Глава 3

Гарри разбудили тихие стоны. Нехотя открыв глаза, он в мрачном красноватом свете увидел какое-то жуткое чудовище, стоявшее в ногах его кровати, футов восьми ростом, закутанное в черное, с отвратительной физиономией. Так и не проснувшись до конца, Гарри привстал и вытянул шею, чтобы лучше разглядеть пришельца, как будто вернувшегося из ада преследовать тех, кто лишил его жизни. Гарри зевнул.

— Дядя Камми, если это вы, ступайте лучше назад в постель, не то пропустите завтрак.

Услышав это, призрак перестал стонать и, встав со стула, подошел к краю кровати и снял маску. Только тут Гарри окончательно проснулся.

— Это ты?! — прошептал он. — Тревельян?! Тревельян снял черный плащ, в который был закутан, и усмехнулся, глядя на младшего брата.

— Да, собственной персоной.

Гарри сел и облокотился на спинку кровати.

— Налей мне немного виски, пожалуйста. Вон там, на столе.

Тревельян подошел к столу и налил до краев два стакана настоящего солодового шотландского виски. Он вручил один из них брату, а сам уселся в большое кресло из резного дуба у кровати.

— И это все? «Это ты?» А где «тучный телец»? Где приветственная церемония по случаю возвращения домой блудного сына?

Гарри сделал большой глоток.

— А мама знает, что ты здесь? Тревельян осушил стакан и налил себе еще.

— Нет. — Он прищурился. Современники часто писали о глубине и суровости его взгляда. Люди, встречавшиеся с ним, навсегда запоминали его глаза — темные, злые.

Гарри допил виски. Он терпеть не мог сцен, не выносил споров, а теперь, с воскрешением брата из мертвых, понимал, что скоро между ними начнется смертельная борьба.

— Она должна знать, — бросил он, протянув стакан Тревельяну.

Тот промолчал. Посмотрев на свой недопитый стакан, он сказал:

— Я не собираюсь оставаться здесь надолго. Восстановлю силы, напишу кое-что и отправлюсь в путь.

Гарри начинал понимать, что для него означает «воскрешение» старшего брата. Он смотрел на Тревельяна, освещенного тусклым светом лампы, как на совершенно чужого, незнакомого человека. Гарри было всего два года, когда Тревельяна отослали из дома, с тех пор он видел старшего брата всего несколько раз. Сказать, что Тревельян был белой вороной в семье, значило не сказать ничего.

— Ты, конечно, знаешь, — медленно начал Гарри, — То теперь ты — герцог.

Тревельян только фыркнул:

— Ты думаешь, я собираюсь осесть здесь и начать приводить в порядок это чудовищное место? Сколько у тебя теперь всего домов?

— Четыре, — быстро ответил Гарри, глядя в свой стакан. Тревельян всегда умел читать самые сокровенные мысли собеседника. Если он и не угадывал сразу, то задавал столько вопросов, что тот чувствовал себя совершенно опустошенным.

— Давай, давай, выкладывай, что там у тебя, в твоих английских мозгах, — буркнул Тревельян добродушно.

— Ты такой же англичанин, как и я. К тому же я наполовину шотландец.

— И поэтому ты шляешься в этой дурацкой юбке? Небось, вся задница замерзла?

— По правде говоря, да, — ответил Гарри, улыбаясь. Он посмотрел на брата.

— Все из-за девушки, не так ли?

— А что ты знаешь о ней?

— Не слишком много, — уклончиво произнес Тревельян. И тут Гарри расхохотался.

— Так это был ты! Ты — тот старик, которого она повстречала. Из-за тебя ее сбросила лошадь. И это ты — тот больной старик, упавший в обморок прямо на нее. — Гарри выпрямился на постели. Его брат, казалось, никогда не был ребенком. Один из их дядей как-то сказал ему, что Тревельян уже родился взрослым, как будто не хотел связанных с детством неудобств, он просто перешагнул через него. Гарри теперь было приятно, что Клер назвала стариком его старшего брата.

