Глава 5

«ЭЛЕКТРИЧЕСКИЕ СТУЛЬЯ ИЗ АМЕРИКИ! ПОРАЗИТЕЛЬНЫЙ ЭФФЕКТ ЖИВОГО ТЕПЛА…»

Принеся из кухни две чашки кофе, Бекас подвинул к правой руке Скорпиона стул, поставил на него чашку кофе и, откровенно пародируя пленника, сказал:

— Сейчас я освобожу вашу правую руку и надеюсь, что вы не будете швырять в меня стулом. Насколько я понял, вы человек уравновешенный.

Скорпион, по прежнему не сводивший с Бекаса глаз, криво улыбнулся и ответил:

— Как же я в вас ошибся! — он замолчал, покачивая головой из стороны в сторону, как бы не веря тому, что происходит, и продолжил: — Нужно было просто убрать, вас.

— А зачем? — спросил Бекас, начав расстегивать ремень на правой руке Скорпиона, и заметил, как тот бросил молниеносный взгляд на торчавшую под мышкой у Бекаса «беретту».

Затянув ремень снова, Бекас погрозил Скорпиону пальцем, вынул пистолет из кобуры и положил его на стол, подальше от греха.

Потом он все-таки освободил Скорпиону руку и повторил вопрос:

— Так зачем меня убивать?

Скорпион не ответил и взял кофе.

— Вы не можете ответить на такой простой вопрос. Ай-яй-яй! Хотя, по правде сказать, он, наверное, самый сложный из тех, которые я задам вам сегодня.

Он уже знал, что будет делать дальше.

Скорпион молча пил кофе.

Бекаса охватило странное чувство. Он не просто чувствовал власть над этим человеком, а что-то больше напоминающее ответственность за него. Будто кто-то вручил ему жизнь Скорпиона и сказал: «Поступай с ним как знаешь». А как поступать с его жизнью, Бекас еще не решил. Оставить Скорпиона в живых он не мог. Тот опознал его, запомнил его машину. Договариваться с ним или подкупать его было явно бесполезно. Если бы он сразу убил его, как только освободился от пут, было бы значительно легче. Теперь же нужно было убивать, так сказать, по расчету. Роман понимал, что хладнокровно убить Скорпиона он не сможет. Вот только враг об этом догадываться не должен.

Бекас встал со стула, забрал у парня недопитую чашку и снова пристегнул ему руку:

— Я не хочу играть с вами в игры, в которые играют люди, подобные вам. Я буду откровенен. Сегодня я убью вас. А до этого я сам обойдусь с вами, как с вещью. С говорящей вещью. Да, мне кажется, вы и есть говорящая вещь. По крайней мере, на живых людей вы смотрите именно так.

Скорпион усмотрел в Бекасе нечто, превосходящее его, непросчитанное, непредсказуемое, а потому непонятное. Наступила ситуация, когда он вместо привычной поддержки всемогущей организации ощутил пустоту. Он всегда чувствовал себя звеном единого совершенного механизма, а теперь ему предстояло умереть самому, лично.

Набрав номер Гоги Телешова, своего старого друга, Роман услышал знакомый, хриплый от бесконечного курения голос:

— Ну?

— Что ну? Друзей не узнаешь! — отозвался Бекас, ощутив радость от того, что после всей той дряни, которая случилась с ним сегодня, слышит привычный и домашний голос старого приятеля.

— Бекас, собака, вернее, птица! Ты где?

— Скоро буду у тебя. Пива привезти?

— Аск, в смысле: «спрашиваешь», — ответил Гога.

— Ну, тогда жди, через полчаса буду!

Бекас убрал трубку в карман, потом порылся в канцелярском шкафу и почти сразу нашел то, что было нужно. Большой моток широкого прозрачного скотча.

— Я не хочу, чтобы вы попробовали повторить мой трюк, — сказал Бекас и начал фиксировать Скорпиона по-настоящему, — то, что я сделал, было достигнуто годами неустанных тренировок.

И тут же подумал, что эта шутка была шуткой только для одного из них.

Через десять минут работы Скорпион был прикреплен к креслу так надежно, что выпутаться самостоятельно не было ни одного шанса. Его руки были примотаны к подлокотникам стального кресла от локтей до кончиков пальцев, за спинку кресла Бекас засунул найденную на антресолях доску и примотал к ней голову Скорпиона, заклеив тому рот и глаза.

