Она рассмеялась: - И теперь вы пришли в полной решимости снова доказывать мне превосходство "Летучего голландца" над "Севильским цирюльником"?* - Нет, мисс Лайджест, вы выставили мои музыкальные вкусы в очень уж примитивном виде. Я действительно предпочитаю немецкую музыку: она располагает к глубоким размышлениям и помогает сосредоточиться, когда это необходимо. Но я отнюдь не собираюсь переубеждать вас в том, что касается ваших личных пристрастий! - В самом деле? Даже если я скажу, что мой любимый композитор вовсе не Бетховен? - Даже в этом случае... А что в наших спорах я показал себя настолько непримиримым, мисс Лайджест? - Насколько я могу судить, вы действительно непримиримый спорщик, мистер Холмс, - улыбнулась она. - Должно быть, мой азарт иногда берет верх над здравым смыслом, и это ваша заслуга, мисс Лайджест. - Моя? - шутливо возмутилась она. - Хотите сказать, что это я виновата в вашей непримиримости? - Косвенно да. Вам каким-то образом удается вызывать меня на споры даже тогда, когда я вовсе к ним не расположен, и часто это касается тех вещей, о которых я вообще никогда и ни с кем не спорил! - О вас я могу сказать то же самое, мистер Холмс! Вы часто, сами того не подозревая, вызываете во мне азарт, который я ничем не могу объяснить. - Тогда мы квиты. А что это за композитор, мисс Лайджест, на которого вы променяли Бетховена? - Вивальди. Хотя я не скрипачка, я очень люблю его. - Вивальди замечателен, но я нахожу его чрезмерно чувственным. - Чрезмерно? По-моему, он гармоничен и правилен, как никто другой. - Его захлестывают страсти, и вся эта дрожь в теле дает мало проку. - А я не думаю ни о чем, когда слушаю его: все мысли занимает только наслаждение. - Вивальди вызывает ощущения особого рода - эмоции выходят изпод контроля и начинают жить самостоятельной жизнью, а мне это не очень нравится: я предпочитаю, чтобы рассудок всегда сохранял свое главенство. - Я это заметила, - сказала мисс Лайджест, одарив меня своим спокойным испытующим взглядом. - Я тоже люблю ясность рассудка, но знаю также и то, что эмоции порой оказываются достаточно сильными и с ними приходится считаться. - С чем же приходится считаться? - Я не знаю... Возможно, со стремлением к переменам, с жаждой новых ощущений, свободы, с ненавистью и любовью, наконец. Знаете, наши чувства иногда преподносят нам сюрпризы и оказываются очень неожиданными, - ее синие глаза вдруг заискрились то ли теплотой, то ли сожалением, то ли насмешкой. - Да, я это знаю, - согласился я, - чувства бывают самые разнообразные, но это не значит, что я намеренно подавляю их. Просто чаще всего в их внешнем выражении не бывает необходимости. - А вы уверены, что правильно оцениваете эту необходимость, мистер Холмс? - улыбнулась она. - Может быть, кто-то нуждается в ваших чувствах больше, чем вы думаете? - Ну, в этом случае он, наверняка, сообщил бы мне об этом или же нашел другой способ дать это понять. - Это не всегда бывает просто, - заметила она, продолжая улыбаться. - Не могу представить, какие здесь могут быть сложности...
      Мне вдруг стало не по себе. А что если она давно догадалась о моих чувствах и теперь забавляется, видя, как еще один мужчина не устоял перед ней? Что если она теперь намеренно дразнит и испытывает меня, с привычным удовольствием наблюдает за тем, как легко ей использовать полученную надо мною власть? Неужели мои чувства к ней так заметны? Неужели из-за них я выгляжу смешным?.. Но, с другой стороны, зачем ей это? С какой стати ей могло прийти в голову смеяться надо мной?! Она умна, благородна и слишком цельна для мелких уловок. Да и веду я себя совершенно естественно, ничем не выдавая произошедших во мне перемен... Пожалуй, единственным объяснением этому могло бы быть то, что она, напротив, не знает, как я отношусь к ней, и пытается своими двусмысленными высказываниями и непрямыми вопросами выяснить это. Если так, то наше дальнейшее общение обещает быть интересным. - Скажите мне, мисс Лайджест, - обратился я к ней, - почему вам пришло в голову вспомнить забытый рояль сегодня и взяться именно за Бетховена?
