И снова начался утомительный марш на запад. С каждым часом мы приближались к заветной точке, где нам обеспечивали переход границы. Но когда до неё осталось чуть больше пятнадцати километров, над падью, которой мы шли, пролетел вертолёт. Мы успели залечь, и пилоты не заметили нас, так как пролетели поперёк пади. Однако, с юго-востока и с востока доносился шум вертолётных моторов. Это означало только одно: китайцы расширили зону поиска. Следующий вертолёт опять пролетел поперёк пади, и нас снова не заметили. Но это не обнадёживало. Они уже разбили местность на квадраты и сейчас начнут летать между сопками. При свете дня нас обнаружат самое большее через полчаса. Надо было прятаться.
      На наше счастье в двухстах метрах впереди оказалась обширная впадина, густо заросшая полынью. Только мы успели в ней затаиться, как над падью на высоте не более десяти метров прошел Ми-4. От его винта даже снежные вихри поднялись. Но мы уже надёжно укрылись. Однако праздновать победу было рано. За вертолётами следовало ждать пешие группы поиска. Они будут тщательно проверять именно такие места, вроде тех, где мы прятались. А если они обнаружат наши следы, то можно будет считать нашу эпопею завершенной.
      Впрочем, здесь на нашей стороне был скверный Забайкальский климат: малое количество осадков и постоянный, сильный ветер. Через какой-нибудь час следов уже не будет видно. Но для этого надо, чтобы этот час прошел без последствий. Через пятнадцать минут вертолёт прошел в обратном направлении. «Языка» в его предательском бушлате цвета хаки мы успели закидать кустами полыни и снегом. А нас в маскировочных комбезах с воздуха заметить было весьма непросто.
      До спасительной темноты ждать оставалось ещё не менее пяти часов. И в любой из этих часов нас могли обнаружить группы поиска. Мы заняли круговую оборону, уложив в центре Седова и пленного майора. Медленно, очень медленно тянулись минуты. И минуты эти никак не желали складываться в часы.
      К исходу донельзя длинного первого часа Корнеев тихо и спокойно произнёс:
      — Хунхузы!
      Слева наискось по склону сопки спускалось отделение китайцев. Они должны были пройти мимо, метрах в ста пятидесяти-двухстах от нас. Но они могли и взять немного в сторону. Тогда они вышли бы прямо на нас. Такое было вполне возможно. И такое уже было. Но если в тот раз мы имели дело с отдельной группой, далеко оторвавшейся от своих и потерявшей с ними всякую связь, то сейчас первый же выстрел с любой стороны привлечет сюда не меньше роты китайцев. Конечно, половина их останется здесь, патронов у нас много. Но и мы останемся, в итоге, вместе с ними. Однако иного было не дано.
      — К бою! — подал я команду.
      Никто не двинулся с места. Все только сняли предохранители и дослали патроны. Не было резона менять позиции, когда мы лежим в круговой обороне. Да и опасно было двигаться. Малейшее шевеление травы могло привлечь внимание китайцев. Разведчики только плотнее прижались к земле и внимательно и напряженно следили сквозь редкую стенку полыни за движением противника. Свернут или не свернут?
      Крайний к нам китайский солдат прошел всего в ста метрах от нашего укрытия. Мы облегченно вздохнули хором. Последние минуты мы лежали, затаив дыхание, и мысленно молились, чтобы Седов не пришел в себя и не застонал. Но это был далеко ещё не конец.
      Примерно через полчаса по противоположному склону прошла ещё одна группа. Потом ещё одна пересекла падь метрах в двухстах от нас. Всё это сильно действовало на нервы. Больше всего я опасался, что кто-то из ребят не выдержит и откроет огонь. Но психика разведчиков оказалась крепкой. Скорее всего, сработал инстинкт самосохранения. Жажда жизни оказалась сильнее страха. Все прекрасно понимали: первый выстрел — наш смертный приговор. Понимали и держали себя в руках. Но в любом случае, держать палец на спусковом крючке и наблюдать за передвижением смертельного врага, который может обнаружить тебя в любую секунду и выстрелить первым; занятие не для слабонервных. Кто не верит, пусть попробует.
