– О какой Земной Силе ты говоришь?

Руки Кавинанта вцепились в плечи Нассиса. На какой-то миг он потерял контроль над собой, и его ярость вырвалась наружу. Однако Линден, стоявшая рядом, толкнула его в бок:

– Кавинант! Он же говорит правду! Он обжег ее взглядом, как хлыстом. Губы Линден поджались, но она не дрогнула:

– Старик не знает, о чем ты говоришь.

Она ненароком обратилась к нему на “ты”. Ее непосредственность заставила Кавинанта замолчать. Он верил ей. Линден чувствовала правду с такой же непогрешимостью, с какой видела боль Нассиса или патологию странной бури.

"Значит, исцеляющей глины больше нет?” Его сердце обливалось кровью. “О ней забыли – либо случайно, либо преднамеренно. Какой парадокс! Попав в беду, люди Страны отвергли исцеляющую глину! Отбросив Земную Силу, они приняли взамен Солнечный Яд!” То, что открыл ему Нассис, оказалось тяжелым откровением. Он снова опустился на пол, словно немощный инвалид.

Линден нагнулась и заглянула ему в глаза. Она тоже нуждалась в ответах. Но он ничем не мог ей помочь. Через пару минут она подошла к Нассису и спокойно спросила:

– У вас есть какая-нибудь еда?

– Еда? – смущенно переспросил он, словно вспомнив о невыполненном долге гостеприимства. – Да, есть. Но она недостойна юр-Лорда.

– Мы хотим есть.

Ее тон не терпел возражений. Нассис кивнул и, подойдя к противоположной стене, начал снимать с полок тарелки и глиняные горшки. Вернувшись к Кавинанту, Линден опустилась рядом с ним на колени.

– Что случилось? – настойчиво спросила она. На его лице появилось отчаяние.

– Что-то не так?

Он не хотел отвечать на ее вопрос. Болезнь осудила его на пожизненную изоляцию, и Кавинант провел в одиночестве десять лет своей жизни. Желание Линден понять его боль лишь обостряло страдания души. Он не собирался выставлять перед ней свои незаживающие раны. Но эти мягкие глаза и строгий рот по-прежнему просили ответа. Она рисковала здесь не меньше его и заслуживала полноправного партнерства. Собрав свою волю в кулак, Кавинант прошептал сквозь зубы:

– Мы поговорим об этом позже. Ладно? Мне нужно время, чтобы все обдумать.

Ее челюсти сжались; темнота заклубилась в карих глазах. Кавинант отвернулся, чтобы не наговорить ей лишнего до того, как он восстановит свою рассудительность.

Нассис расставил на столе чаши с сушеным мясом, фруктами и пресным хлебом. На его лице застыла смущенная улыбка, как будто он заранее знал, что пища, предложенная им будет отвергнута. Линден поблагодарила его и села за стол, но Нассис расслабился только после одобрительного кивка Кавинанта. Старик вынес несколько горшков за дверь, чтобы собрать для питья дождевую воду.

Кавинант рассеянно смотрел на еду, словно у него не было причин отвлекаться на такие пустяки. Однако он знал, что это не так. На самом деле он тонул в этих причинах. Они не поддавались определению, и их неуловимость лишала его мужества. Неужели он действительно отдал свою душу Презирающему?

Став прокаженным, Кавинант породнился с беспомощностью. Много лет он обучался ее секретам. Проказа неизлечима. Чтобы жить с этой мыслью, больным приходится превращать свои непосредственные нужды в спасительные якоря рассудка. Они игнорируют абстрактную безмерность своего горя и, вместо того чтобы жаловаться на судьбу, стараются жить заботами настоящего времени.

Не имея другого ответа, Кавинант вцепился в эту прагматическую мудрость. Он заставил себя разжевать и проглотить кусочек фрукта, а затем ему на помощь пришли привычка и голод. Возможно, такое решение и не было достаточно хорошим, но он остановился на нем – вернее, зацепился за него, соскальзывая в бездну отчаяния.