      Она пожала плечами: - Не знаю. Вы были заняты, я сделала все дела, какие только смогла придумать и вдруг решила проверить, не пропали ли старые навыки, - она положила свои пальцы на черную полированную поверхность и критически взглянула на них. - Как видно, не совсем пропали, и еще есть надежда их окончательно восстановить. Ну а эта замечательная соната... Я неплохо исполняла ее, еще когда была совсем юной. Тогда мой учитель постукивал указкой по этим самым пальцам, если был мною недоволен. Так что если уж я решила проверить память своих рук, было разумным начать с того, что мне когда-то удавалось. - Это верно и разумно, даже чересчур разумно. По-моему, вы пытаетесь представить свои мотивы более рациональными, чем это есть на самом деле. - И от кого я это слышу! Как же вы в таком случае объясните мои мотивы, мистер Холмс? - Я не собираюсь их объяснять, мисс Лайджест, но я возьму на себя смелость утверждать, что вы были по-настоящему взволнованы, когда играли - это чувствовалось даже тогда, когда я еще не мог видеть вас. Вы играли не просто точно и уверенно, а вдохновенно и воодушевленно, то есть в вашем исполнении было много такого, что нельзя описать и предписать нотами и что могло идти только из глубины вашего настроения.
      Мисс Лайджест немного склонила голову набок и задумчиво посмотрела на меня: - А я и не предполагала, мистер Холмс, что вы можете так тонко чувствовать чужое настроение лишь по косвенным признакам. - Косвенные признаки - это мой хлеб. - Уверена, что ваш хлеб всегда будет с маслом. - Надеюсь на это. Так вы признаете, что были взволнованы и поэтому решили выразить свое волнение в музыке? - Просто пришедшая в голову мысль о том, что неплохо бы вспомнить старое, оказалась кстати. Меня действительно занимали кое-какие сомнения, и такой способ их разрешения показался мне естественным. - И теперь с сомнениями покончено? - улыбнулся я. - Да, уже покончено, - ответила она с выражением серьезного спокойствия.
      В этот момент ее лицо было удивительно прекрасным, но не unkndm{l, а скорее печальным. Она убрала ноты на край рояля, и я заметил под ее треугольным воротником красивую бархатистую родинку. Необыкновенная ласка проснулась во мне, и я едва удержался, чтобы не назвать ее по имени. Да, моя Элен! Какие еще могут быть сомнения - я люблю ее, люблю глубоко и страстно желаю нашего сближения. Теперь я остро ощутил необходимость предстоящего мне выбора и всю его тяжесть. - Знаете, мисс Лайджест, - сказал я, - я ведь сделал ошибку в своих умозаключениях относительно вас. - О чем вы? - Изучая ваши руки и кисти в особенности я пришел к выводу, что вы не всегда отдаете ваши рукописные работы Грейс Милдред, а часто печатаете их сами. Мне показалось вероятным, что вы играете на рояле, но за все это время вы ни разу не сказали о том, что хорошо музицируете, а инструмента в доме я не видел. - Ну, это нельзя назвать ошибкой, мистер Холмс. Действительно многое из того, что мне необходимо, я печатаю самостоятельно, а мисс Милдред отдаю лишь значительные по объему документы. Я печатаю на машинке довольно сносно, и в случае крайней нужды могла бы таким образом зарабатывать на свой хлеб с маслом. - Но все равно играть на рояле вы, наверняка, начали гораздо раньше, чем печатать на машинке, и чуть приплюснутыми кончики пальцев стали именно поэтому. - Да, верно. Но неужели во время наших с вами бесед и прогулок вы, мистер Холмс, занимаетесь тем, что изучаете меня? Я полагала, вы захвачены нашими разговорами и не имеете ни таких намерений, ни времени для их исполнения. - О, уверяю вас, мисс Лайджест, что я всегда с головой погружаюсь в наше с вами общение. Однако за время своей работы я приобрел привычку наблюдать за людьми и делать выводы о них почти автоматически, не задумываясь. - Мне трудно это представить. Я думала, ваши выводы результат осознанной работы ума. - По большей части таковыми они и являются, но иногда материал оказывается настолько простым, что срабатывает внутренний механизм, не требующий специальных усилий. - Мне было бы неприятно быть для вас простым материалом! - На этот счет можете не беспокоиться: изучать вас сложнейшая задача, и я снял бы шляпу перед тем, кому это полностью удастся.
