— Это ловушка, — юноша нехорошо засмеялся. — Я думал, Моро умнее, честное слово. Он хоть сам понимает, как это глупо? Чтоб я полез прямо в манор, в его руки? Поверил его прихлебателю? Убирайся отсюда к чертовой матери.
      — Эй, мы же можем допросить его под шлемом, — сказал Шастар.
      Дик рассмеялся.
      — Конечно, можем! Еще как можем — на это Моро и рассчитывает. Я думаю, он говорит нам правду. Леди Констанс жива и в маноре — но вот охранные системы уже не те, что он запомнил, улетая. Господин Шастар, совсем недавно чуть ли не у меня на глазах один человек под шлемом дал информацию, которая привела допросчиков в ловушку. Потому он и не пытался сорваться с крючка, потому и вел себя как овечка, что напрашивается на допрос. Потому здесь именно он — ведь Моро мог послать кого угодно, да хоть гема, но он послал именно этого. Думал, я кинусь как голодная собака на кость.
      — В вашей теории есть только одно слабое место, юноша, — теперь настала очередь Монтега смеяться. Ну, не чудесный ли это мир? — Если все так как вы говорите, если Лесан послал меня к вам с промытыми мозгами, с расчетом на то, что вы не устоите перед соблазном схватить меня и выпотрошить — а ведь вы не устояли — и впоследствии убить, то почему я пошел?
      — Вы правы, я не знаю объяснения, — паренька передернуло. — Но… мне плевать, честно. Может быть, он и на тебя нашел крючок. А может, это промывка мозгов. Какое мне дело.
      — В искренность моих намерений вы, стало быть, не верите.
      — Искренность намерений синоби! Скорость звука в вакууме! Температура минус по Кельвину! Эй, а может, план в том, чтобы у меня от смеха сделался заворот кишок?
      — Похоже, Лесан выбрал слишком сильную вакцину против наивности.
      — Похоже, что он выбрал идиота для выполнения своего задания. Возвращайтесь к нему и скажите, что провалились.
      Беда с параноиками в том, что они очень логичны, и подбор контрдоводов весьма затруднителен, поскольку логика параноика строится на его же собственной аксиоматике, которая в ряде мест может быть вполне здравой.
      — Я не синоби, — раньше, чем договорил, Эш понял, что сказал глупость — любой синоби на его месте утверждал бы то же самое.
      — Да ну? Придумайте что-нибудь еще, сеу Монтег.
      — Я не хочу ничего придумывать, — Эш тряхнул головой. — Я устал, и поди ты к дьяволу, упрямый дурак, если готов резать глотки из-за мертвой женщины, но не хочешь побороться за живую.
      — Заткнись! — что-то свистнуло в воздухе, хлопнула ткань, и плечам Монтега стало холодней и легче. Голова-то была на месте, а вот плащ… От плащ-накидки осталась только горловая часть — все, что ниже плеч, упало в лужу. Конечно, никакой сказочной точности, кочующей из байки в байку, не было — флорд рассек одежду и оставил на плечах несколько порезов. Но это все равно впечатляло.
      — Браво, — холодно скзаал Эш. — Умеешь. А думатьты умеешь?
      — Сэнтио-сама! — предостерегающе крикнул морлок.
      — Я умею думать, — сказал Суна. — И я думаю, сударь, что искренни вы или нет — вам лучше отсюда уйти. Я сегодня не в настроении убивать, но настроение переменчиво.
      — Я того же мнения, — сказал морлок. — Уходите, сеу Монтег. Увозите его, сеу Шастар, и не возвращайтесь за нами. Мы сами вас найдем.
      Шастар помог Монтегу забраться в кабину. Рук не расковал, да Монтег и не настаивал. Все сложилось несколько иначе, чем он полагал, но его устраивал и такой исход. Обдумав свое положение, он развеселился — его устраивал практически любой исход. По всему, он должен был чувствовать ебя счастливейшим человеком на земле. Но не чувствовал.
 

* * *

 
      Навега, становясь на грунт, слегка перекосилась — и потому пол в кухне был наклонный, а тарелку приходилось наполнять в два приема, чтобы наесться как следует.
