Мятежный дом

      — Погодите, постойте — Рокс помотала головой. Картина наконец-то прояснилась, но, кажется, госпожа Ашера Михра не понимала, какие у нее перспективы. — Мы не можем забирать гемов просто так откуда бы то ни было. Мы имеем полномочия забирать только тех, кто стал жертвой жестокого обращения.
      — Она стала! Она стала! Я ее вчера видела, на ней лица нет — а она ведь уже с детенышем! Бьют их там — а ну как она выкинет? А ну как помрет? Я же с ног сбиваюсь, что делать-то?
      — Но когда мы ее заберем, она к вам не вернется, — сказала Рокс.
      — Как это не вернется? — опешила матушка Ашера. — Она же моя! И детеныш мой!
      — Погодите, — сказала Рокс. — Поймите, существует закон. Если мы заберем ее в Салим — это значит, что мы забрали ее из-за жестокого обращения. Но если она уже конфискована у вас — мы не сможем ее вам вернуть.
      — Как же так? — всплеснула руками женщина. — Что ж тогда Исия мне говорил, чтобы я к вам-то обратилась?
      — Исия… — Рокс потеребила стило. — Он умный человек и явно что-то имел в виду. Я поговорю с ним, госпожа Михра. Свяжитесь со мной завтра, — она протянула женщине карточку. Та вышла, пятясь и кланяясь.
      Рокс прошлась по кабинету, потерла лоб, скомандовала автосекретарю связаться с Исией и получила ответ, что господин Исия не принимает вызовы. Рокс продиктовала сообщение для Исии, и решила, что имеет смысл поговорить с Сильвер.
      …Дик написал ей из Космопорта Лагаш об имперской военнопленной, психотерапевте с грудным младенцем. Кроме нее, из Лагаша нужно было забрать Рэя Порше. Рокс не застала Дика и Габо — пока ее глайдер добрался до Лагаша, навеги были уже в море. Но он успел оставить в городе свой след: Рэй познакомил ее с Гедеоном, армейским морлоком, и с тэка Иоанном. В полуразрушенной церкви на полигоне, куда ее ночью тайно провели тэка, Рокс увидела потрясающую роспись: небо, полное разноцветных летучих рыб.
      Рокс назначила переговоры с комендантом Лагаша и попросту перекупила Сильвер, как в свое время доктора Монтеро. Эта женщина оказалась не менее ценным приобретением, и очень своевременным: Роксана уже начала чувствовать признаки нарастающего неблагополучия в среде гемов.
      Этого следовало ожидать — они оказались именно в той ситуации, которую переносили хуже всего: перемены, источник постоянного стресса. Кроме того, они привыкли работать, а в Салиме работы уже не хватало на всех. Рокс была слишком занята работой в комиссии. Керет ловко сыграл, превратив её в имперского чиновника — ничего лучше и придумать нельзя, чтобы спутать человека по рукам и ногам. Теперь ее дни были заполнены до отказа встречами, составлением документов, изучением законов, регламентирующих деятельность ее департамента и набором штата сотрудников — и среди всего этого нужно было как-то выкраивать время непосредственно на гемов. Для разговоров с друзьями и обсуждения текущих дел осталось только обеденное время.
      — Я полагаю, — сказала за обедом Сильвер, выслушав историю Ашеры, — что Исия имел в виду именно это. Промысел на стороне. Гемы — те, кто этого хочет, конечно, — будут работать, мы будем получать их зарплату — «деньги на содержание», как здесь говорится, но передавать её им самим.
      — Рэй, а что ты думаешь? — Рокс повернулась к морлоку.
      — Тануку нужно забрать, — Рэй не поднимал глаз от миски. — И то, что сказала госпожа Сильвер — неплохая идея, но… зачем нам деньги? Мы ведь не имеем права делать покупки для себя. Нам просто никто ничего не продаст.
      — Торговая сеть… — сунув опустевшую тарелку в посудомойку, Сильвер перебралась на диван, расстегнула блузу и начала кормить Чу, — должна, конечно же, принадлежать самому Салиму. Комендант Лагаша учредил нечто подобное для имперских пленных, когда нам дали работу.
