейром звали колдуна, жившего в святилище Тюрсхейм на Остром мысу. Он славился как могучий ясновидец и прорицатель, но Ингвильда не любила его: от Сиггейра исходило ощущение какой-то режущей, проникающей силы, и, стоя рядом с ним, она всегда испытывала неприятное чувство, словно по коже слегка водят острием ножа. К советам Сиггейра Стюрмир конунг почти всегда прислушивался, и поэтому Фрейвид хёвдинг тоже его не любил. Не случись такого происшествия, никогда он не позвал бы колдуна к себе в усадьбу.

— Ты думаешь, пора? — спросила Ингвильда.

— Да, — Фрейвид угрюмо кивнул. — Мы обыскали все побережье. Как видно, кто-то хорошо спрятал огниво. Без Сиггейра мы его не найдем. Конечно, он дорого запросит за свою помощь, но наше огниво того стоит. Ты согласна?

Фрейвид посмотрел в глаза Ингвильде, и она поспешно кивнула. Отец не бранил ее, но она не могла избавиться от давящего чувства вины.

— Что ты такое говоришь, отец? — спросила подошедшая фру Альмвейг. — Кто мог его спрятать?

— Да мало ли кто? — с досадой ответил Фрейвид, который и сам не мог ответить на этот вопрос. — Если бы огнино было украдено, оно бы уже вернулось. Так бывало и раньше, мне рассказывала мать. Но оно не возвращается, а уже пошел восьмой день, как оно пропало. Значит, оно потеряно, но кто-то его нашел и не отдал. Это не кража, поэтому огниво само не вернется.

— Да кто же мог его найти и не отдать? — в недоумении спросила Альмвейг. Ей не верилось, что кто-то из живущих в усадьбе мог решиться на такую дерзость. — Неужели ты думаешь, что кто-то из тех, кто ест твой хлеб, посмеет так тебя обмануть?

Фрейвид молча пожал плечами. В это он с трудом мог поверить и поневоле начал снова подозревать фьяллей.

— Вот потому я и решил, что нам нужен Сиггейр, — сказал он.

— Но раньше ты всегда посылал Асольва. С Сиггейром, говорят, не так-то легко столковаться. Боюсь, другому его не уговорить. Он решит, что ты недостаточно уважаешь его.

— Асольва нет… — начал Фрейвид.

— Но ведь он вернется сегодня вечером, — перебила его Ингвильда. — Неужели нельзя подождать и одного дня?

— Асольв вернется сегодня? — Фрейвид в удивлении посмотрел на нее. — Откуда ты знаешь? Разве от него кто-то приехал?

— Но… — Ингвильда растерялась. — Разве не ты сам сказал мне?

— Как я мог тебе сказать то, чего сам не знаю? Асольву пора вернуться к новолунию, это верно, но мало ли что могло задержать его в пути?

— Да нет же, я верно знаю, что он вернется сегодня. Он уже близко, эту ночь он провел на усадьбе Торгнюра Совы…

Ингвильда беспокойно поправила волосы, затеребила амулеты на груди, не понимая, что с ней творится. Ей казалось, что кто-то ей рассказал обо всем этом, — иначе откуда такая уверенность? Но Фрейвид был в недоумении.

— Хорошо бы, если бы так… — пробормотал он. — Кто тебе сказал?

— Выходит, что никто. — Ингвильда слабо пожала плечами, растерянно улыбнулась. — Я была уверена, что это ты мне сказал… Кому же еще про это знать?

— Тебе приснилось, — решила фру Альмвейг. — Ты и раньше видела занятные сны.

— Ах, мне снится только огниво! — горестно воскликнула Ингвильда. — Я только о нем и думаю Целый день, и ночью мне снится только оно! Тут не до снов про Асольва!

— Тебе снится огниво? — воскликнул Фрейвид. — Так что нее ты молчала! Скорее рассказывай, что тебе снилось!

Я не знаю! — в отчаянии воскликнула Ингвильда. — Мне снится, что я сама и есть огниво. И я заперта в каком-то подземелье, кругом земля и какие-то бревна. И я чего-то жду, жду, пока кто-то придет меня освободить. Кто-то вынимает меня, разговаривает со мной, но я не помню ни одного слова!

— Кто это?

— Я не знаю!

— Фркгг и Хлин*! — обеспокоенно воскликнула фру Альмвейг и обняла Ингвильду. — Девочка моя! Хёвдинг! Я боюсь, с этим огнивом сна повредится рассудком! Она и так не знает покоя! Не спрашивай ее, она же не хотела его терять! Ты не должен ее бранить, она и так терзается! Успокойся, моя хорошая! Ты ни в чем не виновата! Какой-то бездельник…

— Да, какой-то бездельник нашел огниво и закопал в землю! — яростно воскликнул Фрейзид. — Ингвильда! — Решительно оттолкнув жену, он схватил Ингвильду за плечи и встряхнул. — Я давно этого ждал! В теба проснулась кровь нашего рода! Сестра моего отца была ясновидящей! Все женщины нашего рода… И ты! Ты тоже! Слава Тюру и Фригг! Я думал… Не все же этой козе Хёрдис! Слава Тюру!

Фру Альмвейг смотрела на мужа приоткрыв рот от изумления: за двадцать лет совместной жизни она не видела его в таком волнении. А Фрейвид раскраснелся, глаза его блестели, и он не переставал тормошить Ингвильду, как будто хотел скорее разбудить в ней едва проснувшийся дар.

— Думай, думай об огниве, дочь моя, умоляю тебя! — восклицал он. — Думай, и ты найдешь его! Ты уже почти знаешь! Где оно? Где?

А Ингвильда едва не плакала от растерянности, еще больше сбитая с толку возбужденным видом отца. Внезапное открытие, так обрадовавшее Фрей-вида, ее саму потрясло и напугало. Она привыкла к мысли, что ей не досталось в наследство темного, многообещающего и опасного дара. Внезапно обнаружив в себе проблески ясновидения, она испугалась, как будто нашла у себя признаки опасной болезни, вроде красной сыпи на ладонях, предвещающей «гнилую смерть*. Ей почему-то вспомнилась Хёрдис —ее глаза, горящие шальным огнем, ее странная улыбка — половиной рта, ее злорадный смех. Таким для Ингвильды было лицо колдовской силы, и она испугалась его.

Закрыв лицо руками, она прижалась к матери, и Альмвейг поспешно обняла ее.