      Провожая взглядом третью группу, я думал: неужели китайские офицеры такие идиоты, что не могут сообразить, послать группы вдоль пади? Ведь где ещё могут укрываться советские разведчики? Но я, как оказалось, был о них слишком низкого мнения. Видимо, первые три группы передвигались на свои места, блокируя эту падь. Потому что через час Васечкин сообщил:
      — Снова идут! Прямо на нас.
      Из-за сопки показались двенадцать китайских солдат. Они шли цепью, развёрнутой поперёк пади. И не похоже было, что они собирались подняться на один из склонов и опять пройти мимо нас.
      — Всё, братва, — каким-то будничным, спокойным тоном сказал Цыретаров, — Вот мы и отбегались.
      — Верно, Гриня, — поддержал его Корнеев, — Не всё котам масленица. Вот он и идёт Великий Пост.
      — Отставить разговоры! — подавил я начинающийся обмен предсмертным остроумием, — Есть желающие быть объявленным перебежчиком со всеми вытекающими? Нет? Тогда пусть последний выдернет из неё колечко.
      С этими словами я бросил в середину гранату Ф-1, «лимонку», страшное ребристое «яичко» с разлётом осколков до двухсот метров.
      — А теперь, всем умереть! Подпустить метров на пятьдесят и бить в упор, наверняка. Так, чтобы после первого залпа вскочить и попытаться уйти через их трупы. Гриценко, Цыретаров, возьмёте Седова. Всё. К бою!
      Цепь китайцев неумолимо приближалась. Триста метров, двести, сто пятьдесят. Уже почти можно разглядеть лица в тусклом свете опускающихся сумерек. Они ещё не знают, что через сто метров их всех ждёт неминуемая смерть. С такого расстояния из Калашникова даже целиться не надо. А у нас, возможно, появится шанс спастись. Пусть мизерный, исчезающе-малый, и, вероятно, не для всех, но шанс.
      Внезапно прозвучала команда на китайском языке, и цепь остановилась, не дойдя всего пятьдесят метров до рокового рубежа. Усталые солдаты уселись прямо на снег. Только один, видимо офицер, остался стоять и слушал что-то по портативной рации. Снова прозвучала команда. Группа вскочила и бегом стала подниматься по левому склону. Очевидно, какая-то из групп обнаружила за сопкой нечто подозрительное.
      — Эх, и повезло же хунхузам! Ишь, как шустро побежали, — пробормотал Гриценко, ставя автомат на предохранитель.
      — Нам тоже повезло, пока, — ответил я, — И неизвестно, кому больше.
      Я не знаю, что обнаружили за сопкой поисковые группы, но до наступления темноты в нашу падь китайцы больше не наведывались. Когда небо усеялось звёздами, мы выждали ещё два часа и осторожно, как волки, готовые каждую минуту ко всяким сюрпризам, тронулись в путь.
      Через три часа мы вышли к дороге, идущей вдоль берега Аргуни. Соваться на неё с ходу мы не стали, а остановились за сопкой. Надо было дать «отдохнуть» пленному и разведать обстановку на дороге. Мы снова связали китайца, и я ввёл ему нейтрализатор. Гриценко, Корнеев, Васечкин и Алахвердиев ушли на разведку. До планируемого времени перехода оставалось не более четырёх часов.
      Примерно через час разведчики вернулись. Корнеев доложил:
      — Дорога полностью перекрыта. Плотно стоят.
      — И злые как черти, — добавил Васечкин.
      Это было понятно: стоять на дороге всю ночь и неизвестно ещё, сколько стоять придётся. Вот как нам эту дорогу форсировать, было совершенно непонятно. Я оставил с Седовым и китайцем Корнеева с Алахвердиевым, наказав Сергею по истечение трёх часов снова ввести китайцу препарат Д. Сам с Гриценко, Цыретаровым и Васечкиным поднялся на гребень сопки, понаблюдать за дорогой и поискать решение.