— Ты бы послушал ее, — продолжал он. — Она просто не могла остановиться, рассказывая об отвратительном старике.

Тревельян встал с кресла и отошел в дальний угол комнаты. «Она не назвала ему мое имя», — подумал он.

— А знаешь ли ты, что она хочет написать мою биографию? Гарри чувствовал себя с братом уверенно, как никогда.

— Она хочет писать и читать обо всем Ты, пожалуй, седьмой или восьмой человек, о котором, как я слышал, она хочет написать. — Гарри помолчал. — А ты сказал ей, кто ты?

— Нет, я упомянул, что нахожусь в родстве с Макарренами, а она рассказала мне об умершем брате, который был или не был… — он сделал паузу, — очень плодовитым мастером эпистолярного жанра.

— Она очень искренна, не правда ли?

Тревельян обернулся к брату и уст шился на него своими змеиными глазами. Один человек как-то с сказал Гарри, что встречал капитана Бейкера, — тот мог часами глядеть не мигая.

— Тебе она, кажется, очень нравился? Гарри пожал плечами.

— Не буду спорить, к тому же она американка.

— И весьма прелестная, — вполголоса добавил Тревельян. Гарри начал подниматься.

— Послушай, Велли, ты ведь не будешь пытаться увести ее? Она моя, эта богатая наследница, моя, и ничья больше.

Тревельян уселся в кресло и улыбнулся в ответ.

— Говоришь, наследница. Не потому ли ты хочешь на ней жениться?

— Нужно же поддерживать дом. И мама…

— Ах да, наша дорогая матушка. — Тревельян поднял стакан к свету. — Как она поживает?

— Хорошо, как всегда.

— Так же гоняет всех из своих покоев, я полагаю. А твоя маленькая богатая наследница уже встречалась с ней?

Гарри сделал еще глоток виски.

— Пока еще нет. Клер только вчера приехала.

— И ты думаешь, маме она понравится?

— Разве это важно? Клер вполне благопристойна…

— Для американки?..

— По крайней мере, она не такая громогласная, нахальная и самоуверенная, как другие американки. Не из тех, кто постоянно говорит о деньгах, меняет в доме все подряд, называя это прогрессом!

— Да, наверняка можно сказать только одно: перемены не для Макарренов. Одежда деда до сих пор висит в гардеробе в его комнате, так же, как когда я уезжал отсюда, а ведь мне было всего девять. А скажи, матушка по-прежнему берет деньги за газеты?

— Приходится экономить. Мама старается.

— Да, для тебя она всегда была хороша, — тихо сказал Тревельян, и то, как он это произнес, заставило Гарри отвернуться.

Помолчав с минуту, Гарри спросил:

— Что же мы теперь будем делать? Объявим всем, что второй брат воскрес из мертвых, вернулся и станет герцогом? Или, может быть, ты, судя по твоему виду, готов прекратить странствия и объявить всему миру, кто ты такой?

— Я тебе уже все сказал о своих планах. Хочу отдохнуть и кое-что написать. Ничего больше. Ты можешь оставаться герцогом, мне на титул наплевать. — Он смерил Гарри странным взглядом.

— Я хочу, чтобы мои экспедиции финансировались. Кстати, каким образом, черт возьми, принц Уэльский узнал что капитан Франк Бейкер был когда-то графом Тревелъяном?!

— Отец сказал королеве. Он думал, она должна знать, ты заслужил медаль.

Тревельян захохотал.

— А что бы я с ней делал?

— Заложил бы ее и заплатил за еще одно путешествие, — Гарри, чем вызвал громкий смех Тревельяна. Гарри осушил свой стакан и посмотрел на брата. — Скажи честно, что нам теперь делать?

— Велли, — прошептал Тревельян, — уже давно меня никто так не называл. — Он улыбнулся Гарри. — А ничего мы не будем делать. Ты продолжай воздвигать памятник своему умершему брату на холме, а я останусь капитаном Бейкером. Ты женишься на своей богатой наследнице, наплодишь себе подобных и покроешь новой крышей этот дом. — Он остановился. — И снабдишь меня деньгами для следующих экспедиций.

