Часа через полтора прозвучал сигнал, приглашающий к обеду. Обладатели каютных мест отправились в ресторан. Я занял место в углу, откуда просматривался весь зал. К своему удивлению в ресторане я обнаружил полковника Суареша. Он сидел через несколько столиков от меня и плотоядным взглядом «раздевал» молодую девушку, сидящую на вращающемся табурете у стойки бара.
      Я проследил за его взглядом. Та ещё штучка! На первый взгляд ей было никак не больше двадцати лет, и она была явно не испанского происхождения. Стройная, длинноногая; серые глаза, тонкие, аристократические черты лица, обрамлённого медного цвета волосами, ниспадающими длинным водопадом до пояса. И одета она была так, как сейчас испанки одеваться избегают, чтобы не привлекать к себе внимания оккупантов. На девушке был сарафан из тонкой светло-коричневой кожи почти до колен. Сарафан полотно облегал фигуру до бёдер, а оттуда расходился, как лепестки колокольчика. Из-под сарафана выглядывал кружевной ворот и длинные рукава полупрозрачной нежно-кремового цвета блузки. Манжеты рукавов скрыты под обшлагами лайковых перчаток в тон сарафану. На длинных, красивых ногах остроносые кожаные сапожки высотой до колен, тоже в тон сарафану и перчаткам. Между сапожками и сарафаном видны ослепительно-белые чулки. На голове кокетливо заломленный берет из такого же, светло-коричневого, цвета замши. Красотка сидела весьма независимо и потягивала какой-то коктейль из высокого бокала.
      — Кто такая? — тихо спросил я проходящего мимо официанта.
      — Анита Рейнхарт, — шепотом ответил он.
      — Немка?
      — Нет, наша, из Иллинойса.
      Понятно, американочка. Моё внимание отвлекли подсевшие за мой столик испанцы. Муж с женой лет около пятидесяти и молодая женщина двадцати пяти-тридцати лет в трауре. Я привстал:
      — Фрэнк Дулитл, коммерсант из Филадельфии.
      — Антонио Лопес, обувной фабрикант, — он невесело усмехнулся и добавил, — Бывший. Мария Лопес, — представил он женщин, — моя супруга. Анна Рамирес, моя дочь. Увы, уже вдова, — добавил он со вздохом.
      — Извините, синьор Лопес, а что заставляет вас, человека столь мирной профессии, бежать из Испании?
      — Синьор Дулитл! Неужели вы полагаете, что мы можем жить под властью русских и шведских коммунистов? — удивился фабрикант.
      — Хм? Полагаю, что шведы и русские, хотя они и коммунисты, не ходят босиком.
      — Синьор Дулитл! — вступила в разговор супруга, — Вам хорошо рассуждать, вы — американец. На ваши города за всю войну не упало ни одной бомбы. Вы ведь были сейчас в Испании и видели, во что превратили эту цветущую страну русские и шведские лётчики своими варварскими бомбёжками. А их штурмовики, которые постоянно висят над дорогами! Мы еле добрались до Виго! Нет, с такими варварами в одной стране жить невозможно.
      Я подавил усмешку, вспомнив, как жестоко карал маршал Кошкин своих лётчиков за неприцельное бомбометание, от которого страдали жилые кварталы и культурные ценности. Разве можно было сравнивать результаты их случайных промахов с руинами Вены, Праги, Киева, Хельсинки и многих других городов? А штурмовики? Видела ли Мария Лопес, как рыцари Ордена Калатравы гонялись на своих «Матадорах» за одиночными телегами и даже велосипедистами и пешеходами? Нет, у четы Лопесов была совсем другая причина, заставившая их покинуть Испанию.
      Несколько лет назад концерн «Лопес, Рамирес и Компания» уволил всех своих рабочих и заменил их военнопленными и интернированными. За эти годы концерн нажил миллионы на военных поставках, а сотни тысяч людей на его фабриках погибли от недоедания и непосильного труда. Дон Антонио Лопес попал в списки военных преступников, но сумел добраться до Виго. Хуан Рамирес бежать не успел, и был повешен без суда и следствия на воротах одной из своих фабрик.