      Но с первого же взгляда стало ясно, что простого решения не будет. Прямо под сопкой на дороге стоял БТР-152 с пулемётом. Справа и слева от него дорогу попарно патрулировали китайские солдаты. В темноте невозможно было угадать расстояние, которое они перекрывали. Но по огонькам сигарет (все солдаты Мира одинаковы, и все они с удовольствием нарушают жесткие рамки уставов) можно было предположить, что это отделение закрывает участок дороги более двух километров. Гриценко подтвердил мою догадку, что к востоку и к западу находятся такие же заставы.
      Проскочить через дорогу незамеченными нечего было и думать. Один человек ещё мог бы подловить момент, да и то, риск был очень велик. А уж группе из шести разведчиков, да с раненным, да ещё и с «языком» лучше было не рисковать. Искать обход или брешь в цепи перекрытия? Пустая затея. Кто его знает, может быть они действительно вывели в оцепление всю дивизию. Этак мы будем передвигаться до утра и удаляться от места, где готовится нам переход, Время знает на сколько километров. А если до утра не найдём? Снова лежать и каждую минуту ждать появления китайцев? Хватит с нас и одного такого дня. Да и «язык» после этого потеряет всякую ценность, препарат Д разрушит его психику. А «раскрепостить» его тоже нельзя. У нас раненный на руках. Двоих мы тащить просто не сможем, сил не хватит.
      Ждать и надеяться, что оцепление снимут? Пустая надежда. Пока мы лежали на вершине сопки, по дороге проехал джип. Возле БТРа он остановился, и до нас донеслись несколько громких фраз на китайском языке. Говорил кто-то очень злой и раздраженный. Видимо, делал «накачку» командиру отделения, напоминая о бдительности. Было ясно, что оцепления не снимут, а утром эти цепи двинутся на прочесывание местности. Судя по всему, китайцы весьма точно вычислили район, где мы находимся. Я не мог поручиться, но мог предположить, что такие же оцепления выставлены и с флангов, и с тыла. Короче, как сказал Цыретаров, отбегались.
      Впрочем, решение было. Но оно было отнюдь не простым, и чтобы принять его надо было не только оценить обстановку и прийти к выводу, что другого выхода нет, но и решиться на него. Я колебался и никак не мог заставить себя произнести роковые слова, когда к нам поднялся Алахвердиев.
      — Старый! Седов очнулся.
      — Как он?
      — Очень плохой. Глаза открыл, попросил пить, но ничего не понимает. Серёга доложил ему обо всём, а он слушает его как шум водопада.
      — Ясно. А как китаец?
      — Лежит.
      — Иди назад. Скажи Серёге, пусть через двадцать минут сделает хунхузу укол.
      Ясно мне было одно. Если мы в ближайшее время не переправим Седова на наш берег и не передадим его медикам, у нас на руках останется только его труп. Старший лейтенант умирал. Тут было уже не до колебаний. Я сплюнул и, ни к кому конкретно не обращаясь, тихо сказал:
      — Шумнуть бы километрах в двух-трёх отсюда.
      Ответом мне было молчание. Все прекрасно понимали, что кроме нас организовать этот шум и, тем самым, отвлечь на себя внимание китайцев, некому. Причем шуметь следовало, самое меньшее, из двух автоматов. Китайцы — не дураки, на одиночного бойца они не будут снимать силы с других участков, быстро поймут, что к чему.
      Я знал, что за час до планируемого перехода группа прикрытия поднимет на границе приличный шум где-нибудь километрах в двадцати отсюда. Но я никогда не считал противника глупее себя. Раз уж они вычислили район, где мы находимся, то шум с той стороны они правильно расценят, как попытку отвлечь внимание, и ещё плотней стянут кольцо окружения. Шум нужен был с этой стороны. И шум хороший.
