Его люди и люди Детонатора ходили почти по всей навеге свободно, только на собственный корабль им сейчас воспрещался ход, да ещё в ходовую часть «имперской» навеги, где под замком держали их оружие. Деваться им всё равно было некуда — монтаж винта взамен разбитого должен был завершиться только завтра. Кроме того, люди Детонтора не питали к пиратам особой любви, и вдобавок были вооружены. Этот последний фактор плюс численное превосходство имперцев начисто исключал возможность какой-либо бузы со стороны Шимана и его людей.
      Сам старый бандит на спектакль и рождественские танцы не пришел, но человек десять из его команды Дик приметил. Они и люди Ройе держались особняком от всех, больше налегали на еду и питьё, чем танцевали, и поглядывали друг на друга опасливо.
      Дику вдруг подумалось, что стоит пойти и извиниться, раз уж Торвальд сделал это для Хельги. Но извиняться среди этого шума, перекрикивая музыку, не годилось. Дик прикинул, что девица рано или поздно отправится облегчиться, и можно будет перехватить её на выходе.
      Приняв решение, он отправился за пивом, и был перехвачен у стойки Хельгой.
      — Привет, красавчик! Потанцуем? — капитан Риддерстрале отставила кружку.
      — С удовольствием, — Дик церемонно поклонился. — Но я танцую плохо.
      — Не верю. Ты же флордсман. Ты же должен быть пластичный как чёрт. А ну пойдём!
      Когда танец закончился, Хельга потащила его обратно к стойке и, не дожидаясь, пока разрывающийся между клиентами Петер освободится, налила сама себе и партнёру.
      — И это всё, что ты умеешь? — спросила она. — Только джигу?
      Дик попытался отыскать какой-то позитив.
      — Зато я могу так долго.
      Хельга фыркнула в кружку, прыснув пивной пеной.
      — Сынок, этим женщину можно только напугать. Сейчас медленный танец — допивай, я тебе кое-что покажу.
      Дик заглотнул всё, что осталось в стакане (газ тут же пошёл носом) и принял руку Хельги.
      — Значит, так. Правую руку клади ко мне на талию. Отлично. Не выше и не ниже. Левой бери меня за руку, — свою левую руку она положила на его плечо. — Ну, что ты весь задеревенел? Я не предлагаю тебе ничего непристойного, это просто вальс. А теперь левой ногой шаг назад. Подшагивай к ней правой… отлично. Я знала, что у флордсмана должно получиться. Теперь правой шаг в сторону, левой подшагивай… И с левой шаг вперед! А теперь лови ритм: и-раз! И-и-два! И-и-три!
      — Занимаешься совращением малолетних, Хельга? — рядом проскользнула Линда в паре с Холмбергом.
      — Ему уже семнадцать, — огрызнулась через плечо Хельга.
      — Шестнадцать, — поправил Дик.
      — Ерунда. Твой возраст установили как — по сохранившимся документам или на глазок?
      — Документов не нашли никаких…
      — Значит, на глазок. А у мужиков, особенно бессемейных, это получается не очень точно.
      — Это делал медик.
      — Да ладно тебе. Что я, не знаю, какой сбой может давать аппаратура? Ты вот сейчас довольно мелкий даже для шестнадцати. У вас там был голод, ты мог отставать в развитии… Да что там, тебе на самом деле может быть все восемнадцать…
      Дик нечаянно наступил ей на ногу.
      — Даже так — ты вдвое старше, — сказала Линда.
      — Но я всё равно танцую с фрей Риддерстрале, — вступился за даму Дик. — И… с ней очень приятно танцевать.
      — Так-то! — с победным видом бросила Хельга. — А ты танцуй со старыми развалинами вроде Кьелла.
      Холмберг хотел что-то ответить, но между ними вклинились другие пары.
      — А тебе и в самом деле приятно? — прищурилась Хельга.
      — Да, — ответил Дик, нимало не кривя душой. Касаться женщины, быть к ней так близко и вдыхать кисловатый запах свежего пота, смешанный с запаххом какого-то дешёвого синтетического парфюма, было очень приятно. А дистанция, которую создавал возраст, гарантировала… свободу. С девушкой своих лет, даже с Рокс, Дик не смог бы расслабиться. А с фрей Риддерстрале даже фривольные шуточки подчеркивали нерушимость границы: между ними никогда ничего не будет.
