— Вы очень серьезно повредили его опорно-двигательную систему, — сказал Бадрис. — Но это удивительный бот. Его псевдомышцы, кажется, способны к регенерации. Как живые. Вполне возможно, если мы просто наложим шов — они срастутся.
      Дик знал, что это не «вполне возможно», а так и будет. Но высказать эту уверенность означало выдать знакомство с Кордо.
      Что ж, если будет скандал из-за этого бота, подумал он, то есть возможность этот скандал уладить. Нужно только как-то связаться с Роксаной. У каждой тучи есть светлый край…
      — Но если не срастется… — продолжал Бадрис. — Это безумно дорогая штука, младший матрос Огаи. Вы даже не представляете себе, насколько. Вся эта лоханка вместе с добычей стоит дешевле, чем один такой бот. Пробные экземпляры Кордо раздавали бесплатно, но при условии компенсации за их потерю. Мало кто рискнул брать. Я могу назвать только четыре клана, согласившихся на это приобретение. И с каждым из них нам категорически нельзя связываться.
      Мнемопатрон бота был все еще в руке эколога. Дик знал, что просматривать логи чужих ботов — дело позорное. В общем-то, и перехват дело позорное как раз потому, что перехватывают для просмотра логов. Кто-то запустил бота, ухаживал за ним, настраивал — а ты взял, выловил чужого, просмотрел его лог и хапнул добычу, которую выслеживал другой. Безобразный поступок. Чужого бота можно выловить только в одном случае: если он сильно поврежден и требует починки. Но и тогда честь обязывает починить и отпустить его, не просматривая лог.
      Дик понимал, почему господин Бадрис колеблется. В памяти бота сохранилась запись того, как Дик раскурочил ему брюхо универсалкой. Хозяин бота, когда тот вернется, увидит эту запись и может узнать, на какую навегу подняли бот. Если Кордо потребуют компенсации за повреждение, а хозяин сошлется на «Фаэтон» — это еще не беда, с Кордо можно будет уладить дело. Но если хозяин решит судиться с «Фаэтоном» сам… Или даже не судиться — а разобраться между собой, как это принято у Рива… Дик уже читал о вендеттах, начинавшихся и по более ничтожным причинам.
      — Подите наверх, младший матрос Огаи, и доложите капитану о возникшем затруднении.
      Дик поклонился как и Алекс — и на самом пороге до него вдруг дошло.
      — Но, господин Бадрис… Если вы видели этот бот на сканере как наш… Значит, он подавал наш код?
      — Именно, — отчеканил эколог. — И я хочу понять, почему. Отправляйтесь к капитану, доложите и ждите меня там.
      У эколога был вид хорошо воспитанного человека, которому по смертельной необходимости нужно провести тайный обыск в чужой спальне. Дик не сомневался поэтому, что господин Бадрис просмотрит лог быстро. Он отправился наверх и доложил Торвальду о неожиданном открытии.
      Торвальд вызвал Стейна и Вальне. Дик не выходил из рубки, раздумывая, стоит ли попросить разрешения остаться. Ему хотелось услышать, что скажет Бадрис.
      Когда Стейн и Вальне прибыли, Торвальд попросил юношу пересказать всю историю для них. Дик еще не закончил, когда дверь открылась и эколог, шагнув в рубку, бросил мнемопатрон прямо в руки Торвальду.
      — Ну что? — спросил тот.
      — Этот бот, — Бадрис неспешно вынул из гнезда сифон, взял из стопки одноразовый стакан, напустил себе воды, одним глотком выпил и тут же налил еще. — Следовал за нами от Шункана. Только за нами. Не отвлекаясь ни на косяки рыб, ни на китов, ни на кракенов. И у него была наша сигнатура. Каждый раз, когда я ловил его на сканере поблизости, я думал, что это рыскает один из моих. Интересно, не правда ли?
      — Убийственно интересно, — согласился Торвальд. — Эта штуковина… она вроде бы непростая и очень редкая?
      — Одна из опытных моделей разработки Кордо.
      — И ее может купить не каждый первый?
      — Ее вообще никто не может купить. Идут полевые испытания. Ее давали бесплатно, но под гарантию компенсации ущерба.
      — И кто-то взял ее, чтобы проследить нас от Шункана до…
      — До встречи с «Юрате» и «Фафниром», — подсказал Стейн. — Нам повезло, что малый пырнул эту… вещь.
