Дорсай (№9) - Молодой Блейз

– Они сбрасывают контейнер с багажом при посадке еще до того, как корабль подойдет к терминалу, – коротко объяснил дядя. – Давай положим твой багаж назад и закроем его брезентом. Похоже, что до того, как мы доберемся домой, начнется дождь. Ну а мы с тобой сядем в кабину.

Блейз наклонился, чтобы взять чемодан, но дядя оказался проворнее.

– Садись, мальчик. – Генри открыл левую боковую дверь деревянной кабины. Блейз обежал повозку и уселся справа, закрыв за собой дверцу и закрепив ее веревочной петлей, служившей замком.

Кабина больше всего напоминала деревянный ящик с отверстиями для вожжей, прорезанными в передней стенке под окошком, сделанным из прозрачного материала, но не из стекла, потому что оно было согнуто и кое-где в складках.

Он и дядя сидели на чем-то, что напоминало старую скамью, покрытую брезентом.

Блейз дрожал от холода. Вообще-то у него никогда не было теплой одежды, поскольку всю свою жизнь он провел либо в помещении, либо там, где всегда царила летняя температура. Однако в кабине, хотя она и не продувалась ветром, было так же сыро и холодно, как и снаружи.

– На! – Генри Маклейн поднял что-то, оказавшееся курткой, примерно такой же, как и его собственная, но меньшего размера. Он помог Блейзу надеть ее, и тот поспешно застегнулся на неудобные крупные пуговицы.

– Я так и думал, что у тебя не окажется теплых вещей. – В грубом голосе Генри промелькнула нотка участия. – Ну что, теперь не так холодно, а?

– Да, дядя, – ответил Блейз. В словах дяди он ощутил немного тепла, и его ум тут же начал действовать снова. Предыдущий опыт выживания среди взрослых, когда требовалось давать ответы, которые они сочли бы соответствующими и правильными, заставил Блейза непроизвольно выпалить:

– Благодарение Богу за вашу доброту, дядя. Генри, который уже собирался было дернуть вожжи, резко остановился, повернув голову в сторону мальчика.

– Кто научил тебя говорить это? – Голос его звучал не только грубо, но и угрожающе.

Блейз посмотрел на него невинным взглядом. Ведь Генри сам выразился именно так, когда разговаривал со стюардессой. Но как объяснить этому человеку, что он привык запоминать фразы, оброненные взрослыми, а затем использовать их, общаясь потом с ними?

– Одна женщина, – солгал он, – женщина, которая заботилась обо мне, сказала, что здесь принято так говорить.

– Что за женщина? – потребовал ответа Генри.

– Эта женщина готовила мне еду, следила за одеждой и все такое. Она родом с Гармонии. Кажется, теперь она вышла замуж за кого-то на Новой Земле. Ее звали Лора.

Генри уставился на него тяжелым взглядом. Его глаза, как два ярких прожектора, будто пытались высветить ложь. Но Блейз обладал очень большим опытом изображать полную откровенность, непонимание и невинность. Он выдержал этот взгляд.

– Что ж, ладно, – произнес Генри, затем повернул голову и снова перевел взгляд на дорогу. Он дернул вожжи, и упряжка двинулась. В упряжке было восемь коз, запряженных парами, они тащили экипаж без особого усилия. Единственное, что показалось Блейзу странным, так это толчки при ударах колес экипажа о неровности дороги, по которой они ехали, – ведь он привык к машинам, летящим над дорогой, а не едущим по ней.

– Об этой женщине мы еще поговорим, – сказал Генри.

Однако, кроме этих слов, Генри Маклейн за довольно долгое время не вымолвил ничего, полностью сосредоточившись на управлении своей козьей упряжкой.

Вначале дорога выглядела как широкая лента, окрашенная в полдюжины цветов и распластавшаяся по поверхности земли. Вокруг – ни единого деревца, только вдали виднелись сооружения космопорта.

Все чувства Блейза были напряжены – глаза, уши, нос жадно впитывали все, что находилось за пределами кабины.