— Ничего не получится. Слишком многие в нашей семье знают, кто ты. И мать знает, чем ты занимаешься. — Гарри нахмурился. — И посмотри на себя. Ведь краше в гроб кладут. Неудивительно, что Клер приняла тебя за старика. Ты не можешь продолжать исчезать в никуда на пять лет. Не протянешь и трех лет.

— Что ж, тем лучше для семьи, — с горечью сказал Тревельян. Потом наклонился и пристально уставился на Гарри. — Ты прекрасно, не хуже меня, знаешь, что я никогда не был частью нашей семьи. Все, что мне сейчас нужно, это место, где я мог бы скрываться, пока не встану на ноги. Тогда я опять исчезну. Если сейчас капитан Бейкер окажется жив, это рассеет слухи о том, что он член семьи Макарренов. А граф Тревельян умер несколько месяцев назад. Пусть так и остается.

— Но когда мама услышит, что ты жив, она…

— Скажи ей, что кто-то еще выдает себя за капитана Бейкера. Скажи ей что угодно. Мне абсолютно все равно, что эта старая карга подумает, если она вообще способна думать.

Гарри откинулся на подушки. Он, может быть, не слишком хорошо знает брата, но вполне уверен, что увещевать Тревельяна бесполезно.

— Где ты остановился?

— У Чарли, — усмехнулся Тревельян. — Сомневаюсь, что кто-нибудь найдет меня там. Я могу выходить на прогулку рано утром и ночью, так что никто меня не увидит, ведь дом по-прежнему подчиняется установленным матушкой правилам.

Гарри проигнорировал эту колкость.

— У тебя есть все, что нужно? Что ты ешь?

— У меня есть человек, который обо мне заботится и приносит еду. Я не настолько глуп, чтобы спрашивать его, как он ее достает. — Тревельян помолчал. — А что это за ребенок?

Гарри улыбнулся.

— Ты имеешь в виду маленькую красавицу?

— Я видел ее лишь из окна: выглядит она многообещающе.

— Это младшая сестра Клер, она действительно прелестна. Ей всего четырнадцать. Могу себе представить, как она будет выглядеть в восемнадцать. Очаровательный ребенок, но отец и Клер почему-то называют ее Отродьем. По-моему, она никак не заслуживает такого прозвища.

— Конечно, ты ведь всегда отлично разбирался в человеческих характерах, не так ли…

Гарри не обратил внимания на эту колкость.

— А теперь я тебя покину, продолжай спать, — сказал Тревельян, направляясь к двери.

— Держись от Клер подальше, — бросил ему Гарри.

Тревельян остановился, положив руку на ручку двери.

— Мне не нужна твоя богатая наследница. В ее глазах — мечты о предстоящей свадьбе и вечной супружеской верности.

— Свадьбе со мной, — произнес Гарри.

Тревельян обернулся и посмотрел на брата: в его взгляде сквозили жалость и насмешка.

— Да, с тобой, твоими долгами и твоей матерью, — медленно произнес он, и глаза его опасно сверкнули. — А теперь продолжай спать, мой маленький брат. — С этими словами он вышел из комнаты.

Когда Клер наконец добралась до постели во второй вечер своего пребывания в Брэмли, ее трясло от изнеможения. Причиной тому была не усталость. Просто целый день она делала все совершенно fie так, как следовало бы.

Накануне, по настоянию Гарри, она провела весь день в постели из-за пораненной руки. Ее окружили вниманием и заботой многочисленные слуги. Ей приносили еду на серебряных подносах. Для нее делалось абсолютно все. И вообще, это был прекрасный день — по ее представлениям, вполне достойный герцогини.