— Видите, насколько важнее хотеть жить, чем хотеть убить другого? Вот вы всего лишь хотели меня убить и поэтому не постарались. А я хочу жить, и поэтому хрен вы отсюда вылезете без посторонней помощи.

После этих слов он взял со стола ключи от квартиры, документы и ключи от «Волги» и ушел, захлопнув за собой дверь.

Выйдя на улицу, он с удивлением увидел на противоположной стороне известную баню на Агрегатном переулке. Получалось, что таинственная «точка-два» находилась не в каком-нибудь мрачном неизвестном углу на окраине Города, а в самом центре, там, где бродят толпы радостных людей, даже не подозревающих, какие ужасные вещи происходят у них под самым носом.

Белая «Волга» стояла рядом с подворотней. Бекас по-хозяйски открыл дверь, завел двигатель и поехал к своему старинному приятелю Гоге.

Приятель работал врачом в дурдоме. Принято считать, что врач-психиатр со временем сам становится в той или иной степени сумасшедшим, как бы заражаясь от своих пациентов вирусом безумия. Возможно, это и так, но он пока что не ловил чертей и не разговаривал с невидимыми собеседниками. А если и делал это, то без свидетелей.

Коньком Гоги были психотропные препараты. Дома у него была небольшая лаборатория. Новые рецепты и методы медикаментозного лечения Гога испытывал, естественно, на работе. Часто эти испытания давали неожиданные интересные, а порой даже положительные результаты.

Как-то раз, под пиво, у друзей зашел разговор о методах работы спецслужб и о способах получения информации от не желающих разговаривать людей. Бекас с уверенностью дилетанта заговорил о пресловутой сыворотке правды, но Гога, скорчив презрительную гримасу, рассказал о том, что никакая особая сыворотка для этого не нужна. Достаточно было ввести в особой последовательности определенные, причем совсем не секретные, препараты, которые сначала расслабляли, потом размягчали, далее успокаивали и, наконец, освежали память. После этого человек отвечал на любые вопросы охотно и с радостью!

Вышеописанный разговор происходил лет пять назад. В квартире, где его чуть не угробили, Бекас вспомнил этот разговор почти дословно. Он хотел задать Скорпиону несколько вопросов и получить на них ответы. Правда, что касалось обещания убить его сегодня… Тут он, конечно, хватил через край. Одно дело — уничтожить опасного врага или подонка в пылу битвы, другое дело — хладнокровно казнить беззащитного человека.

Позвонить в звонок Роман не успел, дверь открылась сама.

— Я тебя в окно увидел, — радостно объявил Гога, впуская Бекаса.

Роман передал ему мешок с покупками и вошел в квартиру.

— Забурел! Ей-богу, забурел! — восхитился Гога, осмотрев Бекаса. — На «Волгах» ездишь, оделся, как пижон! Ты что, старуху-процентщицу грохнул?

— И не одну!

— Слушай, а там на мою долю не осталось какой-нибудь завалящей бабки с набитым чулком?

— Я сам теперь бабка с набитым чулком, — ответил Бекас, проходя в комнату, — только грохать меня не надо. Я и так тебе денег дам.

— Ловлю на слове! — психиатр стал выставлять принесенное пиво на стол.

Бекас уселся на старый продавленный диван и обвел взглядом комнату. За пять лет ничего не изменилось. Ветхая мебель, сработанная еще во времена мастера Гамбса, массивная, почерневшая от времени, бронзовая люстра с редкими уцелевшими хрустальными висюльками, огромное количество книг на книжных полках — все было так же, как и пять лет назад.

Бекас от пива отказался. Гога не возражал — ему больше достанется, но не поленился сходить на кухню и поставить для друга чайник.

Минут пять они говорили о том, о сем, после чего Бекас решительно перешел к делу:

— Гоша, мне нужно получить информацию от человека, который ни за что не выдаст ее добровольно. Этот человек хотел меня убить, но сейчас сидит привязанный к креслу в собственной квартире на Агрегатном. Меня не интересует, как отразится процесс получения этой информации на его здоровье, потому что… На войне, как на войне…

Бекас, которому почему-то стало безумно стыдно за непонятно что, быстро вытащил из кармана тысячу долларов и молча положил ее на стол. Окинув взглядом комнату, он достал еще одну тысячу и положил рядом с первой.