      — Да, его предполагаемые хозяева вряд ли станут подавать на Сейта в суд за ущерб, — согласился господин Бадрис. — Но что они сделают, когда в назначенное время бот не вернется?
      — А что они могут? — спросил Стейн. — И что может эта штуковина? Например, то, что говорилось на палубе, могла она слышать?
      — Нет, — уверенно сказал Бадрис. — Могла кое-что увидеть и заснять. И уж конечно, увидела и засняла этого… миссионера.
      — Она ко мне так и бросилась, — сообщил Дик, когда все повернулись к нему. — Прямо чуть ли не обмоталась вокруг…
      — Я видел ваш поединок — ее глазами, — усмехнулся Бадрис.
      — Ты действуешь быстрей, чем соображаешь, — Стейн хлопнул Дика по плечу. — Но иногда это хорошо.
      — Да, если бы было наоборот — бот принес бы хозяевам роскошные доказательства того, что юноша скрывается именно у нас.
      — Что будем делать? — спросил господин Бадрис.
      — Стратегически — наилучшим вариантом было бы подделать лог, — скал Торвальд. — И отпустить бот восвояси, с объяснением, что мы, например, случайно повредили его снастью. Это ведь случается?
      — И нередко, — согласился Бадрис. — Но подделать лог не так-то просто.
      — Холмберг справился бы. Однако если мы его выпустим, он и дальше будет следовать за нами — и проследит встречу с двумя другими навегами…
      — Которую все равно можно будет отследить со спутника, — вставил Стейн. — Я думаю, в систему экологического слежения синоби прорвались легко.
      — Но со спутника нельзя будет проследить, на каком из трех кораблей в конце концов оказался юноша.
      — А с ботом — можно? — изумился Стейн.
      — С этим — да. Понимаете, это действительно нечто особенное. Шедевр. Если у синоби есть образец ДНК — а я готов поспорить, что он есть — он будет следовать за молодым человеком как пес. Повсюду, где есть водоемы. Он улавливает чудовищно малые концентрации запахов. Его можно натравить не только на какой-то особый вид рыбы — но и на определенную конкретную рыбу. Тем паче — на конкретного человека, чей индивидуальный, скажем, вкус гораздо.
      — Но здесь восемьдесят шесть человек, — Стейн все никак не мог поверить в могущество техники. — Ладно, у гемов ДНК одинакова, считаем их всех за одного. Пятьдесят один человек. Все потеют, моются, ходят в гальюн…
      — Это осложняет задачу, — Бадрис приподнял брови. — Но не так сильно, как вы думаете.
      — Тогда понятно, почему эта штука подошла ко мне так близко, — сказал Дик. — Хотела понюхать и вроде как убедиться…
      — Возможно, взять образец тканей, — согласился Бадрис.
      — Одним словом, Торвальд пальцем провел в воздухе черту. — Мы не можем подчистить ему лог и выпустить.
      — Ну что ж, — вздохнул Стейн. — Тогда у нас произошел несчастный случай. Бот попался под винты и его размозжило вдребезги.
      — Это объяснение совершенно не дьержит воды, — раздраженно бросил до сих пор молчавший Вальне. — Под винты редко попадают даже старые боты. Если, конечно, у них не сбоит программа. С новым ботом, да еще таким передовым, этого случиться не могльо.
      — Наоборот, — заспорил Стейн. — Это же опытный образец! Можно ждать чего угодно.
      — Сколько хльопот из-за тебя, — Вальне перенес свое раздражение на Дика. — Из-за мальчишки, который по глюпости угодил в герои.
      — Хватит, адмирал! — Торвальд рассек ладонью воздух перед собой. — Все мы оказались здесь потому, что противник в какой-то момент был умнее, храбрее или лучше вооружен… Нам нечем гордиться друг перед другом. Ну, разве что господин Бадрис да гемы составляют исключение. Я позвал вас, чтобы услышать какой-нибудь толковый совет.
      — Щенка за борт, — вот единственный тольковый совет, который я могу дать в этом случае, — сказал Вальне.
      — Я вас не понимаю, — медленно проговорил Бадрис. — Адмирал, я испытываю к этому мальчику весьма неприязненные чувства. С моей точки зрения, человек, который держится опасного курса, основываясь на ничем не подтвержденной догме, да еще и вовлекает в это других — не заслуживает приязни. Но вы разделяете ту же догму и не находите этот курс ошибочным. Вы сами уже поняли, что ваше обвинение было вздорным. Отчего же вы ведете речи, которые я, вавилонянин, не могу назвать иначе как гнусным предательством?