Вечером Гарри сказал ей, что на следующее утро начнется ее «настоящая жизнь» и что ей пора приобщаться к его семье. Клер задала несколько вопросов и поняла, что таково желание матери Гарри. Клер спросила, когда она увидит ее, но Гарри как-то неопределенно заметил, что, наверное, скоро, но леди Макаррен много болеет и в основном пребывает в своих покоях.

Утром Клер проснулась счастливой и торжествующей. Она станет наконец членом семьи Гарри и займет подобающе место рядом с ним.

Увы, все сразу пошло не так как надо. Мать Гарри выбрала ей горничную, пока Клер не найдет собственную, восемь часов утра Клер была разбужена маленькой тощей женщиной, которую можно было описать одним словом: серая. Ее волосы, кожа и даже рот были серыми. Казалось, она родилась с угрюмой миной на лице. Она назвалась мисс Роджерс и спросила Клер, что та желала бы надеть сегодня. Клер ответила, что наденет свое красное шерстяное платье. Мисс Роджерс фыркнула и вернулась в спальню с темно-зеленым шерстяным платьем.

Клер было подумала, что та не расслышала, но оказалось, что со слухом у горничной все в порядке. Просто мисс Роджерс посчитала, что зеленое платье больше подходит для утра. Клер послушалась ее, подумав, что, может быть, служанка понимает больше нее в обычаях дома.

Клер спустилась к завтраку без трех минут девять. Перед дверьми столовой стояло человек двадцать. Она очень удивилась, увидев их, потому что не знала, что в Брэмли приглашены другие гости, кроме ее семьи. Она протиснулась мимо них к Гарри и попросила представить ее, но он был увлечен обсуждением вопроса о покупке лошади и сказал, что сам не знает половины присутствующих.

— Полагаю, какие-то родственники, — вот и все, чего ей удалось от него добиться.

Прежде чем Клер успела представиться, двери распахнулись, и все собравшиеся поспешили занять места за столом.

Клер осталась стоять в дверях, пока человек в ливрее не указал ей ее стул. Гарри сидел во главе стола, а место Клер было далеко от него. «Наверное, произошла какая-то ошибка», — подумала она, встала со стула и подошла к Гарри.

— Меня посадили так далеко от вас, — сказала она.

Вдруг в комнате воцарилось молчание. Все присутствующие, включая слуг, повернулись к Клер. Ее мать никогда не вставала раньше полудня, так что ее не было за столом, а отец восседал где-то посредине.

Гарри взглянул на Клер несколько растерянно, как бы не понимая, на что она жалуется.

— Каждый занимает место в соответствии со своим положением и рангом, а вы ведь американка.

Клер недоуменно посмотрела на него. Гарри, казалось, не понимал, чему она так удивляется, но попытался объяснить.

— Когда мы поженимся, вы станете герцогиней и сможете сидеть во главе стола.

— О-о! — вымолвила ошеломленная Клер. Она попыталась дойти до своего места — туда, где сидели нетитулованные американцы, — гордо и достойно. Даже после того, как они поженятся, ей нельзя будет обедать, сидя рядом с мужем, — какая нелепость.

Когда Клер заняла свое место и подали первое блюдо — жареную колбасу, она решила исправить положение, непринужденно обратившись к сидевшему рядом с ней мужчине.

— Прекрасный день сегодня, не правда ли?

За столом все как будто замерли, перестав жевать и уставившись на нее. Она наклонилась вперед, чтобы взглянуть на Гарри. Тот покачал головой, пытаясь дать ей понять, что разговаривать ей тоже не полагается.

Она опустила глаза и принялась есть в полном молчании. На второе подали жаркое, после чего лакей в ливрее принес газеты и подал их мужчинам. Клер подумала: раз ей не разрешается разговаривать, она тоже почитает. И взяла с подноса газету, предложенную ее соседу слева. Опять воцарилось молчание. «А сейчас-то что я сделала неправильно», — в отчаянии подумала девушка. Она оглядела сидящих за столом. Ни одна из дам не читала. Это было привилегией мужчин. Пытаясь скрыть отвращение к чужим дурацким обычаям, Клер бросила непрочитанную газету обратно на поднос.