Нассис смиренно стоял у стола, украдкой посматривая на своих гостей. Когда они покончили с едой, он нетерпеливо сказал:

– Юр-Лорд, я твой слуга. Мой отец Джюс, дед Прассан и все потомки Вольного Ученика мечтали служить тебе, способствуя спасению Страны. – Его голос дрожал, но он не обращал на это внимания. – Мы ждали тебя слишком долго. Солнечный Яд распространился повсюду и окреп. Как же ты собираешься бороться с ним?

Кавинант тяжело вздохнул. Он не был готов к таким вопросам. Тем не менее после еды его настроение улучшилось, а Нассис и Линден заслужили право на ответ.

– Мы отправимся в Ревелстоун… Он произнес это название медленно и с внутренним трепетом. Кавинант боялся, что Нассис снова не поймет того, о чем он говорил. Если в Стране не осталось Лордов, то, возможно, не существовало и их Замка. Или кто-то поменял названия мест и имена. Времени прошло достаточно. В Стране могло случиться все, что угодно.

Однако Нассис тут же воскликнул:

– Ты прав! Обрушим месть на злобных Верных! О-о! Я представляю, как это будет здорово!

"Он снова говорит о каких-то Верных”, – подумал Кавинант.

Посчитав вопрос о них преждевременным, он решил опробовать еще одно знакомое название:

– Но сначала мы должны спуститься в подкаменье Ми-филь…

– Нет! Туда вам нельзя! – перебил Кавинанта старик. Его горячность выражала нечто большее, чем тревогу. – Не ходите в деревню. Люди стали злыми.., очень злыми. Они поклоняются Солнечному Яду. Они говорят, что ненавидят Верных. Но на самом деле это не так. Их поля залиты кровью!

Снова кровь. Снова Солнечный Яд и Верные. Как много нового предстояло узнать Кавинанту. Судя по ответам старика, большинство названий в Стране сохранилось до настоящего времени. У него появилась слабая надежда, связанная с поисками Земной Силы. Без нее он не мог сразиться с Лордом Фоулом. Без нее он не видел смысла в дальнейшей борьбе со Злом.

Огорченный взгляд Нассиса и гнетущее молчание Линден требовали какого-то решения. Покачав головой, Кавинант отбросил прочь навязчивую безысходность. За десять лет болезни он научился побеждать отчаяние и страх. Он знал, как выходить из-под их власти.

– У нас нет другого пути, – сказал Кавинант. – Чтобы попасть в Страну, мы должны пройти через подкаменье Мифиль.

– Это верно, – со стоном ответил старик. – Ты прав. Но заклинаю тебя, не ходи туда! Люди стали очень злыми! – Его лицо исказилось в гримасе отвращения. – Они слушают слова Верных и верят этой мерзости! Они насмехаются над старыми поверьями, считая предания о тебе безумной болтовней какого-то старого гравелинга. Не ходи туда!

– Но как же я тогда попаду в Ревелстоун? – нахмурив брови, спросил Кавинант.

"Что с ними произошло? Я должен найти там помощь и друзей”.

Внезапно старик направился к выходу.

– Я сам пойду в деревню – к моему сыну. Сандер такой же злой, как и все остальные. Но он мой сын! Когда он навещает меня, мы часто беседуем о прошлом, и я рассказываю ему об истинном призвании мужчин нашего славного рода. У него еще осталась частичка души. Он проведет нас через подкаменье и поможет добраться до Ревелстоуна.

– Подожди! Мы пойдем с тобой! Кавинант вскочил на ноги, и Линден присоединилась к нему.

– Нет! Я должен идти один! – настойчиво ответил Нассис.

– Тогда хотя бы пережди этот ливень. Зачем так торопиться?

Кавинанту не хотелось отпускать старика. Тот выглядел слишком дряхлым, чтобы выдержать еще одно путешествие под дождем. Однако Нассис был другого мнения.

– Буря продлится до середины ночи, – возразил он Кавинанту. – Так что мне лучше поспешить!

– По крайней мере, возьми факел! Нассис вздрогнул, как от удара плетью.

– О, не смущай меня, юр-Лорд! Я знаю дорогу. Позволь мне искупить свои сомнения.

