Гурам сдержал слово. На следующее утро он устроил Тамару и Виктора в гостиницу «Алтай». Номера оказались вполне приличными: рижская мебель, вместительный стенной шкаф, уютные кресла. Сосед Виктора, пятидесятилетний летчик Куприянов из Воркуты, после ухода Тамары искренне сказал:
      – Ну и красавицу ты нашел, парень! Я на Севере таких не видел. Одно слово – царица Тамара. У вас в Тбилиси все такие?
      …В Москве у Гурама оказалось множество дел. До позднего вечера он пропадал у знакомых, ездил к кому-то в Подольск и Мытищи. У Тамары и Виктора были свои интересы. Они бродили по городу, ходили в Третьяковку, на выставку русского фарфора, удалось купить билеты в театр. Вечерами, возвращаясь домой, подолгу говорили об увиденном, об Арбенине, которого погубил маскарад жизни, о Каренине, не разглядевшем моральной фальши общества…
      Дни летели быстро. Сегодня уже четверг. Тамара и Виктор шли по проспекту Мира. Зажглись фонари, и дома окунулись в бледную синеву. Порывистый ветер нес небольшой снег. Морозило.
      – Знаешь, наверное, я сделала глупость. Сказала Виктории Германовне, что ты родственник композитора и что завтра твой день рождения, – и, словно оправдывая свой поступок, Тамара добавила: – А что в этом страшного? Все-таки повод. Не все же ей нас угощать. И потом Гурам тоже сказал…
      – Зачем тебе это было нужно? – громче обычного спросил Виктор. – При чем здесь какой-то композитор? И еще несуществующий день рождения! По-моему, неприлично…
      Тамара перебила его:
      – Не осложняй. Не порть из-за мелочей настроение и мне и себе. Я хотела как лучше. В конце концов, какое это имеет значение?
      – Имеет! – голос Виктора сорвался. – Мне бы в голову не пришло собирать в чужом доме чужих людей на выдуманный день рождения.
      Они шли молча; не смотря друг на друга. Спорить и доказывать нелепость своего положения Виктору совсем не хотелось. На переходе, пропуская Тамару, увидел ее заплаканные глаза. «Этого еще не хватало», – с унынием подумал он.
      – Не обижайся, – улучив момент, когда поблизости никого не было, он поцеловал ее в щеку. – Пусть будет так, как хочешь…

* * *

      Знакомые Гурама жили около Белорусского вокзала. Тамара и Виктор не сразу разыскали нужный им дом. Гурам встретил их у подъезда. Спросил сердито:
      – Вы что, забыли? Нельзя же так опаздывать… Обдало домашним уютом, теплом, розовым светом фарфоровой люстры. Из комнаты доносились оживленные голоса, звуки стереофонической музыки. Им приветливо улыбнулась Виктория Германовна. Стол был уже накрыт. В низкой вазе – цветы. Виктор понял, что к его шестидесяти рублям Гурам добавил не меньше.
      – Знакомьтесь, – торжественно сказал Гурам. – Тамару вы знаете. А это мой друг Виктор – племянник известного композитора, фамилию его дяди называть не будем…
      Виктор растерялся от такой рекомендации и хотел было возразить, что дядя его не композитор, а инженер на машиноремонтном заводе, но подскочивший к нему парень в вишневом пуловере крупной вязки уже пожимал руку.
      – Лева, – представился он. – Я знаю, кто твой дядя. Похожи. Талантище. Ты тоже из музыкального мира? – с умилением спросил он. – Сыграешь что-нибудь?..
      – Оставь его в покое. – Гурам подмигнул Виктору. – Не будем говорить о родословных.
      Виктор промолчал.
      – Что ж! Лишим себя интересной информации. Прими наши поздравления и общий подарок, – Лева взял с книжной полки золотистый футляр. – Настоящий «Паркер»!
      Виктор смутился, Гурам, обняв его за плечи, подвел к креслу. К ним подошла худенькая девица лет двадцати в синих вельветовых брючках.
      – Я тоже увлекаюсь музыкой, – и она бойко издала гортанные звуки, имитирующие игру духовых инструментов.
