Однако оптимизм, вера в человека и сила человека небывало вспыхнули в новом восходящем классе. И этот оптимизм совсем особый, это торжествующий оптимизм освобождающегося человечества, ибо новый класс пришел не только на смену буржуазии, он вдребезги разбивает эксплуатацию человека человеком, он несет с собой уничтожение классов. Человечество из царства необходимости совершает прыжок в царство свободы. Сурова и трудна борьба за настоящее и будущее человечества. В этой борьбе наука - могучее орудие. Мы взяли это орудие в руки и вместе со старшим поколением идем как одна из когорт этой великой, неумолимой, наступающей армии. Мы знаем: скоро пробьет последний час эксплуатации человека человеком во всем мире.
      Как я уже говорил, исследовательски мне приходится работать преимущественно в области теоретических проблем, которые, однако, являются одними из самых важных для создания общих основ действенной советской медицины. И, конечно, моя работа, как и работа подавляющего большинства исследователей нашего Советского Союза, осмыслена и наполнена жарким дыханием наших великих дней и великих задач, стоящих перед нами. Мы, молодые исследователи, полны сил, ибо несокрушима наша уверенность. Со всей страной мы шагаем к коммунистическому обществу, и мы хотим заставить и заставляем природу служить этой великой цели".
      В президиуме заседания рядом с Н. А. Семашко сидел Н. К. Кольцов, его белая, гордая голова выделялась за зеленым полем стола, он был рад и горд за себя и за нас.
      Наступление 1935 года было ознаменовано для нашего отдела генетики новой большой научной задачей. Американский генетик Теофилус Пайнтер сделал большое открытие. Он установил, что в слюнных железах личинок дрозофилы хромосомы вырастают до гигантских размеров и множество генетических деталей, которые ранее постигались чисто теоретически, можно видеть под микроскопом. Началась суматоха во всех генетических лабораториях мира.
      Мы решили организовать бригаду - ведь это был 1935 год, когда гремели бригады А. Стаханова, М. Демченко и других. 8 состав бригады вошли Н. Н. Соколов, Г. Г. Тиняков, В. В. Сахаров и я. Мы начали просиживать в институте до глубокой ночи. Наконец после всякого рода ухищрений трудности были преодолены и началась активная работа с использованием нового метода. Н. К. Кольцов живо интересовался этой работой. Часто, особенно по вечерам, когда институт утихал, а мы трое - Соколов, Тиняков и я - все еще сидели над препаратами, слышалось энергичное шарканье по лестнице и к нам наверх приходил Н. К. Кольцов. Когда все было кончено и новый метод взяли на вооружение, радости Н. К. Кольцова не было границ. Он напечатал в газете "Известия" статью под названием "Молекулы и гены", в которой писал, что после открытия Пайнтера "во всех передовых биологических лабораториях мира закипела проверочная работа. Уже через два-три месяца наш Институт экспериментальной биологии НКЗ вполне овладел методикой, и мы убедились, что Пайнтер прав, гены можно видеть в микроскоп...".
      Для нас было ясно, что знание детальной картины генетического строения хромосом должно сыграть большую роль при изучении вопросов эволюции. Это послужило основой для создания нового направления в генетике популяций. Мы решили изучать популяции дрозофил в природе при помощи непосредственного исследования структур хромосом у их личинок. С величайшей охотой согласились участвовать со мною в этой работе Н. Н. Соколов и Г. Г. Тиняков. Эта затея увенчалась полным успехом. Исследования, которые мы провели, показали исключительную перспективность нового метода для раскрытия тайн эволюции популяций. Наше первое сообщение об этом новом направлении было в 1936 году напечатано в "Биологическом журнале" и в американском журнале "Сайнс". Параллельно в США Добжанский и Стертевант начали в принципе такую же работу. Сейчас уже сотни исследователей во всех странах мира работают по предложенной нами методике.
