Братва - Сиреневый туман, любовь и много денег

— Что, какие-нибудь проблемы?

Вместо ответа Тихоня спросил:

— Салтыкова давно видел?

Бандит, напрягшись, как пружина, ответил:

— Вчера вечером, а что?

Тихоня помолчал и сказал:

— А то, что больше ты его не увидишь.

И тут же ударил Гонщика в челюсть.

Если бы это был удар человека обыкновенной комплекции и подготовки, дело окончилось нокаутом. Но Тихоня привык бить навылет, и челюсть Гонщика сломалась в восьми местах. Кроме того, отлетев к стене, он сильно ударился головой о кафель и, потеряв сознание, рухнул без сознания на пол. Двое других у стойки были в шоке. Наконец один из них обрел дар речи и, выкрикнув:

— Ты чё творишь, падла?! Братан! Налет! — полез в карман.

Тихоня схватил его за руку и дернул на себя. Затем повернул ее каким-то хитрым образом и крутанулся вокруг своей оси. Опять раздался хруст, и конкретный пацан завопил благим матом. Его рука неестественным образом торчала в сторону и вверх. Тихоня схватил его одной рукой за грудь, другой за ширинку, поднял вверх и с размаху опустил на край прилавка. К этому моменту Крюк уже вынул из-за пазухи «вальтер» и, направив его на стоявшего у стойки бандюка в понтовом кепаре, который даже не попытался бежать, спросил:

— Дедушку помнишь?

— Ка-ка-как-ого дедушку? — заикаясь от страха, изумленно спросил тот, совершенно не понимая, что происходит, и продвигаясь боком к двери в подсобку.

— Обыкновенного, — ответил Крюк, — старенького, ветерана войны, — и прыжком преодолев разделяющее их расстояние, ударил кепаря рукояткой пистолета чуть пониже козырька, а потом сверху вниз по темечку. Голова у бандита дернулась, и он, уже мертвый, упал за стойку, придавив ноги оцепеневшего от страха Ботвинника.

Удалившиеся в глубину подвала, где на полу у батареи сидел измученный Иванов, бандиты собрались для разгона попрессовать его немного, как вдруг из торгового зала раздался крик. Развернувшись, они бросились обратно, на ходу вынимая из карманов оружие: два «Макарова» и один нож.

Первым из подсобки выскочил Толян и тут же получил в голову сразу из двух стволов. Выронив пистолет, он рухнул под ноги спешившему следом с ножом в руке Хотдогу. Хотдог споткнулся и, упав мордой вниз, напоролся щекой на нож. Ему было больно, но недолго, потому что Шварц дважды выстрелил ему в область левой лопатки.

Высунувшийся из коридора Мурза увидел, что дело плохо, и тут же бросился обратно. Он рассчитывал выбраться через черный ход, дверь которого обычно была не заперта. Так бывало обычно, а сегодняшний день был совсем не обычным, так что ему не повезло. Подергав ее, Мурза, матерясь, бросился обратно и, открыв заскрежетавшую железную дверь, спрятался в тесной и темной кладовой.

Шварц и Тихоня, который тоже вынул «вальтер», осторожно углубились в коридор. Крюк и Валдае остались в зале.

Пьяный, мельком взглянув на валившихся на пол бандитов, вернулся к прерванному занятию, продолжая отмерять нужную пропорцию «Льдинки», которая, будучи соединенной с обыкновенной водопроводной водой, превращалась в превосходный эликсир забвения.

Крюк закрыл входную дверь и задвинул штырь, а Валдис подошел к испуганному Ботвиннику и с наигранным прибалтийским акцентом сказал ему:

— Налей-ка со-о-точку.

Ботвинник трясущейся рукой налил, и Вадцис сказал:

— А те-перь вып-пей. Смо-треть стра-шно, как те-бя кол-ба-сит!

Ботвинник послушно выпил. Валдис сказал:

— Ну, вот те-перь, дру-гое де-ло!

Ботвинник закивал. Подошедший Крюк, облокотившись на стойку рядом с Вадцисом, спросил:

— У тебя память хорошая?