      — Славный ты мальчишка, — Хельга взъерошила ему волосы, когда вальс закончился. — Через полчасика подтягивайся в офицерскую кают-компанию. Только не особенно светись. Мы будем ждать.
      Дик совершенно искренне собирался последовать её указанию — но этому воспрепятствовали непредвиденные обстоятельства.
      Во-первых, девица подалась-таки на выход, и Дику пришлось прибавить ходу, чтобы не потерять её. Выскочив из надстройки без плаща, он не замерз сразу же только потому что двигался очень быстро и был слегка пьян. Девица скрылась под палубой, где были кубрики и прочие помещения, без которых жизнь очень неуютна — и Дик нырнул в люк за ней.
      Когда ботинки девицы прогрохотали направо, он понял, что в туалет ломиться, пожалуй, не стоит. Решил подождать снаружи.
      — Послушай, — сказал он, когда девица вышла. — Я… извиниться хотел.
      — За что? — изумилась девица мужским голосом. Дик опешил.
      Нет, голоса были очень похожи. Но в голосе парня… да, несомненно, парня… был ещё какой-то призвук. И так почти во всём: то же лицо, те же черты — но линия подбородка жёстче и на самом подбородке — лёгкая тень щетинки. Такая же угловатая фигура — но чуть-чуть другое очертания…
      — Оро, — пробормотал юноша. — Так значит… вы близнецы? Как Себастьян и Виола?
      — Ну… вроде того, — юноша из команды Шимана как-то странно огляделся.
      — Слушай, ты можешь провести меня к сестре?
      — Зачем?
      — Я же сказал: я как-то нагрубил и хочу извиниться.
      — Ну… пойдём.
      Дик спустился за ним ещё на уровень и подошёл к двери. Её не охраняли — бежать горе-пиратам всё равно было некуда, да и права брать их под стражу имперцы не имели. Их оружие — да, это был законный трофей, а их самих — нет.
      — Заходи, — сказал близнец, которого Дик про себя уже назвал «Себастьяном».
      Юноша вошел в люк и оказался в кубрике — таком же точно, как и все остальные. Сейчас в нем было почти пусто, только та самая девица (если братец «Себастьян», то она — «Виола?») лежала на койке. Услышав, как кто-то вошел, она поднялась на локте.
      — Привет! — улыбнулся Дик. — Как рука?
      — Спасибо, хорошо, — ответила она, садясь. По выражению её лица Дик понял, что его визит не только нежелателен, но и… Девица явно чего-то боялась. Не зря же она приходила в медотсек с растянутой рукой, а на самом деле хотела обследовать другое место. Интересно, хватило ей духу обратиться на «Юрате»?
      — Ари, откуда он тебя знает? — спросил парень. — И что с рукой?
      — Я её растянула, — ответила «Виола», которую, как оказалось, звали Ари. НА первый вопрос она не желала отвечать.
      — Ты что, шлялась по кораблю одна?
      — А что ей, нельзя, что ли? — вступился за девушку Дик. — Она растянула руку и пришла в медотсек. Что в этом такого?
      — Что же нам теперь делать? — через его голову спросил сестру «Себастьян». — Что делать, Ари? Он же знает!
      — Заткнись, дурак! — закричала сестра. Дик, очень остро почувствовав, что он здесь лишний, развернулся к выходу и совершенно неожиданно налетел на костлявый и твердый кулак «Себастьяна».
      Опять меня бьют, — разозлился он. Стоит выпить немного, как меня бьют. Надо, что ли, бросать это дело совсем…
      Второй удар он сблокировал, а третий упредил ударом «вразрез», в левый бок. Пропустив ещё два удара, «Себастьян» понял, что владеет техникой гораздо хуже своего малорослого противника — и решил воспользоваться преимуществом в весе и росте. Сграбастав Дика за одежду, он попытался завалить его вместе с собой на пол — и хотя в этом преуспел, ничего не выиграл. Дик позволил ему взять себя за глотку — и коротко ткнул костяшками пальцев в грудину. «Себестьян» вскрикнул и отпустил его горло, схватившись обеими руками за грудь. Дик знал, какую тяжкую, удушающую боль причинил противнику — но ему было того нисколько не жаль. Он спихнул «Себастьяна» с себя, довесив ему попутно в ухо — и уже почти встал, чтобы идти к двери, как вдруг от вонзившейся в затылок боли весь мир стал жёлтым, потом коричневым, а потом и вовсе почернел.