      Но всё дело было в том, что у тех, кто будет шуметь, шансы прорваться на нашу сторону будут не минимальные и даже не нулевые. Они будут отрицательные. Ведь их задача будет состоять не в том, чтобы переправиться на тот берег; это двоим сделать несравнимо легче чем всей группе. Их задача будет оставаться на этом берегу и до последней возможности отвлекать на себя силы китайцев. Создавать впечатление, что группа прорывается именно здесь.
      Все это прекрасно понимали и молчали. Я тоже молчал и отсчитывал про себя время. Произнося роковые слова, я заранее решил, что если за три минуты никто не решится, то шуметь пойду я сам.
      — А что? Я люблю пострелять вволю, — спокойным, будничным голосом сказал вдруг Гриценко, — Кто со мной?
      — Я! — хором ответили Васечкин и Цыретаров.
      — Нет, мужики, — возразил Гриценко, — Втроём им с раненным и языком через Аргунь не перебраться. Со мной пойдёт, — он на секунду задумался, — Со мной пойдёт Гриня. Старый, ты не возражаешь?
      — Не возражаю, — сказал я, отдавая Гриценко свои гранаты, и обратился к Васечкину, — ты тоже отдай, им они будут нужнее.
      — Вот за это спасибо! — обрадовался Цыретаров, — Ну, мы пошли.
      — Подожди, — остановил я его, — Сделаем ещё вот что.
      Я достал блокнот и светящейся пастой набросал шифровку.
      — Перед тем как начать шум, выйдете в эфир вот с этим. Наши сейчас на дежурном приёме, примут и поддержат вас одной или двумя БМП. И шуму будет больше, и вам — полегче. Да и хунхузы сейчас щупают эфир, наверное, сразу пятью пеленгаторами. Засекут вас весьма точно.
      — Это — дело, — согласился Гриценко, — Вы только здесь не оплошайте, а мы не подведём.
      С этими словами Гриценко и Цыретаров исчезли в темноте. Спокойно, без лишних слов, словно шли не на верную смерть, а на обычную разведку, обстановку проверить. Но через несколько секунд Цыретаров вернулся, оставил нам свою надувную лодку и снова исчез. Ребята уже вычеркнули себя из жизни. Переправиться вплавь через ледяную Аргунь не было никакой возможности. Да и не думали они об этом, они думали о нас.
      Мы с Васечкиным спустились вниз. Седов лежал на снегу и смотрел в звёздное небо.
      — Как себя чувствуешь, Федя? — спросил я его, — Сейчас будем домой пробираться.
      — Не ответит он, Старый. Не слышит он ничего, — сказал Корнеев и спросил, — А где Васёк с Гришей?
      — Шуметь пошли, — коротко объяснил я.
      Сергей всё понял и не стал задавать лишних вопросов, за что я был ему несказанно благодарен.
      — Хунхуза уколол?
      — Вколол.
      — Тогда разделим гранаты, мы свои ребятам отдали, и будем готовиться к движению.
      Через двадцать минут мы поднялись на сопку. Дорога была тяжелая, но Седов не издал ни звука и продолжал глядеть на звёзды неподвижными глазами. Скорее всего, он уже ничего не чувствовал и не осознавал. На дороге всё было по-прежнему. Так же маячил БТР и передвигались, патрулируя свои участки, пары солдат.
      — Действуем так. Когда начнётся шум, спускаемся вниз и ждём за теми кустами. Как только дорога освободится, Игорь и Гурбон с командиром и китайцем — бегом к Аргуни. От дороги до неё здесь чуть больше двухсот метров. Мы с Серёгой прикрываем. Сразу надувайте две лодки и чиркните зажигалкой. По этому сигналу пойдём и мы. Вы нас не ждите, сразу отваливайте. В одной лодке пойдёт Гурбон с Седовым, в другой — Игорь с китайцем. Всё ясно? Тогда ждём.
      Никто не сказал ни слова. Всё было понятно. В первую очередь надо переправить раненного и «языка». Отход всегда прикрывают самые опытные.