      — И ты его не убил, — заключил Пуля.
      — И я его не убил. И не допросил. Только плащ порезал и дал по морде.
      — Ну, уже что-то. Многие о таком и не мечтали.
      Габо Пуля находился в благодушном настроении. Это было естественно — он получил работу и возможность лечь на дно. Точнее, взойти на борт и с началом сезона выйти на лов. Дик находился в настроении раздерганном — что тоже было естественно. Не каждый день встречаешься со своим палачом. Хотя здесь, в «колонии прокаженных», процент товарищей Дика по несчастью был в среднем существенно выше, чем в целом по Картаго.
      — Я не знаю, что делать теперь, мастер Дельгадо, — юноша отодвинул от себя тарелку, но та снова съехала к окантованному бортику. — А вы все шутите.
      — Или он лжет, или говорит правду, — вступила в разговор Сильвер. — Судя по его поведению, он, по крайней мере, верит в свои слова. А мысли о том, что он говорит правду, ты по понятным причинам допустить не хочешь. Во-первых, если принять это за какую-то возможность правды, в твоей вселенной становится одним монстром меньше. Это причиняет тебе дискомфорт, потому что для компенсации тебе необходимы именно монстры. Во-вторых, это рушит твои планы. Жизнь была гораздо проще, когда ты был свободен от обязательств перед мертвыми.
      — Госпожа Сильвер, — вздохнул Дик. — Стоит мне провести с вами в одной каюте десять минут — и мне уже хочется запустить в вас чем-нибудь не очень тяжелым. Как вы при таких талантах работали корабельным психологом — вы мне можете объяснить?
      — С огромным удовольствием, — улыбнулась Сильвер. Ее короткие рыжие волосы торчали вокруг головы золотистым нимбом, ловя отсветы лампы, висящей точно над головой. — И с пользой для дела. Дик, тебе хочется запустить в меня чем-нибудь — и это совершенно естественно. Отторжение — одна из первых и основных невротических реакций. Давай продолжим разговор о твоей проблеме.
      — Нет у меня никаких проблем, кроме того, что мои суверены в плену. Я должен их вытащить. Продать их Брюсу это все равно что убить, будь проклят Шнайдер — я должен их вытащить!
      — Тебя опять понесло, — Сильвер вздохнула. — У тебя есть кудаих вытаскивать? Где их спрятать? Это раз. Ты постоянно уходишь от ответа на вопрос — зачемМонтег искал Яна Шастара. Это два.
      — Да потому что это понятно! У Шастара вендетта с Моро, и… нет, стоп, если бы он хотел убить Шастара, он бы не действовал так… Не подсказывайте, я сам. Он искал Шастара, он запасся этой записью, он… Рэй! До него дошло, что Шастар как-то связан с Рэем. Боже мой, но если так… значит, он вычислил и меня. И мастера Пу… Дельгадо. Мне нельзя здесь оставаться.
      — Мастера «Пу» он вычислил гораздо раньше — сказал Габо. — Он же приходил в «Даруму».
      Он приходил… Дик стукнул себя кулаком по лбу.
      — Ах я тупица. Это не «батальоны» убили Нышпорку. Мне же говорили… Меня же носом ткнули…
      — Ну вот, к тебе пришло и просветление, — успокоил его Пуля. — Перестань дергаться. В такую погоду он все равно до тебя не доберется.
      В подтверждение его слов молния треснула так близко, что замигали лампочки, а на гром отозвался весь корпус навеги. В соседней каюте завопил младенец. Сильвер встала.
      — Я возьму, — опередил ее Дик; исчез и вернулся с малышом на руках.
      — Где ты так научился обращаться с детьми? — просила Сильвер, принимая притихшее дитя.
      — В одном детском комбинате.
      — Тебе легко с детьми? И женщинами?
      — Так, пожалуйста, перестаньте! — юноша снова зашагал из угла в угол. — Я не за тем к вам пришел, чтобы вы разбирали тут по косточкам меня. Я пришел за советом — потому что мастер Дельгадо сказал мне, что вы очень умная женщина и прекрасно разбираетесь в здешней обстановке…
      — И еще ты надеялся набрать сторонников среди имперцев, — кивнула Сильвер. — Сядь. Сядь и слушай, раз ты пришел ко мне как к умной женщине. И включи свой сантор, записывай, потому что запомнить не сможешь.