— Ромыч, я тебя знаю сто лет… — серьезно сказал Гога, посмотрев сперва на деньги, потом на Романа. — Человек ты был всегда порядочный… Я тебе верю и, чем могу, помогу. Если это действительно настолько серьезно, то деньги можешь оставить, они тебе пригодятся.

— Материальная сторона — не главное, точнее сказать, денег у меня больше чем нужно. Тут дело в другом, — ответил Бекас. — Полчаса назад я сидел пристегнутый в том же самом кресле, к которому сейчас привязан мой противник, а тот ходил вокруг меня и обещал сделать со мной то же самое, что я хочу сделать с ним. Вот только ему твоя помощь в таких делах не требуется. Он — профессионал, убийца, возможно, работник спецслужб. Эта «Волга» — его, я выписал себе доверенность по техпаспорту. Ну, а если по порядку…

Роман вздохнул и начал рассказ сначала, со злополучных пассажиров, дождя, аварии на Черниговском шоссе. За десять минут он рассказал другу все без утайки, только про свой интерес к внучке Инги Борисовны упомянул вскользь. Георгий слушал молча, не перебивая.

— Да, кореш, влип ты по самые некуда, — сказал Гога, когда Роман закончил свой рассказ. — Ты, вот что, попей-ка чайку, а я пока приготовлю тебе кое-чего в дорогу.

Бекас пил хороший чай и думал о том, что вот сейчас, в эту самую минуту, в явочную квартиру входит коллега улыбчивого убийцы, видит его привязанным к креслу и освобождает… бр-р-р.

В гостиную вышел Гога с картонной коробкой из-под ботинок в руках, высыпал содержимое коробки — пузырьки, ампулы, шприц — на стол.

— Как что действует, я тебе рассказывать не буду. Названия препаратов тебе тоже ни к чему. Даю простую инструкцию для идиотов. Лучше записывай. Сначала ты делаешь клиенту укол в задницу, подчеркиваю — в жопу, а не в вену, иначе он крякнет. Вот эта ампула. С синим ободком. Минут через десять он уснет. Когда уснет, гонишь ему ввену пять вот этих, маленьких. Еще через десять минут снова в вену вот эту, с длинной головкой. От нее он проснется. Когда начнет улыбаться — две коричневые. Начнет болтать — спрашивай.

Бекас старательно записал все, и Гога, проверив его записи, продолжил инструктаж:

— Но это только полдела. Ты должен понравиться ему. Говори тихо, чтобы он был вынужден внимательно прислушиваться, будь ласков, добр и ни в коем случае не нажимай. Выслушивай его с живым интересом, шути с ним, убеди его в том, что он делает нужное и полезное дело и принесет людям радость. Опасайся нарваться на детское упрямство и обиду. Если это произойдет, попроси прощения, раскайся… Ты понял, каким подлецом ты должен быть?

— Да, — ответил Бекас, — но уж не большим, чем психиатр?

— Тебе до меня, как рядовому говночисту до Бехтерева! — гордо заявил Гога. — Слушай дальше. Имей в виду, что он может начать многое путать, например принять тебя за другого человека. Ты должен направлять ход его мыслей.

Он приложился к бутылочке с пивом и добавил:

— Когда действие начнет слабеть — еще парочку коричневых. Потом можно еще раз, но не более. Опасно.

— Это меня волнует меньше всего, — решительно сказал Бекас, вставая из-за стола. — Меня он в живых оставлять не собирался. Спасибо тебе, Гош, и если что…

— Остынь, Рома. Я тебе как психолог и психиатр авторитетно заявляю, выберешься как-нибудь. Если не будет получаться, звони, подъеду.

Роман, крепко пожал руку друга, сложил ампулы, шприц и инструкцию в небольшой пакет и вышел на лестницу. Спустившись вниз, он увидел, что на крышу «Волги» уселся тощий серый котяра с обгрызенными ушами.

— Хорошо хоть не черный! — проворчал Бекас, сгоняя кота.

Глава 6

СВЯЗЬ ОПРАВДЫВАЕТ СРЕДСТВА — ПРОКУРОРОВ И МЕНТОВ

Ден вышел из кабинета Кабачка, имея при себе кожаную папку на молнии и четкие инструкции. Он должен был доставить документы в банк «Третий Рим» на проспекте Сухово-Кобылина. Обычная курьерская работа.

