Когда наступила трудная стадия размножения элитных семян новых тетраплоидных линий, в работу включились в Киеве В. П. Зосимович и бийская Первомайская станция. Усилиями всех этих коллективов дело было доведено до районирования сортов триплоидной сахарной свеклы для производственных посевов. В 1972 году почти все посевы сахарной свеклы на Кубани производились созданными нами гетерозисными триплоидными сортами. Было получено дополнительно сахара на 70 миллионов рублей.
      Работы Института цитологии и генетики стали привлекать к себе внимание. На второй же год его существования по всем основным направлениям исследований были достигнуты определенные успехи. И вдруг мы снова почувствовали, что нам не доверяют. Начались бесконечные проверки. Из Москвы одна за другой стали приезжать к нам комиссии и с пристрастием изучать все стороны деятельности нашего института. Все эти комиссии отмечали, что конкретные научные работы и их организация у нас находятся на высоком уровне. Однако они неизменно заключали, что директор и сотрудники института стоят на тех позициях в генетике, которые были осуждены на сессии ВАСХНИЛ 1948 года. Особое усердие в обличении наших якобы лженаучных позиций показали такие деятели этих комиссий, как А. Г. Утехин, М. А. Ольшанский и Н. И. Нуждин. На заседаниях президиума Сибирского отделения, когда комиссии докладывали свои результаты, М. А. Лаврентьев неизменно защищал позиции Института цитологии и генетики, но его мнение не всегда было решающим.
      Гроза разразилась 29 июня 1959 года, когда Н. С. Хрущев на Пленуме ЦК КПСС сделал ряд критических замечаний по вопросу о подборе кадров в Сибирском отделении Академии наук СССР.
      Утром 2 июля я шел на работу в институт по аллее Красного проспекта. Воздух был чист, утро прекрасно, густая листва прятала высокое, лучистое, умытое солнце. Навстречу мне шла Т. С. Ростовцева. Когда она подошла ко мне вплотную, я увидел, что на ней, как говорится, лица не было.
      - Николай Петрович,- воскликнула она,- какой ужас!
      - Что случилось? - спросил я. Она молча подала мне газету.
      В газете от 2 июля 1959 года было напечатано выступление Н. С. Хрущева, в котором он заявил следующее: "Замечательное дело делает академик Лаврентьев, который вместе с другими учеными выехал в Новосибирск, где сейчас создается новый научный центр. Академика Лаврентьева я много лет знаю, это хороший ученый.
      Нам надо проявить заботу о том, чтобы в новые научные центры подбирались люди, способные двигать вперед науку, оказывать своим трудом необходимую помощь производству. Это не всегда учитывается. Известно, например, что в Новосибирске строится институт цитологии и генетики, директором которого назначен биолог Дубинин, являющийся противником мичуринской теории. Работы этого ученого принесли очень мало пользы науке и практике. Если Дубинин чем-либо известен, так это своими статьями и выступлениями против теоретических положений и практических рекомендаций академика Лысенко.
      Не хочу быть судьей между направлениями в работе этих ученых. Судьей, как известно, является практика, жизнь. А практика говорит в защиту биологической школы Мичурина и продолжателя его дела академика Лысенко. Возьмите, например, Ленинские премии. Кто получил Ленинские премии за селекцию: ученые материалистического направления в биологии, это школа Тимирязева, это школа Мичурина, это школа Лысенко. А где выдающиеся труды биолога Дубинина, который является одним из главных организаторов борьбы против мичуринских взглядов Лысенко? Если он, работая в Москве, не принес существенной пользы, то вряд ли он принесет ее в Новосибирске или во Владивостоке".
      Судьба моего директорства в Новосибирске была решена. Имея опыт борьбы, я осторожно относился к моим сибирским успехам, не без основания полагая, что они обоюдоостры, что, чем больше успехов, тем будет и больше обратных ударов. Поэтому, будучи директором в Новосибирске, я сохранял за собою заведование лабораторией радиационной генетики в Москве. Попеременно работал то там, то здесь.