      Ждать пришлось недолго. Скоро с востока донёсся звук автоматной очереди из китайского АК. Ей ответила очередь из советского АКМ. Ребята поступили правильно. Они не стали первыми открывать огонь и вызвали его на себя, попытавшись пересечь дорогу. Завязалась перестрелка. К треску автоматных очередей присоединился стук пулемёта. Взлетело несколько ракет. Мы осторожно спустились с сопки и затаились в кустах в пятидесяти метрах от дороги.
      А на востоке разгорался настоящий бой. Уже рвались гранаты. Я внимательно прислушивался: в автоматной разноголосице четко прослушивалась работа двух наших АКМ. По отдельности звук советского и китайского автоматов различить трудно, а когда они работают вместе, отчетливо слышно, как китайский АК захлёбывается от собственной скорострельности. Его очереди звучат более слитно.
      Китайцы на дороге прекратили движение и смотрели на восток. Мы ждали. Наконец, видимо, прошла команда. Прозвучала китайская речь, солдаты стоявшие западнее, побежали к машине, мотор завёлся, и БТР двинулся на восток, подбирая по дороге патрульных.
      Мы продолжали ждать, затаив дыхание. Через несколько минут с запада проехал ещё один БТР, за ним ещё и ещё. Нешуточные силы притянули к себе ребята. Каково им там приходится? С востока доносился непрерывный автоматный треск и дробь пулемётов. Но в этом «оркестре» ухо четко улавливало партию двух советских автоматов. Значит, Григорий и Василий живы и ведут бой.
      Бронетранспортёры с запада проходили через равные промежутки времени. Я насчитал их шесть штук, после чего движение на дороге прекратилось. Одновременно я уловил, что дуэт АКМ прервался и перешел в соло. Остался кто-то один. Но кто? Гриценко или Цыретаров? Этого мы никогда уже не узнаем. А АКМ продолжал свою одинокую песнь в сопровождении китайских автоматов и пулемётов. Изредка, как удар барабана, бухали разрывы гранат. И тут в этот «концерт» вступили новые «инструменты». Я услышал характерный звук, и мне захотелось заорать от радости. Это били орудия БМП. Значит того, кто остался поддерживают с нашего берега. Наш замысел полностью удался. Теперь китайцы окончательно поверят, что мы прорываемся именно в том месте. На дороге по-прежнему никого не было.
      — Гурбон, Игорь! Вперёд! — приказал я.
      Ребята подхватили Седова и побежали через дорогу. Я толкнул в спину пленного и приказал по-китайски:
      — Вперёд! Бегом!
      Тот безропотно побежал за разведчиками и скрылся вместе с ними в темноте. До боли в глазах мы с Корнеевым всматривались в темноту и прислушивались к перестрелке на востоке. Раз стреляют, значит, тот, кто остался в живых ещё держится и притягивает к себе китайцев, давая нам возможность переправиться.
      Далеко-далеко на севере вспыхнул и тут же погас слабый огонёк. Мы с Сергеем выдохнули одновременно: «Пошли!», вскочили и бросились к дороге. И тут случилось непредвиденное. Слева раздался шум мотора, и из-за сопки выкатил БТР-152, осветив нас с Сергеем фарами. Тотчас ударил пулемёт, и над головой противно заныли пули. Мы бросились на землю, перекатились через дорогу и метнулись в сторону, чтобы уйти из конусов света. Но БТР уже разворачивался в нашу сторону, пулемёт поднимал вокруг нас фонтанчики снега, а через борта прыгала на землю пехота, разворачиваясь в цепь. Нам с Сергеем не оставалось ничего, кроме как принять бой. И откуда взялся этот чертов БТР?
      Уже в Монастыре я узнал, что у этого бронетранспортёра на подъёме заглох мотор, и водитель наладил его как раз в тот момент, когда мы с Корнеевым решили пересечь дорогу. Это была роковая случайность, которую невозможно было предусмотреть. Магистр тоже ничего не знал об этом бронетранспортёре, иначе он предупредил бы меня.