      Втроем, изучая структуру хромосом в диких популяциях дрозофилы, мы совершили много замечательных, интересных и очень веселых поездок по нашей стране, побывав в Средней Азии, Крыму, Закавказье, Поволжье, на Украине, в Центральной России, Казахстане. Вооруженные микроскопами, всем другим нужным для опытов оборудованием, стеклами и химикалиями для изготовления препаратов, всегда веселые, полные сил и жажды работы, мы втроем ловили дрозофил, доставали из их крохотных личинок слюнные железы, делали из них препараты, мыли стекла и варили корм. Так, двигаясь по стране, мы отрабатывали популяцию за популяцией. Уже в первой поездке нас ожидало открытие. Мы обнаружили, что природные популяции дрозофилы несут в себе в скрытом виде не только мутации генов, что было уже известно ранее, но и множество структурных мутаций хромосом. Так началась современная глава о хромосомном полиморфизме в природных популяциях. Это новое направление в генетике популяций раскрыло истоки и факторы процессов эволюции структуры хромосом, которые участвуют в эволюционном расхождении популяций и в происхождении видов.
      Много светлых воспоминаний об этих путешествиях сохранила память. Наши занятия по ловле дрозофил казались невинными и повсюду воспринимались очень добродушно. Нам широко открывали все двери. На фруктовых складах, в винных погребах нас хлопали по плечам, удивляясь, зачем нам нужна эта проклятая мушка, которая тучами летит от бочек и забивает глаза мастерам. Дружба людей, их заинтересованное удивление, персики, сусла, бочки коньяков и чаны вин, груды яблок - все это был фон, над которым вились полчища крохотных мушек, эволюция которых так занимала нас, ибо в этой эволюции, как в микрокосмосе, мы искали следы и механизмы великого эволюционного движения жизни на земле.
      ...Даже в "царстве Диониса" человека подстерегает беда. По легенде, древние греки видели, как с веселой толпой украшенных венками менад и сатиров ходит веселый бог Дионис-Вакх в венке из винограда по всему свету. Он учит людей разводить виноград и делать из его тяжелых, спелых гроздей вино. Дрозофилы, конечно, летали шумными, дымными роями в свите, которая сопровождала Вакха.
      Когда мы собирали в наши пробирки дрозофил, казалось, и мы идем и пляшем в свите Вакха, так била и пенилась в нас молодость. Однажды в 1936 году я остановился перед громадным, круглым чаном, врытым в землю, так что его края чуть возвышались над уровнем грунта. Чан был пуст, но на дне его чуть-чуть поблескивали остатки тяжелой жидкости. Какие-то темные дрозофилы особого вида крутились на его стенках внизу, у самого дна. Они-то и привлекли мое внимание. Чан был таков, что, если в него спуститься, то, встав на цыпочки, можно было, ухватившись за край руками, выбраться наверх. Я спрыгнул в чан. Вдруг крепкий, разящий дурман струею спирта и яда ударил мне в голову, я покачнулся и упал на остатки вина. Отравленный, задыхаясь, я с трудом приподнялся и оперся о липкую стену деревянного чана. Хотел крикнуть - и не мог. Так среди белого дня, в ярких снопах сияющего солнца я должен был умереть. Однако Мойра Клото, неумолимая богиня судьбы, еще пряла нить моей жизни и не указала, что наступил срок, чтобы прервать ее. Около чана появился Николай Николаевич Соколов, он удивленно воскликнул: "Николай Петрович, что ты тут делаешь?" Через секунду я был наверху. Бог света златокудрый Аполлон склонился надо мной, вновь зацвел и засверкал для меня дивный лик земли и бесконечное небо, что синим шатром одевает наш мир...