Ботвинник опять закивал, и Крюк, огорченно покрутив головой, посетовал:

— Это плохо. А может быть, у тебя все-таки плохая память?

Ботвинник собрался было опять затрясти головой, но Вадцис уже без акцента сказал:

— Что ты все киваешь? Словами скажи!

— Плохая память, очень плохая, — просипел Ботвинник, залавливая не желающую проходить куда надо водку. — Ничего не помню. Сразу дали по голове, и ничего не помню.

— Молодец, — похвалил его Валдис и, повернувшись к Крюку, подмигнул ему. — Люблю понятливых людей! Патроны нам экономят. И насчет по голове тоже правильное предложение. Исполни желание товарища…

— 

Тем временем Мурза, заскочив в темную кладовую, вытащил из кармана мобильник. В темноте засветились кнопки. Мурза, повизгивая от нетерпения, прижал трубку к уху. Услышав сигнал соединения, он быстро заговорил громким шепотом:

— Слушай, Рыжий! Мы к Ботвиннику заехали, а тут пришли какие-то быки и всех завалили. Я один остался. Сижу в кладовке.

В коридоре прозвучали быстрые шаги и смолкли у двери, за которой сидел в темноте перепуганный Мурза.

— Да я не знаю, кто это, — в отчаянии выкрикнул он в ответ на вопрос из трубки.

— Как не знаешь? — раздалось из-за двери. — Отлично знаешь! Вы, козлы, зачем Дена замочили, погром в редакции устроили, народ в «бугатти» поубивали?

Ужаснувшийся Мурза все понял и закричал в трубку:

— Это кабачковские! Всех положили, я один остался.

Из-за двери послышалось:

— И тебя сейчас положим. «Открой, Володенька…»

Засова на двери не было, и Мурза понял, что пришел конец.

Он бросил трубку и, выхватив из кармана «Макаров», наставил его в темноте в сторону двери.

Дверь, тихо заскрипев, приоткрылась на несколько сантиметров, и по полу кладовки прокатился какой-то предмет. Страх охватил Мурзу, когда он осознал, что это была граната. Вся прожитая жизнь должна была пронестись в это мгновение перед ним, но передумала.

— Суки, падлы! — только и смог он вспомнить в такой важный в его жизни момент.

Через несколько секунд в тесной кладовой прозвучал удар грома. Дождя не пошло, но в Мурзе появилось от тридцати до пятидесяти лишних дырок, и на полу все-таки образовалась лужа. Она была черного цвета, и ее не было видно в темноте.

Проходя мимо второй открытой двери, через которую было видно сидевшего на полу у батареи Иванова, Тихоня спросил у Шварца:

— А с этим что?

Шварц взглянул на человека, из-под задравшейся штанины которого был виден протез, и ответил:

— Освободи и побыстрее. Мы тут слишком нашумели в конце, менты скоро могут подъехать. За террористов могут нас принять.

Через пару минут салтыковские спецы-ликвидаторы уселись в машину, и Шварц сказал сидящему за рулем Валдису:

— Теперь в Раздольное.

* * *

«…как сказал классик, пренеприятное известие. Вы, Волк, назначаетесь ответственным за мероприятия по розыску Бекасова и, соответственно, по возвращению пульта. Ответственным! Вы знаете, что это значит?

— Я только не понимаю…

— Ничего вы не знаете. Вы обратили внимание на то, что я на вас даже не кричу? Не обратили? А зря. На похоронах шуметь не принято. Вы поняли намек?

— Вы что такое говорите, Тигр! На каких похоронах? Вы это бросьте! Что я, зря шесть лет…»

Глава 11

И НАДО БЫ ПРЫГНУТЬ, НЕ ВЫШЕЛ НАЛЕТ, НО КТО-ТО УЗНАЕТ И «БАБКИ» ВОЗЬМЕТ!

Палач стоял перед подъездом, подняв голову, и медленно обводил взглядом ярусы строительных лесов. В правой руке он держал деновский «Макаров». На въезде во двор, контролируя выход из мышеловки, прислонившись к стене, стоял давно на все готовый Хмурый.