Выйдя на улицу, он сел за руль скромной «пятерки» и, развернувшись на освещенной солнцем площадке перед особняком, выехал в автоматически открывшиеся перед ним кованые ворота. Повернув направо, он спокойно поехал к трассе, ведущей в город. Когда он отъехал от особняка метров на двести, из тенистого переулка выкатилась «Вольво-740» с затемненными стеклами и поехала следом за «пятеркой».

В «вольво» сидели трое орлов Салтыкова. За рулем был Палач, рядом с ним — Теремок, которого назвали так за привычку называть теремком любое питейное заведение, а на заднем сиденье раскуривал косяк Гриша Цицкало, по прозвищу Груша.

Затянувшись несколько раз первосортной «дурью», Груша, удерживая в легких драгоценный дым, смочил слюной криво разгоревшуюся папиросу и передал ее на переднее сиденье Теремку. Тот, приняв косяк, нажал на кнопку стеклоподъемников, расположенную между передними сиденьями, и стекла поползли вверх.

— Кумар выходит, — пояснил Теремок и глубоко затянулся, потом передал папиросу Палачу. — Атомный косяк!

Через минуту «атомный косяк» был выкурен, и в салоне стало дымно, как в коптильной камере. Еще через две минуты троих конкретных пацанов приходнуло так, что они стали потихоньку хихикать, и, наконец, истерично заржали, словно кто-то их щекотал за пятки.

— Слышь, блин, кончай ржать, а то сейчас улетим, — между приступами дикого беспричинного смеха выдавил Палач и, нажав кнопку, опустил все стекла, чтобы принять в грудь пару глотков свежего воздуха. Теремок и Груша, не слыша его, продолжали, задыхаясь, смеяться, одержимые демоном, выпущенным из комочка зеленоватого ароматного вещества. «Вольво» виляла по солнечному проспекту Гегеля, распугивая редкие машины. Собрав волю в кулак, Палач резко нажал на тормоз, и «вольво», оставив за собой две черные полосы, остановилась.

От резкого торможения сидевший рядом с Палачом Теремок с громким стуком ударился лбом о стекло, а сидевший сзади Груша налетел мордой на подголовник и больно рассадил изнутри губу о собственные зубы.

В машине стало тихо. Все посмотрели друг на друга. Теремок тер ушибленный лоб, Груша сосал кровоточившую губу, а Палач, отдуваясь, сказал:

— Ну, в натуре, и масть! Во цепляет!

Теремок посмотрел вперед и сказал:

— Э, слышь, а этот-то где!

Палач тоже посмотрел на пустую дорогу и, нахмурившись, нажал на газ.

«Вольво» рванулась вперед, и через некоторое время преследователи увидели впереди знакомую «пятерку», подъезжающую к развязке, ведущей в Город,

В «вольво» стало тихо. У сидевших в ней салтыковцев пошел другой кайф, и теперь они внимательно следили за преследуемой машиной, ожидая момента, когда можно будет приступить к действиям. По приказу шефа следовало загасить водителя, причем сделать это особо жестоким и оскорбительным для Кабачка образом, и оставить в машине свою визитную карточку.

Ничего не подозревающий Ден пристроился следом за машиной ГАИ и спокойно курил сигарету «Парламент». Теремок, раздраженный тем, что напасть на водителя «пятерки» было невозможно, злобно произнес:

— Ишь, сволочь, за ментом пристроился. Грамотный, гад!

— Грамотный-то грамотный, а вот если он до самого города будет за гаишной задницей ехать, где мы его замочим? — отозвался Палач.

— В городе прижмем и замочим, — послышалось с заднего сиденья.

— Как ты его замочишь, если там ментов полно? — поинтересовался Теремок.

— Харэ базарить попусту, — прервал бесполезную трепотню Палач. — Груша, дай-ка мне водички, а то сушняк!

Разговоры смолкли, и было слышно только, как Палач громко булькал минералкой из двухлитровой пластиковой бутылки.

Проезжая мимо памятного места, где разбились на «лексусе» Бантик и Лось, Ден увидел торчавший около дороги венок, а рядом с ним бутылку, стакан, прикрытый коркой хлеба, и несколько цветков.

В том месте, куда угодил потерявший дорогу «лексус», было сломано несколько небольших деревьев, а на более толстых стволах, в которых застрял исковерканный автомобиль, была содрана кора. Когда Ден увидел тот самый сук, на котором висел выкинутый из салона Бантик, его передернуло, и он поплевал через левое плечо.