      Мы залегли и открыли огонь, отвлекая на себя внимание китайцев, чтобы они не заметили Алахвердиева и Васечкина. Но наши старания были напрасными. Немного сзади и слева от меня ударил третий АКМ. Я оглянулся и обалдел.
      — Гурбон! Ты что здесь делаешь?
      — Стреляю! — ответил Алахвердиев, выпустив по наступающим китайцам длинную очередь.
      — А Игорь где?
      — Языка стережет, — и снова очередь.
      — Вы с ума сошли! Немедленно уходите на наш берег!
      — А вы?
      — Мы вас прикроем!
      — Нет, Старый! Мы вас не бросим! — и снова очередь.
      — Ефрейтор Алахвердиев! Немедленно доставить языка и раненного на наш берег! Это — приказ, мать твою! Рвите когти, Гурбон, мать твою, всю в саже! Не хрен здесь всем за зря пропадать. Мы выберемся. Дёргайте отсюда!
      До Алахвердиева дошло, он выстрелил последний раз, поменял магазин, бросил мне две гранаты и исчез в темноте. Но было уже поздно. БТР ещё раз развернулся, и в свет его фар попали две лодки у берега. Пулемётчик немедленно перенёс огонь на них. С нами справится и пехота, да и помощь сейчас подойдёт. А этих упустить никак нельзя. Васечкин отгрёб подальше от берега, и его подхватило течение. А вот Алахвердиеву придётся туго, если мы ничего не предпримем.
      Первое, что я попытался предпринять, это подавить пулемет огнём из автомата. Но из этого ничего не вышло. Китайцы установили в качестве защиты пулемётчика броневой щиток, и мои пули только рикошетировали от него.
      — Старый! Прикрой меня, я пошел! — крикнул Корнеев.
      Я понял его намерение: он хотел подобраться к бронетранспортёру вплотную и забросать его гранатами, благо сверху БТР-152 открыт как кузов грузовика. Это было рискованно, но другого выхода всё равно не было. Я швырнул в наседающих китайцев две «лимонки», заставив их прижаться к земле, и длинной очередью разрядил магазин автомата, не давая им поднять головы.
      Сергей привстал, готовясь совершить свой бросок к бронетранспортёру. Но в этот момент с северного берега в лоб БТРа ударила пулемётная очередь, и тут же, следом за ней, прилетела реактивная кумулятивная граната. Грянул взрыв, БТР вспыхнул, пулемёт замолчал, фары погасли. А пулемёт с северного берега прижимал китайцев к земле, стегая по ним длинными очередями. Нас поддерживали огнём БМП.
      Вторая БМП ударила левее. Оттуда подходил ещё один БТР. Оператор-наводчик промахнулся, но БТР резко изменил направление движения, и из него посыпалась пехота. Её тут же уложили на снег пулеметные очереди, но это не помешало им открыть огонь по нам. Становилось жарко. Надо было уносить ноги. Если в ближайшие минуты сюда пожалуют все БТРы, ушедшие на Гриценко и Цыретарова, то нам даже поддержка не поможет.
      — Серёга! Отходи, я прикрою! Потом меняемся! — крикнул я.
      Корнеев откатился в сторону и исчез где-то сзади. Я швырнул ещё одну гранату и выпустил длинную очередь. Сразу же откатился в сторону и отполз назад. Китайцы начали долбить по тому месту, где я только что лежал. Но сзади ударил автомат Корнеева. Под его прикрытием я короткими перебежками двинулся по направлению к берегу. Пули свистели и справа, и слева, и над головой, и чмокали под ногами. Любая из них могла стать моей, но не стала. Я знал точно: раз я их слышу, значит, мимо; свою пулю я не услышу. Хорошо ещё, что наши пулемёты и Корнеев прижимали китайцев к земле и не давали им как следует прицелиться.