      Уголки ее губ дрогнули в улыбке: - Мне приятно это слышать, мистер Холмс... Кто там? - в коридоре послышались приближающиеся шаги. - А, это вы, Келистон. Я, признаться, забыла, что просила кофе. Поставьте сюда, вот так, спасибо. Будьте любезны, принесите чашку мистеру Холмсу.
      Дворецкий поклонился и направился к двери, но мисс Лайджест остановила его: - И еще, Келистон, - она посмотрела на меня своим лучистым взглядом. - В остатках нашей старой коллекции на чердаке имеется скрипка. Помните, ее подарили сэру Джейкобу в придачу к какой-то сделке? Так вот, Келистон, принесите ее сюда. - Слушаюсь, мэм, - он еще раз поклонился и вышел. - Думаю, вам имеет смысл вооружиться, сэр, - сказала она мне, - вы ведь без моего ведома слушали меня и даже признали, что это было неплохо, так что будет справедливо, если я попрошу вас поиграть мне. - Я не стану возражать против того, чтобы развлечь вас, но rnk|jn при одном условии! - Какое еще условие? - Вы сыграете мне еще что-нибудь столь же захватывающее. - Это похоже на шантаж. - Не имею ничего против этого слова, но думаю, что мое условие справедливо: я ведь собираюсь предложить вам самого Вивальди в моем исполнении, если, конечно, скрипка в сносном состоянии. - Что ж поделать, я согласна поиграть вам ради предстоящего вознаграждения, но не могу обещать, что поражу ваше воображение. А скрипка когда-то была довольно хорошей. Возможно, вам придется лишь немного настроить ее. - Это будет нетрудно, а вы уже можете приступать, мисс Лайджест, я только расположусь поудобнее на этом кресле.
      Она рассмеялась и достала из стопки какие-то ноты. Ее пальцы снова побежали по клавишам, извлекая чудесные звуки. Я с удовольствием смотрел на нее, а потом закрыл глаза и откинулся в кресле, но даже не видя, как она играет, было легко почувствовать всю осторожность и аккуратность ее движений, ее старание не допустить малейшую фальшь и то, как напряженно она смотрит в ноты. Эта маленькая шопеновская вещица скоро кончилась. - Нужно было договориться с вами на время, - сказал я, не открывая глаз.
      Послышался ее смешок и новый поток прекрасных звуков. Она играла довольно долго, должно быть, забыв, что просто выполняет свою часть уговора или же решив доставить мне больше наслаждения, видя, какое впечатление производит ее игра.
      Келистон принес мне скрипку в старинном футляре из зеленого бархата, я настроил ее и с удовольствием попробовал глубокий проникновенный тембр.
      Элен сидела передо мной и я мог видеть ее устремленный в пустоту взгляд, затуманенный и отчужденный. Мы погрузились в звуки тонких струн, то протяжные и печальные, но преисполненные неистового веселья. Я чувствовал, как вместе с ними все на свете перестает меня тревожить. Я ощутил сладкую негу и щемящую тоску и ясно понял, каковы они пресловутые любовные муки.
      Однако это был последний день для наших неспешных удовольствий. Со следующего дня события стали развиваться стремительно и бурно. Впрочем, уже в тот же вечер я узнал нечто новое. Письмо от Уотсона гласило:
      "Дорогой Холмс, не знаю, зачем Вам это понадобилось, но
      я узнал все, что можно. Лорд Джеймс Кеннет Гленрой
      влиятельный и богатый человек, но он больше интересуется
      искусством, чем политикой. Большой известностью, в
      частности, пользуется его коллекция немецких
      средневековых гравюр. Многократно поставлял экспонаты
      для Сотби и Кристи. Имеет небольшой дом в Лондоне и
      поместье в Сассексе. Живет весьма скромно и уединенно.