      — Не знаю, — поморщился Рэй. — Вы будете получать деньги, раздавать их гемам, чтобы потом гемы на эти деньги покупали у вас вещи, а деньги возвращались опять же к вам.
      — Не к нам, а к государству, — поправила Рокс.
      — А в чем разница? — не понял Рэй, — проще будет раздавать сразу еду и вещи.
      — То есть, превратиться в императорскую контору по сдаче рабов в аренду, — вздохнула Сильвер. — Рокс, для нас проблемой номер один должна быть их социализация.
      — Социализация — это признание обществом, — сказала Роксана. — Как заставить общество их признать?
      — Социализация — это признание себя частью общества, — возразила Сильвер. — Не рабочим инструментом, а частью социального организма.
      — Ну и как ты предлагаешь это сделать?
      — Сеть, как я сказала. Понимаешь, Рэй, гемы должны уметь совершать осмысленные социальные действия. В том числе и делать покупки, платить за аренду жилья, воспитывать собственных детей — это ведь умеют делать только дзё. Салим должен заняться обучением…
      Она не договорила, прерванная сигналом сантора. Рокс посмотрела на окошко вызова и тихо чертыхнулась — Бет Шнайдер; значит, проигнорировать вызов никак нельзя.
      — Извините, — надвинув визор на глаза, она соединилась.
      — Привет, Рокс, ты не занята? — Бет улыбалась, но по ней было видно, что улыбка скрывает тревогу. — Мне, такое дело, срочно нужна твоя помощь.
      — Мне приехать? — вызов племянницы тайсёгуна был хорошим извинением для того, чтобы отложить неприятную встречу в мэрии — но проблема в том, что откладывать ее до бесконечности все равно было никак нельзя; напротив, имело смысл провести как можно скорее.
      — Нет, я, в общем, хочу только совета, — Бет прокашлялась. — У меня тут, понимаешь… дуэль.
      — Дуэль? — изумилась Рокс. — Тебя вызвали?
      — Да нет, ты что, я же императорская невеста. Меня нельзя.
      — Именно, — Рокс вздохнула с облегчением.
      — Подраться хотят две дурочки в моей свите.
      — О, боги. Кто?
      — Дэйла Сонг и эта, новенькая… Эли Огата.
      — Огата… Стоп, она что — дочка владетельницы Сога?
      — Точно.
      — М-м-м… Очень плохо.
      — Спасибо, я в курсе, что это очень плохо. Но что мне делать?
      — Ну… ты можешь им просто запретить.
      Бет закатила глаза.
      — Это я тоже знаю, представь себе. Но тогда они просто потупят глазки, скажут: «Да, сеу Элисабет», а потом решат всё дело за моей спиной.
      — Тогда их ждет арест, суд и бичевание. Сейчас военное время, дуэли без санкции запрещены.
      — Во-первых, запрещены только смертные бои, а они собираются драться до первой крови. Но одна из этих дур может порезать другую насмерть нечаянно, а как раз это мне нужно как алмазная пыль в глазу. Одна из них — племянница лорда Кимера. Вторая — дочь леди Сога. Они с первого дня как самцы бойцовых рыбок.
      — Из-за чего дуэль?
      — Ты себе не представляешь, — Бет фыркнула и снизила голос… — Из-за Дика.
      — Что?!!
      — То есть, не из-за него самого, конечно — просто Дэйла обозвала матушку Эли дурой. И знаешь… я с ней согласна. Я случайно подслушала их разговор — Господи Иисусе, как хорошо, что меня понесло на колоннаду, а то ведь эти балды прямо там, на месте и исполосовали бы друг дружку, не дожидаясь меня… В общем, эта Эли пела со слов своей матушки, что Дик… ты сидишь? Лучше сядь, я чуть не упала — что он имперский синоби!
 

* * *

 
      Началось все с того, что дядя расширил свиту Элисабет.
      — Может, лучше просто купить попугая? — Бет с невинным видом посмотрела на дядю исподлобья. — Или даже двух. Я их говорить научу…
      — Эльза, прошу тебя, отнесись к делу серьезно, — сказала бабушка Альберта.
