Но снимки сделаны не за раз и не за два - это большая систематическая работа. Десяток раз пронести фотоаппарат (обычную любительскую фотокамеру) в "Махон-2", где, кстати, также как на аналогичных объектах во всем мире, рабочая смена всегда переодевается в спецодежду это, скажем прямо, очень и очень сложно. Снимать в чьем-то присутствии было, очевидно, практически невозможно (да на снимках и нет людей); значит, можно было щелкать фотокамерой только в особые дни или часы, когда в помещениях он оставался один - а таких дней очень немного и ординарный сменный техник о них заранее отнюдь не извещается. Выходит, у него всегда был аппарат наготове - что весьма и весьма сомнительно. Есть ещё очень важный технический момент. Крайне сложно (по крайней мере, без спецподготовки) вывезти непроявленные пленки (не одну) из страны - досмотр в израильских аэропортах очень и очень тщательный и правила строгие; а Мордехай, оказывается, их продержал в таком виде вплоть до приезда Хаунема. Так и хочется спросить - а были эти пленки в его багаже в аэропорту Лод?
      Еще некоторые соображения. Те, кто допрашивал Вануну в ходе подготовки к судебному процессу, информацией не поделились. На суде "посторонних" не было, хотя некоторые детали просочились впоследствии в прессу. Наблюдатели могли вынести кое-какое мнение только на основании считанных минут, когда Мордехая доставляли в суд и увозили обратно в тюрьму. Но по всем данным сложилось мнение, что на суде Мордехай не был сломлен и угнетен по-настоящему, хотя, естественно, знал о неизбежной тяжести наказания. После вывоза из Рима в бессознательном состоянии, после почти двух месяцев изоляции, напряженных (хотя без пыток - Вануну был хоть и выкрестом, но евреем) допросов, психологического и морального давления, бравый Мордехай находит возможность очень разборчиво, так, чтоб телекамеры "схватили", написать на ладони короткое, но емкое, точно "просчитанное" послание41, а потом ещё неизвестным до сих пор способом сообщить прессе целый ряд обстоятельств своего пленения. Еще один момент. Контакты с семьей, весьма прохладные в "мирной" жизни Вануну, после ареста Мордехая активизировались, а его брат, с которым они вроде никогда не были особенно близки, вдруг проявил непомерную энергию и заботу и в самом деле немало сделал, не считаясь с затратами и риском, в интересах арестованного...
      Следующий момент, простой - но, кажется, ещё не заданный ни разу вопрос: а зачем самому Мордехаю Вануну были нужны все эти обращения к прессе после ареста, зачем ему надо было постараться распространить как можно больше информации? Он ведь уже был в Израиле (где нет смертной казни), он уже пережил следствие и предстал перед закрытым, но официальным судом, весь мир знал о нем - иначе говоря, опасность сгинуть без следа ему уже не угрожала, и он это понимал. А вот как-то повлиять на ход суда и смягчить тяжесть приговора его сообщения и разоблачения уже не могли (хорошо если не наоборот, если не усугубляли). Вануну это было ни к чему и, похоже, он действовал не по своей инициативе.
      Кому же это было на руку? Похоже, Вануну подыграл правительству Израиля. Распространилась версия о том, что похищение произошло на территории Великобритании? Так получите самое-самое четкое опровержение: сам похищенный сообщает всем заинтересованным лицам и объективам, что он улетел из Лондона, указывает конкретный рейс и число. Железная леди может не беспокоиться. На пользу это было не только правительству Израиля (оно безусловно "отмазывалось" от подозрения в нарушении британского суверенитета), но и "Моссаду", который в очередной раз проявил (или продемонстрировал) свою вездесущесть и оперативность, а такое знание, такое реноме оказывает воздействие на многих. Полезная вещь в работе...
      И в то же время никак не проходит ощущение, что существовала тайная заинтересованность в том, чтобы дело обернулось именно таким образом.