      Проскочив мимо Сергея и пробежав ещё метров сорок-пятьдесят, я залёг и открыл огонь. Теперь стал снова отходить Корнеев. А с нашего берега непрерывно били пулемёты и ухали орудия БМП. Так мы с Сергеем, поочерёдно играя в пятнашки со смертью, добрались до берега. Лодки Алахвердиева там уже не было. Значит, он уже на нашем берегу. Я извлёк пакет, открыл вентиль баллончика и бросил всё это в воду. Через полминуты перед нами была надувная лодка.
      — Поехали, Серёга! — крикнул я.
      Корнеев поднялся и, как-то неестественно перегнувшись, направился ко мне.
      — Что с тобой?
      — Зацепило, б…!
      — Куда?
      — В правый бок.
      — Грести сможешь?
      — Не знаю. Попробую.
      — Лучше не пробуй. Ложись, сам справлюсь
      Корнеев буквально свалился в лодку, я столкнул её поглубже, и мы, подгоняемые свистом пуль, поплыли к нашему берегу. Взлетели осветительные ракеты. На фоне черной реки, залитой мёртвенным светом, я в своём светло-сером комбезе оказался прекрасной мишенью. Но китайцы не успели пристреляться. Наши операторы-наводчики оставили китайцев в покое и быстро расстреляли висевшие над Аргунью «фонари». А я грёб так, словно участвовал в Олимпийской регате. Несмотря на приличный морозец, я под комбезом был весь мокрый. А над головой занудно выли пули и шлёпались в воду.
      Наконец лодка ткнулась в берег. Я выбросил на берег автоматы и начал вытаскивать отрубившегося Корнеева. Тотчас несколько пар рук помогли мне. Меня подхватили под руки и потащили.
      — Быстрее, Старый, быстрее! Эх, и жарят, сволочи! Здорово вы их разозлили!
      Неподалёку стояла БМП, к ней меня и тащили.
      — Стойте, мужики! А где мой автомат? — спохватился я.
      От машины отделился человек невысокого роста в черном комбинезоне и обнял меня за плечи.
      — Успокойся, Володя, несут твой автомат. Да успокойся же ты! Всё кончено, ты уже дома.
      Это был командир батальона, майор Сурков.
      Я попытался доложить:
      — Товарищ гвардии майор! Группа вернулась из поиска. Задание выполнено…
      — Отставить, старшой! Всё знаю. Скажи только, где ещё двое: Гриценко и Цыретаров? Ждать их нам?
      — Это они поднимали шум.
      — Понятно. Последний АКМ замолчал, когда мы открыли огонь отсюда. Садись, поехали.
      — А где Седов, Корнеев, язык?
      — Седова и Корнеева уже увезли на санитарке. Языка тоже уже нейтрализовали и увезли. Поехали и мы. Ты, Володя, даже не представляешь, что вы натворили! У них вся дивизия уже сутки на ушах стоит, поднятая по тревоге. У этого майора была с собой карта с указанием районов развертывания частей дивизии для атаки нашей территории. Он поехал выбирать места для пунктов связи. И охрану, дурак, не взял с собой. Наши всё время их переговоры слушали. Постоянно звучала фраза: «Любой ценой! Любой ценой!» А пять часов назад прошло сообщение: «Они в кольце!» Мы уж решили: всё. А вы вырвались и языка притащили! Жалко ребят, но на войне, как на войне. Они — настоящие мужики, солдаты. Поехали, отдохнуть вам надо.
      Оказавшись в Монастыре, я проследил судьбу всех, с кем так плотно связала меня эта операция. Вся группа была представлена к орденам. Гриценко, Цыретаров и Седов — посмертно. Седов умер на операционном столе, сердце не выдержало. Старший сержант Лавров уволился в запас, окончил институт и работал на авиационном заводе. Корнеев вылечился после ранения, вернулся домой и стал машинистом тепловоза. Игорь Васечкин сменил Лаврова на должности замкомвзвода и за оставшиеся полгода службы подготовил шесть групп и с тремя из них ходил на китайскую сторону.