Оглядев двор и не увидев никакого движения, Палач громко произнес:

— Бекасов! Я знаю, что ты здесь.

В пространстве, окруженном трехэтажной подковой здания, каждое его слово прозвучало четко и внятно. Любой, кто находился в этом доме, в окнах которого сейчас не было стекол, должен был слышать его заявление.

— Я знаю, что миллион у тебя! — продолжил он. — Поделись!

Хмурый, подпиравший стену, услышал заявление старшего группы, от удивления сделал шаг в сторону Палача.

Тот, услышав хруст гравия под ногой Хмурого, обернулся и вполголоса сказал:

— Стой, где стоишь.

Хмурый остановился и заложил руки за спину.

О миллионе он слышал впервые. То, что он услышал, удивило и заинтересовало его. Значит, вот что имел в виду Палач, когда, увидев этого мужика в «опеле», сказал: «это он». А Хмурый еще удивлялся — с чего это вдруг Палач погнался за каким-то очкастым чайником, как умалишенный? Мента сбил, машину не жалел…

«Вот оно в чем дело! — подумал Хмурый. — И, главное, ничего не сказал!»

Он смотрел на широкую спину Палача и соображал. Потом перевел взгляд на лежащего рядом с «вольво» Валета с ломом в голове и, снова посмотрев на Палача, негромко спросил:

— А чего миллион-то, долларов или деревянных?

Не оборачиваясь, Палач так же негромко ответил:

— Баксов. И если мы возьмем его живого и раскрутим, получишь долю немалую.

— Ага… — неопределенно ответил Хмурый. — А Салтыков знает?

— А зачем ему знать?

— Ага… — повторил Хмурый и умолк.

В братковской табели о рангах он не был шестеркой, как, например, валявшийся с раскроенной головой Валет. До своего недавнего поступления под знамена Салтыкова Хмурый уже был состоявшимся и серьезным уголовником и сам умел принимать решения. Когда складывались подходящие обстоятельства, он мог быть жестоким и смелым, не уступая в этом Палачу. Палач этого не знал. Кроме того, Хмурый умел считать.

Он снова посмотрел на труп Валета. Теперь их было только двое. Неожиданная информация о миллионе долларов изменила его отношение к происходящему. Он снова посмотрел в спину Палача. В уголовном мире такие люди, как он или Палач, с легкостью убивали друг друга, несмотря на то, что при встрече радостно заключали друг друга в горячие объятия. Американская мафия пользовалась в таких случаях лицемерной формулой «прости, это только бизнес, ничего личного». Российские бандиты не утруждали себя произнесением этой сакраментальной фразы, а просто грохали друг друга без всяких затей.

— Бекасов! — снова воззвал к скрывшемуся в доме Палач. — Давай поговорим! Ты ведь отсюда все равно живым не выйдешь.

Ответа не было. Палач представил, как этот лох сейчас в панике кусает пальцы, забившись где-нибудь в угол, и не знает, что делать дальше. Поэтому он спокойно ждал, когда Бекасов созреет и подаст голос. Ну, а уж выбить из него информацию — дело техники, которой Палач владел в совершенстве. Не зря же его так прозвали.

Хмурый в это время просчитывал варианты дальнейшего развития событий. Собственно, решение он принял в тот момент, когда услышал, что у Бекасова есть миллион. Палач тут же превратился в препятствие на пути к этому миллиону, которое следовало устранить. Он сам подписал свой приговор, заговорив о миллионе при Хмуром.

Хмурый, как ни странно, думал об этих деньгах точно так же, как Бекас. Возможно, он не смог бы выразить это такими точными словами, но суть оставалась той же. Он хотел изменить свою жизнь.

Хмурый медленно поднял пистолет и прицелился в затылок Палача, который терпеливо ждал ответа загнанного в угол человека. Между ними было не более пятнадцати метров, и на таком расстоянии промах был исключен. Поддержав кисть правой руки, в которой был «ТТ», левой рукой Хмурый плавно нажал на спуск. Раздался бессмысленный щелчок.