Он выбежал в дождь.

Линден хотела догнать старика, но Кавинант схватил ее за руку. Краткая вспышка молнии озарила долину. В ее отблеске они увидели темную фигуру Нассиса, который, спотыкаясь, спешил к ручью. Через миг он исчез во мгле, словно раздавленный молотом грома.

– Пусть идет, – со вздохом сказал Кавинант. – Если мы погонимся за ним, то, скорее всего, сорвемся где-нибудь со скалы и переломаем кости.

Он не отпускал ее до тех пор, пока она не кивнула. Потом они оба вернулись к очагу. Кавинант прижался спиной к теплой стене дымохода. Линден села напротив. Влажные локоны липли к ее лицу, подчеркивая складки над переносицей и в уголках рта.

Кавинант ожидал от нее гневных слов или какого-то негодования по поводу той ситуации, в которой они оказались. Но когда она заговорила, ее голос был тихим и спокойным:

– Все не так, как ты думал, верно?

– Да, не так. – Он прилагал неимоверные усилия, однако не мог подняться над своим унынием. – В Стране произошло что-то ужасное.

К счастью, Линден не относилась к числу слабонервных.

– Но что именно? Ты говорил, что был здесь десять лет назад. За такой короткий срок не могло случиться ничего серьезного.

Вопрос Линден напомнил ему о пророчестве Фоула. Он решил, что сейчас не время рассказывать о нем. Ей и так хватало тревог и таинственных предостережений.

– Я имел в виду десять лет по меркам нашего мира. Ради ее спокойствия он не стал упоминать о “реальном измерении”.

– Время здесь идет гораздо быстрее. Как во многих снах. Я… – Почувствовав неловкость, он заставил себя посмотреть ей в глаза. – На самом деле мне доводилось бывать в Стране трижды. В нашем мире я терял сознание лишь на несколько часов, но здесь проходили целые месяцы. Если перевести десять лет моей жизни на время Страны… О черт!

Лорд Фоул упоминал о двадцати веках забвения. И потом такой же срок он готовил свою страшную месть.

– Если пропорция осталась той же, можно говорить о трех или четырех тысячелетиях.

Она приняла этот факт как еще один вызов, брошенный ее рассудительности.

– А почему ты расстроился из-за исцеляющей глины? Что в ней такого особенного, Кавинант?

– Ему хотелось закрыть лицо руками, чтобы утаить от Линден свою боль. Он чувствовал себя едва ли не голым под мощным радаром ее обостренных чувств.

– Исцеляющая глина лечила любые раны и болезни. Попадая в Страну, он дважды избавлялся от своей проказы. Но тема исцелений пугала его. Если бы он начал рассказывать ей о глине, ему пришлось бы объяснить, почему это средство не излечило его до конца. Потом разговор перешел бы на автономность Страны и на отсутствие связей между двумя мирами. Зажившая рана на его груди ничего не означала. Он знал, что, когда они вернутся в свое измерение, их телесное состояние останется прежним. Он снова будет умирать от ножевой раны. А она, в худшем случае, даже не успеет перевязать его грудь.

Кавинант решил придержать эти сведения до лучших времен. Еще одно потрясение могло выбить Линден из колеи. Но ему не удалось сдержать свое раздражение. Указав на очаг, он сердито сказал:

– Да что там глина! Смотри! Вот дым, зола и пепел! Люди Страны, которых я знал, никогда не использовали огонь, который разрушал древесину. Они обходились без очагов. Им было известно, что деревья, камни и вода несут в себе Земную Силу – силу жизни! Каждый из них мог развести огонь или сделать парусную лодку. Но они использовали для этого Земную Силу в дереве, а не древесину. Среди них имелись великие мастера, способные творить чудеса. И Земная Сила являлась сутью их знания.

Перед его глазами замелькали лица Лордов, гравелингасов и хайербрендов.

– Она была так важна для этих людей, что ради нее они не жалели своих жизней. Они служили Силе, а не использовали ее. И в ответ она дарила им знание. Она обостряла их чувства и лечила раны. Люди, которых я знал, боготворили Земную Силу. Огонь, подобный этому, поверг бы их в ужас.