      Вдовец, имеет дочь Патрицию от единственного брака.
      Девочке сейчас около девяти лет, и он воспитывает ее
      дома. Дж.К. Гленрой пользуется любовью и уважением всех,
      кто его знает. Благородный и в высшей степени порядочный
      человек. Ничего отрицательного или сомнительного.
      Уверен, остальные Ваши осведомители сообщат то же самое.
      Когда понадоблюсь, телеграфируйте.
      Дж.Х. Уотсон"
      15
      Я возвращался с прогулки, когда солнце уже клонилось к западу. Войдя в парк Грегори-Пейдж, я заметил у парадного входа великолепный экипаж. "Гриффит Флой, - мелькнуло у меня, - наконец-то". - Добрый вечер, сэр, - сказал Келистон, принимая у меня шляпу. - Как ваша прогулка? - Спасибо, хорошо. Кто приехал, Келистон? Сэр Гриффит? - Да, сэр, это он. - Давно он здесь? - Около двух часов, сэр. Мистер Флой, должно быть, заехал сразу с поезда. - Перестаньте шептать, Келистон, я не спрашиваю вас ни о чем тайном! Леди Элен сейчас с ним? - Да, сэр, они в кабинете миледи беседуют о чем-то. - Как она приняла известие о его визите? - Никак, сэр. У меня не было возможности доложить о приезде сэра Гриффита, как положено: он с порога спросил, где леди Элен, и сам прошел в ее кабинет, не дожидаясь пока я сообщу.
      Я живо представил себе ощущения Элен, когда она вдруг обнаружила мистера Флоя за своей спиной. - Послушайте, сэр, - продолжал дворецкий, - когда сэр Гриффит попросил чаю, я принес его, и миледи попросила меня сказать вам, чтобы вы по возвращении как можно скорее поднялись в кабинет. Простите мне мою смелость, сэр, но я думаю она сильно нервничает. - С чего вы взяли? Леди Элен прекрасно держит себя в руках и почти не выказывает эмоций. - Верно, сэр, но я знаю ее много лет и могу сказать, когда она действительно обеспокоена: сегодняшней ночью она вообще не спала и трижды готовила себе кофе на кухне. - Спасибо, Келистон, я вижу, вы беспокоитесь за хозяйку. Можете быть свободны сейчас - я поднимусь наверх.
      Я поднялся на второй этаж и пошел по коридору к кабинету. Оттуда доносился приятный низкий мужской голос, но я не мог разобрать слов, потом послышался какой-то ответ Элен. Я остановился футах в пяти от двери. - Вы поражаете меня своим непостоянством, Элен, - сказал приятный мужской голос, - в вашей телеграмме вы дали мне это понять. - По-моему, в моем отношении к вам, мистер Флой, я более чем постоянна, - ответила Элен, - а что касается телеграммы, то она была совершенно недвусмысленна, и не пытайтесь приписать мне то, чего я не говорила! - Вы написали, что я вам нужен, и я приехал. - Вы нужны следствию, которое ведется по моему делу, а не мне лично. - Следствию? Что-то я не заметил на телеграмме штампа Скотланд-Ярда. Или полиция теперь подписывается "Элен Дж. Лайджест"? - Не валяйте дурака, мистер Флой. Вы же знаете, что я пригласила мистера Холмса, чтобы он провел настоящее расследование и доказал мою невиновность. - Я знал, что вы просили его о помощи, но не знал, что он согласился. Что ж, поздравляю, теперь у вас явно больше шансов выбраться из этих неприятностей, моя дорогая. Так значит мистер Холмс хочет задать мне пару вопросов и надеется, что мои ответы помогут вашему спасению? - Вы ведь, кажется, говорили, что постараетесь содействовать моему освобождению? Поэтому вы и приехали раньше. - О, да, моя дорогая, - под ним скрипнул стул, и я понял, что мистер Флой встает с него, - но я приехал раньше не только для того, чтобы отвечать на вопросы нанятого вами сыщика... - Остальное меня не касается. - В самом деле? Не хотите узнать, каковы другие причины, моя дорогая?.. Я чертовски соскучился и приехал раньше, потому что не мог больше ждать. О, я вижу, вы решили поиграть со мной в кошки-мышки! Это будет забавно.