Палач, услышав этот звук, мгновенно обернулся и выстрелил навскидку. Пуля попала Хмурому в ключицу, его отбросило на шаг, и он выронил пистолет. Палач сразу же выстрелил ему в ногу, и Хмурый упал на правый бок. Подскочив к нему, Палач ногой отбросил «ТТ» в сторону и встал над Хмурым, наведя на него «Макаров».

Лежавший на земле безоружный бандит, ухватившийся обеими руками за простреленную мякоть бедра, и стоявший над ним Палач смотрели друга на друга и молчали. Суть происходящего была совершенно ясна для обоих. Оба знали, что в живых должен был остаться только один. А теперь еще и стало точно известно, кто именно.

Говорить было не о чем, кроме того Палач, в отличие от покойного Теремка, не получал никакого специального удовольствия от страданий беззащитной жертвы, поэтому он без лишних слов выстрелил Хмурому в лоб и вернулся к исходной задаче.

Вдруг откуда-то сверху раздался спокойный насмешливый голос:

— А тебе повезло, верно?

Палач вздрогнул и стал шарить глазами по этажам, стараясь угадать, из какого окна за ним наблюдал Бекасов.

— Ты хочешь миллион? А зачем он тебе? У тебя же нет никакой фантазии, бандит.

Палач ждал от загнанного в угол человека чего угодно, но только не спокойных рассуждений о его палачевском месте жизни. Он слегка занервничал, не понимая, что происходит.

— А скажи, — снова прозвучал голос Бекаса, — этого, которому лом на голову упал, ты его тоже застрелил бы?

— Да, — зло ответил Палач, чтобы хоть что-нибудь сказать. Теперь, когда игра велась в открытую, он понимал, что заманчивые предложения «поговорить», «поделиться» и «обсудить» будут звучать, мягко говоря, смешно. Он уже показал свое настоящее лицо. Кроме того, они слишком нашумели при въезде в парк, с минуты на минуту сюда могли пожаловать гости.

— Я так и знал, — отозвался Бекас. — Ты любишь деньги больше, чем людей. Хотя ты прав, какие вы люди?! Мы продолжим игру, но, чтобы она стала еще интереснее, ты должен кое-что узнать. Понял?

Сверху раздался негромкий хлопок, одновременно с которым прозвучал звук удара пули по железу, и в дверце «вольво» появилась маленькая аккуратная дырочка. Вот уж этого Палач никак не ожидал. У Бекасова был ствол, да еще и с глушителем.

«Кто же такой этот долбаный Бекасов?» — подумал Палач. То, что намеченная жертва оказалась совсем не лохом, было теперь совершенно очевидно, но и Палачу отступать было некуда после убийства Хмурого. Все, что Палач построил в себе в последние двадцать минут, рухнуло. Он, как дурак, стоял посреди двора с «Макаровым» в руке, а из какого-то окна на него смотрел человек, который мог в любую секунду убить его, но почему-то этого не делал. Палач постепенно начинал выходить из себя.

— Да, я понял, — вызывающе ответил он, — и что дальше?

— А дальше то, — раздался ответ, — что получается очень интересная ситуация. Хочешь меня найти — найдешь. Но, как найдешь — тут же умрешь. Будешь искать?

— Я тебя, пи…. и найду, и раком поставлю, — ответил вконец рассвирепевший Палач и с девизом «Вперед! За бабки!» решительно нырнул в темный подъезд.