 

* * *

 
      — Что-то его долго нет, — Хельга посмотрела на хроно. — Не нравится мне это.
      — Да праздник ведь, — махнул рукой Грегор.
      — Я час назад сказала ему прийти через полчаса.
      — Танцует. Пьёт. Ест. Я сам после этого поста еле от стола оторвался.
      — Это на него не похоже, — сказал Дельгадо. — Я пойду поищу.
      Он спустился в цеховую надстройку — она вся гудела от музыки (оркестр уже устал, включили записи) и грохота ботинок. В другое время Габо и сам присоединился бы к парням из Джорджии, слаженно прыгающим в хороводе, но сейчас у него были другие дела.
      Он обошел столы и заглянул под них — так, на всякий случай. Он расспросил несколько человек, но никто не помнил, когда младший матрос покинул вечеринку и покинул ли её вообще. Тогда Габо просто свистнул чей-то плащ и обошел навегу. Может быть, Дик курит где-то? На верхней палубе, куда он, как сказали, любит забираться?
      Габо поднялся по трапу. Ядро и зависшую над горизонтом станцию Биакко частично заслоняли плечищи, которые были ненамного уже растопыренных Диковых рук.
      — Э-э… сеу Ройе?
      Гигант обернулся через плечо и мрачно вздохнул:
      — И ночью нет покоя. Ищете кого-то? — Да.
      — Мальчишку? Племянника Бадриса?
      — Он здесь был?
      Ройе кивнул.
      — Чуть не замёрз тут пьяный.
      Габо за годы в Муравейнике прошел достаточно хорошую школу лицемерия, чтобы не реагировать на известие о конце света иначе как немного скучающим: «Да неужели»?
      — Да неужели? Кому мы обязаны спасением его жизни — вам?
      — Я сдал его гемам, — всё тем же устало-тусклым голосом сказал Ройе. — Вы, я смотрю, совсем завели здесь имперские порядки?
      «Совсем»? На крещение вавилонян не приглашали, только на спектакль…
      — Вы фраппированы видом тэка-актёра?
      — Да нет, это как раз было забавно. К тому же мне за сорок, а людей в этом возрасте не так-то легко фраппировать. Вот если бы я был лет этак семнадцати и мне предложили бы поселиться в кубрике с тэка — вот тогда бы я фраппировался прямо-таки до визга…
      — О, — только и смог сказать Дельгадо. Какое всё-таки ёмкое слово. Потом решил, что вместе с конём нужно покупать и сбрую: — Так вы оказались настолько великодушны, что проследили их до кубрика?
      — Я даже оказал первую помощь, потому что гемы этого явно сделать не могли.
      — Благодарю вас от имени всей нашей компании. Если бы мы потеряли ученика эколога…
      — …то тем самым поставляли бы и себя, и эколога в неловкое положение. Юноша днём уже объяснял мне это. Просто удивительно — парнишка показался мне в тот момент наделённым чувством ответственности в достаточной мере, чтобы не надираться до беспамятства и не засыпать без верхней одежды на палубе.
      — Первые впечатления бывают обманчивы, — вздохнул Габо.
      Итак, он понял всё. Ройе никогда не был дураком — он что-то заподозрил почти сразу, и как только выпал случай — проверил свои подозрения. И теперь сказал об этом в открытую.
      Но Дик, Дик-то хорош! Нализаться до свинства, зная, что предстоит серьёзный разговор! Это на него не похоже. Это так на него не похоже, что Габо не хотел верить своим глазам, ушам и прочим органам чувств даже в кубрике, склонившись над Диком и вдыхая убийственный перегар.