Мент впереди ехал ровно восемьдесят, и Ден следовал за ним, не изменяя дистанции и не беспокоясь ни о чем. Посмотрев в зеркало, он увидел, что за ним так же дисциплинированно едет черная «вольво» с затененными стеклами. Через несколько минут впереди показался пост ГАИ, на машине мента замигал правый поворотник, и она остановилась рядом со встречавшим ее гаишником.

На улицу Дубравушкина машины выехали уже под сотню километров в час. «Вольво» ровно держалась сзади. Проехав по Черниговскому, Ден приблизился к перекрестку и остановился, пропуская идущие слева машины.

Краем глаза он увидел в зеркале, как у «вольво», остановившейся за ним, открылась левая задняя дверь и из нее выпрыгнул какой-то парень. Водительская дверь «пятерки» резко распахнулась. На голову Дена, повернувшегося в сторону наглеца, чтобы достойно ответить на вторжение, обрушился сильный удар, и Ден потерял сознание.

Палач, подойдя к водительской двери, рывком распахнул ее и несколько раз ударил водителя по голове. После этого он отпихнул неподвижное тело Дена на пассажирское сиденье, а сам уселся за руль.

Теремок вспомнил, как застал однажды Палача за странным, на первый взгляд, занятием. Палач, поставив на водительское сиденье «Жигулей» боксерский мешок, стоял рядом и методично бил по нему через открытую дверь. Через несколько минут он закрыл дверь и стал отрабатывать удары через окно.

Теремок, пересевший за руль «вольво», посмотрел в зеркало заднего вида. Сзади машин не было. Груша перелез на переднее сиденье и, двинув Теремка локтем, заржал:

— Обаночки! Как он его!..

Теремок сдержанно улыбнулся, поскольку он ничего сверхъестественного в действиях Палача не видел.

— Да, вполне профессионально, — хладнокровно отреагировал он, и тут до него дошло, что он произнес слово «вполне» в первый раз в жизни.

Пораженный этим, он чуть не пропустил момент, когда, дождавшись паузы в беспрерывном потоке машин, Палач, сидевший за рулем «пятерки», рванул с места. Теремок рванул следом, и они оказались на набережной.

Следуя за Палачом, Теремок все гадал, куда же тот направится. Но кое-что было ясно уже сейчас.

— Ну, блин, мы щас с этим козлом разберемся! Ух, разберемся! — весело повторял он.

— Гы-гы-ы! — радостно заржал Груша, потирая руки.

Покрутив по Тихорецкой, Палач, наконец, увидел то, что искал, и «пятерка» въехала в освещенный солнцем двор дома, находившегося в состоянии капитального раздрая, именуемого ремонтом. Рабочих на стройке не было. Среди строительного мусора и еще недоразворованных стройматериалов сидели несколько кошек, которые разбежались, услышав шум подъезжающих машин. Под колесами захрустел битый кирпич, затрещали обломки досок. Салтыковцы вышли из машин, вытащили Дена, который все еще был без сознания, и бросили его на землю.

Теремок огляделся и сказал:

— А чё, конкретное место. В самый раз. Слышь, Палач, а ты его конкретно приложил. Уважаю!

Ден тихо застонал, медленно приходя в себя. Левая сторона его лица была раздута и кровоточила. Подняв глаза, он увидел перед собой троих похитителей, рука автоматически потянулась к поясу.

— Ну и что ты хочешь там найти? — насмешливо спросил Палач. — Пушку свою ищешь? Так вот она! — он повертел в воздухе Деновским «Макаровым».

Теремок и Груша было заржали, но Палач остановил их:

— Тащите его туда, — и указал на обшарпанный проем подъезда, перекошенная дверь которого висела на одной петле.

Теремок с Грушей подхватили Дена за руки и, слегка вывернув их назад, потащили в подъезд. Ден попытался сопротивляться, но, получив от Груши коленом в живот, пошел, спотыкаясь, куда вели.

Когда вся компания поднялась на второй этаж, Палач, оглядевшись, сказал:

— Тащите его в эту квартиру.

Квартира, в которую заволокли Дена, представляла собой одну большую комнату без перегородок с наполовину разрушенной внешней стеной. Пол был завален обломками кирпича и обрывками обоев. Среди всего этого бардака стояли штукатурские подмости, измазанные раствором и краской. Лучи солнца, проникавшего через проемы полуразрушенных стен дома, слегка оживляли мрачную картину общей разрухи.

— А привяжите-ка этого козла к вон тому козлу! — скомандовал Палач, и все трое, довольные таким тонким остроумием своего вожака, засмеялись.