Они ехали по крайней – самой темной полосе многополосного шоссе, предназначенного, очевидно, для различных типов машин.

Противоположный край широкого шоссе был так далеко, что Блейзу даже не удавалось рассмотреть, какие по нему едут машины. А вот следующая полоса – почти белая и абсолютно ровная и гладкая – предназначалась для машин на магнитной подвеске. Они были дисковидной формы и двигались, по сравнению с их экипажем, с невероятной скоростью, так что за ними почти невозможно было уследить взглядом.

Чуть ближе к ним проходила полоса для машин на воздушной подушке, потом следующая – для небольших пассажирских колесных машин, затем такая же – для больших грузовых машин.

В промежутке между их полосой и полосой для машин на колесах располагалось еще несколько полос, по которым ехали самые разные экипажи без двигателей. Некоторые напоминали их повозку, встречались и другие, вплоть до такого, где колеса приводились в движение с помощью рычага, который попеременно тянули на себя сидящие друг напротив друга люди. Тут же встречались и велосипеды, некоторые из них тянули за собой тележки.

Постепенно отдельные полосы стали ответвляться. Первой ушла в сторону и исчезла за горизонтом белая полоса для машин на магнитной подвеске. Вскоре осталась в стороне полоса для машин на воздушной подушке. Затем через довольно продолжительное время – а какое уже они покрыли расстояние, Блейз не мог определить, – свернули в сторону две полосы для колесных машин. Теперь их экипаж тащился по единственной полосе для безмоторных транспортных средств, по которой, однако, могли бы бок о бок проехать по меньшей мере пять экипажей.

Однако наконец и эта полоса начала сужаться, и все больше тележек, телег и другого попутного транспорта стали сворачивать на боковые дороги. На горизонте показались деревья, и Блейз, благодаря несметному количеству поглощенных им книг, в том числе и о растениях, легко узнал вариформных представителей земной флоры.

Постепенно количество экипажей на дороге уменьшалось, а деревья подступали все ближе к обочинам. Вскоре повозка въехала в настоящий лес, в котором время от времени попадались поросшие травой поляны и ложбины с небольшими речушками. Здесь дорога стала подниматься на холм; козы, тянущие экипаж в гору, не выказывали ни малейшего напряжения, которое могло бы потребоваться на этом подъеме.

Когда дорога совсем опустела, Генри Маклейн снова заговорил.

– А эта женщина, – он взглянул на Блейза и снова перевел взгляд на дорогу, – что она еще тебе рассказывала?

– Большей частью разные истории, дядя, – ответил Блейз, – про Давида и Голиафа, о Моисее и десяти заповедях, вообще о царях и пророках.

– Ты что-нибудь запомнил? – спросил Генри. – Например, о Давиде и Голиафе?

Блейз сделал глубокий вдох и заговорил торжественным ровным голосом, четко выговаривая каждое слово – так он развлекал гостей своей матери. Наконец-то появилась надежда продемонстрировать свои таланты новому дяде.

– «И тут выступил из стана Филистимского единоборец, по имени Голиаф, из Гефа; ростом он – шести локтей и пяди…»

Он осторожно искоса взглянул на Генри, пытаясь уловить одобрение в его глазах, но лицо того оставалось бесстрастным. Блейз продолжил:

– «Медный шлем на голове его; и одет он был в чешуйчатую броню, и вес брони его – пять тысяч сиклей меди. Медные наколенники на ногах его, и медный щит за плечами его. И древко копья его, как навой у ткачей; а самое копье его в шестьсот сиклей железа. И пред ним шел оруженосец».

Уголком глаза Блейз наблюдал за Генри и видел, что выражение лица дяди не меняется. У Блейза упало сердце. Но он продолжал дальше:

– «И стал он, и кричал к полкам армии Израильским, и говоря им: зачем вышли вы воевать? Не Филистимлянин ли я, а вы рабы Сауловы? Выберите у себя человека, и пусть сойдет ко мне. Если он может сразиться со мною и убьет меня, то мы будем вашими рабами; если же я одолею его и убью его, то вы будете нашими рабами, и будете служить нам. И сказал Филистимлянин: сегодня я посрамлю полки Израильские; дайте мне человека, и мы сразимся вдвоем. И услышали Саул и все Израильтяне эти слова Филистимлянина, и очень испугались и ужаснулись».