      Габо несколько раз хлопнул его по щекам, потом принялся растирать уши. Это произвело эффект — но очень слабый и кратковременный. Дик приподнял голову и, разлепив глаза, пробормотал:
      — Ф-ф… та… го… карэра… га… со-сэ… дзи…
      — Что он говорит? — спросил Габо, отчаявшись вытрясти ответ из Дика напрямую. — Что это значит?
      — Ничего не значит, хито-сама, — сказал Гамба, ныне Михаил. — Совсем ничего.
      Все гемы-тэка были клонами, а значит — близнецами. В их языке отсутствовало само понятие «близнец» — ведь если кто-то такой же, как все, то заем специальное слово для его обозначения?
      Да и артикуляция у Дика, не чувствующего ни губ, ни языка, была далека от чёткости.
      — Позови-ка мне мастера Вальне, — попросил Пуля. — И мастера Крейнера.
      Мастер Вальне пришёл не в добрых чувствах, потому что его разбудили. Крейнер был изумлён не меньше, чем сам Габо.
      — Мастер Крейнер, — сказал Дельгадо. — Я могу только просить вас об одолжении — и я прошу… Посмотрите, все ли люди Шимана на месте. И вернитесь сюда.
      — Отвратительно, — сказал адмирал, увидев младшего матроса в столь похабном состоянии. — Но, с другой стороны… — продолжил он, обведя взглядом гемов, — может, оно и к лучшему.
      — Он что-то говорит, — сообщил Габо, подавляя раздражение. — На своём родном языке. Я не могу понять.
      Вальне присел на край койки, склонился, стараясь дышать сквозь платок. Дик вдруг снова вскинулся и попытался что-то объяснить, тщательно выжевывая фразы.
      — Он-на-но… сосэй-зи… о нокору… цумори…
      — Я не знаю, чего вы ждете от пьяного бреда, — Вальне отряхнул руки. — Он бормочет о сегодняшнем спектакле. «Близнецы» — вот что означает «футаго» и «сосэйдзи». Если, конечно, «сосэйдзи» означает не «сосиски». Я могу идти?
      Последняя фраза, которую он услышал — «собираются оставить девушку-близнеца». Но он решил не переводить её по причине явной бредовости.
      — Да, спасибо, адмирал… — Вальне ушёл, Пуля остался ждать Крейнера.
      Тот, вернувшись, сказал, что все двадцать девять Шимановских бандитов сидят, как мышки, у себя в кубрике и большинство уже сопит в одеяла.
      Крейнер намекнул, что и сам не прочь распахнуть объятия Морфею, потому что ночь перевалила за полночь, и очень скоро наступит долгий полярный день.
      Габо вышел с ним из кубрике. Предстояло «обрадовать» остальных членов «военного совета» — Хельгу, Грегора, Карена, Торвальда и Стейна.
      — Но как это он умудрился так быстро набраться? — удивился Крайнер напоследок. — Я же видел, что он не пил ничего крепче пива. А потом он вообще ушел.
      — Когда?
      — Дельгадо, я не засекал время. Он потанцевал с Хельгой, потом ещё посидел с гемми и ушёл.
      Габо вернулся в кают-компанию и налил себе кофе — почти настоящего кофе, которое Торвальд выставил по случаю Рождества. Кофе был уже холодый и горький.
      — Он в кубрике. Мертвецки пьян.
      Хельга, откинувшись в кресле, потянула в себя воздух, потом ударила кулаком по столу.
      — Сукин сын! Я же просила его! Я просила! Набраться в такой день…
      — Я не сказал, что он набрался, Хельга. Я сказал, что он пьян.
      — Интересно, как это можно быть пьяным, если ты не набрался, — хмыкнул Грегор.
      — Счастливый ты человек, — улыбнулся Габо.
      — Ты хочешь сказать, что его напоили насильно? — спросил Торвальд.
      — Да бросьте! — возмутилась Хельга. — Он же просто мальчишка для тех, кто не знает, кто он… Даже нет, не так. Он… просто мальчишка. Просто не рассчитал, Тор. Он же весит как два воробья. И в жизни не пил как следует. Опрокинул стакан — и готов.