      Все рассмеялись.
      – Гениально! Валя-Джаз показывает свое искусство. Вот что значит самореклама, – воскликнул Лева. – Можешь не волноваться. По конкурсу пройдешь. Плачет по тебе отечественная эстрада.
      Заговорили о пустяках. За стол никто не садился, явно кого-то ждали. Вскоре настойчиво прокричала кукушка-звонок. В комнату вошел высокий парень, несколько располневший, с гладким, матовым лицом. Под тонкой кожаной курткой на черном свитере сверкнул медальон. Он приветливо кивнул всем, почтительно приложился к ручке Виктории Германовны, похлопал Гурама по плечу. До Виктора донесся шепот: «Робик пришел».
      – Душно у вас, – произнес он и быстрым взглядом обвел собравшихся. У него была неприятная манера разговаривать с видом скучающего скептика. Виктору он не понравился сразу.
      Все сели за стол. Виктория Германовна и Валя засуетились, словно сговорившись, стали услужливо подвигать в сторону Робика тарелки.
      – Да не беспокойтесь! С закусками мы сами разберемся. Виктор сел рядом с Тамарой. Другим ее соседом был Лева. Он старательно ухаживал за Валентиной, а она кокетливо поводя плечами, явно желала произвести впечатление на Гурама. Зазвонил телефон. Виктория Германовна принесла из коридора аппарат с длинным проводом. Робик взял трубку, слушал недолго, сказав всего одно слово «хорошо» и встал из-за стола.
      – К сожалению, должен уехать. Неотложные дела, – остановившись в дверях, он помахал всем рукой. Гурам проводил его до лифта.
      – Кто он? – спросил Виктор Тамару.
      – Впервые вижу.
      – Этот Робик – настоящий босс, – проговорил вкрадчивым голосом невзрачного вида парень и принялся накладывать в тарелку салат.
      – Вы не знакомы? – кивнул на него Лева. – Можно сказать, будущий Спиноза. В общем, голова. Пока еще даже не аспирант, но зато преуспевающий студент, – в голосе звучала ирония.
      После ухода Робика все словно размагнителись, заговорили непринужденно. Валя-Джаз потребовала музыки. Гурам включил магнитофон. Понеслась чувствительная мелодия, перешедшая в быстрый незнакомый танец.
      Валя вытащила из-за стола сопротивляющегося Леву.
      – Ну не ломайся! Покажем класс, – она отвела руки назад, щелкнула пальцами, изображая испанку.
      Ритмы, сменяемые то низким, то необычайно высоким голосом певицы, заполнили комнату. Валя и Лева вышли на середину комнаты. Они танцевали слаженно. Темп музыки ускорялся. Громче звучал голос певицы. Они танцевали раскованно, легко.
      – Ну как? Здорово? – спросила Тамара.
      – Здорово. Только Лева смахивает на павиана… А в общем-то стыдно.
      – Кому стыдно? Нам?
      – Им, – ответил Виктор. Музыка смолкла.
      – Дамы отдыхают, мужчины угощают! Разгоряченные танцоры, взяв протянутые бокалы, под крики одобрения с жадностью пили вино.
      – Колоссально! – сдержанно проговорила Виктория Германовна. Гурам перебрался к ней поближе и сидел теперь рядом.
      Около десяти танцы прекратились. Кто-то предложил сыграть в карты. Со стола убрали посуду. Гурам с Тамарой вышли в коридор.
      – Тебе в самом деле нравится Виктор?
      Вопрос прозвучал не грубо, но Тамара посмотрела с вызовом:
      – А что?
      – Ничего. Показалось, что ты и замуж за него не против, – он усмехнулся. – Молодой, незарегистрированный…
      – А хотя бы и замуж! Чем не парень? Честный…
      – Честный, нечестный. Эти понятия относительные…
      Не обижайся. У твоего друга сердечного перспективы маловато. Что он может?
      – Тебе-то что? Вроде бы соболезнование высказываешь? Оставь про это…
      – Напрасно сердишься. Я по-свойски. Научись смотреть на жизнь реально. Она ошибок не прощает.