Ему не хватало слов. Он не мог передать своей тоски о прежней Стране, где осина и гранит, вода и почва – любой элемент природы – находились в апогее своего могущества и красоты. Одухотворенный мир, в котором земля и люди любили и уважали друга друга.

Линден смотрела на него как на безумца, лепечущего бред. Проглотив обиженное ворчание, он скомкал свой рассказ, словно клок бумаги:

– Я вижу, что люди потеряли Земную Силу. Она забыта или мертва. Теперь у них есть Солнечный Яд. Если я правильно понял, именно он заставлял гореть факел Нассиса под проливным дождем. Чтобы пробудить огонь, старику пришлось порезать себе ладонь, но дерево все равно погибло. Он сказал, что этот ливень тоже вызван Солнечным Ядом.

Кавинант непроизвольно поежился. Огонь очага отражался в лужах за входным проемом, превращая их в злые глаза беспощадной бури.

Линден смотрела на него с немым укором.

– Я ничего не понимаю, – запинаясь, прошептала она. – Твои слова не имеют для меня никакого смысла. Он снова увидел страх в ее глазах.

– Вся эта магия, сила… Я не могу поверить… Она быстро осмотрела комнату и судорожно запустила пальцы в волосы, как будто хотела вытащить из себя переполнявшую ее истерию.

– Наверное, я схожу с ума.

– Мне знакомо твое отчаяние, – попытался успокоить ее Кавинант.

Когда он впервые попал в Страну, безумие довело его до дикости. Именно тогда Кавинант и совершил худший поступок в своей жизни. Он хотел придвинуться к Линден, защитить ее от грохота бури и мрачных предчувствий, но онемевшее тело не подчинялось ему.

– Не сдавайся, – настаивал он. – Задавай вопросы. Пытайся хоть что-нибудь понять. Я расскажу тебе все, что знаю.

На миг ее взгляд метнулся к нему, как руки брошенного ребенка. Но ладони тут же сжались в кулаки. На лице появилось выражение непримиримой гордости. Жестким усилием воли она восстановила контроль над собой.

– Вопросы? – прошептала Линден сквозь зубы. – Да. Их у меня достаточно.

Она говорила так, словно обвиняла его в своих страданиях. И он принял на себя эту вину. Да, ему следовало догадаться, что она пойдет за ним в лес. Однако в ту пору у него не хватило бы мужества на такую догадку.

– Итак, ты бывал уже здесь раньше, – сказала она. – Но почему к тебе относятся с таким уважением и называют юр-Лордом? Какие подвиги ты совершил? Зачем Лорду Фоулу понадобились твои услуги?

Кавинант облегченно вздохнул – ему нравилась решительность Линден. От внезапной слабости у него вдруг помутилось в глазах, но он не придал этому большого значения.

– Люди считали меня возродившимся героем – Береком Полуруким…

Воспоминания принесли с собой печаль и вину за прежние проступки. Он принял их безропотно и смиренно.

– Берек жил за тысячи лет до того, как я здесь появился. Согласно легендам, он открыл людям Земную Силу и сделал Посох Закона, чтобы ею управлять. Его считали основоположником великого знания о Силе. И он стал прародителем Лордов, учредив Совет, который управлял Страной и защищал ее от Фоула Презирающего.

«Совет! – простонал он про себя, вспоминая Морэма, Протхолла и Елену. – О боль души! Ад и кровь!»

С дрожью в голосе Кавинант продолжал свой рассказ:

– Когда я появился здесь, меня приняли за возрожденного Берека. Во время войны с Лордом Фоулом он потерял два последних пальца на правой руке.

Линден на миг приподняла брови, но не стала перебивать его.

– Я вошел в Совет и обрел титул юр-Лорда. Остальные прозвища пришли ко мне позже – в основном, после моей победы над Презирающим. Однако Неверящим я назвался сам. Мне долгое время казалось, что я не живу здесь, а вижу сон. И я не знал, что с этим делать. – Горько покачав головой, он со злостью добавил:

– Мне не хотелось ввязываться ни в какие дела. Я был тогда озабочен только собой и своей болезнью. Это обычная проблема прокаженного человека. Но теперь я знаю, что ошибался…

Кавинант надеялся, что она поймет его сбивчивое объяснение и что ему не придется рассказывать ей о своих преступлениях.