      Более серьезные версии предполагают именно такую тайную заинтересованность очень влиятельных и в то же время анонимных группировок. Начать следует, наверное, из понятного, хотя не "озвученного" факта: существование разноплановых влиятельных группировок внутри разведывательного сообщества Израиля. Вполне можно представить, что в этой операции, например, нашли внешнее появление острые противоречия в израильском обществе и разведсообществе, которые объективно существовали в тот период. Как это могло происходить? Например, так: некое очень влиятельное (и обладающее спецподготовкой) лицо, из персон того уровня, который может быть приглашен на "премьерскую экскурсию" в Димону, делает там, возможно специальной аппаратурой, серию снимков - но не может "легализовать" их, передать в средства массовой информации, от своего имени. Тем более никак не может позволить себе "засветиться" на контактах с врагом. Обязательно нужно допустить, что у этого "Мистера Х" есть друзья на одном из ведущих уровней политической разведки.
      Существует также группа лиц (наш "Икс", скорее всего, из их числа), которые, по тем или иным соображениям, считают необходимым окончательную "засветку", причем возможно даже с преувеличением действительного его состояния, израильского ядерного арсенала. Политический спектр деятелей, входящих в подобные группы, может быть весьма разнообразным: "голуби", мечтающие о всемирном искоренении ядерного зла, вполне могут считать, что все должны быть предостережены относительно опасности; экологи, потрясенные произошедшим в том же году взрывом в Чернобыле, мечтают о запрете и уничтожении ядерного оружия вообще (а уж мысль о возможности его применения на Ближнем Востоке, в силу географических особенностей региона, считают особо непереносимой); наконец "ястребы", недовольные Кемп-дэвидским процессом, уверены, что чем больше продемонстрировано силы и угрозы, тем проще договариваться с арабами. Мир в обмен на землю - в Израиле эту парадигму разделяют далеко не все. Земли и так слишком мало, а мирные обещания арабов немногого стоят, тем более что и обещания-то даны далеко не всеми соседними государствами и не всеми религиозно-политическими группировками в них.
      Так вот, израильская "Группа Х" может оказать влияние на одну из ветвей разведывательного сообщества - и вот по их "заказу" находится подходящая кандидатура и в общем-то успешно проводится первый этап операции: пленки и информация запущены в информационную сеть. Потом, уже из объективных соображений государственной безопасности и с целью предотвращения опасного прецедента (предательства), по приказу политического руководства, так сказать "легально" вмешивается "Моссад", проводит не слишком чистую акцию и доставляет Вануну в Израиль. Здесь "Группа Икс" немного помогает Мордехаю, немного помогает и своей стране (например, избежать дипломатических осложнений); самое же главное - если Вануну вообще не был использован "втемную", - договаривается с обвиняемым о сокрытии излишней информации.
      Если вы считаете, что с обвиняемым, которому светит пожизненное заключение, договариваться не о чем, то вы ошибаетесь. Еще и как можно договариваться и это более весомо, чем обещания следователей добиться замены пожизненного на, скажем, "двадцатку". Ведь тюрьме можно быстро умереть, можно же прожить много лет и стать, как это удалось нескольким израильским заключенным, ученым или философом; а можно - хотя это из категории тайн, которые не скоро будут признаны, - и вообще оказаться с чистым паспортом на другом конце земли...
      Что касается использования Вануну "втемную", то это не такой уж фантастический вариант. Мордехая, парня с не слишком устойчивой психикой, могли подвергнуть сильной психологической обработке (не её ли следы отмечали беершивские "леваки", вспоминая последние свои встречи с Вануну?) и "закодировать" на совершение нужных поступков. Например, уехать в Непал, склоняться к буддизму и заодно навестить советское посольство. В нужный момент Мордехая удалось (не через Герреро ли? Очень странный этот "колумбиец", который не жалел ни времени, ни сил, ни денег - которых у него совсем вроде не водилось, - до той самой поры, пока сенсация не вышла на страницы мировой прессы) подтолкнуть к активности. Само собой, устроители операции позаботились, чтобы пленка оказалась как раз такой, как "нужно". Далее только и оставалось, как немного "придержать" руководство "Моссада", чтобы не были приняты превентивные меры. А когда состоялось распространение информации, - постарались, чтобы Вануну на следствии и суде не "сломался".