      Совет был очень кстати. Она называла имена кланов, которые Дик знал, и о которых никогда не слышал — но в той части, что ему была знакома, не ошиблась ни разу. Даже о Кордо сказала:
      — Старый Бастиан Кордо предан идее Вавилона, а младший, Александр — Шнайдеру лично, но с третьим поколением, Роксаной Кордо, можно попробовать.
      — Вы… — когда Дика осенила догадка, он не выдержал и перебил. — Вы сами… готовили восстание?
      — Да, — устало сказала женщина. — Мы готовили восстание. И ничего из этого не вышло. Потому-то я тебе все так спокойно и рассказываю: сможешь — воспользуйся.
      Она откинулась на спинку кресла и прикрыла грудь. Младенец уже не сосал — наелся; только терся личиком и причмокивал губами во сне.
      — Отчего у вас не вышло? — спросил Дик.
      — Я не могу об этом, — Сильвер дернула плечом. — Габо, расскажи ему, а я пойду уложу детку. И сама лягу. С этой кормежкой все время хочу спать, просто погибель какая-то.
      Когда дверь за ней закрылась, Пуля забрался в холодильник и достал по бутылке пива себе и Дику.
      — Искусство настоящего психолога — это умение перевалить на ближнего самую грязную часть работы. Мы и вправду готовили восстание, мастер Йонои. Но мы не учли силу, против которой не помогут никакие расчеты и предосторожности. Могучую силу человеческой тупости…
      Он сделал долгую паузу, словно ждал от Дика вопроса, потом высушил разом полбутылки и продолжил:
      — Параллельно с нами готовилось еще одно восстание. Наша цель была — добиться гражданских прав для имперских пленных. Раз уж нам не дают вернуться домой — пусть хотя бы позволят иметь дом здесь. Дом, а не тюрьму. Но придурки, которые готовили свое восстание — это были настоящие придурки. Они готовились захватить корабль, удрать и привести сюда имперские войска.
      Он допил и спустил бутылку в утилизатор.
      — Мне долго пришлось доказывать Сильвер, что ты не придурок. И она в конце концов поверила. Я надеюсь, это доверие ты оценишь. Ну так вот, Сильвер что-то чувствовала и велела мне прощупать придурков на предмет того, чем они занимаются. Я прощупал, узнал правду, мы хором ужаснулись и решили, что нужно что-то делать, но что? Переговоры. Объяснить наши цели, уговорить подождать… — Габо махнул рукой. — Это было в принципе возможно, если бы не главный придурок. Который, к сожалению, был священником. Отец Мэтью Мак-Коннахи — ты еще услышишь о нем здесь, в колонии. Он был достаточно умен, чтобы не поднять волну и ветер на переговорах — но потом, в своем кругу, назвал нас предателями Империи, Церкви и Христа. Не может быть договора с Велиаром и прочая погребень. Потому нужно ускорить выступление. Неважно, сколько погибнет вавилонян — они дьяволопоклоники. Неважно, что провалится наш план — мы предатели. По счастью, в ходе переговоров один человек нашел наши доводы убедительными — и после того заседания пришел к нам. Он сказал, что выступление намечено на послезавтра. Эти идиоты готовы были закопать себя и нас — лишь бы не отказаться от своих намерений. Мы решили, что есть только один способ их остановить.
      — Убить отца Мак-Коннахи, — надтреснутым голосом сказал Дик.
      — Да. Никто не произнес это вслух — мы просто отправили женщин прочь и кинули жребий.
      — Выпало вам.
      Габо отвернулся.
      — Пойдем покурим.
      Они выбрались на крытую палубу и, встав у вентиляционной вытяжки, закурили.