      — А я и стараюсь, — огрызнулась Бет. — Я нашла себе дело. Важное и нужное, — бабушка… нет, не фыркнула — это было ниже ее достоинства — только обозначила выдох, чуть более интенсивный, чем обычно. Бет в поисках поддержки повернулась к Рихарду. — Ты сам сказал, что Салим — это важно!
      — Благотворительность — это, конечно, важно, — по еле заметному жесту дядиного пальца паж-ординарец долил вина в его бокал. — Но политика важней.
      — Да при чем тут политика? — Бет с досады звякнула вилкой о тарелку громче, нежели предписывал этикет — во всяком случае, косой взгляд бабушки она истолковала именно так. — Я и без того не знаю, куда их девать и чем занять. Я не могу целыми днями сидеть и крутить из бумаги кусудамы, как… — «эта глупая курица, моя будущая свекровь…» — государыня Иннана. Или сочинять стишки на языке, которого я все равно не знаю!
      — Фарси — прекрасный язык, — как бы в пространство сказала бабушка. Бет в ответ выдала длинную тираду на гэлике — весьма цветистое речитативное проклятие из «Руки Нуаду».
      — Эльза, — произнес Рихард в регистре «холодная сталь». Потом смягчился. — То, что ты не знаешь, как обращаться со своей свитой и зачем вообще она нужна — не твоя вина; я просто был очень занят и не объяснил тебе, зачем это нужно.
      — Она должна была понять сама, — сказала бабушка Альберта. — Прошло довольно много времени, в конце концов…
      — Нет, — возразил Рихард. — Она получила не то воспитание.
      — Нормальное воспитание я получила, — пробормотала Бет.
      — Нормальное, но не то. Эльза, твоя свита — это молодые люди из разных кланов, которые должны будут прийти нам на смену. Здесь, во дворце, они собраны для того, чтобы познакомиться с атмосферой столицы, узнать поближе друг друга; возможно — даже подружиться или заключить брачные союзы, которые я готов, кстати, всячески поддержать. Мы еще очень неоднородное общество, Эльза. Нам нужен цементирующий фактор, который покончил бы с клановой системой и клановой враждой в течение двух-трех поколений. Наша задача — выступить на Инаре перед шедайин как единый организм. При любом варианте развития отношений. Карл, пойди узнай, ждет ли меня господин Руис.
      — Слушаюсь, — паж чеканно поклонился и вышел. Рихард, откинувшись на спинку кресла, поиграл вилкой.
      — Есть еще один некрасивый, но важный аспект — заложничество. Главы кланов, родители этих ребят, знают, что их дети здесь не только воспитанники и ученики дворцовой школы — но и заложники. Зная это, их родители, главы кланов и видные чины армии и флота, дважды подумают, прежде чем поднимать мятеж.
      — А если кто-то все-таки поднимет мятеж? — у Бет встал в горле кислый комок.
      — Мне придется принять тяжелое решение, — очень печально сказал Шнайдер.
      «За тобой не заржавеет» — подумала Бет, а вслух сказала:
      — Они, конечно же, все знают это, да?
      — Да. Я сам был таким заложником. И Лорел. Именно тогда нас и заметил Бон…
      — Понятно. Значит, и эта новенькая, Элинор…
      — Я беспокоюсь о клане Сога. С ним не все ладно.
      — С ним все неладно, — бабушка снова… интенсивно выдохнула. — Но, к сожалению, у меня никак не дойдут руки. И то, что я не получаю от Эльзы помощи…
      — Да чем я могу помочь?! — Бет еле удержалась, чтобы не бросить вилку и нож на скатерть.
      — Стать наконец тем, кем ты должна стать, — отчеканила бабушка. — Их лидером.
      «Ну спасибочки. Не прошло и полгода, как бабушка пояснила, чего от меня хочет», — Бет готова была рычать и плеваться. И тут до нее дошло…
      — Стоп-стоп… Элинор — как вы сказали? Огата?
      — Сестра Ринальдо Огаты, — подтвердил Рихард.