Постояв полминуты неподвижно и подождав, пока глаза после яркого солнца привыкнут к полумраку, Палач огляделся. В обе стороны уходили изогнутые анфилады просторных комнат с разбитыми высокими потолками. Кое-где можно было увидеть то ведро с малярной кистью в нем, то прислоненную к стене лестницу, то полуразобранные полы, — в общем и целом, состояние ремонта было налицо. Палач на цыпочках поднялся по лестнице и застыл на площадке второго этажа, решая, куда идти. Как и внизу, в обе стороны открывались симметричные анфилады комнат. Надо было выбирать. В одной из дальних комнат справа послышался шорох, и что-то легкое прокатилось по полу. Палач, стараясь двигаться бесшумно, направился туда. Осторожно пройдя четыре комнаты, он так ничего и не обнаружил. Вдруг сверху послышался какой-то шум, Палач резко поднял голову, и тут на него обрушился поток грязной воды, смешанной с остатками строительного раствора. Он мгновенно оказался мокрым до нитки. Протерев глаза, бандит увидел в потолке над своей головой широкий пролом. Ошеломленный, он стоял, направив вверх ствол «Макарова», и ничего не понимал. Он мог ждать пули, но не этой идиотской шутки.

А сверху послышался веселый голос:

— Я тут водичку в тазике нашел. Но разве черного кобеля отмоешь добела? А вот и тазик!

Из пролома вывалилась ржавая жестяная лохань литров на сорок и, ударив по плечу едва успевшего отскочить в сторону Палача, с грохотом покатилась по полу. От ярости у того покраснело в глазах, и, сунув «Макаров» за пояс, Палач бросился к окну. Бежать обратно к лестнице показалось ему слишком далеко, и он решил подняться на третий этаж по лесам.

Ловко цепляясь за ржавые трубы, он через несколько секунд оказался на измазанном известкой дощатом настиле третьего этажа и, прижавшись к стене, осторожно заглянул в окно. По анфиладе разносилось эхо быстро удаляющихся шагов. Палач перепрыгнул через подоконник и, держа пистолет перед собой, стал красться в направлении удаляющегося эха. Добравшись до лестницы, он остановился в замешательстве. Бекас мог уйти по одному из пяти направлений. Одно — на этом этаже, еще по два на втором и первом. Кроме того, он мог выбраться на леса. Палач выглянул в окно. На лесах, которые было видно полностью, никого не было. В это время снизу послышался шум, и Палач рванул на шум. Остановившись на площадке второго этажа, он поднял с пола обломок строительного мусора и швырнул его в левую анфиладу.

Стуча по паркету, обломок прокатился по комнатам, и снова настала тишина. А за спиной Палача, из самого конца противоположной галереи больших комнат, вдруг раздался голос:

— Пушкин любил кидаться камнями!

Хармсовская фраза, смысл которой был недоступен Палачу, довела его до белого каления, и он, не думая о том, что может схлопотать пулю, бросился на голос. Добравшись до последней комнаты, он не обнаружил никого, но зато услышал, как Бекас бежит по первому этажу. Видимо, он спустился по лесам. Подойдя к окну, Палач увидел, что на противоположной стороне подковообразного здания в окне первого этажа стоит Бекас и приветливо машет ему рукой. В другой руке у него был пистолет с длинным стволом, направленным на Палача. Он тут же присел за подоконник и на корточках перебрался подальше от окна, в тень, где его было невозможно разглядеть с улицы. Проскочив в следующую комнату, он осторожно выглянул в окно и, не увидев никого, вылез наружу. Он решил спуститься по лесам до первого этажа и начать все сначала. Снова засунув «Макаров» за пояс, Палач перелез через ограждение и, повиснув на нем, стал перебирать руками, чтобы схватиться за следующую перекладину. В этот ключевой для него момент он скорее почувствовал, чем услышал несколько далеких хлопков, и что-то сильно ударило его по правой руке, на которой он в данный момент висел. Рука разжалась, и жадный до денег бандит полетел вниз вместе со всеми своими мечтами на новую красивую жизнь.

Бекас вышел из подъезда и, держа «беретту» наготове, подошел к лежащему в неестественной позе Палачу. Тот был еще жив, но такая жизнь была ему явно не по душе. Позвоночник был сломан в нескольких местах. Кость сломанного бедра, распоров мышцы и джинсы, торчала наружу. Лицо стонущего от нестерпимой боли бандита потеряло симметрию и было испачкано пылью и кровью, текшей изо рта. Палач то ли быстро дышал, то ли негромко кашлял. С каждым выдохом изо рта выплескивалось еще немного крови. «Макаров» валялся рядом, но при всем желании парализованному Палачу было сейчас не до него. Он умирал.