Теремок быстренько нашел большой кусок ржавой проволоки, и через несколько минут Ден был привязан к подмостям наподобие буквы «X». Его руки и ноги были разведены в разные стороны и грубо прикручены проволокой, причинявшей ему сильную боль. Палач, просматривая документы, обнаруженные в папке, которая была при Дене, и, не понимая в них ничего, бросал на пол один лист за другим. Перебрав все и не обнаружив ничего интересного, он швырнул папку в угол.

— Слышь, — обратился он к Теремку, — а что у него там в карманах?

— Ща, посмотрим, — отозвался Теремок и стал обыскивать Дена.

— Так, это бабульки, — бормотал он себе под нос, — это ключики, они ему больше не нужны. Они ведь тебе больше не нужны, правда? Во, документы, годится. А это что?

И он вынул из внутреннего кармана Дена сложенный вчетверо розыскной портрет Бекаса с казенными комментариями к нему. Развернув его, он нахмурился, что-то соображая, затем, развернувшись к Дену, с размаху ударил его между ног и злобно прошипел:

— Да он мусор поганый, вот он кто! Он же мент поганый, он же, падла, конкретным пацанам жизни не дает! Дай, я его замочу, козла вонючего!

Ден, зажмурившись и закусив губу, сильно побледнел и замычал от боли.

Палач выхватил у него из руки листовку и сказал:

— Заткнись, сейчас разберемся.

Он был старшим группы, и ему следовало подчиняться.

Теремок с трудом успокоился и отошел к стоявшему в стороне Груше, который в это время забивал косяк. Груша, закончив забивать, протянул косяк Теремку и сказал:

— На, оттянись лучше, чего прыгать? Палач сам разберется.

Палач, внимательно изучив портрет, подошел к Дену вплотную и долго рассматривал его лицо.

— Ладно, ты не мент. А это кто? — и он поднес бумагу к глазам Дена.

— Не твое дело, — сквозь зубы ответил Ден и сплюнул кровь.

— Ну, не мое, так не мое. Эй, слышь, иди сюда! — обратился он к Теремку, только что набравшему полную грудь терпкого дыма.

Тот торопливо передал косяк Груше и, задержав дыхание, поспешил на зов.

— Этот козел говорит, что это, — и он потряс листовкой, — не мое дело. Может быть, это твое дело? Как ты думаешь? Сделай-ка ему, как тогда Банщику. Помнишь?

Теремок выпустил дым и обрадованно ответил:

— Помню-помню! Щас сделаем!

И в глазах Теремка, и так-то склонного к садизму, а теперь еще и сильно обкуренного, засветились нехорошие огоньки.

Он вдруг вытащил из заднего кармана опасную бритву, открыл ее и начал медленно играть перед лицом Дена страшным сверкающим лепестком. На его искаженном лице появилось странное выражение, а в углах рта выступила пена.

— Щас мы тебе будем делать чик-чик. А потом чук-чук. А потом снова чик-чик. Ты думаешь, я тебе буду фасад расписывать? Не-е-ет, — протянул он нежно. Мы тебе будем чик-чик делать.

Он опустился перед Деном на колени. Палач и Груша стояли в стороне и, передавая друг другу косяк, следили за происходящим. Теремок несколькими ловкими движениями раскроил бритвой брюки Дена, затем аккуратно потрудился над его трусами и, театральным жестом отбросив в сторону вырезанные лоскуты, поднялся на ноги и отступил на два шага.

— Чик-чик! — торжественно произнес маньяк, воздев бритву к небу. Его рука попала в солнечный луч, и опасное лезвие засверкало, как маленькое кривое зеркало.

Теремок обернулся к Палачу и ждал дальнейших команд.

Наступила тишина.

Палач, отбросив докуренную пятку, смотрел на Дена и молчал. Будучи очень жестоким пацаном, он, тем не менее, не любил маньяков, а сейчас он видел перед собой стопроцентного маньяка во всей красе. Он подошел к Дену и сказал:

— Если ты ответишь на мои вопросы, я тебя застрелю, и все. Если нет — мы с Грушей уйдем, а Теремок останется. Тебе все равно не жить. А как умереть — выбирай. Усек?

Ден сильно побледнел и, посмотрев на Палача несколько секунд, утвердительно кивнул.

Палач тоже кивнул и, прикурив сигарету, вставил ее в рот Дена.