      — Но не твоя, — добавила бабушка. — Она законная и посмертная дочь своих родителей. Носительница пилотского комплекса, как и ты, но…
      — Но неудачного варианта, да?
      — Именно.
      Бет поморщилась. У изящной барышни из метрополии от такого разговора наверняка испортился бы аппетит, но Бет не была изящной барышней из метрополии, а готовили на дворцовой кухне отменно. И как бы ни повернулся разговор, десерт стоил того, чтоб вытерпеть это занудство.
      — Хорошо, — сказала она. — Пригреем крошку Элинор…
      — Я хотела бы, чтоб ты отнеслась к этому делу серьезней, Эльза.
      — Да куда серьезнее — я не знаю, как ей в глаза смотреть.
      — Как раз к этому можно подойти не столь серьезно, — сказал Шнайдер. — Ты впадаешь в крайности, Эльза. То ты совсем не интересовалась своей свитой, то — я по глазам вижу — начинаешь вдруг чувствовать перед ней какую-то вину. Уверяю тебя, ничего страшного с юной Элинор не случится.
      — И не такая уж она крошка, если хоть сколько-нибудь удалась в мать, — прибавила бабушка.
      Бет расправилась с десертом, поцеловала сеу Альберте руку и удрала в библиотеку — переваривать съеденное и услышанное. До шести часов она была предоставлена самой себе — а дальше начиналось то, что тут называли «открытым вечером», а Бет про себя звала «посиделками»: юноши и девушки из ее свиты собирались в одном из залов и… как бы это попроще сказать… общались. Музицировали. Баловались сочинением буриме. Иногда выбирались на закрытую площадку — или на открытую, если погода позволяла — и предавались спортивным играм на свежем воздухе. А оказывается, это она должна была придумать им какое-то занятие. Очаровательно, просто очаровательно. Особенно с учетом того, что все они заложники, и если кто-то из их родителей взбрыкнет — вполне возможно, покатится голова.
      — Чего не сделаешь для всеобщего бла-бла-блага… — пробормотала она, входя в библиотеку.
      Ответный смех заставил ее вздрогнуть.
      — Кто здесь? — резко, возвысив голос хоть и не до крика — но во всю силу голосовых связок спросила она.
      — Я прошу прощения, — из глубокого кресла, повернутого спинкой к двери, поднялся юноша. Плато Мардукас, внук великого адмирала. Короткая стрижка, две белые пряди над лбом. Добрые глаза, но какое-то странно непроницаемое, почти суровое лицо. Очень широкие плечи. Плато был борец и боксер, и хотя он состоял в свите Бет уже почти полгода, больше она о нем ничего не знала. Ну разве только — что он хорошо успевал по математике и истории. Его работы, по словам учителей, были образцовыми.
      — Что ты здесь делаешь?
      — Читаю, — Плато явно удивлился: чем же еще можно заниматься в библиотеке? — Извините. Мне… понравилось, как вы это сказали, а я не всегда могу удержаться. Я очень смешливый. Мой главный недостаток.
      «Если бы ты отнеслась к этим ребятам повнимательнее, ты бы знала, что Плато смешлив…»
      — Это ты извини, — Бет опустилась в кресло у терминала. — Просто ты меня немного напугал — в это время в библиотеке обычно никого нет…
      — Обычно здесь есть я, — все с тем же легким оттенком удивления возразил Плато. — Но вы меня никогда не замечали… А я к этому и не стремился.
      — Мы разве… на вы? — Бет стало неловко.
      — Как дочь тайсёгуна, племянница тайсёгуна и невеста Тейярре, вы, несомненно, можете свободно выбирать форму общения, не спрашивая меня. Со своей стороны вы можете даровать мне привилегию общаться с вами на «ты», но вас ничто не может к этому обязать.
      — М-м-м, — Бет воспользовалась прекрасной возможностью, которую предоставляют брюки: влезла на кресло с ногами. — Даю тебе привилегию. Я думала, что когда мы получше раззнакомимся, это произойдет само собой. Но раз у нас все так официально…
      Плато, к ее удивлению, опустился перед ней на колено и коснулся пола правой рукой. — Послушай, а можно как-то без этого вот церемониала?