      — Пойди посмотри на него сама. Там не стакан. Там самое меньшее два. А насчёт его веса и опыта со спиртным ты права — его должно было срубить после первого. Так, чтобы второго не захотелось.
      — Чем пьяней человек становится, тем трезвей он себе кажется, — отбрила Хельга. — А смотреть на этого паршивца я не хочу.
      — А вот Ройе на него посмотрел.
      — В каком смысле? — поднял бровь Стейн.
      — В упор. Он проследил как его отнесли в кубрик и очень удивился, что вавилонский парень из дома Рива живет с гемами. Ну а уж когда он оказал ему первую помощь — растёр грудь и руки спиртом…
      — Зачем? — не понял Грегор.
      — Он его подобрал на верхней палубе. Тот в белье, тунике и нижних штанах валялся прямо на железе.
      Хельга хлопнула себя обеими руками по голове.
      — Вот уродец!
      — Если его не пытались убить, — сказал Торвальд. — Сядь, Хельга!
      — Или не убить, а временно вывести из строя, поддержал Габо. — Чтобы убить, вернее было бы сбросить его за борт. По-моему, смерть устраивала организатора этой аферы как возможный исход, но не была целью.
      — Если говорить о целях, — подхватил Торвальд, — то, зная результат, можно прийти к двум вариантам. Первый: целью было скомпрометировать юношу, его план и его действия.
      — Боже… — изумился Стейн. — Ты же не считаешь, что это…
      — …И второй: задержать его, — закончил Торвальд, не давая сбить себя с курса. — На несколько часов. Он стал свидетелем чему-то или может сделать что-то, что потеряет свою актуальность в течение семи-десяти часов.
      — Утром, — мрачно сказал Стейн, — отплывает Шиман.
      — Утром мы вообще все расходимся, — напомнила Хельга. — А ещё меня беспокоит Ройе. Почему он сказал Габо, что раскусил нашего мелкого капитана?
      — Он полицейский, — глухо проговорил Грегор. — В его обязанности входит арест преступников.
      — Он экологический полицейский, — возразил Стейн.
      — Это не значит, что он имеет право хватать только экологических преступников. Он имеет право хватать всех.
      — И поэтому предупредил?
      — Да. Его дело — предупредить, а уж наше — спрятать.
      — Куда? — простонала Хельга. — Куда спрятать эту пьянь?
      — У меня появился третий вариант возможной цели нашего злоумышленника, — сказал Габо.
      — Какой?
      — Сорвать наше совещание. Мы уже полчаса не говорим ни о чем, кроме Дика. Мы не обсуждаем наши планы.
      — Потому что эти планы строятся на предложении Дика, — заметил Стейн.
      — Но мы ведь знаем суть предложения, — возразил Торвальд. — Мы можем, отталкиваясь от него, разрабатывать планы дальше.
      — Как? — спросила Хельга. Всё строилось на том, что у него в Шоранде есть какие-то завязки. Что он с кем-то может выйти на контакт.
      — Но и у нас там есть «какие-то завязки», — напомнил Торвальд. — У нас есть экологи: господин Бадрис, госпожа Кейн и господин Ву.
      — Ты предлагаешь открыться перед ними?
      — Рано или поздно придётся открываться, — пожал плечами Торвальд. — Или мы рассчитываем на то, что это сделает за нас ребёнок, который ничего не боится, потому что считает себя уже мёртвым?
      — Он правильно считает, — проворчала Хельга. — Потому что как только он протрезвеет, я сверну ему похмельную башку!
      — Почему он всё-таки не мог напиться сам? — рассудил вслух Стейн.
      — Не в характере, — сказал Торвальд.
      — Он мог просто не рассчитать дозу.
      — Нет, — возразил Габо. — Он, конечно, со спиртным не на самой дружеской ноге, но он знает свою меру. И он знал, что вечером у нас будет разговор. Он бы перестраховался.
      — Но так бывает, — сказал Стейн. — Знаете, когда подолгу ждёшь каких-то больших неприятностей и живёшь в напряжённом состоянии… иногда хочется… просто завалиться набок. Ты же сам сказал, Тор — он ещё ребёнок. Он мог… сломаться от напряжения.
      — Я е исключаю такой вариант, — кивнул Тор. — Но всё это как-то… натянуто.