      В 1935 году правительство СССР учредило ученые степени доктора и кандидата наук. Н. К. Кольцов поставил вопрос о присуждении мне степени доктора биологических наук без защиты диссертации. Он сам дал отзыв обо мне и обратился с такой же просьбой к А. А. Сапегину. В своем большом отзыве, датированном 3 декабря 1934 года, Н. К. Кольцов высоко оценил мою исследовательскую работу и выполнение обязанностей заведующего генетическим отделом. Отзыв А. А. Сапегина, в то время одного из ведущих генетиков и селекционеров нашей страны, был вполне лаконичен и исключительно ясен. Он высоко оценил мою работу.
      В 1935 году Г. Г. Фризен, сотрудник по лаборатории, предложил, чтобы лаборатория участвовала в полетах стратостатов-бис СССР, которые предполагали поднять на высоту до 20 километров в стратосферу. Мы послали дрозофил на стратостате, и затем Г. Г. Фризен исследовал влияние факторов этого полета на гены дрозофилы. Результат был отрицательным. Несмотря на это, будущая космическая генетика датирует свое рождение именно этой работой. В ней впервые в истории науки живые организмы экспонировались в космос и на них изучалось его влияние на наследственность. В 1961 году лаборатория радиационной генетики Института биофизики Академии наук СССР, которая была организована в 1956 году, первой при возрождении экспериментальной генетики начала широкие планомерные исследования по космической генетике и явилась пионером этого направления в мировой науке.
      Под редакцией М. Горького в 30-е годы выходил интереснейший журнал под названием "Наши достижения". Алексей Максимович Горький задумал многотомное издание к двадцатилетнему юбилею Октября. Один из томов он предполагал посвятить знатным людям страны социализма и среди своих заметок оставил запись: "Написать художественную биографию профессора Дубинина". Он просил написать эту биографию молодого тогда писателя В. Каверина, который с этим согласился. В течение двух суток мучили меня стенографы, записывая историю моей жизни. Почему-то Каверин ничего не написал, и записи эти, к сожалению, безвозвратно погибли. Но в апрельском номере журнала "Наши достижения" за 1936 год появился очерк А. Н. Крыловой. Этот очерк был насыщен фактами тех далеких дней. Александра Николаевна хорошо сумела передать события и дух тех золотых лет моей жизни.
      Наряду с успехами наша генетика в 20-30-х годах имела и серьезные недостатки. В частности, ее ослабляла разобщенность крупных научных школ, которые часто замыкались внутри себя. В подтверждение можно привести историю выдающегося открытия, сделанного советскими исследователями, которые установили, что лучи радия и рентгеновские лучи вызывают наследственную изменчивость. Это открытие было сделано на дрожжевых грибках Г. А. Надсоном и Г. С. Филипповым в 1925 году. Г. А. Надсон в ряде выступлений на очень высоком уровне обсуждал полученные ими результаты. Однако генетики не реагировали на эти замечательные выступления. Н. К. Кольцов в 1930 году напечатал большую и очень интересную статью "Об экспериментальном получении мутаций", в которой ни словом не обмолвился о работах Г. А. Надсона. А. С. Серебровский был потрясен работой Г. Г. Меллера и не придавал значения исследованиям Г. А. Надсона. Это очень грустная история прошлого нашей науки. Если бы Н. К. Кольцов и А. С. Серебровский проявили больше внимательности к работам Г. А. Надсона, привлекли к ним внимание молодежи, то история вопроса об искусственном получении мутаций безусловно приняла бы иной характер.
      Г. А. Надсон был одинок, но при этом совершенно отчетливо понимал научное значение сделанного им открытия и видел его громадные перспективы для практики будущего. Он являлся истинным предтечей современных методов генетической селекции микроорганизмов и основателем ряда теоретических принципов в проблеме искусственного получения мутаций. Им предельно четко сформулированы принципы практического значения метода получения мутаций.