Бекас, не привыкший к таким зрелищам, пожалев в душе несчастного умирающего, убрал «беретту» в кобуру, запахнул куртку и, нагнувшись к умиравшему бандиту, сказал:

— Я не знаю, откуда берется такая мразь, как вы, и не знаю, куда она уходит. Я бы отдал этот самый миллион за то, чтобы вы стали нормальными людьми и не мешали бы жить другим. Но мне вас искренне жаль, и если это вам хоть немного поможет на том свете, то примите мое прощение. Прощайте.

Отвернувшись, он оглядел двор, в котором лежали два трупа, а через минуту будут лежать три, и быстрым шагом направился к машине. С момента, когда его засек человек с биноклем, прошло всего лишь тридцать пять минут. Минут, которые показались ему целой эпохой. Он покачал головой и уселся за руль. Следовало торопиться, пока не поднялась общая тревога. К его счастью, второй выезд из парка отдыха был открыт. На ходу протянув охране полтинник вместо десятки и с магическими словами «сдачи не надо», Роман выехал на дорогу, быстро влившись в общий поток машин…

* * *

«…на фига они нам сдались? То одно крутят, то другое.

— Вы мне не хамите, Волк. То, что Слон приказал повременить с ликвидацией Бекасова, еще ни о чем не говорит. У них там, наверху, что-то не стыкуется…»

Глава 12

ИХ «SOS» ВСЕ ГЛУШЕ, ГЛУШЕ. ИМ УЖАС РЕЖЕТ ДУШИ… ПОПОЛАМ!

В микрорайоне новостроек Раздольное, на улице Молоховец, в ее кривой и малолюдной части находился деревообрабатывающий цех. В одном из его помещений действительно стояли станки, высились штабеля досок, из которых четверо работяг делали какую-то мебель, вокруг было полно опилок и стружек. В общем — обыкновенная столярка.

Лишь очень немногие знали, что все остальное пространство занимала тайная база Салтыкова. «База» — серьезное и деловое слово. И поэтому правильнее было бы назвать это место складом, схороном, а то и просто малиной. Там, в коробках, мешках и ящиках хранилось награбленное добро. Отнятые и украденные у людей вещи. От телефонного аппарата до автомобиля. Шмотки, бытовые видики и слышики, швейные и стиральные машины, одежда — ничем не гнушались жадные до чужого бандиты. На антресолях, под крышей склада, отдыхали дежурные салтыковцы-охранники.

Заведовал этим хозяйством Алексей Митрофанович Федюков, шестидесяти двух лет. В советское время он был завхозом. Страсть, а может быть, и талант к управлению имуществом сочетались в нем с непреодолимым желанием это имущество присвоить. Несколько раз он сидел по соответствующим статьям, выходил и снова становился начальником над чьим-нибудь хозяйством.

В каждой организации ему непременно присваивалось избитое, но бессмертное прозвище Плюшкин, против которого он не возражал. Он не находил ничего смешного или неестественного в поведении гоголевского героя и лишь пожимал плечами, когда кто-нибудь укоризненно или насмешливо указывал на их сходство. И вот однажды извилистая дорожка Плюшкина пересеклась с мрачной тропой Салтыкова. Они нашли друг друга, и теперь в жизни Плюшкина наступила гармония. Он управлял присвоенным имуществом и чувствовал себя на своем месте.

За цехом в землю была зарыта пустая цистерна емкостью сорок тонн. Когда-то в ней хранился мазут для котельной, но вот уже лет двадцать ей никто не пользовался, и о ней забыли. Люк, находившийся на уровне земли, был завален мусором и деревянными отходами. Салтыков нашел ей достойное применение, и теперь в сорокатонном пустом объеме хранились трупы тех, кого приходилось убивать в процессе отъема денег и имущества. Трупов было то ли одиннадцать, то ли семнадцать — никто точно не знал. А охотников спуститься и посчитать — не было.

В общем, хорошее было место.

Свернув с Самарской на улицу Молоховец, Шварц спросил у своих ребят:

— Ну что, по кофейку?