      Слушая планы синьора Лопеса по поводу открытия обувного дела в Штатах и изредка поддакивая ему, я наблюдал за Суарешем и другими действующими лицами этой драмы. В ресторане присутствовали два агента из команды Суареша и три из команды Сааведры. Эти, последние, буквально не спускали с Суареша глаз и, мне казалось, держали руки на рукоятках пистолетов. Словом, они были далеко не профессионалами. Суареш же не спускал глаз с Аниты Рейнхарт.
      А та, допив коктейль, грациозным движением руки поправила волосы и красивой походкой направилась к своему столику. Официант тут же подал ей обед. Как-никак, соотечественница. Меня тоже обслужили раньше испанцев. И правильно, итак много чести этим беженцам, пусть подождут. Обед, кстати, был довольно неплохой, для военного времени. Хотя, не обошлось и без традиционных американских кулинарных технологий, умудряющихся любую еду сделать на один вкус. Точнее, на отсутствие такового.
      После обеда я занялся делом. Прежде всего, я выяснил, где расположились Суареш, Сааведра и их команды. Заодно я убедился, что каюта Суареша постоянно охраняется, а команда Сааведры пока активных действий не предпринимает и ограничивается, как и я, разведкой. Затем я постарался хотя бы в первом приближении, изучить расположение помещений на пароходе и систему переходов между ними и с палубы на палубу. Ближе к вечеру я зашел в бар, выпить коктейль.
      В баре было довольно людно. Я сразу заметил Аниту Рейнхарт в её светло-коричневой коже и Суареша. Анита сидела у стойки и потягивала какой-то сок. Суареш был неподалёку и, судя по его виду, был «готов». Надо будет выяснить, в какой каюте разместилась Анита, она будет хорошей приманкой. Голову готов отдать на отсечение, Суареш; если не в эту, то в следующую ночь обязательно закогтит эту пташку. А где его «компаньоны»? Ага! В углу двое из них потягивали пиво, а двое из команды Сааведры, делая вид, что заняты беседой, внимательно наблюдали за Суарешем.
      Допив свой коктейль, я вышел на палубу. Солнце уже садилось, окрашивая горизонт в пурпурный оттенок. Прикидывая, каким образом, не мозоля глаза Суарешу, проследить за Анитой, я курил и мечтательно смотрел на закат. Неожиданно сзади раздался низкий мелодичный голос:
      — Мистер, разрешите прикурить?
      Я обернулся. Сзади подошла Анита. В её длинных, обтянутых светло-коричневой перчаткой пальчиках была такая же длинная и такая же коричневая сигарета. Я вежливо улыбнулся и чиркнул зажигалкой. Анита прикурила, затянулась и, глядя на закат, тихо произнесла:
      — Лейтенант Ребро, я — капрал Клипса.
      «Вот это — да!» — сказали мы с Филиппом Леруа. Только отточенное на курсах морально-психологической подготовки самообладание помогло мне не выдать своего изумления. А Анита продолжала таким же тихим голосом, всё так же глядя на закат:
      — Мне поручено проследить за вами. Но мне кажется, мы с вами сумеем сыграть несколько другую игру. Как вы на это смотрите?
      — Вопрос, что за игра?
      — Это я объясню чуть позже. Надеюсь, вы — американец не только по документам, и владеете английским?
      — Разумеется.
      — Тогда сейчас мы вернёмся в бар, вы угостите меня шампанским и виски…
      — Виски терпеть не могу!
      — Придётся потерпеть, мне эта дрянь тоже не нравится. Будьте полюбезнее, поразвязнее и поразговорчивее.
      — Для кого это?
      — Для нашей дичи. Вы же видели, он сам летит в наши сети, а в одиночку мне с ним справиться будет трудновато. Ну, работаем?
      Я прикинул. Иметь здесь союзника, даже неплохо, хотя бы такого, как эта Клипса. Двое, всё-таки, сильнее одного. Я кивнул.
      — Работаем. Но…
      — Детали объясню позже. Идём!