      В 1931 году в своей брошюре "Проблема изменчивости микробов" Надсон писал: "Но не только в медицине нам даст практические результаты изучение изменчивости микробов. В сельском хозяйстве, в бродильных заводских производствах получение стойких вариантов микробов с желаемыми свойствами... все это может иметь огромное значение. Если бы далее удалось физиологам и агрономам получить при помощи рентгеновских лучей или радия такие же наследственно стойкие расы возделываемых растений с ускоренным ростом, с повышенной в несколько раз против обыкновенного урожайностью, как это мы получали для дрожжей, то какой чрезвычайной важности для народного хозяйства получились бы результаты!.. Мы еще только в самом начале пути".
      Надсон не знал, когда писал эти строки, что уже с 1928 года Л. Н. Делоне в Харькове и А. А. Сапегин в Одессе начали свои исторические опыты по получению рентгеномутантов у пшеницы.
      Важнейшей стороной в теоретических воззрениях Г. А. Надсона было ясное понимание вопроса о возможности специфичности во влиянии внешних факторов при искусственном вызывании мутаций. В той же брошюре 1931 года он ставит этот вопрос принципиальной важности, изучение которого в дальнейшем, собственно, определило развитие всей этой проблемы.
      "Однако, можно ли прямо сделать вывод,- писал Надсон, - что внешние факторы повышают только частоту упомянутых вариаций и совершенно не влияют на их качество? Такой вывод был бы преждевременным, как и полное отрицание "специфичности" в действии всех разнообразных внешних факторов. Возможно, более, того, я считаю весьма вероятным, что так удастся подобрать обстановку для организма (в частности, микроорганизма) и так скомбинировать действия разных факторов, что получится нечто новое, желаемое и "спонтанно" в природе не встречающееся... мы сможем достигнуть и этой намеченной цели. Ведь задача науки - не только познать природу, но и дать нам возможность направлять ее и управлять ею..."
      В другой брошюре - "Экспериментальное изменение наследственных свойств микроорганизмов", вышедшей в 1935 году, Г. А. Надсон писал: "Чрезвычайно интересны наследственные изменения физиологических и биохимических свойств микробов, которые мы получаем также при помощи лучистой энергии..." Он приводил в своей работе целый ряд изменений такого рода - каротиноиды, жиры, ферменты и т. д., подчеркивал, что его учениками и сотрудниками (Кудрявцев, Ланге, Красильников, Мейсель) получены селекционно стойкие расы при действии не только лучей радия, но и под влиянием ряда различных физических и химических факторов, таких, как температура, хлороформ и цианистый калий. Таким образом, Надсон был человеком, который реально, в экспериментах создал основы современного радиационного и химического мутагенеза.
      Как могли эти замечательные работы и мысли остаться незамеченными? Понадобилась работа Меллера в США, чтобы развеять твердыню автогенеза. Н. К. Кольцов прекрасно понимал сущность проблемы и боролся с автогенезом, но и он не понял исторического значения работ Надсона. В своей речи, с которой он выступал на торжественном заседании 13 мая 1930 года в Киеве при открытии Всесоюзного съезда зоологов, Кольцов говорил, что работа Меллера "оказалась совершенно неожиданной для многих биологов, которые были поражены открытием Меллера. Кто мог до Меллера принципиально отрицать возможность искусственного получения мутаций? Во-первых, лотсианцы, считавшие, что гены вообще неизменны... и многие морганисты, пораженные закономерностью появления новых трансгенаций, были склонны приписывать их исключительно эндогенным причинам и относились отрицательно к возможности искусственного воздействия на мутационный процесс. Им казалось... что изменяемость генов подчинена таким же законам, как изменяемость атомов радия".
      А. С. Серебровский широко оповестил нашу печать об открытии Меллера, но не сделал никаких упоминаний о работах Надсона. Это непонимание замечательных результатов было словно заговор молчания, между тем еще в работе 1925 года Надсон и Филиппов писали: "Мы называем полученные нами экспериментально под влиянием рентгеновых лучей расы мутантами..."