      — Вы это правильно сказали: вавильонянин, — адмирал Вальне поднял палец. — Вы не можете поэтому понять некоторых вещей, понятных нам, христианам.
      — Я что-то тоже не могу понять, хотя был крещен и катехизирован как положено, — Стейн поскреб в бороде. — Ну-ка объясните нам, будьте любезны. Мне, как христианину, интересно.
      — Пусть он уйдет! — потребовал Вальне, показывая на Дика. — Я приказываю уйти!
      — Ну уж нет. Младший матрос, я приказываю вам остаться.
      — Я старше вас по званию, Йонас!
      — А я старше вас по должности, и оба мы сейчас без погон, так что званием можете подтереться. Останься, малый.
      — Хорошо же! — Вальне выпрямился и скрестил руки на груди. — Я поясню, в чём дело. Пусть господин Бадрис тоже примет участие в теольогическом диспуте. Скажите, Бадрис, вы знаете такой смертный грех — гордыню?
      — Я полагаю гордыню весьма полезным человеческим качеством, а не грехом, — ответил эколог. — Она не дает ронять свое достоинство в грязь.
      — Вот! — усмехнулся Вальне. — Это то, что я говорил: вавильонянин не все может понять.
      — Вальне, — серые глаза Торвальда широко раскрылись, и Дик снова вспомнил, что лоэнгринцев нередко зовут эльфами. — Уж не хотите ли вы сказать, что полностью свободны от гордыни сами? И в силу этого можете бросаться камнями?
      — От духовной гордыни — да, я свободен! — седой адмирал почти выкрикнул это. — Я не воображаю себя Мессией.
      — Вы хотите сказать, что наш младший матрос… — Стейн не выдержал и расхохотался. — Ох, Вальне, вы меня уморите!
      — Пусть он сам скажет за себя! — теперь Вальне действительно кричал. — Спросите его! Спросите! Ричард Суна, кто послал тебя сюда с благой вестью к гемам? Говори! Говори как ты говорил им вчера!
      — Меня послал Бог, — ровным и твердым голосом сказал Дик. — И вас, господин Вальне. И капитана Нордстрема. И всех нас.
      — Вальне, — примирительным голосом сказал Стейн. — Все мы в детстве спали на уроках катехизиса. Вы, наверное, проспали тот урок, где рассказывали об апостольстве мирян. Ничего, бывает. Я тоже что-то проспал. Парень принимает это очень всерьез, таков уж его характер. Ну что ж, у каждого из нас своя кукушка в часах. Может, хватит играть в инквизитора?
      Адмирал не ответил. Он смотрел прямо в глаза Дика.
      — Ты очень умный и хитрый, — тихо сказал он. — И очень льовко играешь простеца. Ты думаль, никто из нас не знает нихонского языка и не понимает, что ты им говоришь? Тигаттэита вакамоно да.
      — Да га, — так же тихо ответил Дик, — тигаттэитара, ратину-го-о ханасу токи ва нихонго-о ханасу токи кара найё га дзэндзэн матигаинай . Что я говорю на тиби — я готов повторить на астролате.
      — И ты не говорил, что ты такой же, как святая Жанна или святая Бернардетта Субиру? Как Святой Брайан? Ну-ка, попробуй соврать, глядя мне прямо в глаза!
      — Сэр, — Дику стоило большого усилия не попятиться от нависающего над ним адмирала: он чувствовал, что если тот его коснется, хотя бы случайно, может случиться что-то страшное. Истерика, обморок — все что угодно. Но отступать было нельзя. — Сэр, вы не так хорошо знаете нихонский как думаете. Даю слово, что я ни разу не говорил, будто я равен этим двум святым женщинам… и Брайану навигатору… и другим, кого я упоминал… Я только говорил, что когда Бог призывает — я постараюсь не отступать, как не отступили они. Предупреждал, что будут насмешки, ведь Бернардетту Субиру считали сумасшедшей — и это еще самое малое. Ведь нас тут всех считают безумными. Но я объяснял, что так было всегда. И не только потому что здесь Вавилон. Жанну сожгли христиане, и Бернардетту осмеивали такие же католики… И Святого Брайана обвинили в предательстве… Я помнил, что вы говорили, мастер Бадрис. И старался быть с ними честным. Рассказать, что их может ждать, если мы не сможем их защитить. И как мало мы можем сделать для их защиты. Правда, я не уверен, что хоть один захочет креститься теперь, — юноша улыбнулся. — Я и раньше не обманывал. Но тогда со мной были друзья и было легче.