      — Можно, — Плато выпрямился. — Но нужно ли? Когда отношения регулируются церемониалом, остается меньше пространства для непонимания и обиды.
      — Я считаю наоборот, — вздернула подбородок Бет.
      — Как тебе угодно, — согласился Плато.
      — Стоять тоже не обязательно. И вообще… Займемся каждый своим делом. Ты читай, а я… побегаю по инфосети.
      Каждый занялся своим делом: Плато погрузился в книгу, Бет начала искать информацию по клану Сога.
      Итак, клан Сога контролирует континент Биакко, эн миллионов лет назад расколовшийся на семь больших островов — из-за чего также принято называть его Рэтто, «Архипелаг». Расположен в Западном полушарии Картаго, тянется от экватора на юг. Четыре южных острова скованы льдом и малопригодны для жизни — но три остальных, Хребет, Лапа и Голова, могут похвастаться самым приятным на планете климатом. Благодаря термальным водам и экваториальному положению температура на этих островах не опускается ниже 260 по Кельвину даже в пик Долгой Зимы, а внутренние проливы и порты северного побережья никогда не замерзают… Высокий уровень сейсмической активности не дает развивать на континенте промышленность — но зато подкупольное земледелие имеет большие перспективы… Самый большой город Биакко, Шоран, является заодно и крупнейшим портом… Клан Сога называют также Домом Белой Ветви — из-за ветки сакуры в гербе… Так, это общие сведения, это интересно, но вот что еще интересней — это то, что Сога — единственный клан, отхвативший себе во владение целый континент. Ну ладно, не целый — расколотый. Но весь. Остальные кланы делят пространство трех других континентов: Вара вынуждены уживаться на Сэйрю с Кимера и Дэвинами, Дусс на Гэнбу — с Молл и Танами, а уж на Судзаку какая толчея… Это что-нибудь да значит. Бабушка сказала, что с ними «все неладно». Может, тут дело в том, что, управляя континентом единолично, Сога разучились делиться властью?
      В настоящий момент, сообщала планетарная хроника, кланом Сога руководила госпожа Джемма Син Огата из рода Барка. Вот это номер, подумала Бет, пробежав глазами скупые абзацы семейной хроники. Почему Рему Огате не наследовал его сын, Северин? Ну ладно, в момент гибели отца он находился на Сунагиси, потом в действующей армии, но…
      Стоп. Сунагиси?!
      Бет сделала ряд перекрестных запросов по «Сога» и «Сунагиси», и полученный результат ей не очень понравился. Оказывается, именно клан Сога заведовал армейским снабжением во время войны с Кенан. Для клана, контролирующего 60% всей планетарной выработки пищевых продуктов более чем естественно, так? И именно Сога заключили со станционерами Сунагиси конвенцию, по которой вместе со станционерами грабили планету… И большая часть гражданских администраторов вышла из этого клана. Неудивительно, что Рем Огата послал на такое ответственное направление старшего сына… Удивительно другое — что этот старший сын после перевода в действующую армию словно бы полностью исчез. О его смерти не сообщается — но и о жизни не сообщается тоже. Словно сам собой у него появился ребенок — внебрачный, как указано, но при этом вроде бы признанный семьей и даже названный в честь прадедушки Анибале. Стоп-стоп… а год рождения сына — это как раз последний год пребывания Северина Огаты на Сунагиси…
      Бет попробовала представить себе, что же стало с этой женщиной. Она была брошена и погибла? Или улетела со своим… любовником? Мужем? Кем она его считала — и кем он ей был на самом деле? Где родился ребенок — на Сунагиси или на Картаго? И как смотрели на его мать соотечественники — называли её шлюхой? Предательницей? Возможно, и даже скорее всего. А что если на самом деле она была партизанкой? Разведчицей?Нет, что-то у меня воображение разыгралось, стоп! — Бет продолжила упорно перебирать страницы и наконец нашла зацепку: Огата, оказывается, попал в плен, долгое время считалось, что он погиб, потом его обменяли… Понятно, почему клан принял бастарда: лучше такой наследник, чем совсем никакого — если уж среднего отдали в синоби… Сто-оп! А Рин ведь тоже незаконнорожденный.