      Этот тяжелый урок нашего прошлого должен еще раз показать нам, как важна объективная прозорливость ученых, руководителей науки. На них лежит много обязанностей, и среди них одна из главнейших - быть чутким к новому, невзирая на то, нравится тебе или нет тот человек, от которого это новое приходит в науку. Принадлежит ли он к твоей школе или к чужой. По самой сути науки ученый обязан признавать и приветствовать все новое.
      В течение 1935-1936 годов много событий произошло в моей жизни. Хочется рассказать еще об одном, которое оставило большой след в моей памяти. В то время исполнилось 15 лет со дня создания Комиссии по оказанию помощи детям, которая в самом начале своего существования возглавлялась Ф. Э. Дзержинским. Этому событию было посвящено заседание Президиума ЦИК СССР. Михаил Иванович Калинин пригласил на это заседание делегацию бывших воспитанников детских домов, которые выросли и стали известными людьми нашей страны. Делегация была сформирована Николаем Александровичем Семашко, который в то время являлся кандидатом в члены Президиума ЦИК СССР, и во главе с ним явилась на заседание ЦИК СССР. В составе делегации был отважный летчик Матвеев, сражавшийся потом с фашистами в небе Испании, слушатель третьего курса Военно-инженерной академии имени В. В. Куйбышева Иван Петрович Мудрагей, ныне полковник, с которым мы встречаемся по сей день, трое бывших беспризорников - знатных рабочих Москвы, фамилии которых не помню, и я. Шла речь о том благородном, что было сделано деткомиссией, и, конечно, много говорилось о том, кто вкладывал всю свою душу в дело помощи детям, - о Феликсе Эдмундовиче Дзержинском. Н. А. Семашко представил каждого из нас М. И. Калинину и членам Президиума ЦИК СССР.
      М. И. Калинин попросил кого-нибудь из нашей делегации выступить после сообщения Н. А. Семашко и его ответов на вопросы. По знаку Н. А. Семашко я встал и произнес короткую, взволнованную и горячую речь. Помню, как хорошо слушали М. И. Калинин и члены Президиума. Особенно запомнились мне внимательные глаза и чувство одобрения, выраженное на лицах Н. А. Семашко, А. С. Киселева и Р. П. Эйдемана. Эта речь была затем напечатана в брошюре, посвященной этому заседанию.
      После моего выступления М. И. Калинин еще несколько минут беседовал с нашей группой. Н. А. Семашко обратился к нему и сказал, что, по его мнению, бывших детдомовцев, пришедших на это заседание, за их достижения надо наградить. "Хорошо,- сказал М. И. Калинин, чуть лукаво улыбаясь, пряча шутку в свою знаменитую бородку,- хорошо,- повторил он,обязательно наградим, вот еще поработают, наделают еще хороших дел, мы их тогда и наградим".
      В дальнейшем страна наградила многих бывших воспитанников детских домов. Среди них оказались рабочие и крестьяне, деятели науки, искусства, армии, спорта и других-областей нашей жизни. Укажу на такие имена бывших воспитанников детских домов, как А. Матросов - Герой Советского Союза; А. В. Ворожейкин - дважды Герой Советского Союза; Е. Андреев, С. П. Сельский - Герои Советского Союза; В. А. Дегтярев - прославленный оружейник; генерал-майоры А. Р. Лебединский, А. А. Лобачев; контр-адмиралы В. Ф. Бурханов, А. Н. Перфилов; известная наша общественная деятельница Н. В. Попова; академик В. И. Векслер, члены-корреспонденты АН СССР М. Т. Иовчук, Э. А. Асратян; академик АН БССР Е. А. Барбашин; доктора наук А. А. Аширова, Н. Джандильдин, И. А. Фидзель, Г. О. Волков, А. И. Бертинов; посол СССР в ГДР М. Т. Ефремов; писатели и поэты В. Ф. Авдеев, И. А. Дремов, П. И. Железнов, А. Ф. Фила; артисты Т. Е. Талахадзе, М. Тагирова, К. В. Пугачева, А. Н. Георгиевская; Герой Социалистического Труда Е. Д. Соколова и многие другие.