      Она подхватила меня под руку, мы прошли в бар, где уселись за свободный столик. Клипса говорила по-английски не только без акцента, но даже на чикагском диалекте. Я угощал её шаманским и виски, она веселилась и болтала милую чушь о своих иллинойских приятелях и подругах; о дяде из Чикаго, помешавшемся на родео и построившем для этой цели стадион. Я поддакивал, задавал вопросы, а сам составлял систему темпоральных уравнений. Детерминант получался очень малым, но, всё-таки, положительным, а это — уже не плохо. Клипса изображала из себя подвыпившую девчонку, но по её глазам не было заметно, чтобы шампанское и виски оказали на неё какое-то воздействие.
      Покосившись в сторону, я заметил, что Суареш смотрит на меня, как бык на матадора, после того, как он вонзил ему в загривок две пары бандерилий. Очень хорошо. Но что имеет в виду эта девица дальше? А она вдруг заявила:
      — Фрэнк, я, кажется, немного перебрала. Проводите меня в мою каюту.
      Я помог ей встать. Клипса повисла на моём плече, и мне пришлось обхватить её за талию. Так, в обнимку, мы покинули бар. Следом за нами вышел один из агентов Суареша. Клипса занимала каюту «люкс» на той же палубе. Войдя в каюту, Клипса первым делом слегка раздвинула плотные шторы на окне, так, чтобы образовалась щель шириной в ладонь. Потом она заперла дверь, слегка пригасила свет, но полностью выключать его не стала, и в изнеможении опустилась в кресло. При этом развернула его так, чтобы её хорошо было видно через щель в шторах. Она вопросительно глянула на меня.
      — Ну, что же ты стоишь и рот разинул? Помоги мне раздеться и веди себя соответственно. Я что, тебя не возбуждаю?
      Она сняла берет, кинула его куда-то в угол, распустила на грудь волосы и начала стягивать перчатки. Я приблизился, встал на колени и начал расстёгивать и стаскивать с ножек Клипсы сапожки.
      — Слушай, а зачем это нужно?
      — Дурак! Надо, чтобы Суареш здесь, под моим окном, слюной и спермой изошел. Пусть он думает, что я — обычная взбалмошная американка, искательница приключений, абсолютно без комплексов, да ещё и изощрённая в сексе. Вот тогда он потеряет всякую осторожность и завтра же будет моим.
      — Ну, а дальше, что? — спросил я, расстёгивая молнию на её сарафане.
      — Дальше объясню по ходу дела. Снимай пиджак, идиот! Неужели ты отказываешься провести со мной ночь? Тем более, если это нужно для дела.
      Сказано это было так убедительно, что я решительно сбросил пиджак и начал стаскивать с Клипсы кожаный сарафан. Но тут же спохватился.
      — А где твоё оружие?
      То, что у меня за поясом увидят пистолет, меня не смущало. Время военное, и каждый мужчина заботился о своей безопасности в меру своих возможностей. А вот если пистолет увидят у молоденькой девушки, это насторожит. Впрочем, под таким облегающим фигуру сарафанчиком вряд ли спрячешь даже дамский «Браунинг». Клипса кивнула в сторону свой сумочки на длинном, тонком ремешке и подняла руки, помогая мне снять сарафан.
      Под ним кроме блузки и белых чулок оказались ещё розовые ажурные трусики. Настолько ажурные, что скорее напоминали обрывок рыболовной сети. Подбадриваемый взглядом Клипсы, я расстегнул жемчужные пуговки и явил свету две великолепные груди с торчащими нежно-коричневыми сосками. Клипса расстегнула мои рубашку и брюки и, пока я от них освобождался, повернулась к окну и медленно сняла свою рыболовную сетку.
      Оставшись в одних снежно-белых чулках, она упала в кресло, закинула ноги на подлокотники и, улыбнувшись, тихо сказала:
      — Клюнула рыбка, клюнула! Теперь нам осталось только насадить её на крючок поглубже.
      Фраза прозвучала довольно двусмысленно. Тем более, что, произнося её, Клипса пальцы левой руки запустила себе в лоно, а правой притягивала меня к себе. Приближаясь к ней, я заметил сквозь щель в шторах тёмный силуэт на палубе. Это был полковник Суареш.