Генри Маклейн пристально взглянул на Блейза, который, в свою очередь, пытаясь следить за выражением лица Генри, одновременно делал вид, что смотрит вперед, на дорогу. Генри немного ослабил вожжи, но козы продолжали свой ровный бег. Блейз снова заговорил:

– «Давид же был сын Ефрафянина из Вифлеема Иудина, по имени Иессея…»

Генри слушал, и выражение его лица оставалось неизменным.

Блейз обладал большим опытом завладевать вниманием слушателей и знал, как голосом и интонациями создать обстановку, соответствующую тому, о чем рассказывалось. Сейчас он приближался к описанию битвы между Давидом и Голиафом – Филистимлянином. Голос Блейза изменился; его тон повысился, а темп речи ускорился:

– «А Давид отвечал Филистимлянину: ты идешь против меня с мечом, копьем и щитом, а я иду против тебя во имя Господа Саваофа, Бога воинств Израильских, которые ты поносил. Ныне предаст тебя Господь в руку мою, и я убью тебя, и сниму с тебя голову твою, и отдам трупы войска Филистимского птицам небесным и зверям земным, и узнает вся земля, что есть Бог в Израиле. И узнает весь этот сонм, что не мечом и копьем спасает Господь, ибо это война Господа, и Он предаст нас в руки наши…»

Генри оставался невозмутимым.

– «Когда Филистимлянин поднялся и стал подходить и приближаться навстречу Давиду, Давид поспешно побежал к строю навстречу Филистимлянину. И опустил Давид руку свою в сумку, и взял оттуда камень, и бросил из пращи, и поразил Филистимлянина в лоб, так что камень вонзился в лоб его, и он упал лицом на землю. Так одолел Давид Филистимлянина пращею и камнем, и поразил Филистимлянина и убил его; меча же не было в руках Давида. Тогда Давид подбежал и, наступив на Филистимлянина, взял меч его и вынул его из ножен, ударил его и отсек им голову его. Филистимляне, увидев, что силач их умер, побежали».

Блейз пристально смотрел в лицо Генри, пытаясь заметить хоть малейшее изменение в его выражении.

– «… И поднялись мужи Израильские и Иудейские, и воскликнули, и гнали Филистимлян до входа в долину и до ворот Аккарона. И падали поражаемые Филистимляне по дороге Шааримской до Гефа и до Аккарона. И возвратились сыны Израилевы из погони за Филистимлянами, и разграбили стан их…»

Блейз остановился, почувствовав на себе внимательный взгляд Генри. Затем, как бы вдруг очнувшись, дядя дернул головой, потянул вожжи и полностью переключил свое внимание на дорогу впереди, то и дело подергивая вожжи, чтобы заставить коз перейти на бег.

– Неужели это было на самом деле, дядя? – спросил наконец Блейз в отчаянной попытке прервать молчание.

Сначала казалось, что Генри его не слышит. Но потом он вдруг глубоко вздохнул.

– Теперь чудес не существует! – проговорил он сердито, продолжая глядеть вперед. – Нет! Никаких чудес!

Тут от повернулся и посмотрел на Блейза.

– Да, мальчик, так было. Так это написано в Первой книге Царств, в семнадцатой главе.

– Я думал об этом, – мягко отозвался Блейз. Что ни говори, а какой-то успех он имел.

– Хотите, я расскажу вам, что знаю о Моисее и о десяти заповедях?

– Нет! – Генри продолжал смотреть на дорогу. – Хватит! На сегодня достаточно!

Они продолжали ехать в молчании. Облака сгустились еще больше, и Блейз почувствовал усталость. Он изо всех сил старался сидеть тихо. Но внутренние запасы энергии одиннадцатилетнего мальчика грозили взорваться. Когда же они доберутся до места?!