      Наша работа в Институте экспериментальной биологии в эти годы шла вне сферы прямого влияния со стороны Академии наук, которая тогда находилась в Ленинграде. Академия наук быстро росла и превращалась в могучий центр советской науки. В 1934 году аппарат Академии наук и ряд ее институтов были переведены в Москву, что создало новые возможности ее роста как центрального научного учреждения Советского Союза. Переехал в Москву и Институт генетики Академии наук, работавший в те годы под руководством Н. И. Вавилова. В нем ведущую роль в деле развития экспериментальных методов призван был играть Г. Г. Меллер, приглашенный Н. И. Вавиловым из США. Он проработал в Институте генетики - сначала в Ленинграде, а затем в Москве - несколько лет. Кроме него работали американцы К. Офферман и Д. Раффел. Читал лекции знаменитый К. Бриджес, бывали и другие зарубежные генетики. Г. Г. Меллер выполнил здесь ряд трудов, в частности большую работу, посвященную еще одной безнадежной попытке опровергнуть теорию центрового строения гена. В этой работе кроме Меллера участвовала А. А. Прокофьева-Бельговская и американец Д. Раффел. Приглашение Меллера и наличие ряда таких сотрудников в Институте генетики Академии наук, как М. Л. Бельговский, С. М. Гершензон, К. В. Косиков, А. А. Прокофьева-Бельговская, Н. Н. Медведев, Н. И. Нуждин, Т. К. Лепин, Я. Я. Лус, X. Ф. Кушнер, и других позволило этому институту быть одним из центров теоретической генетики в нашей стране. Другим центром был отдел генетики Института экспериментальной биологии.
      Шли годы второй пятилетки, происходил громадный рост культурного уровня нашего народа. В августе 1934 года под руководством А. М. Горького прошел I Всесоюзный съезд советских писателей. Все мы зачитывались такими книгами, как "Петр I" А. Толстого, "Жизнь Клима Самгина" М. Горького, "Как закалялась сталь" Н. Островского.
      Образ Ленина в изображении Б. В. Щукина покорил и потряс миллионы людей. С восхищением смотрели мы такие знаменитые кинофильмы, как "Ленин в Октябре" и "Человек с ружьем". Василий Иванович Чапаев то на коне в крылатой черной бурке, сверкая шашкой, то на железной тачанке, грозя пулеметом, скакал, живой и неудержимый, на экранах всех городов и деревень страны. Фильм "Мы из Кронштадта" также произвел на всех нас глубокое впечатление.
      В декабре 1936 года Чрезвычайный Всесоюзный съезд Советов принял новую Конституцию СССР - конституцию победившего социализма.
      Громадные задачи стояли перед нашим сельским хозяйством. После починов А. Стаханова на Донбассе, П. Кривоноса на железнодорожном транспорте, А. Бусыгина на Горьковском автозаводе, ткачих Евдокии и Марии Виноградовых движение новаторов перебросилось и на сельское хозяйство. Здесь заблистали имена М. Демченко, М. Гнатенко, П. Ангелиной, К. Борина, Ф. Колесова. В ноябре 1935 года в Кремле состоялось первое совещание стахановцев страны. В феврале 1935 года проходил II Всесоюзный съезд колхозников-ударников. В 1935-1936 годах состоялся целый ряд совещаний передовиков сельского хозяйства.
      Партия требовала внимания к жизни, к прямым задачам строительства социализма.
      Строительство науки в Советской России было многоплановым. Мы находились, так сказать, на фланге ее фундаментальных теоретических работ. Одновременно я с величайшим интересом следил за ее внедрением в практику, полагая, что и мы выполняем полезную работу, исследуя экспериментальные и методологические проблемы генетики.