– Да, я был не прав. Когда появляются желания и цель, понятия реального и нереального уже не имеют значения. Человеку надо заботиться о ком-то, иначе он превращается в самовлюбленное животное.

Он замолчал, встретив взгляд ее проницательных глаз. Она кивнула, одобряя его убежденность.

– Дело кончилось тем, что я начал заботиться о Стране.

– Земная Сила обострила твои чувства?

– Да, я обрел этот дар.

Боль невосполнимой потери ужалила его в сердце. Усталость и напряжение ломали все оборонительные рубежи.

– Страна неописуемо прекрасна. Любовь и забота людей превращали ее в сказочный мир. А прокаженные, – язвительно подытожил он, – очень восприимчивы к любви и красоте.

Линден слушала его как врач, которому встретилась редкая болезнь. Когда он замолчал, она осторожно спросила:

– Ты назвался старику Неверящим и Обладателем белого золота. О каком золоте идет речь?

Кавинант невольно содрогнулся. Чтобы скрыть свои чувства, он пригнулся к очагу и поправил горевшие поленья. Вопрос Линден задел его за живое. Но он чувствовал себя слишком усталым, чтобы касаться сейчас этой темы. В то же время ему не хотелось огорчать ее уклончивым ответом.

– Это мое обручальное кольцо, – мрачно прошептал Кавинант. – Несмотря на то что Джоан развелась со мной, я продолжал его носить. В ту пору мне казалось, что болезнь лишала меня всех радостей жизни. Кольцо оставалось последней связью с женой, ребенком и людьми. В этом мире оно вдруг превратилось в талисман – вместилище силы, которую называли дикой магией или “магией, разрушавшей мир”. Я и сам не знаю, почему так получилось.

Он обругал себя мысленно за недостаток храбрости. Линден придвинулась к нему, продолжая наблюдать за его лицом.

– Ты думаешь, я не выдержу всей правды? – спросила она.

Он вздрогнул. Как она догадалась?

– Ты выдержишь. Но я знаю, как это тяжело. Во всяком случае, мне не хотелось бы подвергать тебя новым потрясениям.

За каменной стеной дождь с неистовой злобой заливал долину; гром и молнии дрались друг с другом среди гор. Но внутри хижины было тепло, и воздух, с легким привкусом дыма, действовал как снотворное. Кавинант устало закрыл глаза, позволив себе ненадолго укрыться от колючих взглядов Линден. Он так долго не отдыхал. Столько дней без сна и покоя…

Однако Линден не хотела прерывать разговор. Ее голос напоминал настоятельное прикосновение.

– Этот Нассис… Он – сумасшедший.

– Почему ты так решила? – сквозь дрему спросил Кавинант.

Линден молчала, пока он не открыл глаза и не посмотрел на нее. Словно оправдываясь, она сказала:

– Я чувствую потерю равновесия в его душе. Неужели ты ничего не заметил? Безумие Нассиса написано на его лице; оно во всем – в движениях, в голосе. Я поняла это еще там, в ущелье, когда старик спускался к нам по склону горы.

Он с раздражением отбросил свою усталость.

– Ты хочешь сказать, что мы не должны ему доверять? Что он выживший из ума старик, которому нельзя верить?

– Возможно. – Линден перевела взгляд на свои руки, которыми она обнимала колени. – Я не знаю, стоит ли ему доверять. Но он сошел с ума от долгого одиночества. Хотя, конечно, Нассис верит в то, о чем говорит.

– Тогда он тут не единственный сумасшедший, – пробормотал Кавинант.

Он отодвинулся, предлагая Линден место у теплой стены. Ему хотелось спать, и в тисках усталости его не волновало безумие старика. Но Линден ожидала ответа. Поискав в уме слова, он сонно ответил:

– Я не могу чувствовать того, что чувствуешь ты. Когда усталость перелилась через край, он смутно осознал, что Линден встала и принялась шагать по комнате рядом с его распростертым телом.