      Обе эти версии предполагают, что реальные пленки, которые попали в "Дейли миррор" и "Санди таймс", отсняты не Вануну. Причем здесь совсем не обязательно его "зомбирование": все гораздо проще. Он и в самом деле мог не знать, что именно эти снимки сделаны не им. Если он когда-то действительно снимал в Димоне, то по истечению времени (а прошло больше года) слабый фотограф-любитель далеко не всегда сможет точно понять, совпадают ли когда-то виденная им в видоискателе картина с изображением, которое оказалось на пленке. Тем более, что объект съемок он знал, что называется, до мелочей - факт его многолетней работы в Димоне никто не оспаривает. Но нельзя исключить, что фотографирование секретного объекта "на самом деле" он вообще не производил, а это было ему внушено в ходе той психологической обработки, которая так переменила его жизнь. Уже не вымыслом фантастов, а практикой разведки стало глубокое "кодирование", которое могло оказаться тем более эффективным, что сам Вануну не отличался большой психологической стабильностью, поддавался внушению, был склонен к неординарным поступкам, впадал в соблазн и искушение. Эти его качества, кстати, успешно использовал "Моссад" в хрестоматийной операции сманивания фигуранта на сексуальную приманку.
      Такой ракурс оценки событий предполагает наличие сильного, умного, высококвалифицированного и умеющего ждать противника. Найти подходящего кандидата, произвести вербовку и глубокую психологическую обработку, спланировать и провести многоходовую операцию с правильным учетом вероятных действий противоположной стороны, да ещё полностью скрыть свое участие - на это способны совсем немногие. Возможно, только советское ГРУ и американское ЦРУ.
      Нужно ли это было ГРУ? Да, только в том случае, если высшее советское политическое руководство дало прямые указания разведслужбам совершить ряд акций, которые могут серьезно отвлечь внимание мировой общественности от произошедшего в апреле того же года, за несколько месяцев до начала "акции Вануну", катастрофы в Чернобыле. Но определенных данных о наличии такого приказа Кремля не прослеживается, - скорее наоборот, советское руководство после первого шока старалось не преуменьшать и не ослаблять "эффект Чернобыля", добиваясь от Запада существенной экономической помощи. Нужно ли это было ЦРУ или, шире, США? Да, если в "документальном" подтверждении израильской военной мощи они увидели дополнительный фактор воздействия на позицию арабских стран с целью дальнейшего продвижения процесса политического урегулирования на Ближнем Востоке, которым они в тот период столь старательно занимались. Кроме того, надо учесть, что и сами эти два колосса, ГРУ и ЦРУ, тоже внутренне неоднородны - но это уже предмет совершенно особого разговора.
      Противоречия в израильском истэблишменте, конфликты в разведсообществе, ГРУ, ЦРУ... Определить наиболее заинтересованную сторону в громогласном, на весь мир, оглашении ядерных секретов Израиля (которые в общем-то были к тому времени секретами Полишинеля) - будет и означать выбор самой вероятной версии. И не стоит, конечно же, забывать один из Законов Мэрфи, который гласит: "Не усматривайте злого умысла в том, что вполне объяснимо глупостью".
      Часть 6. ПЕРЕМЕНЫ В "МОССАД"
      Сейчас вновь обратимся к наиболее известному из учреждений израильской разведки - к "Моссаду".
      В начале шестидесятых годов в нем, точно так же как в политической и общественной жизни страны, произошли определенные изменения. Отражением некоторых из них стала смена директоров "Моссад". Вновь пришедший к руководству государством Бен-Гурион внезапно для многих принял отставку Иссера Харела и назначил новым директором "Моссад" генерала Меира Амита из военной разведки. По воспоминаниям самого Амита, новое назначение было осуществлено волевым решением самого Бен-Гуриона и явилось для Меира достаточно большой неожиданностью. В марте 1963 г. военный курьер вручил генерал-майору, проводившему инспекторскую проверку частей в районе Мертвого моря, листок бумаги с лаконичным сообщением: "Немедленно свяжитесь с премьер-министром в Тель-Авиве". Дисциплинированный генерал сразу же позвонил в приемную Бен-Гуриона. Звонка ждали; с характерной израильской бесцеремонностью советник премьера сообщил: ""Старик" хочет немедленно вас видеть и посылает за вами самолет". Спустя три часа Амит уже был в приемной премьера в Тель-Авиве, в районе Кирия. Амита сразу провели в кабинет; Бен-Гурион поздоровался и показал копию письма Иссеру Харелу. Это было согласие принять отставку "мемунеха". Затем, даже не спросив Амита, хочет ли он занять освободившийся пост, Бен-Гурион заявил: "Ты будешь новым руководителем "Моссада"". Приказ есть приказ, и Амит подчинился. Бен-Гурион также предупредил, что новый руководитель уже не будет иметь прежних полномочий. Больше не будет "мемунеха", отвечающего одновременно за внешнюю разведку и внутреннюю безопасность. Сосредоточение такой власти в одних руках было признано нежелательным.