Она еще раз огляделась. Гости молчали, занятые едой или газетами. Внезапно Клер встретилась взглядом с одной из дам. Она выглядела обычно, но Клер подумала, что если бы та надела более модное платье, а лицо накрасила, то выглядела бы намного лучше. Дама улыбнулась Клер, та ответила ей улыбкой. Незнакомка сидела близ Гарри, так что, вероятно, была гостьей «очень высокого ранга».

После завтрака, который длился невыносимо долго, Клер быстро пошла следом за Гарри.

— Можно мне поговорить с вами?

Он нахмурился, но, взяв себя в руки, прошел следом за Клер в небольшую гостиную. Гарри повернулся к ней, не скрывая нетерпения: его лошадь была уже оседлана.

— Не могли бы вы объяснить мне, что произошло за завтраком?

— Разве что-то произошло? — спросил Гарри, глядя на каминные часы.

— Почему все должны молчать?

— Мама считает, что завтрак — главная дневная трапеза, а если разговариваешь во время еды, пища плохо переваривается.

Клер насупилась. Слова Гарри были похожи на раз и навсегда заученную проповедь.

— Так почему бы не хранить молчание в присутствии вашей матушки и не позволить всем разговаривать, когда ее нет? Обед проходит гораздо веселее, когда разговариваешь.

Он снисходительно улыбнулся.

— Вы правы, но ведь мама — герцогиня.

Клер подумала: «Но ведь и вы герцог», а вслух произнесла:

— Понимаю. И ей подчиняются даже в ее отсутствие…

— Разумеется. А теперь, Клер, я должен идти. Мы с вашим отцом хотим осмотреть мои конюшни.

— А газеты?..

Гарри на мгновение растерялся.

— Ах да, видите ли, дорогая, мама считает, что женщины не должны читать газет.

— И что же Ее светлость повелевает читать женщинам? — Голос Клер был полон сарказма, но Гарри не обратил на это внимания.

— Ну, мама думает, что женщинам вообще не следует много читать. Она говорит, что это вызывает у них чувство неудовлетворенности. Надеюсь, это все, дорогая, я тороплюсь. — Он небрежно поцеловал ее в лоб и пошел к двери.

Клер остановила его.

— Гарри, а можно мне пойти с вами?

Гарри мученически закатил глаза. Обернувшись, он улыбнулся невесте.

— Дорогая, я с удовольствием взял бы вас с собой, но вам будет скучно. Кроме того, мы едем верхом, а доктор велел вам беречь руку. Оставайтесь дома и займитесь чем-нибудь приятным.

Клер постаралась скрыть разочарование.

— А можно мне осмотреть дом?

— Конечно! Вы можете делать, что захотите. Учтите только, что в восточном крыле живут люди, которых вы не: должны тревожить, а западное крыло совершенно разваливается. Балки подгнили, там опасно… Так что держитесь подальше. Прощайте, дорогая, увидимся за обедом. — С этими словами он вышел, прежде чем она успела задать ему еще какой-нибудь вопрос или что-нибудь попросить.

«Да, я могу делать все, что хочу, но мне нельзя разговаривать за столом, читать, кататься верхом и ходить по j дому, который в один прекрасный день станет моим», — сказала себе Клер, стараясь справиться с дурным настроением.

Клер решила в первую очередь отправиться в библиотеку j и попросила слугу провести ее туда. Подойдя к дверям, девушка улыбнулась, услышав громкий смех и голоса.

Однако стоило ей открыть дверь и войти, как смех тотчас стих. В библиотеке было полно мужчин: они курили длинные сигары, читали газеты или просто беседовали. Увидев Клер, они замолчали, застыв в недоумении. Девушка догадалась, что и сюда женщинам вход заказан. Она торопливо отступила назад чуть не налетев на слугу.