Он проснулся от тишины. Шум дождя сменился тихой капелью. Какое-то время Кавинант неподвижно лежал на полу, радуясь окончанию неистовой бури. Отдых принес ему хорошее настроение. Он чувствовал себя бодрым и сильным.

Приподняв голову, Кавинант взглянул на Линден. Она стояла в дверном проеме, осматривая долину и ночное небо. Ее плечи подрагивали от напряжения. Пальцы рук беспокойно мяли подол рубашки. Почувствовав взгляд Кавинанта, она повернулась к нему. Комнату ярко освещал огонь очага. Очевидно, Линден подбросила в него несколько поленьев. Он видел, как в уголках ее глаз скопились морщинки, словно она по-прежнему приглядывалась к тому, что вызывало тревогу.

– Дождь перестал в полночь. – Она кивнула на дверной проем:

– Старик знал, о чем говорил.

Кавинанту не понравилась нервозность Линден. Стараясь казаться безучастным, он спросил ее:

– Так что ты решила делать?

– Жить по своим старым правилам, – пожав плечами, ответила она. – Смотреть судьбе в глаза. Идти вперед. Пытаться выяснить, что происходит. – Линден порывисто вздохнула. – Это, пожалуй, единственный способ оставаться на плаву, несмотря на груз прошлых бед.

Он не совсем понимал, о чем она говорила.

– Ты ничего о себе не рассказываешь, – произнес Кавинант. – Мне трудно улавливать ход твоих мыслей.

Ее лицо стало напряженным и строгим. Прохладный тон отсек эту тему, словно нож.

– Нассис еще не вернулся.

Его удивила странная реакция Линден. Неужели в ее жизни тоже были события, которые требовалось скрывать? От кого она защищала свои секреты – от себя или от него? Внезапно смысл ее слов дошел до его сознания.

– Он не приходил?

За это время старик мог дважды сходить в деревню и вернуться.

– Во всяком случае, я его больше не видела.

– Проклятие! – В горле у Кавинанта пересохло от страха. – Что же, черт возьми, с ним могло произойти?

– Откуда мне знать? – Злость Линден свидетельствовала о том, как сильно истрепались ее нервы. – Не забывай, я здесь впервые!

Ему хотелось огрызнуться, но он сдержал язвительный ответ.

– Прости, если я чем-нибудь тебя обидел. Она резко отвернулась.

– Возможно, Нассис упал со скалы. Или жители подкаменья оказались еще более опасными, чем он предполагал. Кто знает, может быть, у него вообще нет никакого сына.

Он видел, как Линден расслабилась, проглотив свое раздражение.

– Что будем делать? – спросила она.

– А разве у нас есть выбор? Так или иначе мы должны спуститься на равнину.

Он заставил себя пересмотреть свое отношение к старику.

– Нет, я не могу представить Нассиса в роли предателя. Такие люди, как он, помогали мне даже тогда, когда я не заслуживал их дружбы.

– С тех пор прошло три тысячи лет, – возразила она. Кавинант печально промолчал. Он причинил людям Страны так много зла, что если они теперь и помнили о нем, то только как о гнусном злодее. Содрогаясь от внезапного отвращения, Кавинант решил рассказать о своем преступлении, совершенном в подкаменье Мифиль, – историю о Лене, несчастной дочери Этиаран. Впервые за десять лет он встретил женщину, которая не боялась его болезни. И Линден должна была понять, с каким негодяем она имеет дело.

Кавинант открыл рот и испугался. Слова вертелись в уме, но язык отказывался их произносить. Не в силах вынести взгляда ее проницательных глаз, он выбежал из каменного жилища.

Ночь казалась хрустальным склепом. Облака разбегались по сторонам, и с горных вершин струился прохладный воздух. Звезды мерцали в бездонной Вселенной, как крошечные осколки разбитой надежды. В их призрачном свете, ниже раболепных спин двух холмов, виднелся поток, пересекавший небольшую долину. Кавинант направился к нему, внезапно вспомнив то место, откуда начиналась тропа в подкаменье. Заметив отсутствие Линден, он недоуменно остановился.