      Уже несколько недель шли непроглядные дожди, и поселка пленных за пеленой ливня видно не было. Вода в Сухой Бухте стояла выше человеческого роста — и вброд, как два дня назад, на навеги было уже не попасть. Очень скоро дожди должны были отрезать от суши и «колонию прокаженных», превратив полуостров Каммо в остров. Да, пожалуй, Моро не рискнет сюда сунуться — место уединенное, все друг друга знают.
      — Отец Мэтью венчал Сильвер и Марио, — Габо выпустил юдинную струйку дыма. — Вот так-то… Что, не вышло проредить свой… заповедник монстров?
      — Вы не монстр, мастер Дельгадо, — Дик тоже выдохнул дым в вентилятор. — Всяко, не больше, чем я. А как вам удалось обмануть шлем?
      — Я отвечал, что отец Мак-Коннахи надоел мне. И это, черт подери, была правда.
      — А другого священника здесь нет?
      — Увы.
      — Жаль. Я слишком давно без Таинств…
      Из рубки вышел Марио, муж Сильвер — океаниец с очень хорошим, открытым лицом, чем-то похожий на Болтона.
      — Но-овости с континента, — сообщил он, улыбаясь до ушей. — Торвальду дали навегу.
      — Хельга расстроится, — Габо предложил Марио сигарету.
      — Расстроится? Это не то-о слово. Нам эта гроза покажется легким ветерком, когда Хельга вернется.
      Дик знал, что Хельга Риддерстрале — командир этой навеги, бывший капитан корвета «Мьёлльнир» с Парцефаля. О ее отношениях с неким Торвальдом он был совершенно не осведомлен.
      — Заметив выражение его лица, Марио объяснил:
      — Торвальд — бывший муж Хельги. В прошлом сезоне Торвальд свою навегу потерял, и Хельга немно-ожко…
      — Злорадствовала.
      — Да. Габо, у тебя всегда наготове подходящее слово, сразу видно образованного человека. Она надеялась, что теперь-то все видят, какой он никчемный болван, и навегу ему никто не даст. Но-о…
      — Ему дали, и тут не о чем слишком до-олго разглагольствовать, — Габо передразнил связника. — Я не понимаю, зачем Хельга злится. Она класная баба и в два счета нашла бы себе кого-то получше Торвальда.
      — Уж не на себя ли намекаешь?
      — Да хотя бы, — усмехнулся Пуля. — Посмотрим, как сложится.
      — Скучать в этом рейсе не придется, — Марио потянулся. — Это хорошо, потому что скуки я не люблю.
      — Надеюсь, Сильвер с ребенком ты в рейс не возьмешь? — поинтересовался Габо.
      — Конечно! Тебя разве берут не ей на замену?
      — Да я вообще не знаю, берут ли меня. Мы с Хельгой еще не виделись.
      — Возьмут, возьмут. Осо-обенно с учетом прозвучавшего предложения.
      — А меня? — спросил Дик.
      — Ну-у… Я не знаю, как Йонои Райан или Сатоми Кайзер или что у тебя записано в кадо — но Ричард Суна в этом рейсе не будет лишним.
      — Пираты?
      — Ну что-о ты так грубо. Пираты. Просто губернатор континента Биакко лорд Сога собирает дань с навег, которые приближаются к экваториальным водам.
      — Это разрешено законом?
      — Каким законом, парень? — Марио даже перестал упирать на «о». — Мы никто. Мы меньше, чем гемы — если убить гема, с тебя хотя бы слупят его стоимость. Ты знаешь, как Торвальд потерял навегу? Он попробовал сопротивляться. Помимо навеги потерял шесть человек. Но на людей всем плевать. Иска от общины пленных Совет кланов не принял. Сеу Занда, владелец навег, судится с лордом Биакко за корабль.
      — Сеу Занда — он…?
      — Двоюродный брат коменданта Лагаша, человек из клана Сейта. Хороший человек. Мы бы сдохли с голоду, если бы не он и его навеги.
      — Значит, Хельга настроена очень серьезно? Она ведь не может позволить себе оставлять свидетелей.
      — Серьезно — это не то сло-ово, — сказал Марио.
      — Я не буду наниматься на эту навегу, — Дик раздавил сигарету в лужице на полу. — И Габо не советую. И вам, Марио, лучше с нее уходить.