      Он коротко рассмеялся, а потом снова заговорил что-то, но уже тише, и я не мог разобрать, что именно. - Черт возьми, перестаньте!!! - голос Элен зазвенел. - Да перестаньте же!!!
      Веселый смех мистера Флоя завершил картину. Я почувствовал, что настало время ненавязчиво вмешаться. Я сделал несколько размеренных громких шагов и постучал. - Войдите, - сказала Элен, и я вошел.
      Она стояла у своего стола, немного более бледная, чем обычно, а рядом, опершись на высокое кресло, стоял человек, так давно занимавший мои мысли.
      Это был необыкновенно красивый мужчина, но в то же время он не принадлежал ни к одному из известных мне типов. Простой хорошо сшитый костюм с темным шейным платком сразу производил впечатление шика и достатка. Высокий рост, атлетическое сложение. Гриффит Флой был блондином, и серебристые волосы, немного приподнимающиеся у лба и спадающие на затылок чуть вьющимися прядями, эффектно оттеняли его гармоничное и уравновешенное лицо. В уголках тонких губ читалась неумолимость и привычка управлять людьми, а слово "порочный" было для них, пожалуй, самым метким эпитетом. В голубых глазах словно стояла постоянная насмешка над всем, что его окружало. Что-то дьявольское скрывалось в этих глазах, в точеном профиле с правильным носом и выразительными подвижными бровями. - Добрый вечер, мисс Лайджест, - сказал я, - полагаю, вы представите мне вашего гостя, хотя я, признаться, догадываюсь, с кем имею дело.
      Элен представила нас друг другу, и мистер Флой, улыбаясь, подал мне руку. Из этого рукопожатия я понял, какая недюжинная сила сокрыта в его теле. - Я кое-что слышал о вас, мистер Холмс, - сказал он, - и это были только лестные отзывы. Элен повезло, что именно вы согласились помочь ей. - Надеюсь, мисс Лайджест не придется сетовать на эти отзывы, - ответил я сдержанно. - Я стану содействовать вам, как вы только захотите, если это поможет избавить Элен от обвинения. - Рад это слышать, мистер Флой. Вы прибыли из Йорка сегодня? - Да. Я заехал в Грегори-Пейдж сразу со станции. - Странно: сегодня нет экспресса из Йорка. - Я воспользовался не специальным поездом до Лондона, а двумя перекладными. - Позвольте спросить, зачем вам это понадобилось? Завтрашний йоркский доставил бы вас домой с гораздо большим комфортом. - Но это было бы завтра. - Понимаю.
      Элен села в одно из кресел вокруг чайного столика и жестом пригласила нас присоединиться к ней. Как и вышло по ее очевидному замыслу, мы с сэром Гриффитом оказались напротив dpsc друга. - Так вы закончили с вашими делами в Йорке, мистер Флой, или намерены снова поехать туда? - спросил я. - Нет, с делами покончено. Я разрешил все вопросы настолько быстро, насколько это было возможно, чтобы удовлетворить просьбу Элен и вернуться раньше. Она просила об этом в телеграмме, вы знаете? - Да, мисс Лайджест говорила о таких своих намерениях, ответил я уклончиво. - Я не мог отказать ей в поддержке, тем более, что, как я понял, мое возвращение было нужно и вам тоже, мистер Холмс. - Да, мне действительно требуется кое-что у вас выяснить. - А что, полиции тоже что-то от меня нужно? - Насколько я знаю, нет. Почему вы спрашиваете? - Ну, я не знаю, насколько ваши действия согласованы с полицией. - Совершенно не согласованы. Я действую независимо и думаю, что именно этим могу быть полезен для мисс Лайджест. - То есть вы не можете никого заставить рассказывать вам чтолибо, но и более свободны в том, как распорядиться получаемыми сведениями. - Совершенно верно, - улыбнулся я. - В любом случае я повторяю, что готов помогать расследованию, но надеюсь, что и полиция не стоит на месте. - Наши с инспектором Лестрейдом действия можно назвать скорее взаимодополняющими, нежели соревновательными. - Печально, что Скотланд-Ярд нуждается во внешней помощи и в чьем бы то ни было дополнении. - Полностью с вами согласен, но такова реальность. - Что же вам удалось выяснить, мистер Холмс? - Прежде всего то, что полицейская версия убийства далеко не совершенна. Однако раскрывать добытые сведения до подходящего срока не в моих правилах, мистер Флой. - О, должно быть, тайны вашей кухни достойны того, чтобы держать их в секрете! - усмехнулся он. - Я лишь хочу воспользоваться правом использовать добытую информацию по своему усмотрению, - улыбнулся я. - Наверное, это имеет смысл, - он кивнул и извлек из внутреннего кармана портсигар. - Хотите сигарету, мистер Холмс? Нет? Предпочитаете трубку? Что ж, надеюсь, вам, Элен, не помешает табачный дым?