– Кавинант!

Ее крик вонзился в ночь и отразился эхом от горных склонов. Он бросился обратно, не разбирая пути в неистовом беге.

Рядом с хижиной старика чернели развалины древнего храма. Линден сидела на куче обломков и ощупывала какой-то темный предмет, лежащий среди камней. Взбежав к ней, Кавинант склонился над телом.

– О кровь ада! – прошептал он. – Нассис! Старик лежал на животе, раскинув руки, словно обнимал руины. Из его спины торчала рукоятка ножа.

– Не прикасайся к нему, – прошептала Линден. – От него еще веет жаром. – Ее голос дрожал от ужаса.

Еще веет жаром? Кавинант отбросил прочь свое отчаяние.

– Возьми старика за ноги. Мы отнесем его в хижину и осмотрим рану.

Линден не шевелилась. При свете звезд она выглядела маленькой и напуганной девочкой.

Он закричал, чтобы вывести ее из оцепенения:

– Я предупреждал тебя, что здесь будет опасно! Ты думала, я шутки с тобой шучу? Бери его за ноги! Живо! Ее печальный голос казался шепотом ночи:

– Он мертв. Мы ничем ему уже не поможем. Горечь ее слов умерила гнев Кавинанта. Он вдруг испугался, что рассудок Линден не выдержит такого ужаса. Он боялся ее потерять. Но она встала и нагнулась к ногам Нассиса. Волосы закрыли ее лицо. Он поднял старика за плечи, и они отнесли окоченевшее тело в дом.

Кавинант осмотрел рану Нассиса. Крови не было; очевидно, ее смыл ливень. Судя по всему, труп пролежал под дождем довольно долго. Линден не сводила взгляда с ножа. Черное железо притягивало ее, как магнит.

– Он умирал около часа, – хрипло сказала она. – Удар парализовал его мышцы, и Нассис истек кровью буквально у нас под боком.

Кавинант заметил жилку, которая пульсировала на ее виске.

– Это истинное Зло.

От того, как она произнесла последнюю фразу, у него по спине пробежал холодок. Кавинант знал, о чем говорила Линден. Когда-то он тоже мог чувствовать такие вещи. Она уловила ту жуткую безжалостность, с какой рука убийцы сжимала нож. Она ощутила злобу, вдохновившую человека на этот удар. А от железа по-прежнему веяло жаром… Он с трудом подавил стон отчаяния. Убийца Нассиса обладал огромной и зверской силой. Силой Зла и разрушительной магии!

Он попытался найти какое-то объяснение:

– Этот человек, очевидно, знал, что мы находились в доме. Иначе для чего оставил старика на куче камней перед входом? Ему хотелось, чтобы мы обнаружили тело, – причем не сразу, а после того как он уйдет. – Кавинант прикрыл глаза, стараясь остановить круговорот мыслей. – Нассиса убили из-за нас.., чтобы не позволить ему встретиться с сыном. Он многое мог бы рассказать нам о Стране, и поэтому его лишили жизни. Черт возьми! Я чувствую здесь зловоние Фоула!

Линден не слушала его. Она размышляла о чем-то своем. Страх превратил ее голос в шелест сухой листвы:

– Это не по-людски… Люди так не поступают. Не обращая внимания на странность ее слов, Кавинант продолжал излагать свое мнение. В его сердце вновь пробудился гнев на Лорда Фоула.

– Горячий нож мог оставить после себя только очень могущественный убийца! И здесь, конечно же, не обошлось без вмешательства Презирающего! Он приказал убить Нассиса, чтобы мы ничего не узнали. И я подозреваю, что за смертью старика кроется какая-то ловушка!

– Люди так не убивают, – шептала Линден, переводя на него невидящий взор. – Они не убивают друг с друга с таким удовольствием.

– А кто же тогда ударил старика ножом? Он уловил в ее голосе отчаяние и страх. Но смерть Нассиса возмутила его до глубины души, и ему не удалось сдержать свой гнев.