      — Это почему же? — наклонил голову Марио.
      — Госпожа Хельга будет искать возможности отомстить не только пиратам — но и своему мужу. Может быть, он поступил с ней вероломно. Может быть, он виноват — но из-за его вины не должны гибнуть навегарес. Мистресс Хельга хочет показать, кто из них на самом деле мужчина. Я в этом участвовать не стану.
      — Да что-о ты знаешь о Хельге, малыш? — Марио наморщил нос. — Что ты вообще, раз на то пошло, знаешь о женщинах?
      — Больше, чем знали вы в моем возрасте. И я не думаю, — Дик вспомнил последнюю охоту капитана Хару, — что женщины очень отличаются от мужчин, когда речь идет о потере лица.
      — Он прав, Марио, — перебил связника Дельгадо. — Мы оба знем, что он прав — и именно поэтому, Дик, мы пойдем на этой навеге. У Хельги не ангельский характер, но она слушает людей, которые рядом. И ради них удержится от глупостей.
      — И мы привезем больше, чем любая другая навега, — подхватил Марио. — И докажем, что Торвальд говнюк. Потому что — между нами, девочками — так оно и есть.
      — Хорошо, я был неправ, — Дик всмотрелся в дождевой сумрак. — Может быть, я и пойду с вами. Но эти три недели мне нужно провести на континенте.
      — Как тебя найти? — спросил Марио.
      Дик назвал адрес на общественном сантор-сервере.
      — Я буду стараться проверять его каждый день. Хотя не знаю, получится или нет. Но буду пользоваться каждым случаем.
      — Наш индекс ты знаешь?
      — Я не хотел бы писать вам напрямую. Лучше и вам для связи завести где-то бесплатный адрес.
      — Дело, — согласился Марио. — Идем в рубку.
      Дик пошел за ним — и застыл на пороге.
      Проводя дни за наладкой аппаратуры, Марио, слушал развлекательные программы, отключая, чтобы не отвлекал, видеоряд. И вот сейчас, в такт пляшущим над панелью язычкам разноцветного рисованного пламени, в рубке звенела задорная песенка на гэльском:
 
— В тени бузинного куста
Трава зеленая густа,
Там целовал меня в уста
Мой единственный, мой Дэви.
 
 
Локон свой кудрявый мне
Подари на память, Дэви.
Локон свой кудрявый мне
Подари, мой милый Дэви…
 
      Дело было даже не в том, что на борту «Паломника» юноша слышал эту песню несчетное множество раз — мистресс Хару и напевала ее, и любила слушать в исполнении Гилл Моран и «Сверчков». Юношу остановил на пороге голос, разливавший мелодию колоратурами, до которых Гил Моран было ох, далеко…
      Голос Бет.
 

* * *

 
      Атмосфера такого рода балов и концертов была знакома Бет с раннего детства. «Люди любят делать добро, а еще больше любят, когда их при этом развлекают», — не без ехидства сказала однажды леди Констанс. С тех пор, как певческий дар Бет открылся, она непременно участвовала в таких концертах, и сейчас нисколько не терялась перед публикой.
      Вчера в Совете кланов было страшнее. Все эти взрослые серьезные тётки и дядьки… Все эти вопросы и улыбки… Враждебность под маской снисходительной доброжелательности… А здесь — привычная, милая сцена, и публика искренне благосклонна.
      Она выбрала песни Тир-нан-Ог не только потому, что слышала и напевала их с детства, еще не научившись разбирать слова. Не только потому, что простые мелодии открывали простор для импровизаций. Но и потому что этот благотворительный концерт должен был транслироваться на всю планету и Бет лелеяла надежду на то, что хотя бы случайно ее услышит Дик. Услышит и поймет, что это ему она поет — хотя улыбается при этом другому, бросая взгляды на экранированную силовым полем императорскую ложу.
      Раскланявшись с залом под обвал аплодисментов, и крики «Бис», Бет отступила за кулису — и тут же Ирис, которого теперь звали Андреа, подал ей сантор с горящим индикатором связи. Выражение его лица при этом было столь почтительно, что Бет сразу поняла, кто ее вызывает.