      Она не ответила и поднялась, жестом позволяя нам оставаться сидеть: - С вашего позволения, я покину вас, джентльмены, и распоряжусь, чтобы вам не мешали. Думаю, без меня вы сможете обсудить что угодно, не боясь задеть мои чувства.
      Я кивнул, и Элен удалилась, а Гриффит Флой проводил ее долгим и оценивающим взглядом. - Разве этот образец проницательности, такта и понимания может не вызывать восхищение? - улыбнулся он, раскуривая сигарету. - Теперь вы действительно можете задать мне любые вопросы, мистер Холмс. - Тогда начнем с главного. Вы, мистер Флой, последний человек, видевший сэра Джейкоба живым. Расскажите, как он умер. - Вы расспрашивали Келистона? - Да. - Тогда я немного могу добавить. Я приехал в Грегори-Пейдж утром... - Когда именно? - Приблизительно в четверть десятого. - Вы знали, что мисс Лайджест не было дома? - Нет, я приехал именно попрощаться с ней перед своим отъездом в Йорк и не знал, что она уехала в Лондон. В предыдущие дни мы виделись мало, и ни она, ни ее отчим, ни кто-либо другой не говорили мне, что Элен собирается обратиться к вам за помощью. Обычно она выходит из дому лишь после полудня, и поэтому сообщение Келистона о том, что ее нет, показалось мне сущей чушью. Я, признаться, подумал, что дворецкий попросту выполняет указание Элен, которое она дала, чтобы ее не тревожили. Я также допускал мысль, что она не хочет видеть именно меня, потому что... Ну, вы, конечно, понимаете, что после трагической гибели моего несчастного отца наши с ней отношений несколько осложнились. - Что произошло после вашего разговора с Келистоном, мистер Флой? - Когда мы с ним беседовали, а разговор наш, так уж получилось, протекал весьма неровно, Лайджест вышел из своего кабинета и приказал Келистону меня пропустить. Он сказал, что Элен действительно нет дома, и предложил пройти в его комнату... - Насколько я знаю, ваши отношения с сэром Джейкобом не отличались особой теплотой. - Действительно не отличались, - усмехнулся он, - но в тот день Лайджест захотел поговорить со мной и был вежлив, хотя и не лез с объятиями. - Что вы предположили относительно предмета предстоящего разговора? - Абсолютно ничего. Лайджест сам внес ясность, когда закрыл за собой дверь кабинета. Как выяснилось, он занимался своими земельными делами, пока вынужденно пребывал дома из-за своих приступов, и ему было необходимо мое согласие на сделку. Видите ли, мистер Холмс, до смерти моего отца мы совместно владели всей собственностью нашей семьи, и, хотя основная доля имущества, а следовательно, и основной голос принадлежали отцу, на большинство сделок все же требовалось и мое согласие. В течение последних двух лет мой отец и отчим Элен занимались куплей-продажей недвижимости и земельных наделов. Они в конце концов сумели добиться значительных выгод от этой совместной деятельности и существенно преуспели в арендных делах. Теперь речь шла об очередном арендаторе, которого Лайджесту не терпелось заполучить. - Он думал о делах, когда его падчерица была под арестом? - Он всегда думал о делах. По-своему он, конечно, любил Элен, но при этом оставался странным человеком. - В чем, например, он был странен? - Хотя бы в том, как