      Биографическая справка.
      Меир Слуцки родился в 1926 году в Тиберии, социалист по убеждениям. Юношей вступил в киббутц Алоним, находящийся в Нижней Галилее, а позже - в "Хагану". Сменил, в числе многих палестинских евреев, "слишком европейскую" фамилию на "Амит". Во время войны за независимость 1948 года он командовал ротой, участвовал в боях. По окончании войны не возвратился в киббутц, а остался в армии. В 1950-х годах Амит командовал пехотными и танковыми подразделениями и был одним из тех, кто внедрил в израильской армии принцип: "Делай, как я" - не отсиживаться в тылу, а вести своих людей в бой, подавая личный пример. Во время Суэцкой кампании 1956 года Амит подружился с генералом Моше Даяном и стал его адъютантом. Он также нашел время для продолжения образования и получил ученую степень по экономике в Колумбийском университете Нью-Йорка. В 1962 году Даян порекомендовал назначить Амита руководителем военной разведки.
      В прежние годы служба в "Аман" не приносила её руководителям ничего, кроме неприятностей. Трое из четырех руководителей "Амана" были вынуждены со скандалом уйти в отставку: в 1949 году это был Иссер Беери, которого обвинили в нарушении гражданских прав и даже приговорили к тюремному заключению; в 1955 году - Биньямин Джибли, который затеял и, как считается, провалил операцию "Сусанна" в Египте; в 1958 году - Иошафат Харкаби, как официально считается - за провал учения по мобилизации резервистов. Харкаби, однако, сменил человек, который был чистым воплощением успеха, генерал Хаим Герцог. Ранее он пришел на смену Беери, а в 1958 году вернулся на службу, чтобы придать новый имидж "Аману". Ему удалось восстановить уважение к этой службе, - но даже Герцог не мог вывести это агентство из тени, которую отбрасывал Харел.
      Когда в 1962 году Герцог в очередной раз собрался возвратиться на дипломатическую работу и в политику, пост начальника "Амана", несмотря на возражения Харела, был предложен Амиту. Иссер Маленький сразу же заявил, что считает ошибкой назначать на этот пост человека, не имеющего опыта работы в разведке, - хотя он, возможно, чувствовал в этом генерале потенциального соперника, причем имевшего свою собственную команду. Но влияние Харела на Бен-Гуриона уже пошло на убыль42, и Амит получил назначение.
      Вскоре Меир Амит попытался снять напряженность в отношениях военной разведки с "Моссадом". Справедливо считая, что интересы защиты Израиля выше мелкой ревности и соперничества, он предложил установить тесное взаимодействие между всеми разведывательными службами.
      В принципе, никто против этого не возражал и не мог возражать. Кроме того, существовали и механизмы взаимодействия и координации; собственно, комитет "Вараш" по своей главной задаче и должен был возглавлять этот естественный и необходимый процесс. Но практически после попыток примирения, длившихся несколько недель, напряженность и враждебность между спецслужбами только усилилась.
      Здесь был вопрос далеко не только в личных взаимоотношениях двух ветвей разведки, сложившихся на разных уровнях, от руководителей до рядовых оперативников. "Моссад" фактически был выстроен Харелом "под себя", принимал стиль и методы его руководства, отражал в корпоративной идеологии его личность. "Аман" под сильным влиянием и энергичного, открытого современным веяниям Хаима Герцога, и "американского менеджера" Меира Амита, и, несомненно, новых реалий разведывательной работы, выстраивался совершенно иначе. Что касается самих руководителей, то их раздирали не просто разногласия, у них была противоположная ментальность. Харел был тактиком, а Амит - стратегом. Харел месяцами самозабвенно носился по Америке или Европе в поисках маленького Йосселе Шумахера или какой-то другой добычи, спал на раскладушках, уходил от слежки. Военные разведчики находили эти методы и результаты такой работы смехотворными, поскольку в конечном счете агентура "Моссада" не могла сделать ничего существенного в отношении опасности самой непосредственной, то есть получения сведений о военной мощи арабских стран; агентурные удачи, о которых уже рассказывалось, осуществились по линии "Аман".