Оставалось только ждать. Возможно, дядя сам начнет разговор. Тогда можно будет отвечать с определенной уверенностью, подстраиваясь под вопрос.

– К какой она принадлежала церкви? – вдруг поинтересовался Генри.

– К какой церкви? – повторил Блейз. – О, вы имеете в виду Лору? Я не помню.

– Ну а имена каких пророков она тебе называла? – снова спросил Генри.

– Моисей, Исаия, Даниил, Авдий, Малахия, Иоанн и Иисус. – Тут его вдруг пронзила мысль о том, что церковь, к которой принадлежит Генри, возможно, имеет и других пророков, поэтому на всякий случай Блейз добавил еще пару имен:

– Али и Мохаммед Ахмад…

– Ну тогда я знаю! – свирепо прервал его Генри, стукнув при этом кулаком по колену. – Она принадлежала к церкви Соединительного Моста!

– Я не знаю, что это за церковь, – сказал Блейз, – она никогда об этом не упоминала.

– Ну хорошо. – Голос Генри понизился до удовлетворенного бормотания. – Она не правильно научила тебя, мальчик! Али и Мохаммед Ахмад не принадлежат к числу пророков. Они фальшивы, фальшивы также и те, кто называет их так!

Он откинулся на своем сиденье, куда более расслабленный и успокоенный, чем в тот момент, когда Блейз произнес фразу с благодарностью Богу за доброту Генри.

– Я рад, что вы сказали это мне, дядя, – проговорил Блейз, – я не знал бы об этом, если б вы мне этого не сказали.

Генри бросил на него одобрительный взгляд.

– Да, ты молод, и тебе надо учиться. Хотя это просто удивительно, как ты много помнишь из Библии. Блейз, а что еще ты можешь мне рассказать?

– Ну, о Моисее и десяти заповедях, – начал Блейз.

– Да, – прервал его Генри, – давай расскажи!

Блейз сделал глубокий вдох.

– «И созвал Моисей весь Израиль, и сказал им: слушай, Израиль, постановления и законы, которые я изреку сегодня в уши ваши, и выучите их, и старайтесь исполнять их. Господь Бог наш, поставил с нами завет на Хориве…» – Блейз пустился в изложение пятой главы Второзакония.

Генри внимательно слушал. Вряд ли он когда-либо улыбался, но сейчас на его лице было выражение удовлетворения, будто от звуков знакомой и любимой музыки.

В то время как Блейз воспроизводил па память знакомый текст, первые капли дождя упали на лобовое стекло и медленно потекли по нему. Поскольку Генри не обращал на них внимания, и Блейз тоже продолжал свое изложение Библии, несмотря на то что дождь усиливался, над головой прокатывались раскаты грома, а впереди, справа на горизонте, вспыхивали молнии.

Генри больше не смотрел на Блейза. Его внимание сконцентрировалось исключительно на том, что рассказывал мальчик. Теперь Блейз мог позволить себе поерзать на сиденье, оказавшемся очень твердым под тонким слоем соломы и брезента.

По настоянию Генри Блейз перешел к изложению главы тридцать восьмой Книги Иова, в которой Господь отвечает Иову из вихря, а затем приступил к псалмам. Когда он рассказывал сто двадцатый псалом, то почувствовал, что экипаж затрясло: очевидно, они свернули с дороги.

Они проехали совсем немного и оказались на открытом пространстве возле одноэтажного бревенчатого дома и нескольких пристроек, также бревенчатых.

– Ну вот, мы и приехали, – сказал Генри, прерывая Блейза.

Теперь дождь лил уже в полную силу. Сквозь его пелену Блейз увидел мальчика чуть помладше себя, который выбежал им навстречу и схватил поводья. В это время дверца со стороны Генри открылась, и мальчик, очевидно лишь годом или двумя старше Блейза, но более плотный и рослый, распахнул ее.

– Отец, – начал он и остановился, увидев Блейза.

– Это твой кузен Блейз, Джошуа, – произнес Генри. Он вылез из повозки, совершенно не обращая внимания на дождь. – Блейз, тебе придется до двери бежать бегом.