      — Эльза, — услышала она в наушнике голос жениха. — Ты была изумительна. Я и твоя семья просим — спой на бис.
      — Хорошо, — она отключилась, улыбнулась… Как хорошо петь сердцем. Как хорошо знать, что Дик жив.
      Хотя подготовленная несколько второпях программа была исчерпана, оркестр состоял из превосходных импровизаторов. Озорная, даже хулиганская идея осенила Бет, пока зал затихал в ожидании песни. Она шепнула дирижеру:
      — Со второго повторения припева, в ре миноре, — и шагнула в очерченный светом круг, включая микрофон. Щелчками пальцев обозначила ритм и запела:
 
Мой горец — парень удалой:
Широкоплеч, высок, силён.
Нет, не вернётся он домой —
Он на изгнанье осуждён.
 
 
Как мне его вернуть?
О, как его вернуть?
Я все бы горы отдала,
Чтоб горца вновь домой вернуть!
 
      Песня предоставляла не очень много возможностей показать голос — но в ней было столько лихости, что Бет удавалось поднимать на ноги даже самые чопорные аудитории Палао. Вот и на этот раз — на прищелкивание пальцев и притопывание каблука зал ответил хлопками — сначала жидкими, потом все более решительными. Затем вступили ударник, флейта и струны. Бет с некоторым опозданием сообразила: в отличие от предыдущих двух песен эта — не на гэльском, а на стандартной латыни. Ну держитесь, — сказала она себе. Я не я буду, если вы у меня сейчас не запоёте.
 
Как мне его вернуть?
О, как его вернуть?
 
      В зале поднялась, хлопая в такт, какая-то одетая в синее красавица. Бет не знала ее, хотя должна была знать: прием-то устроили для самых сливочных сливок. Надо будет познакомиться потом, — она отметила место, и вовремя: повинуясь ритму и стадному инстинкту люди начинали вставать и за другими столиками. Бет скосила глаза на бабушку, сидящую в первом ряду. Та не трогалась с места и вообще холодным видом показывала недовольство. Наверное, она знает песню. Ба, и с ней сидит кто-то незнакомый. Нет, уже не сидит, встал… и тот угол разморозили, не помогли бабушке подхалимы. Бет, внутренне торжествуя, перешла к финалу.
 
Ах, знаю, знаю я, кого
Повесить надо на сосне,
Чтоб горца, друга моего
Вернуть горам, лесам и мне!
Как мне его вернуть?
О, как его вернуть?
 
      Это было, пожалуй, даже слишком — но слова, как говорится, из песни не выкинешь, и правильно разогнанную волну не остановишь. Припев Бет повторила три раза, и ей уже многие подпевали, а кое-где расфуфыренные вавилонские матроны даже и пританцовывали.
      После Бет должна была вступать Дэйла Сонг. Расходясь с ней за кулисами, Бет искренне сказала:
      — Удачи.
      И мысленно добавила: после меня тебе её понадобится чертовски много.
      Андреа подал ароматную салфетку — стереть пот, выступивший под софитами — и стакан воды. Это были вообще-то обязанности Белль, но камеристку Бет оставила в зале.
      — Вы так неосторожны, — сказал гем, принимая стакан обратно. Бет закатила глаза. Когда она решила сделать юношу своим секретарем, ей и в голову не приходило, что это будет до чертиков напоминать старинный роман, в котором преданные слуги поедом едят своих господ. Такие рабы — кара Божья за рабовладение.
      Она знала, что поступок ее иначе как хулиганством не назовешь, но неосторожным его не считала. Во-первых, после того как подтвердились слухи о Дике, у нее был неприятный разговор с тайсёгуном. Если бы этот разговор не отозвался демаршем вроде сегодняшнего, они бы взволновались, а зачем лишний раз волновать дядю и бабушку? Во-вторых, она уже вполне овладела искусством ведения разговора в стиле «я-то всего лишь наивная имперская девочка, а вот вы что имели в виду»?
      Она поднялась по лифтовой шахте, ведущей в верхние, ложи и с поклоном предстала жениху. Все неприятности лучше пожинать сразу.