– Ты все время твердишь, что люди здесь ни при чем. Он что, поскользнулся под дождем и сам упал на этот нож? Или, может быть, ты думаешь, что клинок свалился с неба?

Линден пропустила его сарказм мимо ушей. Ее потрясение было выше любых обид. Она заметила иронию в словах Кавинанта, но это ни на миг не поколебало ее уверенности.

– Люди убивают друг друга из-за голода и страстей или потому, что боятся. Они убивают, защищая свою жизнь или если кто-то принуждает их к этому. – Ее голос стал пронзительным, вот-вот сорвется на крик. – Но убийство никому не приносит удовольствия!

– Ты ошибаешься, Линден.

Он уже усвоил, что его спутница лучше всего справляется с потрясениями в минуты ярости и гнева. Вид ее страданий побудил Кавинанта попробовать возразить ей.

– Люди любят убивать, потому что сила нравится всем и каждому. Многие из нас контролируют эту страсть только из-за страха наказания. Обманывая себя, мы говорим, что насилие не приносит нам никакого удовольствия. Но это лишь ложь в утешение. Мы оба знаем, что убийство старика ничем не отличается от тысяч других преступлений. Просто оно до боли очевидно, вот и все.

Дрожь отвращения пробежала по ее лицу. Казалось, что его слова причинили ей еще больший вред. Какой-то миг Кавинант боялся за ее рассудок. Но через несколько секунд она взяла свои чувства под жесткий контроль.

– Я хочу… – Усилие воли затуманило ее глаза. Голос дрогнул, и она сделала паузу, справляясь с волнением. – Я хочу встретить этого убийцу. Я хочу посмотреть этому ублюдку в глаза. Тогда мне все станет ясно.

Кавинант кивнул, перетирая зубами собственную злость. Он тоже желал найти убийцу Нассиса.

– Я думаю, тебе еще представится такая возможность. Но сейчас нам лучше спуститься в подкаменье Мифиль. К сожалению, у нас больше нет проводника, и мы не узнали о том, что случилось в Стране за время моего отсутствия. Однако нам все равно не удастся предусмотреть всех хитростей Фоула. Он долго готовился к нашей встрече. Возможно, убийца не напал на нас здесь только потому, что ему приказано встретиться с нами по пути в деревню.

Какое-то время Линден молчала, собираясь с силами. Затем решительно направилась к двери.

– В дорогу, Кавинант!

Он не колебался. Смерть Нассиса взывала к мщению. Рука об руку они шагнули в ночь.

Несмотря на твердую решимость, Кавинант не торопился. Он не желал бросаться напролом в темноту, чтобы затем проклинать себя за свою опрометчивость. Скудный свет звезд едва освещал окрестности и скользкую от грязи землю. Путь в подкаменье таил немало опасностей.

Дойдя до ручья, он и Линден спустились по нему в небольшую расщелину и начали пробираться между высокими отвесными скалами. Через некоторое время они протиснулись в трещину, которая вела наверх под прямым углом к расщелине.

Этот отрезок пути, когда над головой виднелась лишь узкая полоска неба, оказался, пожалуй, самым трудным. Чуть позже трещина расширилась и начала резко спускаться. Внезапно скалы разбежались в стороны. Сделав дюжину шагов, путники вышли на крутой обрыв с восточного края Мифильской низины.

Долина, лежащая перед ними, расширялась к северу и сливалась вдалеке с бескрайней равниной. От гор и до горизонта ее рассекала черная линия, которая выглядела как река. Рядом с ней, на правой стороне, сияла гроздь огней.

– Подкаменье Мифиль, – прошептал Кавинант.

Головокружение заставило его отойти от обрыва. Они свернули налево и пошли по едва заметной тропе. Кавинант невольно вспомнил о Лене.

Линден Эвери еще не знала о его преступлении и о том, кем он был на самом деле. Она ошибалась в своем отношении к нему и Стране. Эту ситуацию требовалось исправить. Он нуждался в ее поддержке и силе. Старый нищий не зря послал их вместе.