Предложение было одобрено единодушно, и «пятерка» свернула в карман, ведущий к площадке перед станцией техобслуживания автомобилей. Напротив фасада станции выстроились ларьки, в которых можно было приобрести абсолютно все, что могло потребоваться для ремонта «Жигулей». Когда-то, в советское время, спекулянты запчастями толпились перед станцией и бегали от ментов и сотрудников ОБХСС. Теперь все они стали добропорядочными коммерсантами и с достоинством прогуливались около своих лавок, обращаясь к автолюбителям со стандартным вопросом:

— Что-нибудь ищем?

Поставив «пятерку» напротив ларька № 35, Шварц вышел из машины и, пожав руку сидевшему на алюминиевом стульчике пожилому мужику с арбузным животом, обменялся с ним несколькими ничего не значащими приветственными фразами. В кафетерии, где толпились испачканные благородной грязью автослесари и преданно глядящие на них клиенты, Крюк скорчил недовольную гримасу, но Шварц поднял руку и издалека показал стоявшей за стойкой девушке четыре пальца. Узнав Шварца, девушка заулыбалась и кивнула. Их пригласили к одному из свободных столиков. Пока они ждали кофе, Шварц говорил о подробностях предстоящей операции.

В это время на базе Салтыкова полным ходом шли приготовления к очередной акции возмездия, направленной против Кабачка и его людей. Четырнадцать бандитов чистили пистолеты, курили план, подбадривали друг друга описанием того, что они сделают с кабачковцами. Объектом предстоящей акции Салтыков выбрал дом на Азовском проспекте. В бельэтаже этого старинного дома располагались юридическая консультация, салоны мобильных телефонов, компьютеров и офис дорогой строительной фирмы. Все это принадлежало Кабачку, и теперь, по решению Салтыкова, должно было быть уничтожено.

В будке около ворот, ведущих на территорию столярного цеха, сидел вахтер Вячеслав Василич Низинкин. Под столом у него, кроме большой тревожной кнопки красного цвета, стояла полупустая бутылка водки, и поэтому его настроение было приподнятым, а состояние — приятным. Пес Прошка, от которого по части охраны было гораздо больше толку, потому что зубов у него было раз в шесть больше, чем у вахтера, где-то шлялся. Вахтер, посмотрев в окно, окинул взглядом безлюдный двор, крякнул и полез под стол.

В это время распахнулась наружная дверь, и вахтер, быстро выдернув руку из-под стола, принял официальный и строгий вид. В тесном коридорчике появились четверо молодых и здоровых мужиков. Через секунду Низинкин оказался связанным под столом в приятнейшей, но временно очень недостижимой компании с поллитровкой «Кузьмич», ибо не только ноги и руки его были связаны, но и рот Василича был залеплен противной липкой лентой.

Пройдя во двор, спецы огляделись и направились к железной двери, из-за которой доносился надрывный вой циркулярной пилы. Пара мужиков в грязных спецовках с одной стороны совали в станок бревна, пара других принимала с другой стороны распиленные заготовки для досок. Подойдя к работягам, Шварц, стараясь перекрыть истошный визг пилы, проорал:

— Мужики, дело есть! — и, призывно кивая, поманил их пальцем.

Мужики, резонно подумав, что дело обернется хорошей выпивкой, побросали доски и, выключив станок, пошли за Шварцем и его ребятами, аки мыши за Нильсом. А те, неожиданно и ловко завалили их на пол, перебинтовали не хуже вахтера и сложили в каптерку. На прощание Шварц предупредил:

— Сидите здесь и не рыпайтесь. Вам же лучше будет. Выйдете — всем будет хана.

Шварц закрыл дверь, накинул замочную петлю и всунул в нее щепку. Из-за двери, ведущей в соседнее помещение, послышались голоса, звуки перетаскиваемых по полу вещей и неприлично громкие взрывы мата и смеха.