      Бет ощутила острое желание пообщаться с братиком, но сейчас, при Плато, нельзя было вызвать Ли и попросить устроить им встречу. Кажется, это единственный шанс получить информацию из первых рук. Похоже, родня этой сиротки Элинор — тот еще гадюшничек… Впрочем, моя ненамного лучше.
      — Извини, Плато, что отрываю от чтения, — спросила она. — Ты что-нибудь знаешь о семье Огата?
      — Так… общие сведения, — поморщился юноша. — А что, кто-то из Огата войдет в свиту?
      — Элинор.
      — О, — только и сказал Плато, снова погружаясь в книгу.
      Это было слишком неинформативный ответ, чтобы Бет им удовлетворилась.
      — Что значит «о»? — спросила она.
      — Ну… — Плато отложил книгу. — Понимаете… понимаешь, я не люблю повторять слухов… а кроме них мало что известно. Госпожа Огата до сих пор не назвала официального наследника. Если она присылает сюда именно Элинор…
      — Значит, она признает наследницей именно ее?
      — Да. Похоже, что так.
      — Но ведь вы тут… как бы это сказать… заложники. В некотором роде.
      — Да, — согласился Плато. Заметив смущение Бет, он добавил — Это обычная практика, мы все знаем об этом, не волнуйся.
      — Так вот я подумала — если это так, то дядя мог потребовать того ребенка, который ей ближе… не обязательно наследника.
      — Да, и это может быть, — согласился Плато. — Но… тут такое дело… Понимаешь, это только слухи, в которые я лично не верю, но…
      — Понимаю. Повтори мне слух, в который ты не веришь лично.
      — Говорили, что Северин Огата, отец Анибале — предатель. Что он сотрудничал с партизанами на Сунагиси.
      О-ля-ля… Бет не знала, что и сказать по этому поводу.
      — Ты по воспитанию имперка, — продолжал Плато. — И я знаю, как, наверное, в твоих глазах выглядит его поступок. Если такой поступок и вправду был…
      — Во что ты не веришь, — поддержала Бет. — Ну, давай дальше.
      — Дальше — ничего. Если бы Северин Огата был виновен и в самом деле — никакое происхождение, никакая дружба его матери с Альбертой и Лорел Шнайдер не спасли бы его от виселицы. Для нас, для Рива, предательство — это самое худшее преступление.
      — Да. Мне много раз об этом говорили.
      — Анибале — я очень плохо его знаю, так, мельком виделись несколько раз на планетарных состязаниях. Слухи тянутся за ним всюду, где он появляется. Судачат о его бабушке, матери, отце… Мало приятного в такой жизни — неудивительно, что на ринге он очень злой. Он вышел в финал и занял второе место среди юниоров. Я бы не сказал, что победа мне далась легко. Он старается бить не просто сильно — больно. Но при этом он не подлый. Знаешь, есть всякие приемы, которые не всегда заметит арбитр, а если даже и заметит — ничем не докажет, что ты это не случайно. Он ими не пользуется при всей своей злости.
      — А Элинор?
      — Не знаю. С ней мы не встречались.
      — Еще какая-нибудь информация? Слухи, сплетни?
      — Нет. Хотя… — Плато на секунду заколебался. — Нет, думаю, тебе стоит это сказать. Когда Северин вернулся из плена, он долен был занять место отца и управлять кланом и континентом. Но этого не произошло. Говорят — потому, что в плену он стал христианином. Думаю, в этом тоже не много правды. Наверное, он сочувствовал людям, которых заставили голодать… Наверное, он не смог их после этого ненавидеть — а все остальное уже домыслили.
      — Думаешь, его… ну, подставили? — Бет не могла сказать «оклеветали», ведь клевета — это возведение на человека ложного обвинения в каком-то зле, а какое же зло в том, чтобы креститься?
      — Почти уверен.
      — Ты вообще хорошо разбираешься в здешней политике, а?
      — Не так хорошо, как мне хотелось бы. Но я стараюсь.
      — На нее, наверное, не очень хорошо посмотрели после этой связи с Боном?