      — Крейнер сказал, что он вышел из зала вскоре после танца с Хельгой и в зале не пил ничего крепче пива, — добавил Габо.
      — Пошёл отлить, — развила его мысль Хельга. — По вашей мужской привычке — через борт. Слегка подмёрз. Подошёл кто-то по тому же делу, дал флягу — на, мол, хлебни. Оно легло в желудке на пиво. И готово.
      — «Готово» не бывает сразу. А он знал, что ему предстоит разговор. И отправился не в туалет — опорожнить желудок…
      — Хотя он мог бы сделать это так же, через борт, — вставил Стейн.
      — Именно. А его вместо этого понесло на верхнюю палубу. И он прошёл при этом, — Габо показал на дверь, — мимо нашей кают-компании. И не удосужился заглянуть.
      — Да воздухом полез дышать, — гнула свою линию Хельга. — А заглянуть хотел уже протрезвевший. Только не рассчитал и задрых там. И с чего ты взял, что он прошёл мимо нас? Он мог подняться и по наружному трапу.
      — Такой пьяный?
      — Ох, да бросьте вы! Ну с кем из вас не случалось такого, что, казалось бы, на уши не натянешь?
      — Это верно, — кивнул Торвальд. — Жизнь часто бывает нелогична — а мы предаёмся соблазну стройных и логичных схем. В конце концов, на корабле есть человек, который очень хотел бы скомпрометировать юношу.
      — Но не убить же, — Стейн выбросил перед собой руку. — Помилуй, Тор!
      Габо насмешило это невольное язычество.
      — Не хочется об этом даже думать, правда? — усмехнулся Торвальд. — И тем не менее, нужно проверить, что делал адмирал Вальне после того как Дик покинул зал. И что в это время делали люди Шимана.
      — Если мы подозреваем Шимана, то почему бы нам его просто не задержать? — подал голос Грегор.
      — Детонатор не позволит, — поморщился капитан «Фаэтона». — Он помешан на законности.
      — Рива — и законность! — фыркнул Грегор.
      — Вы будете смеяться, но б ольших законников среди вавилонян не сыщешь. Когда из-за любого разногласия в любой момент может пролиться кровь, люди начинают придавать большое значение сдерживающим механизмам. Рива давно взорвались бы от внутреннего давления, если бы на каждый чих у них не имелось своё «Будь здоров».
      — И грабят они нас вполне законно, — фыркнула Хельга. — Нет, ребята, я в их законность не верю.
      — И тем не менее, Ройе на ней помешан. Погодите-ка, — взгляд Торвальда внезапно просветлел. — А ведь мы можем привлечь его как эксперта к составлению хартии.
      Стейн поперхнулся холодным кофе.
      — Ройе к нашим делам? Как эксперта? Вы спятили, ребята.
      — Он в курсе, что у нас укрывается Ричард Суна. Он и так может подвести нас под монастырь в любой момент, — возразил Грегор
      — А если мы уговорим его помочь… — подхватила Хельга. — То он окажется с нами в одной лодке. Это слишком хорошо придумано, чтобы получиться, Тор.
      Капитан Нордстрем сложил руки в замок и сжал так, что побелели ногти.
      — Почему бы нам не попробовать? — сказал он. — Что мы теряем?
      — Мы с тобой можем потерять гражданство Рива и головы, — сказал Габо. — Остальных, в лучшем случае, спишут на берег и навсегда запрут в «колонии прокажённых».
      — «Навсегда» — это в применении к Рива слишком оптимистично, — качнул головой Торвальд. — А ты рисковал головой и за меньшее.
      — Было дело. Но тогда у меня были хорошие шансы.
      — Сейчас у нас шансы лучше.
      — И каковы они?
      — Где-то один к пяти.
      — Пять против одного, что ты свернёшь себе шею? Тогда я подписываюсь, — сказала Хельга. — Извини, я пошутила. То есть, подписываюсь-то я на самом деле, а…
      — Я понял. Грегор?
      — С вами.
      — Дельгадо?
      — Конечно.
      — Значит, завтра мы берём Ройе в свидетели нашей сделки с Шиманом и предлагаем ему посодействовать примирению Сога и Сейта.