      Был ещё один существенный фактор, который определил и болезненную реакцию основных разведслужб на назначение Амита, и его деятельность на этом посту, и его малоудачные попытки установления сотрудничества с Хареловским "Моссадом". В "Моссаде" приближалась, назревала смена поколений. Большинство старших офицеров и работников среднего звена приближались к пенсионному возрасту. Естественно, что они - как абсолютное большинство людей, работающих по призванию, - не стремились уходить в отставку, но уже не так воспринимали новое и, чтобы поддержать самоощущение правильности, необходимости и незаменимости своих действий, прибегали к навыкам и методикам, наработанным в прежние годы. И это были не единичные работники - произошло то, что на спортивном языке называется "команда постарела". Не только Харел держался за старые приемы и методики - это относилось и к агентству в целом. Они уже не видели то, что стало ясно замечаться снаружи - состарившаяся команда утрачивает эффективность. Немаловажным был и возрастно-образовательный консерватизм к техническим новшествам у старшего звена моссадовцев, людей с огромным военным и подпольным опытом, но не с академической подготовкой. А ведь это был период, когда назревала и разворачивалась очередная технологическая революция, и те, кто не сумел вовремя отреагировать на новые технологии, стали все заметнее отставать.
      В этом отношении традиции чуткой к новшествам военной разведки, заложенные ещё Герцогом в первый свой приход к руководству "Аман", получили хорошее продолжение в работе под руководством генерала Амита. В военной разведке формировалась сильная "команда" - а "Моссад" начал существенно отставать. В то же время совершенно понятно было компетентным людям, что потенциал агентства очень велик. Высшее армейское командование, естественно, ожидало, что назначение Амита на пост директора "Моссада" положительно скажется на практической разведывательной отдаче этого агентства. Он был хорошим организатором и квалифицированным руководителем, и можно было ожидать, что совмещение постов начальника "Моссада" и "Амана" пойдет на пользу всему разведывательному сообществу. Кстати, прежде никто не совмещал этих постов, - только использовали общее оперативное подразделение ("команду 131") в интересах то одной, то другой ветви разведывательного сообщества.
      Когда Амит в генеральском мундире первый раз появился в штаб-квартире "Моссада", недалеко от прежнего места службы, его встретили очень холодно. Первым его встретил Харел, "кислый, как лимон". Уходящий шеф "Моссада" произнес несколько дежурных слов, затем поднялся и ушел, а его три секретарши горько зарыдали. Но уход Харела из кабинета ещё не означал, что бывший "мемунех" прекращает борьбу; через несколько лет Харел даже вернулся на пост руководителя "Моссад", но ненадолго. Теперь уже очевидно, что его отставка, на поверхности связанная с относительными неудачами и существенно осложнившимися отношениями его с руководством страны, отражала глубинные тенденции исторического развития. Наибольшую ценность в разведке приобретали новые способы и подходы, развитию которых, по большому счету, Харел мешал и мешал тем больше, чем успешней действовал "традиционными" методами. Но это было позже; а тогда он попытался сразу переиграть ситуацию и призвал на помощь своих многочисленных сторонников во всех ветвях разведывательного сообщества, людей своего менталитета. Уже 27 марта 1963 г. на стол нового начальника "Моссада" легла шифровка. В ней выражалась обеспокоенность по поводу ухода Харела и содержался призыв "принять все возможные меры для его возвращения". Шифровка была подписана главными представителями "Моссада" в Европе, но под ней стояли не имена, а псевдонимы, и Амиту пришлось выяснять у своих помощников, что её подписали ветеран марокканской операции Шмуель Толедано, резидент в Париже Ицхак Шамир, а также резиденты Мордехай Алмог и Йозеф (Джо) Раанан43. Их работа была чрезвычайно важна для "Моссад" и государства. Они возглавляли самые ответственные резидентуры.