      Клипса оказалась великолепной партнёршей. Похоже было, что она проходила обучение в лучших борделях Парижа и Неаполя. Около трёх часов мы с ней демонстрировали Суарешу искусство секса высочайшей пробы в самых различных позициях и местах: и в кресле, и на постели, и прямо на полу. В перерывах между сексуальными подвигами Клипса посвящала меня в свой план действий, а я составлял в уме темпоральные уравнения, внося в них всё новые и новые члены. Детерминант, мало того, что оставался положительным, он неуклонно увеличивался. Я всё больше и больше убеждался, что мне здорово повезло в этой операции. Не каждый раз попадается под руку такая Клипса. В заключение Клипса, внимательно глядя на меня, спросила:
      — Ладно, с Суарешем всё ясно. А вот что мы дальше будем делать с этими документами, когда они окажутся у нас в руках?
      — Использовать по прямому назначению.
      — Что? Если я правильно тебя поняла, ты намерен отправиться в бассейн Амазонки, отдать документы генералу Бускеросу и гнить там вместе с ним в чине майора до конца дней своих во славу Великой Католической Империи?
      Я в свою очередь внимательно посмотрел на Клипсу. Не похоже, чтобы она сажала меня на крючок, как полковника Суареша. Помолчав, я спросил:
      — А если нет? Что тогда?
      — А тогда я думаю: грош нам, как омеговцам, цена, если мы не сумеем ими воспользоваться и сделать на них хорошие, и даже очень хорошие деньги.
      — Ты забываешь, что есть ещё полковник Сааведра и другие, желающие погреть на этом руки.
      — А мы с тобой из «Омеги» или нет? Мы что, не сможем от них отделаться?
      — Допустим. А дальше, что? Куда мы с этими документами пойдём?
      — Мы с тобой в Америку плывём или на Берег Слоновой Кости? Уж в Штатах-то найдутся денежные тузы, которые за этот проект ухватятся.
      — Конечно, ухватятся, — согласился я и рассказал Клипсе весь расклад о Штатах, которым я владел.
      Клипса задумалась.
      — Ты прав, — согласилась она, наконец, — Но тогда куда нам с ними податься?
      — Думать надо, — ответил я довольно неопределённо.
      — Хорошо, подумаем, — согласилась Клипса, — Только на Амазонку мы с ними не поедем. Решено?
      — Решено, — твёрдо ответил я.
      — Ты — молодец! И заслужил высшую награду. Я рада, что не ошиблась в тебе.
      Клипса соскочила с кровати, на краю которой мы сидели, опустилась на колени и наградила меня великолепно исполненным оральным сексом. Думаю, что при виде этого зрелища у полковника Суареша крыша съехала окончательно.
      — Кстати, Ребро, а как тебя зовут по-настоящему? — спросила Клипса, улегшись рядом со мной.
      — Рауль. Рауль Солано.
      — А я, как ни странно, действительно Анита Рейнхарт. Я решила, раз война кончилась, и с «Омегой» я завязываю, то теперь буду жить под настоящим именем.
      — Война-то действительно кончилась, Анита. А вот насчет «Омеги» ты заблуждаешься. С ней так просто не завяжешь и так просто от неё не уйдёшь. Ты думаешь, на «Гранте» нас из неё только двое? Плохо же ты Бускероса знаешь.
      — Достаточно хорошо, чтобы не быть на этот счет спокойной. Но мы уже договорились: Суареш — моя забота, Сааведра — твоя. Возьми на себя заодно и «Омегу».
      — Ха! Ты сколько людей из «Омеги» в лицо знаешь? Я — не больше десятка. Бускерос не такой дурак, чтобы послать на это дело людей, которые уже работали с нами. А сами они себя не выдадут. Это — не такие кретины, что у Сааведры работают.
      — Тем больше чести выйти из этого дела победителем. Ты ведь честолюбив Рауль? Не так ли?
      — Не столько честолюбив, сколько жить ещё хочу. А сейчас я пойду отдохнуть. Заездила ты меня, а завтра день будет не простой.