Блейз изучающе взглянул на Джошуа; затем открыл дверцу и шагнул под настоящий поток холодной воды. Куртка, которую дал ему Генри, похоже, была водонепроницаемой, но вся остальная одежда промокла вмиг. В большом бревенчатом доме, очевидно жилом, справа имелась дверь, к которой вели три ступеньки. Он поспешил к ней по ступеням, схватил кусок дерева, который принял за ручку, и толкнул. Дверь не отворилась.

– Ее надо повернуть, – раздался голос позади него. Оглянувшись, он увидел старшего мальчика, Джошуа, стоящего за его спиной. Он повернул ручку и вошел внутрь, радуясь тому, что наконец оказался в тепле.

– Стой здесь, – проговорил Джошуа, и Блейз услышал, как за ним захлопнулась дверь. – Стой на коврике. Если ты замочишь пол, отцу это не понравится.

Голос его звучал по-хозяйски. Блейз стоял там, где остановился, и вода стекала с него на грубый коврик, впитывающий ее, как губка.

Комната, в которой он оказался, явно занимала большую часть дома. У дальней стены находилась большая каменная печь; как и все вокруг, она была, очевидно, самодельной; языки пламени охватывали большой металлический котел, висящий над огнем. Мебель в комнате состояла из пары кресел с набитыми соломой брезентовыми подушками и прямоугольного стола с жесткими стульями вокруг него. Еще один большой, крепко сколоченный стул стоял в углу. Удивительно, но пол был очень гладким и очень чистым, как, впрочем, и все остальное.

Дверь открылась и закрылась снова. Блейз обернулся и увидел Генри и младшего мальчика.

– Уилл, познакомься со своим кузеном Блейзом. Блейз, это Уилл, мой младший сын.

– Привет. – Уилл улыбнулся. Он был похож на Джошуа, но отличался более хрупким телосложением.

– Честь имею познакомиться с вами, – ответил Блейз.

– Забудь о формальностях, – произнес Генри. – Просто скажи «привет» своему кузену.

– Привет, Уилл, – повторил Блейз. Уилл вспыхнул, очевидно оттого, что к нему обратились по имени, но ничего не сказал.

– Теперь все в порядке, – отозвался Генри. – Джошуа, отведи Блейза в свою комнату и подбери ему одежду. На нем как раз твоя старая куртка. Почему бы ему не носить старую одежду? Она, конечно, немного великовата, но это ничего, он подрастет. Иди с Джошуа, Блейз.

Блейз послушно отправился за Джошуа и вскоре оказался в, небольшой комнате, где было два стула и три кровати, прикрепленных к стене. Одну из них явно только что изготовили, но, кроме матраса, на ней ничего не было. Наверняка она предназначалась Блейзу.

– Вот… – Джошуа протянул Блейзу брюки и рубашку. Он рылся в сундучке, который выдвинул из-под одной из кроватей. Затем продолжил все еще хозяйским, но вовсе не задиристым тоном:

– Как сказал отец, они великоваты, но ты можешь закатать рукава и штанины. У меня есть еще несколько пар носков, и, наверное, мы найдем тебе какую-нибудь обувь. А то твои туфли вряд ли протянут здесь больше нескольких дней. Ну а сейчас поспеши, уже время обедать.

Глава 4

Одежда показалась Блейзу странной, тяжелой и грубой. На брюках, к счастью, оказались петли для ремня.

– Тебе нужен еще пояс – вот он, – сказал Джошуа, роясь в сундучке.

Но пояс с магнитным швом у Блейза как раз был. Несмотря на свой юный возраст, мальчик успел прочитать множество рассказов, где герой, собираясь отправиться в чужую страну, беспокоится о том, чтобы иметь с собой достаточно денег. Поэтому, с того момента как Блейз окончательно решил порвать с матерью, он начал откладывать деньги, что время от времени доставались ему. В поясе находилась сумма вполне достаточная для приобретения билета на космический корабль. Блейз, если понадобится, расстанется с этим миром. За две недели, в течение которых мать организовывала его отъезд, он сумел разыскать банк, снабдивший его, хотя и с небольшой наценкой, деньгами Ассоциации.