      — На политику? — улыбнулся юноша. Потом стал серьезным. — Не очень. Ведь наследник у Огаты уже был. Но после этого Огата мог потребовать развода…
      — А Бон уже женился на… моей матери? Или только собирался? — Бет напряглась, вспоминая даты. — Нет, жениться тогда он еще не мог…
      — Какая разница, — пожал плечами Плато. — Я не люблю лезть в чужие любовные дела. Так что если ты не возражаешь — вернусь к чтению.
      …И вот теперь сиротка Элинор предстала перед своей… сюзереншей? Сюзеренной? Как, черт побери, Бет теперь должна думать о себе? Короче говоря, перед своей начальницей.
      Начальница на сиротку смотерла снизу вверх. В Элинор было добрых 190 сантиметров, и, судя по фигуре матери, она не собиралась на этом останавливаться. Джемма Син Огата смотрела на мир с высоты 195 сантиметров, и голову несла так гордо, что белые волосы, наверное, мели бы пол, не будь подобраны в высокую прическу.
      Обе женщины склонились перед Шнайдером, Альбертой и Бет на колено, коснувшись пола кулаком — полувоенный поклон, принятый у знати Рива. Не очень долгий: Сога не считали себя ниже Шнайдеров.
      — Я очень рада нашему знакомству, — сказала госпожа Джемма. — Мы были друзьями с вашей матерью и, я надеюсь, вы станете друзьями с моей дочерью.
      Бет напряглась в попытке что-либо ответить.
      — Я тоже надеюсь, — сказала она. — Но для дружбы нужны двое.
      — Дадим девушкам возможность пообщаться наедине, — сказала бабушка. Трое взрослых вышли.
      Бет заметила — или ей показалось — что плечи юной Элинор чуть расслабились.
      — Ну, — сказала она. — Выпьем чаю? Или немножко вина? Тебе родители уже разрешают пить? Мне дядя позволяет — чуть-чуть молодого вина. Есть маленький бар. Пойдем?
      — Как вам будет угодно, — поклонилась Элинор.
      Она была очень похожа на своего старшего брата — а тот на свою мать. Те же светлые волосы, то же лицо, словно выточенное из черного дерева… Может быть, и замкнутость та же? — нет, немного другая. Рин мог быть очень общительным. Смотря по ситуации. Школа синоби, наверное. Элинор была замкнута иначе.
      — Мне будет угодно, чтобы ты вынула свой аршин.
      — Какой, простите?
      — Который ты проглотила.
      По недрогнувшим бровям Элинор Бет поняла, что попытка пошутить провалилась.
      — Ладно, извини, — сказала она. — Послушай, нас заставляют играть в одну дурацкую игру, довольно гадкую. Вы по сути дела заложники, вас собирают из разных семей, общего между нами всеми только то, что я и вы примерно одних лет. При этом я должна изображать, что вы мои гости, и что мы все вместе чему-то учимся. Отвертеться от этого дела никак нельзя — честное слово, если бы можно было, я бы с радостью. Но нельзя. Мы должны провести пару лет вместе, и давай сделаем это время как можно более приятным для всех нас. Ну и полезным. Может быть. Тут есть славные ребята — Плато Мардукас, например. Или я. Ха-ха. М-м-м… я много болтаю. Если ты заговоришь — я заткнусь.
      Бет сделала паузу. Элинор продолжала молчать.
      — И тебе не обязательно становиться моим другом, если ты не можешь, — снова заговорила Бет. — Чего бы ни хотела от тебя твоя мать.
      — А вы… хотите быть моим другом? — спросила девушка.
      — Скажем так: я буду относиться к тебе как к другу. Не могу поручиться за свои чувства. Дружба ведь это… когда двое смотрят в одну сторону, — вспомнила она когда-то давно читанную книгу. — К ней никто не может обязать. Но относиться к людям справедливо — это я считаю обязательным… Для себя… М-м… В последнее время, во всяком случае.
      — И в какую же сторону вы смотрите? — наконец девушка приняла предложение сесть и села. Ее широкие зеленые брюки тут же опустились до пола, скрыв ноги.