      — Браво, — сказал Керет, глядя не на нее, а на маску, лежащую на коленях.
      — Ты же не принял это на свой счет?
      — Нет, конечно. Просто ты напомнила сотням тысяч людей, что у большинства из них в войне с Империей пропал без вести или погиб кто-то близкий, — Керет бросил маску на подушку рядом с собой. — Не удивлюсь, если песню завтра же будут проигрываь во всех харчевнях. Сборы поднялись на треть, пока ты пела. Так что ты помогла поддержать самых неимущих в Корабельном Городе, и…
      Бет убрала с сиденья маску и опустилась рядом с Керетом.
      — С тех пор как прошло это известие, — тихо сказал юный император, — я не нахожу себе места. Я в отвратительном положении. Одно мое слово — и полиция, армия, СБ, синоби, контрразведка — все будут брошены на его поиск и арест. Но я знаю, что если я хотя бы намекну на то, чтобы мне принесли его голову — я погибну для тебя навсегда. Ведь так?
      Бет взяла его за руку.
      — Но пока он жив, — продолжал Керет, — я все равно тебя теряю. Не отрицай этого. Ты изменилась, даже внешне. Когда я впервые увидел тебя после этого, две недели назад — я сразу понял: ты знаешь. У тебя словно отросли крылья.
      — Я не бот, — вздохнула девушка. — Я не могу переключаться прикосновением к сенсору.
      — Никто этого и не требует, — Керет повел плечами. — Но я чувствую себя так, словно меня, держа за руки и за ноги, обряжают в костюм и маску ненавистного жениха из древней комедии. Или тирана, который преследует одинокого и загнанного героя. Больше всего на свете я хочу, чтобы мне позволили оставить его в покое.
      — Ты же у нас император, — язвительности в голосе Бет было больше, чем ей самой хотелось. — Кто это может что-то тебе позволить или не позволить?
      — Я же объяснял тебе, — Бет уже научилась различать в его голосе, почти безупречно ровном, трудноуловимые оттенки боли.
      — Я всего лишь говорю, что так и учатся стоять на своем, — девушка сильнее сжала руку жениха. — Черт подери, у тебя есть право не быть и не выглядеть мерзавцем. И все возможности, чтобы его отстоять.
      — Ты такая милая, когда ругаешься, — Керет улыбнулся было, потом снова насупился. — Он убийца, Бет. Убийца искусный и хладнокровный. Ты же видела записи? Я не могу оставить его в покое. Закон рухнет, если его не защищать, и его защита — моя прямая обязанность.
      — Если бы он убивал для вас, — резко ответила Бет, — у вас не возникло бы никаких претензий. Это раз. Два — его бы преследовали, даже будь он невинен как пёсик твоей мамы. И три — ты действительно мало что можешь сделать. Всем рулят дядя, бабушка и Аэша Ли, так что к тебе у меня претензий в случае чего — не возникнет. А главное, — она постучала маску пальцем по лбу, — куча подхалимов желает выслужиться перед ними. Таким не нужен приказ, им не нужен даже намек. Они знают, что тайсёгун предпочел бы видеть Дика мертвым, и проявят инициативу, только держись. Но я буду молиться, чтобы Дик сделал с ними то же, что и с этими, в порту и в том борделе…
      — И c твоей мамой, — сказал Керет, пустыми глазами глядя на сцену, где Дэйла Сонг изображала «танец отзвуков» — кстати, весьма неплохо для любительницы.
      — Да, и c моей мамой, — Бет встала, загородив сцену, чтобы перехватить его взгляд. — Послушай, Керет. Я закрыла вам счет за мою первую маму. Я до сих пор плачу по ночам иногда — из-за нее, из-за дяди и братика…
      Ей пришлось сделать паузу и перевеси дыхание, чтобы не разреветься. Сжав на пять секунд как можно тверже расползающиеся губы, она продолжила:
      — Но я стараюсь вас понимать. Я стараюсь вас любить. И мне очень жаль, что Дик во второй раз сделал меня сиротой — хотя, обойдись вы с ним по-людски, этого бы не случилось. Но если кому и жаль больше, чем мне — так это ему, клянусь чем угодно. И если уж я списала вам — то ему подавно. Ваша вина больше.