      Мое согласие стать директором института в Новосибирске в свое время вызвало бурю среди моих старых товарищей, сотрудников лаборатории радиационной генетики в Москве. Это было первое наше серьезное разногласие о задачах и путях развития генетики в новых, складывающихся условиях. Все они решительно высказались против моего участия в организации сибирского института. Им казалось, что время еще не пришло для серьезных акций. Счастье еще в том, что мы имеем лабораторию радиационной генетики, и надо, мол, сидеть тихо и работать по конкретным вопросам науки. В перспективе все они оставались в Москве, а я должен был перебазироваться в Новосибирск. Это трактовалось, как что-то вроде моей измены старой, многолетней совместной работе. Однако создание сибирского института явилось велением времени, и здесь могла открыться широкая дорога развитию советской генетики в целом. Я не мог пройти мимо такой возможности и звал их за собою в Сибирь. Б. Н. Сидоров, Н. Н. Соколов, В. В. Сахаров, М. Л. Бельговский, А. А. Прокофьева-Бельговская, М. А. Арсеньева написали даже шуточные стихи в 1958 году, посвященные их решительному отказу следовать за мною в Сибирь.
      М. А. Христианович как заместитель председателя президиума Сибирского отделения не раз дружески корил меня, почему я окончательно не переезжаю в Новосибирск, если здесь открылась зеленая улица для развития генетики. Я говорил ему: "Скоро, скоро, подождите еще немного". Меня удерживали от этого шага два обстоятельства. Во-первых, началось новое возвышение Т. Д. Лысенко, и я не был уверен, сможет ли Сибирское отделение удержать меня на посту директора. Во-вторых, я ощущал тревогу за оставляемую мной лабораторию радиационной генетики.
      После выступления Н. С. Хрущева меня пригласил к себе М. А. Лаврентьев и сказал, что положение складывается очень тяжелое, но что и в этих условиях он лично и Сибирское отделение в целом сделают все, что в их силах, для сохранения меня на посту директора Института цитологии и генетики. Вместе с М. А. Лаврентьевым активное участие в этом деле принимал первый секретарь Новосибирского обкома КПСС Ф. С. Горячев, и я продолжал работать на посту директора еще полгода. Но в январе 1960 года М. А. Лаврентьев сказал мне, что все их возможности исчерпаны, и мне придется оставить Институт цитологии и генетики. Он спросил меня, кому можно доверить институт, который за три года вполне оформился и имеет перед собою ясные научные и практические задачи. Без колебаний я назвал Д. К. Беляева, который в это время уже зарекомендовал себя, как мой заместитель по институту.
      Попрощался я с институтом, с товарищами, обошел все лаборатории и уехал в Москву.
      Прошло 11 лет. Я написал большую книгу "Общая генетика" и послал ее экземпляр Ф. С. Горячеву. В марте 1971 года получил в ответ следующую телеграмму: "Дорогой Николай Петрович. Сердечное спасибо. Всегда тепло вспоминаем о Вас и славных Ваших делах в области науки. С уважением к Вам, Горячев".
      Мое тепло к людям Новосибирска, протянувшим мне руку в трудные 50-е годы, никогда не остынет. Среди них стоят впереди всех, рядом М. А. Лаврентьев и Ф. С. Горячев.
      Характеризуя развитие биологии в нашей стране в 1956 - 1964 годах в целом, следует сказать следующее. Фронт всего естествознания у нас повернулся к генетике. Крупнейшие ученые решительно требовали глубокого развития этой ключевой науки современного естествознания. Среди них с особым уважением назову таких деятелей, как И. В. Курчатов, А. П. Александров, Н. Н. Аничков, Н. Н. Андреев, А. А. Арцимович, А. И. Берг, А. Е. Браунштейн, Я. Б. Зельдович, П. Л. Капица, И. Л. Кнунянц, А. Н. Колмогоров, Л. Д. Ландау, В. С. Немчинов, Н. Н. Семенов, В. Н. Сукачев, И. Е. Тамм, Ю. Б. Харитон, Н. В. Цицин, М. М. Шемякин, И. И. Шмальгаузен, В. А. Энгельгардт, А. Л. Яншин. Заведующий отделом науки ЦК КПСС В. А. Кириллин решительно поддерживал мысль о необходимости развития генетики.
      А. Н. Несмеянов на посту президента Академии наук СССР все эти годы активно боролся за возрождение генетики. С 1961 года этот пост занял М. В. Келдыш, он также решительно высказался за развитие генетики и затем сделал немало для ее возрождения и развития.