      Оставив каюту Аниты, я прошел по коридору и хотел свернуть в боковой проход, чтобы спуститься к своей каюте. Но у трапа маячила фигура. Это был один из боевиков Суареша. Я прошел к другому трапу, но там меня ждал ещё один боевик. Я вышел на палубу и направился к корме, где был ещё один трап. Но оттуда мне навстречу шел третий головорез. У меня был «Валет», но очень не хотелось затевать бойню в самом начале операции. Я повернул к носу парохода. Оттуда на меня надвигался четвёртый.
      А ведь это даже к лучшему! Я прижался к ограждению борта, и, когда боевики Суареша вплотную приблизились ко мне, сиганул вниз. Едва коснувшись воды, я ухватился за противоминный параван, растянутый вдоль борта почти у ватерлинии. Этот параван распускали, когда «Генерал Грант» проходил места сомнительные в отношении минных полей. Я приметил его ещё днём и уже тогда подумал, что «Грант» — не простой пассажирский пароход. Боевики перегнулись через борт, всматриваясь в темноту. Паравана они не видели и даже не догадывались о его существовании.
      — Где он? Утонул? — спросил один.
      — Как же! Стал бы он прыгать за борт, если бы плохо плавал. Да ты не там смотришь, он уже вон где должен быть, — второй махнул рукой в сторону кормы, — Ему нас уже не догнать.
      — Тогда, пойдём, доложим шефу, что американец ему больше мешать не будет.
      Они удалились. Я выждал ещё полчаса, благо вода была довольно тёплой. Боевики не возвращались. Тогда я по паравану подтянулся к носу парохода и по тому же паравану взобрался наверх. В свою каюту я прошел беспрепятственно. Эти идиоты настолько были уверены, что я остался далеко за кормой, что даже не наблюдали для страховки за моей каютой.
      У себя я переоделся, выпил пару глотков коньяка и немного вздремнул. Утром я написал Аните записку, в которой обрисовал ночное происшествие и изменившуюся ситуацию. В коридоре я поймал стюарда, сунул ему десять долларов и записку.
      — Отнесите в каюту двести шестнадцать, но так, чтобы никто не заметил.
      Стюард понимающе кивнул и унёс моё послание. А я вернулся в каюту и занялся изменением своей внешности. Этим искусством специалисты «Омеги» и хроноагенты владели в совершенстве. Через полчаса я стал тёмной масти, грузнее и ниже ростом (это было самое сложное), на лице появились морщины, а на носу горбинка. Губы стали более полными, а глаза более мутными, и под ними появились мешки. Фрэнк Дулитл исчез. Как звали того, кто смотрел на меня из зеркала, я и сам не знал.
      Весь день я слонялся по пароходу, пытаясь вычислить других агентов «Омеги», но успеха в этом деле не достиг. Зато я пришел к выводу, что боевики Сааведры что-то затевают. Правда, из обрывков их разговоров я понял, что их акция планируется не ранее следующего вечера. Это успокаивало; значит, у нас с Анитой в запасе больше суток. Несколько раз я встречал боевиков Суареша, но они меня, естественно не узнали. Я даже подсел в баре к Суарешу, угостил его пивом и поболтал с ним на отвлеченные темы.
      Суареш же в отношении Аниты перешел к активным действиям. Увиденное прошлым вечером так на него подействовало, что он утратил всякую осторожность, присущую офицеру спецслужбы. Так ему хотелось заполучить эту девицу к себе в постель.
      Анита, придя в бар, повертелась, делая вид, что разыскивает меня. Я подал ей условный знак, по которому агенты «Омеги» узнавали друг друга во время операций. Анита ответила, разочарованно вздохнула и подсела к стойке.
      Вот тут-то за неё и взялся Суареш. Он крутился возле неё, как кот возле флакона с валерьянкой, рассыпался в комплиментах. Там присутствовало всё: и медные волосы, и жемчужные глазки, и стройные ножки, и лебединая шейка, и изысканный гардероб. В голосе его слышалось зазывное мурлыканье, хвост его распушился. Ещё немного, и он начал бы тереться усами о сапожки Аниты. А Анита играла свою игру великолепно!