Теперь он продел свой пояс в петли брюк и туго затянул его.

– Под твоей кроватью стоит еще один сундук. – Джошуа кивнул головой на одну из кроватей. – Возьми вот эти носки и белье. Я покажу тебе, как их полагается складывать. Отец любит, чтобы во всем был порядок.

Он уже собирался закрыть свой сундучок и задвинуть его под кровать, когда заметил, что Блейз дрожит от холода.

– Ты замерз? – Джошуа снова открыл сундучок и бросил Блейзу что-то темное и мягкое. – На еще вот этот свитер. Он проносился на локтях, но я помогу тебе починить его. Ты умеешь вязать? Неужели нет? Мы все вяжем, иначе зимой здесь просто нечего делать. Я тебя научу.

Он закрыл сундучок и задвинул его под кровать. Блейз тем временем облачился в свитер, обнаружив, как, впрочем, и ожидал, что тот слишком велик и что ему придется подвернуть рукава.

– Ну а сейчас быстрее за стол, – сказал Джошуа. – Уилл накроет его, а отец как раз закончит молиться. Он ушел в свою комнату: из-за того что он ездил за тобой, ему пришлось пропустить две молитвы.

– Две молитвы? – спросил Блейз.

– Да. – Джошуа посмотрел на него почти таким же потерянным взглядом, какой был у Блейза. – Разве там, откуда ты приехал, вас не созывали на молитву? Мы молимся четыре раза в день: утром, когда встаем, в полдень, перед обедом и перед сном. Некоторые церкви требуют молиться шесть или даже семь раз в день, но у нас так не считают. Отец говорит, что сейчас развелось ужас сколько вероотступных церквей.

Но тут уж ничего не поделаешь. А мы принадлежим к церкви Истинного Евангелия и Истинного Пути.

Последние слова Джошуа эхом отозвались в голове Блейза: «…Истинное Евангелие… Истинный Путь». На сердце у него сразу потеплело от мысли найти нечто, к чему его влекло. Верить в единую правду для всего сущего и в обещанную стабильность…

Размышляя об этом, он шел за Джошуа. Как тот и предсказывал, стол уже был накрыт. Скатерть когда-то имела рисунок в красную и белую клетку, но от многих стирок выцвела и стала почти белой. На столе лежали деревянные вилки и ложки, а также самодельные ножи – и довольно острые: Блейз обнаружил это случайно во время еды, порезавшись таким ножом.

– Ну что? – обратился к ним Генри. – Ладно. Садитесь. Ну а ты, Уилл, будешь нам прислуживать.

Перед Блейзом оказалось большое деревянное блюдо с куском мяса. От него исходил странный запах, похоже – овощной, но вызывающий аппетит, и Блейз почувствовал себя ужасно голодным. Он вспомнил, что с тех пор, как он покинул космический корабль и в последний раз поел, прошел целый длинный день.

Он уже собирался схватить деревянную ложку, когда заметил, что все за столом сидят, сложив перед собой руки, и смотрят на Генри. Наконец, когда каждому была положена еда и Уилл занял свое место, дядя произнес:

– Спасибо, Уилл.

Глава 4

– Господи, благодарим Тебя за пищу, которую Ты даешь нам. За все, что Ты даешь нам… – зазвучал высокий чистый голос Уилла. Молитва продолжалась с исключительной серьезностью, и мальчик вкладывал особую силу в каждое слово, которое произносил.

Блейз, глядя на него, подумал, что в этот момент Уилл не просто благодарит Бога, в которого верит, а непосредственно говорит с невидимым всемогущим существом. Оно находится здесь же и взвешивает каждое слово, сказанное мальчиком, оценивая его правильность и искренность.

На Блейза это произвело сильное впечатление. Как глубока темная река веры в правду своей религии у этих трех людей, рядом с ним!

Наконец Уилл закончил молитву. Но никто из мальчиков не шелохнулся, до тех пор пока Генри не поднял свою ложку.