      Общественное мнение страны чутко реагировало на события в области биологии. Писатели были глубоко затронуты нравственной и общественной стороной этих событий и открывали страницы журналов и газет для пропаганды новых идей. Вопрос о сущности жизни, о ее происхождении, о ее будущем на земле, начавшаяся научно-техническая революция в области сельского хозяйства и медицины, проблемы жизни в атомном веке и проблемы космической биологии все яснее, все ярче и глубже связывались с развитием новой генетики.
      В этих условиях, явно для него неблагоприятных, Т. Д. Лысенко вновь и вновь пытался остановить рост той науки, которую он искренне считал буржуазной, и восстановить свой престиж. Ему удалось убедить Н. С. Хрущева в своей правоте и в его лице получить сильную поддержку. В печати вновь стали часто появляться статьи Т. Д. Лысенко по вопросам вида, удобрений, целинных земель, травопольной системы Вильямса и т. д. Он стал уверять, что ему будто бы удалось сразу по особым, только ему понятным законам сочетать жирномолочность коров с обильномолочностью таким образом, что гибриды первого поколения стали нерасщепляющимися в потомках, родоначальниками новой, доселе невиданной породы. Генетики давно изучили природу этого скрещивания и давно доказали, что в потомстве гибридов наступает расщепление, что сразу в первом поколении гибридов сочетать эти признаки невозможно. То, что Т. Д. Лысенко опять выдает желаемое за достигнутое, было очевидно всем людям науки. И тем не менее получение своего якобы нерасщепляющегося стада жирномолочных гибридов он представил как еще одно "окончательное" разоблачение ненавистного ему "менделизма-морганизма".
      Положение на фронте биологической науки опять становится очень сложным. В августе 1961 года Т. Д. Лысенко вновь избирается президентом Всесоюзной академии сельскохозяйственных наук имени В. И. Ленина. В июле 1962 года Н. С. Хрущев похвалил Т. Д. Лысенко и его сторонников будто бы за успехи в растениеводстве, а также в выведении высокопродуктивного и жирномолочного скота. В 1964 году он вмешался в спор ученых об удобрениях и снова поддержал Т. Д. Лысенко.
      Но пришло время, и правда науки победила. Коммунистическая партия, ее коллективный разум отвергли неправильное развитие событий в ряде областей, куда начал проникать дух волюнтаризма. В октябре 1964 года Пленум ЦК КПСС освободил Н. С. Хрущева от руководящих постов. Ленинские принципы коллективности в руководстве партией и страной были восстановлены в полном объеме. Начался этап крупнейших, существенных продвижений во всех областях естествознания и общественных наук в нашей стране.
      В 1960 году масса научно-организационных дел спала с моих плеч. Я твердо осел в Москве и, несмотря на интенсивную научную работу, во многом почувствовал себя свободным. Вечера и ночи принадлежали мне безраздельно. А мысли и факты, накопленные за многие долгие годы, буквально разрывали меня. Стоило мне сесть за стол, как я превращался в скоропишущий автомат. Вначале казалось, что мне нужна была только бумага и ясная голова, но это только казалось, скоро стало ясно: чтобы писать книги, надо прежде всего изучить тысячи работ и глубоко продумать свои собственные эксперименты.
      Прошло пять лет работы лаборатории радиационной генетики. Мир был взволнован радиационной опасностью для человека в свете обстановки начала атомного века. Мы в наших работах нашли, благодаря изучению радиационной цитогенетики обезьян, новые пути в этой проблеме. Лаборатория вела широкий поиск для использования радиации в целях управления наследственностью растений и микроорганизмов. Вставали проблемы, связанные с влиянием галактического космического излучения на наследственность. Все это требовало синтетического обдумывания решений крупных вопросов и постановки новых задач. И вот в результате размышлений и работы в лаборатории появилась моя большая книга "Проблемы радиационной генетики". Она вышла в свет в Атомиздате в 1961 году. В обстановке, вновь ставшей трудной для генетики, приходится еще раз отметить огромную помощь, которую оказал делу развития генетики Комитет по атомной энергии при Совете Министров СССР, председателем которого был тогда В. С. Емельянов.
      В области молекулярной генетики в те годы делались крупнейшие открытия. Необходим был синтез классических идей хромосомной теории наследственности и теории эволюции с новыми знаниями о молекулярной природе явлений наследственности. Надо было обдумать вопросы о том, какая роль предназначена молекулярной генетике в новой эре биологии, которая наступает в естествознании второй половины нашего века, какие следствия должны быть сделаны из этих открытий для общего диалектико-материалистического понимания сущности жизни. Обдумывание этих вопросов заставило меня написать монографию "Молекулярная генетика", которая была выпущена Атомиздатом в 1963 году.