      Справка:
      Обычно такая резидентура действует под прикрытием посольства, но резидент не информирует посла о своей деятельности и подчиняется непосредственно Тель-Авиву. В каждой резидентуре есть представители двух основных направлений деятельности "Моссада": информационного и внешних связей. Основные резидентуры "Моссад" в Европе были во Франции, под прикрытием посольства и Отдела военных закупок, Италии, в Бонне под прикрытием "Комиссии по репарациям", возглавляемой Леваноном Нахимья ("Ахасом"), Вене, где действовали организации "Палестина-Амт" и "Хиас", а также представительство "Джойнта", в Лондоне - под прикрытием посольства и в Западном Берлине, где достаточно долго резидентуру покрывала киностудия "Фортуна", руководимая А. Шлезингером. По общему правилу, работа каждого представителя "Моссада" за рубежом строго законспирирована, и работники одного направления не знают, чем занимаются их коллеги из другого. В их задачу входит поддержание контактов с представителями секретных служб страны пребывания, но они также руководят работой собственных разведывательных сетей, - разумеется, не информируя об этом спецслужбу страны пребывания.
      Этот протест был гораздо мягче "бунта шпионов", который имел место 22 года назад, когда проводилась реорганизация политического департамента министерства иностранных дел. Реакция на него на первых порах тоже показалась более сдержанной. Новый шеф "Моссада" сразу обозначил свое кредо: "Мне не нравится ваше поведение, - написал он в ответ на послание ветеранов службы, - я не привык к коллективным протестам". Вскоре Амит даже съездил в Париж, в числе прочих дел и для примирения со своими европейскими оперативниками, - но фактически, в деловом плане, работа так и не наладилась. Через два года после того, как четверо резидентов "Моссада" направили телеграмму протеста Амиту, все они ушли из разведки44. Люди опытные, заслуженные и весьма амбициозные, они предпринимали отставку каждый по личному решению, без координации или договоренности друг с другом, да и по разным поводам. Но причина была, видимо, одна: они почувствовали, что им не простят этого шага и ни былого доверия, ни шансов на дальнейшее продвижение по службе у них нет.
      Интересы налаживания работы требовали определенных компромиссов - не время и не место было проводить "большую чистку", убирать всех "Хареловцев" и назначать своих людей - и времени не было, и выбор подходящих совсем не так велик. Надо было максимально использовать старые кадры, "перевербовывая" их в новую идеологию. Здесь требовалась бюрократическая дипломатия; кое-что удалось сделать верно. Например, генерал Амит сделал одного из протеже Харела, Якоба Кароза, своим заместителем. Кароз, возглавлявший политическое направление и отвечавший за связи с иностранными партнерами, служил в агентстве с самого его основания как один из "альтернативных дипломатов". Он принял предложение Амита, - чем немного успокоил рьяных приверженцев Харела.
      Реальному снижению напряженности в разведывательном сообществе способствовали перемены в израильском правительстве. В июне 1963 Бен-Гурион оставил пост премьера и основал новую центристскую партию под названием "Рафи", которую поддержали Моше Даян и Шимон Перес. Партия "Мапай", все ещё обладавшая большинством в кнессете, избрала своим лидером Леви Эшкола, который вскоре стал новым премьер-министром Израиля.
      Эшкол, замечательный дипломат, обаятельный и разносторонний человек, как многие штатские проявлял большой интерес к разведке, внимательно следил за ходом некоторых операций и при случае высказывал благодарность и самому руководителю, и агентам Амита. В свою очередь, "американский менеджер" М. Амит позаботился о том, чтобы Эшкол, бывший в то время одновременно и министром финансов и знавший все финансовые пружины, увеличил бюджет "Моссада". Это позволило Амиту принять на работу некоторых своих прежних соратников, не форсируя увольнение ветеранов, и ускорить реформу секретной службы.