      – Странный разговор завел ты, Гурам. К чему бы? – Тамара холодно посмотрела на него.
      – Ну что ж! Будем считать, что разговор представлял односторонний интерес, – и как ни в чем не бывало улыбнулся.
      В коридор выглянул Лева:
      – Общий сбор на верхней палубе. Прошу за стол.
      В комнате кто-то притушил люстру и зажег бра. В упокоительном полумраке стало еще уютнее.
      – Прямо как в Монте-Карло. – Лева сделал эффектный жест рукой. – Не захочешь – заиграешь. Ну, что? Метнем? – обратился он к Гураму. – Жаль, новой колоды нет.
      – Ничего. Я человек без претензий.
      – Зато денежный, – в тон добавила Валя.
      – Давайте в секу, – предложил Лева. – Ты будешь? – обратился он к Виктору.
      – Я не знаю эту игру.
      – Это просто. Не преферанс. Как играют в очко, знаешь? А здесь набирай тридцать одно. Только масти пиковая и червонная.
      Игра оказалась несложной. Виктору повезло. За полчаса он выиграл почти семьдесят рублей.
      – Браво, Виктор, браво! Так по миру нас пустишь. Спасайтесь, кто может! – посмеивался Лева.
      – Правильно говоришь. Это же возмутительное безобразие, даю честное слово! Я последнюю ставку делаю, – хмурясь, сказал Гурам и, ловко распушив колоду, передал ее Виктору. – Сдавай, – он небрежно бросил на стол три полсотенных бумажки. – Пан или пропал.
      – Ого! Среди нас капиталист, – засмеялась Виктория Германовна. – Сделайте его банкротом, ребята!
      – Это мне не угрожает! – и, словно спохватившись, Гурам добавил: – За что вы меня так, Вика? Я-то думал, ко мне с симпатией…
      – Думающих всегда ждут великие дела, – ответила она смеясь.
      Виктор побаивался делать большую ставку. Он незаметно ощупал тоненькую пачку денег, лежащую в боковом кармане. Мать дала их на покупку пальто. Кто-то остановился за его спиной.
      – У тебя хорошая карта, – шепнула Тамара. – Но не зарывайся.
      Лева сказал:
      – У него духу не хватит…
      – Я ставлю на все, – сказал Виктор.
      Он набрал тридцать очков. Лева тридцать одно. Перед глазами Виктора все поплыло как в тумане. На какой-то миг его охватило оцепенение.
      – Дурак!
      – Ты чего?
      – Это я о себе!
      – Господи! Ты как малый ребенок. Говорила же, – взволнованно прошептала Тамара.
      – Не горюй. Не в деньгах счастье. Деньги – дрянь, – утешал Лева. – Проиграл – радуйся. Значит, в любви повезет. Вот меня нынче карта ласкает – значит, жди: дева изменит.
      Виктор взял опять карту и опять проиграл, теперь уже сто шестьдесят рублей.
      – Тебе хватит играть. Долг потом отдашь, – сказал Лева, тасуя колоду.
      – Успокойся, Виктор, – Гурам обнял его за плечи. – Ты сам вошел в игру. А если бы выиграл?..
      Закусив губу, Виктор растерянно смотрел перед собой. Денег на покупку пальто матери не осталось. Гурам отвел его в сторону:
      – Я тебе одолжу. Уж лучше бы я тебя обыграл, чем этот… философ!
      – Все равно! Проигрыш есть проигрыш:
      – Ну смотри, – Гурам ладонью хлопнул его по спине. Шел двенадцатый час. Тамара стояла у окна и смотрела на ночную заснеженную улицу. Вид был так себе: два ряда железных гаражей, за ним пустырь. К ней подошел Виктор.
      – О чем ты говорила с Гурамом в коридоре?
      – Так, пустое.
      – Ты меня осуждаешь?
      Тамара посмотрела на него с досадой:
      – Что хотел доказать? И кому? Вздорно до глупости. Нельзя вести себя так безрассудно. Будь у меня право, я бы…
      – Что?
      – Выпорола бы, как маленького.