      — А что мальчик?
      — Давайте дождёмся, пока он проспится.
      Габо зевнул.
      — Лично я завидую ему лютой завистью.
 

* * *

 
      Если говорить о состоянии тела, то Дик лишь однажды чувствовал себя хуже — когда умирал от пневмонии в подземельях Пещер Диса.
      Если говорить о состоянии духа, Дик никогда ещё не чувствовал себя настолько телесным существом. Казалось, он весь состоит из желудка и головы, причём то и другое болит.
      В место, не занятое болью, забился стыд и возился там, пытаясь добыть хоть немножко пространства для вдоха.
      Всё было изгажено бесповоротно. Шиман ушёл, оставив сделку, гарантом которой выступал Каспер Шиман — его сын. Проще говоря, своего единственного сына он оставлял на «Юрате» в заложниках.
      Проблема, однако, заключалась в том, что Шиман уплыл, оставив на «Юрате» не сына, а дочь, Ариэль.
      Таким образом, тщательно составленный договор отправлялся псу под хвост. Законы Рива разрешали брать заложников, но запрещали трогать посторонних. Вот так вот. Дик много чего имел сказать по поводу очередного вавилонского лицемерия, но это как-нибудь в другой раз, когда немножко пройдёт голова, до которой пока не дошла та инъекция, что сделал Бадрис.
      Впрочем, девица в настоящий момент не казалась Дику такой уж посторонней. Во-первых, именно она приложила его чем-то тяжёлым по голове, пока он дрался с её братом. Во-вторых, она ни черта не сделала для того, чтобы ему помочь — если не тогда, когда братец, отец и команда скрутили его (он чуть не свихнулся), то хотя бы когда его затащили на верхнюю палубу и бросили там замерзать. Он ей помог, а ей было наплевать, если он умрёт. А он не сказал, зачем она на самом деле приходила в медотсек. А мог бы…
      Впрочем, он был виноват сам. Если бы он был немножко трезвее… то есть, совсем трезв… он бы наверняка распознал, что эта бледная поганка Себастьян… то есть, Каспер… не женщина…
      И не сделал бы глупость, недооценив девушку как противника…
      И не струсил бы, когда Шиман пригрозил залить ему «швайнехунд» с чёрного хода… Поставил бы на то, что старый козёл блефует. Или на то, что, может быть, спиртное подействует иначе… Не стал бы пить.
      Ох, нет… он знал, что смалодушничал бы и второй раз.
      — Это не твоя вина, — сказал Торвальд. — Ты пытался нас предупредить, верно?
      Дик тихонечко застонал, прижимая пальцами глаза, которые явно зачем-то рвались наружу. К списку прегрешений добавилось ещё одно: оказывается, он говорил всё время, что был пьян, только на нихонго.
      Каким-то странным образом он услышал очень многое ещё до того, как пришёл в себя там, в кубрике пиратов. Старый Шиман орал на дочь, обзывал дурой и шлюхой, и, судя по звукам, тряс — хотел, что ли, вытрясти правду о том, зачем она ходила в медотсек к имперцам. Но не вытряс. Потом выгнали одного на вахту и все хором стали судить и рядить, что делать с Диком. Согласились на том, что убивать его нельзя, пока на борту Ройе — этого не корми, не пои — дай посудиться, он с морского дна тело поднимет и устроит комедию.
      Пока судили-рядили, несколькими отрывочными оговорками продали, в общем, весь хитроумный план с подменой заложника. Шиман снова напустился на дочь за то, что она-де погубила брата. Кто-то приметил, что Дик шевелится и намекнул капитану, то он увлёкся и рассказал при случайном человеке слишком много.
      Дик не уловил, кто именно подкинул идею напоить его и пристроить в укромное место, но идея понравилась всем. Его, сё так же прижимая к палубе, перевернули на спину и заставили пить.
      Этот опыт по унизительности занимал второе место после плена у Моро. А мог бы, чёрт его знает, и сравняться…
      Дик очень надеялся, что вырубится всё-таки после того, как его вынесут. Но они оказались всё-таки сообразительней и дождались, пока он вырубится по-настоящему.