      Меир Амит считал главным для разведки сбор военной и политической информации по арабским странам. Как глава разведывательного сообщества и председатель комитета "Вараш", он настаивал, что "Моссад" не должен без крайней необходимости втягиваться в проведение операций, не имевших отношения к этому процессу. В то же время он предпринял усилия по усилению координации и повышению эффективности внешней разведки. В частности, высокопрофессиональное, но скомпрометированное "делом Лавона" "подразделение 131" было передано в состав "Моссада" для усиления существовавших там, в составе комитета "Решут", двух небольших оперативных подразделений. На замену ушедшим оперативникам - соратникам Харела и носителям преодоленного временем менталитета, - Амит привел своих людей. Многие пришли из "Амана", включая руководителя информационного отдела военной разведки Рехавья Варди. Амит также добился повышения в воинских званиях израильских военных атташе, некоторые из них стали одновременно резидентами "Моссада". Штаб-квартира "Моссада" перебралась в современное здание в центре Тель-Авива. Амит завел шикарный кабинет в американском стиле, отделанный деревом и обставленный модной мебелью. Кое-кого из ветеранов "Моссада" эта роскошь приводила в ярость. Диссиденты в среде "Моссада" стали намекать, что Амит транжирил деньги и даже подкармливал некоторых своих коррумпированных подчиненных. Эти слухи раздражали Амита, и он пытался пресекать их, - но не отказывался от своего устланного коврами шикарного офиса.
      Амит также изменил подход "Моссада" к подбору кадров. Раньше основная ставка, по примеру англичан, делалась на рекомендации друзей, но Амит решил использовать более современные методы. Потенциальных кандидатов стали искать не только в армии, но и в университетах, а также в деловых кругах и среди новых иммигрантов. Особый акцент делался на подборе кандидатов с европейской внешностью и умением одеваться по-европейски.
      Не обходилось и без недоразумений. Одно из них произошло с Чарли Майоркасом.
      Персональное досье.
      Отец Майоркаса вырос в Швейцарии, мать была австрийкой, сам Чарли родился в Стамбуле и, чтобы избежать призыва на военную службу, выехал во Францию, где начал изучать медицину, но потом переключился на коммерцию. В 1965 году этот турецкий еврей переехал в Израиль - "Еврейское агентство" готово было финансировать его обучение. В университете он привлек внимание кадровиков "Моссада" и с энтузиазмом принял сделанное ему предложение. После трех лет обучения основам разведывательного искусства выяснилось, что он гомосексуалист, и его немедленно уволили из "Моссада" - никто не хотел идти на риск и брать на работу человека, уязвимого для шантажа в сексуальном плане. "Я хотел служить своей стране, - говорил Майоркас, - а мне навесили это. Кто из израильтян может сравниться со мной: мое происхождение, знание Европы, свободное владение восемью иностранными языками?" Сейчас, по прошествии десятилетий, очевидно, что новая кадровая политика, ориентированная прежде всего на личные качества и способности, принесла плоды - и разведка работала эффективно, и провалы (неизбежные в любой разведслужбе) с людьми нового набора происходили совсем нечасто.
      Заметные изменения произошли в "Моссаде" и с привлечением женщин к оперативной работе. С сексом (хотя и не только с ним) была связана большая победа, одержанная разведсообществом - речь идет о получении Израилем новейшего на то время советского истребителя. Новинка советского авиастроения, тщательно засекреченный МИГ-21 произвел большое впечатление на военные круги Запада по первым же косвенным сведениям, полученным от наблюдения за демонстрационными и учебными полетами и на основе немногочисленных боевых столкновений. Когда большие партии МИГ-21 начали поступать на вооружение ВВС арабских стран, всерьез забеспокоилось и руководство Израиля. Командующий ВВС генерал Эзер Вейцман настаивал, что получение и изучение "Мига" может быть ключом к победе в очередной войне.
      Рассматривалось несколько вариантов: перехват самолета в воздухе и принуждение его к посадке в Израиле; внедрение своего агента в качестве пилота ВВС одной из арабских стран; принуждение или подкуп арабского летчика. Несмотря на очевидные трудности, - чем подкупить пилота-араба, офицера самого привилегированного рода войск, которые пользовались всеми благами, которые предоставлялись военнослужащим в арабских странах? последний вариант все же представлялся наиболее перспективным. Попытки подкупить или заманить в ловушку очередного арабского пилота начались.
      Группа Джона Леона Томаса, разведчика, который некоторое время успешно работал в Египте, попыталась завербовать молодого офицера египетских ВВС, Хуана Карлоса, копта (египетские христиане) по происхождению; офицеру был предложен миллион американских долларов за угон в Израиль или на Кипр "МИГа" - но Карлос предпочел рассказать о попытке вербовки египетским контрразведчикам и Томас был схвачен и затем казнен.