      – Оказывается и ты не прочь помахать кнутом, – попытался защититься шуткой Виктор.
      – В твои годы нужно быть серьезнее. Поедем домой, товарищ неудачник.
      – Побудем немного, – сказал Виктор. – Подумают – проиграл и сбежал.
      Белозубо улыбаясь, Гурам встал, подошел к магнитофону и, быстро прогнав пленку, отыскал понравившуюся ему песенку.
      – А ты приятные мелодии выбираешь. У тебя хороший вкус, – проговорила Виктория Германовна.
      – Обычный профессионализм, – ответил Гурам. – А вкус?.. Я как и все. Люблю красивое. Вот вы, например, такое чудо редко встретишь! – сказал открыто, и получилось серьезно. – А все это, – он кивнул на кассеты, – игра и треп, который можно размножить десять, сто, тысячу раз. Вы такая одна!
      …Была уже ночь. Полная серая луна висела над крышами домов. В золотистом отсвете фонарей улицы казались игрушечно расцвеченными. Тамара шагала неторопливо, прижавшись к плечу Виктора. Она казалось ему сейчас особенно красивой. Виктор неожиданно ощутил странное, тревожное чувство. Вспомнился Робик, который поначалу равнодушно, а потом с интересом поглядывал на Тамару. И Гурам, что-то нашептывающий ей в коридоре. Уклончивый ответ Тамары он тоже истолковал по-своему.
      – Как тебе эта компания? – спросила она.
      – Трудно сказать. Но первые впечатления не очень. Симпатичные, но какие-то неопределенные…
      – Наверное, ты прав, – Тамара усмехнулась.
      – Ты чего?
      – Да так! – отозвалась она. – Мне показалось, что они сами мало знакомы друг с другом. Знаешь, почему так решила? Они говорили обо всем и ни о чем. Как на смотрины пришли. Словно приглядывались друг к другу. И все так вежливо: пожалуйста, спасибо, извините… Мне кажется, у них какой-то общий интерес. Ради чего они собрались? Попить, поесть?.. И разойтись? Ты понимаешь меня?
      – Понимаю. – Виктор поддал ногой льдышку, и она, закрутившись, полетела в снег. Он помолчал, а спустя минуту, будто встревоженный догадкой, сказал: – Я бы смотрел проще. По-моему, это мы для них непонятны. Поэтому и разговоры у них – обо всем и ни о чем. Приглядывались к нам. Ждали, что о себе расскажем.
      – Нас узнать хотели, а себя скрывали. Я правильно поняла?
      – Да. Только зачем это им? Мы пришли и ушли, скоро уедем. Мы с ними в жизни больше и не встретимся…
      – А ты им понравился…
      – Мне бы хотелось понравиться тебе, а не этим чужакам. И чтоб ты это поняла!
      Реакция Тамары была совершенно непредвиденной.
      – Ты любишь только себя. Все, что сказал, это одни слова. Ты думаешь, я ничего не понимаю? Я уже давно заметила, что ты мне не веришь! – воскликнула она запальчиво.
      – Я тебе поверил с первого взгляда, – прямо ответил Виктор и тут же смутился этого невольного признания.
      – Ты мне не веришь, – повторила Тамара с каким-то детским упрямством.
      – С чего ты взяла? – все больше недоумевал Виктор, не понимая резкой перемены в ее настроении.
      – Тебе все время кажется, что я с тобой неискренна…
      – Это неправда! – обиделся Виктор.
      – Ты уверен, что это неправда? – вдруг мягко спросила она.
      – Да!.. Да!.. Да!
      И тогда Тамара взяла его под руку, пожала локоть, будто благодаря за то, что он разрешил ее сомнения, и улыбнулась.
      По скользким, влажным ступеням они спустились в метро. Сели в сверкающий стеклом и никелем пустой вагон. Он мчался по тоннелю так, словно хотел как можно быстрее увезти их в другой конец города.

      Школьникова по вызову не явилась. Таранец за суетой дел вспомнил о ней лишь к полудню. Открыв сейф, он взял папку с материалами о краже и позвонил ей на работу. Ответили сдержанно: «Школьникова на службу не вышла». Трубку квартирного телефона сняли сразу, после первого зуммера. Послышался женский плачущий голос.