      В генетику пришла эпоха дискуссий, где во многом смешались добрые намерения с плохими последствиями. Резко был поставлен вопрос: какая же наука нам нужна? Каковы формы ее связи с практикой? Какова роль фундаментальных исследований и как для них трактовать принцип партийности науки? Завязавшись в генетике, эта дискуссия касалась всех отраслей науки в нашей стране.
      * * *
      В те годы жизнь кипела вокруг и била в нас ключом. Мы работали, влюблялись, дружили, чувствовали биение пульса страны, жили ее радостями и невзгодами. В эти годы ко мне пришла необычайная любовь. Она благоухала и была расцвечена всеми бликами мира. В свете этой любви мир вставал в его прозрачной чистоте. Это была любовь к Александру Пушкину, умному, страстному другу.
      Кто не отдал несколько лет жизни опьяняющей любви к Пушкину, не светлел над его стихами, не входил вместе с ним в душу народа и в сердце природы России! Кто не помнит его гибели, часов его смерти!
      Добро и зло мы не получаем от своих родителей как свойства, записанные в генах. Они создаются в то время, когда в человеческом дитяти просыпается сознание и влияние хорошего и дурного извне незримыми путями воспитывает его. Как громадна та дорога, которую проделывает ребенок от рождения до момента, когда он начинает отражать в сознании тот мир, куда он пришел, и до того времени, когда он начинает влиять на этот мир. Дитя человека, физически развиваясь по генетической программе, полученной им от родителей, одновременно сложными, пока мало понятными нам путями, приобретает огромный внутренний, духовный мир.
      Что такое человек? Как возникает его духовная личность? Исторический человек - это результат эволюции, он потомок животных. Однако он ушел от них в новую, неведомую животным область жизни. Он принес с собою, после того как он стал человеком, новый, неведомый ранее для земли особый мир. Это мир разума и сознания. Посмотрите, как безуспешно сотни раз оса, попавшая на окно, начинает жужжать и стремиться улететь сквозь стекло, упершись в него головой, в то время как за спиной обезумевшего насекомого дверь открыта в цветущий, благоухающий мир. Поведение осы - это прямая реакция на свет, ее мир расчленен на реакции, сущность которых записана в ее генетической программе. Перед человеком в свете его сознания, которое развивается и преобразуется от форм его труда, от общения с людьми и миром, вселенная встает во всех ее связях. Человеку доступно понимание того, как движется материя в целом.
      Благодаря сознанию, человек кроме физических черт, записанных в его генетической программе, из поколения в поколение стал передавать опыт, который люди приобретали в труде, в общении друг с другом, в борьбе с силами природы, в своих размышлениях над тайнами мира. Эта передача опыта не записана в его генах, она осуществляется благодаря прямому общению поколений, через воспитание детей. Воспитание, наряду с генетической программой, тоже своя особая программа, это эстафета сознательной жизни людей всех поколений, но это тоже программа для развития личности. В результате социальное и генетическое наследование, сливаясь воедино, ведут развитие личности. Уникальность генетических программ и неповторимость трудноуловимых черт воспитания и самовоспитания создают такие условия, что каждый человек развивается в неповторимую личность.
      А. В. Луначарский, вспоминая о выступлении В. И. Ленина на первом съезде просвещенцев привел его фразу о том, что "победы революции может закрепить только школа".
      "Я тогда заметил Владимиру Ильичу,- пишет А. В. Луначарский,- "Уж очень вы крепко насчет школы сказали, пожалуй, чересчур".- И получил ответ: "Я хотел этим сказать, что воспитанием будущих поколений закрепляется все, что завоевано революцией" ".
      Воспитание в устах В. И. Ленина - это и есть социальная программа, по которой опыт революционного поколения должен быть передан как эстафета общественной жизни их детям и всем последующим поколениям. Ломка сознания, связанная с таким гигантским всемирно-историческим событием, как Великая Октябрьская социалистическая революция, вызвала к жизни новую грандиозную социальную программу, которая изменила основы школы и воспитания будущего человека в семье и в обществе.