      А вот Алахвердиеву не повезло. Ему присвоили звание младшего сержанта и назначили командиром отделения. В первом же выходе он возглавил пятёрку. Всё прошло тихо и благополучно. Но при обратном переходе их случайно засёк наблюдатель китайской миномётной батареи, которая находилась в этом районе на учениях. Батарея открыла огонь, когда разведчики уже высаживались на наш берег. Они быстро ушли за сопку, где их ждали БМП. На берегу продолжали рваться мины. Гурбон весело рассмеялся, обнажив свои красивые белые зубы:
      — Спохватились хунхузы! Эх, и вороны! Лупят теперь в белый свет, как в копеечку!
      И в этот момент одна из мин, пущенная на предельную дальность, вслепую, просто со зла; разорвалась в тридцати метрах. Никто из разведчиков и встречающих не пострадал. Но Гурбону осколок врезался точно между глаз. Он так и умер с улыбкой на губах.
      Но самое удивительное я обнаружил, когда решил посмотреть последний бой Гриценко и Цыретарова. Тот автомат, что замолчал первым, был автоматом Цыретарова. Его прошила пулемётная очередь, когда он менял позицию. Как раз в этот момент с нашего берега открыли огонь две БМП. Но силы были слишком неравны. Китайцы, невзирая на потери, упорно прижимали Гриценко к берегу, где ему укрыться было совершенно негде. Уже раненный он расстрелял последние патроны и бросился в поток. Тут его настигла ещё одна пуля. Переплыть Аргунь он был уже не в силах. Течение подхватило Гриценко и потащило на восток. Китайцы решили, что он утонул. Но в трёх километрах восточнее, где река поворачивала на север, истекающего кровью Гриценко выбросило на китайский берег.
      Там его на рассвете нашёл пришедший за водой старик-свинопас, живший в хижине неподалёку. У старика не было особых причин любить председателя Мао. К тому же в душе его навсегда поселилось уважение к русским солдатам, которые в сорок пятом году громили в этих краях японцев. Старик оттащил Гриценко в свою хижину. Там он почти три месяца лечил его травами, кормил свининой и поил кобыльим молоком. Уже после Нового Года Гриценко окреп настолько, что мог оправиться на нашу сторону.
      Но старик предостерег его. Он видел, как китайские солдаты минировали берег Аргуни на большом протяжении. Гриценко обследовал берег, но под снегом видимых признаков мин не обнаружил. Идти наудачу было слишком опасно. Тогда старик уложил его на повозку, завалил кучей свиного навоза и повёз в село, куда он раз в месяц возил свинину и навоз. Ночью Гриценко перешел Аргунь под самым носом у китайцев, патрулирующих берег реки.
      На Советском берегу его сразу задержали пограничники. Никаких документов, никакого оружия; одет, черт знает как, да ещё и навозом весь перемазан. На шпиона или диверсанта не похож. Но то, что рассказывал Гриценко, было настолько невероятным, что его почти два месяца продержали на гауптвахте погранотряда. Всё это время командир отряда вёл секретную переписку, пытаясь установить: был ли в действительности такой младший сержант Гриценко, который, как он утверждает, в октябре ходил в поиск на китайскую территорию. Дело было в том, что Гриценко перешел границу на участке уже другого погранотряда, командир которого, естественно, ничего не знал об октябрьской операции на соседнем участке. А поскольку эта операция носила совершенно секретный характер, то и ответы на свои запросы командир получал туманные и расплывчатые.
      В конце концов, в погранотряд приехал офицер из штаба армии. Он был полностью в курсе прошедшей операции. Просто, сведения о том, что пропавший на китайской территории Гриценко объявился, попали к нему только два дня назад. Злую шутку сыграл с Гриценко режим секретности.
      Офицер допросил Гриценко, убедился, что он именно тот, за кого себя выдаёт, и увёз его в штаб армии. Там Гриценко вручили «посмертный орден» и уволили в запас. А в его полку и в его взводе друзья так ничего и не узнали о том, что их товарищ, который ценой своей жизни обеспечивал возвращение группы разведчиков, остался жив. Для них он так и остался погибшим героем.

Глава Х. Генрих Краузе.