внезапно у него возникали приступы отцовской любви к своей падчерице. Иногда они не разговаривали целыми сутками и встречались только за обеденным столом, а иногда заботам мистера Лайджеста об Элен не было предела, он называл ее дочерью и говорил, между прочим, что она никогда не выйдет замуж против его воли. - Он имел в виду вас? - Да, меня. - И говорил это вам в лицо? - Не только мне, но и моему покойному отцу. Мистер Лайджест вообще говорил много такого, что никогда не сошло бы ему с рук, не будь он стариком. Впрочем, я понимал его: он чувствовал исходящую от меня угрозу, чувствовал, что Элен недолго осталось жить под его крышей - наши с ней отношения, unr| всегда и были сложными, но отличались тем особым качеством, которое с самого начала позволяет предполагать законное воссоединение рук и сердец. - А как она сама относилась к отчиму? - Уважительно и достаточно тепло... Кстати - вы ведь тогда уже появились здесь, мистер Холмс - как она перенесла его смерть? - Она приняла ее достойно и сдержанно. Должно быть, пережитые потрясения закалили ее и сделали тверже. - Она всегда была такой, - заметил он, чуть улыбнувшись. - Мистер Флой, - сказал я, когда его взгляд снова принял земное выражение, - позвольте задать вам более личный вопрос. После того, как мисс Лайджест было предъявлено обвинение в убийстве вашего отца, вы более чем ясно дали всем понять, что порываете с нею какие бы то ни было отношения. Что заставило вас изменить решение и даже принимать участие в оправдании мисс Лайджест?
      Гриффит Флой внимательно посмотрел на меня и задумчиво затушил окурок о край пепельницы: - Я люблю ее, - сказал он, - и люблю гораздо сильнее, чем думал раньше. Когда я увидел ее в тот вечер в парке, когда понял, что навсегда потерял отца, я был разбит и потерян. Во мне кипели боль и злость, мне нужен был виновный, и я совсем потерял голову. Когда я немного успокоился, когда узнал, что Элен отрицает свою вину, я стал мыслить более здраво. - Вы успокоились ценою памяти об отце? Или вы больше не думаете, что это мисс Лайджест убила сэра Чарльза? - Я не знаю, кто убил моего несчастного отца, но я хочу верить, что это была не Элен, - ответил он невозмутимо. Своими глазами я не видел, что она убила его, и у полиции нет стопроцентных свидетелей, поэтому моя вера в Элен не результат выбора между нею и отцом, не предательство его памяти, а скорее доказательство любви к ним обоим. Я всегда хотел жениться на Элен, и потому если ее вина не будет доказана в суде, для меня она останется невиновной, и я смогу забыть обо всем. - Почему бы вам в таком случае не изложить свои изменившиеся взгляды в полиции? Возможно, это помогло бы мисс Лайджест, ведь инспектор Лестрейд считает вас ее заклятым врагом. - Наверное, я так и сделаю в ближайшее время. Думаю, и Элен это будет приятно. - Я вижу, она вам действительно небезразлична. - Вы говорите так, как будто я должен был вам это доказывать, - насмешливо заметил он, глядя на меня из-под полуопущенных век. - Я так долго убеждал саму Элен в своей любви, что не хочу теперь повторять это для кого-то другого. Даже для вас, мистер Холмс. - Мне это и не нужно: достаточно того, что я вижу.