      Отчеканив это, она села, коснулась плечом его плеча и прибавила гораздо теплее:
      — Просто не упоминай больше о моих мамах, ладно? О них обеих. Мне это больно.
      — Хорошо, — вздохнул Керет. — Я только хочу, чтобы ты поняла: мои чувсва к Лорел — очень похожи на твои — к леди Мак-Интайр. У меня есть мама, но…
      «Она тщеславная курица», — Бет обняла своего жениха за талию, чтобы приободрить. Он повернул к ней лицо — и его свободная ладонь мягко легла на ее затылок.
      — Эльза…
      «Кажется, я сейчас получу свой первый неофициальный поцелуй», — предположила Бет, и не ошиблась.
      Целоваться Керет умел. Еще бы, государю-то не обязательно быть девственником. Даже наоборот — он должен расточать свои милости так же щедно, как это делает Вечное Небо. Она вспоминла, как жадничал и торопился Дик, и поняла, что сейчас все-таки разревется — а ведь ей почти удалось успокоить Керета.
      И тут дело спас Андреа.
      — Госпожу вызывают, — почти пропел он. Керет и Бет оторвались друг от друга, будто очнувшись. Боже, подумала Бет, да неужели я настолько обвавилонилась за какие-то несчастные полгода, что веду при нем личные разговоры и целуюсь, словно он мебель???
      — Да, — она встала. Андреа направил проецирующий луч на пол.
      — Эльза, — сказал, возникнув в луче, Рихард. — Поднимись, пожалуйста, на колоннаду. Здесь человек, который хочет встретиться с тобой.
      Бет насторожилась. Никого и никогда еще не пропускали к ней просто так. Все желающие должны были пройти через фильтр СБ, потом их одобряли дядя и бабушка, а потом уже у самой Бет спрашивали, желает она принять визитера или нет. Даже на таких вечерах, где к ней вроде бы свободно мог подойти любой, и она — к кому угодно, публика тщательно отфильтровывалась. Нет, слова дяди следовало понимать так: «Здесь человек, и я хочу, чтобы он с тобой встретился».
      Она поднялась в колоннаду. Резные базальтовые столпы уходили прямо в небеса, не неся никакой кровли — силовой купол защищал от неистовства бури площадку и зимний сад. Метеорологи обещали, что стихии утихнут в течение трех недель — и начнется время Зимы Анат, самый спокойный сезон Картаго. Но пока — сплошной поток воды с небес разбивался о силовой купол, и бесшумные молнии расплескивались по нему.
      Дядя и тот человек были в колоннаде одни. Рихард был в мундире, гость носил тунику до пят из дорогой мягкой ткани и поверх нее — коричневую накидку. По лицу можно было дать ему лет семьдесят — что, с учетом генов шедайин, означало реальных девяносто, а то и все сто. Между бровей и у губ залегли глубокие складки, но глаза смотрели мягко, и Бет на миг показалось — испуганно. Она произнесла положенные слова приветсивия и стала ждать, пока гостя ей представят. Но Рихард первой представил ее.
      — Познакомьтесь, господин Леев. Это Эльза, дочь Экхарта. Бет, к тебе приехал Этан Леев, отец Экхарта Бона. Твой дедушка.
      ТАДАААМ! Они что, узнали и о моих штудиях семейной истории?
      Бет с самого начала недоумевала по поводу отсутствия родственников с отцовской стороны. Насколько она успела изучить историю Рива, каждый новый тайсёгун, придя к влсти, проводил на важные посты людей своего клана. Это никем не осуждалось, если родичи оказывались компетентны и не наглели. Двор должен был кишеть Бонами — а их не было ни одного. Тогда Бет полезла в инфосеть, чтобы хоть отчасти развеять туман.
      Она помнила принцип набора синоби — и не удивлялась, что Экхарт Бон не желал помогать своим бывшим родичам. Но удивительно было то, что им не желали помогать и Шнайдеры — очень нехарактерно для Рива.