— Полагаю, мисс, вы хотели пройти в золотую гостиную…

Клер с благодарностью улыбнулась слуге и последовала за ним. Дом был изящно обставлен: стены обтянуты шелком и парчой, в некоторых местах порвавшихся от старости. Многие стулья тоже нуждались в починке.

В золотой гостиной все — стены, лепнина и мебель — было позолочено. В комнате у камина сидели восемь женщин я вышивали. Судя по износившейся обивке стульев, эта работа а была очень важна.

Когда Клер вошла, женщины тихо разговаривали о чем-то но, увидев ее, тут же замолчали. Она почувствовала, что обсуждали ее. Никто даже не попытался заговорить с ней. Клер, судя по всему, совершенно их не заинтересовала. Она улыбнулась, прошлась по комнате, надеясь, что дамы продолжат беседу. Но в конце концов ей пришлось выйти из комнаты.

Она вернулась к себе и сказала мисс Роджерс, что хочет прогуляться, и попросила приготовить ей коричневый костюм я туфли на толстой подошве. На мышином личике мисс Роджерс появилось выражение негодования.

— В чем дело? — устало спросила Клер. — Разве гулять мне тоже запрещено?

— Ее светлость считает, что леди не должны гулять по утрам, когда на траве лежит роса. Вы должны подождать до полудня.

— Ну нет, ждать я не стану! Я пойду гулять сейчас. Мисс Роджерс фыркнула, дав понять, что не одобряет дерзости Клер. Она так и не смогла найти платье, и в результате девушке пришлось самой искать свою одежду.

Было половина двенадцатого, когда Клер вышла наконец из дома. Она постояла в дверях, вдыхая свежий чистый воздух Шотландии, а потом отправилась гулять. Злясь и на себя, и на обитателей дома, она провела в саду несколько часов.

Поместью требовался серьезный ремонт, но природа вокруг была прекрасна. Здесь был «дикий» сад, ухоженный парк с деревьями и кустами, подстриженными в виде животных, которые ужасно рассмешили Клер. В закрытых Цветниках цвели розы, а во фруктовом саду стояли две чудесные беседки, где можно было сидеть, наслаждаясь видом холмов вдалеке.

Клер вернулась в дом в половине четвертого — усталая, голодная и счастливая. Прогулка подняла ей настроение.

Когда она вошла к себе в комнату, мисс Роджерс встретила ее кислой миной.

— Умираю от голода, — весело объявила Клер.

— Ленч подают с часу до двух.

— Да, я знаю, жаль, что я опоздала. — При этом она подумала, что вряд ли ленч был приятнее завтрака. — Пусть мне принесут что-нибудь в комнату.

— Но Ее светлость не разрешает подавать еду в комнаты, если только никто не заболел. Это создает лишние заботы слугам!

У Клер вертелось на языке едкое замечание, что на то они и слуги, чтобы работать, но она сдержалась.

— Тогда скажите им, что я заболела, и пусть мне принесут поесть. Я прошла несколько миль по округе и очень проголодалась.

— Я не могу нарушать приказы Ее светлости, — заявила в ответ мисс Роджерс.

На какое-то мгновение их взгляды встретились, и Клер поняла, что эта маленькая увядшая женщина одержала над ней верх. Девушка не хотела создавать себе лишние проблемы, нарушая раз и навсегда заведенный в доме порядок. Она понимала, что Гарри обязательно доложат о ее «проступке» и он будет недоволен.

— Я сама добуду себе еду, — сказала Клер возмущенная но и демонстративно вышла, хлопнув дверью. Дома, в Нью-Йорке, она часто ела одна на кухне, возвратившись с прогулки верхом.

Ей понадобилось довольно много времени, чтобы добраться до кухни. Все слуги и горничные, у которых она спрашивала дорогу, смотрели на нее так, как будто она сказала что-то неприличное. Когда она наконец нашла кухню, то была уже в полном изнеможении, от голода у нее болела голова.