      В этих двух книгах дан анализ ведущих проблем генетики и синтез современного ее содержания. Именно появление этих двух книг послужило серьезным аргументом при обсуждении вопроса о присуждении мне Ленинской премии в области науки в 1966 году.
      В 1963 году я начал писать свою самую большую по объему монографию под названием "Эволюционная генетика". Первый вариант этой книги был написан еще по совету С. И. Вавилова, в 1947 году. Однако в 1948 году набор рассыпали, и книга, казалось, погибла безвозвратно. Теперь, через 15 лет, я достал старую рукопись, обложился десятками собственных экспериментальных работ и сотнями работ, вышедших за последние годы за рубежом, и начал писать. Я обязан был это сделать еще и потому, что начало этому громадному современному направлению по эволюционной генетике положил советский генетик С. С. Четвериков - один из моих любимых учителей.
      За три года напряженного труда рукопись объемом свыше 65 печатных листов была закончена. Со вздохом облегчения смотрел я на гору страниц, высившихся передо мною на столе. Книга содержала обзор и анализ всех работ советской школы и синтез идей и фактов мировой науки в проблеме генетики и эволюции популяций. Кроме этой большой книги в 1965 году вместе с В. С. Губаревым мы написали популярное изложение генетики под названием "Нить жизни". Обе эти книги вышли в 1966 году, также в Атомиздате.
      Очень важное значение имела разработка вопроса о соотношении генетики и селекции. В течение десятилетий с величайшим уважением и симпатией я следил за работой наших выдающихся селекционеров. Вопрос о научных принципах работы И. В. Мичурина волновал меня начиная с 1938 года. Такие селекционеры, как А. А. Сапегин, П. И. Лисицын, П. Н. Константинов, А. П. Шехурдин, М. И. Хаджинов, М. Ф. Терновский, были моими друзьями и высоко ценили союз генетики и селекции, рассматривая генетику с ее законами как научную основу селекционной работы.
      Еще в 1939 году мною была написана статья о принципах работы И. В. Мичурина. Вытащив рукопись из архива, я начал перерабатывать ее в свете новых достижений. В 1966 году эта работа под названием "Теоретические основы и методы работ И. В. Мичурина" появилась в издательстве "Просвещение".
      Вместе с Я. Л. Глембоцким мы написали большую книгу "Генетика популяций и селекция". Она вышла в 1967 году в издательстве "Наука". В 1968 году издательством "Колос" выпущена книга "Генетические основы селекции растений", написанная мною в соавторстве с В. А. Паниным.
      Русская пословица говорит: "Нет худа без добра". Так "худо" моего снятия с поста директора Института цитологии и генетики в Сибири обернулось, с одной стороны, открытием уже давно бурлившего родника мыслей о синтезе в области генетики, что и выразилось в появлении моих больших книг, и, с другой, позволило сосредоточиться на развитии и углублении работ лаборатории радиационной генетики и на моей личной исследовательской работе. В это время штат лаборатории вырос почти до 150 человек. В ней работали группы: культуры тканей человека; химического мутагенеза и антимутагенеза; научных основ радиационной селекции растений; группа космической генетики; радиационного гиногенеза у рыб; физических процессов при первичных повреждениях хромосом на молекулярном и на клеточном уровнях; радиационной цитогенетики млекопитающих и влияния малых доз и другие.
      Таким образом, ряд важнейших современных проблем разрабатывался в лаборатории радиационной генетики, и здесь было к чему приложить руки.
      Наши дела с помещением несколько поправились. По указанию президента Академии наук СССР М. В. Келдыша мы получили ряд наконец-то настоящих лабораторных комнат, сначала на Ломоносовском проспекте, а затем на улице Вавилова. И. Л. Кнунянц и А. Н. Несмеянов передали нам старинный маленький особняк по улице Баумана, 54. В этом помещении много лет находилась лаборатория И. Л. Кнунянца, теперь она переехала в огромный Институт металлоорганических соединений, на улице Вавилова, 14.