      Он кивнул с таким видом, словно и в самом деле все его действия по отношению к Элен были ежеминутным образцом нежности и обожания. Я слушал его и не мог понять, неужели он так верит в то, во что хочет верить, или же держать окружающих за идиотов стало его постоянной привычкой. Сейчас он, наверное, все же уловил смысл повисшей в воздухе паузы и снова заговорил: - Вы, должно быть, много говорили с Элен обо мне, - сказал он, - и, возможно, сомневаетесь в том, что мое чувство не осталось без взаимности. Если хотите, можете так думать, но при этом вам стоит учесть, что вы плохо знаете Элен, а это может стать причиной ошибочных выводов по тому, что она говорит, относительно того, что она делает на самом деле... ecn голубые глаза победоносно заблестели, но я почему-то не почувствовал себя уязвленным - что-то говорило мне, что за прошедшие недели я узнал Элен намного лучше, чем он за все три года их знакомства. - Мисс Лайджест действительно не слишком распространялась о своих чувствах к вам, мистер Флой, - сказал я. - Вы предлагаете приписать это ее лицемерию? - Лицемерию? Нет. Просто она слишком ценит свою свободу и независимость, слишком пестует свою гордость, но мне известно и то, что за всем этим скрывается... - он снова посмотрел на меня своими светлыми глазами. - Мы немного отвлеклись, мистер Флой. Расскажите о том, как именно умер сэр Джейкоб.
      Он устремил взгляд в пространство перед собой: - Мы с ним довольно долго беседовали, хотя говорил в основном он - убеждал меня в выгодности того, что собирался сделать. Потом он вдруг замолчал, а когда я посмотрел на него после затянувшейся паузы, то увидел, что его лицо стало пунцовым. Я спросил, что с ним, но он только что-то прохрипел и быстро осел на пол. Я сидел достаточно далеко и не успел его подхватить, но слава богу, Лайджест, падая, не ударился головой. - И вы сразу же позвали на помощь? - Ну, разумеется. - Так значит, в вашем разговоре не было ничего такого, что могло бы взволновать его до приступа? - Решительно ничего. Эта последняя беседа была одна из самых мирных за прошедшие годы. Но вообще-то, по-моему, Лайджест был слишком слаб, чтобы ссориться, и слишком заинтересован в сделке, чтобы намеренно грубить мне. - Над чем же вы смеялись, когда говорили с ним?
      Его тонкие брови театрально взметнулись вверх: - Старина Келистон! - улыбнулся он. - Я всегда считал, что он слишком рьяно исполняет свои обязанности... Я смеялся, потому что мне было смешно. Это противозаконно? - Отнюдь. Но что именно вас рассмешило? - То, как Лайджест изложил мне предложения арендаторов. - Возможно, ваш смех показался ему оскорбительным? - Нет, он сам улыбнулся в ответ, и это было в середине нашего разговора, если уж вы пытаетесь усмотреть тут связь с его смертью. - Не стоит пытаться угадывать мои мысли, мистер Флой, улыбнулся я, - я просто задаю вам вопросы. Вы пытались спасти сэра Джейкоба? - Да, конечно. Когда я позвал на помощь, прибежал Келистон, и мы вместе оказывали помощь Лайджесту по мере сил. Келистон тут же крикнул подоспевшей горничной, чтобы она отправлялась за врачом. - Когда вы покинули Грегори-Пейдж? - Как только доктор Рэй расспросил меня обо всем и заключил, что Лайджесту уже не помочь. - Вы не стали дожидаться, когда вернется мисс Лайджест, чтобы самому сообщить ей печальную новость? - Нет. Я решил, что желающих все рассказать и так предостаточно. Кроме того, я собирался в Йорк, да и Элен, учитывая последние события, вряд ли стала бы рыдать на моем плече, даже если бы я ее дождался. Я ведь в тот день в первый раз собирался сказать ей, что не считаю ее убийцей. - Вы могли бы оставить ей записку с соболезнованиями, заметил я. - Я подумал об этом, но потом решил, что без моих объяснений это имеет не много смысла. Она ведь думала, что я предубежден против нее. - Понимаю.
      Я проследил за тем, как он достал из портсигара новую сигарету и небрежно закурил. - Давайте теперь перейдем к тому, что связано со смертью вашего отца, - сказал я. - Расскажите мне, мистер Флой, о том роковом дне, когда его не стало. Что он делал, что говорил? Как вел себя? Что делали вы сами? Если помните, это было десятое августа.
      Гриффит Флой взглянул на меня, нахмурившись то ли от неприятных воспоминаний, то ли от клубов сигаретного дыма вокруг.