Подойдя к двери, отделявшей служебные помещения от господских покоев, Клер услышала смех. Толкнув дверь, она вошла. Мужчины, засучив рукава, чистили столовое серебро. Увидев Клер, все изумленно воззрились на нее. Женщины, мывшие посуду, открыли рты от изумления. Девушка прошла в кухню и увидела повара, сидевшего на стуле и читавшего газету. Клер чувствовала себя неуютно.

— Я долго гуляла, — сказала она, — и очень проголодалась. Казалось, слуги онемели.

— Я хочу есть, — повторила Клер раздраженно.

В этот момент появился дворецкий и спокойно, но твердо увел ее из кухни.

— Могу я попросить вас, мисс, остаться здесь, — сказал он тоном, которым разговаривают с капризным ребенком. — Если вам что-нибудь нужно, скажите мисс Роджерс, и она поможет вам. — С этими словами он удалился.

Клер не знала, что делать — зарыдать или прийти в ярость, но она сдержалась и спокойно вернулась в холл, чтобы поразмышлять в тишине. Она не могла вернуться к себе в комнату, не хотелось ей идти ни в золотую гостиную, ни в библиотеку.

Войдя в маленькую комнату, отделанную голубым шелком, она устало опустилась на стульчик. «Когда же будет обед?» — думала она.

— Что, Гарри убежал с другой женщиной? Клер подняла глаза и увидела в дверях сестру.

— Ты почему не на уроке?

— У нее из-за меня разболелась голова. А у тебя что произошло?

— Мне для счастья не хватает куска холодного ростбифа.

— Ну, это легко устроить. Я принесу тебе сэндвич. Но Клер засомневалась.

— Ничего у тебя не выйдет. Тебя не пустят на кухню. Отродье широко улыбнулась, услышав, как в животе

Клер громко заурчало от голода.

— Сколько? — спросила Клер. Она хорошо знала, Сара никогда ничего не делает бесплатно.

— Скажи маме, что я уже выросла и могу не учиться. Клер изумленно посмотрела на нее. — Я хочу, чтобы мне прокололи уши, а ты дашь мне свои серьги с жемчугом и бриллиантами.

Клер продолжала молча смотреть на сестру.

— Ну хорошо. Двадцать долларов.

— У меня нет при себе денег. Отродье заулыбалась.

— Я знаю, где ты их держишь. Я скоро вернусь. Через несколько минут Сара явилась с большим куском ростбифа, хлебом, помидорами, нарезанными ломтиками, и полным стаканом молока. Все эти лакомства стояли на большом серебряном подносе, который держал красивый молодой слуга.

— Поставьте сюда, — приказала ему Отродье.

— Но Ее светлость не разрешает есть в этой комнате, — испуганно ответил тот.

— Теперь разрешает, — ответила Сара, подмигнув, повернулся и вышел из комнаты.

— Как тебе это удалось? — спросила Клер, набив едой. — Ведь здесь одни запреты.

Отродье удивилась.

— А зачем им подчиняться?

После этого Клер старалась заранее узнать все правила, ты не попасть в неловкое положение. Отродье могла нарушать их, ей все сходило с рук. Саре Энн всегда было наплевать на производимое впечатление. Отродье интересовала только она сама.

К чаю Клер надела платье, выбранное мисс Роджерс. Она появилась в золотой гостиной вовремя и села там, куда ей указали. Дамы вокруг тихо разговаривали, не обращая на Клер никакого внимания. Девушка сидела, сложив руки на коленях и потупив взор. Всего один раз она взглянула в другой конец стола, туда, где сидела дама с милым лицом, улыбнувшаяся ей утром за завтраком. Клер вернула ей улыбку.

К обеду Клер переоделась. За столом разрешено, было беседовать, но разговор крутился вокруг собак и лошадей, а эта тема Клер совершенно не интересовала.

После обеда мужчины ушли в одну гостиную, а дамы проследовали в другую. Вскоре все разошлись по своим комнатам. Клер удалось поговорить с Гарри всего минуту. Он зевал и выглядел усталым.

— Скажите мне, дорогой, мужчины и женщины когда-нибудь собираются вместе?