      Около часа она слушала Суареша равнодушно, вспоминая великолепного Фрэнка Дулитла. Второй час она Фрэнка уже не вспоминала, и равнодушие сменилось интересом. После обеда она уже мило щебетала и хихикала над остротами Суареша. К вечеру она уже звонко смеялась и не возражала, чтобы Суареш лобызал её ручки в коричневых перчатках и гладил её талию, плечи и колени.
      А Суареш накачивал её шаманским и виски и уже предвкушал великолепный сексуальный спектакль. Нисколько не слабее того, который он наблюдал вчера. Перед тем как выйти из бара Анита зачем-то сняла перчатки и, проходя мимо моего столика, уронила их к моим ногам. Я поспешно подхватил их и протянул ей.
      — Прошу, синьорина!
      — Благодарю, синьор!
      Анита приняла перчатки, и из одной из них мне в ладонь что-то выскользнуло. Когда Суареш с Анитой вышли, я разжал кулак. Ай да Анита! На моей ладони лежал личный жетон Гарсиа Суареша, полковника спецподразделения Бессмертной Гвардии. На такую удачу я не рассчитывал. Это значительно упрощало дело.
      Я прошел в свою каюту. Там я засунул за пояс «Писмейкер» и рассовал по карманам всякую нужную мелочь. Оттуда я направился прямо к каюте Суареша. Его остолопы торчали в коридоре все четверо, и мне ничего не стоило перестрелять их в течение нескольких секунд. Но потом пришлось бы возиться, оттаскивать куда-то трупы. Я решил действовать по-другому и побрёл по коридору фланирующей походкой подвыпившего гуляки, сопровождаемый внимательными взглядами боевиков.
      Дойдя до каюты Суареша, я внезапно остановился и резко повернулся к верзиле, стоявшему у дверей. Тот остолбенел. Остальные трое быстро направились к нам, доставая на ходу оружие. На их физиономиях было нарисовано такое недоумение, что мне стоило больших трудов не расхохотаться. Подождав, пока они приблизятся, я представился:
      — Привет, кабальерос! Лейтенант Ребро, подразделение «Омега».
      Они ничего не поняли, но об «Омеге» кое-что слышали. Верзила, стоявший у дверей, осторожно спросил:
      — И что здесь нужно лейтенанту из «Омеги»?
      — А то, кабальерос, что вы бездарно охраняете своего шефа. Вы знаете полковника Сааведру? Так вот, он уже спланировал на эту ночь акцию. А вы столпились тут, как бараны у водопоя. Вас же за несколько секунд уберут, и вы даже не поймёте, откуда стреляют.
      — Слушай, ты, Череп, или как тебя там, — сказал тот, что стоял справа, — Шел бы ты по своим делам, а своё дело мы знаем.
      — Ха! Ваш шеф тоже знает, как вы его знаете. Поэтому он и поручил мне лично заняться его охраной в эту ночь. Сейчас я вас расставлю по постам и проинструктирую. А здесь вам нечего делать, только шефа своего засвечиваете.
      — Что!?
      Верзила поднял пистолет и попытался ткнуть стволом мне в солнечное сплетение. Я отступил на шаг и улыбнулся.
      — Кабальерос, вы плохо знаете, что такое «Омега», — я откинул полу пиджака и показал им «Писмейкер», — Если бы я хотел добраться до вашего шефа, то из этой штуки я убрал бы вас всех ещё пять минут назад. Но мне нужно совсем другое. Полковник предвидел такой оборот и, чтобы вы не задавали лишних вопросов и не делали резких движений, поручил показать вам это.
      Я сунул им под нос жетон Суареша. Верзила шумно сглотнул. Они прекрасно знали, что это такое. У каждого из них был такой же жетон, только рангом значительно ниже. Этот жетон можно было забрать только у мёртвого гвардейца.
      — Вопросы ещё есть? Если нет, то ты, — я ткнул пальцем в верзилу, — сейчас пойдёшь со мной. Вы все пока оставайтесь здесь, я вернусь за вами через несколько минут.