      Добро и зло не записаны в генах человека, они суть сложный компонент при социальном наследовании. Их соотношение дозируется воспитанием, по-разному воспринимаемым людьми с разной генетической программой. Однако примат в развитии личности всегда за воспитанием, за теми социальными условиями, в которых растет и живет человек. Вспомним, во что было превращено при гитлеризме множество людей в условиях фашистского воспитания. Человечество содрогается, вспоминая их поступки.
      Трогательными, заботливыми, нежными, исполненными любви прикосновениями к нашему тельцу мать вызывает неясный проблеск добра, которое, словно ласкающий, трепетный свет, входит в нас из неведомого еще нам мира жизни. Первая улыбка матери, которую мы сознаем,- это как вестник того великого добра, которое приветствует и ждет нас в этом мире. Мать своей великой любовью закладывает в нас ростки добра и затем много лет любовь растит их.
      Но вот мы выросли. Мы уже знаем, что такое зло. Оно пустило свои корни - где больше, где меньше. Мир во всех его противоречиях пророс в нас и одел в свои разноликие одежды, сотканные из добра и зла. Зло все настойчивее пытается захватить нас. Борьба за лучший мир для человека, за идеалы социализма, труд, наука, прекрасные книги, любовь, музыка, природа, искусство - все влечет нас к добру. Иногда мы испытываем потрясения, и новые дали добра открываются перед нами.
      Когда к тебе приходит понимание Пушкина, словно бы снопы света заливают душу ярким, прекрасным, звучным добром. Словно бы божество добра, трепетное, созвучное всему прекрасному, в вечном, торжествующем свете, поселилось в тебе. Эта жизнь в добре слишком трудна, сложна и возвышенна, ты не в состоянии выдержать ее долго. Страстная, всепоглощающая любовь к пушкинскому сердцу ослабевает, ты, о увы, теряешь накал этой страсти, но навсегда остаются в тебе родники добра, пробитые этой любовью. Сердце уже в плену, оно всю жизнь возвращается к нему, к солнцу нашей поэзии, к солнцу добра - к Пушкину. Он сопровождает тебя всю жизнь. В обычном течении твоей жизни и в ее роковые минуты Пушкин с тобой, и, когда ты решаешь, как быть, ты знаешь: Пушкин здесь, он смотрит, судит, он в твоей жизни. Ты ненавидишь Дантеса и в свете его подлости меряешь тех, кого осуждаешь.
      В разные годы жизни ты возвращаешься к Пушкину, и каждый раз новые чувства будят в тебе, казалось бы, знакомые, но ранее по-другому понятые стихи.
      Вновь и вновь природа России, которую ты любишь безмерно, находит свое дивное понимание и выражение у Пушкина, и ты готов без конца впитывать в себя ее образы и ее неизъяснимую жизнь через пленительную вязь и блеск пушкинских стихов. Наступает весна, и мы читаем про себя:
      Улыбкой ясною природа
      Сквозь сон встречает утро года,
      Синея, блещут небеса,
      Еще прозрачные, леса
      Как будто пухом зеленеют.
      Но за окном снег, пока еще начало марта. К нам пришла только пришвинская весна света. Зима как будто бы еще лежит неколебимо, словно в январе, и, глядя на голубые, однообразные валы блистающих снегов, укутавших нашу русскую землю, разве не вспомнишь:
      И мягко устланные горы
      Зимы блистательным ковром,
      Все ярко, все бело кругом.
      Наступает осень, пора, которую так любил Пушкин, когда он работал, как одержимый. Мы глядим на мажорный импрессионизм русских лесов и думаем его словами:
      Уж небо осенью дышало,
      Уж реже солнышко блистало,
      Короче становился день,
      Лесов таинственная сень
      С печальным шумом обнажалась.
      Унылая пора! Очей очарованье!
      Приятна мне твоя прощальная краса
      Люблю я пышное природы увяданье,