Подойдя к этой двери, Шварц осторожно приоткрыл ее и заглянул в узкую щель. Внимательно оглядев большой ангар и вольготно расположившихся в нем среди ящиков и разнокалиберной мебели бандитов, он тихо закрыл дверь и сказал:

— Тихоня, там есть еще одна дверь на улицу. Бери Крюка и идите туда. Как услышите выстрел — бросайте гранаты.

Тихоня кивнул, и они с Крюком быстро вышли из цеха.

Шварц и Валдис достали по «лимонке», выдернули чеки и встали напротив двери. Выждав секунд тридцать, Шварц выстрелил в воздух, затем быстро распахнул дверь, и они одновременно швырнули свои гранаты. Захлопывая дверь, Шварц успел увидеть обращенные к нему лица удивленных бандитов. Еще две гранаты влетели с противоположной стороны. Шварц и Валдас, держа пистолеты наготове, прижались к стене по обе стороны от двери. Рвануло почти одновременно, и сразу после них — послышались крики и стоны раненых бандитов.

Алексей Митрофанович Федюков стал первой жертвой нападения. Граната разорвала его на части, равномерно распределив по всем богатствам дорогого ему больше жизни склада ворованного добра.

Распахнув ногой дверь, кабачковские налетчики ворвались в ангар. На полу валялись три окровавленных трупа, еще двое корчились, зажимая руками раны. За ящиками и старым оборудованием прятались оставшиеся в живых.

Ватсон, спрятавшийся за верстаком, давно уже превращенным в обеденный стол, часто дышал и старался делать это как можно тише. Он видел вошедших в ангар вооруженных людей и знал, что они пришли убивать. Это ему очень не понравилось. Не понравилось ему и то, что его пистолет сейчас лежал в трех метрах от него, на коробке с телевизором «Сони». Посмотрев направо, он увидел Тюрю, который стоял за выступом стены и держал в руке «Макаров». Тюря приложил палец к губам, и Ватсон согласно кивнул.

Вдруг из противоположного угла послышался шум, и с криком «суки позорные!» из-за пожарного щита выскочил Брикет, прозванный так за то, что любую пачку денег или чего угодно другого он называл брикетом. Брикет держал в руке пистолет и беспорядочно палил из него в сторону четверки незваных гостей. Гости, совсем не уважая хозяев, тут же пристрелили Брикета.

Воспользовавшись этим, Тюря выскочил из-за угла и выстрелил в одного из налетчиков. У того дернулась рука и, выронив пистолет, он упал на пол, схватившись за раненое плечо. Ватсон тоже решил, что момент подходящий, и бросился к своему пистолету. Продырявленный во многих жизненно важных местах, Тюря рухнул на пол после синхронно быстрых ответных выстрелов незадетых Шварца, Валдиса и Тихони. Ватсон, успев-таки ухватить свою пушку, укрылся за лестницу, ведущую на антресоли.

Шварц, увидев, что Крюк ранен, сильно толкнул его к двери и приказал:

— Жди на улице.

Крюк, морщась от боли, кивнул и выскочил за дверь.

Сидя на корточках за металлической лестницей, Ватсон недоумевал, почему это отдыхающие на антресолях охранники не реагируют на такой беспредел. И тут, словно в ответ на его вопрос, фанерная дверь антресолей распахнулась, и оттуда раздались выстрелы. Стоявшие посередине ангара налетчики, едва услышав стук распахивающейся двери, профессионально раскатились по полу в разные стороны, и ни один из выстрелов не достиг цели.

Тихоня, оказавшись за штабелем видеомагнитофонов, нос к носу столкнулся с лежавшим там бандитом по кличке Жиган. Трусливый от природы Жиган от неожиданности открыл рот, и Тихоня, воспользовавшись этим, схватил его за нижнюю челюсть и резко рванул вниз, выдернув ее из суставов. Глаза Жигана выпучились от боли, он выронил пистолет и потянулся руками к лицу. Но Тихоня, вскочив на ноги, обхватил голову противника и повернул вправо до хруста в шейном отделе. Теперь Жиган, лежа на животе, смотрел неподвижными глазами в потолок. При жизни такой ловкий трюк у него ни за что бы не получился.