      Мы с верзилой вышли на палубу, где я быстро спровадил его за борт. Вряд ли он догадался ухватиться за параван. К тому же, я ещё днём приподнял его повыше над водой. Таким же образом, по одному, я отправил купаться всю команду Суареша. Это заняло не более тридцати минут. До назначенного Анитой времени оставалось ещё четверть часа. Я вышел на палубу и закурил. Было тихо, из-за борта не доносилось ни звука. Ещё бы! Последний отправленный за борт охранник плавал где-то в нескольких милях за кормой или уже тихо и мирно шел ко дну.
      Бросив взгляд на часы, я направился к каюте Суареша. С её немудрёным запором возиться долго не пришлось. Гарсиа Суареш лежал на постели, не подавая никаких признаков жизни. Анита, великолепная в своей наготе, обыскивала каюту.
      — Нашла что-нибудь? — спросил я её, устраняя свой маскарад и принимая прежний облик.
      — Ничего. Ровным счетом ничего интересного. И куда это он всё запрятал?
      — Что ж, придётся спросить у него самого.
      — Ага! Так он тебе и расскажет!
      — А мы его хорошо попросим. Давно ты его отключила?
      — Минут двадцать назад.
      Я кивнул, достал из кармана две пары наручников и сковал Суареша по рукам и ногам. Потом я достал шприц-тюбик с соответствующим зельем и сделал полковнику инъекцию. По его телу пробежала судорога, он глубоко вздохнул и открыл глаза. Увидев меня, он вздрогнул, лицо его перекосилось.
      — Дулитл!? Вы же… — он замолчал.
      — Увы, полковник, — улыбнулся я, — слухи о моей смерти оказались несколько преувеличенными. Разрешите представиться. Лейтенант Ребро из подразделения «Омега». А это, — я кивнул в сторону Аниты, — капрал Клипса из того же подразделения.
      Только сейчас Суареш заметил, что он скован по рукам и ногам. Он, конечно, знал, что такое «Омега» и знал, что ничего хорошего ему встреча с этой организацией не сулит. Но привычка командовать взяла своё. Он возмущенно прохрипел:
      — Что всё это значит? И где мои люди?
      — За ваших людей можете не беспокоиться. Они сейчас принимают морские ванны. За много миль отсюда. Если им повезёт, то утром их подберёт какой-нибудь военный корабль. Их сейчас много в этих водах. А что касается нас, то мы просто хотели с вами побеседовать. И хотели так настоятельно, что решили сковать вас. Извините. Мы просто подумали, что вы пожелаете уклониться от беседы, а это, признаюсь, нас очень бы огорчило.
      — Что вам нужно?
      — Вопрос прямой, ответ тоже будет прямым. Нам нужны документы Вацлава Черны. В них, напомню, речь идёт о холодных ядерных реакциях. Где они?
      Суареш криво усмехнулся.
      — Вон оно что! Ищите сами.
      — Мы уже искали, но не нашли. Подскажите нам, прошу вас.
      — Нашли идиота!
      — Действительно, нашли. Полностью с вами согласен. Но раз вы отказываетесь, я вынужден буду просить убедительней. Кстати, капрал, оденьтесь. Неудобно вести допрос, в чем мать родила. Это будет отвлекать внимание господина полковника.
      Анита прыснула и натянула свой сарафан прямо на голое тело. А я выдернул шнур из настольной лампы и разделил его на два отдельных провода. Оголив концы, я начал зачищать их ножом. Суареш внимательно следил за моими манипуляциями, и лицо его постепенно приобретало серый оттенок. На лбу выступили капли пота. Не обращая внимания на его состояние, я деловито обмотал один провод вокруг большого пальца его ноги. Полковника начало трясти мелкой дрожью. Он сам много раз проводил допрос третьей степени и прекрасно знал, через что ему сейчас предстояло пройти. Но он всё-таки пытался храбриться.
      — Вы можете убить меня, — прохрипел он, лязгая зубами, — но своего не добьётесь.
      — А почему вы решили, что мы собираемся убивать вас? — возразил я, — Нет, полковник, нам не нужен ваш труп. Нам нужны документы Вацлава Черны. И мне кажется, что через несколько минут мы узнаем, где вы их прячете.