      Мы уже так разрослись, что имели лаборатории в ряде мест. Но именно маленький дом на Бауманской улице стал центром нашей лаборатории. Здесь после 1960 года, наряду с проведением целого ряда других работ, мы вплотную подошли к новым явлениям, связанным с существованием так называемых потенциальных мутаций. Ранее считалось, что гены под влиянием энергии сразу, скачком меняют свою структуру. Рядом исследователей и нами было открыто, что явлению собственно мутации предшествует большая область событий, лежащих между активацией данного гена от полученной им энергии и до появления его стойкого, окончательного, стабильного изменения. Явление потенциальных изменений открывало новые стороны во всей теории мутаций. Оно было важно для понимания природы гена и для разработки новых способов управления наследственностью.
      В 1970 году я выступил с докладом по этой проблеме на заседании президиума Академии наук СССР. Президент М. В. Келдыш 4 марта 1971 года, подводя итоги работ по науке за прошедшие пять лет, в разделе генетики из всех ведущихся в нашей стране работ посчитал необходимым указать на достижения, полученные при изучении потенциальных изменений генов и хромосом. Он сказал, что эти успехи открывают новые стороны в явлении мутагенеза и в методах управления наследственностью.
      Глава 17 
      СОЛНЦЕСТОЯНИЕ
      Решительный поворот.- Строительство новой генетики.- Ленинская премия и выборы в академики.- Встречи за рубежом.
      О положении в биологической науке очень правильно говорил президент Академии наук М. В. Келдыш на общем собрании Академии наук в феврале 1965 года. Он сказал: "За последнее время громадные шаги вперед делает биология и в этой области концентрируются сегодня усилия не только самих биологов, но и физиков, химиков и математиков... На развитие уровня селекционных исследований громадное влияние оказала деятельность Н. И. Вавилова... Однако уровень и размах работ по ряду современных направлений биологии, и в первую очередь молекулярной биологии и генетики, сильно отстает. В течение последних десятилетий у нас задерживалось практическое использование ряда крупнейших завоеваний советской науки, в частности достижений в области агрохимии и ряда достижений генетики. На развитии биологии в большой мере отразилось монопольное положение группы ученых, возглавляемой академиком Т. Д. Лысенко, отрицавшей ряд важнейших направлений биологической науки и внедрявшей свои точки зрения, часто не соответствующие современному уровню науки и экспериментальным фактам. Наиболее ярко эти точки зрения были выражены на августовской сессии ВАСХНИЛ в 1948 г., где, в частности, отрицались важнейшие достижения генетики, навязывалась необоснованная концепция о виде и видообразовании и другие неоправданные положения. В последующие годы для внедрения неправильных точек зрения были использованы методы администрирования... исключительное положение, которое занимал академик Т. Д. Лысенко, не должно продолжаться".
      В 1964 году пришло общественное признание важности того, что мы делали в области генетики. Это началось со статьи В. С. Губарева, помещенной 10 ноября в "Комсомольской правде". В статье говорилось, что журнал "Агробиология" необоснованно подверг критике некоторых наших ученых. В числе других называлась и моя фамилия. Отвечая на эту критику, В. С. Губарев писал: "Ученые, которых журнал "Агробиология" причислил к "научным циникам", широко известны во всем мире, их имена произносят с уважением, памятуя о том, что эти люди обогатили науку серией важных исследований и открытий". Далее автор писал, что журнал "Агробиология", "обрушиваясь на "классическую биологию", недопустимо оскорбляя инакомыслящих ученых-генетиков, одним махом перечеркивая их труд, вместе с тем постоянно и только в самых хвалебных тонах говорит о Т. Д. Лысенко. Это выглядит более чем странно, ибо на титульном листе журнала значится: "Главный редактор академик Т. Д. Лысенко"".
      Учитывая, что новые работы Т. Д. Лысенко в области животноводства претендуют на самые ответственные выводы в области практики и теории и что они встречают серьезные возражения, президиум Академии наук решением от 29 января 1965 года создал комиссию по ознакомлению с этими работами, проводимыми на экспериментальной базе Института генетики Академии наук СССР. Комиссия состояла из восьми человек, ее председателем был назначен известный экономист, член-корреспондент ВАСХНИЛ А. И. Тулупников. Ведущую роль в рассмотрении работ по животноводству играл профессор Украинской сельскохозяйственной академии Н. А. Кравченко.