– Теперь мы будем есть, – сказал он. – Джошуа, передай своему кузену сыр и хлеб.

Блейз только сейчас заметил, что на столе было еще два блюда: одно с толсто нарезанными ломтями темного, грубого на вид хлеба, второе – с белыми кубиками сыра. Он принял блюда от Джошуа.

– Спасибо, Джошуа.

– У нас принято говорить: «Благодарение Господу», – заметил Генри. – Помни это, Блейз.

– Да, дядя, – кивнул Блейз. – Благодарение Господу за пищу.

После этого он положил себе хлеба, пару кубиков сыра и вернул блюда Джошуа, который тут же передал их Генри, сам не взяв ничего.

Впервые слабая улыбка, явно адресованная старшему сыну, появилась на лице Генри.

– Блейз сегодня наш гость, Джошуа, – сказал Генри, – ты старший, и я попросил тебя обслужить его первым. Но я рад, что ты, прежде чем что-то положить себе, передал эти блюда мне.

Взяв, что ему хотелось, он передал оба блюда через Джошуа Уиллу, и только теперь они оба позволили себе взять то, что на них было.

Блейз изо всех сил старался произвести хорошее впечатление на окружающих, в особенности – на Генри.

Несомненно, у него имелась некоторая надежда, хотя и слабая, повлиять на этого человека, что он не раз проделывал с некоторыми из взрослых, знакомыми его матери. Почти всех их он завоевывал сначала своей предупредительностью, затем – игрой на их слабостях.

Генри, однако, не производил впечатления человека, легко поддающегося какому-либо влиянию.

К счастью, в данный момент Блейз имел возможность поразмышлять об этом. Все молчали, поскольку рты были заняты мясом, сыром и хлебом.

На столе, возле каждого прибора, стояли большие чашки с темной жидкостью. Блейз попробовал ее и решил, что это настой какой-то местной травы, вероятно считающийся здесь эквивалентом кофе. Жидкость оказалась горькой и неприятной на вкус, но он сделал несколько глотков не только потому, что намеревался показать, как ему все здесь нравится, но и потому, что ему ужасно хотелось пить.

Зато все остальное на столе ему показалось вкусным, особенно мясо. Вероятно, козлятина, подумал Блейз. Правда, позже он узнал, что ошибался. Планета буквально кишела дикими кроликами, и именно мясо кролика они и ели.

Ну а козы, сказал он себе, безусловно являются самыми главными на этой ферме. Их не только запрягают в экипаж, но они еще могут тянуть плуг, дают кожу, мясо и молоко, из которого сделан этот сыр.

Что касается сыра, то у него был довольно знакомый вкус, хотя не совсем такой, как у козьего сыра, который он иногда ел, живя с матерью.

Итак, как же понравиться Генри?.. Очевидно, что религия для него и его сыновей – это все. Иезекииль рассказывал Блейзу, что таковы почти все жители Гармонии и Ассоциации. Они всегда готовы вцепиться друг другу в горло из-за каких-нибудь разногласий в понимании религиозных ритуалов и доктрин.

Блейз инстинктивно чувствовал, что, цитируя Библию во время поездки из космопорта, задел Генри за живое. Теперь возникал вопрос: как вести себя дальше? Здесь, в своем доме, на своей земле, Генри казался человеком абсолютно цельным и непоколебимым во всем, за исключением, возможно, религии, и только то, что касалось его веры, давало единственный путь к той свободе, которой желал и добивался Блейз.

Вообще-то, ему не хотелось ни как-либо зависеть от людей, ни испытывать какие-либо ограничения, так же как он в свое время пытался быть независимым от матери. И еще – он желал построить свою жизнь в окружении, которое бы ему нравилось. Мысль о том, что придется мириться с обстановкой этого дома – с его топорной мебелью и домашней пищей, – была невыносима. Но он готов был пойти и на это, если такой была цена независимости; к тому же он не собирался ни в чем ограничивать себя.