      Довольно забавным ему казалось только одно: вопрос «за что?», не покидавший его от момента столкновения с «Себастьяном» до последних унизительных мгновений насильственного питья, взорвался правильным ответом именно в состоянии алкогольного бреда. Все обрывочные оговорки сплелись в сюжет. То есть, в заговор.
      И, как назло, он потерял язык как раз тогда, когда всё, всё понял…
      Так что утешение Торвальда провалилось куда-то… вдоль позвоночника.
      А ещё он, ко всему прочему, подставил всех из-за того, что Максим Ройе узнал, кто он такой…
      Дик посмотрел через стол на девицу Ариэль. Вид у девицы был — как тогда, в медотсеке: загнанный, но гордый. Длинный крючковатый нос смотрит в потолок, челюсть из-за стиснутых зубов совсем квадратная, насупленные брови на переносице сошлись… Дик вспомнил, как папашка рычал на неё, что такая страшная, она никому не нужна и сейчас должна была с радостью принести хоть какую-то пользу семье — да чуть не облажала всё дело. Девицу стало почти жаль.
      — Ну что? — Торвальд повернулся к Хельге. — Забираешь её?
      — А что ещё с ней остаётся делать, — капитан Риддерстрале поморщилась то ли брезгливо, то ли жалостливо.
      — Если вы меня убьёте, отец за меня отомстит, — сказала Ариэль не очень уверенным голосом.
      — А потом догонит и ещё раз отомстит, — Хельга фыркнула. — Шагай.
      — Я всех подвёл, — проговорил Дик, — когда за ней закрылась дверь.
      — Вовсе нет, — сказал Торвальд. — То, что мы потеряли заложника, ещё не значит, что всё пропало, Ран. Господин Ройе заинтересован в установлении мира между Сейта и Сога. Мы думали, что с ним в Шоранду отправится мастер Дельгадо, но…
      — С ним поеду я.
      — Откуда ты знаешь, что он потребовал тебя?
      — Ниоткуда. Я так решил. Я знаю, что так надо и без этого никак не выйдет.
      — Дик, посмотри на меня!
      Дик посмотрел. Торвальд выглядел плохо. Конечно, если бы кто-то взялся проводить состязание «кто в этой комнате выглядит хуже», первенства Торвальду не видать — но на второе место он мог претендовать уверенно. Даже среди всего экипажа.
      — Ройе не даёт никаких гарантий твоей безопасности ни тебе, ни нам, — сказал Торвальд. — И он не просит, он требует. Это единственное условие, на котором он настаивает.
      Юноша понимал, что чувствует капитан Нордстрем. От него потребовали выдать головой человека, которого он пообещал защищать — в обмен на помощь в деле, которое он поклялся сделать. Нет, он не поменялся бы с капитаном Нордстремом ни за какие блага мира.
      Даже если бы ему за это пообещали полное устранение последствий похмелья и сотрясения мозга.
      — Но я ведь сам этого хочу, сэр, — сказал он. — Мне нужно на Биакко, нужно в Шоранду. А на все гарантии безопасности я наплевал ещё когда записался на левиафаннер. Со мной всё будет хорошо, сэр. Правда. Я… пойду паковать вещи.
      — Я позову кого-нибудь, чтобы тебе помог. Посиди тут…
      — Не надо, сэр, — Дик поднялся и застыл на несколько секунд, справляясь с дурнотой.
      — Я могу что-нибудь для тебя сделать?
      Юноша задумался.
      — Да, сэр. Скажите адмиралу Вальне… меня он не будет слушать, а вас послушает… Чтобы он не напирал так на грехи и ад, когда говорит с гемами. Скажите ему, что они успели перенести и забыть больше наказаний, чем он может придумать. Их жизнь и так мало похожа на жизнь… Им нужно говорить о любви и прощении. А ещё лучше им это давать.
      …Через час «Вертихвостка» отшвартовалась от «Фафнира», взяв на борт одного пассажира. Три имперские навеги расстыковывались и готовились разойтись: приближался снежный шторм, грозящий в ближайшие шесть часов смешать море и небо. «Вертихвостка» мчалась к югу, прямо в снежную кашу.