      Ознакомившись с новыми работами Т. Д. Лысенко, комиссия сделала выводы, что некритическое внедрение этих работ в практику может принести лишь вред нашему сельскому хозяйству. Сенсации Лысенко по повышению жирномолочности у крупного рогатого скота и его восхваления предложенных им органо-минеральных удобрений теперь, после работы комиссии, были опротестованы.
      2 сентября 1965 года состоялось совместное заседание президиума Академии наук СССР, коллегии Министерства сельского хозяйства СССР и президиума ВАСХНИЛ, на котором были заслушаны и обсуждены результаты работы комиссии. Заседание проходило под председательством президента Академии наук СССР М. В. Келдыша при участии министра сельского хозяйства СССР В. В. Мацкевича, президента ВАСХНИЛ П. П. Лобанова и других руководящих работников сельского хозяйства и ученых. Постановление, принятое представителями трех руководящих организаций, несмотря на все протесты Т. Д. Лысенко, подтвердило выводы комиссии, отрицательные для Т. Д. Лысенко,
      Все эти события 1964 и 1965 годов открыли путь для развития научной биологии и генетики. Президиум Академии наук СССР во главе с М. В. Келдышем приступил к целой серии научно-организационных мер, чтобы на деле осуществить развитие работ по генетике, которые в эти годы во всем мире двигались семимильными шагами, стремительно подходя к решению самых глубоких тайн жизни.
      В 1965 году был создан научный совет по проблемам генетики и селекции под моим председательством. Возникло общество генетиков и селекционеров, президентом которого избрали Б. Л. Астаурова. Начал издаваться журнал "Генетика", главным редактором которого был назначен П. М. Жуковский - крупный ученый, автор ряда книг, ученик и помощник Н. И, Вавилова и первый лауреат премии имени Н. И. Вавилова, которую он получил в 1967 году. П. М. Жуковский всегда был обаятелен в личном общении. Правда, он переоценил Т. Д. Лысенко в 1948 году, однако в дальнейшем много сделал для победы научной биологии, стал редактором журнала "Генетика".
      Центральным в наступивших событиях по строительству новой генетики оказался вопрос об организации института генетики, который должен осуществлять теоретическое и экспериментальное развитие новых направлений этой науки и обеспечить ее связь с практикой. На этот институт, как на головной, и на все другие учреждения по генетике возлагалась ответственная задача - вывести генетику на передний край науки, обеспечить ее связь с практикой сельского хозяйства и медицины.
      В этих условиях вопрос о директоре института приобрел особое значение. Президиум Академии наук СССР в этом вопросе стал на путь максимального демократизма. Был создан ученый совет института. В него вошли все основные кадры по генетике нашей страны в количестве 36 человек. Этот совет собрался в январе 1966 года. На повестке дня стоял один вопрос - выборы директора будущего Института генетики Академии наук СССР. Вел заседание академик-секретарь Отделения биологических наук Б. Е. Быховский. В результате голосования я был избран директором Института генетики и председателем ученого совета этого института. 8 февраля 1966 года общее собрание Академии наук СССР утвердило выборы директора Института генетики.
      Президиум Академии наук признал неудовлетворительной работу старого Института генетики АН СССР, который с 1940 года работал под руководством Т. Д. Лысенко, и вынес постановление о ликвидации этого института с 15 апреля 1966 года. Т. Д. Лысенко и ряду его сотрудников была предоставлена возможность продолжать свои работы на экспериментальной базе "Горки Ленинские". Новый институт, организованный на базе лаборатории радиационной генетики, получил название Института общей генетики Академии наук СССР. В том же году был упразднен журнал "Агробиология" и вместо него начал выходить журнал "Сельскохозяйственная биология".
      15 апреля 1966 года согласно решению президиума Академии наук СССР от 8 февраля 1966 года Институт общей генетики начал свое существование. Его становление происходило в трудный период строительства новой генетики. В то время бушевали идейные противоречия как отзвук прошедшего этапа, кроме того, обнаруживалось разное отношение к сложным задачам внутри самих генетиков. Мы во многом неожиданно оказались перед лицом ожесточенной борьбы не только против старого, но и за кристаллизацию тех идейных основ, на базе которых должна строиться новая генетика.
      Особо волнующим событием в моей жизни было присуждение мне в 1966 году Ленинской премии. На соискание Ленинской премии выдвигались две мои монографии - "Проблемы радиационной генетики" и "Молекулярная генетика" - в сочетании с циклом экспериментальных работ в области хромосомной теории наследственности и теории мутаций. Этот цикл охватывал более 70 экспериментальных исследований, выполненных за 1962-1966 годы.