      — Ты, — поправила ее Бет. — Говори мне «ты». Я пока еще не императрица, — и слава Богу, добавла она про себя. — В какую сторону? Ну, скажем, у меня аболиционистские убеждения. Или, например, я люблю классическую музыку. Учусь владеть флордом и легким стрелковым оружием. На чем-нибудь да сойдемся.
      — Я в прошлом году выиграла первенство по стрельбе среди юниоров, — сказала Элинор.
      — А твой брат занял второе место в чемпионате по боксу, — кивнула Бет.
      Брови девушки приподнялись.
      — У меня нет братьев.
      — А… я имела в виду — твой племянник. Но он же одних с тобой лет — я думала, ты называешь его братом.
      — Нет. Он мой племянник. Сеу Элисабет, я не хочу о нем говорить.
      — Почему?
      — Потому что о родственниках нельзя говорить плохо.
      — А хорошее о них сказать можно?
      — О нем — нельзя.
      Ну что ты будешь делать!.. Бет сдалась.
      — Где тебя разместили? Вместе со всеми, в гостевых покоях?
      — Да.
      — Ну тогда пошли знакомиться.
      Они спустились в лифте на шесть этажей и перешли в северное крыло дворца, где жили молодые люди из свиты Бет, общим числом одиннадцать человек.
      Все ждали в гостиной, все встали.
      — Познакомьтесь,— сказала Бет, делая шаг в сторону, чтобы свита увидела новенькую. — Элинор Барка Син Огата.
      — А мы уже знакомы — Дэйла Сонг сделала очень неформальный поклон и снова села. — Здравствуй, Эли. Как поживаешь? Как братик?
      — Не знаю, — юная госпожа Огата материнским движением вскинула подбородок. — Рин не докладывает мне о своих делах.
      — Я о старшем, — все тем же тоном невинности уточнила Дэйла. — О гениальном скульпторе, который прославил фамилию Огата…
      — Я ничего не знаю об этом человеке, — Элинор попыталась изобразить ледяной голос, наверняка у ее маменьки это получалось лихо, а вот у сиротки вышло неубедительно: мутация голоса еще только началась, и фраза прочирикалась на очень детских нотах.
      Та-ак… Бет просто видела, как между Дэйлой и новенькой появляются силовые линии магнитного поля. Кажется, не будет у нас тут прекрасной дружбы. И непонятно, что вообще будет. Развести по углам, немедленно — но как?
      — Девушки… дамы, — сказала она. — Давайте о родственниках и о скульптуре потом. Элинор, садись, вот свободное кресло. — А сейчас давайте… — о чем, Боже, о чем?! — О прекрасном. То есть, о нас с вами.
      Боже, что я несу?! Ладно, уже начала.
      — Мы тут полгода музицировали, пытались вести светские беседы и занимались играми на свежем воздухе, — Бет села в свое, облюбованное кресло. А стол, кстати, низенький и круглый… Как у Артура. — Но не так давно дядя дал мне намекнул, что хотел бы видеть от нас какой-то толк. Не понимаю, какого толка он от нас хочет. Я здесь чужая. И уже не в первый раз должна соблюдать обычай, о котором раньше не слышала ни одним ухом. Так что мне нужна ваша помощь.
      — В каком смысле? — спросил Кориолано Дэвин.
      — В прямом. Расскажите мне, чем раньше занимались такие компании как наша. Чем это заканчивалось, когда люди вырастали…
      Свита сидела и молча переглядывалась. Наконец Плато поднял палец.
      — Понимаешь, твое появление тут… оно не только для тебя было неожиданным. Нас тоже не готовили вступать в свиту. Так что мы… я, например… не понимаем, чего от нас хотели бы.
      — Но ваши родители ведь состояли в таком… придворном клубе? Они вам что-то рассказывали?
      — Мои — нет, — покачал головой Плато.
      — Тайсёгун Мураи, который был перед Боном, не имел детей, — сказала Дэйла, наматывая на палец косу. — Так что в свите состояли наши бабушки и дедушки… Я уже не помню, при ком — сыне Кордо, кажется, да?
      — А Рихард говорил мне, что он и Лорел были в свите… — удивилась Бет.