Он ощущал сильную потребность в чем-то таком, чему он не мог бы дать словесного определения. Он знал только, что это нечто большее, о чем могли бы мечтать все, кого он знал, включая и его мать.

Теперь, в первый раз, он ощутил надежду, что сможет обрести это здесь – на Ассоциации. Но первое и самое главное условие – его полная свобода…

Голос Генри прервал ход его мыслей:

– Блейз, в какой школе ты учился?

Блейз внутренне растерялся в поисках ответа на этот вопрос. На самом деле он никогда не ходил в школу. Время от времени у него появлялись учителя по тому или иному предмету – о которых его мать вдруг вспоминала. Но поскольку она и он постоянно почти нигде не жили, всегда возникали сложности с поиском преподавателей на короткий период. Ни о каких других возможностях, с точки зрения матери, нечего было и думать. В результате Блейз вынужден был заниматься самостоятельно и достиг в этом более чем значительных успехов, однако он ориентировался на то, что его интересовало, или на то, чем он мог бы поразить друзей матери, чтобы заслужить ее одобрение.

Интересно, знания в какой области могли бы придать ему ценность в глазах Генри?

– Ну я, конечно, умею читать и писать, – начал он с наиболее очевидного. – Я знаю арифметику до алгебры и геометрии, немного знаком с практической математикой, например, с основами работы землемера, могу определить высоту дерева по его тени и так далее. Мне известна формула: если ваш дом построить из досок, а не из бревен, дядя, можно рассчитать, сколько леса потребуется для этих досок. Знаю кое-что из химии и механики…

– Что ты имеешь в виду, когда говоришь о механике? – прервал его Генри. И Блейз незамедлительно соврал:

– Я немного работал в мастерской.

– В мастерской? – переспросил Генри.

– Там меня учили, как разбирать и собирать моторы и тому подобное, – объяснил Блейз.

– Вот как? – сказал Генри, и Блейз подумал, что впервые услышал интерес в его голосе. – Ну, а что ты еще изучал?

Блейз стал быстро перебирать в памяти предметы, которые могли бы заинтересовать Генри. Навряд ли это могли быть музыка, литература или история Старой Земли.

– Я умею оказывать первую помощь, немного знаком с медициной, – начал Блейз, – и действительно хорошо знаю арифметику, могу складывать без ошибок числа и вести учет.

– Вот как? – Генри подумал немного и продолжил:

– У нас тут не склад, но кое-какие записи нам приходится вести. Я делаю их сам, но будет неплохо, если ты поможешь мне, Блейз, это станет одной из твоих обязанностей.

Надежды Блейза сразу поблекли при мысли об «обязанностях».

– Ну ладно, я об этом подумаю, и мы потом поговорим. А что еще ты можешь мне рассказать о том, чему тебя учили?

Блейз понял, что лучше пока особенно не распространяться о своих познаниях.

– Знаете, дядя, – соврал он, – сейчас больше не могу ничего припомнить. Если вспомню, я вам расскажу.

Внезапно Блейз подумал: вдруг Генри захочет отправить его в какую-нибудь местную школу? Эта мысль расстроила его, отправляться туда ему хотелось бы меньше всего на свете.

Он почти наверняка знает больше, чем те, кто живет здесь. Даже если это не так, он выучил бы все за несколько недель. И к тому же придется приспосабливаться к одноклассникам.

– Ну ладно. – Генри поднялся из-за стола. – Уилл, Джошуа, вас ждут вечерние работы, а ты, Блейз, пойдешь со мной.

Выйдя из дома, они направились к одной из пристроек. Войдя внутрь, Генри тщательно закрыл дверь, как будто в сарае хранилось что-то очень ценное.

Достаточно просторное помещение было тускло освещено, но Блейз догадался, что они оказались в своего рода мастерской. На полу лежал полуразобранный двигатель внутреннего сгорания. Блейз узнал его, вспомнив иллюстрацию в книге по истории. Этот двигатель специально сконструировали для Молодых Миров, и он мог работать почти на любом топливе. Даже дерево и обычная трава, измельченные до порошкообразного состояния, годились для него.