      В постановлении Комитета по Ленинским премиям в области науки и техники при Совете Министров СССР от 21 апреля 1966 года сказано, что премия присуждается за развитие хромосомной теории наследственности и теории мутаций. Эта формулировка говорила о многом, прежде всего о том, что основы генетики вошли в фонд советской науки. На сессии ВАСХНИЛ 1948 года отважный В. С. Немчинов заявил, что, по его мнению, хромосомная теория наследственности вошла в золотой фонд науки человечества. И вот за развитие этой теории, которая 35 лет подвергалась атакам со стороны Т. Д. Лысенко, присуждена высшая награда страны.
      1 июля 1966 года я был избран в члены Академии наук СССР.
      Во время выборов в академики я был в Италии, на международном конгрессе по радиобиологии. На обратном пути вместе с В. В. Антиповым мы провели изумительный день в Венеции. Этот сказочный город остался в моей памяти как незабываемое, чудное видение его древних зданий, мостов, красоты зеленых каналов и заливов, над которыми плывут песни в брызгах восторженных чувств яркой толпы итальянцев, бескрайнего, раскинувшегося над морем и городом синего-синего неба. Вместе с тем в этом волшебном городе что-то беспокоило душу. Было грустно смотреть на обшарпанные стены домов в его узеньких улочках, грустно бились волны о зеленые замшелые парапеты домов и их стен, гондольеры грустно смотрели на туристов. Этот изумительный город, весь он, памятник искусства, зодчества, красоты, медленно и неотвратимо опускается и поглощается водами моря. Что ждет его шедевры, как и кто спасет этот необыкновенный город или то главное, что заключено в нем? Эта работа по плечу титану, всему народу Италии, мобилизации его сил и таланта.
      Покинув горы, окружавшие Кортина-Д"Ампеццо, в котором проходил международный конгресс по радиобиологии, через Венецию, Вену, Варшаву мы ехали в Москву поездом. На вокзале с большим букетом цветов меня ожидала и сообщила мне об избрании академиком моя жена Лидия Георгиевна Дубинина.
      По случаю присуждения Ленинской премии и выборов в академики я получил много поздравлений от отдельных людей, учреждений, редакций и обществ. А поэт Павел Железнов посвятил мне даже такие восторженные строки:
      Сын военмора из Кронштадта,
      Входящий в жизнь вперед плечом,
      На фотографии когда-то
      Заснятый рядом с Ильичем.
      Таких рисуют на плакатах,
      Навечно вписывают в строй.
      Не мореплаватель, не плотник,
      Но - академик и герой.
      5 июля 1966 года в Свердловском зале Кремля состоялось вручение Ленинских премий. С глубоким чувством я принимал золотую медаль с изображением В. И. Ленина и диплом лауреата Ленинской премии, а затем от имени награжденных выступил с краткой речью. Мне было очень приятно, что одновременно со мною Ленинскую премию получил А. Н. Несмеянов. На состоявшейся затем пресс-конференции я сидел рядом с нашим знаменитым артистом М. А. Ульяновым, награжденным за ряд ролей в кино и в театре. Спустя несколько месяцев я встретился с М. А. Ульяновым в театре Вахтангова по окончании спектакля. Шла пьеса Ю. Семенова "Особо опасная". В этом спектакле М. Ульянов по ходу пьесы, страдая за науку, говорил о догматиках: "Подумать только, они объявили Дубинина лжеученым, а Вавилова - врагом народа".
      С 1959 по 1969 год ряд зарубежных академий и обществ избрали меня своим членом и наградили медалями. Общество генетиков Великобритании избрало меня своим почетным членом. Германская академия наук за заслуги в развитии теории эволюции наградила медалью Дарвина. Чехословацкая академия наук наградила медалью Менделя за заслуги в развитии генетики, и, кроме того, посол ЧССР в Москве вручил мне особую медаль за заслуги перед наукой и человечеством. Университет в Брно присвоил степень почетного доктора и наградил медалью Пуркинье за заслуги в развитии общей биологии. Югославская академия наук избрала членом академии. Академия наук и искусств США избрала иностранным членом. Наконец, в 1969 году Национальная академия наук США избрала своим академиком.