      Я протянул вилку Аните.
      — Капрал, включите в розетку по моей команде. А вы, господин полковник, когда надумаете сказать нам что-либо интересное, дважды кивнёте головой. А пока, — я оторвал кусок простыни и скатал его в комок, — будьте любезны открыть рот. Я сильно опасаюсь, что вы разбудите полпарохода. На беженцев, я полагаю, вам плевать, но ведь сюда может прибежать и полковник Сааведра со своими людьми. Ну, будьте умницей.
      Но Суареш только крепче стиснул зубы.
      — Полковник, это же неразумно! Вы же понимаете, что я всё равно вставлю вам кляп, но при этом причиню ущерб вашим великолепным зубам. Зачем вам это нужно?..
      И тут меня осенило. Я вспомнил ту усмешку, которой он ответил на мой первый вопрос. Вспомнил я и то, как Суареш улыбался в баре, глядя на Аниту. Я обернулся. Анита стояла возле штепсельной розетки, готовая воткнуть в неё вилку.
      — Отставить, капрал. Это уже не требуется.
      Анита недоумённо уставилась на меня, а я тихо засмеялся и сказал:
      — Я знаю, где документы. Поищи здесь что-нибудь вроде плоскогубцев или щипцов.
      Анита всё ещё не понимала меня, но Суареш буквально позеленел. А я пояснил Аните свою догадку:
      — Помните, капрал, как он улыбался? Вы обратили внимание, какие у господина полковника красивые и здоровые зубы? Все, кроме одного. Один коренной зуб у бедняги скрыт под коронкой, совершенно новой. И не золотой, как больше бы пристало офицеру бессмертной Гвардии такого ранга, а из обычной нержавеющей стали. Меня это наводит на мысль, что под ней что-то спрятано. Интересно только, что именно? Сейчас мы узнаем. Извините, полковник, — я взялся за нож, — но нам придётся причинить некоторый ущерб вашим здоровым зубам.
      — Не надо, — ответил Суареш, — Ваша взяла, лейтенант. Вы гораздо умнее, чем кажетесь на первый взгляд. Под коронкой действительно спрятана проявленная микроплёнка с фотокопией документов Вацлава Черны.
      — Тогда, будьте добры вручить её нам.
      — Не спешите, лейтенант. Я предлагаю вам сделку.
      — Это интересно! Какую же?
      — Эти документы, лейтенант, стоят больших денег. Огромных денег, каких у вас не будет никогда, ни при каких других обстоятельствах. Вы ликвидировали мою команду. Ну и черт с ними! Они не стоили тех денег, которые я им платил. Но вы верно сказали: здесь присутствует полковник Сааведра со своими людьми. Если вы согласитесь прикрыть меня от них и поможете благополучно добраться до Америки, я возьму вас в долю.
      — И какова будет эта доля? Не забывайте, что в этом деле участвует и капрал.
      — Пятьдесят процентов, — подумав, сказал Суареш.
      — Не пойдёт! Наши условия — две трети! И давайте, не будем торговаться. Вы же понимаете, что мы с капралом можем спокойно превратить вас в труп, изъять у этого трупа микроплёнку, а труп отправить за борт. В результате мы получим по пятьдесят процентов каждый.
      — Но вы же не знаете, кому предложить это открытие, и вряд ли выручите за него больше четверти настоящей цены.
      — Нас и это вполне устроит. А вы-то сами знаете?
      — Конечно. В Штатах меня уже ждут.
      Мы с Анитой переглянулись и обменялись улыбками.
      — И, тем не менее, полковник, — сказал я, — мы вынуждены настаивать на своих условиях: по одной трети каждому. В противном случае мы поступим так, как я только что говорил. Согласны?
      — Согласен, — вздохнул Суареш.
      Я расстегнул наручники и помог ему встать. Полковник оделся и достал бутылку вина, которым мы спрыснули сделку. После этого я предложил:
      — А теперь обсудим, как мы будем действовать дальше. Всё-таки, у Сааведры восемь агентов, и сам он — девятый. По три на брата. Многовато.