      – Оксана Артемьевна? Это Таранец из уголовного розыска. Я у вас был вчера. Что с вами?
      Всхлипывания перешли в рыдание.
      – Горе одно не приходит, – задыхаясь от плача, проговорила Школьникова.
      – Что случилось?
      – Мой сын отравился! За что мне такая кара? Разве я заслужила?
      – Я еду к вам!
      … Таранец вернулся от Школьниковой взволнованный. Он не был растерян, но плохо представлял, как станет докладывать начальнику о случившемся.
      Арсентьев читал бумаги. Таранцу он не задал ни одного вопроса, только внимательно посмотрел на него.
      – По-моему, я серьезно просчитался.
      – Садись-ка и рассказывай! – слова прозвучали как команда.
      Таранец молчал.
      – Просчет, как я понимаю, не твоей личной жизни касается, а работы. Поэтому не тяни. Давай ближе к делу!
      Таранец рассказал о поездке к Школьниковой, об отравлении ее сына и о том, что ее муж устроил в общежитии скандал, в присутствии других ребят обвинил парня в воровстве, обыскивал его постель и тумбочку.
      – Я изложил только факты, – официальным тоном проговорил Таранец. – Считаю необходимым сообщить, что я запрещал Школьникову ездить в общежитие. Он же сделал по-своему, – Таранец чувствовал, что его рассказ расстроил начальника.
      Арсентьев вышел из-за стола и заходил по кабинету. Настороженно всматриваясь в него, Таранец спросил:
      – Что теперь будет?
      – Какое состояние парня?
      – Ему вовремя оказали помощь. Арсентьев что-то сосредоточенно обдумывал.
      – Запрещал, говоришь, Школьникову ездить? – хмуро спросил он. – Выходит, прогнозировал, так надо понимать? Допускал, что могло случиться…
      В глазах Таранца застыло изумление.
      – Я руководствовался другим. – Чем?
      – Тем, чтобы Школьников не мешал проверке! Что будет теперь? – Таранец повторил свой вопрос.
      – Подумай спокойно, о чем идет речь. Ты что, уговаривал Школьникова ездить в общежитие? Заставлял обижать мальчишку, рыться в вещах? Нет! А все это не простая обида. – Арсентьев говорил сердито.
      Таранец облегченно вздохнул, хотя заметной перемены в его настроении не наступило.
      Арсентьев тут же задал другой вопрос:
      – Ладно! Переживания переживаниями, а дело – делом. Что дала проверка парня?
      – У него полное алиби. Последние три недели был на практике. Никуда не выезжал. В общежитие вернулся позавчера.
      Лицо Арсентьева разгладилось.
      – Связи?
      – Ничего порочащего.
      – Но ключами от квартиры могли воспользоваться и другие?
      Этот каверзный вопрос не застал Таранца врасплох.
      – Исключено. Во время практики ключи вместе с вещами были в камере хранения общежития. Они и сейчас там…
      – Выходит, в схему преступления парень не вписывается. Здесь другой поворот. Ты, сыщик, не обижайся, – сказал Арсентьев. – Я поручу инспекции по делам несовершеннолетних срочно проверить парня по своей линии. Кража и попытка отравления похожи на встречные удары. Требуется тщательный разбор… А Школьникову пригласи ко мне завтра. Часам к пяти. Поговорить с ней хочу.

* * *

      Гурам брился тщательно, не спеша. Предстоящая встреча с Викторией требовала придирчивого отношения к своей внешности. Он наклонился и посмотрел в зеркало.
      – Ну как? – вроде бы между прочим спросил он своего приятеля Леву.
      – Прекрасно! Шик-блеск! – улыбнулся тот и вышел на кухню варить кофе. Уже в дверях сказал: – Сосредоточься. Пятиминутное одиночество тебе крайне необходимо.