      — Ты умело от всего отпираешься, — глаза Вальне совсем превратились в смотровые щели. — Посмотрим, как ты сейчас отопрешься от этой байки о чуде в пещерах. О блаженной Садако Такэда.
      — Я не буду ни от чего отпираться, — очень медленно и раздельно сказал Дик. — Когда я заблудился в ничьих подземельях под Пещерами Диса, мне во сне явилась слепая женщина в хабите Синдэна. Она вывела меня через решетку, которая была слишком узкой. И указала выход. Она напомнила мне моё настоящее имя. Я думаю, это была блаженная Садако. Это произошло со мной — вы можете верить, или нет, но это было.
      Что бы ни чувствовал сейчас Вальне — но он отступил к стене, и Дику стало чуть полегче. Чуть — потому что, отступив, Вальне продолжал сверлить его взглядом, и остальные трое тоже не сводили с него глаз.
      — И… — прорвал наконец молчание Стейн, — она что-то ещё сказала тебе? Кроме твоего настоящего имени?
      — Да, сэр. Она сказала, что здесь — мой дом. Здесь, на Картаго.
      — И всё?
      — Да. Всё.
      — И ты поверил? — спросил Бадрис.
      — А почему я не должен был верить?
      — Хм, — Стейн опять потеребил бороду. — Парень, если честно — я слегка разочарован. От кого-кого, а от блаженной Садако можно было бы ожидать четкого оперативного плана. Вальне, при всем уважении к вашим потерянным погонам — вы идиот.
      — Вы еще пожалеете о своих сльовах, — сказал Вальне. — И о том, что поверили этому мелькому авантюристу.
      Он взялся за дверную ручку, но Бадрис остановил его.
      — Погодите!
      — Чего вам ещё?
      — Вашего внимания, господин начальник палубной команды. Ведь сегодняшние боты не исчерпываются ботом синоби, — эколог вынул из кармана второй мнемопатрон. — В ста тридцати милях от нас курсом на северо-восток идет большое стадо красноперого тунца. Нужно готовить палубное оборудование и снасть — если, конечно, лов остается нашей приоритетной задачей.
      — Конечно, остается, — бросил Торвальд. — Младший матрос Огаи, можете возвращаться к своим обязанностям.
      — Я тоже вернусь, с вашего разрешения, — Бадрис встал и потянулся. — Ужасные кресла.
      — Ужасная навега, — усмехнулся Стейн. — Ужасный океан и ужасная планета — извините, Бадрис. Как все-таки хорошо, что блаженная Садако не явилась мне, и я однажды с чистой совестью рвану отсюда когти.
      Он вышел из рубки очень быстро, и когда Дик с Бадрисом перешагнули порог, ботинки старпома уже гремели по трапу где-то внизу.
      — Сэр, — окликнул эколога Дик. — Сэр, я… нагрубил вам недавно. Мне очень жаль. Я прошу у вас прощения.
      — Хорошо, — помедлив, сказал эколог. — Я прощаю вам сказанные в горячности слова. Но ваш образ действий и образ мысли по-прежнему нахожу непростительным. Нельзя принимать решения, которые вы принимаете, сходя из видений и снов. При всей искренности намерений — нельзя. Картаго не будет вам домом, поймите. Вы не подходите планете, а она вам.
      — У меня была планета, которая подходила мне, — сказал Дик. — Тайсёгун Рива распорядился ею по-своему. У меня был корабль, который мог бы стать мне домом. Синоби Рива отобрал его. Картаго будет моим домом, сэр. Это справедливо, я думаю.
      Бадрис ничего не ответил. Открыв второй люк, он вышел на палубу.
      Волнение не улеглось, но в облаках впервые за две недели появились просветы. Тучи уже не могли удержать солнце, как ветхая сеть — рыбу. Растопыренные лучи вонзались в воду, и вода играла под ними, становясь то пурпурной, то муаровой.
      — Как жалко всё-таки уничтожать такой прекрасный бот, — с досадой сказал Бадрис, вцепившись в поручни. — Подлинный шедевр.
      — Но, — юношу вдруг осенило, — мы ведь можем и не уничтожать его! Перепрограммируем и сделаем своим!
      Эколог послал ему через плечо такой взгляд, что весь энтузиазм сразу испарился.
      — Юноша, — сказал наставительно Бадрис. — Даже я знаю, что в вашей священной книге сказано: «Не укради».

Глава 9
Рождество и Детонатор