      Настроение у Гурама было приподнятое. Он знал Викторию почти два года, но ни разу ему не удавалось остаться с ней наедине. Был, правда, случай в самом начале знакомства, когда, уходя последним из квартиры, он притянул ее к себе и попытался обнять. То, что она старше его на пять лет, не смущало, скорее искушало. Виктория тогда рассмеялась.
      – Что дальше? – просто спросила она и отстранилась, поправив кофту. Гурам тогда растерялся и произнес что-то шутливое. Это он помнил хорошо. Виктория сняла с вешалки демисезонное пальто, нахлобучила ему на голову кепку и сказала: – Перестань балаганить, Гурам. Поезжай домой. Уже поздно. И больше так не поступай. Парень ты хороший, но не для меня.
      Гурам страшно обозлился. С того вечера он больше ни разу не пытался таким образом проявлять к ней внимание.
      В Москве было много знакомых девчонок, но о Виктории не забывал. Любил бывать в ее уютной квартире. Там можно было не только весело провести время, вкусно поесть, но и, что особенно важно, встретиться с людьми, хорошо разбирающимися в дефиците. Эти люди при случае могли дать нужные адреса, номера телефонов. Они многое знали, о многом умели молчать… Личные контакты срабатывали четко. Вот уже поистине, не имей сто рублей, а имей одного человека с солидными связями. Огорчало одно – не чувствовал он себя равным среди этих людей. Лишь со временем научился держаться независимо – когда стал ориентироваться в делах, быть в курсе всего, что касалось спроса на вещи, когда смог брать самую суть из дефицита. Виктория охотно делилась нужными сведениями. Цена их была четко определена: адрес – полсотни, номер телефона с фамилиями – сотня, две – в зависимости от ассортимента товара. Это была ее доля. Гурам денег не жалел. Знал – затраты окупятся. Однажды подумал, что сможет обойтись без ее протекции. Попытался сам взять крупную партию трикотажа. Рассудил: раз сделаю – год гуляю. И по теории вероятности, меньше шансов попасться.
      Виктория узнала о сделке. Сказала раздраженно: – Ты зарываешься. С тобой опасно иметь дело! Подведешь и себя и других. – Ее былую доброжелательность словно ветром сдуло.
      В продаже модных платьев Гураму вежливо отказали. Это был урок. Задуматься было над чем. С этого дня он стал вести себя осторожно. На рискованные сделки не шел, новых знакомств не искал. Зато стал чаще советоваться с Викторией.
      Его обрадовало сегодняшнее приглашение. Наконец-то с ним стали считаться. Иначе не пригласили бы. Хотя… Неожиданная мысль заставила его задуматься. Рассматривая свое лицо в зеркале, он спросил себя: «А может, не я, а дела мои заинтересовали Викторию? Ну что ж, выясню и это. Только сегодня ей меня не провести. Я не тот мальчик, что два года назад, – рассуждал он. – Я – мужчина, она – женщина. На этом и буду строить наши отношения. Так что не обессудь…»
      Гурам был уверен в себе. Он привык сходиться с женщинами легко. Виктория тоже женщина, только очень обаятельная, элегантная, хотя и деловая. Его сейчас уже не интересовали другие причины, ради которых она решила встретиться с ним наедине.
      У него не было настоящих товарищей. Даже школьных он видеть не хотел. В этом была какая-то давняя неподвластная ему странность, разобраться в которой он не мог и теперь. А новых… Они при случае в болото заведут, в болоте и утопят.
      Об одном человеке Гурам тосковал всерьез – о бывшей жене. Без нее и теперь ощущал настоящую пустоту в жизни. Все отчетливее, с большей ясностью понимал, что она была единственным человеком, искренне заботившимся о нем. Чувство ценности этой заботы появилось не тогда, когда жили вместе, а потом, когда она ушла от него. Не раз вспоминал ее слова.
      – Что тебе дает лишнее кольцо, лишняя сотня, статуэтка? – спрашивала она.
      Гурам не переносил слез жены. В минуту размолвки пытался утешить ее. Клялся горячо, уверяя, что это его последний бизнес, последний кутеж. Но все шло по-прежнему. Перед разрывом жена больше молчала и только с укоризной смотрела на него.